Великий - в кавычках - поэт

В дверь редакции громко постучали.

— Войдите!

В кабинет, широко шагая, вошел высокий мужчина с седыми волосами и большими залысинами. В движениях его была заметна небольшая нервозность.

— Простите, мне нужен редактор!

— Да, слушаю вас.

— Я хочу опубликовать свои стихи в вашем журнале.

— Хорошо. Пройдите в соседнюю комнату к секретарю, она объяснит, что вам нужно сделать.

— Мг... Что еще я должен сделать, кроме как написать стихи?

— Пройдите, пройдите, ничего сложного.
 
Когда главный редактор взглянул на посетителя, то увидел направленные на него злые глаза.

— ???

— Я очень занятой человек. У меня вдохновение, стихи сами просятся на бумагу. А вы... к секретарю зайдите. Волокитой занимаетесь! Нет бы, взять и напечатать. Чего проще?

— Верю, ваши стихи хороши. Но у нас такой порядок: секретарь передаст их зав. отделом поэзии, он посмотрит — без его рекомендации мы не публикуем.

— Бюрократы!

— Ну, зачем же? Просто разделение труда.

— Разделение труда... А гонорар за мой труд полагается?

— Наверное, с этого и нужно было начинать... У нашего журнала нет финансирования, поэтому выплаты авторам не предусмотрены.

— Мг... — скорбно вздохнул тот и, презрительно передернув плечами, вышел.

Через некоторое время он вернулся.

— Однако я  вам не маленький мальчик!

— Что случилось?

Поэт, не отвечая на вопрос, продолжал:

— Я что вам школьник, желающий прислать стишки на детский кон-курс, в условиях которого указано оформить свою детскую рукопись по придуманным взрослыми дядями «правилам»: фото справа, тексты слева, картинки в верхнем углу?!

— Вас смущают правила?

— Я известный в городе поэт, автор многих работ, напечатанных в ряде городских и республиканских журналов и альманахов. И я, должен вам сказать, не просто поэт, а мыслитель. Почитайте мои стихи, они сами за себя говорят!

— Кто вам сказал, что мы не хотим читать ваши стихи? Просто, как я уже говорил, у журнала нет финансирования, и все работники редакции трудятся на добровольной и бескорыстной основе. Поэтому мы просим авторов оформлять свои материалы, чтобы освободить зав. отделами от рутинной работы...

— Я много сил отдаю своему творчеству, поэзии. И она обрела в по-следнее время самое широкое признание. У меня уже более пятидесяти публикаций в виде подборок стихотворений, причем ни одна не повторяется, все новые.

— Верю...

— И вот я приношу вам,— не слушая, продолжал автор,— на выбор целый ряд подборок моих новых произведений,— заметьте, еще нигде не опубликованных, могущих, без всякого сомнения, произвести впечатление на читателя, а вы предлагаете мне как школьнику оформлять свои тексты по каким-то никчемным правилам,— он поперхнулся, замахал рукой, останавливая собеседника, откашлялся и продолжил: — И, мол, только тогда вы соизволите их рассмотреть!..

— Но подождите, это же пустяки, там нет ничего сложного... Вы же принесли напечатанный материал... Вы сами набираете?

— Да, я сам набираю. Но то, что вы предлагаете мне еще и оформлять, невежливо по отношению ко мне как к известному и уважаемому автору.

— Гм-м-м...

— И это вообще несерьезно. Я нигде еще не сталкивался с этим, ни в каких изданиях и журналах. Вы еще будете просить меня, чтобы я у вас напечатался!..

— Подождите... Скажите, вы печатались в платных изданиях? — и, не получив ответа на свой вопрос, главный редактор продолжил: — А ведь мы даже не познакомились с вами... Меня зовут Олег Сергеевич, а вас?

— Николай Сергеевич,— чуть помедлив и нехотя, ответил гость.

— Скажите, Николай Сергеевич, вы ведь, как поэт, наверное, хорошо понимаете душу людей, сочувствуете им, хотите помочь через свое творче-ство. Почему же тогда вам так трудно произвести пустячную работу по оформлению своего материала, чтобы напечататься?

— Я не задумываюсь над тем, что вы сказали, тем более помогать... Я не врач, не психолог и не священник, а поэт и пишу о себе, своих чувствах и переживаниях...

— Вы пишете только о себе... Но ведь нынешняя реальность буквально требует прибавить в жизни хоть немного тепла и света...

— У меня талант, я его должен реализовать — это главное! Я не солнце, чтобы греть землю и всех озябших на ней.

— Талант?.. Мы еще не читали ваши стихи, но непременно почитаем... Однако хочу заметить вам, что таланта, даже если он есть у поэта или прозаика, мало, чтобы произведение было живым, нужно еще душу вкладывать: сострадать несчастным и радоваться со счастливыми.

