Волшебства

Это озеро не походило на иные озера. Это озеро, которое по вселенскому недоразумению даже не носило названия, было не просто озером. Оно обладало волшебными свойствами — так, по крайней мере, оно воспринималось. Но отнюдь не всеми. Только избранными, теми, кто умел находить в обычных вещах необыкновенное. Только им одним.
Это озеро имело удивительно прозрачную воду, и, вместе с тем, оно было наделено природой уникальным даром — даром отражать от поверхности все предметы в лучшем, чем они есть на самом деле, виде. Он это знал, он это мог увидеть, — в то время, когда это чудо не мог разглядеть никто.
Он как раз шел по направлению к тому самому волшебному озеру, когда навстречу из пересекающей его путь тропинки вынырнула пожилая соседка.
— Добрый день, Михель. Что, решили прогуляться под последними лучиками солнца, предвкушая осенние дожди?
— Так точно, фрау Веннер.
Его немецкий был пока не силен, но он сумел вежливо поклониться и улыбнуться соседке, несущей домой в сумке дары матушки-природы.
— Смотрите, не загуляйте там.
Он с удивлением посмотрел вслед удаляющейся женщине. Что она имела в виду, под словами "не загуляйте"? Это что, очередной диалектический жаргонизм? Ему вовсе не было нужно, чтобы о нем в округе расползлись слухи.
Затянув потуже  лямки рюкзака, он направился дальше. Трава под подошвами его ботинок выдавливала в землю соки, подпитывая ее сухость и черствоту. Парящие в небе птицы словно указывали направление, летая над водяной гладью того самого озера.
То место, которое его ждало, было особенным местом. Там не только царила необыкновенная атмосфера сказочности происходящего, но и оно было скрыто от посторонних глаз. Он наведывался именно к этому месту, так как понимал, что туда больше никто не забредет. Это было тайное гнездышко его и тишины, это было место, где можно было вдоволь насладиться моментом собственной единственности, можно было полностью отдаться на поруки разума, забыв напрочь о скоротечности времени, о своих невзгодах, проблемах и несбывшихся мечтах.
Ярким отблеском от поверхности своего массивного водянистого организма встретило его волшебное озеро. Он с упоением взглянул на мелкие песчинки, со дна озера которые были видны как под микроскопом. Ни одна молекула не трепетала от теплого, но напористого южного ветра, ни один атом на плоскости того самого озера не вздрагивал под ударами пульсирующего сентябрьского воздуха. Его душа наполнилась розовыми пузырями.
Он посмотрел по сторонам. Вокруг были только деревья, кусты, да горы и ухабы. Весь посторонний мир оказался как бы за занавесом, вся жизнь, такая равнодушная и отчужденная, вновь перестала для него существовать.
Он сбросил рюкзак и стал переодеваться. Он знал, что эти одежды, принесенные с дому, ему очень идут. Женский парик непривычно было ощущать на голове, но зато материнская косметика пришлась ему впору. Он подошел к вопросу с дотошной педантичностью — всё, вплоть до обуви и деталей аромата, было заранее учтено. В подобных делах плошать было чревато.
Полностью приготовив свой внешний вид, он сделал шаг по направлению к озеру, и его ноги остановились. От волнения диафрагму начало подвергать судорожному тремору. С желудка гусеницы, так и не превратившиеся в бабочек, расползлись по организму и принялись выгрызать дыры в почках и селезенке. Квадрицепсы свело, словно нитью накаливания обвили каждый миллиметр мышечных волокон. Дыхание сбилось с ритма, наступив на носок балеток партнеру по кружевному вальсу.
Собравшись с мыслями, он всё же совершил эти несколько шагов, приведшие его к столь желанному, но столь пугающему. Находясь на самом краю берега, он наклонился к воде... и зажмурил глаза до фейерверковых колик. Он боялся — а вдруг он увидит в отражении совсем не то, что хочет увидеть? Вдруг в зеркальном отражении ему представится не то милое личико, которое запало ему в душу, которое он сам придумал, но так горячо полюбил, — а вместо этого что-то ужасное, что-то такое, что разобьет ему сердце и осколком растерзанного чувственного храма перережет ему всё желание жить? Подобное разочарование он просто не осилит.
