Химцех

Я родился  в двухэтажках, построенных в 30-х годах прошлого века. О родном поселке Изумруд, о приисках, а тем более о предприятии «Химцех», я долгое время знал  мало. Взрослые на эту тему разговоров не вели, так как о прошлом и сами были не сведущи, а настоящее находилось под грифом «секретно». Позднее режим сменился, и история горнорудного быта стала прорастать сообщениями в разных источниках.

Появлению Химцеха в нашем поселке способствовала война. Химико-металлургический цех осенью 1941 года был эвакуирован из Подмосковья. Он имел особое стратегическое значение и на тот период был единственным в Советском Союзе. До этого проводились долговременные эксперименты по производству бериллия.
Первый бериллий весом 23 грамма, получили в мае 1931 года, но какой ценой! Стоящий при его открытии геолог и ученый Борис Михайлович Порватов умер в тюремной больнице, легкие были фактически сожжены вредными испарениями.

Порватов, и его помощники не соблюдали должной техники безопасности, да и защитных средств еще не было. А вдыхание бериллия, его паров, приводило к страшнейшему заболеванию – бериллиозу. Сотрудница лаборатории Химцеха вспоминала: "…Мы систематически отравлялись летучими солями фторокиси бериллия. – Необходимо было проводить работу в печах медеплавильного завода...".

Месторождение Изумрудные копи стало изумрудно-бериллиевым и первым в стране в таком формате. «Изумруд — это берилл, подкрашенный окисью хрома (менее одного процента) или окисью ванадия». Это первое, что я прочитал в книге М. Т. Строкина, изданной в 2003 году.   «Берилл — это предшествующая стадия изумруда. Все его оттенки имеют свои названия: желтый – гелиодор; голубовато-зеленый-аквамарин; розовый — воробьевит, морганит; бесцветный — гошенит, ростерит; зеленый — изумруд».

Еще в 1938 году основную продукцию копей составляли драгоценные камни, первостепенную роль в которых составляли изумруды, александриты, фенакиты, хризобериллы, аквамарины. Топазы и горный хрусталь являлись побочным продуктом и не играли сколько-нибудь существенной роли в производстве. Но начиная с 1939 года, и изумруд начал уходить на второй план, а в 1951 году добыча его была прекращена. Его место занял берилл.

Берилл, сопутствующий изумруду, переплавляли в бериллий, добавляли медь и выплавляли бериллиевую бронзу, как «лигатуры». Что за «лигатура», представление не имел, но именно от ее испарений, когда мама чистила печь, а точнее от плавиковой кислоты, она и задохнулась. Осталась жива, а вот подружка, с которой они вместе работали, умерла. Маме помог уральский сосновый воздух и мед с молоком.

Недалеко от поселка, за огородами шумел красивый сосновый лес. Вот туда в компанию высоких лесных великанов и носил отец маму на руках:
- Принесу, - вспоминал отец, - посажу Ксенечку и бегом на работу.
Оставалась она, конечно, не одна. Сестра Лида, родственники и соседи за ней присматривали. В обед папа приходил и приносил маму домой.
Бериллиевая бронза шла для производства танков в Челябинске и Нижнем Тагиле.
И потому Изумрудные копи моментально перешли в ведение «Союзредмеда», а затем в «Главредмеда». 

С началом войны потребность в бериллии возросла. Химцех следовало смонтировать в кратчайшие сроки и начать технологический процесс по плавке бериллия. Площадку для предприятия выбрали рядом с элетроподстанцией по ул. Клубной. Объяснение было простым, для работы цеха требовались электроэнергии и тепло.  Рядом было здание прачечной, его использовали под солевой цех. В этом здании, вспоминали старожилы, полы были всегда сырые и скользкие, они никогда не просыхали. Здание подлатали, подремонтировали, дыры забили фанерой и досками. Рядом были построены еще несколько зданий, в том числе котельная.

   Кому работать, когда в первые дни войны из поселка Изумруд мобилизовали здоровых мужчин всех возрастов. Остались женщины и подростки, вот на их плечи и легла основная нагрузка по строительству цехов нового производства. Чтобы быстрее запустить производство перестраивали все окружные строения: гаражи, гранилку, баню. Здание металлургического цеха, строили заново своими силами, работали по-стахановски, со временем не считались, нормы перевыполняли на 200-250%.

