За все прощайте Часть2 Если б не было тебя Глава20

XX

 Действительно, все оказалось не так страшно, как Вера думала. Андрей так естественно себя вел, уверенно держался, по-дружески подбадривал и улыбался, что вся ее неловкость от незнания этикета мгновенно исчезла. Она только следовала его примеру, а о ее смущении  он и так прекрасно все знал.

Крепко держа Веру под руку, Андрей беседовал со своими будущими партнерами легко и непринужденно. Она могла лишь изредка различать знакомые немецкие слова, которые помнила еще со школы. Казалось, что Андрей умудряется и на немецком вести разговор так, будто не ему, а им выгодно с ним сотрудничать. Вере, действительно, оставалось только вежливо кивать и улыбаться.

- Андрей Евгеньевич, - начала Вера, когда по протоколу ей пришлось танцевать с Андреем, - я лишнего наговорила, вы не обиделись?

- Интересный стиль прощения просить, - склонился к ней Андрей, - меня научите?

Он, необыкновенно блистательный, как и вся атмосфера бала, не добавил ничего в укор и только осторожным и ненавязчивым движением прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони.

- Ну, престаньте надо мной смеяться, Андрей Евгеньевич, -  Вера смущенно уткнулась ему в плечо. Совесть на самом деле начинала ее мучить.

- Тогда я так отвечу: вы не обидитесь, если я обижусь? – на ухо прошептал ей Андрей.

- Я же серьезно, - хмуро ответила Вера.

Было так приятно и все же немного неловко, что она, такая гордая и правильная женщина, виновато просит прощения в котором он совершенно не нуждается, и которому ее раскаяние совсем  не интересно.

- Вера, Вера, вы так ничего и не уяснили из нашего с вами разговора, - улыбнулся Андрей.

    Вера замолчала. Она теперь совсем ничего не понимала. Сейчас он был для нее дальше, чем когда бы то ни было. Ей было намного проще думать, что он  изнеженный баловень судьбы, получивший все легко и просто, а теперь она никак не могла найти ему место в своей четкой системе устройства мира. Кто  он, этот странный человек с мыслями греческого философа, где он учился, какие книги читал, откуда это странное отношение к жизни – такое трепетное и насмешливое одновременно. 

И может, действительно, в своей этой самолетной жизни, в которой он больше времени проводит на небе, чем на земле, он ведет свой личный разговор с Богом, который когда-то давно протянул ему руку. Казалось, что если долго говорить с ним, можно узнать какую – то непостижимую тайну, которую знает только он один на всей планете. Весь он – от внешности до речи, совершенно необычен, и мудр, и образован, и выделяется он среди толпы, словно римский император среди варваров.

  Но он, почему – то, такой близкий и простой, сейчас как ни в чем не бывало, обняв ее, под эту бесконечно долгую музыку, уверенно двигается, изредка заглядывая ей в глаза и перепутывая ее четкие мысли.

 - Вера Юрьевна, по законам жанра я должен вам ноги оттаптывать,- вдруг нарушил молчание он.

Веру совсем не смущала открытая спина на платье, но ощущение его теплой ладони у нее на голой пояснице заставляло двигаться ее робко и нерешительно. И Вера постоянно наступала острыми шпильками на его туфли. Тем не менее, она в душе была  признательна Андрею, что он стойко терпел такие адские мучения.

- Можете в ответ наступить, я вам разрешаю, -  Вера специально выставила  ногу из под длинного волана платья.

- Опять намекаете, что вы у нас Золушка? – усмехнулся Андрей.

Разделив ее меркантильные интересы, он сам втянулся в подсказанную ему роль и  старался теперь быть чем-то вроде сказочного и идеального принца: меньше понятных фраз, больше красивых манер и безмерное самолюбование в глазах.

Вера покачала головой, посмотрела на него и  лицо ее, как зеркало, отразило такое же манерное и  театральное  выражение:
- Принц все-таки узнал имя прекрасной незнакомки.

-Над незнакомкой надо долго работать, чтобы научить танцевать,- и он ловко наклонив ее в танцевальном движении.