Веки сами собою, как-то спонтанно, разомкнулись. Он еще не успел этого испугаться, как увидел прям перед собою прекрасный лик. Именно это лицо он видел ночами, именно этим лицом он грезил наяву. Она, это была она, настоящая, живая! Он не мог поверить в эти мгновенья счастья. Это было слишком хорошо.
Он подмигнул ей — и она подмигнула в ответ. Он улыбнулся ей — и она ответила тем же. Это божественное личико, ему захотелось приголубить ее, прижаться, обнять. Осторожно наклонившись, чтобы волосы не спадали вниз, он не спеша прикоснулся губами к ее губам. Боже, как сладок был тот поцелуй! Тысячами мурашек волна наслаждения пробежала по его телу, и, он мог поклясться, по ее тоже. Она выглядела прекрасной, нет, она была прекрасной. И был прекрасен он.
Он вновь наклонился и прижался губами к ее устам. Это был один из тех моментов, ради которых наши матери с проклятиями вынашивают нас месяцами, пытаясь поставить на ноги не спят ночами, ложатся под нелюбимых в попытках прокормить чадо... — и всё это было ради чего. Ради такого момента стоило всю предыдущую жизнь блуждать по этажам своего бесцельного существования, мыкаясь от двери к двери, не заходя дальше прихожей, чтобы не заплыть за буйки. Именно ради этого момента ему следует жить.
— Мадам, вам необходима помощь?
Он увидел, как у нее, у его любимой, от неожиданности и страха широко распахнулись веки. Завершив поцелуй на столь внезапной ноте, прервав момент сладострастного блаженства, он взглянул назад, в ту самую сторону, откуда донесся звук вопроса. Ему показалось, или...
Метрах в трех от него стоял мальчишка лет под восемь, нервно покусывая губу и теребя в руках не первой свежести фуражку. Его лицо могло выделиться частыми веснушками и маленьким носом, взъерошенные волосы были неопределенного цвета. Большие синие глаза с интересом и непониманием смотрели на молодую мадам, которая скорчилась над водной пропастью у бережка и, по всей видимости, пила озерную воду.
— Вам нужна помощь? — повторил мальчишка, глядя на тетю, которая, кажется, была немножко не в себе.
— Нет, спасибо, — ответила тетя громким шепотом, чтобы не шокировать мальчугана своей хрипотцой. — Хотя, знаешь...
Он сразу уловил в говоре мальца знакомый акцент, который был в меру присущ и ему самому — по всему выходило, что перед ним вырисовывается картина с мелким землячком. Выпрямившись, он вытер влажные губы рукой и, перейдя на родной язык, уже своим голосом сказал:
— Привет, земеля. Меня Михаил зовут. Ты не пугайся этого маскарада, это... это так надо.
— Дяденька, вы что же — педераст?
Он внимательно взглянул на пытающегося скрыть насмешливую мину за едкими смешками мальчугана. Откуда тот здесь появился? Об этом месте никто не в курсе, и случайно здесь оказаться тоже вряд ли кто мог. Почему? Да потому что он не верил в случайности. Он свято верил в одно — что это его место, это место священно, и если малец сюда забрел, значит, так и должно было быть. Это означало, что он ниспослан судьбой. Здесь, в многотысячном городе на чужбине, здесь, в этом злачном месте, куда он пришел сам и сам с ним завел разговор. Не просто когда-либо, а именно сегодня, в этот самый день, у этого самого озера, в этот самый момент. Что это еще может быть, только если не судьба?
Подойдя к насторожившемуся мальчишке, он огляделся. Кругом ни души. Ну да, откуда бы им тут взяться, посторонним, в этой шедевральной пьесе, где действующих лиц всего только двое — он и пацан? Совершенно не церемонясь, он схватил мальца за шею, сжав ее бицепсом, и, не обращая внимания на крики возмущения и попытки высвободиться, поволок его по направлению к озеру. К тому самому волшебному озеру.
— Овечки перед забоем тоже пытаются противодействовать, — скорее к самому себе, нежели к пацаненку, обратился он. — Но им это никогда не удавалось, и во все века, и во времена просветления, их приносили в жертву. Их кровью омывались земли, и багровели реки, а внутренности их покрывали лица счастливых людей.
