Роман Сказание об Александре Невском книга третья

                215

                КНИГА   ТРЕТЬЯ
                С В А Д Ь Б А

Раздумья Александра прервались внезапно.
Рада вскрикнула:
- Яков, погледь, татары!
- То застава, - спокойно ответил Яков.
Впереди, на возвышенном берегу виднелись две татарские юрты. А возле них толпилось десятка полтора татар и о чем-то горячо спорили:
- Правь на середину! – приказал Яков гребцам.
Ведущие лодки круто повернули от берега на середину Волги. Буксируемая тяжеловесная лодья – баржа медленно, поплыла за ними.
Татары засуетились и приготовились к обстрелу княжеского каравана. Тотчас несколько стрел упало в воду, вблизи насада. Старший весельный скомандовал:
- Ложись робя! Яков, пошто зришь на чумазых, ответствуй им. Да стреляли так шоб не повадно было ордынцам.
Яков тотчас расчехлил, лежащий на виду лук. Но колчан со стрелами оказался заложен всяким барахлом и сразу не мог вытащить. Замешкался. В то же мгновение одна за другой две стрелы прошили палатку напротив князя. Обессиленные на излете, лишь задержались в войлоке хвостовым оперением.
Александр, заметив их протянув руку к одной, и с силой потянул на себя. Но она не поддавалась ему.
Рада, чуя опасность, заскочила в палатку, увидев, что Захарка спит, а князь тщетно пытается вытащить из войлока стрелу с тревогой обратилась к нему:
- Княже, пошто татарове обстреливают наш посад?
- Видно приняли наш караван за торгового гостя, переправляющего товар из Сарая на Русь, и мыслят от него получить богатые дары и пошлину.
И повысив голос приказал:
 -Яков, не смей отстреливаться от заставы. Лепей поднимите мой стяг.
 Полочанин только выпростав колчан и уже наложил стрелу на тетиву приготовился пустить в ответ, остервенело глядел на ордынцев, не прекращающих стрелять, упорно не хотел оставить подоб-оскорбление безнаказанным.
                216
Но в это время Савка поднял княжеское знамя с изображением Спаса, над ладьей. И на берегу заметив стяг, как по команде, татары опустили луки и скрылись в своих юртах.
Гребцы схватились за весла, и ладья снова встала на свой курс. Лишь из-за юрт все еще сожалея, упущенную добычу, тайно смотрело несколько пар раскосых глаз, на удаляющийся княжий стяг.
Проснулся Захарка, и спросонок протирая глаза, вдруг обратился к Раде:
- Мама! – и вдруг осекся, поняв свою оплошность, застыдился, переправился:
- Тетя Лада, сухалика хочу…
Рада тотчас вышла из палатки и вернулась, поцеловав по-матерински в головку, протянула ему черный сухарь:
- Поешь, сыночка, поешь… В первый раз в жизни она ощутила радостный прилив материнского чувства, откликнувшись на зов чужого ребенка.
Тотчас ее воспоминания отошли к собственному ребенку, хотя и не столь милому, которого лишилась по прихоти хана Бату.
Теперь Рада страстно смотрела на белую Захаркину головку, и с неизрасходованной любовью, замкнулась в себе.
Ярославич, сочувствую загрустившей приемной матери, и желая отвлечь от печальных мыслей, заговорил:
- Мне Рада, видно скоро ништо не потребно станет… плошаю с кажиным днем… Одно осталось облегчение-стоялый мед. Выпью малость захмелею, отдаст. Хмель выходит – недуг. Вот перебираю в памяти былое… Мыслить надобно сколь жертв и бед принес на Русь в первый приход хан Бату! А тут из-за брата Андрея, родную вотчину Переславль сожгли…, и ты была бы моею нареченною… колиб не уехала без моего ведома из Новугорода.
- Ярославич, не надобно ворошить забытое. Пролито реки слез за двадцать пять лет…
И тут Рада увидела, что у Захарки разорван правый рукав посконной рубахи. Она вытащила из-под нар, где лежал Александр, мешок с грязным барахлом, извлекла узелок с лоскутами, развернула на коленях, приготовила иглу с ниткой, затем стала подбирать заплату по размеру, каждый раз примеряя к локтю Захарки.
В это время Александр заметил, среди разноцветных тряпок промелькнул серебряный чехол от ножа, отделанный золотыми узорами. За всю свою жизнь не видел
                217
подобной добротной оправы чехла и рукояти ножа, который принадлежал Раде. Он узнал бы его из тысячи других ножей. Оживился, спросил:
- Рада, ни как у тебя сохранился чехол от ножа, которым отбивалась от татар?
Рада подняла голову, полюбопытствовала:
- Да, а пошто удивился? Хранила весь полон, а вот а вот нож тако видно и соржавел на Залучевском поле на Серегере.
- Ан нет, Рада… - загадочно сказал Александр, - Позови-ка Якова.
- Рада, отвернув завесу над входом, позвала:
- Яков, князь зовет…
Вошел Яков, остановился у порога молча, выжидая указаний князя:
-  Яков, а где ты нож Радиг хранишь, што Савка те одарил? – спросил он.
Яков, зарделся, как девица, в смущении отвечал:
- Я мыслил его вернуть Раде, когда приедем домой, в Володимер.
- Мой совет, тако и вершить то дело… Яков толь не продешеви, а при возврате проси великую цену. И ежели мила, то в приклад руку и сердце. А коли не даст согласие стать супружницей, не отдавай…
Не то в шутку, ни то в серьез, говорил Александр. Рада недоумевающе пытливо смотрела, то на князя, то на Якова, думая, что Александру вдруг полегчало, шутит, и не верила тому, чтобы оттуда из-под Серегера, ножу оказаться здесь в руках Якова. А Яков в свою очередь, распоясывая ремень, что-то искал в глубоких карманах за пазухой. Наконец он бережно вытянул небольшой нож в кожаном чехле. Рада с трепетом следила за медленными движениями Якова.
Александр, смотрел на Раду и Якова, думал:
«Любит он ее, а старается не казать вида» …
- Узнаешь?
Рада, приняв нож из рук Якова, разглядывая его, качала отрицательно головой. Она не признала, когда-то принадлежащий ей нож из-за новой костяной ручки, вместо той, отделанной серебром и золотом.
- То не мой… и рукоять не та…
- А испробуй, вложи-ка в свой чехол, не подойдет ли? – посоветовал Александр.
Рада направила лезвие в чехол, и оно без задержки тотчас вошло, на принадлежащее ему место. Она верила и не верила свершившемуся чуду. Но по загадочному разговору и по бережному отношению к ножу, которого она в
                218
продолжении десяти дней совместного пути у Якова не видела ни разу в руках. Он обходился другим хозяйственным ножом. Все это удивило и тревожило Раду.
Она вопросительно смотрела на Якова, то на Александра, молча молила открыть ей тайну, которая для нее оставалась еще скрытой.
- Рукоять-то не та? – произнесла все еще недоумевая, Рада.
- Та сгорела в пожаре, Новгородском, а ты сгорела в полоне татарском.
- Поведьте толком, как все было? … И протянув Якову нож в чехле, добавила, чехол к твому ножу подходит, отныне ты и пользуйся им.
- Он же твой, Рада!
- Был мой в Тысяцком, Торжке, Новгороде. А ноне твой. Ты сберег его. Спасибо за память обо мне… А што до супружества, - торопилась ответить на второй вопрос, пытливо смотря на князя, - поступлю, как ты повелишь.
- Ох, Рада, Рада!  Вы с Ульяной Новгородской словно сговор меж собой учинили. Та дважды женихов отсылала ко мне… Ноне ты не ордынская рабыня, свободна. Поступай яко велит сердце.
- Все едино, ежели не повелишь властью, перейти в мирскую жизнь не смогу. Обет дала господу, и нарушить не смею.
- Ну коли так рекешь, … повелеваю мне данной властью, пойди за Якова… А грех твой ныне беру на себя и скоро сам испрошу прощения у господа…
- А ежели я не мила Якову? – оттягивала Рада свое решение.
- Мила, добре ведаю, мила, Рада…
- Нет подождем до возвращения на родную землю. Ой, тяжко мне тяжко, Ярославич!...
- А мне тягостнее Рада, зришь терплю. А ты за Яковом не сгинешь…
У князя навернулись слезы, он забеспокоился – недуг дал о себе знать.
- Поверните, - попросил Александр.
И Яков одновременно с Радой кинулись исполнять просьбу князя. Теперь Александр лежал на правом боку, лицом к стене. А в памяти проплывали картины двадцатипятилетней давности. Ков вышел наружу. Рада придвинулась к Захарке, грызущему сухарь, погладила его по головке, вонзила иглу с ниткой в клубок с нитками, задумалась. Видя, что князю стало хуже, она не стала расспрашивать ни Якова, ни князя о случае с ножом, а попыталась сама еще раз подробнее вспомнить как все случилось.
                219
Перед ней замелькали кадры ее сопротивления на дороге и первые часы плена.
Вот она, собрав последние силы, выхватила нож, встала в оборонительную позу Сейчас она неумолимо-жестока и беспощадна к врагам Не задумываясь, ради самозащиты, вонзила бы нож в грудь первому, кто посмел бы приблизиться к ней. Она не видит подъезжающего сотника Уловчу со стороны, замышляющего коварный трюк. И вдруг одновременный удар, и обжигающая боль в руке, сделала кисть бесчувственной. Рада лишь успела инстинктивно, свободную от ножа руку, как что-то грузное сбило ее с ног.
Все это свершилось в считанные секунды. Рада, теперь после множества раз виденных, во всех подробностях, перед собою ту сцену пленения, ощутила и услышала, противный, противный для нее оказавшийся роковой свист плети, которая в один миг змеей обвилась вокруг запястья, тем самым вырвала и отбросила куда-то в сторону нож.
Она не видела больше его, не помнит и не может удостоверять подобрали татары нож или нет. Правда чехол потом обнаружился у сотника Уловчи, но утерял ли он сам нож из чехла или они его вовсе не нашли на месте борьбы, для нее оставалось тайной до сих пор. Зато, остальное, что происходило потом, она отчетливо помнит.
Вот Уловча везет ее связанную по рукам и ногам в седле животом в низ.
Остановились в Залучье, возле крайней хаты, как раз там, где Рада семнадцать дней назад ночевала.
Уловча на своем языке приказал спешиться воинам и развязать Раде ноги. А развязав прежде, чем ее снять на землю, он похлопал по заду. Хатем связанную, с накинутым арканом на шее повел в избу.
Ступив через порог, в сенях Рада увидела на ворохе сетей убитого рыбака-хозяина, опешила. Ее грубо втолкнули во внутрь избы.
На полу лежала поруганная, с завернутым подолом платья на голову, мертвая мать Христины.
Сама девица-это милое совсем юное создание, с распростертыми руками, обнаженными и окровавленными бедрами, и откинутой головой к стене, лежала навзничь, убитая ножом в сердце, на той самой кровати, где с ней спала Рада.
Увидев жестокое насилие и убийство, приютивших добрых людей в тяжелый час Раду, она от ужаса вскрикнула:
- О боже!
                220
Она пошатнулась и чуть не упала. Шедший позади Уловча поддержал ее.
И все же она от бессилия и головокружения стала медленно оседать на пол, неподалеку от мертвой хозяйки. Затем она перевалилась на правый бок.
Вошедшие за сотником воины, видимо подтрунивая над ней, вот мол сама изъявляет готовность для исполнения их похотливого желания, дико рассмеялись.
Зате переговорив меж собою о чем-то Уловча откинув с лица Рады растрёпанные волосы, полюбовался е красотой, поцокал языком, что-то еще сказал, приподнял подол платья. Рада вдруг угрожающе рванулась к нему. Он отступил. Рада, напрягая усилия начала извиваться, перевернулась, оперлась на локоть, села на пол приняла оборонительную позу.
Уловчу тоже тотчас словно подменили. Он мгновенно изменил решение. Как ужаленный горячо заговорил, видимо, отстаивая свое превосходство и право на добычу.
Воины о чет то заспорили. Один из них с нетерпением приблизился к Раде толкнув ее в грудь, схватился за подол платья. Рада вдруг неистово закричала со всех сил, заметалась:
- Изуверы проклятые, все едино не дамси!
Уловча отскочив назад, с силой огрел плетью, обезумевшего от страсти воина. Тогда он схватив, упавшую шапку воина, грубо напялил Раде на голову и вывел на улицу.
На этот раз ее посадили на Гнедка, привязали позади за руки к седлу. А повод Гнедка сотник привязал к хвосту своего коня. В таком положении Раду и повезли через Селигер до следующей деревни.
Тут Рада увидела более ужасную картину жестокости и кровавой расправы над мирными селянами Селигера.
В одной из прибрежных деревень Раду потрясло до глубины души увиденное: на кольях изгороди и тыну, оставшемся от сожжённых изб приусадебных участков, были насажены мужские, женские и детские отрубленные головы. 
Проезжая мимо, она не смогла смотреть на подобное. Потрясенная, она, обливаясь слезами, ждала такой же участи и для себя.
Спустя много времени вернувшиеся живые свидетели татарского нашествия свою деревню переименуют в деревню Кровотынь. С кровь на тыну. 

                221
Когда подвезли Раду к ханской ставке и доложили о ней хану Бату, он велел показать ее ему. Но прежде, чем ввести к хану на смотрины Раду переодели в монгольский дэл, расшитый национальным орнаментом. А на голову, прибрав и уложив косы, наложили высокий убор с перьями.
Рада видимо понравилась предводителю Орды. К ней приставили прислугу-пожилую монголку, которая ни на миг не отлучалась от нее и не отпускала не на шаг. А ложилась рядом с ней спать, привязывая ее к себе. Была выделена отдельная юрта, к которой имело право приближаться лишь единственный мужчина, муж монголки, как догадалась потом Рада. Так везли Раду вместе с войском через Ржев, Козельск на Рязань.
Только в Рязани она увидела, что подобных русских полонянок, предназначенных для хана Бату, набиралось около сотни девиц. Проделав долгий и тяжелый путь, к лету 1238 года, Рада случаем судьбы жестокой оказалась в низовьях реки Волги в ставке Великого хана Золотой Орды, в последствии на месте города Сарай-Бату.
- ХХХ -
Весна того года была ранней и теплой. Со второй половины марта, к которому относятся описываемые события, пошли дожди. Снег, взявшийся водою, быстро таял.
Видимо и задуманный поход на Новгород хан Бату прервал по той причине, боясь половодья и всяких непредвиденных сюрпризов незнакомого болотного края.
Только спустя три недели, как Рада выехала из Новгорода, Александр отправился по ее следам.
В пути его сопровождал отборный десяток воинов-дружинников, в числе которых оказались Савка, Сбыслав, Мишка и Фома-Горбатенький.
Ехали налегке, но при всем вооружении. Часто останавливались.  Александр в пути подробно расспрашивал о Раде встречных путников и поселян.
Ответы до Демьянска были разноречивыми. Некоторые утверждали будто бы видели проезжающую девицу верхом на гнедом коне. А кое-кто пресказывал, что слышал от других людей. Большинство осуждали ее за безрассудство, мол сама ехала в руки к ворогу. Проехав Демьянск, очевидцев-свидетелей стало попадаться больше. А в Молвотицах, в последней деревне перед Селегерским Залучьем, даже нашли избу, где она ночевала.

                222
Хозяин удостоверял Александра, будто бы Радюха, так ее называли в простонародье, ни к чему торопилась, и он всячески сдерживал, предостерегал ее от татар, свирепствующих на Серегере, оставлял пожить у него пока не уйдут враги. Но несмотря ни на что, она от него выехала до рассвета. В то же время он давал совет Ярославичу, обратиться к деду Ерошке, о судьбе которого уже все знали в округе, что татары сожгли его хутор вместе со старухой, и он только что спасся чудом. И если дед пережил свое горе и еще жив, то поведает достовернее о дочери Торжокского посадника Иванка Дмитриевича.
Предчувствуя страшную неприятность, с безнадежностью и грустью, под птичий веселый гомон и пенье Александр подъезжал к хутору Ерофея Игнатовича-Игнашевке.
Год назад, когда в первый раз проезжал по этим местам, он был в приподнятом настроении, верил в предстоящую встречу с Радой. Теперь же с самого Новгорода, того чувства и уверенности на благоприятный исход, не было и в помине.
На полях, лесных рединах и прогалинах снег уже сошел. Но на дорогах еще остался достаточно прочный ледяной панцирь. Не кованные лошади лесом шли сторожко. Подъехав к развилке дорог, Игнашевского хутора Александр увидел саженях в ста, скрытое ольховыми кустарниками на пригорке, пепелище сожжённой постройки. И лишь в стороне, стояла оставшаяся в целости ветхая, принизистая банька, покрытая травяным дерном. Представ перед первым злодейством нашествия татар, на лице Александра заходили желваки.
Не успели проехать в сторону хутора и полсотни шагов, как Мишка увидел метнувшегося к лесу человека из бани, сказал:
- Дед Ерошка видно одичал… В лес от нас уходит…
Александр, тоже заметив и, пришпорив лошадь, вырвался вперед. Подъехав к бане, закричал вдогонку деду:
- Ерофей Игнатьич! Мы, свои Новугородские! Ступай назад!
Через некоторое время на окраине леса мелькнула человеческая тень, а затем вышел и сам дед.
Мишка, видя все еще нерешительность напуганного деда, позвал:
- Ходь, ходь деда, не бойси! Мы свои! То князь Александр Ярославич. Не познал, что ль?

                223
Дед Ерофей шел на сближение смелее, но все же чего то медлил приостанавливался, оглядываясь назад и по сторонам, и по сторонам, словно определяя, далеко ли край леса. Не доходя, остановившись, спросил:
- Пошто пожаловали люди добрые?
Видимо дед Ерошка после трагической перетряски стал тугоух.
- Ходь ближе, слово к те имеем. – досадуя на сомнительность и не уверенность деда еще раз Александр прозвал его к себе.
Дед Ерофей понял нетерпеливость и негодование князя, окончательно убедившись, что перед ним свои люди, подошел ближе:
- Не гневись княже, пугана ворона – куста боитца…
- Поведь лепей, Ерофей Игнатьич, што те ведомо о дочери посадника Иванко из Торжка?
- Олександр Ярославиц, так ить почитай цетыре седьмицы прошло с той поры яко злодеи мой хутор спалили. А вона воккурат, через ночь проезжали к Березовым рядкам. Я повстрецал яе вокурат вон тамо на распутье дороги.
- Што же она сказывала те, видно ей было боязно?
- Так ить я отговаривал яе. А вона затвердила свое: «Я сторожко поеду. Да и татары ежели из хутора убрались, стало быть им и в Залучье не след оставаться»… Но чуе мое ретивое – попала девка ворогу в лапы… Ох горе, наше горе! Вот и я, осталси един, яко перст. Ни кола, ни двора, ни куска хлеба. Ни приведи господь кажиного хрещеного таку чашу горя испить… Хорошо бы уж умереть, не мучича…
- Крепись, Ерофей Игнатьич! Без смерти не умрешь. Видно, не единогот я неимущим не Руси вороги оставили… Землю нашу опоганили нечестивцы, города русские пожгли христианский люд, кого порезали, кого полонили, а ежели кому и удалось спастись, лишился крова над головой, обездолили…
Савка, што тамо у на осталось? Поделиться надобно с Ерофеем Игнатычем.
Пока Савка отстегивал переметную суму от седла, Михайло тихо остерег князя от щедрого подаяния.
- Княже, тако у самих не гораздо взято припасов, сухарики, сало сухой рыбец да и путь наш идеть по голодному опустошенному краю.
Дед Ерофей, видя, что и в самом деле князь не богат припасами махнув рукой:
- Не надо ярославиц… Яко ни будь пробьюсь до зеленой травы, соберу колосков, наловлю рыбы, а пока березовой кашей сыт буду, а там и нови дождусь…
                224
Савка, вытянув из сумки несколько сухариков и пласт сала, протянул деду.
Александр посмотрел на скудную милостыню Савки, нахмурив брови скрепя сердцем виновато сказал:
- Не обессудь Ерофей Игнатич, за малые крохи. Путь наш долог. Мыслил объехать яко и в тот раз Серегерским путем на Торжок и Валдай Позреть што там оставил опосля себя проклятый татарин…
- С богом Ярославиц, спасибо и за то… Живы будем, все добудем, а на нет и суда нет…
Ерофей Игнатьевич стоял без шапки в армяке, нараспашку с разлахмаченной головой и бородой, смотрел на князя, как тот молча не в духе развернул вороного и отъехал проч.
- Доброго пути Ярославиц! – крикнул дед вдогонку князю.
Александр обернулся:
- Крепись, Ерофей Игнатьевич и ведай Русь Новгородом жива будет!
И натянув поводья, с отчужденным раздражением, беспричинно стеганул плетью вороного, с места рванул галопом и тотчас осадил на месте.  Воины многозначительно переглянулись, удивясь внезапной перемене князя, последовали за ним.
Речка щербиха вдоль которой они ехали только что очистилась от льда, зато ручьи приходилось преодолевать с трудом. Особенно неприятно было объезжать озеро с топкими раскисшими берегами. Солнце клонилось к закату, когда, отвернув от озера Глубочек выехали на просторное поле деревни Залучья, которая уже вырисовывалась на горизонте с большим старым дубом на краю.
Александр еще издали заметил подозрительно кружащуюся тучу воронья над Залучьем и Березовым Городищем, подумав: «Неужто неубранные мертвецы их влекут к собе?»
Князь вновь поторопил коня, но слякотная полевая дорога не позволяла ехать галопом. Он, свернув с тракта и поехал полем, параллельно дороги. Всадники приближались к тому месту, где татары полонили Раду.
Теперь Александр Ярославич воочию убедился, что вороний грай пирующих птиц, вершится над трупами поселян селегерских рыбаков.
Нервы напряглись до предела. Он стал как бы невменяемым. Действия его из хладнокровных и рассудительных, какие были ему присущи, становились необъяснимо
                225
раздраженными. Это в какой-то мере передалось и резвому вороному. Он то прядал ушами, то фыркал и косил глазом на разгневанного чем-то хозяина, дрожал.
И как раз в этот момент Александр проезжал мимо большой седловидной моховой сопки, напоминающей двугорбого верблюда, середину которой занимал, сжимающийся в пружину, плотно лежащий к земле, серый заяц-русак. Всадник только что поравнялся с сопкой, как заяц молниеносно выскочил из-под ног княжьего коня.
Вороной с испугу взвился на дыбы. Князь, как блин со сковороды свалился на землю. Только простая случайность спасла Александра Ярославича, что лошадь Михайло Степановича, следовавшая позади, не подмяла его по д себя.
Испуганный конь, сделав несколько прыжков вперед, вдруг остановился, прядая ушами и поводя налившимися кровью глазами, захрапел.
Воины, окружив лежащего на земле князя тотчас поспешили на помощь Лишь Савка следующий позади всех, стал объезжать окружающих воинов князя, и думая, как бы не упустить лошадь, заметив в заметив в ложбинке, заполненной водой в стороне что-то блестящее. Приметив место, он, как и все товарищи кинулся на помощь князю.
- Ну и вороной, не мыслил того, што он такой ретивый, - вставая на ноги, как ни в чем не, бывало, оправдывая свою оплошность перед телохранителями, говорил Александр. – Ловите его, - повелел он окружающим воинам.
Не успевший спешиться Савка, видя, что с князем обошлось все благополучно, первым направил своего коня к стоящему шагах в тридцати, боязливо озирающемуся кругом, воронку.
- Воронько! Што же ты вышиб свого хозяина из седла? - подъезжая к лошади Савки и упрекал, оробевшего Воронка. Но умная лошадь и не думала уходить, позволив ему приблизиться и взять за разорванный повод. 
Вернувшись с лошадью, Савка передал повод князю и, не говоря ни слова, спешился и повел свою лошадь в поводу к тому месту, где он заметил подозрительный блестящий предмет в воде.
Товарищи подумали Савка отходит от дороги справить свою нужду. Михайло еще в шутку предупредил его:
- Савка, не ко времени тя приспичило. Давай, толь потарапливайси…
По молчаливому подозрительно-сосредоточенному виду Савки, все на него обратили внимание.

                226
Лишь один Александр Ярославич, увлекшись связыванием разорванного повода, не видел куда и зачем уклонялся его телохранитель.
В то же время Савка подошел к лужице, нагнулся, и достал из воды, небольшой кинжальчик, изящно отделанный серебром и золотом рукоятью. Он держал нож осторожно двумя пальцами за конец острия, будто боялся порезаться и показывал его спутникам издалека.
- Ярославич, мотри што Савка знашев! – увидев тотчас не выдержал Сбыслав.
Стоило лишь мельком взглянуть Александру на нож в Савкиных руках, как он тотчас обознов его. Оторопел:
- Радин! Брате, откуда он туто? Давайте оглядим место, нет ли и тела ее поблизости…
Все бросились в рассыпную. А Александр взяв у Савки нож, смотрел на него и думал: «Што же сталось с ней? Где она? Ну, положим оборонила. А пошто не на дороге?» …
Не успел он заключить он свою мысль, как Михайло, отъехав несколько шагов в направлении дороги, спешившись, поднял что-то мокрое, крикнул: «Княже, плат! Радин плат! Я его зрел у нее повязанным коли ее холмский мужик привез на Городище» …
Александр поднял голову и как оглушенный, смотрел на Мишку, развертывающего в руках, только что поднятый им из-под ног мокрый, смятый в комок темный шерстяной платок. Подумал: «Вот, вот кто-либо из телохранителей крикнет – «Князь, вот тело Рады! ...»
«А где же в самом деле она сама? Стало быть, взяли простоволосую, а нож видно выбросила сама», - так рассуждал в слух Александр, а может ее тело туто неподалеку. Давайте окрест поищем …
Все поле вдоль и поперек изъездили княжеские дружинники, обшаривая подозрительные места: кусты, межи, сопки, ложбины. Но ни чего больше, принадлежащего Раде не нашли.
- Только после этого Александр направил вороного в сторону деревни Залучья и Березовых рядков.
Достигнув окраины деревни, Александр увидел, что жилые постройки все пожжены. Невредимыми остались лишь одиночные хаты и кое-где сенные сараи, и бани, стоящие поодаль.
                227
Повсюду возле пепелищ и на улице валялись в разных позах распластанные саблями и ножами мертвые люди. Отовсюду раздавались голоса вороньего и сорочьего грая, возвещающего на всю округу их пиршество над мертвецами.
Жутко было видеть обезображенные трупы мирных поселян, зарубленных саблями, заколотых ножами беспощадными поработителями.
Обильно насыщенный трупным зловонием воздух, был нестерпимо отвратительным.
Превозмогая неприятные чувства от кошмарной картины, Александр придержал коня у избы рыбака, спешился. Ничего е говоря передав Савке поводья, направился в избу. За ним последовал Мишка.
Распахнутыми настежь дверьми, играл ветер. Пронизывающий скрип дверных петель, робкое завывание осиротевшей собаки, который слышался со стороны березовых рядков, мысли о Раде, безжизненное запустение – все вместе наводило на него ужасную скорбную, удручающую тоску. Поднявшись на три ступеньки крыльца, переступил порог в сени. Остановился внезапно перед трупом хозяина избы, распростертому на сетях, подверженному тлению. Снял шлем перекрестился. Тихо, не нарушая непробудного сна рыбака, продвинулся к проему к двери в избу.
Тотчас его внимание привлекло на мгновение обнаженное женское тело, ни разу им еще не виденное. В ту же минуту, он ощутил свидетельский взгляд Мишки за своей спиной, , смутился, оглянулся назад.
Мишка с отвращением зажимал рот и нос, искоса посматривал из-за плеча князя, на безжизненную, наготу покойной, с вздернутым подолом длинного платья, на голову.
Александру вдруг стало не по себе. Ему стало невыносимо стыдно за нагое тело невинной жертвы насилия татарского нашествия, которое осталось по их вине с отцом безнаказанным.
Он решительно шагнул через порог, подошел к покойнице с юношеской стыдливостью, сняв подол с головы, прикрыл обнаженную часть тела. Не успел он распрямиться, как Мишка, тронув за плечо князя и кивком головы указал в сторону кровати, стоящей в левом переднем углу, где лежала тоже обесчещенная и окровавленная с откинутой головой к стене, белокурая Христина.
Александр, не раздумывая так же приблизился к кровати и без стеснения одернул платье, не мешкая вышел на улицу.

                228
Дойдя до своего коня, он почувствовал слабость, оперся на седло рукою. Потом закрыв лицо руками, беззвучно заплакал.
Воины, поджидавшие князя, видя, что Александру Ярославичу отчего-то сделалось плохо, с удивлением переглядывались, не понимая в чем дело, полушепотом спрашивали Мишку: «Што тамо?»
Но тот молча, наблюдая за князем, отрицательно кивал головой, давал знаки, поднося палец к губам, что означало: «Не могу выразить, молчите!»
Спустя минуту, все еще не поднимая головы, Александр твердым голосом заговорил:
- Савка, тебе с Фомкой наказ. Поезжайте назад до Молвотиц. Велите моим именем волостелю поднять народ с окрестных деревень и селений. Вернетесь сюда и по всему Серегеру, предайте земле честных христиан. Да штоб содеяли все по обычаю, со святителем.
- Добре, Ярославич! – откликнулся за себя и Савку, восседавший поблизости на буланом коне, Фома Горбатенький.
Пока Савка отвязывал переметную суму с продуктами Мишке, Александр, придя в себя размышлял: «Не разом оправиться и заселиться, и заселиться от такого разора весь этот край! Губители! Душегубы! Неужто и всюду тако, где ступала нога татарская?» …
И тут на побережье Селигера, куда бы не взирали очи молодого Новгородского князя, всюду витала лютая смерть, пожирающая в мучениях и великом страдании, мирных не в чем не повинных поселян. Ему казалось, что во всечеловеческой истории не было еще подобной жестокости и варварства над людьми.
А в слух сказал:
- О, горе нам, горе! Безнаказанно ушли жестокосердые! А карать надобно по их делам нещадно! Не станет кощунством, ежели святые сосуды и колокола со святилищ, серпы и орала отберем на время у ратая и перекуем на мечи. Только бы отомстить бы за кровь людскую, за всех поверженных! За пепелища! За разор! За насилие! За уведенных в полон и рабство! Помните все зримое, брате! Настанет час суда, и мы обрушим чашу гнева и возмездия на головы бесчинствующих!
- ХХХ -
По льду было опасно перебираться на ту сторону Селегера. Александр объехал озеро с севера и выехал снова на торный большак, ведущий от Селегера на Торжок.
                229
В глубине души юного князя все еще теплился огонек надежды, на то, что не все утеряно, он найдет Раду в погосте Тысяцком. Уж коли не найду, - думал Александр, - так по крайней мере, проведаю ее последнюю судьбу».
Но подъезжая к селу Тысяцкое издали убедился в том, что и его постигла та же та же участь огня и меча что и Березовое Городище, и Залучье и Тарасково на Осуге и только что миновавшую Малашевку и сотни деревень, где ступала нога татарского коня. Так было повсюду.
Вот и окраина погоста. Только опять, как и в Залучье осталась нетронутой огнем крайняя хата, на отшибе, что напротив памятного колодца, где произошла радостная встреча, год назад Александра с Радой.
Князь к заветному колодцу и тут же, как и тогда, спешился. Взяв вороного под уздцы, подошел ближе к обрубу, заглянув во внутрь – тотчас отпрянул:
- Как загадили Раден кладязь, негодяи! – воскликнул он.
В это время с крыльца, кривобокой, с подслеповатыми окошками, затянутыми бычьими пузырями, избенке, мальчонка лет десяти за палку сводил слепого старика.
Приближаясь мальчонка с дедом к Александру, переговаривались меж собою, видимо зрячий передавал слепому, что видели его глаза. А дед торопливо расспрашивал, поводыря, что за люди подъехали, как они выглядят, что делают.