 Вера ахнула, когда он опять уверенно заключил ее в объятия, сказала твердо:
- Андрей Евгеньевич, не стоит усилий. Я в первый и последний раз с вами в командировку летала.

 Андрей невозмутимо прижал ее к себе в очередном замысловатом па.

- Это из-за самолета? – уточнил он.

- Нет. Вы своим дознанием интригу испортили,-  и вспомнив, как он опять ловко узнал  ее грустные мысли, Вера  смущенно опустила глаза. Теперь его мир был полон для нее тайн, о которых она так долго не хотела ничего знать.

- А вот если бы Золушка сразу все принцу рассказала, проблем у нее было бы меньше.  Уж по крайне мере меньше слез из-за мачехи пролила,- назидательно заметил Андрей, продолжая танец.

 Они так быстро кружились, что воздух вокруг превращался в ветер, присутствующие мелькали размытыми силуэтами и зал в котором они  двигались, словно паря над полом, колыхался.  Если бы Андрей не поддерживал ее сильно и уверенно, Вера, захваченная в непривычный круговорот,  наверняка бы  размахивала руками, чтобы удержать равновесие.

- И вы надеетесь, что я вам сейчас душу открою?-  Вере было не по себе, что он опять намекает ей на ее секреты.

- Ну если она у вас есть, открывайте,-  Андрей улыбнулся и пристально посмотрел ей в глаза все сильнее и томительнее  ожидая ее первого признания.  Все, что она сейчас скажет наверняка  будет правдой, потому как женщине лгать невыносимо смотря в глаза, обнимая и вальсируя.

- Думаете, случай подходящий? – Веру насторожило, что  ответ его звучал очень незаурядно.

- Для того, чтоб правду рассказать любой случай подходит,- у него был спокойный, уверенный голос, без всякого намека на насмешку. Но, Вера, конечно, совсем не собиралась откровенничать с ним.

- Тогда вы мне сначала правду говорите, как кровать будем делить?- усмехнулась она. Не понятно было, сколько прошло времени, прежде чем он вдруг перестал осторожно поддерживать ее и  крепко прижал к себе.

- Так вы ее со мной разделить хотите?- искренне  удивился он,- это предложение, Вера?

- Это вы на что намекаете?- прищурилась она, непонятно чувствуя, что крепкие прикосновения Андрея расплылись по всему телу, и каждая частица ее тела была им охвачена, каждая клетка кожи прочувствована и ему уже не нужно было раздевать и смотреть, чтобы от головы до ног  обнажить ее и увидеть.

- Да вы мне прямым текстом сейчас все сказали. Ведь о  нашем совместном сне на  одной кровати я даже словом не обмолвился, а вы, похоже, только об этом и думали, - и в его ответе  не было ни насмешки, ни балагурства.

Незаметно для окружающих оттесняя от себя его плечи, долго не поддающиеся усилиям Вериных дрожащих слегка рук, она склонила голову, чтобы ее лица ему не было видно и теперь смотрела на его черную с белым бабочку на широкой, крепкой шее.

- У нас все фиктивно, Андрей Евгеньевич, не забывайтесь.

То, что она врет не только ему, но и себе возмутило Андрея и вызывало неудержимую  потребность скандала.   В тайне злорадствуя ее неосторожному напоминанию, он решился  ответить на  то, что несколько дней назад осталось без ответа:
- От фиктивных детей я ведь намеренно не отказался. Надеюсь, вы оцените мое благородство.

 Какой то миг он подумал, что опять получит пощечину, но, похоже, обстановка спасла положение. Напряженно помолчав, Вера, поборов  сухость в горле и тихо, хотя и зло, произнесла:
- Я сейчас уйду.

Андрей усмехнулся  про себя и  имея самый категоричный и рассудительный вид предупредил:
- Даже если до  границы дойдете, вас без паспорта не выпустят.

С минуту Вера смотрела ему в глаза, пытаясь прочесть, шутит он или серьезно, но способность выдерживать взгляд у него была исключительная.

