Глава 7

      

  После шести вечера, когда Вадим уже собрался подниматься наверх к главврачу, дверь его кабинета распахнулась и Доктор Буянов явился сам, собственной персоной. Что было, хоть и неожиданно, зато очень лестно.

- Я тут вспомнил кое-что, пока шел мимо, - вместо приветствия начал он, - Давайте разберём вашу гипотезу, ваше предположение о симуляции… - сказал Айболит удобно устраиваясь на стуле, где обычно сидели пациенты.

Вадим сходу загнул своё:

- Я полагаю, что  симулирует потому, что хочет сделать приятное тому, кто это от неё требует —"если ты хочешь того, чтобы я была дурой, я стану ею; если ты хочешь, чтобы я была депрессивной, я сойду с ума"… Ну вот такая типично женская логика, - поделился своими соображениями молодой врач. В голове у него вертелось: «Вы напишите что вам нужно, а я —подпишу»

- О! Да вы —большой специалист в области женской логики, - то ли с воодушевлением, то ли со скрытой издёвкой, - Только вот кому это нужно? Её мужу? Какова цель симуляции?

- Цель? Я не знаю её семейных обстоятельств. Но мне её муж не понравился с первого взгляда… Этакий чёрный скорпион! - неожиданно для себя жёстко сказал Вадим и сразу же пожалел об этом. Хотя он проработал уже здесь более двух месяцев, но никак не мог определиться, как след вести себя с Айболитом; иногда ему хотелось быть абсолютно откровенным и не задумываясь говорить всё, что думается, а иногда что-то внутри приказывало молчать, дабы не ляпнуть лишнего, - это такая вот семейная игра.

- Чёрный скорпион? Вот как?! Ну я же говорю, что вам надо обязательно попробовать писателем… У вас мощное воображение! У вас такое потрясающее образное мышление! Хотите я вас сделаю драматургом, молодой человек?!…

  Руденцов не ответил. Смягчившись, доктор Айболит продолжил:

- Её мужа я знаю … Знаю много лет… Можно сказать, не одно десятилетие… У нас с ним могла бы быть общая судьба, но… И я в этом, как вы изволили выразиться, «скорпионе» уверен как… как…. Ну, я не писака, поэтому сравнение можете придумать сами...

«Что? Он так стар?» - невольно подумалось Вадиму. Михаил Иванович покачал головой.

- Паук? Тарантул? Ну это ещё куда ни шло… Но —скорпион? Хе-хе-хе… Понимаете, у мужа Мальвины нет суицидальных наклонностей… А скорпионы, как вы знаете, убивают себя сами… Так что насчёт скорпиона  — это вы промазали. Сто пудов.

- Ну хорошо, не скорпион, так паук... – Вадим тоже пожал плечами; он, казалось, не замечал толстой иронии своего начальника.— Но ведь и Вам так кажется?

- Нет, молодой человек, мне так совсем не кажется... Совсем! – серьезно покачал головой Буянов. - Мне вообще ничего не кажется, потому что я знаю: Муж Мальвины —это серьёзный человек. Воротила бизнеса. Волк финансовых бирж. Акула инвестиционных фондов. С пауком и рядом не лежал!

- Ну, пусть Волк или Акула, но суть не меняется. Вполне возможно, что он подавляет находящихся рядом своей властностью... Вот жена и попала «под раздачу», - упорствовал молодой специалист

- Вы слышали, как он меня упрашивал ее вылечить? - Михаил Иванович прищурился
и всмотрелся в подчинённого, и когда Вадим промолчал, ничего не ответив на явно провокационный вопрос, продолжил:

—Да она ему -свет в окошке, и тут не нужно сорокалетнего опыта в психиатрии, чтобы это увидеть. Какое подавление? Он с нее пылинки сдувает все эти годы...

- Так одно же другому не мешает. Ну сколько таких случаев, когда «люблю-не могу, но только пока ты делаешь, как я хочу», - не сдавался Руденцов.

- Хорошо, допустим, она прикидывается ему в угоду. Но зачем тогда кидаться в суицид? Прикинуться красивой дурочкой было бы куда продуктивнее, КПД притворства был бы значительно выше.

- Суицид? - о том, что Мальвина пыталась совершить самоубийство Вадим услышал первый раз, но это его не смутило, поскольку он вошёл в раж: - А чтобы внимание привлечь. Дурочки таких не интересуют, слишком умные  -раздражают. А ей что остается? Зачахла она без его внимания. Живет в золотой клетке одна, без подруг и близких. А в чём выразился… В чём состояла попытка суицида?

  Михаил Иванович сморщился и посмотрел поверх головы Вадима.