Приглядевшись к слепому, Александр узнал, но не мог еще быть уверенным, что перед ним один из тех мастеров-колодезников, которого он приметил вот на этом же месте, перед встречей с Радой.
Это был в самом деле старший мастер Никифор, с тем же хитрым прищуром, теперь уже навсегда закрытых глаз.
Слепой, услышав неподалеку разговор воинов меж собою, остановился, спросил:
- Кого бог привел в наш страждущий край?
- Свои мы, новгородские, - ответил Мишка.
- Ну коли свои, то просим милости, толь потчевать нечем… все злой татарин изничтожил… А все же кто будете? Очи мои не зрят приезжих гостей…
- Да то князь новугородский Александр Ярославич, обозревает вражье разорение, - подтвердил еще раз Мишка.
- Тако ж то, Ярославиц? – переспросил Никифор.
                230
- Да, да.
- Не ты ли княже, в то лето у нас просил туто коней напувати, да зпоймав тогда Раду Иванкову?
- Вот мы ее ищем. Не чул ли про нее што? - спросил наконец, о самом наболевшем Александр.
- Княже Александр, - начал слепец, - я был в отходе, ходил по миру со внучеком. В аккурат меня бог отнес от напасти супостата, а сказывают от подворья Митрофана тысяцкого ничего не осталось.
А вот Рада, дочь Иванкова, рекут яко выехала к вам в Новегород через Серегер-Батюшку, тако ни слуху ни духу. Неведомо што и сталось с беднягой… Царствие ей небесное, - перекрестился Никифор, - отменная была девица. Этакую не грех и княгиней было содеять…
- А с тобой приключилась какая беда? Не ты ли тогда этот кладязь чистил?
- Я милай… я. И раду тогда мы упросили, яко невинную девицу, добыти чистую водицу. Вона тогда открыла нам добрую жилу… А я на другом колодези в деревне Каменке, што на устье Негочи стоит, вы тамо проезжали, очи оставил-бадья с глиной сорвалась, да по кумполу… с тех пор и померк, деля меня божий свет.
Александр уже плохо слушал последние слова слепого Никифора. Его отвлекали неотвязные думы: «Так, где же она? Что с Радой? Только в полоне» …
Его последняя надежда на желанную встречу с милой сердцу Радой, рушилась навсегда.
Александр входил в себя. Но печаль и удручение увеличивалось, он обвинял отца, что отпустил Раду из Новгорода на верную смерть. А еще больше корил себя: «Пошто медлил с погоней? Наверняка нагнал бы ее не доезжая до Серегера … И беда ее миновала бы …»
Теперь Александра Ярославича словно подменили. Он уже не торопил ни коня, ни своих спутников – воинов, хотя еще до Торжка предстояло проехать более тридцати верст.
В проезжающих на пути разоренных и сожженных деревнях останавливался и по-деловому распоряжался с оставшимися в живых людьми – обещал три года не брать никаких податей.
 - ХХХ –

                231
Иногда Александр Ярославич сворачивал с большой дороги в сторону на две три версты и узнавал сколько людей осталось по деревням и весям в живых после нашествия татар.
А один раз отряд Александра Ярославича завернул верст за пятнадцать в сторону. Но картина выжженой земли являлась очам князя повсеместно.
Он убедился, что войско, предводительствующее ханом Батыем, было слишком велико и двигалось оно не одним путем, а многочисленными отрядами по всем проторенным и непроторенным дорогам, растекаясь ручьями по обширной необозримой земле русской, как и тогда он догадывался.
Бурными потоками кровавого половодья, заревом пожаров черной призрачной смертной тучей, реками слез, пронеслись бешенные Орды Чингисхана над Русью. О чем свидетельствовали люди, вернувшиеся из лесов. Они в один голос заявляли, сто татар было так много, что были запружены все дороги и побочные леса, и перелески, поля и луга и что в живых они остались по случаю ухода в глухие дальние леса. А кто был, укрывшись поблизости жилья и большого тракта, враги находили и убивали на месте или забирали в плен.
Для Александра Ярославича оставалось загадкой – для чего расширялись лесные дороги, и особенно на поворотах вырубался лес, где проходило войско.
На полпути между Тысяцким и Торжком в погоревшей Пречистой Каменке последи улицы лежало сломанное деревянное колесо, высотою более человеческого роста.
Александр долго ходил вокруг колеса, напряженно думал, что же такое громоздкое и тяжелое везли татары на такой повозке. И прикинув по ширине, такая телега должна быть не менее пятнадцати шагов.
Пока князь размышлял о чуде колесе Сбыслав горячо рассказывал Мишке и остальным товарищам подробности боя в Бараньей горе, что отсюда через лес отстоит всего в пяти верстах.
Александр прислушался. Вначале Сбыслав повторял слышанное ранее от самого Буслая и Фомы. А тут Сбыслав как нарочно повел сказ, тише. По-видимому, оно был не заинтересован, чтобы слышал князь или думал, что он все знает. 
Это заставило Александра Ярославича насторожиться.
- А в последней схватке отбили двух воинов-татар, свалили наземь, окружили повязали, - продолжал Сбыслав, поглядывая на князя, который отвернувшись, делал
                232
вид, что не слышит, - схватили, положили на конь, отъехали верст на пять и давай Буслай пытать их. Молчат – хоть убей, толь зыркают малюсенькими глазенками, яко у новорожденного дитяти, да сопят яко боровы. А псиной от них воняет за версту. Кожухи овчинные видно никогда не снимают с плеч ни летом, ни зимой. Шапки на них войлочные, острые с отворотами. Молчат и более ничего. Буслай спросит и то и се, а они зыркнуть в ответ своими бельмами и опять и молчат. Одного Васька велел развязать, так тот как взвился соколом, … Выхватил из рук меч у оплошавшего воина – стража, што стоял рядом и зарубил его же мечом… Тут наш Фома не растерялси и раскроил его напол…
- Ну, а другого пошто же не привели на показ в Новгород? – спросил Мишка, словно угадывая мысли князя, теперь уже пристально вслушиваясь в интересный случай, утаенный Буслаем, от Александра Ярославича, боясь выговора, за недоставку пленных в Новгород.
- Да што тамо, -Вась ка пытал, пытал его и плюнул, решил везти на показ в Новгород. А потом отразу заговорил, твердит одно слово: «Бату, Бату». А там отвернулся к Буслаю спиной, и ну связанными руками шевелить. А потом три раза сложил руки вместе и еще загнул три пальца и гаркнул по-своему «Тумэен, Тумэен». А туто перевернулся яко колобок, сел на землю и начал кланяться головой и опять одно и тоже: «Бату, Бату», и не изрек боле ни слова.
И тут Александр не стерпел, открылся, что весь рассказ Обыслава он слышал, спросил:
- Так, где же вы подевали того воина?
- А сбег. Ночью сбег. Развязался, зарезал воина што его охранял и сбег…
- И мне в тот раз не сказывали о том…
- Так ить утаили от боязни, што ты осердишься…
- А вы и до сих пор не домыслили, што тот татарин вам поведил?
- Нет, в што?
- Трижды он складывал вместе руки и загибал три пальца – означало три десятка да ишо три тумена войск было у хана Бату. В переводе на наше число, это три тьмы с гаком ратников. Пленник устрашал вас, мол хан Бату всесилен и могуч покорит вас все едино. Отпустите меня на волю и сами идите и поклонитесь ему, и его великому прародителю Чингисхану и их богу Солнца, и он простит вас…

                233
- Вот то да, - восхищался Сбыслав, - истинно Ярославич домыслил, от то и хотел поведати нам, а до нас неразумных и не дошло.
Все присутствующие дивились мудрости князя.
В то же время Ярославич был удивлен случайной разгадкой и сам себе. «Ну коли и вправду у хана было столь воев, то и Новгороду не устоять бы от падения и гибели. Пятнадцать тысяч ратоборцев вместе с псковичами полегли бы, как кошенная трава, под этакой лавиной ворогов.» - Так думал Александр и не сказал ни слова своим спутникам. Потом вдруг содрогнулся от очередных мыслей: - «И лежал бы я ноне я трупом, яко те на Серегере, с выклеванными вороньем очами, предаваясь тлению где ни будь на Волховском бреге… Альбо издыхал под дсчатым настилом, подобно хоробрых князей русских, што бились с ними на Кальке - реке.
- ХХХ –
В Торжке Александр Ярославич пробыл одни сутки. Из густонаселённого города, застроенного на бойко торговом пути в ранние годы возрождения русского государства по обеим берегам реки Тверцы, полноводного притока Волги, с десятитысячным населением, осталось, случайно уцелевшими, не более сотни человек.
Среди разноликого состава горожан и пришлых с окресных деревень, оставшихся в живых, мельтешили то и дело черные сутань монахов и служителей церкви. Это озадачило пытливого князя. Он спросил одного из них:
-  Поведь отче, пошто татары е трогали мнихов и святителей церкви?
Тот, причитая и крестясь, витеевато ответил:
- Заступился господь бог за послушников Христовых и радетелей веры христианской… Наложил на нас печать не прикосновения и не коснулась карающая злодейская десница сынов церкви. Ибо и в писании сказано: «Благословляйте врагов ваших и – спасены будете.
Затем князь побывал на крепостных валах, где до последней капли крови сражались защитники города Торжка и на месте гибели посадника Ивана Дмитриевича.
Нашелся свидетель последних минут жизни его, который видел отчаянно рубившегося посадника, до тех пор, пока стрела татарина не оборвала жизнь.
Оставшийся в живых воин, тяжело раненый двое суток пролежал под мертвыми телами на месте боя. Подобранный, оказался единственным очевидцем гибели отважного ратоборца.

                234
По его словам, Иванко первые трое суток обороны не уходил от крепостных стен.
Оборонительными отрядами кроме посадника руководили именитые люди города Глеб Борисович, Михайло Моисеевич и Яким Влункович. 
На четвертый день татары предприняли осаду главных ворот. Тут же появился и Иванко, который в азарте боя ничего не стерегся. На его голове был одет красивый блестящий шлем. Зато кольчуга была узкой в груди и оказалась с прорехой, то ли разрубленной в сече, то ли наспех одетая и ничем не стянутая.
А меткий лучник выследил храброго защитника, угодил ему в грудь.
Оседая на земь со стрелою в груди, перед смертью успел крикнуть:
- Братья! Не сдавайте город!...
И Новоторжане свято исполнили предсмертный наказ посадника Иванка – продержались после его гибели еще десять дней.
Прежде чем выехать из разрушенного и саженого Торжка, Александр Ярославич поклонился могиле Иванка Дмитриевича.
Здесь в Торжке тайна загадки, терзаемой Александра, о широкой дороге и громоздкой повозке, разрешилась случайно.
Мальчонка лет двенадцати сбежал от угона в рабство. Отца и мать его зарезали за городом. А ему связали руки и поставили последним в колонну, обреченных судьбой, пленников. Людская цепочка, соединенная большой волосяной веревкой, вытягивалась в лесной перелесок, когда он почувствовал, что главный узел ослабел. Уличив момент, когда конвойные отъехали вперед, он, шмыгнув в чащобу. Более суток отважный мальчуган, проплутав в лесу и все же вернулся обратно в Торжок. Тут он и поведал князю, что видел и пережил во время вражеского нашествия.
Видел он и главного предводителя татарского войска хана Бату, который ехал в большой, большой повозке, где стоял круглый шатер, и везли ее множество коней. О величине повозки, он особо подчеркивал: - «И та повозка была в ширину улицы»…
А еще везли на таких же больших колесах длинные, толстые и острые бревна, на железных цепях, с окованными в железо концами.
Александр догадался, то были стенобитные орудия, предназначенные для разрушения и взятия городов. О них когда-то рассказывал ему пестун Федор Данилович. А намерением их было сокрушить последнюю опору, гордость русских городов, торговый центр и княжескую твердыню – Новгород. Но замыслам хана Бату
                235
не суждено было сбыться, боясь весенней распутицы, он повернул полчища в низовья реки Волги, где и обосновал столицу Золотой Орды с городом Сарай-Бату.
- ХХХ –
С ноющей раной в сердце, Александр мрачным возвращался в Новгород. Бурные волны полноводного Волхова касались большого моста. Проезжая по нему на Софийскую сторону он равнодушно взирал на прибывающую воду, после продолжительных дождей и половодья, суетящихся людей, спешно укрепляющих мост толстыми пеньковыми канатами.
Прохожие при встречи кланялись. Но молодой князь вошел в себя и не замечал ни чего вокруг. Поравнявшись с храмом, святой Софии даже и не удосужился взглянуть на золоченые купола и отливающего белизной всего облика святыни, не перекрестился как раньше. Зато спутники, следую позади его, многозначительно переглянулись, осуждая молча князя, торопливо крестились, соблюдая обычай и радуясь благополучному возвращению домой. Александра Ярославовича возвращение в дорогой ему Новгород не радовало. Он думал о пропавшей навсегда Раде: «Где же она, что с ней? – в сотый раз он задавал себе эти вопросы. Неотступно ворошил в памяти недавнее прошлое. Ему казалось, что оно еще не все сделал, чтобы найти Раду, живой или мертвой.
В Залучье и Березовом городище он безумно метался от трупа к трупу женского пола. Велел строго осматривать воинам все уцелевшие от пожара постройки, закоулки, огороды и прилегающую местность.
О всех подозрительных зверски замученных и убитых девушках и женщинах, ему то и дело докладывали телохранители. И к каждой покойнице он бежал с нетерпением в душе, приближался, надеясь увидеть своими очами растерзанную Раду.
Сотни обезображенных трупов убийцами и вороньем, были тщательно осмотрены. Полдня провел Александр в поисках Рады на берегу Серегера. Но все поиски оказались тщетными.
Скрепя сердцем, он уезжал оттуда с горестными сожаления и отчаяния: «Уж лепей бы туто на своей земле приняла смерть, - думал он, - нежели попадет в руки насильника – истязателя… Ликом и статью ее бог не обидел, может случиться, сам хан Бату польститься на нее… и пойдет по рукам, на бесчестье, страх и страдания… Станет полонянкой, рабыней наложницей.»…

                236
Заявившись на Городище, он не знал куда себя девать, с кем поделиться горем, кто поймет его чувства.
Гадко было на душе у Александра. Отца он не хотел и видеть. Но поймет ли его и продная мать?
И он решил зайти к самому доброжелательному, дорогому для него человеку, к няне Дарье, с которой в общей сложности прожил больше, чем с родной матерью. В тяжелые годы детства и юности, она заменяла ему и мать, и прислугу, и няню. Всячески защищала и хранила его проступки от огласки, была привязана всею душою.
Зайдя в светлицу ключницы, Александр не застал ее у себя. Прошел вперед, распахнул занавес над кроватью, где лежала во время болезни Рада, постоял. Перед ним проплыла сцена первого, робкого поцелуя невинной девы, когда его уста лишь вскользь коснулись уст любимой. Для Александра сегодня тот поцелуй был бесконечно долог. И главное, он ему придавал чудодейственную сверхъестественную силу воскрешения Рады из однообразного полусонного забытия. После чего она сразу заметно пошла на поправку. Теперь он вспомнил все подробности, как лежала Рада, раскинув руки поверх одеяла, и растрепанные влажные от пота пряди волос, покоящиеся на лице, придавали болезненную бледность и обворожительность ее лицу. Глянув на деревянный гвоздь, где на изящно тонком ремешке, висел ее нож, тот который нашел Савка на поле у Залучья.
В подтверждение того, он вытащил тот же кинжальчик из-за голенища, с сожалением с минуты посмотрел на него вложил обратно и направился на половину матери.
Там-же он застал ключницу Дарью. Мать сидела за шитьем, но увидев, вернувшегося из дальнего пути сына, с радостью вскочила, бросилась к Александру.
- Дорогой мой сыне! В здравии ль вернулси?
Федосья Мстиславна, обнимая и целуя сына, многозначительно заглядывала в грустные глаза Александра. Ей была известна главная цель поездки по Серегерскому пути.
- Не нашел? Пропала? – Участливо спросила она.
- Верно не для меня она родилась, - отрешенно произнес он.
В сердцах из-за пазухи рванул темный платок и тотчас достав из-за голенища нож, положив на столик, где были разложены, разноцветные лоскуты – остатки пошивочного материала и клубки ниток.
                237
- Вот, любуйтесь, все што осталось от Рады.
Ключница приоткрыла рот, чувствуя в какой-то мере свою вину в этом деле, следя за каждым движением, разгневанного и огорченного печалью молодого князя, сочувственно и преданно смотрела на него, готова была принять любое наказание, за свой проступок.
В это время Александр только мимолетно с укором взглянув на няню и мать. И этого было достаточно обидчивой, сердечной и ранимой няне, чтобы неутешно разрыдаться.
- О боже мой! Што наделали – упустили голубку, - запричитала Дарья.
- Не кручинься, Саша, - шептала мать, - и батюшку в том не вини, и не кляни… Грех…
- Да мог же придержати, неокрепшую… Добрый господин рабыню не пустил бы на верную погибель! А это?...
- Не ведал же он, што ворог на Сарегере… и ее судьба сгинуть – невпопад и неудачно оправдывала княгиня Федосья мужа.
- Добр ведал… оприч того, от наушников ему слухи дошли, што я Раде слал вести через Буслая – коли тяжко станет, пусть пробивается в Новгород под нашу защиту, примем яко родную. А што вышло на поверку? А ежели она жива, да в рабство татары увели, проклянет она тот день, когда имена наши услышала и по делам…
- Прости его… добра желая вершил наперекор твому желанию…
- То правду рекешь мать, и над тобой всю жизнь измывался, добра желая?...
- Саша! – надрывно вскликнула она, - Христом богом прошу, не перечь, … не суди жестокосердно – да не судим будешь, сказано в святом писании.
- Содеяно жестокосердие, потому и сужу, - бросил в ответ Александр.
- Утрата тяжела. Но ты-то причем в этой беде?
- Сложа руки сидел, родителям угоду деял, вот в чем вина моя…
- Эх, Саша! Верно, господь отнес твой смертный час… Погнался бы за невестой, а там и голову сложил бы, альбо в полон угодил к супостатам.
- Не все ли едино, изнывати в неизвестности…
- Не печалуйся сыне, твоя рана исцелима… княжеские девицы на Руси не перевелись, не всех же обесчестили и в полон увели татары…
- Истинно ты поведала… Не все дивицы сами себе жизни лишили, подобно Евпраксии Рязанской, честь свою и мужню оберегая. То и беда, что зрел воочую на
                238
Березовом городище и в Залучье. Никого в здравии не оставляли. Ни единого живого человека не осталось.
- ХХХ –
Ярослава Всеволодовича тяготила неизвестность, что сталось с родной вотчиной Переяславлем после татарского нашествия.
В тоже время ему не давала покоя и другая тщеславная мысль. С тех пор, как он получил весть о гибели старшего брата, Великого Владимирского князя, Юрия Всеволодовича на Сити, загорелся неумолимым желанием – завладеть Великостольным княжением.
Вскоре после возвращения Александра из поисков Рады в Новгород, старый князь выехал в Переяславль. А через некоторое время до Новгорода дошли слухи – Ярослав Всеволодович занял Великокняжеский стол во Владимире.
Но молодого князя Александра, оставленного во второй раз наместником в Новгороде ничего, не интересовало. Долгое время он чувствовал себя неважно. Тоска по Раде чуть не свалила в постель. Он стал замкнутым и рассеянным, княжеские дела запустились.
Осенью надо было выезжать по волостям и погостам собирать подати с нового урожая, и чинить суды. Но он вместо себя отправил тиуна Акима.
Мать часто навещала Александра в его светлице или зазывала к себе, и в сердечной беседе наедине старалась его отвлечь от печальных и удручающих мыслей, - забыть о Раде. Намеком заводила речь, будто бы батюшка, уезжая наказывал Федору Динилычу, Акиму и даже Степану Твердиставичу приглядывать для тебя невесту.
Александр не хотел и слушать материнские ласковые совет о супружестве.

Мудрый пестун Данилыч ни проронив ни слова о женитьбе, периодически ходил в город и каждый раз приносил от архиепископа Спиридона церковные книги, а затем постепенно приохотил к чтению и Александра.
Не отходя от Александра, учитель днями просиживал с ним за чтением т толкованием священного писания.
А последнее время Александр до того увлекся библейскими сказаниями и песнями царя Соломона, что ночью стал бредить, читая наизусть полные отрывки из них. Сделался раздражительным и набожным – зачастил в храм святой Софьи.
- ХХХ -
                239
Степан Твердиславич, долго не мог уснуть после отъезда князя Ярослава. Много лет оно посадничал в шумном вольном городе, а подобного княжеского наказа не исполнял. – «Вольно Ярославу Всеволодовичу повелевать, - размышлял Степан Твердиславич, - подыскать для молодого князя Александра рзбитную девицу – наложницу, што б и ликом миловидную и не деля замужества, а тако лишь ради баловства – отвлечь его от смутных мыслей … Давать наказ одно, а подыскать такую девицу, доброй волею не сыщешь… У самого тако сказывают то просто получалось – совесть то была нечиста. А мне в самые тяжкие годы голода, али подготовки ради к походу, в торговых али в мирских делах, али при городских смутах, вечевых раздорах, тамо все ясно, а туто… Ранее знал яко дело устрояти, с чего начинати, к кому обратиться. Вот она Софья, ужо десять лет душа в душу живем, ближе ее кажись никого нет, а открыть такое поскудство, язык не повернется.
Степану видятся пытливые умные глаза Софьи, и, кажется, она уже прочитала его мысли. Ибо немного времени прошло, когда он лишь переступил порог дома, как был обезоружен проницательной Софьей.
Прочитав на лице Степана непонятую тревогу, кинулась к нему:
- Степушка, пошто хмурый такий? Погледь, на те лика то нет. Уж не приключилось ли што в городе? Готовая помочь словом и делом в тяжелую минуту, подступилась Софья к мужу.
- Да нет, тако… Што то не здоровится, - отводя глаза от Софьи, не желая впутывать ее в душепротивное дело, отнекивался. Ибо он считал, что в этот раз Софья не в силах ему помочь, хотя подсознательно чувствовал, - дело деликатное, в аккурат бабское.
Сомнение тяготило Степана: «Сказать или не сказать? Авось Аким, тот по этим делам сведуш, подстроит без всякого оруда, ловушку молодому неискушенному князю. Когда легли спать, после долгих размышлений и сомнений Степан все же решил ввести жену в курс дела.
- Софья, спишь?
- Што ты Степушка, якож можно, ты не спишь, о великом деле печешься, а мне спать? Поделись, о чем печалуешься?
- Да понимаешь, говорить то постыно, о таком деле…


                240
- Пошто постыдно, Степушка? Не подволхвовала ли якая тя зелье? Давно те остерегаю, не пей с чужих рук – будешь изнывать сердешный до сухоты от травы заманихи…
- Сказываю, опричь князева угощенья не принимаю ни от кого, а ты опять о заманихе… Туто речь идет о другой заманихе, деля князя Александра… Сама ведашь, Мишка и Савка сказывают яко Александр извелся о пропавшей на Серегере Радьке Иванковой. Вон то уж ее невестой считал, а видно татары полонили, ала изнчтожили.
- А ты причем туто? Потоскует, потоскует и забудется…
- Вот ноне уезжая Ярослав Всеволодович м намекнул штоб вместо пропавшей, мы подыскали ему девицу так деля забавы, а не супружества…
Огорошенная Софья таким поворотом, сбросив с себя одеяло, села на кровати, задумалась…
- Степан, мыслимо ли то дело? Великий грех брать на душу?
- Грех то оно грех. А молодой князь и взаправду осунулси, ходит сам не свой. Видно, скорбит сильно… А может те ведомо така сходящая девица?
- Што ты Степа, отнеси мя господь от сводних дел.
- Да оно не то, что сводней слыть, а устроить бы то дело надобно.
- А не ровно он и зреть на девку не станеть. Сраму то неберемси.
- Ну а ежели испробовать шепнуть будто бы ненароком, по тайности известным боярским, али знатным купеческим женкам, у кого есть девица на выданье и ликом полепей, … мол княгиня Федосья собирает девиц боярских на смотрины деля молодого князя под видом супрядок на Городище… Зришь, от желающих и отбоя не буде. А тамо пусть сами разбираютца…
- Золотая у тя голова Степа, тако и содеем, а коли што мы не останимси в ответе… Домыслил-таки. А вспомни яко сам-то на мне женилси - и слова вымолвить не смел до пожара…
- То сам. То судьба. А туто дело княжое…
Успокоившаяся Софья, легла в постель и отвернулась от мужа. Но через мгновение она вновь открыла глаза и обдумывала, как лучше помочь мужу, в исполнение наказа князя Ярослава.
Степан в свою очередь с закрытыми глазами, делая вид, что спит, все еще мысленно перебирал варианты, как как лучше подстроить, чтобы самому не вмешиваться в это грязное дело.
                241
Взбудораженная Софья, ворочалась с боку на бок.
- Степ, спишь? – не выдержала она.
- Ну што?
- Ежели завтра испытать, яко ты советовал, заскочить мне ненароком к Игнату-Кольчужнику и Гавриле – Щитнику… У Игната племничка, сирота Ульяница с нашей улицы, уж больно ликом лепа, во всем городе подобной девицы не сыщешь. И у Гаврилы краля под стать князю, хоть бы и в супружницы сгодилась…
- До приезда Акима, пожалй погодь. А к Федору Данилычу без потребы не пойду. А коли заявитца тиун, то совместно обговорим то дело и посоветуемси с самой княгиней Федосьей Мстиславной.
- И то правда, Степушка, нече нам наперед батьки в пекло лезти…Без нужды в печаль не впадай. Спи знай набегалси за за день грешный с энтим мощением улиц. Небось наутро опять станешь посылать за мостовинами.
- Да в лесу заогтовка сотни на полторы возов ести…
- Не кручиньси, спи милый.
На этот раз Софья успокоилась, отвернулась и уснула.
- ХХХ –
Середина зимы 1239 года отличалась в Новгороде устойчивыми сильными морозами.
С раннего утра Александр плохо прибранный, в накинутой на плечи дорогой шубе, сидел склонившись за небольшим столиком под пятисвечовым светильником и читал толстую с фолиантами книгу. Няня Дарья, переступив порог спальной горницы, удивилась раннему подъему князя.
- Нияк, ты всею ноченьку на спал? Свечи-то догорели? Извелси внет… Сокол ты наш! Я за тя ежеденно молю господа. По сорок поклонов кладу, молитвы творю, шоб на сердце у тя просветлело… Да верно, и я согрешила господу богу, не внемлет от моей молитве…
- Ты-то пошто убивесся? Не твоя вина. На батюшку обиду таю. Он же справадил Раду из Новгорода.
- Ведомо, я перечить батюшке не смел, а надобы… Пошто Аким к тобе этой ночью ломилси, а я не пустила. И грех не побоялась солгола, тако и поведила – князь занедюжил. А он рвалси к тобе – сказывал дело ести до князя, а я собою заслонила дорогу.
                242
- Тако тиун, не сказывал пошто он ломился? Он же должен вернуться с объезда поселений Половати и Шелони толь к маслянной недели, а ноне ишо конун рождества Христова. Уж не случилось ли чего? Ступай, веди его.
Ключница вышла. Князь тотчас закрыл книгу, встал, отошел к окну, вслушался, как на улице воинствует трескучий мороз, задумался. «Аким видно привез с Шелони недобрую весть… Немцы, али Литва зашевелилась.» – подумал он.
Почти сразу же по возвращении няни, которая упредила, князя:
- Зараз буде.
Вошел растрепанный Аким. К редкой клинообразной бороде, прилипла белая пушинка. Судью не замечал, как пушинка, подобно трепещущей в сети рыбке, трепетала от его дыхания.
Аким, войдя в светлицу, увидев князя в добром здравии, выразил первым делом скрытое негодование ключнице Дарьи, с презрением посмотрев ее сторону, заправляющую постель князя. И вместо обычного приветствия с явным ехидством спросил Александра:
- Здрав ли ноне, княже?
Александр Ярославич понял душевное состояние самолюбивого тиуна и затаившую обиду на ключницу Дарью и самого молодого князя, и как бы не придав значения, ответил:
- Кажись голова свежее стала, - оправдывал няню Александр, - А пошто до срока вернулся с объезда? Уж не приключилась ли яка беда?
- Заподозрили неладное… Видно супротивники и ждали того часу, когда выедет за ворота твой батюшка…
- Александр смотрел в упор на тиуна и не перебивал, давая полную волю высказаться.
- На Шелони слухи идут, будто Водовик изнов метит вернуться посадничать в Новгород, а вас с батюшкой изгнать, а на стол собирается старого приятеля Михайло Черниговского…
- Откуда слухи? Проверил? Можа облыжные?
- На постоялом дворе на Шелони сказывают бражничал проездом изо Пльскова какой-то чумазый… Я полагаю не беглый ли Рязанец, твой благодетель Жук, связалси с Водовиком, и тут воду мутит… Даилыч тож от того – то прослышал ишо по осени крутилси в Нову городе и приставал у Игната-Кольчужника и Гаврилы-Щитника.
                243
- Коли так, твое дело дознаться и упредить… А што до благодетелей, коими ты укоряешь, то миловать никого не стану… Кажиный по заслугам и награду свою получит…
- Ярославич, всю подноготную подниму, а вызнаю, непременно проведаю и упрежу. За тем и вернуси. Ноне же этот Жук-смутьян в моих руках буде… Я ему покажу, как народ мутить!
- Толь спервоначалу замахнись, а там и бей. А то ты розги приготовил, а зад никто не подставил, - предостерег князь. Проверь слухи лепей, да извести меня.
- На минуту Аким смутился, затем придя в себя, сказал:
- Добре Ярославич, мыслю на этот раз зад сыщется. Не обессуть, погоречился малость. Я же дело хотел доложить, а тут твоя няня-посельничья: «Не пущу, князь занедюжил»…
- ХХХ -
В полутемной мастерской Игната Кольчужника работало трое работников. Два дюжих молодца справа от входной двери, через волочильную доску, закрепленную между деревянными столбами, с силой тянули тонкую проволоку.
Возле верстака у небольшого слюдяного окна, светлокудрый, голубоглазый Никита, взял кольчугу. Он снял накрученную спираль, из круглого железного прута, откусил кусачками несколько колечек, стал вплетать в пластину недовязанной кольчуги.
В это время бесшумно вошла в мастерскую Ульяна. Она крадучись, боясь нарушить рабочую тишину, оглядываясь на занятых волочильщиков, приблизилась к Никите.
Остановившись позади его, некоторое время Ульяна молча любуется, ловко орудующими руками Никиты. Она на столько близко наклонилась к затылку работающего, что тот почувствовал ее теплое дыхание на шее, нерешительно обернулся.
Ульяна в ответ широко улыбнулась. Из-за пазухи достала пыльный, румяный калач, протянула ему, шепнув:
- Возьми…
Но Никита, отрицательно мотнув головой, показав взглядом на волочильщиков – мол нет, увидят друзья по работе, обидятся за особенку, ведь работают и питаются за одно.
                244
Недовольная Ульяна, сунула калач обратно за пазуху.
А когда Никита снова заработал руками, она она склонилась к уху торопливо зашептала:
- Никишка, на масляной неделе, княгиня Федосья Мстиславна, устраивает супрядки и смотрины лепших девок города деля князя Александра… женить будут…
Никита не выдержал, полушёпотом с насмешкой спросил:
- Уж не метишь ли ты попасти туда?
- Затем и пришла к те за советом. Вчера под вечор, тетка Софья Братилиха, ну посадская женка, приходила и уговаривала дядю Игната отправить и меня… А по утру дядя объявил мне: «Готовься на супрядки».
У Никиты вдруг дрогнули руки. Колечки, лежащие в кожаном фартуке на коленях, скатились по д верстак.
Ульяна тотчас бросилась на пол на колени и вместе с Никитой стала елозить на корточках по полу, подбирая рассыпавшиеся колечки. И тут они одновременно, увидели среди разного хлама завалившееся колечко, бросились к нему, и как малые дети стукнулись лбами. И так как встреча оказалась неприятной, они тут же отстранились друг от друга, инстинктивно схватились каждый за свою больную шишку.
Ульяна не растерялась и расплывшись в улыбке, хихикнув, участливо спросила Никиту:
- Больно?
Никита, не выказав своего малодушия, демонстративно, отстранив руку от больного места не ответил, а помедлив, в упор глядя на Ульяну, посоветовал:
- А ты не ходи на Городище, скажис хворой…
- Яко ж можно ослушаться дядю?
- Возьми и ослушайся ради такого дела… - и тут осекся Никита, не подобрав слов для выражения мысли, затем помедлив, внушительно продолжал:
- А ежели ненароком приглянисся князюЮ што тогда? Мыслишь, в жены возьметь черную девку?
- Так тому и быть, видно судьба…
- Ни якая судьба, коли сама не навяжисся…
Никита всем корпусом подался к Ульяне и отрешенно горячо зашептал:

