5. Фантазёр

Глава из повести "Под крылом Черного Ворона"

Свои находки Виктор сразу не выставлял на обозрение гостей музея. Он считал это непрофессиональным ходом. Любой предмет, найденный им при археологических раскопках, мог иметь свою историю жизни народа, которая многогранна. А вот если удастся раскрыть хоть одну из этих граней, то это - великая победа, которая позволит создать версию других граней – социальной, экономической, политической и культурной жизни людей в том периоде истории.

- Вот смотри, - ткнул Виктор пальцем в лежащий у него на столе молоток. – Предмет необходимый и для строителя, и для мебельщика, и в хозяйстве домашнем. О чем он еще говорит? Он сделан из железа, а это значит, что люди добывают железную руду, перерабатывают ее, льют и производят из нее не только молотки. А кому они нужны? В строительстве, раз. В ремонте, два. И вроде бы все? Но нет. Металл, из которого делали этот молоток, можно использовать и для изготовления оружия, которое необходимо для войны и для охоты. А это уже два разноплановых направления. Плюс, можно производить украшения, - Виктор зажимает третий палец, – посуду, сельскохозяйственные предметы, и так далее. И все это - ступенька в развитии того общества, культурный слой которого мы рассматриваем, ведь у нас другой возможности нет. Что нам известно об истории Югры или Ямала? А ничего, только предположения, какие здесь жили племена, которые занимались скотоводством, охотой, рыбалкой и все! И всех это удовлетворяет?

Тогда Михаил отказался от продолжения этого разговора. Тема, поднятая Виктором, была интересной, но развивать ее, как говорится, на пустом месте, было ни к чему. Ничего этот «археолог» не показал, а только красиво говорил, фантазёр. А фантазером, кстати, он был прекрасным, чего только ни сочинял.

Цель его жизни оставить будущему поколению ключик в древнюю историю. Да, да, то, что он смог собрать на раскопках в течение последних пяти лет, только открывало полог «новой» истории западной части Югры с девятого по десятый века нашей эры. Но тот период - это всего лишь одна из последних страниц книги, закрытой многовековыми печатями времени, которая начинается со страниц развития этого края с неолита – восьми-девяти тысяч лет до нашей эры (!), а может и намного раньше – мезолита, десяти тысяч лет назад.

Виктор в этом направлении был приверженцем Академика Андрея Александровича Тюняева. Он в своей книге «История возникновения мировой цивилизации» собрал сенсационные данные по археологии и древней истории Русской равнины, которую историки называют Русью.

- Археологи, обнаружившие древнейшую стоянку первобытного человека на Южном Урале, на каменном мысу Тембулатовского озера, нашли там копья, ножи, изготовленные из яшмы, - Виктор, сказав это, вопросительно посмотрел на Михаила, мол, понял ли он, о чем говорит его товарищ.

- Ну, это камень такой, красивый, разноцветный, – поторопился ответить Михаил.

- Прекрасно. Так вот, они были покрыты густой патиной, ну, пленкой окислов. А это говорило о том, что им несколько сот тысяч лет. Только за это время патина образуется на этом камне - яшме. Вот это и подтолкнуло Андрея Александровича со своими коллегами высказать новую версию, что Колыбель человечества находилась не в Ираке, как признано официально, а здесь на Урале.

- Вот смотри, - заметив заинтересованность у Михаила, продолжил свой рассказ директор городского музея. - Четыре реки Эдема, описанные в книге «Бытия», глава 10, стих 14, для верующих людей - это прямой ориентир потерянного рая, - почему-то стал шептать он, будто опасаясь кого-то. – Все думают, что это реки Тигр и Евфрат и два канала. Но на Земле есть только одно место, где практически из одной точки вытекают четыре полноводные, мощные реки: это Южный Урал. Да, да, именно отсюда выходят реки Волга, Обь, Урал и Ай, в которую через две сотни километров впадает река Уфа. Если посмотреть на карту, то эти реки составляют собой свастику или древнерусский коловрат.

- Фашистскую свастику? – неожиданно удивился Михаил, сломав на несколько частей карандаш, который держал в руке.