-А кто же ей, батенька, не давал этих самых подруг завести? Неужели не смогла бы себя занять? Вы знаете, чем старше ребенок, тем успешнее он себя сам занимает, а тут –взрослая деваха, и чахнет в одиночестве? Да тьфу на этих подруг, кто не давал ляльку-то родить? Ол… - Михаил Иванович быстро поправился: - он был бы не прочь, думаю, а она б нашла себе занятие на ближайшие лет восемнадцать. Бабы -они такие. Как только появляется ребенок, это и смысл их жизни, и оправдание, и мощный рычаг воздействия на мужа в нужную сторону; все остальное для них с этих пор существует только в связи с дитём...

- Ну, не у всех же женщин смысл жизни – в материнстве. – уже не так уверенно возразил Вадим.—Да и откуда нам с Вами знать про их семейные дела?

- Кое-что, мне все-таки известно. Из первых рук, естественно... И по моей информации семья у них была вполне себе счастливой. И тема детей там поднималась не раз и не два, так что... Так что чудит Мальвина именно из-за того, что психика у нее на самом деле забарахлила, а не из притворства.

  Аргументация у Вадима закончилась. Было одно в запасе, но это был уже не аргумент, а такая себе дерзость среднего хамства и пускать в ход он не стал.

- Кстати, вы первичный анамнез собрали?- внимательно посмотрел на Вадима Айболит.

-Я... честно признаться... Пока над этим работаю. В силу замкнутости пациентки разговорить её очень трудно, - густо покраснел тот и сам почувствовал эту краску на лице.

- Работаю... – передразнил его начальник.- Плохо, батенька, работаете... Медленно. Что значит - «не смог разговорить»? Что там выяснять-то, тем более больная не в стадии обострения? Мама, папа, сестры и братья. Полной ли был семья, не было ли в роду каких психических отклонений... Азы, Вадим Андреевич! Мне ли вас учить про решающую роль наследственности.

-А я Вам про это уже не раз говорил. Мальвина- пациентка сложная. По крайней мере для меня... На прямые вопросы отвечает общими словами, либо наоборот, настолько конкретно, что беседа буксует...

- Вы понимаете, что сейчас прямо передо мной расписываетесь в своей профнепригодности, а? – строго поглядел на него Буянов,- Неужто психиатру не разговорить девчонку?

- А я — не следователь! - с некоторым даже вызовом ответил молодой специалист.

Видимо, Айболит не ожидал такого перехода, потому что замолчал.

- А причём тут следователь?

Вадим вздохнул.

- Да! Вы не следователь, но вы —исследователь! И должны исследовать не хуже следователя! - Михаил Иванович снова задрал свой указательный палец вверх.—Не хуже, а во сто раз лучше!

- Дело не в этом...- Вадим окончательно потерял надежду объяснить начальнику, почему Мальвина является для него «крепким орешком»…

- А может быть дело в том, батенька, что Мальвина красотка, - неожиданно выдал Михаил Иванович, постучав пухлым пальцем по стеклянной банке с мотыльком. - Вот и вся причина. Вот признайтесь, может быть, вы в ней не пациентку видите, а несчастную красивую женщину. Вот и мешают Вам эмоции разглядеть болезнь. Мы с вами должны иметь сердце горячее, но ум —холодный. Так нас учил Феликс Эдмундович.

  И он снова постучал по стеклу, за которым порхал мотылек.

- Да при чем тут красота?! – возмутился тот,- Мне приходилось сталкиваться со всякими больными. И с красивыми, и со страшными, но ни один из них не вызывал такого странного ощущения, что это нормальный человек, но человек просто задавлен чем-то...

- Ладно, давайте не будем! Моя гипотеза, что неврозом наша красотка задавлена, и наша с Вами задача эту красу привести в порядок. Так что и слышать ничего не хочу. И я уверен: вы с этим справитесь!

  Вадим, снова собравшийся возразить, закрыл рот и опустил глаза.

  Умеет же глав.врач припечатать так, что до печёнок проберет! И не захочешь, а будешь выполнять. Только вот его сейчас меньше всего заботило странное упрямство начальника.

  Куда более неприятным был упрёк в том, что Мальвину ему не удалось разговорить и более того, какое-то странное оцепенение накатывало на него в присутствии молодой женщины. И тут Вадим был искренне убежден, что виной всему была далеко не ее красота и не его, Руденцова, некомпетентность...

  Просто чутье упрямо твердило ему, что тут он бессилен, ибо если Мальвина здорова, то лечить здорового человека от несуществующей болезни можно долго и безуспешно. Ну хорошо, положим, невроз. Психастения по классификации Карвасарского… А дальше что? Каков смысл в заключении? Можно было ведь и амбулаторно, не так ли?

