Спасти Алексея Навального!

"20 августа во время перелёта из Томска в Москву самолёт совершил экстренную посадку в Омске. Алексея Навального доставили в отделение токсикореанимации"
Из газет

А я возвращался самолетом в Москву примерно через месяц.
Пожалев 400 рублей на он-лайн регистрацию, я вверил себя в руки случая. Случай отвел мне место 13F - у окна в аварийном проходе.
Поэтому крепко сбитая суровая стюардесса заставила меня положить мой рюкзачок на верхнюю багажную полку. А я не хотел, у меня в нем были хрупкие предметы отечественной и турецкой сувенирной продукции.
Кресло через одно от моего, у прохода, занял плотный мужичок примерно моего возраста. То есть за пятьдесят. По другую сторону от прохода приземлился его более рослый товарищ. Я бы назвал их командировочными. "Мой" командировочный перед самолетом выпил, но проявлялось это лишь в несколько избыточной энергичности его речей и движений. Старый конь, как известно, борозды не испортит, и все у него было рассчитано правильно - к концу рейса он почти полностью протрезвел и только легкая заторможенность свидетельствовала о недавней интоксикации. Но до конца рейса было еще далеко. Он пока даже не начался.
На место в середине ряда через проход пришел невысокий ухоженный паренек лет тридцати пяти. Держался он прямо, но явно плыл на автопилоте. Когда он уселся, та же стюардесса отобрала у него спортивную сумку. Хотела отобрать лежащий на коленях черный полиэтиленовый пакет, но парень, видимо, объяснил ей, что там у него пузырек с лекарством, и она засунула этот пакет в карман в спинке стоящего перед ним кресла.
Потом мы полетели. Я закрыл глаза, привалился головой к стенке и старался уснуть. Но не давали нывшие после прогулок по горам ноги, я все время вертелся, не находя себе места.
В очередной раз открыв глаза, увидел, что впереди по диагонали в двенадцатом ряду к достаточно молодому еще верзиле подсела самая возрастная и высокая стюардесса и меряет ему давление.
Но в этот раз все обошлось. Хотя, возможно, это происшествие послужило причиной дальнейших событий.
В следующий раз я открыл глаза, почувствовав какой-то переполох.
Видимо, ухоженный паренек во время полета не смог обойтись без приема лекарств из своего черного пакета и отрубился. Голова его свесилась на грудь. Рядом с ним, у окна, сидела его подруга, на которую я поначалу не обратил внимания, а потом, ворочаясь, видел, как она пританцовывает в кресле под музыку из наушников своего телефона. Вот эта-то подруга, обнаружив, что ее спутник отрубился, по всей видимости, и подняла тревогу. Ей, конечно, не улыбалось тащить его на себе из самолета.
Высокая стюардесса, которая, похоже, была главной по медицине, сидела в кресле рядом с пареньком и совала ему под нос нашатырь. Периодически она отчаянно взмахивала рукой и к ней по очереди подбегали две другие стюардессы, поднося то воду, то что-то там еще. Нюхнув нашатыря, паренек подымал голову, открывал глаза, улыбался и начинал разговаривать со стюардессой. Но потом снова закрывал глаза и ронял голову на грудь. Возможно, он просто развлекался.
По радио уже передали: "Если на борту находится медик, подойдите...". Сзади подошел, по-моему, какой-то кореш этого паренька.
Понаблюдав минут десять за подъемами и падениями головы нашего героя, я произнес в пространство:
- Да он просто пьяный.
Командировочный развернулся ко мне и показал сразу два больших пальца. Уж он-то понимал что к чему. Рыбак рыбака видит издалека.
- Как бы мы не сыграли в игру "Спасти Навального", - сказал я еще через некоторое время, глядя на все продолжающуюся реанимацию.
Командировочного передернуло.
- Нет, нет! - быстро воскликнул он. - Воронеж уже пролетели.
А сидевший рядом со мной небольших габаритов дядечка, который ранее отказался от самолетных бутербродов и взял только яблоко, оживился и заерзал:
- А "Единую Россию"-то на выборах в Москве прокатили.
Но я, пожав плечами, не стал развивать эту тему и он умолк.
А за проходом все шло по кругу: нашатырь, подъем головы, открытие глаз, улыбка, разговор, закрытие глаз, падение головы...
- Они вызовут скорую, - сказал командировочный, - и будем ждать, пока его не вынесут.
А время было позднее. Я, скупясь на такси, хотел успеть на последнюю из аэропорта электричку. Остальные пассажиры тоже явно не хотели засиживаться в самолете после посадки.
Как только самолет приземлился, они, как водится, бросились в проход. Рядом с находящимся в забытьи пареньком, у прохода, теперь уже сидела суровая, крепко сбитая проводница.
- Освободите проход, - громко объявила она. - Дайте пройти медикам.
Мы с командировочным огорченно переглянулись.
Народ, впрочем, из прохода не расходился.
В иллюминатор мы увидели, как подъехала машина "Скорой помощи" и огорчились еще больше.
Но тут случилось маленькое чудо и народ стали выпускать. Я обычно выхожу одним из последних, но, боясь упустить счастливый момент, тоже ринулся за командировочным в проход мимо сидящего рядом соседа , выхватил с полки свой рюкзачок и устремился к трапу.
Автобусы набились, мы поехали.
На электричку я успел и потом, шагая по ночной Москве, добрался пешком до дома.
Есть ли в моем рассказе какая-то мораль?
Не знаю.
Читатель, поищи ее сам.

19.09.20