- Да причем здесь фашизм? – чуть громче зашептал Воробьев. - «Коловрат» понимается как «солнцеворот». «Коло» - это древнерусское название солнца, а «врат» - вращение. Коловрат - символ «живого» огня, побеждающего тьму, жизнь - над смертью и так далее, понимаешь. Но я не об этом хотел тебе рассказать, не о коловрате, хотя в Библии, скорее всего об этом месте говорится.

- О древней цивилизации ты хотел сказать - смягчился Михаил. - Но как ты можешь доказать это?

- Да никак, - махнул рукой Виктор, - если бы каждому из нас дано было жить хотя бы двести-триста лет, то можно было бы надеяться на то, что люди за это время придумают, как по-новому читать слои земли и распознавать в них ту жизнь, которая была. Я всего лишь хочу найти ключик к тому, как здесь жили люди всего лишь пять – десять веков назад. И если хоть что-то найду, то будет здорово.

И он показал Михаилу одни из первых своих находок при раскопках одного из древних поселений, которое существовало около тысячи лет назад. Это был каменный женский гребешок, а может и мужской, с вырезанным на нем рисунком охоты на лося. Часть железной сохи и медные шоры, которыми прикрывали глаза лошадей. Кстати, соха и шоры были найдены около скелета лося. Вот так-то.

Услышав это, Михаил тут же возмутился, неужели лосинные кости могли сохраниться в течение стольких лет?

- А как же остовы мамонтов, найденные на берегах рек Иртыша и Оби? - парировал вопросом на вопрос Михаила Виктор. - Тем более они пролежали в глине, а при некоторых условиях, при недоступности воздуха тело животного и даже человека может полностью сохраниться.

- Но, может, слой этой глины был намыт, мало ли какие природные явления здесь могли произойти в течение тысячи лет. Те же долгие и сильные дожди, поднявшие реки, - не уступал своему товарищу Михаил. – Да, я слышал, что раньше люди держали в своем хозяйстве и лосей, используя их как гужевых животных, для перевозки грузов, корчевания лесов, вспашки полей. А Петр Первый положил этому конец, запретив своим указом держать этих животных, так как они все равно  оставались дикими и неуправляемыми.

Но когда Виктор показал ему кусочки браслетов, первого - со львом и сфинксами, и второго – с коловоротом, задумался о правоте Виктора. Значит, здесь где-то действительно был или город, или деревня, в которой люди занимались сельским хозяйством, кузнечным делом, торговлей.
Что-то подобное Михаил где-то читал. Кажется писатель Чевелихин предполагал в одной из своих книг, что на Дальнем Востоке у Охотского моря двадцать тысяч лет назад была цивилизация с трамваями и поездами… А, может, действительно так и было, а потом, потом, что-то произошло, ну, например, огромный метеорит упал на землю и все цивилизации погреб во тьму. После него остались только некоторые поселения, живущие в лесах или в горах, которым как-то удалось спастись от тьмы и начали заново зарождать жизнь на Земле.

- Так вот, эти браслеты, - продолжал шептать Виктор, - из металла. И не простого, оба браслета золотые.

- Тьфу, - усмехнулся Михаил, - ты что, хочешь сказать, что под нами золотые руды?
Виктор в ответ пожал плечами.

- Золото есть везде, - наставительно посмотрев на журналиста, сказал он. – Из тонны еловой древесины, между прочим, можно извлечь 1,3 миллиграмма золота, из тонны осины - 2 миллиграмма золота, из тонны березы - около миллиграмма золота, в тонне болотного хвоща до 6 миллиграммов золота.

- Это из деревьев, которые растут здесь?

Подумав немножко, Виктор мотнул головой:

- Это в среднем. Может, у нас золота будет на десятую часть больше, может меньше, не знаю. Кстати, ежегодно в атмосфере земли распыляется около 3500 тонн метеоритного вещества, в котором находится примерно 18 – 20 килограмм золота. Следовательно, только за последний миллион лет в нашей земной атмосфере было распылено 18 – 20 тысяч тонн золота.