  И ему даже начинало временами казаться, что она смотрит на него, словно на дешевого паяца, который бубнит что-то про ответы на глупые и бесполезные вопросы, будто издевается. Идиот, одним словом.

- Доктор Руденцов, Вы над тактикой лечения Мальвины задумались?- ехидный голос доктора Буянова вернул к реальности.

- Можно сказать и так, - кивнул тот, чертыхнувшись про себя.—Но я вам же говорю: я не определился с диагнозом

- Тогда как поскорее закончите с анамнезом, а то без этого сами знаете...- развел пухлыми ручками Айболит.—И зарубите себе на носу: ничего личного, только —дело… Дело, которому ты служишь...

   Вадим тоскливо подумал о несчастных мышках, безостановочно грызущих колючий кактус, сглотнул и кивнул.

- Желаю успеха! - с этими словами Доктор Айболит поднялся и вышел из кабинетика. Оставшись в одиночестве Вадим задумался.

  «Жалость к пациенту -самое ненужное для врача чувство. Если у хирурга во время операции будут трястись руки от жалости -это не поможет больному, а очень даже навредит. Так что, юные эскулапы, тех прекраснодушных идиотов, которые твердят о благородстве медицинской профессии и сострадании к страждущим, слушайте вполуха. Вы, будущие врачи, такой роскоши позволить себе никогда не сможете, если, конечно, хотите реально помогать людям. Чтобы грамотно поставить диагноз, назначить лечение врач должен руководствоваться только логикой, эмоции здесь помешают...» - всплыли в голове лекции Горыныча -хирурга, что называется, от Бога, доктора медицинских наук, прожженного циника и законченного мизантропа. Вот и Михаил Иванович твердит: сердце —горячее, но ум —холодный! Феликса Эдмундовича зачем-то приплёл...

  Сам Руденцов, конечно, считал, что врач без жалости и сострадания — просто коновал, и с этой мыслью, кстати, и писал свою диссертацию по социальной психиатрии.

  Но теперь выходило, что Буянов чего-то подобного от него и ждал - работы «по книжке», без эмоций и выкрутасов. Вадим должен был тупо выполнить формальности, поставить требуемый диагноз, начать соответствующее лечение, только вот на выходе он не получит здорового и реабилитированного пациента.

  Хорошо, если лечение не ухудшит психологического статуса Мальвины - а чутье подсказывало Руденцову, что велик шанс и навредить. И он удивлялся, как при всем своем богатом опыте и обширных познаниях Михаил Иванович просто отказывается увидеть в ней психически здорового человека… Жена, окружённая вниманием заботливого мужа? Суицид?

Молодой человек вышел из своего кабинета и с тяжелым сердцем направился к палате Мальвины. В конце -концов, если от него требуют формальностей, он с этими формальностями сегодня же и покончит. Подумаешь, заполнить карту —ничего сверхсложного в этом нет... Наверное.

Х* Х* Х*

Она сидела на кровати и глядела в окно. Даже головы не повернула, когда дверь открылась. Да и к лучшему: если бы обернулась, если бы уставилась на него тяжелым взглядом тёмно-синих глаз, он бы и шагу не сделал за порог. А так можно спокойно войти в палату и...

- Добрый вечер, Мальвина, - (и голос почти ровный и дружелюбный, почти удается держать себя в руках— это хорошее предзнаменование: может быть сегодня всё получится?)- Как Ваши дела?

Мальвина повернула к нему голову, но положения тела не изменила, уставилась на эскулапа тяжёлым взглядом.

Молчание.

- Как вы себя чувствуете? - (ну вот: голос предательски вздрогнул…)

- Здравствуйте, доктор, - безучастно, и, по-прежнему не оборачиваясь.

- Как ваше настроение?

- Какой бы ответ хотелось услышать моему лечащему врачу?

- Правдивый, - Руденцов выдохнул и улыбнулся.— Если вы чувствуете себя плохо, значит, так и скажите, что плохо… Если получше —значит скажите, что вам уже лучше. Если...

- Никак… никак я себя не чувствую, и настроение моё —никакое, - она, наконец, обернулась и посмотрела ему прямо в глаза, - это правда. Но Вы же пришли, чтобы закончить с опросником, так? Давайте я вам сразу подпишу, что вам нужно, и завершим с этим.

- Мальвина, подписывать ничего не надо, - как можно мягче сказал Вадим, ничем не выдавая своего раздражения. Он снова почувствовал себя не в своей тарелке, отвел глаза и принялся стряхивать несуществующие пылинки с халата, чтобы скрыть свою нервозность.—Но мне действительно интересует Ваше состояние.