                245
- А ежели неволей идти на супрядки принуждать станет… я твого дядю князю выдам за сговор с Водовиком.
- Што ты, свого кормильца предати? Не смей и помышляти о том. Тогда и на очи мои не попадайси!
- Ить тамо, на Городище не один князь будет на вас взирати. Тамо и Мишка с Савкой посадские сыны, тамо и дружинники, тамо и Буслай, девичьий прокудник крутица, глядишь попадешь в их лапы вместо князя, тогда и мне не надобна станешь…
- Ты за прелюбодейцу меня принимаешь?
- Я ноне тя за Ульяну принимаю, и добре ведаю яко ты ести. А коли побываешь на Городище, не ведомо якой станешь!...
Ульяна насупилась, отрекла:
- Ежели так, не надейси на меня и ведай наперекор те пойду на супрятки и прясти лен никому из боярских невест не удам…
- Ульяница, ну не сердись, - смягчился Никита, - я толь тя остерегаю…
- Меня неча остерегати…
Ульяна встала на ноги, оправила платье, от вложенного калача меж сосцов, от чего девчушка сделалась еще полногруднее, и не глядя на Никиту, с независимым видом, удалилась из мастерской.
- ХХХ -
С утра до вечера весь день тиун Аким рыскал по городу. Он побывал в торговых рядах у знакомых купцов и во всех пяти концах Новгорода. Где намеком, где прямо спрашивал о Жуке и Водовике. Н никто толком не знал откуда расползаются шипящей змеей по городу слухи о недовольстве Ярославом, а ноне обрушивается неприятность на молодого князя. Кто-то беспричинно искру недовольства раздувал в пламя бунта.
Не далее как вчера, у купцов прошла молва о повышении торговой пошлины, а сегодня в боярских кругах, осторожно оглядываясь назад шепчутся в ожидании мнимого увеличения податей на крепление Великокняжеской Владимирской дружины.
Вечером Аким нарочито заехав к Игнату-Кольчужнику, и ненайдя его дома, забежал в мастерскую, спросил у Никиты, где хозяин.
В пылу ненависти к Игнату-Кольчужнику за Ульяну, раздраженный Никита, ни с того ни сего брякнул:
-  А кто его знает… Где ни будь после удачной сделки на щиты с чумазым пройдохой бражничает.
                246
Расследуемый дело судья, ухватился за эту ниточку и попытался ее потянуть из простака тайну. Но Никита вовремя спохватился, понял, что сболтнул лишнее. А когда тиун подступился по серьезному и спросил, сколько же раз чумазый бывал у Игната, какую торговлю он с ним ведет, не видел ли ненароком когда либо у Игната Вдовика, с кем еще ватажит хозяин, часто ли заходит Гаврила-Щитник и о чем они говорят промеж собой, Никита замкнулся и на все вопросы лишь отнекивался: нет, не ведаю, не чул. 
Для законоведа и этого было достаточно, чтобы зацепиться. И он тотчас помчался к Гавриле-Щитнику.
Благодаря льстивой жене боярина и массового и массового производителя щитов, тиун тотчас попал в ее сети оказался в трапезной.
Невесть откуда незамедлительно явился и сам Гаврила. А за чарой медовой браги, разговор пошел совершенно на другую тему.
Гаврила и слова не дал вымолвить Акиму, как повела речь о предстоящих супрядках-смотринах, о женитьбе князя Александра, о достоинствах своей дочери Марфы.
А под конец напоказ вывели, наспех обряженную дочерь. Марфа действительно была хороша собою и захмелевшему тиуну, несравненно понравилась. И он тут же обещал оговорить их дело с самой княгиней, матерью Александра, Федосьей Мстиславной. А та, он заверил обоих супругов, наверняка прислушается к его совету. И только бы заявился сам Ярослав Всеволодович, от которого зависит судьба молодого князя, он будет настойчиво советовать ее в жены для их старшего сына.
Гаврила со своей стороны дал слово озолотить тиуна, ежели он станет пособником в задуманном деле – через дочь Марфу породниться с княжеским родом.
При отъезде опытный сыщик, расцеловавшись с хлебосольным хозяином, все же не забыл спросить о связи его с Васькой Жуком.
Со всеми собранными за день сведениями, которые главным образом получил от Щитника, узнал главное, что прошлой ночью Жук выехал обратно в Псков. Аким, хоть и изрядно выпивший, а ввалившись в Гридницу Александра Ярославича, доложил:
- Дозволь, Ярославич, погоню…
Александр, увидев перед собой опьяневшего тиуна, немного опешил, затем решительно шагнул навстречу и, впервые выказал свою волю и власть, цепко взяв за грудь своего дядьку Акима, от души тряхнув:
                247
- Где нализался? О какой погоне идет речь?
- Княже! – вытаращил оторопело глаза тиун, - пошто, пошто на старика ополчился?
- За этим вернулся с Шелони, штобы бражничать?
- То к делу испил меду малость…
- К какому делу? – отпуская судью, строго спросил Александр. Пока Аким откашливался и отсмаркивался от удушья, сдавленного воротом горла, хваткой молодого, но сильного князя, на шум вошел старший советник Федор Данилыч.
- Што стряслось, Саша?
- Да вот на ночь глядя погоню снарядить требует, неведь за кем…
- За чумазым, за поганым! Вот за кем! Ноне ночью сбежал во Пльскову…
В разговор вступил, только что вошедший Данилыч.
- Тако чуешь Иокимка, - примиряюще заговорил он, - мы ровно на сутки опознились погоню снаряжати. Жук наверно уж скоро станет стучаться в Пльсковские ворота…
- А я уверен, на Шелони ишо бражничает, там у него на постоялом дворе притон…
- Не бражничая самому, надобно было ранее о том докладывать, - сказал Александр.
- Вот те хрест, - сорвав шапку перекрестился Аким, и с перекошенным лицом, продолжал, - толь сам проведал, и сразу сюда.
- А проведал, правду бают об Игнате-Кольчужнике и Гавриле-Щитнике?
Вопрос Александра, ведущего дознание законоведа, застал врасплох. Он попятился, покачиваясь, потоптался на месте и снова подавшись всем корпусом вперед, опустил глаза долу, нерешительно ответствовал:
- О Игнаше, верно, а о Гавриле… не прознал…
- А кто ж тебя тако щедро угостил, уж не Гаврила ли плутовка? – прямо спросил, смотря испытующи в глаза Акима Федор Данилыч.
- Што ты Ярославич! То случай подвернулся… купец знакомый от которого выведал все. Он и угощевал…
- Тако ли будет? – усомнился Данилыч в справедливости ответа тиуна и многозначительно переглянулись с Александром.

                248
Данилыч усмехнулся и незаметно подал знак рукой князю, мол сегодня отстань от него. Молодой князь понял своего наставника без слов. А минуту помедлив, внушительно приказал:
- Ну вот што, дядя Аким, погоню ноне снаряжать не надобно. Лови его в другой раз туто, в Новгороде. Он непременно незамедля опять сюда заявится… Ну а с Игната и Гаврилы глаз не спускай. А часом ступай спать…
Разочарованный судья шагнул через попрог.
- ХХХ -
 Сыне, скоро год пройдет, яко ты печаль в сердце носишь, будто обет принял на себя, - вкрадчево сквозь слезы говорила мать Александру, вечером накануне проводов маслянницы, - пора уж и народу те казать себя полным князем… А то не ровен час, Аким сказывал, ропот по городу идет…Вдовик из Пльскова новугородцев подбивает на вече… Против батюшки и тебя. Не ведомо, что тамо и во Володимире твориться, от батюшки ни яких вестей нету, а туто вольнолюбцы могут нам изгон устроить…
Александр тотчас оторвался от читаемой книги, круто повернул голову к матери, пристально уставился внятно и твердо произнес:
- Не верю, не может статься того…
- Все может статься. Завтра проводы масляной, содеются народные игрища. Да и Буслай может учадить немыслимое… Хоть бы проехал по городу, полицезрел бы народ…
- Добре мама, опосля заутрени с Данилычем проедемся по городу.
Александр снова склонился над книгой, а мать немного посидев напротив его, повздыхала, хотела еще что-то сказать, но видя нерасположение сына к дальнейшей беседе, не решилась заговорить. И не выказывая своей тревоги, лишь поднесла кончик платка к глазам, медленно поднялась с места, предостерегающе сказала:
- Я пойду почивати, Саша, а ты коли садеешь выездку, побереги себя. Дружинников возьми, деля охраны поболе… Зришь и народ поостерегется бунтовать… Да береженого и бог берегет.
- Добре, мати… Покойного сна тебе…
Александр хотя и слушал мать, но затаенная неприязнь в последнее время зараждалась в душе, он догадывался, что мать двоедушничает и за спиной ведет какие-то тайные переговоры с пройдохой тиуном и посадником Степаном Твердиславичем.

                249
Федосья Мстиславна почувствовала материнским чутьем свое присутствие излишним, тихо подошла со стороны к Александру, прикоснулась устами ко лбу, перекрестила его и вышла из горницы.
Александр ложился спать с мыслями: завтра же посетить Степана Твердиславича и произвести дознание лично от него о всех городских новостях и материнской сопричастности к городским и княжьим делам. Акима и раньше он не уважал за двуличность, а в эту ночь окончательно убедился, что тиуна надо держать подальше от личных дел. Перед рассветом, выйдя на улицу Александр почувствовал на лице изморось, а глянув в сторону Ильменя, увидел плотную завесу тумана.
Это была первая оттепель за всю зиму.
О предстоящих супрядках-смотринах на Городище знал весь Новгород. Лишь не знал тот, ради кого затеивался весь этот маскарад.
Мать и приближенные слуги, и даже Данилыч, который не одобрял всю эту затею, все тщательно скрывал тайну.
На торговой стороне, возле Ярославова двора с раннего утра появился народ. Толпа любопытных во главе Васьки Буслая направилась к Большому Мосту через Волхов, соединяющему две стороны Великого Новгорода.
Через некоторое время вьезд был перекрыт натянутой веревкой, соединяющей опорные столбы перил. Немного впереди, прямо на дороге, разложен огонь, возле которого установлена, вделанная в деревянный чурбан, наклонная наковальня, там же на снегу валяется примитивный большой молот и клещи. На наковальне, вверх шипами лежит ржавая подкова.
Васька Буслай и Фома Горбатенький суетятся возле огня. Поодать, всем эти маскарадом любуется разноликая толпа зевак. Вокруг смех и говор. Ребятня на возвышенном берегу затеивает игры в снежки.
Из толпы один шутник кричит:
- Вася иши не разом твои невесты поедут. Поборись-ка за Фомкой побратимом. А то ить один он у тя остался в живых, остальных ордынцам сгубил…
Явная насмешка задела за живое Буслая. Он бросил гневный взор на ехидного шутника.
- Я те ужо покажу, пересмешник проклятый, как зубоскалить над сложившими честно головы моими побратимами…

                250
Буслай было бросился в погоню. Но шутник нырнул в гущу толпы и выскочив с противоположной стороны, пробежал вверх по прибрежному откосу в сторону города. Видя, что не нагнать быстро-удаляющегося оскорбителя, Васька закричал играющим в снежки юнцам:
- Эй Тимоха! Держите сукина сына! Я из него душу вытряхну! Наверху враз прекратили играть и дружно бросились со всех сторон к убегающему. И тут же его оцепили, и свалили в снег. Разгневанный Буслай рванулся к пойманному, но Фома сдержал.
- Отстань от глупца. Все дело погубишь… Они вот, вот должны подъехать…
- Да я его с моста скину за такое! – кипятился Буслай.
И пока Васька успокаивался, грозясь в адрес шутника, Фома крикнул:
- Робя! Отпустите злослова длинноязыкого. Лепей караульте. Да не провороньте невест.
Ребята как муравьи, облепившие свою жертву, один по одному соскакивали, с обреченного.
Тот, оставшись один лежать на снегу, растрепанный, без шапки, дико озирался вокруг, не веря своим глазам, что возле него никого не осталось. Глянув униз, Буслай как ни в чем не бывало подкладывал в костер очередную охапку соломы.
Тем временем провинившийся встал на ноги, одел заснеженную, изрядно помятую десятком рабочих ног, шапку, нашел глазами Тимоху, погрозил ему кулаком:
- Ну погоди щенок белогурый! Я те припомню это!
И пошел независимо в развалку в сторону Ярославова двора. Не успел он сделать и полсотни шагов, лишь свернув за угол, как увидел несколько едущих навстречу экипажей. Забыв только что учененую над ним потасовку, без обиды, кинулся назад с криком:
- Едуть! Едуть! Едуть!
А ребята, которые минуту назад сидели на нем верхом, в свою очередь разноголосо повторили его новость Буслаю:
- Едуть! Едуть!
Васька подмигнув Фоме, сбросив халат, поспешно стал засучивать рукова в красной рубахе. А Фома взялся клещами за подкову, намереваясь положить ее в огонь, как с Софийской стороны внезапно выкатился на мост княжеский экипаж.

                251
Ребята оповестили Буслая, о приближении боярских экипажей, в которых везут девиц на супрядки, первым увидели и княжеский экипаж, мчавшийся на полном ходу уже по мосту с противоположной стороны.
Толпа тревожно всполошилась, замахали руками и закричали Буслаю указывая на княжеский экипаж, мчавшийся прямо на него сзади.
В суматошном восторженном переполохе толпы, Буслай ничего не мог разобрать и вместе с Фомой делал свое дело. Фома грел в огне подкову, а Василий, зубоскаля перебрасывал с руки на руку большой молот, искоса поглядывая, когда же появятся долгожданные бояре, с которых предвкушал получить изрядный выкуп за проезд по мосту, чтобы затем на нее пображничать.
Тем временем Александр Ярославич с Федором Данилычем отстояв заутреннею в хорошем настроении вышел из Софийского собора. Стройный хор на клиросе, веселое настроение окружающих, теплая тихая погода – все это передавалось на молодого князя.
Александр, усаживаясь в санный возок, запряженный тройкой в серых яблоках коней, Данилычу сказал:
- Давай пройдемся по торговой стороне… А там завернем к посаднику…
Застоявшиеся лошади, сразу рванули с места, но еще достаточно крепкие руки пестуна молодого князя, осадили неистовую резвость тройки.
Десяток дружинников телохранителей, сопровождающих князя, засуетились. Мишка и Савка вырывались вперед. Остальные попарно последовали за возком, соблюдая определенные интервалы. Отъехав немного, Александр вдруг оживился, поправил шапку с меховой опушкой, потянулся к Данилычу за возжами:
- Дозволь-ка Данилыч мне проехаться.
Воспитатель удивился внезапной перемене князя. В глазах Александра он заметил бешенные искорки и какую-то дикую необъяснимую удаль.
Федор Данилыч невольно подчинился распоряжению юного князя передав ему управление лошадьми.
Александр, тронув вожжой кореника, потянул на себя, крикнув:
- Эй, милые, пошли! Савка, Мишка посторонись!
И обгоняя съехавших на обочину дороги воинов, тройка пошла в галоп.
Закидывая, сидящих в санях наставника и князя подкопытным снегом, кони на полном ходу, вынесли к мосту. 
                252
- Ярославич! Больно боязно… Не миновать выброса в снег…
- Эх, Данилыч! Я дею по ученью родича Мономаха – ничего не страшиться… А туто беды не чутко…
И Александр то и дело в азарте юношеского горячего порыва, подбадривал и без того резво идущих галопом коней. Тройка неистово неслась по мосту. Конский топот по деревянному настилу, напоминал барабанную дробь.
Александр тотчас увидел скопление народа на противоположном берегу и твердо знал, заслышав звон княжеских бубенцов, толпа расступится и потому не сбавлял скорости мчащихся по мосту рысаков.
Лишь за несколько лошадиных скачков Буслай за собой услышал звон колокольчиков, обернулся через плечо, увидел летящую на него тройку, не растерялся. Проскользнув под веревку и замахнувшись молотом на бегущих лошадей, рывком бросился к ним навстречу, с криком:
- Стой! Куда прешь!?
Александр тотчас осадил коней и бросив вожжи на колени, еще не пришедшему в себя, от бешеной скачки, Данилычу, легко выпрыгнув из возка:
- Васька, то ты тут балаган тут учудил?...
Буслай от неожиданной встречи с князем, опешил. Но тотчас же нашелся, взял себя в руки, в свойственной ему широкой улыбки, заговорил:
- Не обессудь, Ярославич! Не деля тебя, то учужено…
- А для кого же, тогда? Кто женится? Где же свадебный поезд?  - наступал князь.
В это самое время на спуске к мосту, со стороны Ярославова двора, показались экипажи невест.
- А вот на помине и легок боярский поезд… да толь ишо н свадебный… А тако… - и Васька чего-то загадочно недоговаривал:
- Тако што же то, коли не свадеба?
Пытливо уставился Александр на Буслая.
То большие бояре и купцы везут своих девиц на супрятки к вам на Городище… А мы туто с них хотим мостовую пошлину содрать…
- Данилыч, - удивленный такой новость. Александр, спросил наставника, - а кто у нас на Городище супрятки учиняет?
- Да матушка твоя с Иокимом ту затею учиняют…

                253
Озабоченный князь, постояв некоторое время в раздумьи, сделав вид, что не произошло ничего существенного, хлопнув Буслая по плечу покровительственно, одобрил его затею:
- Молодец Вася, не проворонил, дери с них как следует за проезд… ноне разрешаю, а в будни не самоуправствуй.
- Будь покоен Ярославич, даром не проедут, - и дал знак Фоме освободить для проезда дорогу. А Фома в свою очередь подмигнув дружкам. Головни с искрами тотчас полетели в снежный сугроб, под берег Волхова, а веревку кто-то перехватил засапожным ножом.
Путь для проезда князя был очищен, но он проезжать не торопился.
Пока Буслай вел переговоры с князем, толпа помощников остановила напиравшие сверху боярские экипажи.
- Данилыч, так што же Василий Буслаевич нас даром пропускает? Видно, князь Новгородский дожил до того што уж и мостовую пошлину заплатить нечем стало?
- Чего удумал, пошлину ему… За тако юродство и самочинство, ему следует плетей всыпать, - насупясь, и поглядывая искоса на Буслая, перечил Данилыч.
Но видя, что князь на его стороне, Буслай смелее подступился к бережливому старику:
- Федор Данилыч, как же можно перечить князю, коли Ярославич повелевает те в мошне поискать рубленую серебряную гривну, замест пошлины ради проводов масляной.
Ирод, ты этакий, яко туто серебро? Вымогатель! Ушкуй проклятый! – Серьезно ругая Буслая, за его проделки Федор Данилыч все как бы незаметно поглядывал на Александра, ожидая от него окончательного слова, нехотя полез за пазуху, где на боку, в кожаной кисете, лежало рубленное серебро. А когда Александр незаметно для окружающих глазами одобрил действия Данилыча, тот нехотя протянул Васьки серебряный.
- А в напутствие добавил проклятие. Зато Буслай с подчеркнутой вежливостью принял серебро и дважды поклонился в пояс и как всегда напоследок рассмеялся. Затем сдержав смех, добавил:
- Спасибо Ярославич, премного благодарны, век за тебя буду бога молить.
Данилыча окончательно вывели из терпения. Он разгневался не на шутку:

                254
- Дьявол, а не человек! Бесстыдник! Убирайся с моих глаз!... И брезгливо плюнул в сторону Буслая.
В первом возке, на вороном жеребце ехал Гаврила-Щитник с женой и дочерью. Упитанная лошадь не стояла на месте, то и дело била копытом о землю. А Фома держал ее под уздцы, и терпеливо уговаривался с хозяином.
- Дядя Гаврила, о чем речь – одна гривна, сущий пустяк деля тебя… вон с князя и не требовали, а доброй волею, соблюдая свой чин, пожертвовал гривну…
- Фомушка, мил человек, гривны то на земле не валяются… Но уж коли ради заговения, вам на медовушку… Куда ни шла, возьми гривну… И спасибо Фомушка, мил человек, што мово жаребчика попридержал…
Принимая пошлину и проводя лошадь обоч княжеской тройки на проезжий путь моста, Фома уважительно ответствовал Щитнику:
- Спасибо, те дядя Гаврила. И дай то Бог, богатому богатеть – гривнам счета не ведать.
Тут же какой-то смельчак из толпы придерживал за аркан резвого гнедого Игната-Кольчужника. Сам хозяин, хитро ухмыляясь прислушивался, что делается впереди, и беспрекословно приготавливал гривну за проезд.
Тем временем Буслай все еще вертелся возле тройки князя, сдерживал при разъезде с Гаврилой-Щитником.
Мишка и Савка, зная свои обязанности, снова выдвинулись вперед и проезжая мимо экипажей всматривались в лица разодетых девиц. Мишка страстным взором пожирал Ульяну, которая сидела лишь вдвоем с Игнатом и с интересом смотрела в сторону князя, не обращая внимания на оценивающие нахальные Мишкины глаза. Он не сдержал своего чувства восхищения и тут же, приблизившемуся Савке шепнул:
- Ох, Савка, и крали! Хоть бы едину нам с тобой на двоих дали…
- Пошто едину? – усмехаясь спросил он, - давай откажемся от службы князю и возьмем себе по две… Вот чудно-то будет! А ты уж присмотрел собе. То яко ж те пришлась по ноаву?
- Кажись Ульяница пригожей инших…
Проезжая мимо Игната-Кольчужника, Александр тоже обратил внимание на миловидную, пышущюю здоровьем Ульяну. Она напомнила ему Раду Иванкову. В ее голубых глазах и тонких чертах лица, было какое-то отдаленное сходство с той, образ которой ему не давал покоя. В который раз перед ним воскресали картины былого, и
                255
целование креста Радой при свершении обряда вокняжения, и встреча в селе Тысяцкое, и его робкое прикосновение уст к устам больной на Городище. «Зачем потребовалось матери устроить этот-балаган – супрятки?» - думал он, - видно мыслит и в самом деле, какая-либо из этих девиц по сердцу придет. Нет мати, ошибаешься. Отцу и тебе была посадская дочь-торжанка не по нраву и не и не подстать нашему роду княжескому, а ноне мне не по душе ваша затея…
Заявившись нежданно негаданно Александр к Степану Твердиславичу, допытывался, какие дела они творят втайне от него с матерью и Акимом-тиуном.
Осадник со всей душевной прямотой, припертый к стенке Александром, тотчас сознался:
- Ярославич, так я только по велению твоей матушки, княгини Мстиславны и Акима оповестил кое-кого из бояр и купцов, имеющих на выданье девиц, ехать ноне на супрятки-смотрины деля тебя…
- Для меня? – оживился Александр, будь то раньше не догадывался – так я не собираюсь жениться…
- Не ведаю, Ярославич, и батюшка твой уезжая, наказ давал…
- Какой?
- Да подыскать те девицу…
- Што-то не разумею, Твердиславич? Девку, али супружницу?
- Он сказал девку, што б так… деля забавы…
- Вон оно што!...
Оскорбленный Александр, долго бессмысленно велел Данилычу колесить по городу, не желая возвращаться домой.
А меж тем, вся дворовая прислуга, отцы и матери приглашенных девиц, а особо сама княгиня Федосья и тиун Аким, с нетерпением поджидали возвращения молодого князя и добрый час с затаенным дыханием ревностно следили за каждым девичьим движением.
Было так подстроено, что ежели Александр и не захотел бы видеть девиц, проходя в свою светлицу, ни как не миновал общий прохожей залы, где по совету Акима и устроили супрятки.
На скамьях, установленных полукругом, лицом к проходу, сидели нардные девицы. Каждая чинно для виду пряла льняную кудель.

                256
Что бы вытянуть длиннее нить и веретено продолжительнее крутилось, на низ веретена были надеты красные глиняные пряслица.
Как было заведено в то время, ближе всех к проходу на краях скамьи сидела разряженная Марфа Гавриловна. У нее на шее отливало серебром и золотом ожерелье. От мочек ушей свисали золотые с камнями, серьги, на обоих руках блестели дорогие браслеты.
На Ульяне, сидящей рядом, того богатства не было. Но одетые колты, подчеркивали особую миловидность ее лица.
Далее в ряд сидело шесть или семь девиц.
Два дударя слаженно, переливчато вытягивали печальную мелодию. У большинства девиц с пряденьем не ладилось. У одной Ульяне заданная работа шла как по маслу. 
Но ей отдавали предпочтение лишь черные люди, прислуживающие при дворе и присутствующие на смотринах, познавшие тяготы ежедневного труда, а бояре и купцы с нарочитой напускной важностью, наоборот обращали свои взоры на богатых и знатных девиц.
Стоящие рядом Федосья с Акимом, сосредоточили свое внимание на Марфе Гавриловне.
Судья то и дело нашептывал княгине:
- Позри-ка Мстиславна, нить яко тянет степенно и ровно Марфуша-то. Толкова и ликом лепа што те княжна твоя, альбо королевна заморская, да и родовита…
Княгиня для видимости соглашалась с советником, едва заметно клонила к нему голову. Но в тоже время ревностно косила глазом в сторону Ульяны. Она ясно видела без лишних славословий княжего тиуна, где настоящее мастерство, добытое кропотливым трудом, а где работали неумелые руки маменькиных дочерей
Дудари переменили мелодию на веселую-плясовую.
Ключница Дарья выдвинулась из рядов, любопытствующих:
- Да не заглядывайтесь на скоморохов. Они-то и призваны деля соблазну. А хто глаза на них станет пялить, тот и напрядет с гулькин нос… вон князь уж на подходе…
Александр с Данилычем возвратившись на Городище не торопились заходить в хоромы, обошли конюшни, завернули в караульную избу дружинников, поговорили с Гаврилой Алексичем и только тогда вошли в жилые хоромы.
Среди присутствующих тихо пронеслось:
                257
- «Идет! Идет!»
Дударям велели замолчать.
Девицы-пряхи приглянулись меж собою, вспыхнули, оживились и напряженно продолжали свое дело.
Проходя по коридору, Александр намеревался пройти в свою горницу через залу никого не замечая. Но выйдя из полутемного прохода он попал в добавочно освященную двумя пятисвечовыми светильниками, заполненного народом. Его внимание невольно привлекло разноцветное девичье общество.
Сторонние наблюдатели, в числе которых присутствовали отцы и матери девиц склонили головы в поклоне князю.
Все девицы одновременно бросили пряденье и как одна, поднялись с мест, тоже поклонились Александру.
За минуту до этого, когда Александр шел по коридору, его энергичный ровный шаг сопровождался поскрипыванием половиц, а позади плелся осторожный Данилыч, наблюдая за воспитанником, гадал: «Что-то будет? Пройдет, али остановится?».
Тем временем Александр войдя в залу и видя множество народа в приветственном поклоне, ответил небольшим поклоном.
Дойдя до середины зала, остановился, снял шапку и еще раз поклонился. Затем поднял глаза, внимательно оглядел слева направо всех девиц, стоявших с потупленными очами.
На миг он остановил свой взор на Ульяне. Почувствовав пристальный взгляд Александра на себе, она невольно подняла голову. На какое-то мгновение их взоры встретились. Вдруг молнией пронизало сердце Ульяны. Из ее рук произвольно выпало веретено, которое, как нарочито подкатилось к ногам юного князя.
Александр тотчас нагнулся, чтобы его поднять и вернуть миловидной хозяйке. Тем временем Ульяна спохватившись, инстинктивно устремилась тоже к уроненному веретену. 
Ульяна и Александр одновременно наклонились к веретену т чуть ли не встретились лбами, подобно тому, как случилось несколько дней назад под верстаком с Никитой. В зале со всех сторон послышался робкий смешок. Застыдившаяся Ульяна, на Александра. И хотя он узнал тотчас Ульяну, для отвода глаз, протягивая веретено, подбадривая спросил:
- Искусная мастерица, чья же будешь?
                258
Но разом Ульяна нашлась, что ответить.
- Игнат-Кольчужник дядей мне доводится… С Словенского конца я… Князь должно быть запамятовал, яко в голодный год, опосля пожара ишо мне сне свою рыбу вотдал…
- Помню, помню. А как звать?
- Ульяницей…
- Ах, да, ты мне и в тот раз назвалась, а я запамятовал.
Александр повернул голову в сторону любопытных, в толпе глазами нашел Игната, похвалил:
- Добрую девицу Кольчужник ты выпестовал из сироты… Бог не забудет твоей доброты. Распотевший Игнать в меховой шубе, поклонился князю.
- Спасибо, Ярославич, на добром слове.
А Гаврила-Щитник, стоящий рядом завистливо посмотрел на Игната.
Князь торопливо поклонился девицам и не сказав более ни слова, зашагал в свою гридницу.
- ХХХ -
Миновала весна. В начале июня, восстановился летний путь между Псковом и Новгородом, которого с нетерпением ожидал Васька Жук. После зимнего посещения Новгорода ему не сразу представилась возможность выехать в очередную поездку.
Внезд Водовик подозревал Жука в нечестных делах. И на этот все серебро, которое он должен переправить за полученные ранее кольчуги и щиты Игнату-Кольчужнику и Гавриле-Щитнику, вручать полностью в руки своему посреднику медлил, догадывался в неверности Жука. В прошлый раз он давал до Шелони провожатых и доверенного возницу. Теперь же Водовик с большими деньгами с предосторожностью ехал в Новгород сам. Ибо хотел тайно побывать у новгородских бояр и переговорить с верными ему людьми о замене князя. К тому же он получил добрые вести из Чернигова. Князь Михаил Всеволодович остался живым после татарского нашествия и его можно будет снова, как полагал заговорщик, пригласить на Новгородский стол.
Под вечер Водовик с Жуком подъехали к окраине города.
Встретив знакомого рыбака, они выведали о положении в Новгороде, который предостерег Водовика не появляться в городе, ибо тиун Аким и Торгу, объявил, если