- А, ну да, тогда все понятно, - вздохнул Михаил. – Хочешь сказать, что эти предметы, - кивнув в сторону браслетов, - были выкованы здесь, в наших болотах. Может сюда золотой метеорит упал? Его наши предки нашли и делали из него наконечники стрел, копий…

- Не подтрунивай, - огрызнулся Виктор. - Можно сказать, что золото нас окружает буквально повсюду, в небольших концентрациях оно содержится в почве, в грунтовых водах, в растениях, в организме животных. В растения оно попадает вместе с солями, растворенными в грунтовых водах, с растительной пищей поступает в организм животных.

- Понятно, понятно, - перебил директора Михаил.

- В Британском центре ядерных исследований подвергли анализу шерсть оленей и других животных из заповедников страны и установили в ней наличие золота. В почве и воде заповедников этот металл не был обнаружен.

- Все понял, все понял, - тоже начал шептать Михаил.

- Ладно, хватит о золоте. Миша, только давай так, чтобы не подняли меня люди на смех, забудь об этом разговоре. В смысле о золоте. А также о цивилизации, которая здесь была…

- Вместе с мамонтами, - невольно вставил свое слово корреспондент.

- Вот, вот. Ну а в то, что я найду то, что ищу, очень хочется верить.

- Древний городок.

- Не знаю. Все, по расчетам одного моего знакомого математика, этот острог был здесь. Может не острог, может стойбище оленеводов, может еще что-то.

- Математика? – усомнился Михаил.

- Был такой древнегреческий ученый математик Эратосфен.  Он в третьем веке до нашей эры занимался измерением объема земного шара и доказывал возможность кругосветного плавания. Раз. Пифагор…

- Ладно, ладно, извини.

- Извини, говоришь. А зачем далеко ходить, Миша? Ты журналист и лечишь людей. Некоторых наши доктора тихонечко, чтобы никто не знал, просят тебя их вылечить, так сказать пользуются твоим биополем.

Михаил покраснел и опустил глаза.

- Так вот, - продолжил Виктор, - этот математик высказал версию, что наш район расположен на древнем русле Оби. Да, да, на древнем русле Оби. Я не спрашивал, откуда он взял такую информацию, но она мне очень понравилась.

- Как коловорот?

- А как влияние на человека «слова», «веры».

- Да, да, - похлопал по плечу Виктора Михаил и встал. – Ты прав, у меня, просто, плохое настроение, ничего за неделю не выдал в свою газету. Думал, тебя раскрутить, и снова ничего не получилось. Был в полиции, там, наверное, слышал, егеря арестовали группу ребят, разворовавших их продуктовый склад. И что самое интересное, находились он в таком месте, куда можно пробраться только по тропам, болота на тридцать – сорок километров кругом, непроходимые. В районе Пунги.
Виктор встал и внимательно смотрел на Михаила, ожидая от него продолжения рассказа.

- Ну, короче говоря, у одного в рюкзаке была обнаружена часть от идола, может, кукла. У второго – подкова и кинжал бронзовый, у третьего – бронзовые иголки. На допросе сказали, что был сильный дождь, нашли что-то наподобие землянки, спрятались там и обнаружили в ней эти вещи. И всё!

- На могильнике копались, - успокоившись, сел на стул Виктор, - позапрошлого века, скорее всего. А вышли в тот район по Сосьве, потом по реке Пунга и по ручьям, впадавшим в неё. Весной они разлиты, болота неглубокие, торф во льду, так что можно куда угодно пройти. А карта-то у них была какая-либо?

- Да, Аносенко, это их участковый, сказал, что на пергаментной бумаге фломастером было что-то нарисовано.

- И солнце нарисовано слева, а справа – луна, красным фломастером.

- Да, да. Написал о них заметку, отправил своим, но что-то молчат. Может что-то добавить там, подскажи.

- А что говорить? Нашли ребята карту, посмотрели, а там нарисовано несколько могильников, обозначенных буквой «З». Это значит «захоронения». А они что угодно могли подумать по этому поводу. Например, золото. Но, скорее всего, это черные археологи, - подсказал Виктор, - кладоискатели. Такая информация тебе что-то даст?

- Хм, - удивился Михаил. – Мне тоже самое, один в один, сказал и егерь. А самое, что интересное, там один югорчанин.

- Вот если хочешь, то и возьми у него интервью, что его подтолкнуло лезть в пунгинские болота…

…Зашедшая в кабинет Вера Федоровна, работница музея, вспугнула Михаила.