Он не слушал, что кричал малец. Все потуги мальца руками разжать тиски воспринимались им как часть задуманного плана, как часть сценария, по мотивам которого сейчас всё и происходит. Доведя (или дотащив?) мальца до края берега, он вытолкал его за отступ, и мальчуган оказался полностью погруженным в воде.
— Не барахтайся, слышишь, не барахтайся!
Он вдруг испугался, что, нарушив спокойствие озерного штиля, он накликает гнев на свою голову, и, чтобы утихомирить разбушевавшегося с какого-то ляда юнца, — приголубил последнего тумаками.
— Вот так, мой хороший, вот так, хорошо...
Через минуту малец затих, уткнувшись в дно озера своим маленьким носом. Частые веснушки на детском лице примкнули к мелким песчаным крупинкам, пожелав подружиться. Большие синие очи больше никогда не покажут смех.
Он посмотрел на мертвое тельце, которое в полной прозрачности озерных вод было видно до мельчайших подробностей. Схватив руками голову мальца, он начал елозить его лицом по илу. Туловище не давало голове разгуляться, но он прилагал все усилия, чтобы побороть статичность. Упорство принесло плоды — лицо мальца ездило по илу взад-вперед, как для того и созданное. Он налег всем своим весом на голову мальчишки, и этот процесс, процесс стирания лицевых волокон о дно волшебного озера, заставил его работать еще интенсивнее. Он чувствовал, как через ил, через недра земли с каждым сантиметром перемещения он получает энергию от матушки-природы. Этот источник энергии открылся именно ему, он наполнялся ею, чтобы наполниться в края. Он играл мальчишеским лицом, водя его фрикционными движениями, он оседлал голову мальца, чтобы как можно больше выкачать энергии, кою ему решила даровать кормилица-земелька. Найдя свой темп, он и не заметил, как начал рычать, словно дикий лев, расставляющий все точки над i среди других зверей в пространстве, давая понять, что только он здесь царь единоликий, и другого априори не дано. Постепенно его рычание переросло в протяжный вой, и вся его сущность враз смоделировалась в стаю голодных волков, которые готовы рвать и метать, дабы как можно дольше продолжать оставаться в пучине жизненных точек невозврата.
Затем его дыхательная система стала издавать некий неведомый звук, и в этот самый момент на подсознательном уровне он осознал, что наконец-таки слился с природой, что он стал ее частью. Дыхание перехватило, его взгляд полностью обволокла белесая пелена. Рассудок затуманило неощущаемое ранее чувство, его душа словно одним мощным потоком унеслась в космос, ярким лучом освещая дорогу всем несведущим, кто по горло погряз в мирской суете. Ему будто с конца бесконечного пространства стали нашептывать создатели человечества, заселившие нашу планету такими мерзкими существами, как людишки, о том, что он — избран, что повседневный быт его не касается, что разум его принадлежит Вселенной, что его предназначение — быть великим, стать великим, что у Проведения на него огромные надежды. Он и есть Создатель всея того, что характеризуется как мышление, он — часть мыслительного процесса каждого из людей, он в головах их творит, дергает за нити, он неизведан, как мозг, как мозг и помрет...
Всплеск адреналина задушил грудную клетку. Внутри всё сжало, будто Черная дыра стала поглощать все внутренности. В изнеможении, он отпустил голову мальца, задницей плюхнулся в воду. Момент вселенского озарения прошел, душой он вдруг почувствовал такую опустошенность... Взгляд уперся в трупик мальчишки. Из глаз хлынули слезы, размазывая тушь. Волшебное озеро одновременно показывало и тело, безмятежно распластавшееся на дне, и отражение себя, с которого на него смотрело уже совсем не прекрасное лицо, а лицо убийцы, лицо психопатки, которая загубила мальца. Он с ненавистью ударил кулаком по воде. Как же он мог так обмануться на ее счет?!
Выйдя с воды, он переоделся и, размахнувшись, запустил парик подальше в сторону середины озера. Такая больная, с такими склонностями подруга ему не нужна. Сегодня было их первое и последнее свидание!