                259
кто укроет бунтовщиков во главе с Водовиком, то будет строго судим, по Правде, Ярославовой.
Не решив рисковать жизнью Внезд отозвал Жука в сторону, вручил незаметно серебро, поведал рассчитаться полностью с мастерами и если можно будет взять еще в рассрочку щитов и кольчуг. Затем дал пешего телохранителя, а сам вернулся назад, а Псков.
Через два дня при выезде из Новгорода, у городских ворот Жука схватили с поличным. При нем обнаружили десяток кольчуг и пять щитов.
Схваченный беглый рязанец ни в чем не сознавался. Аким пробовал даже его бить, но он упорно молчал. Наконец только сказал: «Мне с тобой не о чем молвить… Все что надобно, поведаю князю, а ты для меня птаха малая…»
При осмотре вещественного доказательства судью тотчас по клеймам уличил мастеров изготовителей.
А явившись к Игнату-Кольчужнику с пятью воинами с порога прямо бросив под ноги кольчуги и схватив его за грудь, закричал:
- Повешу!
Уличенный Игнат, как мог оправдывался, упрашивал тиуна, изворачивался, плакал, умолял простить.
А когда на крик и плач прибежала перепуганная Ульяна, Аким, посмотрев на нее и ехидно улыбнувшись, сказал:
- Ежели ты не спасешь его, повешу твоего дядю, за сношение с Водовиком… И то яко удастся…
Ничего не понимающая Ульяна, спохватилась:
- Дядя Аким, как же мне то, причем тут я?
- Ладно, это потом… яко решить князь, так и буде, - и как бешенный выскочил за дверь.
От Игната тиун немедля направился к Гавриле-Щитнику. Перепуганный Щитник выложил все без утайки:
- Так ить я што, я ни што. Мне лиш бы щиты сбыть, да серебро от них получить, - оправдывался Гаврила, - а на кого они ополчаться с Внездом Вдовиком станут, мне до них дела нету.
Толь мыслю што этот циганский ушкуй обманывает меня с Игнато-Кольчужником и Вдовиком.
                260
Чули от людей будто бы кажиный, што у бога раз, нам не дать за товар. Видно утаиваеть, а потом сказывают на Шелони по седьмице бражничает. Вот на этот раз дал ему полдесятка щитов на долг, а домышляю Вдовик отпустил серебро и за старые и за эти… Ну што до умысла Вдовика стать и заново на Новгородское посадство, я те яко на духу изреку. Мне жити и готовить щиты все едино при ком: то ли при Степане Твердиславиче, то ли при Внезде Вдовике. Да ишо и при молодом князе Александре и лепей живетцы. Посуди сам. Да и надея ести породниться с ним, яко ты обещал. Тако я и Жуку отповедил, когда он по пьянке сболтнул, будто бы Вдовик изнов метят стать посадником.
И тут опять выплыла из своих покоев сияющая супруга Гаврилы, приглашая Акима в трапезную, где и закончил Якун свое дознание за дружеской беседой и стоялым медом.
На утро Аким был вынужден доложить князю о поимке Васьки Жука, который ни с кем не захотел оприч князя вести речь.
- Верно бил? Потому и говорить с тобой не стал? - сердито спросил Александр.
- Самую малость…
- Остерегал же тебя, коли схватишь Жука не будь строптив!
Так нет же… своевольничаешь! А не след бы, дядя Аким, - с укором говорил князь.
- Што же с нами велишь деять? Яко с девицей якшатися?
- Не то молвишь, бросил сердито Александр и начал собираться на допрос.
Затем сдерживая обиду на молодого князя за справедливый укор, Аким коротко сообщил о связи Игната-Кольчужника с Водовиком через Ваську Жука, нарочито утаив о Гавриле-Щитнике.
Вошел Мишка, сообщил:
- Княже, гонец из Торопца прискакал – принес весть от князя Брячислава Полоцкого и отца – Литва воюет Смоленскую землю.
- Зови…
Мишка вышел и тотчас вернулся, впереди себя пропуская усталого воина:
- Откуда родом? – спросил Александр.
- Родом из Кривическа, ну Торопца, а служу при князе Брячиславе Полоцком.
- Поведь яко велено. – приказал Александр.

                261
- «Князю Новгорода, Александру Ярославичу», - начал слово в слово вестник, - «Князь Брячислав кланяется», - гонец поклонился поясным поклоном, «По воле твого батюшки великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича, шлю тебе гонца с вестью – Литва великим силами пожгла Смоленск, батюшка твой шлет весть из Москвы. Он пошел с дружиною изгонять ворога изо Смоленска и просит моей помощи, и што б оповестил тебя и остерег на случай, ежели набег полчищ Миндовга изо Смоленска повернет на Торопецкую волость. Все».
Александр внимательно выслушал гонца, передающего скороговоркой, заученную наизусть речь со слов Брячеслава, спросил:
- Каким же путем ехал к нам в Новгород?
- Через великую луку, по Ловатсякой дороге, - ответил гонец.
- За сколько дневных переходов достиг Новгорода?
- За четыре, княже.
- Ну дядя Аким, што ответствовать князю Брячеславу? – примиряюще спрашивал совета Александр, - Сбирать ли дружину и выходить к Торопцу, али помедлим малость? …
- Мыслю тревога ложная. Уж коли жгуть Смоленск, так волости Торопецкая не на пути литвинов…
- Добре Михайло, - недослушав Александр тиуна, обратился к телохранителюЮ – веди гонца в трапезную, пусть с дороги до завтра почивает, а мы обмыслим ответ. Ты дядя Аким ступай, вели страже отвести Жука на Ярославово дворище. Там пытать будем.
- ХХХ -
Допрос происходил в большой палате. Посторонних, кроме тиуна и двух стражей, никого не было.
Александр в ожидании пока приведут схваченного Жука на допрос, озабоченно ходил по палате, открыл дверь в малую светлицу, где они в голодный год жили с братом Федором, и она показалась ему с одним киотом Спаса в углу, пустынной и не уютной. Затем подошел к окну, посмотрел на вечевую площадь, где люди разбегались от дождя и укрывались под навесы прилегающих к площади построек, забарабанил пальцами по слюдяному стеклу, звуки, от которого сливались с громовыми раскатами. Мелькнула молния.

                262
В это время ввели мокрого, грязного, обросшего черной бородой, связанного Жука.
С порога он увидел отвернувшегося, озабоченного чем-то князяи чтобы обратить на себя внимание, нарочито закашлялся, приветствовал:
Здрав будь, княже!
Александр круто обернулся и встретив смелый взгляд арестованного. Жук не смутился, не отвел в сторону глаз от встречного пытливого взгляда Александра. 
 «Неужто не повинен, али обнаглел человек», - подумал Александр, а сказал другое:
- Коли по совести, здравствуй Василь!... Вот свиделись…
- Свиделись, Ярославич, толь толь опять не с добром…
- А с чем же?
- С синяком, яко зришь, - презрительно посмотрев на тиуна, виновника произошедшего случая, смело сказал Васька Жук.
- Видно заслужил…
- Пред тбой чист княже… Своя совесть не чиста…
- Развяжите, - приказал князь.
На затекших протянутых руках веревкой, виднелись рубцы.
- Вот то по правде, а то зуботычин понатыкали по морде, а за што сам не ведаю.
- Ну так сказывай Вася, как живешь, годуешься, чем промышляешь?
- Живу, кажись никому не мешаю, опричь вашего сборщика податей, - при этом одарив ненавидящим взглядом судью Акима.
- Не криви душой, Вася, - возразил Александр.
- Ярославич, верь мне, брагу пью и ем хлеб излишествующих и не бедствующих.
- Это верно, бунтарей, заговорщиков, переводчиков, ушкуев. Они добре платят и даже с лихвой, ишо и на стоялые меды остается.
- То правда княже, я не жду ни от кого милостыню, сам беру своей рукой, сколь пожелаю…
- То яко ж тако умудряисси? – спросил Александр.
- А тако, им надо товар сбыть, а я за провоз беру, сколь душе угодно …
- Ничего не разумею, научи меня.
- Ишь чего захотел… Я кормлю и пою толь свою утробу грешную, а а те этаким путем не прокормить полное княжество…
                263
- Ну добре Вася, доволи шутковати, давай прямо…
- Тако почитай на прямую и сказываю. Во Пльскове сбываю Игнатовы кольцуги да щиту Внезду Вдовику…
- А ты случаем не пытал его на што они потребны ему?
- Не пытал. Я мыслял он перепродает их Псковскому воеводе.
- Ведаешь, Вася, лжешь!...
- Вот те хрест, - прекрестился, не ведаю. Домышляю, но не ведаю
- А што же домышляешь-то?
- Всякий раз, когда еду в Новгород, вон просит меня прослухать, што бояре рекут о князе и посаднике. А един раз аш зубами заскрипел и тут же изрек: - «Все едино Новгородское посадство станет моим». В этот раз довел меня до стен Новгорода, а в город забоялси заявиться. Но туто тетка надвое поведала и надвое помыслить можно. Видно, пронюхал што серебро его я не все отдаю за воинское снаряжение…
- А где Вдовик берет серебро на кольчуги, не ведаешь?
- Ведомо… у бояр да купцов. Он подбивает их вооружить воинов противу Новгорода.
- А ты Кольчужнику и Щитнику окромя денег, берестяных грамот али вестей на словах не передавал от Вдовика?
- Говоря, по правде, я и серебро им полносью не отдавал, не толь, берестяных грамот…
- Ну а как же ты выкручивался? В народе рекут, яко ж веревочка не вьется, а конец все едино бывает. Да Вася долго ли коротко, конец ты собе уготовал бы не добрый. – Я о том не мыслил. Жил одним днем – день, ночь, сутки прочь к смерти ближе. А Кольчужнику с Гаврилой-Щитником клялся богом и чертом, обещал серебро отдать сполна другим разом. Был грех лжесвидетельства, - Игнату обещал от имени Вдовика, коли он станет посадником место тысяцкого.
- А Вдовику о Новгороде што плел?
- Ему сказывал разное. То его ждут бояре в Новгороде, то остерегал, будто повсюду князем посланы дозоры штобы схватить его.
- А сам то о том, што мыслил?
- Ну ежели бы дошло до дела, тебя упредил бы и ушел бы из Новгорода.
- Так ли?
- Так само, Ярославич.
                264
- Ежели не так, обо всем дознаемся, пеняй на себя. Не обессудь. Пока не прознаю, не дам воли… А ноне не время с тобой речи молвить. Пусть хмель Псковский малость пройдет… Увидите. Когда вывели Жука, Александр Акиму велел:
- Опосля полудня Игната-Кольчужника пытать станем. А пока сбросьте его к Жуку.  Пусть перегрызутся меж собой, али сговорятся. Жук все едино правду скажет.
- Добре, но сподручнее в разные ямы, - Предостерегал тиун еще не опытного князя.
- Ништо с ним не случится, толь добрых сторожей приставьте к погребу   и упредите их.
- ХХХ -
После допроса Александр вернулся озабоченным не столько готовящимся заговором против князя Вдовиком в Новгороде, как ответом Полоцкому князю Блячиславу и сбором дружины в поход.
Поутру, как только получили известие через посла из Полоцка о литовском набеге на Смоленск и походе Ярослава Всеволодовича из Владимира на отпор налетчикам в один час эта новость разнеслась по всему Городищу.
Не успел Александр отослать гонца в трапезную, как княгиня Федосья и Федор Данилыч Явились к Александру в светлицу на совет, что лучше предпринять.
Федор Данилович, советовал, если в Новгороде не грозит созыва бунтарями веча, то можно будет предварительно выяснить при дознании Васьки Жука и Игната-Кольчужника, то следует послать на всякий случай в Торопей, во главе Гаврилы Олексича десятков пять дружинников.
Плачущую княгиню Федосью Мстиславну Данилыч увещевал, что при благополучном походе князя на Смоленск, он должен бы завернуть в Новгород.
При доросе Жука и Кольчужника Александр выяснил даже при тайном проникновении Внезда Водовика, главоря бунтовщиков, в город, созыв веча не грозит. Водовик был объявлен по городу преветником, судьей Акимом повсюду за ним поставлены слежки.
Под вечер отряд дружины в пятьдесят человек был готов к походу.
Июньская ночь на берегу Волхова коротка. В народе говорят заря с зарею сходится.
Молодому князю впервые пришлось под попечением старого пестуна хотя и небольшую дружину в поход. До полуночи Александр давал разные распоряжения по
                265
отправке отряда в Торопец. Вернулся на Городище к первым петухам. Войдя в княжьи хоромы, встретил чем-то расстроенную няню Дарью. Она, семеня старческими ногами шла по коридору, и недовольная кого-то журила заочно. А поравнявшись с князем, лишь бросила на него укоряющий взор и хотела что-то ему сказать, но отрешонно махнув рукой, прошла мимо.
Александр не впервые наблюдал подобные причуды стареющей няни, не не придав никакого значения, проследовал в свою горницу.
Войдя в опочивальню, отстегнув темно-зеленый плащ, сняв княжеский знак на цепочке, все развесил на разные деревянные гвозди, сел в плетеное кресло. За день устал, расслабился. Правый локоть поставил на подлокотник кресла, положил голову на руку, задумался. Вспомнил, прошедший день в тревоге, суете: принимал полоцкого вестника с отцовским наказом, сомневался, надежен ли будет заслон в Торопце из пяти десятков дружинников, хлопотал о снаряжении воинов в поход. В памяти всплыло дознание Игната-Кольчужника и Васьки жука: «Не перегрызут ли и в самом деле себе глотку узники, посаженные в погреб? Следует ли отправлять дружинников в Торопецк во главе Гаврилы Олексича? Не пойти ли самому?»
Начало клонить ко сну. Совело посмотрел на неразборную кровать. Промелькнула досадная мысль: «И пошто медлить няня с разбором ложа?»
В это время за дверью послышались какие-то неуверенные шаги. Человек подойдя к двери явно медлил войти, прислушивался или робел. Это на какое-то мгновение насторожило князя.
Но он все же был уверен, что это никто иной, как няня замешкавшаяся и он нарочито, чтобы услышала, туговатая на ухо ключница, повысив голос, сказал:
- Няня, уж пора почивати…
Открылась дверь и на пороге он вдруг увидел, одетую так же богато, как и на супрядках, полногрудую смущённую Ульяницу.
Удивленный Александр всполошился, как ужаленный вскочил со стула, спросил:
- Ульяница! … Пошто пожаловала в такую пору? …
Она виновато подняла голову.
- К тобе пришла… постель править, - запинаясь, робко проговорила Ульяна.
- Кто ж тя прислал? – удивленно спросил Александр, все больше удивляясь нелепому случаю.
                266
- Дядя Игнаш… Нет, Аким… - затем окончательно запутавшись, спохватившись, наконец поправилась, - Сама, сама…
- Сама? – переспросил, сбитую с толку девицу, и убедившись в ее утверждении не правды, дообавил, - не то рекешь Ульяна…
- Пошто же не пришла няня, а ты?
- Мне велено…
- А што те велено, может и спать со мной?
Окончательно запутавшаяся Ульяна, опять невпопад ответила:
- Да… Нет…
- Так, кто же те велел Аким, али Игнат?
- Аким велел, а дядя просил, - выпалила она.
- Што он тя просил?
- Што б я упросила тя отпустить его, он ни в чем не повинен…
- А пошто же он связалси с Водовиком и принимал у себя на дому жука? …
- Про то ничего не ведаю…
Александр, сделав паузу, тоже, как и Ульяна смутился перед невинной, нравившейся ему девицей, про себя заметил: «О боже, до чего довели девку!»
Ульяна вся сжалась в комок. Но какая-то скрытая решительность ее вынуждала преодолевать невыносимые пытки.
Александр, сочувствуя устыдившейся девицы и, незная как поступить с ней, сам смутился до глубины души, наконец спросил:
- Уля, поведь, по правде, кто те из мужей новгородских люб?
Ульяна молчала. Александр настоятельно повторил вопрос:
- Тако кто же?
- Никита, и… - вырвалось у нее и вдруг осеклась. Потом решительно подняла глаза на Александра, вспыхнув, еще больше зарделась…
- Ну, сказыва, сказывай Уля.
- И ты!... – с отчаянием вымолвила она.
- Я? – ошеломленный переспросил князь.
Опустив голову она утвердительно произнесла:
- Да…


                267
Затем Ульяна тотчас опустилась на колени, обняла ноги Александра. Плечи ее затряслись. Теперь молодой князь, окончательно сбитый с толку, не знал, что сказать и предпринять с девицей.
- Не надо, Уля. Кто тя принудил к этому? Неужто дядя Игнат.
- Нет!... - всхлипывая и мотая отрицательно головой, отвечала Ульяна.
- Он толь наказ давал, што от меня ты станешь возжелать не перечить и не противиться… толь просил што б выпустил ты его из заточения…
- Твой дядя, коли в чем повинен, тако сам за себя и ответ держать станет по правде Ярославовой, а не будет подсылать тя.
- Ярославич! Ради бога, не вини дядю… то все чумазый цыган приходил к нему… А на то пошло… я сама и взаправду готова разуть тебя и оправить постель ложа твого…
- А Никита, тебе мил?
- Не ведаю… толь вон все зовет – «Иди за меня! Иди за меня!»
- Добре Уля, а кто твой Никита?
- Да вон тож круглый сирота, сусед по Славенскому концу, што погорел, добрый умелец у дяди, правая рука по кольчугам…
- Ну тогда не удручайси, Уля, встань…
Но Ульяница не подчинилась, не встала. Александр весь, как намагниченный, с дрожью в голосе превозмогая себя, продолжал утешать ее:
- Вот как толь управимся с делами, так и сыграем вашу свадьбу с Никитой…
- Нет Ярославич, тому не бывати…
- Пошто же не бывати? – спросил Александр.
- Дядя Игнаш мыслит выдать меня за богатого… А о Никите и речи нету…
- Ну коли он упорствовать станетЮ иак силой повелю.
А ноне ступай и найди ключницу Дарью и вели ей заявиться сюда и пока у нее ноги ступают, я никому мою постель оправлять не дозволю. А ты Уля, люби Никиту… А мою любовь татары полонили. Видно чула?
- Как же то? Коли я не люба тобе. – растерянно заговорила она, кто ж заменит твою полонянку? Можа Марфа Гавриловна? – с ревностью добавила Ульяна.
- Нет Уля. Уж коли, по правде, сказывати, то ты мне боле по сердцу. Но ты сама рекешь, што у тя на сердце Никита. И я не смею отнимать у тебя его… Так што у меня нет счастья, зато оно пусть останется у вас с Никитой, нерушимым и чистым…
                268
Только теперь Ульяна поднялась, отерла углом платка слезы и уже твердым голосом сказала:
- Прости Ярославич, а я мнила не отринешь меня…
- Уля, ведаешь ли што лепей чинить бедному мужу рваную одежду, нежели стать наложницей знатного.
Опустив глаза вниз, Ульяна направилась к выходу. Потом вдруг круто обернулась, будто вспомнив что-то, и вложив всю свою страсть произнесла:
- Так ить взаправду истинно желаю быть с тобой…
- Пошто желать, коли не испробовала вкуса мужнего меда, а я девичьего. Так давай до своего часа повременим.
- Давай, Ярославич, - согласилась Ульяна, - и шагнув к нему, - попросила:
- Толь поцелуй меня на прощанье.
И она вскинула порывисто руки, обвила шею князя, прильнула всем телом к его груди, страстно припала к его губам.
Александр безвольно подчинился Ульянице, равнодушно и холодно приняв ее поцелуй.
- Прощай Ярославич! Не сказывай никому о том…
- Прощай Уля. Будь покойна, никто о том не проведает…
- ХХХ -
Никита ревностно следил за развивающимися событиями вокруг Игната и Ульяны. Он всячески противился, чтобы Игнат не возил свою племянницу на городищенские супрятки.
После супряток, Ульяна стала замкнутой и с Никитой мало разговаривала, видимо лелеяла тайную надежду на благосклонность князя.
Разгадка загадочного поведения Ульяны для Никиты пришла случайно. Как-то ненароком пришла навестить Ульяну подруга Марфа Гавриловна и закрывшись в ее светлице вели меж собою девичий разговор. Проходя мимо, Никита услышал:
- Ох, Ульяна, Ульяница! – притворно вздыхая с ревностью говорила подруга, - как очи он тя любезно вскинул. Нет ты непременно вскоре жди сватов от князя.
- Што ты Марфонька, чай с голью сиротской станут князья родниться. Где это видано? Ты иное дело. Ваш двор именитых бояр, вся стать и судьба те быти княгиней, - кривя душой и отводя от себя зависть подруги, говорила Ульяна.

                269
Когда Кольчужник услышал о поимке Васьки Жука и предчувствовал вот-вот и его схватит княжеский тиун, позвал к себе Ульяну и долго наставлял ее на случай, если его бросят в погреб, и тогда велел идти к князю Александру и просить милости.
В день, когда схватили Игната и посадили в погреб, Ульяна со слезами на глазах бросилась к Никите и рассказала все на чистоту. И что она намерена по велению дядя идти на Городище и умолять князя за его проделки.
Хотя Никита и сдерживал Ульяну, но понял – выхода не было. Ульяна с полудня ушла на Городище. У Никиты все валилось из рук, нигде не находил места, знал, вся затея ее кончится наверняка позором.
В то же время с отчаянием думал о себе «Прощай навсегда Ульяна! Прощай жизнь!»
Приближались сумерки, а Ульяна не возвращалась домой. Никита вышел на улицу, немного постояв напряженно всматривался в другой конец улицы, откуда должна появиться Ульяна, но как на зло даже ни одного женского платка не заметил, вернулся в хоромы. Не терпелось. Он, машинально закрыв внутренние двери на засовы, Нашел большой замок, закрыв входную дверь, сбежал с крыльца и торопливо пошел на встречу, ожидаемой Ульяне.
Лишь редкие прохожие попадались ему на встречу. Ярко-оранжевая вечерняя заря, постепенно угасала.
С нарастающим беспокойством, всматриваясь вперед, Никита ускорял шаг. Он миновал Вечевую площадь, спустился на Волховский большой мост. На противоположной стороне замаячили тени восьмиглавой святой Софьи. Никита думал, что Ульяна будет возвращаться домой через Софийскую сторону, переправясь на лодке из Городища к Юрьеву монастырю. Пробегая мимо храма немного замедлив шаг, инстинктивно хотел перекреститься, но воздержался, стиснув пальцы в кулак, прижав к груди, прошептав с укором:
- О боже, пошто творишь со мной такое?
Затем он вернулся назад той же дорогой побежал к воротам, которые были установлены по пути к Городищу.
Но как ни торопился Никита до закрытия ворот, все же не успел.
Стража строго окликнула его. Он невольно попятился назад, но не уходил домой.

                270
- Эй, дядя!!! – подняв голову на сторожевую башню над воротами Никита крикнув, - поглядеть не идеть ли от Городища моя сестра, я встренуть яе пришов.
- За утро придеть твоя сестра, - сверху ответил ему грубый голос.
С неохотой, неприязненно оглядываясь на стражу, он поплелся обратно.
Смеркалось. Мысли бурно проносились в голове Никиты: «Нет, не пойду я в пустой ненавистный дом. Што-то надобно деять…Вырваться за голод… На Городище? Не пустят… Может Ульяна уж князю постель стелет… Нет, не может статься этого… Нет не может статься этого… Она идет домой не тронутой, толь стража не пустила, как и меня… Одна коротает по ту сторону ворот… Надобно проведати…»
Отойдя саженей сто от ворот, он оглянулся, вокруг, - ни души, круто свернул в правую сторону и направился наискось обратно к городской стене.
Не пройдя до земляного вала, на которой чернела рубленая высокая деревянная стена, в стороне увидел изгородь, приблизился, мысленно примерив к стене верхнюю жердь, удостоверился – достанет до верха, снял, понес и поставил отвесно к основанию стены, вскарабкался наверх.
Сидя на деревянных бревнах, Никита напряженно всматривался на сереющую в темноте, пустующую городищенскую дорогу. «Што с Ульяной? – думал он. Неужто князь позволит без венца принять ее на своем ложе? … Все может статься… Наикращщей девицы во всем Новгороде не сыщешь… Рекут же, батюшка его Ярослав не из святых был… баловал с девками…»
Черные мысли одна сменяла другую. Никита не находил места, не знал, что предпринять. Короткая июльская ночь была на исходе.
На северо-востоке небесного свода уже появилась светлеющая полоса утренней зари, а Никита и не думал уходить со своего поста. С безотчетной надеждой он ждал Ульяну.
- ХХХ –
А тем временем, вырвавшуюся из горницы князя Ульяну, в коридоре встретил тиун Аким. Он долго выпытывал ее, о чем она так долго говорила с князем. Но она так ни чего внятного и не сказала, только настаивала немедля отвести домой.
Тиун подумал про себя, видно Александр попал в девичьи сети и уже в тайне торжествовал победу. Ибо это дело целиком и полностью относится к его заслугам.
По растерявшемуся виду Ульяны, он был уверен в соблазне князя, смелее стал отговаривать ее, обождать наступления утра, до открытия городских ворот.
                271
Но Ульяна была непреклонна, настоятельно требовала проводить ее домой, в противном случае угрожала пожаловаться князю. Только после этого тиун направился в караульную избу, нашел спящих Мишку и Савку. Растолкал их и велел отвести ее в город.
Мишка, услышав имя Ульяны, понял в чем дело, охотно согласился проводить ее в город один. Савка, наоборот, обрадовался случаю бесхлопотно доспать до утра.
Открытие городских и городищенских ворот в ночное время было строго запрещено. И только по разрешению самого князя или именем его хорошо извесным лицам, открывались, как исключение, в неурочный час.
Мишку, как сына посадника Степана Твердиславича и телохранителя князя, многие знали в городе. Тем более он известен всей караульной страже. Поэтому Аким и избрал его надежным проводником Ульяны.
Мишка беспрепятственно провел Ульяну через городищенские ворота, и они скрылись в ночной темноте. Отойдя немного, Мишка начал заговаривать с Ульяной. Он то шел впереди, то какое-то время следовал рядом с девушкой, то оставался на полшаго позади.
Обиженная Ульяна князем, что он не принял ее любовь сосредоточенная и в тоже время озабоченная судебным делом дяди Игната, долгое время не отвечала на домогательские Мишкины вопросы, шла быстрой, уверенной походкой, не обращая внимания на заигрывание спутника.
В который уже раз он зал=давал издевательский вопрос Ульяне:
- Што же и отповедить не хочешь, как мягко постель стелила князю?
- А те што за дело? – наконец вырвалось у нее.
- Да тако, видно и разуть пришлось заодно? – еще язвительнее уколол он Ульяну.
Но Ульяна скрепилась решила не вступать с ним в разговор. А Мишка не унимался и помедлив малость, снова заговорил:
- Небось упросила князя, на утро выпустят твого дядю из ямы? Вспомнил ли князь супрядки?
Ульяна упорно молчала. В ответ лишь порывисто ускорила шаг.
- Што же молчишь-то? – позади опять резанул по сердцу, Мишкин опротивевший голос, - Али лежа рядом с князем, на дядю боле наклепала, што б его низвести со свету, а вам с Никишкой подворье Кольчужника досталось?