- Ой, извините, - увидев это, вскрикнула она, - ой извините, что без стука, - поставила на стол поднос с чашкой кофе, блюдце с конфетами и села напротив Михаила. – Там на столе у Виктора Викторовича есть еще какие-то листочки с непонятными цифрами и буквами, может они вам, что-нибудь подскажут?

- Хорошо, сейчас посмотрю.

- А как вы думаете, где Виктор Викторович? – не отрывая глаз от Михаила, спросила Вера Федоровна.

- Может, его жена знает? – вопросительно посмотрел на работницу музея Михаил.

- Инга Сергеевна, меня саму об этом спрашивала. А что ей сказать даже не знаю. Ведь так уже не первый раз происходит, - подтерев платочком на щеке слезу, прошептала Вера Федоровна. – Он такой человек, настоящий археолог. Даже золото находит, - еще громче стала шептать музейная работница, – представляете? Вы только никому не говорите. Это, наверное, он что-то там заново нашел и в какой-нибудь город поехал продать это.

- Да что вы говорите?

- Да, да, я это сама слышала. Я там мыла полы, - Вера Федоровна махнула рукой в сторону двери, - так он кому-то по телефону говорил, что нашел то, что нельзя даже оценить. Представляете?

- А когда это было?

- Так, постоянно он кому-то это говорит по телефону. Я когда об этом сказала Инге Сергеевне, так она просила подслушивать его, а то опять куда-нибудь уедет, а сейчас знаете как опасно? Что-нибудь подсыплют ему в кофе, и память у человека стерта. Это как называется а-а? Погодите-ка, позабылось.

- Амнезия.

- Вот-вот.

- Так вы же можете и позабыть, что он скажет, или у вас память хорошая.

- Ой, да, - махнула рукой Вера Федоровна, я-то еще молода, совсем молода, мне только пятьдесят и еще немножко стукнуло. А Инга Сергеевна, - снова зашептала уборщица, - мне диктофон дала. Как слышу, что Виктор Викторович по телефону говорит, так я тут же прихожу, пыль у него протираю и диктофон включаю.

- И как, о чем это он по телефону говорит?

- О золоте всякие истории  рассказывает. Во-от, а перед тем как последний раз уйти, он меня к себе не пустил.

- Ну а вы, хоть что-то расслышали, о чем он по телефону говорил?

- Да что-то совсем непонятно, куда-то идти собирался: или в магазин, или к другу. Чтой-то такое говорил, - Вера Федоровна задумалась. – Не помню чтой-то. То с утра чи пять, чи шесть часов идти к солнцу. Наверное, стихи чьи-то читал.

- А что вы по этому поводу Инге Сергеевне сказали?

- А ничего, я че, дура? Она же меня сразу на смех поднимет. Да и стихи я на слух не запоминаю. Да и в школе их не учила…

- 2 -
      
Перед тем как выйти из кабинета директора музея, в котором с чашкой кофе оставался Михаил, Вера Федоровна вдруг ойкнула, что-то вспомнив, подошла к полочкам с книгами и вытащила одну из них в темно-синем переплете.

- Вот, Михаил Михайлович, теперь мне поверите, думаю, - глубоко вздохнув, положила её перед гостем и резко развернувшись, вышла из кабинета.
Эта книга была еженедельником. Заголовок сразу же привлёк внимание: «Город двух Солнц».

Михаил открыл её и начал читать.

«Родомир, кряжистый мужчина, крепкого телосложения, сильно сжав коленями бока лося, заставил животное остановиться. Рог с трудом повиновался хозяину. Его ноздри улавливали медвежий запах, который волнами страха гнал его в плотные заросли березняка. Лось был уже немолод, как и его хозяин, с которым он прожил уже много лет. Но то, что его хозяин сотворил, животное и пугало, и еще сильнее подчиняло Родомиру.