— Что же, по-вашему, я должен делать? Сострадать, то есть совместно страдать с умирающими, больными, сумасшедшими и преступниками?! Нет уж! Лучше я буду сыт, жить в довольстве, а мой талант поможет мне изобразить то, что я хочу, без душевного соединения с ними!

— Талант... Вы уже несколько раз произнесли это слово...

— Гм-м...

— Скажите, вот сейчас ведь гонорары — весьма большая редкость, и если даже есть, то очень небольшие они. Ради чего вы пишете?

— Как это ради чего?! Я поэт, и должен печататься... оставить свой след в литературе... мое имя должно звучать и быть известным... Вот вы упомянули о гонораре. Кстати, а у вас бывает он, и если да, то могу ли я получить за публикацию?

—  А давайте так: мы вам начислим гонорар, а вы его нам весь и отдадите — ведь вы публикуетесь не ради материальной выгоды, а, как вы сказали, чтобы оставить  свой след в литературе!

—  Мг... мг... Как вы повернули! Но гонорар тоже не помешает...

— Рано мы с вами, Николай Сергеевич, говорим о публикации. Ваши стихи, как я уже говорил, должен вначале зав. отделом поэзии посмотреть. Не забыли? Поэтому сделайте, пожалуйста, пока то, что сказала секретарь.

— А, понятно! И не подумаю! Вот еще!.. — гость,  встал и, не оборачиваясь, вышел из кабинета.

        — Скажите,— спросил недавно вошедший и присутствовавший при последних фразах, зав. отделом поэзии,— что это за сумасшедший?

— Сумасшедший?.. Это поэт. И он говорит, что его везде печатают.
Сотрудник улыбнулся:

— Я вам верю. А он оставил вам рукопись?

— Нет. Я ведь сказал ему, что нужно оформить по нашим правилам, а он не согласился — ну, вы же слышали.

— Наверняка он печатается в Интернете. Он не давал вам ссылки?

— Не давал, но я запомнил его имя или псевдоним.

Они сели за компьютер, и вскоре на экране увидели лицо недавнего посетителя, а ниже его стихи. «Я легко пишу стихи»,— значилось в небольшом предисловии. В комнате редакции наступило молчание, все сотрудники сгрудились у компьютера и стали читать.

— Да... — через некоторое время произнес редактор.— Все о себе и о себе.

— И много сбивок ритма. Вот здесь и здесь, и тут! — стал показывать на экране зав. отделом поэзии.

— Боже, а рифмы-то, рифмы! — воскликнул другой сотрудник.— «Моя — всегда», «молва — тетрадь»... Или вот: «малодушно — пусто». Это же нарочно не придумаешь!

— Смотрите, смотрите! — засмеялся главный.— Он пишет о сазане, как о птице! Может быть, фазан?

— А вот еще! — поддержал его поэт.— «На него смотрели два ее си-них глаза...» А не правильнее было бы написать: «Он почувствовал взгляд ее синих глаз»?

— Да, и правда, легко пишет...

— Но мы не легко печатаем! — резюмировал Олег Сергеевич.— А говорил — «я известный поэт!..»  Известный за деньги. Ведь большинство печатается в журналах и книжки издает за свои кровные, или в Интернете, платя лишь по тарифу. А так можно опубликовать все что угодно. Причем многие так привыкают к таким образом напечатанному слову, что уже и о премиях и о гонорарах помышляют. Вы же слышали?!

— Да... Времена... Я тоже думаю, что его интересует, прежде всего, количество публикаций, а заветная цель — получать гонорары. И он думает, чем больше будет публикаций, тем ближе эта цель. Это «лайковое» сознание: чем больше лайков, тем известнее,— вздохнул сотрудник.

— Точно, точно. А скоро, наверное, за лайки в сети будут давать и что-то типа биткоинов, которые можно будет обменять и на физические рубли, и на любую валюту. Да... растет и крепнет «клипово-лайковая» реальность и завладевает душами даже людей в годах. Но, думаю, в этом нет ничего странного, если у человека с молодости либерастические корни, так тяжело поддающиеся выкорчевыванию... А что вы ему скажете, когда он придет? Придет же, такие ведь занудливы до невозможности,— спросил зав. отделом.

— Скажу, что ваши стихи не подошли.

— Обидится, пасквиль напишет и тиснет за свои...

— Пусть. Уже писали, как говорится, собаки лают, а караван идет!
Все посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись. А за окном светило яркое октябрьское солнце, переливаясь золотом на листве берез.
 
13 октября — 16 ноября 2018 г.

© Шафран Яков Наумович, 2019