                272
И тут Ульяна не стерпела Мишкиного злословия и напраслины.
- Ты нечисть дьявольская! Злослов проклятый, видно сам такой и князя меришь на свою меру!?
- Ну што же так Ульяница? - и он, вдруг преградив ей дорогу, схватил за руку, - ни за што осердилась, давай сойдем с дороги, уладим дело…
Мишка попытался силой стащить Ульяну на обочину дороги, где стоял густой ракитовый куст, в котором раскатисто заливается песней соловей. Ульяна воспротивилась с силой вырвала руку.
- Ты што насильник, рехнулси?
- Я нисколечко не рехнулся, а соловья из куста выгнать надобно… али ты уж с князем досыта соловьев нагонялась?
- Да ты нечисть змеиная! Што ты удумал? Я не лежала с князем и постель ему не правила и ни кого не продавала и дядино богатство мне не надобно… Вот ты тако честь свою оберегай яко князь берегеть… Не те он ровня охальнику… То истинно кроткий святой души человек… А о твоей клевете ему поведаю. Да я ходила князя за дядю просить, и боле ни чего… И што из этого?
Мишка тотчас сник. Посерьезнел. С его лица мгновенно исчезло беззаботное бесстыдство и спесь.
- Уля, ты не серчай, - с нотой искреннего сожаления в голосе откровенного испуга и безумия, заговорил Мишка, за минуту раньше озабоченный животным страстным влечением, осилить невинную девушку, - я пошутковал, не предавай меня князю, - пошел на попятную проводник, упрашивая Ульяницу.
Теперь инициатива перешла в руки Ульяны, и она, умело пользуясь сполна платила за обиду, только что нанесенную телохранителем князя.
- Ладно, не стану жалобиться князю, - примиренчески заговорила она, - коль нигде и никому слова не вымолвишь, што я ходила на Городище и просила князя за дядю Игнаша…
- Вот те крест, нигде и никому, - с готовностью поклялся Мишка перед Ульяной. А тем часом ступай вспять, мне блудодей не надобен, - твердо добавила она.
- Не бойся, не трону боле… Исполню наказ тиуна Акима, проведу тя через ворота. А то те до восхода солнца, коли откроют ворота, ждать придела.
- ХХХ -
                273
Никита сидел на городской стене, вслушиваясь и всматриваясь в темную жуткую даль Городища и представлял себе, с какой отрешенностью и безразличием ко всему, встретит Ульяну, вернувшуюся от князя, обесчещенную, выброшенную, как непотребную более скорлупу, выеденного яйца. Мысленно строил козни перед всесильным князем Новгородским, который отнял у него самое дорогое, единственно, любимое существо – Ульяницу. Он пытался представить себя в роли обиженного страдальца, который прощает князя, за его проделки, но каждый раз приходит к заключению  - нет, он не в силах это сделать – лучше покончить с собой, нежели перенести такой позор – утрату чести будущего мужа Ульяны.
Пропели первые петухи. Близился рассвет.
Там, где дорого уходила от городских ворот на Городище в ольховнике и ракитовых зарослях защелкал соловей. После нескольких трелей он вдруг осекся, замолчал, будто кто-то его вспугнул. Это насторожило, и он еще и еще раз с напряжением до боли в глазах вглядывался в дорогу. Не появится ли та, ради которой он здесь несет тягостную вахту.
Ему несколько раз казалось, что по дороге кто-то движется. А в последствии выяснялось, движимый предмет, растворялся в темноте, или оставался на том самом месте где и был.
Наконец на пригорке Никита заметил две движущиеся тени. Теперь у Никиты небыло сомнения, то двигались два человека, которые уже спускались в небольшую впадину.
Для наблюдающего прошло несколько тягостных минут, казавшихся вечностью, когда идущие преодолели небольшую лощинку и появились неподалеку от городских ворот.
Потому, как путники, приближавшиеся к воротам, шли уверенно и быстро, Никита понял – этим людям стража непременно откроет ворота. Для любознательности он все же решил удостовериться, кто эти люди. Он поспешно спустился по жерди вниз, побежал вдоль стены к воротам.
Пока Никита приближался к центральному въезду в город, полусонная стража после переклички с пешеходами уже открывала половинку распашных ворот. Никита тотчас узнал Ульяну гордую с независимым видом, проходящую через ворота. Это смутило Никиту. Он не ожидал ее видеть такой и от робости не посмел тотчас

                274
приблизится к ней. Она ему показалась совершенно недоступной, чужой, поэтому он издали последовал по ее пути.
Через некоторое время возбужденная Ульяна, почувствовала преследующего ее человека, машинально оглянулась и не узнав Никиту строго окликнула:
-  Пошто идешь за мной, стражу позову…
- Ульяна, то я…
- Никишка! Зачем ты туто? – обрадовавшаяся Ульяна, кинулась на встречу ему.
- Тебя жду…
- Ну вот и добре. Дождалси?
- Дождалси… все еще неуверенно ответил Никита.
- А хто тя провадил до ворот-то?
- А хто бы ты мыслил?
- Да што мыслить-то, не сам же князь, а можа… А можа…
- Грех же Никишка буде, коли так худо мнить о князе Александре Ярославиче…
Пройдя несколько шагов, волнуясь, тихо спросил:
- Поведь взаправду, неужто не стелила князю постель?
- О ты неверный! Да ведашь ли то, што князь и к собе не допустил, не толь на ложе принять… Опричь того он велел те разуть, а не себя…
 - Неужто?...
- Тако само. Вот коли б у дяди Игнаша беда миновала, так впрямь и изрек, можно было свадебную кашу учинить всем Новгородом…
Удивленный Никита таким поворотом дела, стоял преградивший Ульяне дорогу, безумно шептал:
- Ульяна, Ульяна! Што ты со мной сотворила? А я то уж мнил што по мне плачет Волховский омут! …
- ХХХ -
Четырнадцатилетняя Александра, дочь Брячислава Полоцкого получила в наследство от своей прабабушки Ефросиньи набожное воспитание.
В отдельной светелке стены увешаны разнообразными иконами. В переднем углу главенствует в богато отделанном золотом киоте икона Богородицы с младенцем на руках. Перед ней горит лампада. На столе лежит в золотом окладе, привезенно е смой Ефросиньей, из Царьграда, евангелие.

                275
 Она усердно кладет поклоны, шепчет молитвы. Слабый свет, теплящей лампады и единственного подслеповатого, оконца, падает на бледное, обрамленное светлыми волосами, миловидное лицо взрослеющей княжны. Александра поднялась с полу, благоговейно еще раз перекрестилась на иконы, инстинктивно взглянула в окно. Увидев проходящего мимо Якова, семнадцатилетнего сына ловчего князя, несшего под кафтаном какую-то, по всему видно пойманную птицу, клюв и сизая головка, с округлыми глазками, которой высовывались из-под полы.
Княжна выбежала на крыльцо, обратилась к нему:
- Яша, поведь, яку ж ты ноне птаху изловил? Дай позрити. Ходь сюды. Сидящий Яков, довольный, што на него обратила внимание сама княжна Александра Брячеславна, тотчас в несколько прыжков влетел на крыльцо, демонстративно распахнув полу, потрепанного кафтана, , где у него была упрятана лишенная свободы, со связанными лапками и перехваченными пеньковым шнурком крыльями, дрожала, вжимая от страха головку, вольная птица – голубь.
- Ой! Який же ладный голубок! – Александра сразу узнала дикого, сизого голубя, - Яша, подари мне святу птаху.
Яков был готов на все, чтобы угодить княжне, тотчас протянул голубя. Пугливая, любящая свободу птица несмотря на то, что была надежно ловчим связана, еще раз захотела попытаться вырваться на волю, забилась в руках девушки. Александра выронила от испуга ее на землю.
Яков тотчас подхватил голубя. Княжна, остолбенев, с сожалением смотрела, на беззащитную птицу.
- Яко ж ты изловил голубка?
- То не голубок, а голубка…
- Чудная голубка, ей грустно станет одинокой без дружка.
- А где ты ее будешь содержати?
- А хочешь сработаю клетку и принесу к тобе, станешь ее кормить?
- Коли споймаешь деля нее голубка, то стану.
- Споймаю, непременно споймаю, толь не сразу…
- Пошто же тянуть-то? Вольная птаха, сгинет в неволе…
- Вот вернусь из похода на Литву и изловлю. Толь ты заложи за меня слово перед отцом… Колиб он взял меня в свою дружину.

                276
- Яша, Христом богом прошу тебя не ходить на битву. А ежели убьють? Кто мне тогда голубка поймает? Ить во всем Полоцке оприч тя некому стать ловчим. Те единому твой батюшка передал тайну ловить дикого зверя и птицу.
- Не сумневайси Саша, меня не убьють… я смышленый.
- Кто те глаголил што ты ести смышленый? А на поле брани, хоть бы и был смышленый, мечь, альбо стрела и копье никого не разбирает, а всех смертью встречает.
- Кабы я не был смышленым и голубка не изловил бы. Ты мыслишь тако запросто птаху изловить? Вот эту голубку выслеживал три дни.
- Все едино Яша, не ходи в поход. Людей грешно убивать и батюшку просить не стану. 
- Не грешно убивать, а пошто они деют набеги и убивают наш люд неповинный. Нет Саша, все едино уйду, а на тя обиду затаю на всю жизнь.
Ну не сердись Яша, я мнила што ты вразумишься… Жаль тя. Ить в сече сгинуть не трудно…
- Так што же робити станем с голубицей? Можа пустим ее на волю, али посадить в старую клеть и принести те сюды? А коли вернусь здрав из похода, поймаю ей дружка и сроблю деля них новую клеть.
Княжна неодобрительно еще раз посмотрела на непреклонного в своем решении Якова, помимо своей воли, согласилась…
- Добре, нех буде по-твоему…
Яков на радостях мигом добежал до своей избы, тотчас принес прямо в молельню Александры клетку с голубкой и повесив в заднем углу светлицы на деревянный гвоздь.
Заручившись надеждой с помощью княжны попасть в первый ратный поход, он спешил покинуть княжну, чтобы успеть собраться в дальнюю дорогу. А приблизившись к порогу, обернулся и увидел огорченную Александру, не знал, как утешить ее, замедлил с уходом:
- Саша, я пойду, а то заутро в поход, береги голубку…
Удрученная Александра, подняла голову, остановила свой взор на отправляющемся в битву ловчем.
- Пожди, Яков…
Она вдруг засуетилась. Ее движения стали неверными. Она что-то хотела сказать, но почему-то стыдилась, лицо запунцовело. Наконец ее суетность на миг
                277
пропала, она внутренне приняла какое-то решение, ее руки вдруг зашарили у себя на груди и коснулись маленького нательного креста, висящего на тонкой золотой цепочке:
- Вот… Вот, те мое благословение… - произнесла Александра. И сняв крестик на золотой цепочке, Якову, торопливо расстегнув кафтан и ворот самотканой нательной косоворотки, по-матерински одела ему на шею и целовито заправила к обнаженной груди, чтобы снаружи не было видно. Дважды перекрестила, приговаривая:
- Во имя отца и сына и святого духа! Аминь.
И поцеловав его в лоб, произнесла последнее напутствие:
- Ступай с богом! А я помолюсь за тя…
Яков безропотно во всем повиновался дружелюбной княжне и, сохраняя благопристойность, тихо и важно переступив порог.
- ХХХ -
Только что Александра вновь встала на молитву, как внезапно вошел отец.
- Саша, кто у тебя ноне был? – строго спросил он.
- Ой, отче! – вздрогнув, обернулась к нему княжна, - испуганно оправдывалась, - то ловчий Яков, вон голубку мне споймав…
- То яку таку голубку?
Александра показала на клетку с голубем. Князь Брячеслав мельком взглянув на клетку, висящую на стене, едва сдерживая гнев, отрицательно покрутив головой, укорил дочь:
- Срамно княжне, водиться с рабьим холопом. Не гоже…
- Так вон же ништо, добрый хлопец, - робко оправдывалась Александра, - Отче не отринь его прошения… Вон прошал меня, дабя я за него слово заложила…
- Это што аще за прошения? – с высока, не давая ни какой надежды на дальнейший разговор, вырвалось у князя.
- Возьми его в поход на Литву…
- Саша, не смей и прошать за него, то не можно…
- отче, я стану молиться и господь дарует тебе победу над ворогом… - умоляла она батюшку.
Князь Брячислав, заходил нервно по светлице, сдерживая порывы гнева, против непослушной дочери.
                278
- Саша, отныне прошу тебя не принимай Якова у себя…
Истинной чистой девице христианке не пристойно бывати на едине с юным мужем… Тако недолго стать и прелюбодейницей…
- Добре отче, я исполню твое повеление, исполни же и ты мое желание – дозволь Яковы испытати себя в битве. – е отступала Александра.
Крайне раздраженный, навязчивостью любимой дочери, князь не знал, князь не знал, что предпринять, только бы не огорчить, только бы отвязаться на этот раз. На выручку ему вдруг пришла коварная спасительная мысль: «Уж ежели на то пошло, то самое время избавиться от этого холопа… Возьму… а там видно станет… поставлю в самое пекло сечи, глядишь голову и сложит… тем и избавлю ее от робчича – опекуна»…
Вместе с задуманным коварством, князь говорил дочери, обратное:
- Ради тебя дочь моя, пусть благодетеля твого желание исполнится…
Александра бросилась со слезами искренней благодарности на грудь отца:
- Благодарю тебя отче!
А князь, нежно поглаживая волосы, крепко прижимавшейся к нему дочери, про себя думал: «Спятила девка с ума… так далее не может продолжаться, непременно их разлучить надобно…»
- ХХХ -
На двенадцатый день после слезных проводов, дружина с победным шествием под колокольный звон возвращалась обратно в Полоцк.
Княжна Александра через мать узнала от вестника, опередившего войско, что поход увенчался успехом.
Битва с Литовцами была выиграна не дорогой ценой. Полоцкая дружина под водительством князя Брячислава недосчиталась в своих рядах всего лишь двадцать три воина и несколько человек ранеными.
Победоносные радостные ратники въезжали в город. Некоторые из них заворачивали в огражденный высоким забором княжеский двор.
Александра напряженно всматривается из окна своей молельни в каждое лицо возвращающегося воина, страстно желая увидеть въезжающего Якова. После прибытия значительного числа дружинников, на какое-то время через ворота никто не въезжал. Княжне вдруг показалось, что все ратники вернулись домой, кроме ее смышленого ловчева.
                279
«Видно убили коханого хлопчика! – с горечью подумала Александра. На встречу победителям высыпала толпа дворян и горожан.
Александра выбежала на крыльцо. В гуще встречающих она увидела мать Якова, низкого роста, седовласую, болезненую старушку, которая то и дело спрашивала встречных воинов о любимом сыне, где он, что с ним.
Княжна не слышала ответов ратников, но издали по их веселым лицам, догадывалась, что Яков жив и едет где-то позади. Они явносообщали тетке Варваре добрую весть, при этом указывая на ворота. Та поспешно направилась ближе к воротам.
В это время въехал князь Брячислав с незнакомым чернобородым знатным воином, в позлащенном шлеме и голубой накидке.
 Подъехав к главному входу княжеских хором, спешились и тут же пошли под опеку, встречающей их иконой на крыльце, княгини Брячиславны.
Александр, радуясь возвращению отца и Якова с битвы в добром здравии, не бросилась ему навстречу, а все еще напряженно всматривалась в прибывающих чужих воинов.
Александра сбежала с крыльца, миновала вернувшегося отца, нагнала мать Якова, которая в ожидании единственного сына, всматривалась в распахнутые ворота.
- Тетя Варя, што с Яковом? Живой ли?
- Ох! Милая ты наша Брячеславненька, воины рекут, жив мой Яков. И вкрадчиво добавила: - Да хоробростью его бог не обидел, сказывают литвина- воеводу якокого-то полонил… А што нема, не ведаю… Альбо вони шуткують, альбо часом ошиблись…
Александра невесело отошла от тетки Варвары, раздумывая над загадочным поведением отца перед походом, который почему-то в начале похода не хотел его брать в поход, а потом вдруг переменил решение, взял с охотой. Она уж не чаяла Якова больше зреть живым. И опять недобрый холодок пробежал по телу.
Поднимаясь на крыльцо, она мельком оглянулась на въезжающую с улицы колымагу, где заметила среди четырех воинов, сидящего Якова. Все ратники были раненными. У кого была повязана голова белым суровым полотном, у кого плечо или грудь, а Яков держал на перевязи кожаного ремня, левую руку с окровавленной повязкой. Княжна тут же метнулась в сени, чтобы он не заметил ее.
Яков издали увидел встречающую мать и, поспешно нырнувшую в сени Александру. Он тщетно всматривался в темные сени, чтобы еще раз увидеть княжну,
                280
где мельтешили разные люди. Слуги, сторонясь княжны, которая робко выглядывала из-за косяка двери на улицу, проносились мимо, думая, что дочь князя, радуется возвращению отца с битвы. А тем временем два лазоревых девичьих глаза, зорко следил за каждым движением раненного ловчего.
И лишь, когда шаловливый полуденный ветерок шевельнул подол темно-коричневого длинного платья Александры, он догадался – Брячиславна не ушла в свою горницу, а не выказывая себя на людях, наблюдает за ним.
Яков резко соскочил с телеги и как бы незаметно здоровой рукой махнув Александре, побежал навстречу матери.
- Мамо! – позвал он торопящуюся на встречу к нему мать. А княжна, убедившись, что Яков вернулся хоть и раненым, но живым и как мать повисла на его шее, сохраняя благопристойность и строгий наказ отца, не посмела открыто выти на встречу доблестному воину, с облегчением вздохнула и, вбежав в молельню круто повернула к голубиной клетки, с ликующим восторгом поделилась своей радостью с любимым живым существом:
- Гуленичка! Жив, жив наш Яков-то!... Будет и те скоро дружок, непременно ст=поймает, - и недоговорив рухнула перед образами на колени в благодарственной молитве:
- О господи, благодарю тя, великий, праведный боже, што услышал молитву мою и прошение мое!...
- ХХХ –
В просторной палате и на сенях княжеских хором продолжалось угощение участников похода на Смоленск.
За столами сидят несколько человек, приглашенных в одежде бояр и воевод Полоцка. Остальные, преимущественно воины и приближенные князя Ярослава Всеволодовича, который сидит на самом почетном месте. С левой стороны князя, за сдвинутыми вместе столами, расположился знакомый нам воин Ратмир из Владимира. Он по счастливой случайности остался в живых при нашествии татаро-монгол, ибо все время находился при князе Ярославе, вначале в Киеве, а затем в Новгороде, а теперь снова во Владимире. С тех пор, как его подарил брат Юрий, Ярослав Всеволодович его держал при себе.


                281
Сегодня в день победного торжества, все предпочтение и внимание было уделено князю Ярославу Всеволодовичу, который по зову Смоленского князя, как и Брячислав откликнулся на просьбе о помощи.
Князь Брячислав, сидящий напротив Ярослава, то и дело угощал его медовой брагой и всячески выказывал ему свое расположение:
- Яко ж добренько содеялось, Всеволодович, што ты заехал погостевати ко мне, хибо ж не бачились почитай юж год, али боле. Да с тех пор яко проезжал князь из Киева до Новгорода… Да, навели тогда страху татары на всю Русь. А нас тога беда миновала, прошла стороной… А туто на те под боком лиходей реклятый миндовг навязался, што ни год то набег, а то и два. Разорила в нет Литва наш край…
Князь Ярослав в свою очередь ободрял будущего свата, не проявлять страха от повторных набегов литовцев:
- Ну на этот раз мы их добре турнули. Смоленский урок долго станут помнить. Как ни как, воеводу полонили. Там у Владимире у меня иное дело. Ни приведи господь никому крещеному волочить на шее татарское ярмо… нехристи бесчинствуют всюду по всей Руси от Рязани до Великого Устюга: поборы, грабежи, насилия. Горько и обидно, а укоротить сил нет…
В это время с подчеркнутой лестью и угодливостью подносит очередную чару великому князю со словами:
- Испей Всеволодович за изгон спесивых литвинов. За твою помощь. Хибошь заслуги твои велики, коли б не твои дружинники и воеводу Довмонта не полонили б. А мой ловчий попал случаем в середину схватки. Разумишь княже, послал с вестью к тобе шоб ударить нам в едино время по врагу, а он глупец не в объезд поехал, а а прямо через сечу, на рожон… Ну в аккурат и приспел, кстати. Сказывали твои вои, што там Довмонт ему чуть голову не снес. Но бог дал все обошлось по добру, царапиной на руке отделалси мой ловчий, все ж таки изловчился копьем коня под воеводой убить, свалил на земь, а тут как раз твои дружинники подоспели…
- То Ратмира нашего заслуга, его и надо было ноне почтить чарой меду, - вставил князь Ярослав, - уж коли, к слову, пришлось, а где же ваш хоробрый ловчий? Он по праву достоин сидеть в ряду со мной.
- А мы его за раз покличим, он туто у дворовой избе, верно почевае с дороги, - услужливо сказал Брячислав и тотчас шепнув подвернувшемуся слуге:
- Позови Якова. Его хочет бачить великий князь Ярослав Всеволодович.
                282
Великий князь, подняв кубок, затем задержал в руках, помедлив, обдумывая что-то, поставил обратно на стол, кинув пальцем Ратмиру, дал ему какой-то наказ. И тот поспешно встал из-за стола направился к выходу.
 Куда-то на время исчез и князь Брячислав.
В это время появился с перевязанной новой тряпицей рукой, Яков.
Одновременно из боковой двери вышел и князь Брячислав.
А вот и ваш хоробрит заявилси! – представляя молодого ловчего Ярославу Всеволодовичу, угодливо говорил Полоцкий князь, Яша, те хочет бачить драгий гость и подчевать тя из своих рук, за удальство твое.
Князь Ярослав встал из-за стола и обратился к Якову:
- Ну сказывай, яко те удалось полонить литовского воеводу Ловмонта?
Яков в одежде воина выглядел совсем настоящим воином, но неожиданный вопрос высокого гостя его смутил:
- Я толь… малость подмогнул вашим вонам, коня убил под воеводой и наземь его свалил… ну а ваши вязали…
Князь Ярослав басовито рассмеялся:
- Ежели ты ловчий, то должен добре ведати, коли птица запуталась в сети, ее и голыми руками просто взяти. Вот то было и дорогое, первым делом свалить воеводу на земь, а вязати можно было и голыми руками. Ты хоробрым дружинником казал себя впервой ратной сече. Таких бы мне воинов поболее. А ноне прими эту чару от меня, испей же за здравие и за доброе ратное начало.
Яков неуверенно принял из рук Великого князя чару с медом, - но пить почему-то воздержался, тянул. Затем смутился и наконец признался:
- Княже, я аще в жизни не пробовал медов стоялых… Боюсь… Бардзо одурею…
- Який же ты воин, коли медов не испробовал? Али из моих рук брезгуешь? – подтрунил Ярослав, хитро подмигнув князю Брячиславу.
- Як же можно, князь от тя до дна выпью. – Яков решительно заверил почетного гостя.
А Брячислав, видя все еще нерешительность ловчего, в угоду Ярославу, подначивал.
- Испей же, испей Яшенька, будь ласка, коли наш спаситель того желает.
И Яков наконец решительно поднес ко рту чару и медленно выпил до дна.

                283
Князь Ярослав одобрил поведение Якова и изъявил желание, чтобы он сел рядом с ним, на место, только что удалившегося Ратмира.
Не успел осмелевший Яков закусить, и в то время, когда он пытался отделить крыло от зажаренного целиком гуся, как два воина и Ратмир ввели в палату, связанного литовского воеводу Довмонта.
Пленный, опустив голову, с видом все еще непреклонной гордости и высокомерия, видимо решив перед смертью не выказывать своего малодушия, стоял перед князем Ярославом.
- Пошто Смоленск грабил? – строго спросил князь пленного.
Но тот не не подняв головы, молчал.
Тогда один из Полоцких бояр, сидящий за столом, поднялся, перевел вопрос князя Довмонту.
Пленный, слегка приподняв голову, с презрением зыркнул глазами на Ярослава Всеволодовича, неохотно ответил:
- Князь Миндовг послал…
- А пошто набеги вершите на мою Торопецкую волость? Тоже Миндовг послал?
- Да…
- А коли отпустим тебя, в другой раз придешь нашу землю грабить?
- Не ведаю…
- Не ведаешь? А коли жизни лишу?
- Ваша воля…
Ярослав, вспыхнув, сжал кулаки. На какое-то мгновение в нем боролись два противоположных чувства – мести и доброты. «Даровать жизнь супостату, али покарать?» - спрашивал себя Ярослав.
Затем, малость успокоившись, превозмогая свой гнев, глотнув воздуха, сказал:
- За удальство и сказанную истину, дарю те жизнь… но ежели попадешь аще раз, милости не жди!
Боярин перевел последние слова Довмоту и тотчас у литовского воеводы пропала спесь, глаза потеплели, заговорила совесть и, кажется даже с искренностью поклонился Ярославу.
И лишь когда перевел взгляд на Якова, узнал его, вновь немного посуровел, видно подумав про себя, что дался в руки такому молокососу.

                284
Яков со своей стороны выдержал волевой, высокомерный взгляд безоружного врага и наоборот чувствовал свое превосходство, будто над загнаным в ловушку воровато озиравшимся зверьком.
- Уведите. Накормите и отпустите на все четыре стороны! – приказал Ярослав Всеволодович Ратмиру.
Только закрылась дверь за последним конвойным, Ярослав как бы оправдываясь перед единоличным своевольным решением, еще раз сказал:
- Может мое мягкосердие и породит большую злобу наших ворогов. Альбо из ростка нашего семени милосердия, в их помыслах и делах вырастет древо человеческой совести и великодушия. Но уж коли ненароком и вернутся снова на землю русскую, пусть не рассчитывают на нашу милость и пощаду… Получат полное возмездие по делам своим. Сам учиню суд и сынам о том заповедую!...
Князь Брячислав незаметно кивнув служанке, стоящей на пороге покоев княгини. А та в свою очередь, дала знак княгине, которая, расплываясь в улыбке, выплывала из своей светлицы, пропуская вперед себя, богато обряженную дочь Александру.
Юная княжна, только что вступающая в девичество, несла на подносе серебряный кубок, наполненный медовой брагой.
Оживленный князь Брячислав, опередив жену и дочь, представил свое любимое чадо дорогому гостю.
- Ярославу Всеволодовичу, почтение от моей единственной дочери Александры, прими же, князь, во славу и во здравие чару стоялого меду.
- Как не принять от наикрашей девицы, приму!
Он встал из-за стола и любуясь юным созданием, скользнув оценивающим взглядом страстного мужского влечения, по только что округляющимся грудям, представленной на обозрение девицы, широко заулыбался. А смущённая княжна, поклонилась в пояс и дрожащими руками протянула князю Ярославу поднос с кубком браги.
Ярослав благоговейно принял кубок, пригубил, брезгливо, наигранно отпрянув, отрицательно покачал головой капризно бросил:
- Ох, и горек же полоцкий мед, княжна Александра!
- Испей, князь, испей, - тихо застенчиво промолвила Александра, - я своими устами посоложу…
                285
Она робко приблизилась и поцеловала князя в уста. Князь, взяв повторно кубок, выпил до дна, смачно крякнул, вытер рукавом бороду и усы, наигранно произнес:
- Веришь ли князь, подобного хмельного, стоялого меду в жизни ишо не пробовал, как этот из рук Брячиславны. Будь она моей невесткой, на кажиный день пил бы на радость сердца и души, Княжна Александра! У меня четыре сына: мужествен и добр Александр, красен ликом Андрей, подстать те уж и Ярослав с Михайлом. Прикажи засылать сватов? Окончательно растерявшаяся и упавшая духом княжна, не поднимала головы и не знала, что ответствовать князю.
Яков с тех пор, как увидел выходящую Александру из покоев матери с кубком на подносе, перестал закусывать и во все глаза смотрел и переживал за нее.
До этого он восхищался князем Ярославом. В бою его муджеством и отвагой, в походе умелой распорядительностью и уверенностью. Теперь, после поцелуев княжны, в котором не было крайней необходимости, он возненавидел его от ревности.
Но вот наконец Александра подняла голову, вопросительно посмотрела на отца с матерью, не совсем внятно проговорила:
- Супружество деля меня опреж времени. Мне толь исполнилось четырнадцать рокив.
- Ну Брячиславна, то поправимо. Лепей упрядить время, нежели спозниться…
Князь Брячислав, польщеный предложением Ярослава, многозначительно перемигнулся с княгиней, которая поняла намек, тотчас поспешила увести Александру обратно в свои покои. А уходя, обещающе Ярославу сказала:
- Да исполниться воля князя! А мы юж давненько замышляли породниться с Всеволодовичами…
- Вот и добре. Когда же свадебную кашу ученим? – спросил Ярослав.
- А коли будет Всеволодовичу угодно… - тотчас ответил, готовый на все уступки Брячислав.
Ежели на то пошло. Вот доберусь бог даст до Новгорода и зашлю сватов.
Княгиня только что отвела дочь в свою светлицу, и видя, что сейчас решается участь их дочери, поспешила назад к столу. И подоспела как раз к ответственному моменту.
Ярослав, протягивая руку Брячиславу говорил:
- Не станем же откладывать святое дело на отдаленные времена. И так, по рукам князь…
                286
В знак добровольного согласия, Брячислав в ответ крепко пожимая трясет руку Ярослава. А позади, княгиня вполголоса наставляла мужа:
- Брячиславушка, да вы по обычаю, скрепите святое дело крестным целованием.
Князья понимающе обмениваются взглядами, и троекратно молча лобызаются.
Брячиславна тоже не желая упустить случая, оттесняя мужа в сторону порывается облобызать будущего свата.
Ярослав нарочита дольше обычного целует понравившуюся, на все согласную княгиню.
Брячислав замечает излишнее страстное влечение к жене и вспыхнувшую вдруг ревность, маскирует шуткой:
- Вот Ярослав Всеволодович, и верь после того честным супружницам, коли на глазах у мужа, любого мужа слаще лобызает нежели старого знакомого супруга.
Княгиня, поняла намек мужа, застеснялась. И серьезно с обидой наигранно произнесла:
- О пресвятая Езус Мария! Брячиславушка, грех те святое дело чернить.
Все присутствующие смеются. Лишь один Яков не реагировал на происходящее, сидел с окаменевшим лицом.
Пот приезде в Новгород Ярослав Всеволодович пригласил к себе Акима и Федора Даниловича.
Немногословный наставник молча сидел и слушал, как его сподвижник судья докладывал о свершившихся в городе событиях за время отсутствия князя. И лишь в конце деловой беседы, Ярослав Всеволодович с укором спросил Данилыча:
- А што мыслит Федор Данилыч о добре выпестованном неукротимом льве? Не разумнее ли его женить на Полоцкой кроткой львице?
- Пожалуй, пришло время, - сквозь зубы, соглашаясь процедил воспитатель, - но как сломить его волю?
- Ничего, завтра уломаем… Заходь ко мне с ним на утро…
Не спал Данилыч ту ночь. Решалась судьба его воспитанника, а следовательно, и его судьба. Это был, пожалуй, главный жизненный экзамен Федору Данилычу, за долголетний хлопотный труд, наставника пестуна.
Почти за два десятилетия приставленных к Александру, он впервые серьезно почувствовал горечь расплаты. Только что сделанный укор – непослушание родному

                287
отцу, глубоко в душе отозвалась горесть у Федора Данилыча, за любимого, близкого человека, будущего, прославленного в верхах, князя Александра Невского.
Чуть только рассвело, а Федор Данилыч поднялся на ноги, прохаживался по коридору, то и дело приоткрывая немного дверь заглядывая в спальню горницу Александра. Он тоже не спал, его что-то тревожило. И когда учитель заглянул в третий раз через дверь, заметив его бороду спросил:
- Данилыч, то ты?
- Да Саша…
- Заходь, што там у тебя?
Наставник, неловко, словно в чем-то повинен, протиснулся в дверь, подошел к лежащему в постели Александру, пытливо посмотрел ему в глаза, спросил:
- Пошто не спишь?
- Да сон тревожный под утро видел, давно проснулся.
- Поведай, авось вместе разгадаем…
- Будто бы с Радой Иванковой грибы собирал в глухом лесу и только вышли на жарину ее черная змея укусила. И я на руки ее взял и понес, а змея погналась за мной. Уходя от нее, выбился из сил и лишь мельком оглянулся назад, а на руках оказалась вместо Рады какая-то белоликая, совсем незнаемая девица и своей длинной косой обвила мне шею и бесовски захохотала… Ну а Рада уже издали через ту жарину удаляясь от меня крикнула: «Не кручинься Саша! Люби ее! Все еди деле тебя я умру…» и скрылась в чернолесье… Проснулся. Не по себе стало… Сам не вем к чему бы то? Данилыч?
- Не ведаю… Толь не кручинься как сказала во сне Рада, сон твой не к худу… А девица-то што нес на руках была по нраву?
- Девица, как девица, толь смех ее был не людской, а некой дикой чародейки…
- Не верю я снам, Саша… - уклонился от разгадки сна Данилычь. То видно, ты, ложась почивати усердно наелся… У меня иные вести, может твой сон в руку, а можа и нет…
- Сказывай какие? Батюшка привез из Смоленской битв, али опричь его?
- Вчора под вечер толь заявился оно позвал к собе. Вхожу, а ужо его любимец Аким выкладывает все новгородские были и небылицы. И про тайный боярский сговор и про Ваську Жука, переветника с Игнатом Кольчужником, што они сидят в погребе, в холодах…
                288
- А про Гаврила Щитника сказывал? – перебил его Александр.
- О гавриле ни слова… Я мыслю у него скрытное дело ести…
- Иуда! – Отрезал Александр.
- Ну и про супрядки и Ульяну, все выложил и так будто бы ты уж с ума рехнулся… Потом меня начал пытать о тебе: «Правда ли, што рекет тиун?» Ну што я ему отповежу, мыслю собе, пусть брешет». Собака лает, а караван идет… Будо я не ведаю его лести перед твоим батюшкой… Напоследок заговорил о твоей женитьбе на Полоцкой княжне, дочери князя Брячислава.
Уж больно расхваливал, и молода и красна ликом и статью несравненна, и рода знатного… Просил меня переговорить с тобою и ноне к нему зайти…
- Данилыч, поведь, пошто ему вздумалось меня женить?
Я не имею нужды в том. Ну ежели бы на Раде Иваньковой, куда ни шло… та была по сердцу… люба… А равной не сыскать ни в княжнах княжну ни в королевнах королеву…
- Зришь ли Саша, исстари тако ведется, што род княжий рано женится… Не потому што кто нуждается али не нуждается, но рубежи вотчинные сдерживают кровные связи. Ну ведьмо Полоцкое княжество лежит на порубежье – одним краем примыкает к Литве, а другим к нашей Торопецкой волости… Вот батюшка твой и смекает породниться с князем Брячиславом на случай Литовского набега, всеж свойственник коли и не сдержит силой, тако хоть по-родственному весть подаст, и то добре.
Таким тревожным начинался второй день приезда в Новгород старого князя.
Александр, вставая с постели, раздосадованный, строил план противоборства с отцом. Ему во что бы то ни стало, требовалось оттянуть женитьбу на неизвестной княжне, сорвать отцовские замыслы.
С утра он нашел Савку с Мишкой и велел им тотчас же доставить на Городище задержанного и содержащегося в погребе Софьи Братилиной, Ваську Жука. Этим он думал разбередить отцу старые раны и забыть о свадьбе и что бы больше не вникал в его княжеские дела управления городом и княжеством, а скорее бы выехал в свой Владимир.
Когда привели Жука Александр предупредил Мишку – помешкать на улице до его сигнала. А Жуку строго настрого наказал под угрозой смерти, говорить все на