Рог, оставленный Родомиром на сопке, поросшей беломошником, был крепко привязан к двум соснам. Запах хозяина он постоянно чуял, но увидеть его никак не мог. И как только не пытался лось сорвать с себя сдавливающие до боли шею  веревки из сухожилий, но ничего не получалось, а когда почувствовал, что по шее полоснула боль, учуял кровь. Свою вязкую кровь, стекающую с его шерсти и забирающую силы. Ноги становились мягкими, копыта тяжелыми, он их с большим трудом мог оторвать от мха, мелкого кустарника. Сон забирал с собою его силу…

И когда медведь набросился на Рога, он уже ничего не мог сделать, а только что есть силы брыкаться. Из последних сил Рог открыл свои глаза, со страху вскочил и кинулся в лес, но сухожилья, стягивающие его задние ноги, не дали этого сделать, и он завалился на бок и, превозмогая боль, смотрел, как его хозяин вскинул на ветки дерева огромного медведя. Как страшен был для Рога этот зверь, но боязнь почему-то стала пропадать. Он уже много раз видел, как Родомир снимал шкуру с медведя, который оставался раздетым и пахнущий неприятным и страшным запахом, но его лось уже не боялся.

Боль в ногах еще не прошла, но Рог на нее уже не обращал внимания. Пытаясь набить свой рот мягкими и сочными листочками и ягодками можжевельника, иглами молодой сосны и белого мха, ему больше ничего не хотелось, а только есть, есть и есть. А от огня, разведенного на земле, пахло кисло-сладким неприятным запахом, от которого Рог, фыркая, прятал свой нос в пахнущие иголки сосновых веток, наваленной с ним рядом, в ветки можжевельника, с аппетитом пережевывая их.
Но недолго длилась эта радость у Рога. Родомир был жесток, ухватив больно Рога за ноздри, обмотал его рога жилами, и придавил их, заставляя опуститься животное на землю, не давая лосю даже мотнуть головой. И вот этот страшный запах крови тяжеленной и сырой массой медвежьей шкуры, лег на его спину. Но сил у Рога сбросить ее с себя уже не было.

Лось долго лежал в неудобной позе, привыкая к тяжелой, неприятно пахнущей медвежьей шкуре, и только когда у него уже не было желания сопротивляться ей, хозяин дал ему свободу. Рог, наблюдая за Родомиром ждал, когда тот отвернется, и тогда уж он сбросит с себя этого страшного зверя, уже не раз в жизни рвавшего его шкуру… Но Родомир не дал ему этого сделать, привязав шкуру к его телу.

Начинал накрапывать дождь. Лось, ухваченный за рога сильными руками хозяина, пытаясь уловить ветер, играющий легкими сквознячками в бору, пошел вперед все быстрее и быстрее, подчиняясь силе Родомира.

Дождь становился сильнее и сильнее, но медвежий запах все новыми и новыми волнами душил его, не давая Рогу думать, смотреть по сторонам. Ручей, бегущий между сопками, оказался глубоким. Рог, провалившийся в него с трудом, перебирая ногами, всплыл, пытаясь дышать, громко фыркая. Глинистый берег, которого коснулся своими копытами Рог, начинал втягивать их в себя, еще больше пугая животное. И только после того, как он уперся ими в твердый древесный завал, смог вылезти из клокочущей пеной воды и стал подниматься на высотку.

Солнце пробивалось своими яркими лучами через редеющие облака, слепя глаза Рогу. Но когда его хозяин повернул к спуску с гряды, лось, цокая копытами по какому-то твердому и скользкому камню, съехал вниз, закрывая глаза от лучей солнца идущих с земли и с неба.

Животное так и осталось лежать на теплой земле, удивленно наблюдая, как его хозяин ее ест. Попробовал сам лизнуть языком по камням, но поверхность острыми колючками исцарапала его язык.

А человек уже не обращал внимания на уставшего лося и танцевал, тряся ногами и руками, как кустарник на сильном ветру, а под ногами искрилась ночным небом скала».

Михаил оторвал глаза от рукописного текста и, невольно проведя пальцами по бровям, подумал: «А Витька так и остался фантазером. Это, пожалуй, и было главным плюсом, который перевесил желание Инги в выборе мужа».

