Мы, - Пролейские, из Московщины

    Многие, очень многие горожане в нашей стране или сами переселились в город из села или деревни, или из них переселились их родители, или дедушка с бабушкой. А вот семья Пироговым жила в городе Сталина ещё до войны, и во время боёв на улицах Сталинграда.Города, на берегу великой русской реки.
     После войны Пироговы переселились в Большереченск, в областной центр той самой области, из села которой  они перед войной, лет за десять до её начала, переселились в город имени товарища Сталина.  Бабушка Свенельда Ивановича Пирогова рассказывала ему, конда он был ещё пацаном, что сами-то они из села Пролейка-на-Буграх. Из Московщины.
     Село Пролейка делилось на три своих части, на три разных конца, как в самом селе говорили. На Курандино, Московщину и Сипоту. В Курандино, как в части села, жили,по-видимому русские государственные крестьяне, переселённые на берег Волги из прибалтийской Курляндии.
С Сипотой оказалось труднее.С определением того, откуда эти люди пришли в Пролейку. То ли это были крестьяне Тамбовщины, то ли мордвины, тем более, что само  слово "Пролейка" оказалось угро-финским.
     И Московщина оказалась не совсем ею.Солдаты из Пролейки, говоря на фронтах Великой Отечественной войны на своём диалекте, говоре Московщины, со своими сослуживцами часто слышали вопрос:
      -Вы что, парни, как и мы, - рязанские, что ли?
    Свенельд Иванович Пирогов слышал от своей бабушке Анастасии Борисовны "по грязе", вместо "по грязи", хруни вместо ветоши или тряпья. А дед Свенельда Павел Михайлович, выходец тоже из Пролейки, и тоже из Московщины, говорил вместо слова "сажа" слово цепуха, а хоккей, которым его сыновья протирали до дыр свои валенки,  называл "игрой в шло".И никак Павел Михайлович так и не привык в городе называть сетку для продуктов авоську и называл её решёткой, что самому, юному тогда Свекнельду Ивановичу Пирогову, казалось вполне логичным, Не плетёнкой же сетку называть, ведь плетёнкой у них, уже в Большереченске, называли булку, свитую, как коса, из кусочков вкусно приготовленного и  пропечённого теакста.
     Дед, Павел Михайлович, проработал, до своего призыва в действующую армию, уже во время боёв в Сталинграде, термитчиком на заводе "Баррикады", то есть подвергал положенной им закалке металлические изделия, в основном корпуса для мин. Но медали "За оборону Сталинграда" деду Свенельда Ивановича, Павлу, так и не дали.
     Рассказывал дед Свенельду, как во время бомбёжек, а потом уже и артиллерийских обстрелов завода, прятался он вместе с другими рабочими в чугунные капсулы, одну из которых Свенельд видел, уже взрослым человеком, когда ездил в Волгоград, теперешний Сталинград, в музей его обороны и Сталинградской битвы.
      Дед вырыл свой жене и своим трём сыновьям щель в земле двора их маленького дома, расположенного в Сталинграде там, где сейчас находится баня и совсем рядом, где морской пехотинец Михаил Паникаха совершил свой подвиг  поджёг своим горящим телом и заставил взорваться всем его нерастраченным боезапасом немецко-фашистский танк. Дед ушёл в действующую армию, а семью немецкие солдаты в касках и мышиных шкурах выгнали как раз из этой земляной щели и погнали на запад от Сталинграда, в лагерь Гумрак, где советские люди, сталинградцы умирали от голода и болезней.
     Свенельд Иванович Пирогов был злым     и правильно воспитанным ребёнком. Враги-изуверы не могут быть хорошими. Не могло быть среди них немецкого солдата, который увидев троих детей бабки Анастасии - Геннадия, тридцать второго года рождения, десяти лет от роду, Ивана, отца Свенельда Ивановича, тридцать восьмого года и четырёхмесячного Бориса, родившегося мае сорок второго года, уже в войну, сказал бабушке:
     - Муттер, Гумрак - голод. Туда не ходить, на Запад идти. Быстро!
    Не могло быть и унтер-фельдфебеля Фишера, который делился с бабкиными детьми
 кусочками,хлеба, сахара и даже шоколада из своего пайка. Так думал правильно воспитанный в духе"Убей немца" советский пионер Свенельд Пирогов. Но бабушка Настя рассказывала, что и был солдат, который спас их от Гумрака, и был унтер-фельдфебель Фишер, имевший, как и бабка Настя, троих детей.
    Не было в жизни Пироговых лагеря Гумрак, но голод был. Отец Свенельда Иван, неполных шести лет, разгрохал полку со скудной посудой, допрыгав до неё со стула в той хибаре, напоминающей шалаш, в которой жили Пироговы до возвращения отца с фронта и переселения в Большереченск.
     - Ты что же наделал, Ванька, - в сердцах кричала баба Настя своему нашкодившему сыну Ивану Пирогову.
      А сын Ванька, рыдая, весь в слезах, отвечал:
     - Я,маманя, не хотел посуду бить. Я думал на полке корка хлеба от вчерашнего обеда осталась!
     Бабка Настя, разрыдавшись, Ваньку и пальцем не тронула! Благодаря бабке Насте, Свенельд Иванович, помнил и о войне, с которой его дел вернулся с медалью "За отвагу", с орденом "Отечественной во йны" второй степени, с медалями "за взятие Берлина" и " За победу над Германией", и о том, что все они, Пироговы, - Пролейские, из Московщины.