- Так вы мне выбора не оставляете?- сердито спросила она.

Андрей был невозмутим. Теперь он просто обязан спать на  кровати, ставшей яблоком раздора:
- У меня был, конечно, вариант, но вы так настаиваете, что я, пожалуй, от него откажусь.

  Так он решил, желая этого и не желая. И по тому, как был тверд ее голос, как уверенно он себя вел, Вера чувствовала, что он оскорблен до самой глубины души, оскорблен не только тем, что она так открыто посмеивается над ним, но и тем, что  фривольно относиться к его предупреждениям.

- Это действует ваша теория по использованию шансов? - сердито пробурчала она, потому как  самые худшие ее предположения начинали подтверждаться.

Брови Андрея удивленно подпрыгнули, и он шумно вдохнул воздух:
- Вера Юрьевна, если провести параллель я это о женихе говорил, неужели я от вас дождался признания?

-  Я буду молчать,- Вера резко повернув голову в сторону, замолчала, но в  зеркальных стеклах, куда бы она не посмотрела: на потолок, на стены,  среди  картин, статуй и гостей, она видела их отраженную вальсирующую пару и Андрея – великолепного, эффектного и невозмутимого.

  - Вот это да, Вера! Значит уже по всем направлениям наступление, и вы  паникуете,- отметил он, чтобы окончательно загнать Веру в тупик.

- Это еще почему? – растерянно посмотрела на него Вера, взволнованная  тревожной мыслью о тщетности безмолвия и скрытности.

- Молчание, знак согласия,- процитировал Андрей, чтобы показать, что он совершенно легко угадывает значение любой словесной паузы.

 Вера гордо вскинула голову, сказала нервно:
- Я всякий раз вам поражаюсь, какой вы воображала.

    Пока Вера так искренне негодовала, Андрей испытывал чувство приятного вознаграждения  услышав все то, что она не договаривала.
 
- Я ваши карты, Вера, открываю, а не свои,- спокойно пояснил он, рассматривая  лепной, сводчатый потолок.

 Этот ответ заставил Веру вздрогнуть. У него и так много власти, но почему в ней, такой обыкновенной, простой, ничем не выдающей свои чувства он видит влюбленную  женщину, и постоянно показывает свою власть над ней  и мучает ее ужасно.

- Это невозможно! Вам разговаривать нельзя, вам надо было с закрытым ртом родиться,- сердито заговорила она, пытаясь поймать его взгляд.

Андрей медленно опустил голову и посмотрел ей в глаза:
- Опять вы непоследовательны. То молчать собираетесь, то лишнее болтаете.

 Голос мягкий, добродушный, но как это выводит из себя. В изящном костюме, с аккуратно причесанными волосами даже не шевельнувшимися от быстрых движений, с умными и честными глазами, Андрей был похож на всякого другого состоятельного мужчину, у которого холодная ложь уже давно  смешалась с речью.

- Я хочу тоже научиться, скажите, где учат так врать? – сердито прищурилась Вера.
 
- Вы никогда не научитесь,- ни минуты не задумываясь, ответил Андрей,- чтобы так врать научиться, надо сначала научиться правду говорить.
 
 И если раньше, в непринужденном танце, он вел ее легко,  мог нежно прижать  к себе, то теперь, в этом жгучем, холодно-враждебном теле он чувствовал упорное сопротивление.

- Вам нельзя правду говорить, вы все наизнанку выворачиваете,- рассердилась Вера. Ей не хотелось  улыбкой или притворным выражением веселья обнаружить свою неуверенность.

- Это вы сначала выворачиваете, и говорите, а мне потом обратно выворачивать приходиться,- будто подзадоривая, ответил Андрей.

Он медленно повернул ее от себя  и так же неторопливо вернул обратно. Когда Вера опять встретила улыбающийся взгляд его проницательных глаз, ее глаза зло блеснули, она шумно вздохнула воздух, рассерженно тряхнула головой.

- Вообще со мной разговор никогда не заводите, и спать я с вами не буду,-  категорично сообщила она.