Перелистав с десяток страниц, обратил внимание на следующую главу «Рабыня». Пробежав глазами по строчкам сверху вниз, обратил внимание, что теперь у Родомира было три лося, Рог и два вьючных. Они везли тяжелую кладь, но не по дороге, протоптанной оленьими стадами, которые гонят остяки в Пелымское ханство на продажу. Родомир шел по краю топких болот, через реки – ручьи, по холоду, под мокрыми снегами, скрывающими его следы. И только у широкой реки остановился, сложил бревна, связав их, и ночью тронулся в путь по водному течению.
Через несколько страниц, заметив диалог, остановился.

«Это был купец, приплывший из-за хребта по сыну Оби Иртышу. Камни резные Родомира ему понравились, особенно звездные, которые предложил обменять на соль, железную тетиву, меч. Но лесной охотник заметил молодую женщину, сидящую у костра, в котором что-то томилось спрятанное в глину.

- Так что берешь? – спросил Саавва.

- Её, - ткнул Родомир в женщину.

- Она дочь татарская, подобрал на острове…

Но Родомир не слушал лодочника, а всунув ему в руки из звездного железа рукоятку для сабли, подошел к женщине. Та испуганными глазами глянула на огромного человека - бородача, и тут же белкой кинулась к нему на грудь, прячась всем телом в его медвежью шубу.

Савва ухватил за плечо Родомира и кивнул в сторону своей ладьи. И только теперь Родомир увидел сидящих в ней двух молодых женщин и однорукого чернобородого мужчину.

- Кузнец и его дочери, выкупил их у остяков, - и раскрыл перед ним пальцы на обеих руках, а потом еще раз, и еще.

Задумался Родомир, подошел к громиле и спросил:

- Кузнец?

- Да, - кивнул бородой мужчина.

- Пойдешь со мной? Дома построим, жить будем, железо есть, ковать его будем, менять будем.

- Да, - сразу же грохнул своим громом голосом кузнец».
Перелистав еще несколько страниц, Михаил выбрал самый короткий абзац.

«…Топор с легкостью идет по всей длине кедрового ствола, оставляя после себя ровную линию. И, наблюдая за силищей Илии-кузнеца, Родомир, забыв о работе, открыв рот, идет за ним, не сводя глаз с топора. А кузнецу нет дела до любопытства Родомира: срубив толстый сук, снова повел острием топора по бревну. И снова пошли завитушки древесные, сыплющиеся на землю, которые тут же подбирают дочери кузнеца и складывают в углу сруба».

Открыв предпоследнюю страницу, заглянул в середину листа.

«И заиграл звездный камень в ладони Илии, и поднял он его над собой, и сказал Родомиру:

- Золотой камень это от золотой горы, богатство несметное. Завалим его лесом, чтобы вражья сила сюда не пришла, землей с дерном засыплем, а то учует остяк богатство это, пустит песню, услышит ее Пелым, смерть нам придет. А назовем это место Большой Вой…»

Михаил закрыл ежедневник и, вытерев пот со лба, посмотрел на приоткрытую дверь, из которой выглядывало лицо Веры Федоровны.

- Во-от, Михаил Михайлович. Так и Инга Сергеевна, пока не прочла всю книгу, с места не сошла.

- А сами-то читали ее?

- Конечно! - почему-то с возмущением вскрикнула Вера Федоровна, и, приблизившись к Михаилу, прошептала, - это же он о кладе написал, который у него есть. А вы слышали, что Виктор Викторович на то золото, - ткнув своим тонким пальцем в ежедневник, - в Москве построил дом рядом с Красной площадью и уезжает туда.

- Кто это вам сказал? – удивился Михаил.

- Так люди говорят. Инга Сергеевна - тоже. Куда же он опять делся?

- Может, за этим золотом пошел? – поинтересовался Михаил.

- Так как так он мог? За ним люди следят, идут, а ночью он прячется, и больше его ни кто не видит, - махая указательным пальцем перед носом Михаила, шепчет Вера Федоровна.

- Так вы же только что говорили, что он в Москву уезжает?

- А почему тогда они его рюкзак с одежкой, в которую был одет, находят? Видно, там был костюм!

- Ладно, - хотел было закончить разговор с пожилой женщиной Михаил.
Но та, ухватив за локоть Филиппова, продолжила:

- Так там рядом железная дорога из поселка Агириша идет. Там и поезд останавливается на несколько минут, вот Виктор Викторович в него прыгает и едет в Москву. Там у него молодая невеста.

