Воздаяние

Толпа шла без оглядки на одинокого пожилого человека, сидящего на обтесанной вручную табуретке. По длинной шоссейной дороге мчались навстречу судьбе бесконечные потоки транспорта. День стоял солнечный, весенние лучи небесного светила озаряли безликие массы вечно спешащих людей. В парке неподалеку грациозно и утонченно форсировали пруд великолепные лебеди, а близ могучих сосен воспевали новый день игриво настроенные стаи разноцветных птиц. В выправке одинокого старика виднелось военное прошлое - действия его было кротки и неспешны. Едва ли есть более незатейливая работа, чем чистка обуви, но даже к этой профессии он подходил с особым энтузиазмом. Освоив множество видов полировки, очистки и покраски обуви, он многократно повысил спрос на свою деятельность. Своим клиентам он всегда говорил, что качественный глассаж обуви – это отдельный вид искусства, требующий прохождения танталовых мук и страданий для достижения совершенства. Блеск дорогой кожи штиблетов подобен свету изысканной жемчужной серьги.
Старик всегда носил с собой бледно-зеленый подсумок из брезента, внутри которого было множество атрибутов настоящего чистильщика обуви: наполовину пустые склянки с дорогим лаком и красками, крем для очистки обуви и размягчения кожи и старинный набор для полировки в виде двух массивных щеток с загнутыми щетинками из конского волоса и оборванного куска войлока.
В своей жизни старик стоически выдерживал все невзгоды и лишения – беспризорное детство и туманное отрочество, голод, блужданья в поиске смысла жизни и смерти. Находясь на краю пропасти, на дне общественной иерархии, в агонии и на перепутье, он не был сломлен ни духовно, ни физически и не потерял чести и достоинства. Множество судеб - ценителей красного вина, бульварных романов и незамысловатых историй об успехах в личной жизни прошли мимо него, не оставив и следа в его памяти. Время шло быстротечно, не щадя никого, и он не остался в стороне. На затертых и испещренных ссадинами и подтеками жилистых руках виднелось тяжелое прошлое человека, живущего ради жизни.
Старик на мгновение прикрыл глаза, задумавшись о прожитых годах: служба и война, увольнение со скандалом, долгий и счастливый брак и скоропостижная кончина жены, внутренние терзания и сердечные нарывы. Все это нагнетало горечь на душе, но он сохранял хладнокровное спокойствие. 
В мгновение его окликнул бархатный мужской голос – «Доброго дня! Прошу Вас оказать мне услугу и привести мою обувь в порядок». Перед стариком предстал крупный молодой человек тридцати пяти лет в роскошном черном классическом костюме с заостренными лацканами и лакированных туфлях, которым, на первый взгляд, вовсе не требовалось вмешательство чистильщика обуви. Во внешнем виде молодого человека, наделенного неиссякаемой энергией жизни, прослеживались атрибуты настоящего денди, аристократа с большой буквы. Голос, движения рук, осанка и мимика не были аффективны, а напротив – властны и неспешны.
 - «Да, разумеется! Присаживайтесь» - подскочил старик указывая левой рукой на высокий табурет на металлических ножках, перетянутый каким-то плотным материалом для придания мягкости и комфорта и деревянные двухъярусные ступени с выемками для постановки ног.
- «Я могу предложить Вам полный комплект, включающий очистку, нанесение крема и профессиональный глассаж всего за 5 центов».
- «Как Вам заблагорассудится. Я готов поручиться, что Вы настоящий профессионал, раз все мои верные товарищи из джентльменского клуба без устали нахваливали результат Вашего труда» - одобрительно улыбнулся молодой человек».
С нескрываемым воодушевлением старик принялся за любимую работу. Движение за движением, хлестко, сдержанно, но крайне эффективно. В мгновенье ока обувь джентльмена заблестела зеркальным лоском, и старик сделал одобрительны кивок, свидетельствующий о завершении трудоемкого процесса.
 - «Что ж, Вы и вправду в совершенстве освоили это ремесло! Воистину, Вы мастер своего дела. Возьмите и, прошу, сдачи не надо».
- «Что Вы, не стоило, это совершенно обыденно для меня» - возразил старик.
- «Не хочу ничего слышать, прошу Вас, все должно оплачиваться в нашем обществе по заслугам. Мой отец всегда говорил мне, что границ человеческого безумия не существует, что каждый живет согласно своей внутренней доктрине. Она, в свою очередь, может быть деструктивна или созидательна. Человеческая сущность, с одной стороны, крайне изменчива, и, при этом, невообразимо постоянна. Вы религиозны?» - спросил молодой человек.
- «Нет, я верю только в свой труд». – нервно ответил старик.
- «Очень интересно, правда, я действительно восхищаюсь Вами, Вы мой кумир. Значит, Вы согласитесь со мной в том, что традиционные религии обвивают человека беспробудной пеленой лжи и порока, обещая воздаяния за умаление грехов. Грехи нельзя умалить! За них можно только ответить. Человек рождается с совершенно конкретными чертами лица, избавиться от которых без вмешательства искусного хирурга нельзя. Так вот, грехи являются моральным лицом человека, и избавиться от них можно тоже только скальпелем. Вы согласны со мной?»
- «Не понимаю, о чем Вы говорите» - преисполнившись неприкрытым смятением ответил старик.
- «Мой отец жил по законам чести и достоинства, верный своей семье и Отчизне до самого последнего издыхания. Но война забрала его у нас. Приказ командира начать наступление был в крайней степени опрометчив – это была верная смерть, и все знали об этом, в особенности, его вероломный и глупый командир, отделавшийся увольнением со службы. Он отправил в чертоги небытия множество молодых солдат, отдавших долг своей Родине, и не вернувшихся в объятия родных. Миру присуща жестокость, пусть она и будет воздаянием за грехи».
На последнем слове молодой человек достал из правого кармана брюк длинный острый нож стилетного типа и размашисто нанес удар под левое ребро старика. Достав платок из внутреннего кармана пиджака, он протер окровавленную рукоять ножа и бросил его возле бездыханного тела отставного офицера.
    - «Все мы ошибаемся, но за некоторые ошибки нужно платить только кровью.» - сказав это, молодой человек затерялся в толпе зевак.