                289
чистоту о давних грабежах купцов на Волге и п Днепру, как топили насады с хлебом в голодные годы по воле князя вместе с переяславскими ушкуями.
Заручившись подобной опорой Александр с пестуном, смело направился на встречу ч отцом.
Старый князь встретил Александра неласково и сразу приступил к разговорам.
- Ну што князь Новгородский, - с насмешкой начал отец, долго ли будешь соколом-гоголем ходить? Не пора ли и голубку промыслить? Вот мы тут с Данилычем толк вели как сподручнее свадебную кашу ученить…
Александр укоризненно глянул на учителя, подумал, что он уж все знает, но скрывает от меня. Оказывается, дело оговорено заранее, и наставник тоже ведет двойную игру меж отца и мною.
- О какой свадебной каше речь идет? – будто не догадываясь и не знает к чему клонит отец, спросил молодой князь.
- Да вот тако просто… Полоцкая княжна, перевезенная к нам в Новгород, станет княгиней, народит тебе сынов, а мне внуков. И пойдет от твоего корени, добрая дубовая поросль и племя Мономашичей и Всеволодовичей Большое гнездо… А посему Полоцку с Новгородом свадебная каша не помеха, а миру меж нами добрая скрепа. И щитом надежным станет Полоцк от литовских набегов нашему Торопецку.
- Выходит, насильно жените на Полоцке, а не на милой супружнице?
-Но ты язык то свой по предержи, ништо не ведаешь, а уж на дыбы. Невеста твоя наикращая девица, рода племени именитого, князя Брячислава, воспитания благонравного, богобоязненного. Ишо бабка ее Ефросинья путешествовала ко гробу господню. А ты што торжанку не забыл доныне?... Да уж видно они со своим батюшкой с того свету не явятся. Да и исстари сказывают: молодые смиряться - слюбятся…
- Речь не о том. Но поспешность излишняя… Ишо не ведомо, чем кончится каша заваренная, Петром и Внездом Вдовиком. Вот и разбирайся сам с этой кашей…
Александр тут же вышел, дал знак конвоирам, что бы ввели Жука.
Как только вошел Жук, и увидел князя Ярослава, тотчас сник и пал на колени перед ним.
- Князь, не губи душу грешную… Без умысла я все деял… мне ни какое богатство не надобно, лиш бы ковш браги… и на том спасибо…
- Ну не мели, пошто с Водовиком спозналси?
                290
- Я вел торговлю от его имени с новугородскими мастерами…
- И был переветником, - язвительно добавил старый князь.
- Я того не деял. Я толь вокруг пальца Вдовика водил, а перед Новгородом я чист…
Отец недоумевающе, с укором бросил взгляд на сына. С подчеркнутым превосходством спросил:
- Тако, пошто его держишь в погребе и сюда приволок, я никому не велел?
- Но опичь того што он изрек, на тебя по всему княжению клевету возводить, ала правду бает. Мне до сей поры не ведомо. Яко на деле то вершилось, разбирайси сам…
- Клевету? О чем? Какую?
- Вдовиковы сторонники, а наши супротивники уж более десяти лет по – тайности домогаются правды, будто в голодные годы на Руси ты велел топить купеческие карабли, насады и ладьи с хлебом, идущие с низу Волги, из Чернигова по Днепру, штобы голодные новгородцы покорились твоей воле… А пока домогалси покорности, тем временем, от голоду в тот год умерло более десяти тысяч новгородцев. Он единственный свидетель того дела…
Ярослав Всеволодович вскочил с места, как ужаленный, побагровел, рванулся к Жуку:
- Как ты смел такой поклеп на меня наложить? С какой стати приносишь смуту в наш город? Ворошишь забытое… Такого не было! ... Я повешу тебя! …
- Вешай, коли достоин, покорно соглашался Василий, - толь и в разбойную стаю я случайем оказалси…
- Ты наглый бунтарь, продажная душа! Как же ты оказалси в тех местах?
Этим случайным вопросом Ярослав Всеволодович и признал, по сути дела, свое участие в коварном ушкуйном предприятии, против новгородцев.
- Я сбежал от боярина и подалси на Волгу… Ну а там и сустретил ваших переяславцев…
Старый князь, еще сильнее рассвирепев, побледнел, схватился за грудь:
- Уберите иуду с моих глаз! – закричал в ярости он на Мишку и Савку.
Конвоиры тотчас подхватили под руки, стоящего Ваську Жука на коленях, и не дав ему самому встать поволокли к двери. А тот спохватившись, ошарашенный, умоляюще затвердил одно и тоже:
- Князь, прости! Князь, прости! … Помилуй, князь! За што гневишься? …
                291
- Только закрылась дверь, Ярослав злобно сверкнув очами на Александра, отрывисто произнес:
- Завтра же, штоб в тайне покончили с клеветником! В Волхов, али как тамо… Да, позовите же Акима… Он то дело ведает.
Но никто, ни Александр, ни Федор Данилыч, безмолвно сидящий, не тронулись с места, звать тиуна – судью.
Теперь Александр воочию удостоверился и даже был твердо уверен, что Жук был прав, горькая правда, которая молвой расходилась все эти годы в народе вышла наружу и восторжествовала. И его задуманное дело – сбить с толку отца, чтобы ему было не до свадьбы, казалось выигрышным. Александр смело пошел в атаку:
- Этого послуха мы изничтожим, а што станем деять с теми, которые ныне во Пльскове на сбегах да ушли с Михайлом Черниговским, зубы точат на Новгород? Шило в мехе не утаишь, рекут в народе, коли так было… А тамо ишо злорадетелей наших много осталось, тамо и Богуслав Гориславич, Нездил Прокших Иванко Тудорковиц, да и с полдесятка всех не перевешаешь и не перетопишь в Волхове…
- Всем головы долой, кто посягнет на княжий стол! А первому этому ушкую, лукавому рабу, бражнику, клеветнику и смутьяну не будет пощады!
- Вот и я реку о том же. До свадебной ли каши ноне?
- До свадебной! Не ведаешь, што на Руси татарин деет? Што толь творят безбожные, как бесчинствуют тамо у меня во Володимире и других городах и деревнях, собирая дань? … Их десятитысячное войско стоит под седлом, готовое ежечасно доконать русский народ…
А мне грозят на аркане за непокорность отвести на поклон к хану. И с первой же десятиной велят самому явиться за каким-то ярлыком на княжение к Батыю на низ Волги. А туто ты перечишь против воли отца идешь. Известно тебе, сколько нашего роду от татар сгинуло? А кто станет крепить свой род?  Мне на старости лет брать молодых жен да родить сыновей, так по-твоему? А тебе как дите малое неразумное надобро уговаривать: Александр Ярославич будь добрым, воспрянь духом, народи сынов, утверди корень рода нашего, обнови славу дедов-мономашичей. Ведай же, я не выеду из Новгорода, пока не учиню твоей свадебной каши на день Петра и Павла в Тороп!
- Не круто ли? Смотри не было, а ты уж свадьбу на пятницу назначил… - попытался еще раз перечить Александр отцу.
                292
- Нет, в самый раз… Не до смотрим ноне, - отрезал Ярослав.
- Выходит, смежив очи, в мешке ворону в жены поять?
- Лепей, не позрев взять родовитую, нежели узрев взять из черного люда рабыню, - отпарировал наконец отец сыну.
- ХХХ –
С тех пор, как прошел всепожирающий огонь, по Кончанской улице в Новгороде, в Софийном погребе содержали преступников. Теперь де тут сидели Васька Жук и Игнат – Кольчужник.
Смеркалось. А внутри погреба сделалось совершенно темно. Свет от небольшого вырубленного отверстия в двери, почти не проникал на соломенную постель к заключенным.
В обычные дни заключенные охранялись одним сменным воином. В эту ночь перед судом в усиленном карауле стояли Савка и дюжий, старше его воин, вооруженные мечами и копьями.
Они сидели рядом на чурбане перед погребом и смотрели в противоположные стороны, отбивались от назойливых комаров. Савка, избрав цель, наблюдал за одним кровососом – комаром, устраивающемся на шее друга. Когда брюшко комора вздулось от крови, он от души прихлопнув его.
- Ты што очумел? – испуганный сосед повернулся к нему.
- Вот поглядь, - и Савка смеясь в доказательство своей правоты и сделанного доброго дела, показал запачканную кровью руку.
Рассердившийся воин, насупившись отвернулся, сосредоточенно вглядывался в отведенную ему обзорную сторону, заметив, приближающуюся к погребу женщину, с узелком в руках, предупредительно толкнул Савку в бок. Он обернулся и вдруг увидел остановившуюся поодаль Ульяну.
- Ульяна, ты?
- Савушка, милый, у дяди почти сутки крохи хлебной во рту не было… - начала жалобно просить стражников, смилуйся, передай перекусить…
- Не велено князем, - ответствовал за него дюжий воин.
Савка насупясь, дела непреклонный вид, упорно молчал.
- Как же Савушка, родненький, помнишь жили туто по-суседски, ты мне словно братиком был играли вместе… Все было заедино… Отцы и матери хлеб соль делили поровну… А у меня такое горе… Едина осталась, сжалься Савушка. Но больший сосед
                293
был непреклонен. Он одним ухом слушал Ульяницу и размышлял, как поступить с ней: Исполнить ли просьбу детской подружки-соседки, ныне девицы-красавицы на весь Новгород, да к тому же благоволящей князем Александром и тем самым нарушить устав службы или отбросить человеческую совесть и быть чистым перед князем, и в то же время прислушивался к нарастающему шуму внутри погреба.
Этим часом у Жука с Игнатом велись свои счеты. Они, лежа на соломе в противоположных углах погреба переругивались меж собою.
Игнат уж в который раз подступает к Ваське с конкретным ультиматумом. Так случилось и в этот раз. Он вскочил на корточки, к переветчику, продолжал наступать:
- А пошто выманил два десятка кольчуг? Обещал вдругорядь заплатить по приезду, а выходит все пропало? …
- А ведал ли я што рассчитываться будем на том свете?
- Нет, на этом сполна отдашь!
 - Правду ты рекешь, сполна и будя, мне заутро голову отсекут а тя в Волхов поить поведут с камнем на шее, за измену князю. Да опричь того наговорю на тя што давал согласие мутить народ Новогорода.
- Аа…! Клеветать станешь? Я тебя собственными руками задушу!
- Нет Игнаша, руки у тя коротки…
- Ах так! – И скрежеща зубами Игнат ощупью находит Жука, наваливается на него всем телом, прижимает к земле, подбирается к горлу. Тот пытается вырваться, кричит:
- Ретуйте, люди!
На истошный крик Васьки, во внутрь погреба врывается воин и бросается на катающийся по земле, сплетенный в клубок борющихся тел. В то же время Игнат, добравшийся до горла, пытается душить. Но сильный воин хватает Игната сверху за шиворот кафтана, стаскивает с обессиленного уже Жука.
- Вы што очумели? Я вас посвязывают по рукам и ногам!
Поднявшийся с соломы Жук с обидой говорит:
- Вот его и вяжи, а меня за што? Вон повинен во всем. Вон и Вдовику давал слово через меня мутить люд Новугорода напроть князя и посадника…
Савка, стоящий в дверях с обнаженным мечом услышав такие слова впервые, удивился. Ибо он как приближенный князя и отчима посадника, был в курсе темного дела торговли оружием Жука, с Игнатом и Гаврилой, но как было раньше выяснено,
                294
никакого заговора меж ними не было. Теперь он про себя рассуждал: «Видно Жук напоследок хочет запутать всех, али так само и было… Вот бы сюда князя!...
-Так, ты сказываешь дядя Игнат повинен в сговоре против князя? – спросил Савка Жука.
- А то хто ж? тако и князю поведь. Вон повинен.
Возмущенный до глубины души Игнат заявил:
- Не верь Савушка, все наклеп… Возьмите наветника от меня. Избавьте ради бога от греха, а то ненароком удавлю…
- Добре, поведаю князю, тот разберется, - коротко сказал Савка и закрыл дверь погреба на железный засов.
Ульяна слезливо обратилась к стражникам:
- Милые, што тамо стряслось?
Дюжий воин неопределенно ответил:
- Да так… Пусть меж собою правду знайдуть и погрызуться, одна собачья свора…
- Нешто и мой дядя Игнаш собака?
- А то нет?
- Да его ни по што в погреб заточили… Это все тот чумазый заводила, злодей… выманил два десятка кольчуг и увез во Пльскову.
- Небось ему поверит князь, незнаемому человеку взял и отвалил на слово двадцать кольчуг… Уходь баба… вон караул идеть… Ульяна подняла с земли узелок со снедью, попятилась назад.
С нервозной поспешностью подошел князь Александр в сопровождении Мишки и обратился к Савке, строго спросил:
- О чем с бабой торгуешься? – и еще раз посмотрел в лицо, узнал ее:
- Кажись, Ульяна?
Савка смутился, не зная, что ответить князю:
- Дык она за него, княже… за дядю…
- Откройте погреб! – приказал Александр, озираясь по сторонам.
Воин тотчас исполнил приказ князя, открыл дверь, крикнул в темноту:
- Ну выходите драчуны… Што присмирели?
И оглядываясь на князя, добавил:
- Дерутца, княже, меж собой, субразу нету…
                295
Первым в дверях появился Игнат, за ним нехотя в развалку вышел и Жук.
- Ну колодники, последний раз пытаю, завтра поздно станет.
Игнат искоса мельком взглянул на Ульяную Та кивнула ему, мол проси князя, и он понял ее, упал на колени перед Александром
- Не погуби Ярославич… Не повинен я. То Жук поклеп на меня заводит. Вдовик его видно и вправду просил нас подговаривать, народ мутить… Избави боже штоб злой умысел. Да и посадник Степан Твердиславич всегда на моей стороне, на што нам Вдовик.
В ответ князь ничего не сказал Игнату, обратился к Жуку.
- А ты, дьявольское твое обличье, яку тайну укрываешь и умысел?
Понурив голову, Жук заговорил:
- Ярославич, повежу яко на духу. Мне все едино, што ты князь Нова города, што Тверской, али Рязанский. Я ни на кого зла не мыслю. Истинную правду свидетельствую перед тобой и богом и дьяволом, ни Игнат Кольчужник, ни Гаврила Щитник никто иной в Нова городе по моей вине не шол наперекор твоей воле и злого умысла. Нет и не было… Отпустишь на волю, век благодарить стану. По всей Руси имя твое пронесу со славой. А сколько со славой в глазах отца твого я смерти достоин -казни! … Толь одно просить стану перед смертью, пришли медовой браги…
Александр в ответ улыбнулся:
- Эх разудалая твоя голова. Помнишь ли как я тебя упреждал, ты и тогда клялся удалиться из города, а потом опять за свое.
- Так ежели бы не татары, я и до сей поры жил бы в свое Рязани.
- Ну, добре.  Коли отпущу на волю, чт станешь деять? Али снова в Псков?
- Нет княже во Пльсков, мне Вдовиком дорога заказана. Долг велик, боюсь испросит…
- Как велик?
- А боле ста гривен Игнату, да почитай и Гавриле Щитнику столь же… И оглянувшись на Игната, продолжал - … Видно и туто головы не сносить буде… Подалси бы на родину Рязанщину.
- Добре, решу, как с тобой быть, а пока закройте его до завтра и зорко следите. Завтра ему суд…
- Ну дядя Игнат, нет тебе чести связываться впредь с такими. Весь товар кольчужный первым делом предлагай мне, остальной иноземным купцам, што в обмен
                296
на серебро и золото. Ульяна, забирай свого дядю, да не давай ему воли… Пусть готовится к свадебной каши, - и добавил серьезно, смотря в упор на Игната, продолжая говорить с Ульяной, - а коли заупрямится, пусть пеняет на себя… Ступай домой.
Обрадованная Ульяна и Игнат поклонились князю:
- пасибо Ярославич, - сказала Ульяна.
- Вольному воля, а богатому богатеть. Ты же Ульяна, оберегай Никиту и дядю Игната.
- Постараюсь Ярославич, - смутившись, удаляясь от погреба, заверила князя Ульяна.
Лишь растворились их тени в ночи, дебелому воину приказал:
- Ты ступай в караульню. Савка один посторожит, а с полуночи подошлю замену.
Жук, приложив ухо к погребной двери, с внутренней стороны пытался подслушать разговор князя с караульными, но до него доносились лишь некоторые обрывочные фразы и слова.
Когда напарник Савки отошел на некоторое расстояние от погреба, Александр для предосторожности осмотрелся вокруг и, не видя никого подозрительного, отозвал Савку и Мишку в сторону, о чем-то в полголоса заговорил. Телохранители князя вдруг разом неудержимо рассмеялись. Их дикий басовитый хохот резанул по сердцу Жука, ибо он истолковал его по-своему.
Он тотчас отпрянул от двери, подумал: «То видно удачную смертыньку мне примыслсли, от того и заржали!»…
Васька в полном отчаянии не знал, что предпринять. К тому же ему мысль о побеге не давала покою. Но он почему-то верил в свою правоту, что его не казнят. И он сел в свой угол на солому, вытащил из кармана дуду и заиграл плясовую. Затем мелодия сменилась на печально-траурную.
Оставшемуся на страже Савке осточертела его однотонная музыка и он забарабанил в дверь, предупреждающе крикнул:
- Эй, ты дударь! Не наскучила тебе твоя дуда?
- На этом свете напоследок поиграю, а там бог не даст, не выпить ни по веселиться, - отозвался Жук из погреба.
- Ишо и на этом свете погуляешь, бог милостив-свинья не съесть, да и князь наш не злопамятен, твоей крови не хочет, - многозначительно сказал Савка.
                297
Жук прекратил играть, стал раскидывать умом, к чему бы стражник так загадочно изрек: «…ишо и на этом свете погуляешь? Уж не проведал ли он што обо мне?»
- ХХХ –
Полночь.
Савка оставшись один на карауле, всматривался в темноту, с нетерпением прохаживался взад и вперед возле погреба.
Где-то пропел первый петух. По уговору с минуты на минуту должен появиться Мишка. Вдали кто-то перешел улицу. А через небольшой промежуток времени с оглядкой по сторонам, с глиняной баклажкой в руках подошел Мишка.
Васька Жук в эту ночь не спал. Он перебирал в памяти свои прежние разгулья и ясно представлял свою вину перед князем Ярославом: - «Не простит князь за чистую правду, - думал он, - что ворошу его черное дело. Ему нет выгоды оставить меня яко главного послуха… Удавят, альбо утопят, а то голову на плаху… Вся надея на доброту Александра… Нет Вася, как не крути, а пощады не жди, отец и сын единое племя-плод одного древа» …
В это время он услышал разговор стражников снаружи: «Давай Мишка! А то скоро светать станет, - торопись Савка. У Жука подкосились ноги: - «Вот и пришла твоя смертынька… Нагулялси на этом свете Васька Жук» …
Мишка тотчас вытащил из-за пазухи два конца веревки. Одним концом связал Савке руки, а затем ему приказал в полголоса сесть на землю, другим перевязал ноги. Затем вынув из кармана кусок тряпки, заткнув рот, направился к погребу. Отодвинув засов, окликнул в темноту:
- Эй, крамольник, выходи!
Жук оторопело прижался к стене.
- Казнить!? Не пойду! Князь обещал перед смертью браги…
- Без браги добер-бобер, - нарочито сердито бросил в ответ.
Мишка:
- Выходь же реку те! Время нет с тобой нянчиться!
- Без браги не пойду, - препирался Жук, - страшно умирать…
- Выходь те сказывают! Князь в последний раз милует…
Да штоб твого и духу не было в нашем городе!
- Ты взаправду? – с искрой надежды спросил Васька.
                298
- Взаправду, взаправду. Вот те и браги князь на дорогу прислал…
- Давай. Так и сказывал бы… Все ж князь исполнил мое последнее желание. И на том спасибо…
Принимая баклажку, Жук осекся и подался назад:
- Нет, ты лукавишь, мыслил душу мою неповиную загубить на сухую, а присланную князем брагу выпить сам… Не выйдет, я и с того света явлюсь и доложу князю… А ишо стражник, надобно честь ведать… Дай попью…
И Васька приложив сосуд к губам жадно стал пить. Мишка торопит:
- Выходь, выходь! Осушишь дорогой, потянув его за рукав, но напуганный Васька предстоящей казнью, упирался…
- Пожди, дай ишо малость попью, не бяреть…
Он снова прикладывается к баклажке.
- Пошто не хмелею, принес какого-то квасу, а добрую, стоялую сам выпил? Пожди малость… Да и умирать так с музыкой! Где моя дуда? – Ищет по карманам. – Дай кось сыграю напоследок…
Но Мишка, торопясь обрывает его:
- Ты што с ума спятил? Пошто тянешь? Хошь, аби послухи сюда заявились, и нас туто застали да старому князю донесли. Вот замест дуды огрею по шее… - осердился наконец Мишка, - И што за ушкуй проклятый! За што толь князь милует? Ты и взправду ишо не веришь?
И отступил от двери Мишка указал на связанного в проходе, лежащего на боку Савку, сказал:
- Вот узри воочию, ить ради тя разбойник так робим, штоб старый князь не прознал. 
Жук взглянул на валяющегося в ногах Савку, остолбенел, еще раз удостоверился, что в руках Мишки нет обнаженного меча, наконец поверил.
- А куда мне подаваться? Я ништо не вижу…
- Вот сюды, через Волховский мост по Гончарной улице, там минуя земляной вал и стену, беги прочь из города, на Валдай…
Да потарапливайси… Ночь коротка…Заутро пошлют за тобой погоню на Шелон, а ты окажешься под Торжком… Смекнул?
- Кажись смекнул. – облегченно вздохнул Васька и хмелея от браги и от радости дарованной свободы, одурело облапил Мишку и чмокнул его в щеку:

                299
- Ну спасибо друже! Прощевайте! … А князю Александру поклонитесь от меня… Истинно он у вас свят, служите честно ему. Он вас никогда не оставит в беде…
- Ступай, ступай Вася, - добавил Мишка
И Жука скрылся в темноте.
- ХХХ -
Лишь водянная гладь окрасилась бликами отражения алой утренней зори, как через городищенские ворота вбежал начальник стражи направился к княжеским покоям.
На требовательный стук изнутри сеней сонным хрипловатым голосом ключница спросила:
- Хто хрещеный?
- Баба Дарья, - узнав старую слугу, заговорил Мишка через дверь, - я Михайло Степанов, буди князя…
Через полуоткрытое окно из спального покоя услышал, раннюю тревогу Ярослав Всеволодович, тихо вышел в сени, прислушался:
- Пошто милай будить-то, князья ишо почивають.- Отвечала ключница, боясь открывать преждевременно, - А якого же те князя поднять молодого, али старшего?
- Да все едино… Ну лепей Александра.
В это время князь Ярослав приблизился к ключнице, тихо спросил:
- Кто тамо?
- Михайло, посадников сын велить князя будить…
- Открой, - приказал он
Мишка не чая встретить старого князя, немного опешил, но взяв себя в руки, имитируя испуг, начал путанно докладывать:
- Так ить княже, я к Александру Ярославичу…
- Да то все едино, какое дело у тебя к нему в такую рань?
- Там… Княже, ушкуй с погреба сбег…
- Ушкуй говоришь!? А стражник?
- Не ведаю… Толь я пошел караул менять, зрю Савка у порога реба валяется связанный по рукам и ногам, чуть дышить, посинел весь, рот тряпицей забит… Погреб открыт, ушкуя нет…
- А Игнат Кольчужник тож ушел?

                300
- Нет, того князь Александр на время вчора выпустил под заклад… Уж больно дерутся меж собой… А Савка сказывает, его вязали вдвох – люди незнакомые.
- Стало быто он зрел, куда вся вотага подалась? Надо послать погонюююю вслух рассуждал князь, дело туто не чистое… Видно люди из Пскова Вдовиком посланы…
На крупный разговор вышел, как ни в чем не бывало, позевывая Александр, спросил:
- Какую погоню? За кем? Куда? О чем речь?
Расстроенный Ярослав, вне себя сокрушаясь с укором, Александру ответил:
- Вот чуешь, я велел убрать его, а ты все тянешь, видно того хотел… Твого ушкуя его побратимы из погреба увели!
- Да!... То не с проста, видно и в самом деле затевают кромолу.
- А пошто Кольчужника освободил?
- Разобрался. Он не повинен… - в противовес отцу Александр отвечал на случившееся, - Более повинен Гаврила-Щитник, да твой любезный советник и судья Аким укрывает его. Ну да то потом разберемся. Михайло, а што Савка сказывал, куда беглецы подались?
- Сказал в сторону Пскова…
- Ну тогда понятно, то дело рук шайки Вдовика. Возьми из своей сотни десяток дружинников и перекрой все пути на Псков, до Шелони… Ежели пособники не на конях, то далеко не уйдут, непременно нагоните А сам незаметно подмигнул Мишке и добавил:
- Поспешайте!
- Добре княже, все в окрге исколесим, а беглецов доставим в Новгород!
И Мишка побежал в караульную избу, чтобы поднять дружинников в погоню за Жуком.
А старый князь намекнул Александру:
- Так ли будет, што Игнат менее повинен, нежели Гаврила? Смотри малец… Новгородцы мудры, такую собаку те подложат, што сам дьявол не разберетсяю
- Никакого заговора бояр не было, мы сами раздули пожар. А этот ушкуй-рязанец бражник, ради ковша браги, родных отца с матерью продаст.
- Ну коли ты не усматриваешь в том беды, так ноне же Федора Динилыча отправляю под охраной Гаврилы Олексича в Полоцк на сговор с князем Брячеславомм о свадебной каше… А што слух черный идет обо мне, пусть идет, то дело прошлое…
                301
да и облыжное. Александр на это ничего не сказал. Молча повернулся и пошел обратно в свою спальню.
- ХХХ –
Княжна Александра коленопреклоненно стоит на вечерней молитве. Она со слезами на глазах горячо молится, импровизирует свою мольбу к богоматери- деве Мари:
-  Мать пресвятая Богородица заступись за меня. Там на чужой сторонушке… Отец ботюшка и родина матушка рады избавиться от любой дочери и с радостью дают свое родительское благословение. Мниться им мое богатое житье-бытье на постылой дальней сторонушке с наимилым сердцу мужем… Не услышу весточки отраднойсо родного гнездышка, не сплету веночка со луговых цветов, не узрю очами берегов родной Полоты и Подвинья. А услышу шум волшебного Волхова-реки, Ильмень-озера и лютый глаз нелюбого нареченного…
В дверях неслышно появляется с голубком в новой клетке Яков. Он терпеливо ожидает пока княжна закончит молиться. Но тишину внезапно нарушает хлопанье крылье.
Видимо голубок увидел неподалеку свою подружку, тоже заточенную в клетку, висящую на стене, и пытался вырваться.
Княжна испуганно вздрогнула, прервала молитву, повернулась:
- Яков! «Поймал?» —восхищенно произнесла она и подбежала к ловчему.
- Поймал, вот… как обещал, - с радостью сообщил Яков, давай их в одну клетку посадим.
- Давай, Яша. Толь мне не голубуов ноне, - удрученно она созналась, - верно чул, вчора приезжал боярин изо Ново города и решили судьбу мою.
- Што и день свадьбы ужо назначили? – с чувством сожаления спросил Яков.
- На день Петра и Павла сговорились венчаться в Торопецке.
Опечаленный вестью переспросил Яков.
- В торопецке?...
- Да, Яша, а ежели и тобе поехати со мной в Нова город?
Развеж можно? На твое страдание издали взирати?
- На какое страдание? Я тя никому не дам в обиду…
- Ты то может и не обидишь. А какой муж попадеть…
 Нат, мне дома легче станет от тебя отвыкать.
                302
- Яков! … У тя сердца нет… Меня печаль и тоска изничтожить на чужбине… Ить одна совсем чужая средь неведомых людей.
Яков задумывается, затем неопределенно отвечает.
- Не ведаю, Саша, как быть… Толь, и я не вынесу пытки на тя взираючи… Да и мать не отпустит… Останется одна-одинешенька.
- Яша, дорогой, соглашайси. Ты и в Нова граде при дворекнязя ловчим станешь. А батюшку я упрошу. Захочешь, оженим тя на придворной девице…
- Нет, никто мне не мил оприч тебя одной.
Княжна закрывает ему рукой рот:
- Не смей так, Яков… я ужо просватана…
- Посмею, и коль судьба меня обойдет стороной в жизнь не стану жениться. А ты не печалуйся и не тоскуй по родному дому… Не все же те одинокой, как этой горлинке без голубка жить… муж твой именитый, станет ласкать и любить тя, одаривать дорогими подарками. А коли исполнять станешь исправно волю его, скоро привяжешь его к собе и сама привыкнешь… А там зришь и забудется родная сторона.
- Во век не забудется Яша… А коль запамятую, позрю на тебя враз и вспомню.
- Не сподручно ехать мне с тобой…
- Яша, тогда век обиду на тя мыслить стану… Соглашайси милый, ты же смышленый и удатный. Ежели пожелаешь, и в дружину упрошу князя тя взяти…
- Ну добре, коли в дружину, да как мати отповедит, так и поступлю.
- Поедемо, друже ты мой! И мому ретивому легче станет…
- ХХХ –
На стенуТоропецкого городища взошли прибывшие на свадьбу Александра Ярославича знатные Новгородцы, и заслонив полуденный солнечный свет ладонями, всматривались в даль, не появится ли на горизонте сигнальный дым.
Ярослав Всеволодович, обратился к Торопецкому воеводе:
- Олексич, надежен ли сигнальщик в Речанях?
- Кажись надежный. Он уж много лет исполнят то дело опосля отца – Торопкой кличут.
А в стороне вокруг Буслая стоят его поклонники Мишка и Савка, Ратмир и Сбыслав, и постоянный давний побратим Фома Горбатенький. Они о чем-то говорят, тихо, чтобы не мешать свите старшего князя.