- Погодите, погодите, - хотел было снова остановить женщину Михаил и объяснить, почему там поезд больше не останавливается, но тут же одумался и замолчал. Да, когда-то там, у ручья или реки Большого Воя, в Советские времена находилась база леспромхоза - верхний склад. Там складировали лес, вырубленный летом, а зимой, когда болота замерзали, – вывозили его. Поэтому там и останавливался поезд, чтобы дать людям выйти на этой таежной станции, на которой даже не было ни одного строения.

- Ну и пусть в Москву едет этот богач-фантазер. А мне и здесь хорошо живется, и вам тоже, правда, Вера Федоровна?
Уборщица, не сводя глаз с журналиста, тут же закивала головой.

- Вот и хорошо, - и, взяв из стакана для карандашей несколько закладок,  обычных тонких бумажных полосок, исписанных в столбик цифрами и буквами, пошел к выходу из кабинета.

- А вы сегодня к нам еще зайдете? - поинтересовалась уборщица, протирая письменный стол директора музея полотенцем.

- А нужен? – обернулся к ней Михаил.

- Так зачем тогда приходили? – выпучила она мутные свои коричневые глаза на Михаила.

- Так, хотел у вас спросить, может, вы знаете, где ваш директор?

- А, да-да-да, - закивала Вера Федоровна, делая вид, что что-то вспомнила. – А Инна Сергеевна совсем волнуется. Вчера здесь просидела весь день, искала какую-то книжку мужа, а не нашла. А потом вот эту снова смотрела, - ткнула в ежедневник с рассказом Виктора «Город двух Солнц». И карту фотографировала, и так и этак.

- Какую?

- А вот что на третьей странице.

- Ну-ка, ну-ка, я что-то не обратил на неё внимания…

- 3 -

Виктор Николаевич слег. Гувернантка  провела Михаила к нему в спальню. Удивительно, такой небедный человек, а спальня у него еще тех времен, когда мебель во всех магазинах продавалась одинаковая, полутораспальные кровати, громоздкие тумбочки, шифоньеры на полкомнаты…
- О, Мишенька, заждался я тебя, - тяжело откашливаясь, прошептал отец Виктора. – Неужели что-то с ним случилось?

- Да нет, - засияла улыбка на лице Филиппова. – Видел я его, у шамана он в гостях, хочет посмотреть, как проходит у ханты праздник Ворона.

- Тю ты, - вздохнул Виктор Николаевич, и на лице его затеплилась чуть видная улыбка. – А я-то чего только уже не думал про него. Вот пацан, а. Так иногда его хочется выпороть, как того еще школьника.

Михаил присел на край кровати и, прикрыв глаза, начал молиться. Только не словом, а глазами, ища Всецарицу. Но занята Богоматерь, а может и он сам виноват, что никак не может представить Её лицо. И все понятно почему, сегодня у него день вранья, то за язык водил уборщицу музея, то сейчас - Виктора Николаевича, соврав ему, что видел в своих видениях его сына. И правильно, скорее всего, что-то прячет ото всех Витька. А что? Интересно, он специально оставил в музее свою книгу «Город двух Солнц», да еще и карту нарисовал? Скорее всего, это для Инги. Это она за ним посылает ватагу мужиков, чтобы узнать, где он нашел этот золотой метеорит или гору. А ведь и я ему поверил. Ну ладно.

Михаил открыл глаза и посмотрел на Виктора Николаевича, который с него глаз не сводил:

- Ну что, Мишенька, как он там?

- Он на свою голову надел вороньи крылья, как Цезарь, смешной такой, - улыбнулся Филиппов.

- А ты можешь ему что-то передать?

- Если только во сне, - снова соврал Михаил.

- Ну и ладно, если получится, передай ему, только о том, что болею, да и о Инге соври, что скучает.

- Хорошо, - похлопал по руке Виктора Николаевича Михаил и провел ладонью по его серой ауре.