Когда построили здание котельной, на монтаж оборудования привезли заключенных. Работать в цехах завода определили набранных со всех концов страны по оргнабору, вербованных и бывших репрессированных. Люди приехали из Курской, Ивановской, Воронежской, Липецкой областей. Работали в небольшом количестве и местные жители, а также приехавшие из деревень Белоярского района.  В их числе:

Галицкая (Комарова) Любовь Алексеевна.
Горных Василий Сергеевич. 1922 г.р.
Башкирова Ольга Васильевна. 1926 г.р.
Кескинен Елизавета Яковлевна. 1920 г.р.
Губарев Павел Акимович. 1927 г.р.
Расковалова Нина Ивановна. 1928 г.р.
Басова Надежда Павловна. 1925 г.р.
Чудов Геннадий Иванович. 1928 г.р.
Пряхина Зинаида Васильевна.
Савина Раиса Никифоровна.
Панов Родион Константинович. 1929 г.р.
Колпакова Александра Андреевна.

Всех назвать невозможно и пусть они меня простят. Мои родители прибыли в поселок и устроились на предприятие в 1947 году.
На момент начала работ, производство в поселке Изумруд представляло из себя несколько отдельных цехов, или как называли отделений, производивших в строгой последовательности свои технологические операции. В рабочем порядке они условно назывались: размолоченное, соле-плавильное, плавильное и другие, в том числе,  подсобные. Производство велось круглосуточно, смены по 6 часов. А  предприятие, которое на тот период можно было классифицировать как отдельный завод, называлось коротко Химцех.

Переработка берилла осложнялась высокой токсичностью летучих соединений, выделением пыли и кислотных паров высокой концентрации. Именно этими выбросами и отравилась моя мама в 1947 году.
Она вспоминала: «Котлы большие, мы туда залазили в резиновых сапогах и перчатках и выгребали соль до самого дна. Высокая температура, постоянная загазованность, дым, невыносимый запах. В горле першит,  дерет, дышать очень трудно, постоянно текут слезы».

-В то послевоенное время, в цехах и лабораториях вентиляционные установки отсутствовали, - вспоминал бывший главный инженер Евгений Владимирович Пряничников. Назвал две фамилии лаборанток: Мария Александровна Кузнецова и Надежда Павловна Басова.
-В 300 метрах от предприятия, стекла в домах от вредных выбросов становились матовыми, - заметил, между прочем, мой товарищ.
 -Как же так? - возник у меня вопрос. Кто же тогда догадался построить рядом  столовую, почту и начальную школу, в которой мы  учились? Было известно, что начальник почты получила отравление. В то время заболел мой друг Олег. Он жил рядом с амбулаторией, где работала врачом его мама Клавдия Петровна. Диагноз – профотравление и долго лечился в Свердловском диспансере.

-Да, травилось людей много, - соглашался Евгений Пряничников, - но их моментом заменяли охочими что-то заработать из окрестных районов и сел. - Заработки были хорошие, вот что привлекало людей. И потом, смены были сокращенные и еще на поправку здоровья, за вредность, давали молоко.
- Молоко! Это понятно. Но мамы нет, а подружка ее еще тогда, сразу после отравления умерла, - долго размышлял я после этого разговора.
Ветераны вспоминали: «В течение рабочей смены люди часто выбегали на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Некоторых выносили, и они обратно не возвращались Дети работали с 12 лет. Недалеко был детдом в бараке. Их принимали на вспомогательные работы: подметали в цехе, рубили дрова, убирали мусор, работали на лошадях возчиками.

По поводу многочисленных отравлений из Свердловска приезжала комиссия, которая больше следила за выполнением плана. Проверяющие говорили: «Все хорошо! Работайте дальше», а люди все умирали. Когда смертность стала высокой, поехали комиссии из Москвы. Начали следить за техникой безопасности. Был принят ряд организационных мер. В особо вредных цехах смены сделали по 4 часа, вместо 6. Работали 4 дня, затем один день отдыха. Два раза в году отправляли в отпуск, на месяц, в приказном порядке, даже если не хотел. Платили хорошо, на особо вредных работах по 1600-1800 рублей. Стали выдавать хорошую спецодежду: маски, кожаные сапоги.
Вредность производства сказывалась не только на тех, кто работал на предприятии. Вокруг цеха в частных домах дохли коровы, козы и куры.

Зная о вредности производства, люди все равно просились на работу. Здесь хорошо кормили и бесплатно, а продуктов в тот период в магазинах не было. Многие шли сознательно и конечно же не от хорошей жизни. Приехавшие из Курской и Ивановской областей, почти сразу вышли из строя. После первой же получки они пошли в магазин и на все деньги купили различных товаров и ткани, которых у них там не было. И все это отправили домой в деревню детям, себя в питании обделили, потратив деньги. Все, кто первыми прибыли быстро умерли. Из десяти человек трудящихся в годы войны, в живых осталось двое.