- Если я правильно вас понял,- Андрей стал растягивать слова, как профессор на лекции, - вы сейчас сказали: говорите со мной чаще и спать будем вместе.

  Вера молчала и упрямо смотрела в сторону. Ни взглянуть на него, ни слова промолвить она не смогла бы теперь ни за что на свете.

Андрей усмехнулся. Танец закончился.  И опять непонятные для Веры разговоры. Она рассеянно слушала, стараясь всеми силами изобразить на лице внимание. И этот странный немец, как старый друг весело смеется вместе с Андреем и кивает, смотря на Веру.

Неужели, он что-то ему рассказал, этот несносный любитель правды. «Не буду спрашивать, не буду вообще с ним говорить»,- злясь, думала Вера.
 
   Бал закончился. Все стали расходиться. Андрей галантно попрощался со спутницей немца, и они вышли. Их ждала машина. Вера поторопилась сесть в нее, Андрей сел рядом. Вера пересела на кресло напротив и, скрестив руки на груди, стала смотреть в окно.

- Что, Вера?-  Андрей внимательно замечал все ее нервные выходки,- теперь в пленного разведчика играем?

- А вы, Андрей Евгеньевич, все государственные  тайны готовы неприятелю продать,-  Вера упрямо смотрела в окно. Она теперь про себя решила ровно настолько быть разговорчивой, сколько нужно для  сухой вежливости.

Андрей засмеялся, словно не замечая ее холодности продолжил:
- Вера Юрьевна, те, кого русские победили, не неприятели, а друзья.

 Вера повернулась к нему. Умиротворенное настроение, которое звучало так ясно в его ни к чему не обязывающем  разговоре, расположило Веру и она ответила:
- Да кому теперь эту победу только не приписывают, даже летающим тарелкам.

  Андрей расслабленно оперся о сидение, непринужденно потянулся:
- Наш кубок, кому хотим, тому и отдаем, а немцы никогда своих победителей не забудут, французы не забыли и немцы никогда не забудут.

- Я же говорила, что вам надо по военной лестнице подниматься,- усмехнулась Вера, наблюдая, как он устало трет глаза.

 Сколько раз убеждалась она, что каким  бы до этого неприятным спор не был и каким бы не выглядел он утомившимся, говорил он всегда легко и дружелюбно, и это делало разговор с ним на любые темы  увлекательным и значимым. Говорил он всегда много, прямых вопросов  не задавал, и часто высказывал свое собственное суждение. При этом своем качестве,  казалось, что собеседник должен знать о нем все, догадываться о его чувствах, мыслях, намерениях, а выходило почему-то наоборот: для всех и особенно для Веры был он загадочной натурой, человеком скрытным и замкнутым. Так же туманна, сложна и непонятна была его жизнь аскета и все будущее, связанное исключительно с корпорацией.
 
- А у меня есть звание, а какое не скажу,- расстегнул пуговицы на смокинге Андрей.

Усталость проведенного вечера передалась и Вере. Прикрыв глаза, она запрокинула голову на сиденье, сказала протяжно:
- Не говорите. Из института все равно все лейтенантами выходят.

-А откуда вы знаете? Вы же институт не закончили, - Андрей хитро взглянул на нее, пожалуй, даже немного лениво.

 В салоне приглушенно играла тихая музыка и разговор продолжался сам собой.

- Не закончила, но знаю,- ответила она.

- А почему не закончили?- небрежно поинтересовался Андрей и сосредоточился на ее реакции.

 В машину будто попала молния. Вера вздрогнула и резко подняв голову, посмотрела на Андрея. Он невозмутимо, но очень пристально смотрел на нее и молчал.  Молчание непереносимо затягивалось.

- Я тоже не скажу,- нервно выкрикнула Вера.

Андрей молчал, но был предельно серьезен, казалось, что глаза настойчиво повторяют его  вопрос. Этот его странный, невозмутимый и в то же время пронизывающий взгляд, всегда пугал Веру. Взгляд рентгеновского аппарата, который спустя несколько секунд уже знает, какой серьезной болезнью ты болен.