Воздух горячий идет от самих его пальцев до локтя, до плеча, а вот грудь холодная. Собрав в ладонях тепло, легонечко опрокинул его на шею старика и расплескавшуюся на нем кашицу, стал «смазывать» ею левую часть груди, потом - правую, проталкивая её все глубже и глубже в тело, к сердцу отца Виктора. И тот почувствовал это тепло, замер и взглядом уперся в переносицу Михаила. Но тому некогда было смотреть в глаза хозяина квартиры, он тонкой «иглой – проволокой» «прочищал» толстую трубку, идущую в сердце снизу. И какой только там грязи не было.

Она лезла из этой толстой темно-бордовой трубки как, серый древесный уголь, ломаясь на куски. И только через несколько минут, каменный сор стал мягким, вязким как застывающая смола, липнущая к стенкам сосуда. «Разрезав» трубку Михаил стал разогревать ее изнутри, до каления, и смола отстала от стенок трубки. Скрепив стенки сосуда заново, Михаил «открыл кран», и кровь сильными потоками пошла по очищенной трубке в насос, напоминающий сердечную мышцу. И сердце заработало быстрее и быстрее,  втягивая в себя кровь и выталкивая ее назад.

- Ой, спасибо тебе, Мишенька.

Но Филиппов не слышал слов Воробьева, а продолжал заниматься своим делом. «Закрыв кран» другого сосуда, «распорол» его ногтем и «выпотрошил». Сыпался из него тот же слежавшийся «древесный уголь». Теперь все получилось у него быстрее. Склеив сосуд, Михаил вытер пот со лба и только сейчас заметил, что в комнате кроме отца стояла и гувернантка, наблюдавшая за действиями гостя.

- Спасибо тебе, Мишенька, - громко прошептал старик, - как заново родился. Фу-у, Марья, принеси мне ту бутылку коньяка, что с Кубани мне в прошлом году Гошка привез.

- Так она тяжелая больно, - наморщилась гувернантка.

- Тогда кати ее, Мишенька молод, дотащит до дому, там литров пять.

Бутылка коньяка оказалась бочонком, литров на десять.

- Он настоящий, - продолжая улыбаться, сказал дед, - коньяк двадцатипятилетней выдержки.

- О-о-о!
Михаил достал из нагрудного кармана рубашки Витькины закладки и протянул их Виктору Николаевичу. А тот, посмотрев на них, ухмыльнулся:

- Марья, принеси воды холодной, - и, дождавшись, пока она выйдет из спальни, шепнул, - это путь-дорожка. Как и сколько куда идти. Я это от него как-то слушал, он мне даже несколько раз переводил свои каракули. Ну, например, от реки два часа идти на север, это читается так, по первой буковке и циферке. Например, «от излучины реки, где сосна вывернута, два часа идти на север» это у него написано так «О Изн Р,  ссн вы-та, потом цифра 2 чс на свр» и полоска со стрелочкой.
Точка. Потом снова, если нужно куда-то свернуть и куда-то идти, также пишет. Восток у него пишется как «встк», «юг», как «гю», а запад – «дпз». Вот такая у него хитрость. Хотя, Мишенька, мне кажется, что он это пишет так, для меня, если вдруг пропадет, то думает, что я его по этой подсказке найду. Навряд ли. Если что, то я лучше к тебе обращусь и к другу его тому мелкому, медвежатнику.

- Чижу Володе?

- Да, да. Именно к нему, ведь это он у него поводырь в лесу.
Михаил с удивлением посмотрел на Виктора Николаевича

- Да, Мишенька, они уже много лет как ходят вместе. Только в разное время, чтобы никто не догадался. И хитрый Витька такой, то к Чижу, то к еще кому. Ну, как там его, Толик, такой худючий.

- Саранча?

- Во, во, во. А потом, когда Витька уходит, через какое-то время только Чиж пропадает, в лес уходит.

- И все-то вы знаете.

- Так я отец, мне бы еще не знать. Да и денег Витька просит, а у жены – никогда. Что-то между ними произошло, не пойму, с самого первого дня, как женились. Ладно. Марья, - крикнул гувернантку Виктор Николаевич, - накрывай ужин, чай готовь мой любимый, мятный с сырниками! А Михаилу водочки с мясом да с белыми грибочками маринованными. Он молод, ему все можно, я хоть позавидую, - и во весь рот улыбнулся гостю.