                303
Слево прямо внизу, на волнах покачиваются несколько лодок. Александра как-то ничего не интересует. Он смотрит на отдаленный противоположный берег озера, о чем-то думает.
Но особенно нетерпелив и возбужден сегодня Буслай. Он с раннего утра порывался выехать на встречу свадебного поезда, который с часу на час должен прибыть с Полоцка, но Александр всячески сдерживал его. Теперь Буслай по ноущению Фомы, подмигнув товарищам, сделав серьезный вид приблизился к князю Ярославу, предложил:
- Пошто княже ждать-то у моря погоды, гонец ишо вчора сказывал, из Великой Луки обоз выправился, а туто всего перехода. Верно, в дороге, не иначе беда стряслась, альбо Литва через лазутчиков проведала о свадьбе… Может случится и приданное княжны перехватят.
Князь испытующе посмотрел на Буслая, правду ли он говорит, или што шуточное затевает, но взвесив за и против, огласился:
- Тако само, Вася и я чаю… Вася, стать жениху с десятком дружинников выехать на встречу невесты…
Затем немного осклабясь с хитроватой улыбкой:
- А заодно, коли узрит лик невесты, враз и просветлеет очами.
Александр, зная свадебный обычай, запрещающий жениху видеть невесту до венца, ничего не ответил.
Зато Гаврила Олексич, который уже второй год наместничал в Торопце, серьезно возразил:
- Не ведаю княже, полочане народ богомольный строго блюдут дедовские обычаи, лик княжны до венца не покажут.
И тут Буслай вставил свое слово:
- А мы Олексич, до срока узрим невесту. Не будь я Васька Буслаев, если я своим не узрю ноне же невесту!
- Добре, Вася, - перебил его князь Ярослав, - вот и потрясите свои зады с женихом.
Обрадованный Быслай дозволением князя, еще раз подмигнув товарищам, мол знай наших, Васька всего добьется, держись за меня, тотчас обратился к загрустившему Александру:
- Ну Ярославич, разомнемси, што ли?
                304
Александра почему-то вдруг заинтересовало Васькино предложение, улыбаясь ответил:
- Ну, коли желание имеешь, пройдемси на рысях до Речань. Михайло Степаныч, захвати из своей сотни десяток дружинников.
Александр первым выехал из города и пустил своего резвого беляка рысью. Буслай, Фома и Мишка, а за ними и Савка с другими воинами десятка, немного поотстав следовали за князем, соблюдая определенный интервал.
Александр, проехав с версту рысью, осадив лошадь, поехал шагом.
Буслай следовал за князем вторым, но на пол коня впереди остальных дружинников, придержал иноходца, поделился со спутниками своим предвкушением еще не сбывшихся надежд:
- Ну брате, ноне и медов торопецких откушаем… Олексич сказывал заготовлено две сотни бочек стоялых медов… Всему городу на три дни достанет…
Фома, пришпорив коня, сравнялся с Буслаем, вполголоса внушительно заговорил:
- Не в терпеж те, Вася… А ведашь ли што на завтра назначено венчанье, завтра и гулянье… Ты хош бы при невесте малость утихомирился… Гляди, князь то сумрачный. Его разговорить нодобно… кручинится о Раде Иванковой, а тут женят не на любой…
До слуха Александра, отъехавшего вперед на некоторое расстояние, долетело имя Рады и он тотчас укоризненно оглянулся на Фому… А тот хотел что-то добавить Буслаю, осекся, смолк…
Перед взором молодого князя поплыли картины воспоминаний, связанные с образом Рады.
С тех пор прошло около двух лет, а он ясно видит перед собою, незабвенные встречи в селе Тысяцком. Вот она поднятая в деревянной бадье из темного зева глубокого колодца на поверхность, и запутавшаяся косою в веревке, мельком взглянула на обступивших колодец невесть откуда взявшихся воинов, узнав в одном из них того, который когда то, во время голода и наводнения, еще шестилетнюю девчонку на бурном вече тескал за руку. А три года назад она в храме святой Софии, при посажении на стол и целовании креста, вместо обязательных слов «Ты наш князь!» произнесла ненароком то, что думала: «Ты мой князь!». Потом опять перед ним предстала сцена у колодца: Вот она зардевшаяся и смущённая до глубины души,  закинув косу на плечо, влюбленно еще раз взглянула на Александра, игриво рванулась бежать прочь от
                305
колодца. Теперь Александру стало не по себе, когда ее снова небрежно поймал за косу. Зато особо приятное воспоминание осталось от ощущения близости, сидящей Рады в седле, которую он нежно поддерживал и когда его рука ненароком скользнула по упругой, девичей груди, она отозвалась умоляющим молчаливым взглядом, словно признавалась в любви: «Милый, как я обожаю тебя!»
То была дорогая незабываемая для сердца минута, на всю жизнь.
А затем жертвуя собой Рада приехала в Новгород, чтобы оповестить Новгород, а больше ради молодого Новгородского князя о нашествии татар: «Ноне я порываюсь узреть нелюбую девицу… а завтра насильно скрепят таинством брака с ней… И прощай навсегда отрада сердца!».
Меж тем дорога петляла перемежающим сосновым бором, вынося княжеский конный десяток с одного пригорка на другой. Александр, снова пришпорив ни в чем не повинного Сокола, и тот рванулся вперед, и понес гордого, мужественного юного князя, в душе которого с новой силой вспыхнул огонь любви к безвестно пропавшей, Раде. Он был одет в легкий темно-синий зеленый кафтан, опоясанный широким дорогим поясом. На плечи накинута алая накидка, закреплённая на правом плече. Пышные светлые волосы, перехваченные узенькой тесемкой, словно у мастерового, обрамляло миловидное лицо с только что закудрявившейся русой бородкой.
Быстрая езда бодрила князя. Проехав верст восемь от города, петляющая лесная дорога завернула к небольшому озерку, вбежала на последний пригорок, и прежде, чем спуститься к мосту через реку Торопу, задержалась на перекрестке дороги при въезде в деревню Речане. Последнее было построено в давние времена, как, как и многие древние этого приозерного края, на берегу реки Торопы, соединяющей несколько озер, жители которой занимались хлебопашеством и рыбной ловлей. Речане, прознав о княжеской свадьбе заранее в день проезда свадебного поезда с раннего утра, собрались на окраине деревни поджидая момента провоза Полоцкой княжны в Торопец, где было назначено венчание молодых. Сюда пришли и селяне соседних деревень. Не обошлось это торжество и без местного священника.
Между тем дымовой сигнальщик Торопка уж третий день подряд не отлучался от своего наблюдательного пункта.
Каждый день, он уходил на дымовище и наблюдал за горизонтом. Собравшиеся люди, то и дело посматривали на высокую сосну, одиноко стоящую по ту сторону реки, на бугре, где среди разряженных ветвей сидел в дозоре Торопка, в ожидании
                306
сигнального дыма, который должен был появиться верст за пять со стороны великой луки.
Внизу под сосной, на сопке сидел мальчуган лет шести-семи в домотканой рубахе и таких же портах, нянчил полугодовалую сестренку. А его мать, еще не старая русоволосая женщина, подвезла на дровнях, телега только еще входила в обиход русского крестьянства, несколько охапок сухого сена, затем она перетаскала  к трем кучам еловых и сосновых веток и по не многу рассовала под каждую в отдельности, чтобы в нужную минуту разжечь костры, послать с дымом весть дальше к Торопу.
Олексу наскучила сестренка и он ее посадил на сопку, кинулся помогать матери.
- Олекса, пошто бросил Анюту? – набросилась на него мать.
- Мам, а ты покорми яе, а я пошкладаю сено…
Девочка, завидев по близости мать, потянулась к ней, заплакала. Торопка обозревая окрестности с высоты птичьего полета, не забывал вести наблюдение за тем, что делается под ним внизу:
- Олекса, пошто не слухашь мати ремня захотела?
Расторопный, послушный Олекса вернулся к Анюте. Но в ту же минуту Торопка заметил со стороны города на дороге шлейф пыли, поднимаемый конным отрядом князя, подъезжающего на рысях к деревне, крикнул с верху:
- Олекса, бежи прытко в деревню и поведь людям што из Торопа едуть какие-то конники…
Олекса обрадованный что его избавляют от Анюты, тотчас оставил ее на сопке, поддернул порты и побежал через мост, исполнять наказ отца.
А девочка, небрежно посаженная наспех, накренилась на бок и покатилась с сопки вниз. Мать, взявшаяся за вожжи, оглянулась на ребенка, увидев ее уже на земле, захлебываясь в слезах, опрометью кинулась на помощь.
Не добежав до толпы, Олекса истово закричал:
- Люди, поостерегитесь, тата сказыват со Торопа конники едуть…
Люди повернулись в сторону города и тут же увидели, показавшийся из-за пригорка подъезжающий отряд воинов.
- Ктой-то впереди-то? Уж не сам ли князь набольший - в червоном корзно? – засомневались в толпе. А степенный старик с окладистой бородой перечил:
- Нет, то не князь… Я Ярослава Всеволодовича добре вем…
- Тык можа молодой князь на встречь невесты еде? – догадывался другой голос.
                307
- Альбо воевода, в одеяньи княжом…
Пока в толпе гадали кто впереди следует, князь Александр сдерживая лошадь, предстал перед встречающимися:
Народ, видя проницательный взгляд, устремленный незнакомцем в середину толпы, смолк, полу склонив голову перед ним, испытующе чего-то выжидал:
- Здравствуй, люд речанский! – наконец улыбаясь Александр приветствовал собравшихся на росстанях.
Люди подняли головы, но не знали, что ответить князю, растерялись – испытующе смотрели на его одежду.Тем временем выдвинувшийся вперед благообразный старик, нерешительно заговорил в ответ:
- Здрав будь, добрый господин! – разводя руками, сделав паузу, продолжал, - не обессудь зато што величать-то как тя не ведаем, впервой зрим.-На колени! Пред князем Александром Ярославичем! – не стерпел Васька Буслай. От мала до велика все пали на колени. Лишь один Олекса, стоящий ближе всех к Александру, остолбенело пожирал наивными детскими глазёнками князя, да священник, поклонившись князю в пояс,  перекрестил его крестным знамением.
В то же время Александр залюбовался мальчуганом, спешившись передал повод Мишке,  поднял его высоко над головой.  А опустив на землю, спросил:
-Зовут – то как?
-Олекша… - шепеляво ответил он.
-Ну Олекса, пойдешь ко мне на службу?
-А я ужо служу…
-Служишь?- удивился мальчишескому ответу, и в тоже время не поверив, подумав, что несмысленышь еще не и не понимает, что называется службой и с недоумением перевел вопросительный взгляд на благообразного мужика…
-Так само, Ярославич,-подтвердил тот, вопреки недоумению князя,-
его батько дымовым сигнальщиком у Гаврилы Олексича служит, вон тамо он на сосне сидит- узрел вас Торопка вот и прислал мальца с вестью. Поостеречься нам надо, а то неравно Литва     ненароком нагрянет…..Это у нас часто быват…А часом вы подьехали…               


                308
-Спасибо за службу, Олекса! Вырастишь, приходь в Новгород, в дружину возьму без взноса…
-Приду…-пообещал Олекса,-а мне к бате бежать…
-Пошто?
-Как пошто? Дык швадьбу штречать, наш князь женится.
-Это что же за князь такий? – смеясь, входя в роль непонятливого, спросил Александр.
-Такий, самыйсто ни ести из Ново города, все его слушают, бояться и кланяются, как те. А ты знать воевода при князе?Видимо Олексане придал никакого значения словам Буслая, который ясно приказывал всем встать на колени перед князем…
-Нет Олекса, я и есть тот князь, што женится.
-Ты князь?- вот когда только дошло до него, и он теперьвидя свою оплошность, устыдился.
-Да… толь я узрел, што мне всепоклонились, а ты един непохотел кланяться…
-Нет, какой же ты князь? Вот я зрел князя в жолотом шеломе, с черной бородой и воинов при нем множество, когда он ехал шо Шмоленской битвы… Вот пойдем к бати… ноне встречать будем свадьбу узришь княжну… Толь откудова она, дюже хитро, город называется, я запамятовал…
-Да из Полоцка, Брячиславна.  Што же ты, оплошал то ?- с укором подсказал степенный мужик.
-Вот правда из Полоцку, Брячиславна.  Што же ты, оплошал то? – с укоромподсказал степенный мужик.
-Вот правда из Полоцку, Брячиславна,- смутившись переправился Олекса.
-Ну так и быть пойдем Олекса к дымовищу…
И Александр взял за руку мальчугана и они пошли через мост по направлению наблюдательного пункта на сосне, где Торопка зорко всматривался в дальние сини горизонта.
Мишка дал знак Буслаю и Фоме, чтобы те последовали за князем.
Тот час побратимы отделились от группы остальных воинов и на некотором расстоянии поехали за князем, с тем чтобы не спуская него глаз вести личную охрану.
Александр приблизившись с Олексой к сосне, опробовав прочность крепления лесницы приставленнойк дереву, полез наверх.
-Папа, то князь Александр! Пусти меня к нему на шлужбу,- кричал снизу Олекса отцу,

                309
и без того оробевшему, видя что на человеке влезающему  к нему накинут княжеский плащ.
Торопка, не обратив внимание на просьбу Олексы, боялся за то, что сам князь лезет по ветхой, скрипящей лестнице, и что ему тут надобно, чего доброго, не дай бог сринется вниз, тогда ему сдобровать, лишат службы дымовщика, остерегал Александра:
-Княже, туто не надежно … По тиху…
-Добре, добре… Я помалу, - успокаивал его Александр.
Следом за князем карабкался, чтобы ближе быть к нему, Олекса, но видя что ему на площадке нет места, вцепился за последнюю перекладину лестницы, стал прислушиваться к разговору наверху.
-Ну Торопка,- любопытствовал Александр, оглядывая окрестности Речань,- поведай, как же ты сигналишь дымом в Торопец?
-Тако то просто княже, коли узрю дым по леву сторону, вон с той маковки ели, стало бытьБиберевские огни- оттуда, с той сторожевки идет весть, али вороги, али беда…А вот ежели… и Торопка повернувшись вполоборота направо вдруг осекся, указывая рукой Александру на высокую кудлатую вершину,отдельно стоящей сосны, над которой князь тоже заметил, поднимающуюсявверх, вначале жидкую струйку, а затем превращаюся в темный курчавившийся живой столб дыма, радостно взглянул на Александра, выдохнул:
-Вот и дед Матвей дым пустил! Стало быть едуть!
И с восхищением крикнул обращаясь к жене:
-Анфиса - Запаливай!
Расторопная Анфиса, оторвав от груди кормящую малютку, посадивеё на ту же сопку, метнулась к устроенной меж корней сосны печурке, где хранилось огниво, бросила в торопях Олексе:
-Олекса, ходь живо к Анюте.
Догадливый Олекса, и без того уже спускался вниз по лестнице, торопился на помощь к матери.
Тем временем Анфиса поспешно орудовала кресалом, добывая огонь.
Невидимая днем искра, впилась в трут, и раздуваемая женщиной, превращалась в разрастающуюся вспышку, небольшого огонька, который коснувшись сухого сена,

                310
тотчас вспыхнув всепожирающим пламенем первого костра. Огонь перешёл из сена на сучья и густой дым белесыми клубами, вырвался в небо.
  От первого костра Анфиса моментально подожгла остальные два. Дым от костров на высоте дерева, соединялся в один дымовой столб, а толпа в Речанях уже на все лады ревела: «Едут! Едут! Невесту везут! Ай да Торопка, укараулил!»
Торопка ликовал. Он повернулся в сторону Торопца и на радостях продолжал объяснять князю всю систему дымовых сигналов:
-А часом, княже, узрев мой дым в городе, враз ударят в большой колокол.
И действительно, спустя минуту Александр услышал глухой, как бы подземный удар церковного колокола, напоминаемого звук большого Вечевого в Новгороде.
На тревожный звон большого колокола отозвались меньшие собратья всех храмов города.
-Чуешь, княже?!- Торжествующе, не то спросил, не то похвалился Торопка перед Александром, мой дым узрели торопецкие звонари и отозвались…
Александр довольный сигнальной системой Торопца, тут же пришел в восторг,
одобрительно похлопав Торопку по плечу.
-Добре, Торопка! Так и впред упреждай торопчан от набегов литовских. Толь береги себя, ибо передовому отряду наруку ранее изничтожить сигнальщиков, а там и твори собе што вздумается, бесчинствуй втихомолку по всей волости с мирными селянами… А кто этот дед Матвей? –наконец захотел уточнить непонятную для него деталь в дымовой  сигнализации.
- Так ить он же и запалил энти огни-то. Его хутор на полпути от Старой Торопы до нашей веси…
Здесь на высоте птичьего полета Александру Ярославичу вдруг передалось чувство окружаещего всеобщего народного ликования. Он как бы воедино слился с ним, расправил сильные плечи, глубоко вдохнул полной грудью чисто-бальзамического воздуха дорогой ему Торопецкой вотчины, перешедшей к нему от деда Мстислава Мстиславовича Удатного, чему-то широко улыбнулся, еще раз окинул радостным взором окрестности озерного края, посмотрел на зелёный травяной ковёр, на пажити напольные, и залюбовался родными лесными просторами.
А внизу на земле, неподалёку от сосны опять бросив на произвол судьбы сестренку, которая отвлеклась зрелищем бушуещего огня,  виденного в первый раз в

                311
жизни, Олекса стоял завороженный князем, ловил взглядом каждое его движение. И когда Александр, удостоив внимания своего маленького друга, помахав ему рукой, очарованный мальчуган, проявляя нескрываемую детскую радость, в ответ заливисто рассмеялся, заплясал на месте, захлопал ладошками.
-Фома!-крикнул князь, стоящему неподалёку от Олексы с Буслаем, - вели Мишке отрядить пару воинов навстречь обозу. Фома тотчас отозвался: - Часом, княже.
И круто развернул лошадь, вздыбил и ускакал через мост обратно к деревне, где ждали остальные воины из отряда князя.
Толпа встречающих сельчан заволновалась. Навстречу свадебному обозу тотчас выехали Савка и Ратмир, которые проскакали по мосту и скрылись за поворотом в лесу. Затем отделилась от толпы добровольная ватагамолодёжии тоже последовала за воинами.
Александр Ярославич спустившись на землю, возвращался с Олексой от дымовища, остановился на мосту, заметив плавающих рыбок в воде, спросил маленького спутника:
-Рыбу то ловишь?
-Кажный день… Превым делом на шошну, тату шлет меня, а потом ловлю.
-Добре! А особо чуткуй дымовые сигналы, чаще бегай на сторожку. Опричь коли отец выедет в поле, литва в тот час могет врасплох нагрянуть… А те гости недобрые…
Торопка еще не сходит с поста. Он внимательно всматриваетсятуда, где дорога выходит из леса. Там что то мелькнуло, а через некоторое время из лесу вынырнули на рысях наши посланцы воины Савка и Ратмир и он тотчас замахал князю белым полотенцем.
Олекса тронув за рукав князя, залюбовавшегося  гуляющей рыбешкой, шепнул:
-Едуть!- и указал головой на подающие сигналы отцом.
Через некоторое время Ратмир и Савка подъехав к князю, докладывали:
-Едуть, княже!
-Все ли добро?
-Все добре, поведал князь Брячислав. Тако и те велел известить. Скоро будут, за поворотом оставили,- говорил Савка. А на взгорье, поодаль толпы, окружив Буслая, воины шутят:
-Вася, а медовуху то ноне не придется пить… Коли можа подружисся с князем Брячиславом, али с его небольшим дружком… да он ращедритцы в канун свадьбы,- говорил один из воинов.
                312
        Васька, молча как бы его не касается, независимо прошелся гоголем, искоса посматривая на князя, стоящего на мосту, с усмешкой делая вид ни от кого не зависимый и высокомерный, отпарировал:
-По правде говоря, не зело и хотелось-то… так можа самую малость и пригубил бы ковшичка с два…
Общий смех воинов привлек внимание рядом стоящей толпы, и группа любителей послушать байки придвинулась ближе к воинам.
Мишка сразу посерьезнел, разговор перевел на деловой лад, спросил Савку:
-Невесту то часом не зрели?
Буслай тоже насторожился, прислушался к разговору:
-Што ты, невеста едет под занавесью, видно строго блюдут полочане дедовский обычай, старину… До венца она и лику свово не должна казати…
В это время Александр, с привязавшимся к нему Олексой, приближался к группе воинов и слышал все слова Савки.
А Буслай в свою очередь задумал тайное и подвигался стороной к князю. Улучив момент из далека начал:
-Ярославич, поведь по правде, горит душа узреть княжну Брячиславну до венца?-подмигивая хитро товарищам испытующе смотрел на князя.
-Ведомо… А пошто Вася спросил? Уж не замыслил ли нарушить обычай?
-Так само княже… коли не узрю ноне же лика княжны Полоцкой, не обессудь Ярославич, я зарок дал себе, в ночь уйду пешью в Новгород, не откушавши торопецких медов…
-Не по обычаю Вася зреть лик невесты до венчанья.
-По обычаю, али не по обычаю, толь уговор, не перечь мне… и сам узришь, не толь я и люди речанские… Я токо чают туто волхвов нету.
-Да по правде рекчи я и сам не прочь узреть молодую.
Толь тобе то пошто не терпится? Не  ты же берешь её в жены а я ?
-Ведаю княже. Она завтра же станет нашей, Новгородской княгиней, матерью нашей.
А лик её узреть жаждут ноне…
Александр больше не стал перечить Буслаю, лишь отвернулся, и видно тревожно на душе стало.
Воины зашушукались, послышались противоречия в адрес Буслая.
-Не быть тому Вася! Полочане не допустят ради твоих прихотей ломать святой обычай.
                313
Да где там, и не мысли!
-А вот по моему станет!  -Твердо настаивал на своем Василий.
-Едут! Едут! – со всех сторон вдруг послышались голоса.
Из-за поворота реки, по берегу которой некоторое время шла дорога, показались конные охранники обоза, а затем потянулись тяжело нагруженные возы невестиным приданным.
В средине обоза, переваливаясь на ухабах, в двойной упряжке плыла, оборудованная под паланкин повозка с невестой.
Разноцветные красивые шторки опущенные со всех сторон, защищали княжну в пути от палящих солнечных лучей, пыли и непогоды.
На расстоянии двух копий следовали два хорошо вооруженных воина –телохранителя княжны. После невестиного возка тянулось ещё несколько телег. Длинную цепь обоза замыкала волокуша. Десяток дружинников в доспехах охраняли обоз с тыла.
И наконец, на некотором расстоянии позади конной охраны ехал в седле на хромой лошади, удрученный Яков.
-Олекса, а вот у того воина видно беда какая то стряслась, бедняга конь то охромел.
Этому не дотянуть и до Торопца будет, не толь до Новгорода… - поделился князь Александр своими мыслями с рядом стоящим маленьким другом.
-А вон пусть возьмет нашего Сивка, - не думая, предложил с детской наивностью и простодушием Олекса, держащийся за руку князя.
Александр мельком глянув сверху на АОлексу, мысленно оценил: «Добрая душа у несмышленыша!»                               
Толпа воспрянула, зашевелилась как муравейник. Тот кто был помоложе, спустились ближе к мосту. У благообразного старика на расшитом рушнике появился круглый хлебный каравай с щепоткой соли наверху. Его о чем-то тихо наставлял священник.
Среди женщин послышались пожелания: «Какова то..хоть бы единым оком узрети молодую»… «Где там… обычай половчане крепко блюдут…Ведомо княжий род, не простолюдины, сказывают бабка-то её ко гробу Господню ходила… А ты захотела лик княжныузреть опрежь времени»…
Меж тем первые возы съезжали с моста, поднимались на крутой взлобок. Усталые лошади везлитяжело нагруженные, окованные медью сундуки, плетеные кор-
                314
зины, мешки, бочки и ящики, накрепанные дорогой утварью и продовольствием телеги.
Ликующая молодежь, с одобряющами возгласами, свистом и гиком поочередно подхватывали повозки и почти на руках, поднимали их в гору.
На передней повозке ехали родители невесты, князь Брячислав с супругой.
Их повозка остановилась как раз напротив Александра Ярославича, который все еще держал Олексу за руку.
Брячислав издали узнав молодого князя, по одежде и потому как был оповещен высланными воинами Александра, что в Речанях невесту встречает сам жених, и теперь напуская на сея личину важности, не торопясь выбрался из телеги, стряхнул пыль с алой накидки, огляделся вокруг, встретились взглядами с молодым князем.
Одновременно навстречу к нему, словно по уговору, соблюдая приличия, выпустив руку Олексы, двинулся Александр.
      -Сыне, Александр Ярославич, -торопился с распростертыми объятьями, взаимностью ответить князь Брячислав, но при сближении подавая руки друг другу облабызались по родственному. Затем покровительственно похлопав по плечу будущего зятя, отпустив на шаг, залюбовался молодцеватостью молодого князя, добавил,-истинно отцовская кость и удаль деда Мстислава Мстиславовича удачного!...
Затем круто повернувшись, и предлагающим жестом руки, указывающим на сравнявшийся с ним паланкин невесты, сказал:
       -Ну вот Ярославич, принимай, что нина ести самое дорогое… Отдаю тебе отпрыск лозу виноградную, от корени своего!...
Александр равнодушно посмотрел на полузакрытую шторку паланкина, откуда лишь выглядывало старческое лицо няни, сопровождающей невесту,и тут же перед ним предстала расплывающая в улыбке, княгиня Брячиславна:
       -Ох! Дитя ты наше драгое!-Воскликнула она и полезла к нему целоваться.
Пока княгиня завораживала щедрой улыбкой молодого князя, Брячислав поклонился в пояс речанцам, произнес:
       -Здравы будьте, торопчане!
Благообразный старик в ответ поклонился князю, поднес хлеб-соль со словами:
       -Прими княже, Брячиславе нашу хлеб-соль… Мир да любовь тебе с нашим князем! Да доброго вам здравия…
       -Спасибо, люди добрые!-принимая подношения благодарил Брячислав и ещё раз поклонился народу, передав хлеб-соль жене. Та тоже раскланялась:
                315
        -Спасибочко, люди добры! Да благословит вас Господь Бог на долгие, долгие роки!
В то время местный священник, подступив к паланкину, благославлял невидимую невесту.
          Из толпы мужской голос робко выкрикнул:
         -Пусть невестка свой лик кажет!- и тут же спрятался за плечи други людей.
          Все обернулись в сторону нарушителя торжественной тишины. Ложно зашишикали на него.
          В ту же минуту с другого конца толпы отозвался женский, решительно настаивающий голос:
         -А што и взаправду, нехай кажет лик!..
Растерявшийся Брячислав, вопросительно посмотрев на Александра, в сомнении развел руками…
          Люди добрые, не можно надругатися  над исконными обычаями – начал отбиваться Полоцкий князь.
          Александра Брячиславна из глубины кареты, через плечо няни пытается втайне увидеть своего нареченного будущего мужа.
И увидев Александра в профиль, не сдержала восхищения:
         -Ой, мамоньки мои! Який же славный, а я мысляла он ликом черен в отца…
          Няня перехватила затаенный восхитительный взгляд своей подопечной, подтвердила:
         -Да бачила ль и во сне такого сокола?! Уж зело леп!...
         -Няня, а лепей бы никакого, - отрешенно произнесла Александра.
          Теперь Буслай, следивший за церемонией всречи, улучив минуту, сорвал островерхую шапку, решительно шагнув ко князю Брячиславу, пал перед ним на колени, поклонился до земли немного опешившему князю, трогательно заговорил:
         -Княже Брячислав, не откажи роду племени Буслаевых, высокого и   и знатного двора боярского, служилого князю новгородскому верой и правдой более ста лет. Я Василий Буслаевич за всю свою службу не зрел сумрачней лика князя нашего Александра Ярославича до сей поры, до сего времени, пока о невесте речь не шла. И все от того ему солнце не светит, пока нареченной своей воочию не узрит…
         -Васька, не богохульствуй! Заскрипев зубами выдавил Александр.               
Князь Брячислав, взглянув на Александра, всполошился не на шутку, кинулся к своему
                316
священнику, сидящему в возке неподалёку, страстно заговорил с ним. Подозвали Речанского попа, посовещались…
        Полоцкий священник тихо сказал своему князю:
        -Княже Брячиславе, хотя сие и бесовское наваждение ести, но с божьей помощью наше чадо не увянет от того, што лик свой даст узрети, жаждущим чадам…
        Александру неловко стало перед священным саном и народом, что Буслай затеял такое, уж серьезно шикнул на него:
        -Буслай, уймись!
Но Фома, стоящий рядом подтрунивал и ободрял Ваську:
        -Кажись сдаются,- шептал он.
        -Не уймусь, доколекняжны лик не узрю.
Брячислав вопрошающе смотрел на Александра и ожидал от него окончательного решения, дозволить или не дозволить смотрины дочери.
        -Ну коли так настаиваивайте, я не прочь… толь противу святого обычая… Сыне Александре, зри и решай сам, привез дите под твое покровительство, поступай яко повелит твое сердце…
        Княжна заслышав, спор, причиной которого является она, страстно запричитала и закрестилась: на икону Богородицы, стоящую перед ней:
        -О мать пресвятая Богородица! Пречистая дева Мария! Заступись за грешную душу мою! Какой срам! Няня, где то зримо, открывать свой лик до заветного часу, ить мо, нарушение древнего обычая!?
Смятенный Александр, стоял потупя взор. В нем боролись два противоположных чувства: нарушить ли сложившийся векамидедовский обычай или безропотно следовать ему, перевел волевой взгляд на окружающую толпу и Буслая, непреклонно отстаивающего свое желание, решительно сказал будущему тестю, так, чтобы слышала невеста:
         -Мыслю, средъ встречного люда нет волхвов. Пусть радость и горе разделяют наши люди со мной! Отныне и княгине своей ведаю не укрывати лика своего от народа низкого и знатного, а быть матерью его!…
Толпа тотчас восторжествовала духом:
        -Истинно! Истинно рекет Ярославич! Пусть кажет лик княжна Брячиславна,- послышались выкрики.
         Княжна закрестилась, запричитала:
                317
         -О Боже, Боже! Якое бесстыдство творят! Владычица, прости им неразумие их!...
Брячислав подошел к паланкину, полуоткрыл шторку, подозвал к себе Александра.
          Подойдя к возку, он заглянув во внутрь, увиделзастыдившуюся Александру, которая пыталась закрыть стыдливо лицо руками, взмолилась сквозь слезы:
         -Батюшка, то противу обычая и поверья дедовского!...Крестная защити!..
Но растерявшаяся крестная – няня, сама не знала как поступить, чем защититьсвою воспитанницу:
          Князь, избавь дите от позорища… Цветок то наш увял за дорогу… Не обессудь милай,- обращалась няня уже к молодому князю, - дай час отдыха…а тамо наше солнышко воссияет. Вскормлена она у нас ласкою и молитвою Господнею, ликом белоснежная, што та лебедушка, очи голубиные…
         -Все кажись добре,- прервал ее Александр,- А вот Брячиславна устыдилась позря, -заговорил Александри шире приоткрыв шторки,- продолжал,- княжна Александра, узри на наших молодцев, новгородских удальцов, утешников, пересмешников, богатырей русских! Вон они, Василий Буслаевич да Фома Горбатенький, а третьего их побратимого Костю Новоторжанина татары на покой уложили во сыру земелюшку…
           Княжна робко опустила рукина колени и Александр на милом девичьем лице заметив размазанные слезы, сжалился и хотел отступиться от своего решения.
В то же время подошли оба священника и стали крестить невесту. Александр проникновенно заговорил:
          -Александра Брячиславна, ныне княжна Полоцкая, завтра станешь княгиней Новгородской, тебе ли скрывать лик свой ясный – и протянув невесте руку, продолжал, - тебе моя руку и пусть она станет опорой и надеждой…
Няня что то шепнула княжне и вытерла её лицо носовым платком.
          -Александра встрепенулась, нерешительно протянула ему свою руку.
Няня тут же проворно выскользнула из паланкина, разостлала на земле подножный коврик, и поверх него поставила небольшую скамеечку, принялась помогать выходить своей воспитаннице. И когда княжна выбралась на край возка, Александр подставив ей для опоры свое надежное дюжее плечо, тихо внушительно сказал:
          -Обопрись на плечо мое Александра Брячиславна, ступи на землю вотчую, разомнись, полюбуйся на леса, поля, озера наши и стань их хозяйкой-матерью!
           Еле заметная улыбка скользнула по лицу юной княжны. Затем она оперлась
                318
одной рукой на плечо отца, а другой на плечо Александра и ступив на скамеечку, сошла на коврик.
Буслай, торжествуя свою победу, шепнул Фоме:
           -Неча рекчи, добра полочанка! Но не чета торжанке…
Александр, то ли услышал, слова Буслая то ли итуитивно повернул голову и уничтожающе посмотрел на Ваську.
             Объезжая повозку княжны стороной, весь обоз сгрудился на небольшой поляне. Полоцкие сторожевые конники перемешались с новгородскими. Скученные лошади, лязгая удилами, прижимая уши, лизались и пощипывали друг друга зубами.
              Последняя обозная повозка-волокуша, только что съехав с моста, остановилась, загородив дорогу.
              Яков, оставшийся позади обоза приближался к месту встречи ведя хромую лошадь в поводу. Обогнув стороной, загородившую дорогу волокушуи другие возы, поднялся на взгорок, остановился как раз напротив невестиного паланкина. Затем не обращая накакого внимания на происходящее событие вокруг невестиного возка, склонился под грудь лошади, взялся за щетку передней левой ногии настойчиво подергивая потребовал:
            -Полота, дай ногу!
Подняв ногу лошади, он щепкой принялся очищать копыто от грязи, чтобы рассмотреть травму.
Почувствовав  боль Полота вырвала ногу из рук Якова, нетвердо оперлась на неё.
             -Охромела, милая! Што же мне деять с тобой?- беспомощно посматривая в сторону вышедшей невесты из возка и лишь мельком взглянувшей в его сторону, Александра догадалась, что ловчий тоже находится в беде, подметила про себя «Надо напомнить отцуо нем».
              Яков тем временем сочувственно оглаживал потные бока бедной лошади. С другой стороны Полоты Олекса уже подвел за руку отца, который покинул наблюдательный пункт и смешался с народом.
Олекса по мужски уговаривал отца:
              -Пап, давай возьмем. Вона скоро поправится…
К этому времени невеста освоилась со своей участью, но мать и няня торопили её обратно водворить в паланкин. И когда она повернулась к возку, чтобы ступить с коврика на подставную скамеечку и занять свое место за шторками, сочувственно еще
                319
раз взглянула на Якова, деловито шепнула отцу:
           -Батюшка, у Якова, кажись беда - Полота охромела…
           -Я ведаю,- ответил он тихо.
И тут же внимание всех переключилось на неудатного, но смышленного ловчего.
            Князь Брячислав, попав в неловкое положение с нарушением обычия, заюлил перед молодым князем:
            Вот Ярославич, хотел одарить тебя смышленным ловчим, а он опростоволосился, кобылу искалечил…
Затем он обратился к Якову:
            Што  же ты Яков, дорога до Новгорода ишо дальняя, а Полота твоя охромела. Што деять станем?
           -Ратмир,- спросил Александр рядом стоящего воина,- То не тот ли Яков, о котором ты сказывал што помог вам полонить литовского князя Довмонта в Смоленской битве?
           -Тот княже, тот самый,- с охотой ответил Ратмир.
У Александра вдруг мелькнули озорные искры в глазах,он сказал своему сотнику:
            -Михайло, передай Якову моего Сокола, - приказал Александр, -пусть едет первым в обозе, а не последним.
Мишка растерялся от подобного указа князя:
             -А как же ты княже, добираться станешь до Торопца?
 Торопка, слышавший разговор князей решительно шагнул к Александру, робко спросил:
             -Княже, дозволь слово молвить.
             -Говори, Торопка што тебе?
             -Да я… да вот у воина полоцкого охромела Полота…  Так это почитай ужо ноне наш воин… возьми мово Сивка взамен…
             -Ну вот Михайло, чуешь наша вотчина не без добрых людей, я поеду на твоем, а ты на Сивке Торопкином. А Яков за то бедствие пусть восторжествует  и покрасуется на княжом до Торопца. А тебе Торопка спасибо што выручил. Коня велю вернуть.
              Яков стоял ошеломленный таким поворотом дела. Ведь только несколько минут назад, он в душе ненавидел этого человека за то, что он силой вырвал из его рук счастье  юношеской привязанности. Теперь он будто воскрес из мертвых или очнулся               
                320
                321
от кошмарного сна, и всей душой боготворил Александра.
 Отныне, на всю оставшуюся жизнь, он завоевал искреннее  уважение, беспредельную преданность и неиъяснимую мужскую любовь смышленого  княжото ловчего, телохранителя, первого советника Якова Полочанина.
  Только теперь, на расстоянии последних восьми верст пути до Торопца, где совершалось  венчание князя Александра и княжны Брячиславны, приближенный Яков безропотно ехал в новую жизнь Великого Новгорода и думал: « С этим кнзем не пропадешь!»
              Так в последствии и сталось.
                -ХХХ-