Почти все получили отравление печени. Болела и мама. Помню, ей выписывали лекарство холосас, а мы ребятишки втихаря тянули у нее эту сладкую жидкость. У мамы случались приступы, вызывали врача. У многих женщин не было детей.  Химия действовала не только на женщин, но и на мужиков. В семье рождались дети, но прожив 2-3 года умирали. У нас умер мальчик Витя. Он продержался только месяц.
После отравлений если остался жив, и мог двигаться, на инвалидность не оправляли, а переводили на легкую работу Мою маму устроили дежурной на электроподстанцию. Болеть было некогда, надо было работать. Она успешно сдавала экзамены по знанию электрохозяйства, хотя имела 4-х классное образование и никаких законов Джоуля в школе не изучала.

Дисциплина на предприятии была высокой. За прогулы и нарушения спрашивали очень строго: за 5 минут опоздания наказание, за прогул судили показательно. Кроме основного производства в цехах, рабочие ездили на станцию «Асбест», разгружать вагоны с оборудованием, инструментом, углем, химикатами, рудой. Разгружали и продукты. Сестре запомнилось, как однажды папа привез ей яблоко.

Она рассказывала, как я маленький ходил к папе на работу в Ремонтно-механический цех (РМЦ). Тогда папа был кузнецом.  Видимо, с того раза я на всю жизнь запомнил кружки – жетоны на щите в проходной. По ним определяли, кто пришел на работу, а кто нет. Так же проверяли, кто ушел с предприятия. У папы смена заканчивалась в 16 часов. В это время гудел гудок и Лида с бочкой на санках, если это было зимой, катила к водокачке, чтобы встретить папу. Воду домой везли вместе. Что интересно, вспоминала сестра, гудок гудел и ночью в 23.00, 23.45 и 24.00. Лида запомнила это потому, что ей разрешали гулять до 23.00, но она, как правило, появлялась позже. Лично мне запомнились утренние гудки, которые звали на работу. Рабочие шли трудиться, а мы ребятишки в школу.

Папа ходил в передовиках и 6 ноября 1951 года попал в книгу почета предприятия, которое уже получило наименование Почтовый ящик № 3. Он ежегодно получал грамоты с девизами «Под знаменем Ленина-Сталина, под руководством Коммунистической партии вперед к победе коммунизма», а в начале 60-ых годов стал «Ударником коммунистического труда». 18 июня 1960 года решением городского комитета партии и исполкома городского совета депутатов трудящихся, отцу было присвоено звание лучшего работника города Асбеста по профессии газо-электросварщик.

Большой вклад в производство внес главный инженер Энгельштейн Михаил Абрамович. Он трудился на предприятии не покладая рук, не выходил из цехов по 16-18 часов, не зная ни выходных, ни отпусков. Он стал общим любимцем, потому что был умным, вежливым, внимательным и справедливым. Его научный труд увенчался громадным успехом. Именно он разработал технологию производственной отливки бериллиевой бронзы. Его изобретение использовалось чуть не двадцать лет на ГГМК № 3, а в последствии на Усть-Каменогорском металлургическом заводе. Потому Михаил Абрамович и оказался первым лауреатом Сталинской премии на предприятии. Нынче он почетный гражданин поселка, но могилу его так и не привели в порядок. Рядом с ним лежат и другие уважаемые люди производства Шапиро, Чурбанов.
 
В 1961 году предприятие вышло из состава Министерства цветной металлургии, получило наименование Малышевское рудоуправление (МРУ) и вошло в состав Первого главного управления Министерства среднего машиностроения. Директорами Химцеха и МРУ, соответственно, были Горлов, Рычков, Шевчук, Кузин, Хохлов, Зорин…...
Когда поселковое предприятие под названием «Химцех" было в силе, жизнь в поселке Изумруд бурлила - на Черном озере устраивали массовки, связанные с праздником 1-го Мая. Для этого через болото уложили тротуар.  Взрослые отдыхали, рыбачили и катались на лодках. Предприятия не стало, люди обособились и про озеро забыли, а тротуар от бесхозности, сгнил. Только мы пацаны продолжали бродить в эти места, цепляя на низких кустах массу клещей. По возвращению с таких прогулок, мама заставляла раздеваться, хлопала одежду и отыскивала на теле паразитов.

Изумрудский поселковый совет перебрался по месту нового центра горнорудного предприятия – в поселок Малышева. Уехали специалисты, ранее проживающие на улицах Крупская и Шахтерская. По этой причине затухла всякая самодеятельность, замолкли многочисленные хоры, не стало в клубе «Красный горняк» буфета с бочковым пивом и бильярдом, прекратились танцы, показ фильмов, осталась только библиотека. Большой, пустой и мрачный деревянный дом - храмина, в котором когда-то жизнь била ключом, долгое время стоял одиноко на краю поселка. Нынче его нет, снесли, но память о том времени осталась.