- Не скажу! Может вы мне скажете? - вдруг громко закричала она,- вы любите все выпытывать. Может вы уже знаете, почему не закончила, может мне скажете?

  Неадекватная реакция на простой вопрос всегда  выдает попадание в десятку. Андрей все понял, но отступать было уже некуда.

- А у вас скверные воспоминания об институте,- он вздохнул, и, отвернувшись,  стал смотреть в окно.

Вера почему-то испугалась его категоричного прекращения диалога. Она пристально смотрела на него профиль, пытаясь понять, что заставило его так резко замолчать. Сидел он почти не шевелясь и только машинальным движением пальцев тер камень на перстне.

  - Нет, теперь вы не молчите!- опять закричала она,- говорите. Кто вы – специалист по минам, да, такое у вас звание?

- По разминированию,-  Андрей смотрел неподвижным взглядом в ночь за стеклом и  нельзя было понять: спокоен он или раздражен невероятно, не думает ни о чем или о чем-то напряженно думает.
 
- И что? Где у меня мина? Большая мина замедленного действия? – кричала Вера.

Краткость, с какой он давал  непонятные ответы, казалась пугающей в его устах, но еще большая опасность мерещилась  в его молчании.

- Да вы целиком, одна сплошная мина. Куда не тронь – везде заминировано, - недовольно произнес Андрей,- на вас большими красными буквами надо написать: взрывоопасно.

   И не посмотрел на нее, не улыбнулся доброжелательно, как всегда, а тяжело вздохнул, сел боком в неудобной позе, вдруг стал мрачным и задумчивым.

- Думаете, знаете всех? Всех насквозь видите? Да что вы можете понять!-  Вера разозлилась ни на шутку. Потны и холодны стали ее ладони и липли к облегающему платью, теперь тоже липкому и колкому. Даже  усилием воли она не могла  заставить пальцы свои не дрожать, голосу быть тихим, глазам – равнодушными.

- Я понимаю, Вера, успокойтесь,- даже тон голоса говорил о том, что он не хочет продолжать разговор и по виду был совершенно спокоен, и действительно не хотел знать причину происходящего.

- Вы мужчина и ничего понять не можете, - кричала Вера, воспоминания наполнили ее яростью и, может быть, в первый раз в своей жизни она поверила ему, но как раз в этот момент не хотела ему верить.

- Я мужчина, и я понимаю, -  Андрей настойчиво не поворачивался, не мог на нее смотреть, понимая, что это ее спровоцирует и на одно мгновение, на самое короткое мгновение он пожалел, что не солгал.

- Что понимаете? Что можете понять? Что можете знать?-  Вера чувствовала, что внутри все горит от боли и она уже не могла успокоиться.

И от этих однообразно повторяющихся вопросов и от того, что каждый раз она отвергает очевидное Андрей окончательно убедился, что  с наивностью ребенка она хочет заставить его думать иначе,  но не было силы, которая могла бы сломить его прямолинейность.

- Я могу знать и могу понять.

 Его спокойные и рассудительные ответы заставляли Веру думать, что он действительно все знает.

  - Конечно, можете. Вы сильнее и вы все можете,- лицо ее исказила ненависть.

   Андрей медленно повернул голову. После этих слов не было смысла скрывать, что он понимает какое чувство ей движет и проявлять слабодушие после того, как он сам спровоцировал этот разговор:
- Я не сказал что я  сильнее, я сказал, что я знаю.

- Вы мужчина и вы сильнее, и вы ничего не понимаете,- и реальность того, что  сейчас раскроется тайна, которую она скрывала ото всех многие годы так ясно представилась  Вере, что наполнила его ужасом: еще не смея довериться ему, он уже сознала неизбежность разоблачения.

 - Я понимаю, -  Андрей не сводил с нее глаз.

 Теперь он доподлинно знал, что за червь точил ее любовь. Что это был за непобедимый враг, с которым не решалось сразиться даже отважное сердце Веры. Коварный и всемогущий страх, который он видел постоянно в ее глазах. Она боялась признаться ему в любви только потому, что он был для нее  начальником, другом, любимым, но мужчиной: жестоким, отвратительным и похотливым животным, размытым образом, таким, каким сохранила она насильника в воспоминаниях.