Двенадцатого июля 1239 года, с утра, в день Петра и Павла торопчане собрались в одной из церквей, где намечалось венчание.
  Сюда же подошли десятка полтора полоцких воинов, сопровождающих обоз, ттеснили от паперти народ. Затем разделились поровну, взялись за руки, образовались две цепочки и сделали проход к церкви свободным.
  Тут же два дюжих мужика подвезли на телеге длинную скатанную дорожку и растелили ее по проходу до самых дверей храма.
              Меж тем в открытую дверь, псаломщик впускал только служителей церкви и певческий хор.
              Невесть откуда появился  тиун Аким и принялся наводить порядок в проходе. Он особо следил, чтобы никто не переходил дорогу по которой должны были пройти под венец молодые.
              Замельтешили среди толпы и новородские воины.
А Буслай с Фомой с плетеными кошовками, наполненными хмелем в руках, обойдя народ стороной, взошли на церковную паперть, остановились возле ковровой дорожки. До появления венчающих, они были свободны и располагали некоторым временем. Видно с утра побратимы были не в духе. Сумрачный Буслай раздражен неудачей – он уж пытался упрашивать старшого дружка Гаврилу Олексича дать ему опохмелиться, но тот не умолим, наотрез отказал, мол потерпи до загула.  А идти снова к полоцкому дружкуна поклон, которыйего щедро употчевал накануне, Фома отсоветовал. Поэтому он и был обижен на Фому, что он не дает совета по душе дабы опохмелиться. Фома

                322
напротив искал случай примирения, тенью ходил за ним, страстно желая разговорить или отвлечь от грустных дум и болей в голове.
             Теперь в ожидании молодых он вкрадчиво заговорил:
            -Вася,- шепнул он загадочно,- как мыслишь што лепей свадебную перепчу резати, али молодых хмелем осыпати?
            -А…а…- безнадежно махнув рукой Буслай, - и то и другое без ковша и браги не к душе.
Затем спохватившись, зная, что хитроумный друг понапрасну речи не заводит испытующе посмотрел на Фому, спросил:
            -О чем рекешь? Замыслил што?... Сам же ведаешь перепечу и без нас с тобой разрежут. То дело старшого дружка Гаврилы Олексича?
            -А  можа? – хитро и загадочно начал разыгрывать очередную интрижку Фома.
            -Што можа?  Сказывай што удумал? – взяв тихо за грудь Фому, притянув к себе, начал беситься Буслай.
            -Да нет же, я тольк слову молвлю…- пошел напопятную побратим, а затем, превозмогая смех, выдавил,- а можа и ты?...
С каждым словом заинтриговывал друга все больше и больше, и, тут же недоговаривая задуманного тотчас умолкал, таинственно пожимая сутуловатыми плечами, отчего явственнее выделяя плохозаметный природный горб.
            -Не тяни Фомка, реки лепей! – страстно с угрозой шептал на ухо Буслай.
            -Да нет же я толь к слову молвлю,- опять нарочито сделав паузу фома явно затягивая высказывать свою мысль, мямля одно и тоже, - да хто не ведаеть… а можа…-намеками изъяснялся Фома с Буслаем.
            -Фома!, - повышая голос произнес Буслай,- я за тем ехал сюда за двести верст, штоб надо мной измывались и первый ты? Вчора, кажись добре дело по твому совету содеял, князь и весь народ узрел княжну до срока и што туто такого неугодного. Так нет же на те мне старый князь упрек содеял: Ты Васяобычай нарушил образумси. Ненароком не учуди и ноне чего? А то взыщу.!.
             Но Фома продолжал подтрунивать дружка.
            -Вот и я боюсь, кабы не изгнал нас обоих князь отсюда после того… А коли чинно и благопристойно, мыслю и допустимо буде.
            -Што допустимо?-ухватился опять Васька за недосказанное. И наконец с тяжестью в душе выпалил Фома:
                323
 -А испросить дозволения У Александра разрезать перепечу… толь надобно поиметь терпение до того часу ни капли браги…
 -Фомка!-загорелся Буслай,-я согласен на все! И даже ни капли в рот не возьму до время. Ну зато первый ковш мне из рук молодого князя, а слух дойдет до Новгорода, пусть все проведають што Буслай не кыш варона, а на свадьбе удостоился перепечу замест большого дружка разрезати!... А сколь пересудов то буде!...
             -Ну и здорово Вася! А я те подскажу, яко робить надобно…
А серебро у тя ести?
             -Есть, а што?
             -Сколь потребно?
              Да мати удостоилась вложить в дорогу десять гривен. А пошто они мне туто?
             -Эх Вася, Вася! С серебром ты господин и боярин, а без гривен не людин. Мы с тобой почетные гости, а песельников не проведешь. По одаренному серебру, и погодину те подберуть.
             -Фомка, а ты подмагнешь мне?-пуще прежнего загорелся Буслай.
             -Ты к чому это?-будто бы не понимая, уже запамятовал о чем шла до этого речь, но твердо зная, что теперь васька завелся и от него не отстанет пока не осуществит задуманное дело.
               Почесывая в затылке Фома, уже серьёзно обдумывал не отказаться ли от задуманной затеи, вглядывался как из переулка приближалась повозка с паланкином.
               Буслай не на шутку всполошился, и повторил свой привычный маневр притянув силой Фому к себе сердито спросил:
              -Ты побратим мне, али кто? То сказывал о перепече, а тут завилял. В прядки играешь?!...
              -Дай срок Вася, дай обмыслить, да ты сам-то не осрамись перед князем.
              -Не бойси, не осрамлюсь…
В это время параконная повозка с невестой, сопровождаемая несколькими вооруженными воинами и, окруженная именитыми полочанами, остановилась на против ковровой дорожки. С другой стороны приближалась новгородская свита во главе Ярослава Всеволодовича.
                В кругу сановитых бояр под руку с матерью шел Александр, одетый в голубой кафтан, с отшитым серебром нагрудником и перетянутым тканным и сверкающим золотом поясом. Поверх был накинут на плечи алый плащ, отделанный
                324
горностаем.
Князья-сваты сблизившись, подали друг другу руки. По деловому о чем-то переговорили. А княгиня Федосья Мстиславна и полоцкая Брячиславна, встретясь впервые, облабызались.
               Остальные приближенные гости, соблюдая обычай, держались чинно и обособленно, не суетились, старались не мешать своим присутствием.
               Пока высаживали невесту, один из священнослужителей, кропил святою водой ковровую дорожку…
                Молодого князя Александра от волнения и от разгулявшегося погожего дня, еще больше от излишней церемониальной одежды,  то и дело в жар и солены пот застилал глаза. Мать стоящая рядом,  то и дело носовиком отирала ему лицо.
                Когда княжну высадили из возка, Александр улучил момент и мельком взглянул на невесту. И она показалась ему под белоснежной фатой совершенно безжизненной, напоминала покойную. От такой мысли он вздрогнул. И вторично для убеждения остановил свой взор на будущей жене. Теперь напротив светлоликая Александра, одетая во все белоснежное, покрытая кружевами, а золотой зубчатый налобник, унизанный дорогими камнями, в которых играли солнечные лучи, переливаясь всеми цветами радуги, придавал её хорошему личику обояние и привлекательность. Это немного примиряло Александра. «Хоть не урода!-думал он.
И с облегчением вздохнул.
                По совету старших жених приблизился к невесте, молча и нежно взял ее за руку. Александра Брячиславна, прежде чем тронуться с места умоляюще посмотрела на будущего мужа, будто просила: «Не надо!» но одновременно послушно отстранилась от матери и няни, всецело отдалась Александру.
                Впереди молодых, медленно идущих по ковровой дорожке, шел с крестом в руках священник, а позади его двое юношей несли большую икону в дорогой оправе.
                Горожане, стоящие по сторонам, пожирали глазами не столь знатных молодых, сколь им казалось великим чудом – икона.
                Из толпы послышались восхитительные отзывы: «Вот она Корсуньская Божья Матерь! Исцелительница наша! Пресвятая Богородица!
                Одни благоговейно крестились, другие всем своим существом тянулись через плечи сцепившихся воинов, желая хоть одним пальцем прикоснуться к чудотворной иконе.

                325   
          Слух и легендарные чудодействия об этой иконе, распространенный повсеместно среди простолюдья, сделали свое дело. Предание гласило-Корсуньская икона Божьей Матери якобы писана самим учеником Иисуса Христа, апостолом-евангелистом Лукой и, подаренная шестьдесят шесть лет тому назад греческим императором Мануилом Ефрасиньи Полоцкой. А теперь вместе с княжной Александрой, образ Пресвятой Девы Марии перешедшей по наследству от бабки Ефросиньи и пожалованной отцом-князем Брячиславом, следует через Торопец в Новгород. Буслай и Фома, бросив передпроносящей иконой несколько горстей хмеля, посторонились, затем продолжали осыпать следующих мимо молодых сверху.
           Александр мельком глянув на Буслая и Фому, незаметно улыбнулся их старанию, важно провел на паперть княжну.
           За венчальной парой шествовали родственники жениха и невесты. Прошло несколько бояр полоцких и новгородских. Напоследок последовали с полдесятка воинов, среди которых промелькнул и ловчий Яков.
           После всех, минуя ковровую дорожку с обеих сторон на паперть устремилась разношерстая толпа торопчан.
Путь людскому потоку к двери храма преградили побратимы.
          -Куда прете? Вас звали сюда?-громовым голосом крикнул Буслай и с силой стал оттеснять с помощью Фомы народ от двери.
           Несколько человек все же прорвалось во внутрь храма.
Как ни сильны были новгородские богатыри, но видя что им с народной силой не совладать, псаломщик поспешил затворить двери церкви.
           Тем временем венчание шло полным ходом.
Два хора на клиросах пели хвалебные песни. Епископ Спиридон, прибывший из Новгорода, сам венчал князя Александра.
            От множества зажженных свечей и от света проникающего через окна с улицы, от блистающей богатой отделкой икон и золотистой ризы епископа, на лицах венчающихся играли, отражающие зеркальные блики. Но Александр рассеян и удручен. Ему сегодняшний ритуал бракосочетания напоминает обряд венчания на княжество, который совершался три года назад. Пред ним вдруг промелькнуло лицо Рады. И тут же он как во сне услышал слова Спиридона:
«- Жена твоя да будет как лоза плодовита, в тране дома твоего.»
Вот зачем то епископ приблизился к нему и что-то спрашивает, но Александр то ли не
                326
понял, то ли не расслышал, бессмысленно смотрел на унизанную крупными рубинами митру духовного отца.
           Озабоченный Спиридон равнодушием молодого князя, переспросил-« Имел
ли князь Александр благое и непринужденное намерение и крепкую мысль взять себе в жены княжну Александру Брячиславну которую здесь пред тобою видишь?»
           Александр знал что обряд требует того, чтобы отвечать в лад, промолвил:
         - Имел, честный отче…
         - Не векшался ли с другой невестой?
         - Не векшался, честный отче.
Затем епископ обратился с подобными вопросами к невесте:
         - Княжна Александра, имеешь ли произволение благое и непринужденное и твердую мысль, взять к себе в мужья сего князя Александра, которого перед собою видишь?
Брячеславна почему то помедлив и не с радостью отвечала:
           - Имею, честный отче.
Отец Спиридон после долгой манипуляции с кольцами, наконец одел их на пальцы молодым и певуче, растягивающим голосом, продолжал:
           -«Положил еси на головах их венцы от камени честных живота просиша у тебя и дал еси им. Аминь»
Во время ритуала жених и невеста каждый в левой руке держал по свече, а правые были скреплены в рукопожатии.
Затем две девушки отвели невесту в другую сторону амвона, где сняв венец обнажили ее волосы и перезаплели их в две косы. На голову одели женский кокошник, поверх которого вновь одели венец.
              Когда княжну снова проводили на место, она мельком увидела прислонившегося к стене, опечаленного Якова, мысленно сказала « Прощай, милый Яков! Отныне, я мужняя жена! »…
Затем священник из серебрянной ложечки попеременно причастил венчающихся.
              На этом вечальный обряд заканчивался и Буслай с Фомой снова осыпали молодых хмелем, а князь, глядя вниз, себе под ноги, увидев валявшиеся на полу льняные пряди, подумал:
            «Пошто все это? Где же любая Рада? Что с ней?»
                --ХХХХ--
                327
Так былинно-радужные воспоминания в роковом пути Александра Ярославича, перемежались с горестной явью, разделенное четвертью века.
              Тем временем, берегом Волги, где она поворачивает к Дону образовала стрежень, на примитивных носилках, сделанных на скорую руку, четверо воинов несли Невского.
               Яков и Рада шли обочь носилок и поддерживали их. Раде все казалось, что князю поддувает под бок и она семеня за носилками, забегая то с одной стороны, то с другой, подправляла под него, оттопыренный край одеяла.
                Несколько человек по-бурлацки, на веревках тащили вверх по течению насад и буксирующие лодки.
                На княжеском насаде оставался лишь один Захарка. А Савка шел по берегу и шестом отводил его от прибрежной песчанной мели.
                Яков шел молча, тревожно посматривая то на Раду, то на смежившего очи князя. Сосредоточенно думал: « Чем я не мил ей? Хотя бы довести живым его до Володимера, а там …»
    Александр Ярославич лежа на носилках в свою очередь думал о Якове и силился вспомнить взаимоотношения Брячиславны с ним. И даже попытался беспричинно ревновать. Истинно они любили друг друга!  И почему-то в связи с этим он вспомнил торопецкое венчанье. Когда он заметил, то ли сочувственный, то ли влюбленный взгляд Брячиславны на удрученного Якова, стоящего у стены, Александр перехватил боковым зрением тот проникновенный взгляд, удивился, невинному взору.
« Ловчий?!» Но тогда не придал этому никакого значения.  Теперь же, спустя многие, многие годы ему вдруг все прояснилось. Княжна любила его по сестрински.
« но она мне верна была и чиста…»
                Да то была их чистая детская привязанность друг к другу на всю жизнь, которую Брячиславна безвременно унесла с собою в могилу, оставив мужа целиком и полностью зависимым от её  любимого, смышленого ловчего.
             «-По малу, по малу опускайте,- услышал Невский сквозь дрему голос Якова
и, открыв глаза удостоверился: « Ага, так и есть меня переправляют на насад, уж миновали стрежень реки,- догадался он.
               -Пожди Яков,-спохватился он,- можа я сам…подмогните малость.
                Но сделав усилия, приподнялся на логоть с помощью Рады и Якова, чтобы перейти из носилок в шатер, не удержав головы, обмякшим упал на подушку.
                328
           -Не обессудьте, други… огневица палит чрево мое, не могу более, с досадой на самого себя выдохнув Александр, прерывающим голосом и закрыл глаза.
            Он не помнил сколько времени прошло с тех пор, как его уложили на место.
            Ноющая боль в животе нарастала с каждым днем и часом, полная расслабленность во всем теле, шум в голове, невольно его заставляли, лежать тихо, смежить очи, отдаться снова воспоминаниям.
            Вспомнилась свадьба. А торжество это продолжалось три дня в Торопце и три дня в Новгороде.
            Отрывочные картины одна сменяла другую.
Почему-то явственно запечатлелся незначительный эпизод с перепечей в начале пирования на Торопецком городище.
            На улицах для простолюдья ежедневно выставлялось множество бочек с медовой брагой.
            А само свадебное торжествошло в просторной и светлой палате. За тремя большими столами составленными буквой «Т», где восседала вся Полоцкая и Новгородская знать.
            В светлом углу под двойным иконостасом сидели молодые супруги.
По левую руку Александра располагались его меньшие братья Андрей, Ярослав и пятнадцатилетний Михаил, теперь их по свадебному обычаю именовали подкняжими.
            А справа от княжны Брячиславны касаясь плечами следили за невестой две её сверстницы-боярки.
Затем по мере отдаления от жениха и невесты чинно восседали родители,ближние родственники и сановитые Бояре.
            За всем свадебным столованьем и порядками следили главные распорядители – большие дружки. Со стороны жениха Гаврила Олексич а от невесты маститый боярин, тот переводчик, который присутствовал при допросе пленного Литовского князя Довмонта.
            В промежутке между расставленными столами, стояли два небольших столика. На один столик Гаврила Олексич внес и, поклонившись молодым и гостям, поставил сыр и перепечу. У него так же как и у Полоцкого дружка повязан через плечо расшитый белоснежный рушник.
           Одновременно  на другой столик от имени невесты старший дружко, так же важно принес большой хлебный каравай. Затем вернулся и с другого захода внес
                329
расписной глиняный обернутый соболями горшок с горячей кашей.
           По обычаю, прежде чем начать общее пиршество, главному дружку жениха Гаврилу Олексичу предстояло разрезать перепечу и раздать гостям. Причем первые куски, надо было вручить жениху и невесте.
           В это время в суете Гаврила Олексич, чтобы разрезать перепечузабыл захватить нож. По этой причине он вынужден был вернуться на кухню. Но когда проходил через малую палату, где также с нетерпением ожидали пира, менее достойные люди и воины. Здесь же сидели вперемешку полоцкие и новгородские воины.
          Мишка, сидящий рядом с Савкой за одним из этих столов, вполголоса спросил его:
        -Не  ведаешь, где подевались Буслай с Фомой?
        -Да Буслай видно ужо во хмелю… все утро ластился к полоцкому старшому дружку. А Фому туто зрел, што-то крутится, всем лукаво подмигивает, видно опять што-либо хитрый горбач удумал.
         Не успели они закончить разговор, как в проходе с большим ножом в руках появился Гаврило Олексич:
        -Пождите малость, приостанавливаясь мимоходом он бросил гостям, успокаивая и утешая,- вот толь разрежу перепечу и начнем…
Но не успел олексич переступить порог большой палаты, как его нагнал запыхавшийся Фома:
         -Олексич! Олексич! Постой! Погодь! – с испуганным видом окликнул он его.
         -Што те?- С досадой отозвался Гаврила.-Зришь я же иду перепечу резать…
         -Не до перепечи ноне Олексич, твой конь издыхает! Конюший там, на улице тя шукает…
Гаврила Олексич побледнел от такой новости.
         -Где он?... А што мне деять-то? Я…я…же наболший дружко?-растерявшийся Гаврила беспомощно просил совета у лукавого друга, оглядываясь на большую палату.
          В тоже время на пороге появился сияющий в улыбке Буслай.
         -Да кидай ты это дело, перепечу вон и Васька разрежет, а коня спасать надобно скоро…
         -Вася, братка, выручай!- не раздумывая он обратился к Буслаю, -Толь ты часом не


                330
во хмелю? Не опозоришь? – Засомневался Олексич.
          -А дозволит ли посаженный отец, князь и мать – княгиня, тебе святое дело учинить?
          -Гаврило Олексич, Христом-Богом клянусь, капли в рот ишо не брал ноне, яко сердешным чул… тако дело…
          -Надо было спрошать у князя, дозволит ли тебе?
          -Ах, Гаврило, Гаврило! Неужто  не дозволит, мне Ярославич?
Нешто тысячный отряд вести походом на татар под Торжок дозволил, а туто… да я…да…
          -Ну тогда…
И Гаврило Олексич трясущимися руками поспешно развязал рушник-знак отличия старшего дружка и передал вместе с ножом Буслаю.
           Васька тут же с радостью ополчился знаком почетного дружка и с видом полного достоинства перешагнул порог большой палаты. А Гаврила Олексич рванулся в противоположную сторону, выскочил на улицу.
           Фома, удовлетворенный своими проделками, прохаживался по малой палате заложив руки за спину, хитро улыбался, заглядывал через полуоткрытую дверь в переднюю, на прокудника-Буслая.
           Савка, толкнув Мишку в Бок, прошепьтал: « Я же сказывал, Фома с Буслаем опять што-либо учудят.  Ты и вправду мыслишь с конем беда?
           И посмотрев друг на друга понимающе рассмеялись.
Фома услышав, что разгадали его уловку, повел бровью с высока на смеющихся, прикрыв дверь в большую палату, серьезно произнес:
          -Савка, кажись смех без причины-признак дурачины, неприличествует над гостями насмехатися,- перевел хитрый Фома тему раздора между полочанами и новгородцами,- али небось уж брагой упились?
           Этим Фома окончательно выдал себя и теперь новгородцы переглядываясь меж собой, все громогласно рассмеялись. Зато полочане ничего не понимая сторожно осматриваясь, моргали глазами, думая  в самом деле, что кто либо из них оплошал и дал повод для насмешек.
           Тем временем александр Ярославич и отец ожидали с нетерпением появления Гаврилы Олексича, чтобы разрезав перепечу, начать столованье.
Но вместо Гаврилы Олексича на пороге появился сияющий Буслай.
                331 
             Александр Ярославич, соблюдая приличие вопросительно посмотрел на отца. Тот в ответ молча пожал плечами: «Мол сам не ведаю в чем дело».
             А Буслай, соблюдая обычай, важно кланялся  в пояс посаженному отцу с матерью Ярославу Всеволодовичу с Федосьей Мстиславной и Брячиславу с его супругой, испрашивал дозволения.
            -Посаженный князь-батюшка, посаженная княгиня-матушка, прошу вашего благословения и вашего дозволения начать пир честной во славу новобрачной четы вашего сына и князя Александра Ярославича и вашей будущей приемной дочери-княжны, а отныне ужо любой княгини Александры Брячиславны.
             Вспыхнувший вначале князь Ярослав, взяв себя в руки, ради приличия, видя что Буслай не только опозорил, чего он крайне опосался, перед гостями, успокоился, так и не смог спросить где же подевался старший дружко Гаврила Олексич, встал немного помедлив, испытующе посмотрел на Ваську, сказал:
           -Дозволяю, начать пир честной…
Зная Буслая, Александр Ярославич тоже не находил себе места, ожидая вот-вот Буслай чем-либо осрамит его в глазах гостей.
            И когда Васька разрезав перепечу поднес первые куски молодым шепотом спросил:
           -Вася, а где же подевался Олексич?
Буслай виновато смутился, потом ответил:
           -Так он скоро явится, Ярославич… А я дал зарок собе правдами и неправдами разрезать перепечу и выпить на твоей свадьбе первый ковш меда. Вот не обессудь княже, коли так вышло…
             Александр дал знак виночерпию, чтобы тот дал первый ковш Буслаю.
И Васька держа в левой руке ковш, размашисто перекрестился, поклонился обращаясь к молодоженам провозгласил тост:
            -За мир супружеский, Александр Ярославич! За пир честной компании, гости дорогие!...
И смачно приложился к ковшу с медовой брагой. И только когда осушил его до дна, на пороге появился растерянный с виноватым видом, Гаврила Олексич.
             А довольный Буслай, глядя на смущенного законного дружка, раскатисто рассмеялся.
             Затем успокоившись, вытер рукавом усы и бороду, кивнув Гавриле. Подозвал
                332
его к себе, отвязал рушник символ старшего дружка, перевязав не его плечо, внушительно сказал.
             -Принимай Олексич свою службу, да не бегай по пусту на конюшню коня-любимца спасати… Честь надобно ведать…  А то променял дело княжое на своего любого коня…  Уж коли будет здравствовати князь наш, тако и коней станет достаточно…
             -Правду рекешь Василий Буслаевич, - уразумев, поддержал его князь Ярослав.
              Потом Александру Ярославичу как в тумане померещилось, всеобщее ликующее требование гостей первого поцелуя «Горько! Горько!»
И тот поцелуй почему то слился с поцелуем больной Рады на Новгородском городище.
Затем ему вспомнилось, что от горя и досады он в первый раз в жизни на свадьбе много пил меду и противился ложиться спать с малолетней, недозрелой, четырнадцатилетней супругой.
             Ещё не избавившись от тяжелых воспоминаний далекого прошлого, он открыл глаза, спросил:
            -Рада, где ты?
            -Туто я, княже… А пошто ты?
            -Поседь со мной, - пригласил он её к себе на постель, немного отодвигаясь к войлочной стенке палатки.
Рада послушно присела на край постели, подправила под бок одеяло, пытливо уставилась в бледно-серое лицо, на котором резко выделялись округлые большие глаза, ждала, что он скажет.
             Но Александр выпростал руки из под одеяла, нежно взял Радину руку, погладив её сверху, спросил:
            -Рада… - и сделав паузу заметно смутился, потом, глядя ей в глаза, заговорил, - помнишь ли на Городище у няниной гридни, когда ты хворая была, я те облабызал в уста…
            -Так то было взаправду? – вспыхнув, удивилась она,  - а мне казалось то во сне… Я тако и до сего часу сумнение имею.
От того лобзания я и на поправку пошла.
И она тихо выпростав свою руку из объятьев князевых, привстав на ноги потянулась к Александру, и обхватив обееми руками голову, со всей душевной  страстью припала к его устам.
                333
               А отстранившись от князя, Рада, закрыв лицо руками, горько разрыдалась.
              -То ништо… То ништо…, - стараясь успокоить её, говорил одно и тоже Невский, с наплывающими слезами на глазах.
                --ХХХХ--