Ещё одна осень

Посвящается Г.Д.


 Сентябрь уронил на горы сияющие шапки снега, ночной дождь смыл в тазики речных долин клочки облаков. Воздух сделался холодным и прозрачным.
 Я проснулся до света. Красный шар солнца вынырнул из озера, поднялся над водой, раскалился добела, взбил тёплыми руками ночной туман словно пряжу, принялся тянуть к небу белёсые пряди, развешивать их по сопкам над Байкалом.
 Берёзы и осины в лучах солнца вспыхнули жёлтыми и красными кронами, золотом по малахиту расцветили тёмный кедровый лес на Становом хребте.

 Солнце поднялось над городом, выгнало тени со дна улиц, осушило асфальт. Город проснулся, наполнился движением. Автомобили развезли хозяев по взрослым делам, дети прошли в школу. Вновь всё стихло.
 
 Я надел кроссовки и вышел из дома. Зазвучала музыка. Сегодня это был марш: «Будет людям счастье, счастье на века...».
 Чтобы слышать музыку, мне не нужны наушники, она звучит во мне.

 На крыльце магазина в ожидании дани от сердобольных старушек лежит трёхцветная кошка. Зверюга сопроводила меня равнодушным взглядом существа, ничего хорошего от этой жизни не ожидающего. «Ходют тут всякие, от вечности отвлекают, лежать мешают,- прочёл я на разочарованной морде,- нет «Вискаса» купить, даму угостить!»
 Воздух неприятно холодил голые ноги. Мимо прошли девчушки в  юбчонках много короче моих шорт. Я устыдился собственной изнеженности и перешёл на бег. Потеплело.

 За мостом ослепительно чёрный паровоз изрыгал из горячего нутра клубы белого пара. Пар лез в воздух. Рабочие в оранжевых жилетках, похожие на лесных муравьёв, деловито прокатили тележку по стальным рельсам. Я помахал им рукой, они ответили.

 Байкал ослепил сиянием воды, вобравшей в себя синеву неба и золото солнца. Я задохнулся от восторга. «Будет людям счастье!»- зазвучало громче.
 Ноги послушно несли ставшее лёгким тело. Земля упруго пружинила.
 Чёрные крючки бакланьих шей нотными знаками торчали из воды. Рядом, словно бакланы-переростки, недвижно стояли рыбачьи лодки такие же прогонистые, чёрные и низкие.
 Берег пах облепихой. Ворон слетел с рыжего от ягод куста.
 Припомнил как много лет назад средь облепиховых зарослей Иссык-Куля, загадал, чтобы у нас на Байкале поднялись такая же поросль и усмехнулся своему всемогуществу.

 Промытая недавним дождём дорога не пылила. Бежать было приятно. Ничего не болело. Я прислушивался к ощущениям в теле, боялся, что нога о себе напомнит, и не заметил, как приблизилась высокая гряда Шаманского мыса. Спортивные часы отсчитали четыре километра.
 Байкал «съел» кусок старой дороги, некогда ведущей к Култуку, прижал меня к склону.
 Уворачиваюсь от частых, юрких волн. Прыгаю по камням. Под ногами куски розового мрамора.

 Южная оконечность Байкала. Вдали крутой берег, обрывающийся в море чередой следующих друг за другом лесистых гребней с туннелями Кругобайкалки, сияющий купол Култукской церкви, серпантин горной дороги; выше крошечные, цветные прямоугольники железнодорожных вагонов, которые наискось склона тянет невидимый отсюда трудяга-электровоз.
 Меж Култуком и мысом речка с торчащими из неё сваями, череда песчаных островов. Белой россыпью чайки, цапли недвижными серыми столбиками. На сваях бакланы сушат мокрое оперение.
 Услышав мои шаги, из-под берега сорвались утки, часто замахали короткими крыльями, вспугнули бакланов.

 Птичья суматоха скоро утихла. Стараясь удержать дыхание, взбежал по склону к небольшой скамейке, несколько лет назад поставленной волонтёрами.
 Тропа, разбитая колёсами мотоциклов, прорезала почву уродливым шрамом. На макушке горы, где буряты вяжут обрядовые ленты и приносят жертвы молоком и водкой, чёрной язвой новый ожог от костра.

 Повернулся к Байкалу. Солнце щедро рассыпало золотые блёстки по волнам. Над синей водой белыми парусами далёких фрегатов величаво плывут громадины гор.
 Высоко в небе недвижно прилипла пара соколов, ниже них меж небом и водой стремительные силуэты белых чаек, вездесущие вороны в черном; над прогретой землёй в попытке продолжиться сцепились тонкими телами стрекозы.
 По зелёной траве склона золотые берёзы, багульник с кожистыми овальными листочками, красная россыпь эфедры над скалами, отцветающие синие ромашки средь зелёной травы.

 Сознание не смогло вместить всю энергию торжествующего простора, разлитого в воздухе. Прикрыл глаза.
 Энергия не отступила, властно толкнула меж бровей, вошла в меня, потекла вниз, так что в носу защипало. Синий огонь, зелёный, в солнечном сплетении закрутилась золотая свастика, ниже друг за другом вспыхнули оранжевый, красный.
 Не мог удержать долго ни один цвет.
 Энергия оттолкнулась от красного, рванула вверх вдоль позвоночника. Фиолетовый в голове вспыхнул, стал ослепительно белым, как горящий магний, вытянулся тугой, сияющей спиралью в бесконечность.
 Я был сияющим простором, я был Космосом, и этим искалеченным людьми мысом. Ожог от костра был моим ожогом, тропа - раной на моей коже.
 Одновременно чувствовал, что своим слабым, тварным телом остаюсь на земле.

 «Господи, прости их, ибо они не ведают, что творят...»,- зашептали мои губы.
«...прости нас»,- поправился я, потому что не смог отделить себя от людей.
 Хотелось плакать.

 Нога заболела на обратном пути.