- Мое состояние действительно описывается словом «никак», - пожала плечами молодая женщина и снова отвернулась.

— Ну, в общем да...- - Скажите, Мальвина, а среди членов вашей семьи когда-либо наблюдалось подобное «никак»? – Руденцов подошёл поближе и тоже посмотрел в окно. Кроме неба она там не могла ничего увидеть.

- Не помню,- качнула головой пациентка.

- Вы не помните своих родственников? Отца? Мать? Брата или сестру?

- Нет, не помню.

- Вы выросли в детдоме?

Вместо ответа она просто пожала плечами.

- Ну хорошо: детдом —так детдом. Директор детдома? Кого-нибудь из учителей? В детдоме у вас должны были быть подруги! Как их звали? Хотя бы одну...

- Не помню… - вздохнула она.

-Амнезия полная?! -  вынужден был констатировать Руденцов, —Но скажите правду: Вы действительно не помните или просто не хотите мне ничего рассказывать…

Казалось она не услышала вопроса.

- А вот мне думается, что вы всё помните и знаете, но просто не хотите мне рассказать. Я ошибаюсь?

Опять молчание. Вадиму уже не удавалось скрыть своего нарастающего раздражения. Тут у него мелькнула спасительная мысль:

- Вы не хотите мне ничего рассказывать по личным причинам? Потому что вам нужен другой доктор? Скажите правду, и вас поведёт новый врач, другой?

 Снова никакой реакции.

  «Нет, не зря здесь платят такие большие деньги! », - подумал Вадим. Он повернулся и пошёл к двери на выход. Дойдя, взялся за дверную ручку, и остановился. Снова вернулся. Женщина сидела в той же самой позе с тем же самым безучастным выражением лица.

- Но вот — на первой же беседе вы рассказывали, что вы потеряли интерес к шмоткам, к еде и так далее... А сейчас вы полностью замкнулись? Что произошло? Вы принимали какие-нибудь другие лекарства помимо тех, которые я вам назначил? Да или нет?

Она повернула к нему лицо, ему показалось, что в глазах блеснула слезинка.

- А Вы кто такой?

- Вы что не помните, что я ваш лечащий врач! Вы меня боитесь?

Снова гробовое молчание.

- Так вы будете говорить или нет?! - неожиданно для себя Вадим задал основной вопрос всех палачей — начиная от следователя районной прокуратуры и кончая инквизитором испанской инквизиции шестнадцатого века. Угроза, столь явственно прозвучавшая в его голосе, заставила смутиться даже его самого. Надо отдать ему должное: он понял свою ошибку

- Извините, пожалуйста, меня за мой бестактный вопрос, я не хотел… -  пожал плечами, - Я не хотел вас обидеть… просто, Мальвина, сегодня у меня был трудный день, понимаете...- он чуть не сказал, что на него наехал главврач, но вовремя прикусил язык. Хорош, гусь: вымещает раздражение на беззащитных пациентах! - Извините меня, ради Бога, ладно? На сегодня хватит, я, пожалуй, пойду...

«Впрочем, кому я рассказываю?! - мелькнула у него мысль.—Михаил Иванович прав. Она не симулянтка… Её психика действительно нарушена!». Он вздохнул.

  Между тем больная повернула к нему лицо, и ему показалось, что в её глазах мелькнул слабый отблеск — огонёк интереса:

- Продолжайте, - шепотом приказала она.

- Давайте продолжим завтра. Сегодня уже поздно… - угрюмо ответил Руденцов.

- А вы не могли бы приходить и разговаривать со мной время от времени? Я имею в виду... Вообще, а не про лечение...- интерес в глазах разгорелся еще живее, словно ручеек по весне ломал лед. Психиатр стушевался и отвел взгляд: было в этих синих безднах что-то чарующее.

- Мог бы, конечно,- Вадим был сбит с толку.—Ведь я же ваш лечащий врач, и мы ещё … нам много предстоит разговаривать… Очень много...

- Спасибо, - она едва улыбнулась. Эта тень улыбки была столь неожиданной — она перечёркивала всё что было сказано прежде, и — как сказано тоже перечеркнула — заодно.

- Спокойной ночи, Мальвина!

  Выйдя за дверь, он вдруг сообразил, что совершил глупость, ведь железо нужно ковать, пока горячо, и такой шанс разговорить Мальвину было упускать просто грешно. А еще где-то в глубине души вдруг шевельнулось что-то похожее на восторг от неожиданной перемены поведения пациентки, однако он поспешно отмахнулся от этого чувства: еще чего!

«А вдруг завтра она снова замкнётся? Что тогда?»

http://proza.ru/2020/09/23/590 - продолжение

--------------------
_________________