- Что понимаете?- прищурилась Вера и даже сам этот вопрос, как страшная часть воспоминаний  ослаблял волю и у еще не высказанного ответа отнимал смысл.

  Андрей остро чувствовал, что ситуация  накаляется, единственный выход из нее, довести до допустимого предела.

- Все понимаю. Не сомневайтесь, я вас очень хорошо понимаю,- теперь  Андрей ясно увидел, как она побледнела.

- И что вы думаете?- скрипучим, нелепым, но подчеркнуто насмешливым и страшно фальшивым тоном закричала Вера,- вы опять скажете, что я во всем виновата?

    Андрей понял, что это уже крик о помощи. Только крайне запуганная женщина может инкриминировать  себе, что она слаба, что привлекательна, то что она – женщина. Он посмотрел на нее самым обычным взглядом и  ничего уже не пытался выпытать у ее глаз.

- Вы не виноваты, Вера, я знаю. Это совсем не ваша вина.

 Но воспоминания были слишком болезненны, и Вера не могла взять себя в руки. Глаза сделались совсем обозленными и будто перестали моргать,  все движения стали  резки и нервны, и все, что раньше давалось без усилий:  поворот головы, движение губ, вздох и выдох стали  вдруг  невероятно  болезненным и тяжелым занятиями.

- А что еще? Что еще вы знаете?- кричала она.

 И  дикий, темный страх, и грозное предостережение, и просьба и угроза, и отчаянье – все было услышано Андреем в этом крике, скрывающем так неосторожно высказанное и  уходящее в глубину ее непоправимого  прошлого.

- Вера, извините меня, успокойтесь, - как можно убедительнее, произнес он.

 Глаза Веры сверкнули и вдруг тихо, будто не веря собственным ушам, она быстро произнесла:
- А почему вы, собственно, извиняетесь? Вы ничего знать не можете и не смейте извиняться.

  Андрей чувствовал, как опасно нарастает напряженность ситуации:
- Я прошу прощения, потому что я случайно узнал, я не преднамеренно.

   Несмотря на его сдержанность, а может быть именно из-за нее, Вера почувствовала, как гнев закипает в ее груди:
- Что узнали? Что знаете?  Говорите.

Андрей понял, что у него нет выбора. Это точка, за которой последует всплеск эмоций и можно ждать чего угодно. 

- Знаю, что с вами случилось что-то, о чем вы даже вспоминать не хотите.

- Так скажите что? – свирепо спросила Вера уверенная, что такое невозможно произнести.  Едва ли ему,  интеллигентному, аккуратному и  холеному не  будет противно и мерзко, но лицо Андрея как-то сразу поменялось, вытянулось, стало непреклонным и сосредоточенным.

Необычно затянулась словесная пауза, и вдруг его голос, твердый и уверенный, спросил:
- Вы хотите, чтобы я это сказал?

- Скажите,- критически оценила его взглядом Вера и  дыхание ее, как у зверя, делалось все чаще, короче и громче.

- Я скажу, -  пристально смотрел на нее Андрей, жесткий, властный, категоричный, -  вслух скажу.

Что бы с ней не произошло самое важное сейчас не дать воспоминаниям опять спрятаться в самом темном закоулке ее памяти, не позволить страху вернуть себе власть в ее подсознании. И как человек, которого сейчас  обвинят в жутком преступлении, Вера грозно зашептала: 
- А ну замолчите! Сейчас же замолчите. Прекратите,- и глаза ее вспыхнули огнем.
 
   Андрей  не  искал для нее оправданий и слов утешений, он не исповедник и не друг, но теперь он   пытался придумать хоть что-нибудь, что заставило бы ее выплеснуть все, что в ней накопилось. Все, что она так упорно утаивает, скрывает и прячет в себе. Он внезапно пересел к ней на сиденье и обняв, крепко прижал к себе.

- Убери руки! - раздался ее пронзительный крик,- сейчас же убери руки! - отбивалась она.

 Она отчаянно замахала руками, словно на нее накинули ловчую сеть. Только одного она хотела: доказать ему достоверно, что она не беспомощная жертва,  что ее  не надо жалеть  и она в состоянии себя защитить.

 Андрей обхватил ее голову ладонями и с усилием  повернул к себе. Вера вцепилась пальцами ему в плечи и до хруста в ногтях, вонзила их. Андрей, словно не чувствуя боли, пристально смотрел ей глаза.  Большими и странными были эти испуганные  глаза, глядевшие в самый зрачок, окруженный хроматическими кругами сетчатки, в бесконечную его пустоту, в самый темный его фокус, и через них он видел  то, что мучает ее и терзает. Океан отчаянья увидел он в той распахнувшейся глубине.

 Но ее страх он все-таки сумел поймать на крючок и уже не позволит ему бесшумно заползти обратно. Он приблизил к ней свое властное лицо:
- Слушай меня, Вера. Никого не бойся и верь мне. Тебя никто больше никогда не обидит. Никто и никогда. И запомни, ты ни в чем не виновата.

 Вера бессильно опустила руки и зарыдала. Прижимаясь к нему и пряча лицо в его темный, мягкий смокинг, Вера плакала открыто и  измученно.

- Ты выбралась из своих кошмарных воспоминаний, Вера, ты их вспомнила и отпусти их теперь навсегда, будь сильной. Ты не виновата,- повторил он опять чтоб эти слова остались с ней, звучали в ней постоянно, чтобы  не было в ней страха, не существовало и не могло существовать призрака из прошлого  ни в настоящем, ни в будущем.

- Я прошу, Андрей,- сквозь слезы шептала Вера,- я прошу. Больше ни о чем меня не спрашивай. 
 
    Он теперь и сам  понимал, что многое она намеренно скрывала от него.

- Я не буду. Обещаю. Если сама не расскажешь, я никогда спрашивать не буду.

- Ни о чем? -  Вера уткнулась ему в плечо и замолчала, всхлипывая.

 Ощущение она испытывала какое-то странное, точно сама того не желая она рассказала ему все и  как-то необыкновенно рассказала, рассказала совершенно  без слов, да и  он   не спрашивал ничего, не допытывался, но вытравил из  нее страх и ненависть, заставив вернуться в прошлое, непостижимым образом окунуться в пережитое.

- Ни о чем.

Сейчас Андрей не мог не чувствовать, как боль медленно покидает ее, будто вытекает гной из вскрытого абсцесса, долго причинявшего страдание. Он прижал ее к себе и печально  вздохнул.

Невыносимо было смотреть на кроткие глаза, полные болезненной влаги, видеть, как они несчастны, на щеки, мокрые и шелковистые, на обиженные, алые губы  и удивительно тонкой казалась ему ее склоненная  белая шея,  и пересиливая себя он не смел к ней прикоснуться  губами, чтобы не умножить боль.

И вот сейчас, впервые, втянув запах ее волос, смутная догадка, предположение, версия, закралась в его голову, он вглядывался в нее, но мешало ее узнать только одно – он просто не мог в это поверить, не мог догадаться, как насмешлива порой бывает судьба.

Они ехали по широкой и ровной дороге,  никто из них не замечал красоту ночного города и  весь путь до гостиницы они ехали молча. Вера боялась  смотреть на него, а Андрей, почему-то не отпускал ее, так и держал в своих объятиях молча, растерянно и виновато.

- Вера! А давайте по Берлину прогуляемся? Кстати, недалеко от гостиницы  парк есть с аттракционами, - вдруг предложил Андрей, когда они вышли из машины.

   Вера внимательно на него посмотрела, но совершенно не нашла в его глазах ни жалости, ни сострадания, которое она так боялась увидеть. Он весело посматривал на нее, и она удивилась, до чего открытым стало его лицо.

- Давайте, - согласилась она.

Продолжение: http://proza.ru/2020/09/24/1747