Почему мы не вышли? Память и мысли. Часть 1. строг

В качестве предисловия.

В этом тексте будет много неформальных выражений, проще говоря - мата. Это сделано намеренно. О причинах вы узнаете в ходе прочтения, и, надеюсь, поймёте меня верно.
В обсценной лексике, на самом деле, нет ничего криминального, при условии, что она используется к месту и иллюстрирует мысль автора.
А наш родной русский мат, при всей его тяжести, бывает очень выразителен. И пренебречь этим мне показалось неправильным. Хотя судить, конечно, вам.

Предвижу недовольство некоторых читателей, мол, зачем я пишу о таких нелицеприятных  явлениях Советского прошлого? Ведь я таким образом подорву веру молодёжи в наши идеалы.

Я пишу о них, в точном соответствии с мыслью В.И. Ленина:
- Правда нужна всегда. Какой бы она ни была. Без правды не понять лжи. Ни вчерашнего, ни завтрашнего дня.

И, наконец, последнее.
Любое теоретизирование, любые умозаключения толко тогда имеют смысл и значение, когда подкрепляются личным опытом.
Случай, описанный в этой статье, абсолютно достоверен, он имел место на самом деле и не мог не произвести впечатление, особенно на молодые мозги, какие были у меня в то время. Он был в моей жизни не единственным. Были и  другие похожие случаи. И уверен, что не только у меня, но и у многих из вас, кто жил в те времена. Однако, он показался мне знаковым. Самым ярким из многих подобных. И потому я его так хорошо запомнил.
Но главное не в том, что происходило  на наших глазах, а то, какие выводы мы все из этого сделали. И почему.

Вот об этом и пойдёт у нас речь.


                *****


Почему никто не вышел на защиту СССР?
Хренос Христозопулос.

 Этот автор публикует хорошие, верные и политически выверенные материалы. Это не реклама. Это факт. И это очень хорошо.
И статья, которая посвящена событиям 1991 года с объяснением причин того, почему народ не вышел на защиту СССР, в очень многом справедлива.
И её конечный вывод, вот этот:


Резюмируем. В 1991-м году никто не вышел защищать завоевания социализма потому, что в том поганом году уже мало кто понимал, что это за "завоевания" такие, чем социализм вообще от капитализма отличается, чем обернётся для трудящихся утрата завоеваний социализма. Массы не понимали, что именно им мешает жить, что именно нужно ломать, что именно нужно беречь. И не нашлось у российских трудящихся Ленина, который бы всё разъяснил и направил бы в нужную сторону.

 

В общем смысле верен. Всё это так.
Но есть в этой статье один момент, который может смутить. Это общий дух этой статьи.
Дело в том, что она написана тем, кто этих событий не застал. Или застал лишь сам "путч" 91-го, который явился следствием сложных и длительных процессов, наблюдать которые автору материала не пришлось.
Статья так же верна, как добросовестная книжка о войне, написаная послевоенным поколением:
- Факты есть. Даты есть. Содержаание есть. А реальной, будничной атмосферы войны нет.

Всё, что написано в этом большом материале, правильно. С точки зрения теории.
Но Союз распался не из-за этого. И люди не вышли на улицы ради защиты этой власти не из-за этого. Или, по крайней мере, не только из-за этого.
  Дело сложнее. И причины глубже.

За 7 или 8 лет до трагических событий августа 91 года автору этих строк - тогда совсем ещё молодому парню -  пришлось волею обстоятельств встретиться в полностью неофициальной обстановке с партийным руководством Ленинграда на уровне среднего звена. Это были секретари и сотрудники Дзержинского райкома Партии и руководство городского комсомола.
Здесь не будет никаких фамилий или иной конкретики, кроме одной:

Мероприятие, о котором идёт речь, было торжественным заседанием партактива, посвящённым Годовщине революции и проходило в одном крупном академическом ленинградском театре, где моя благоверная к тому времени уже второй год трудилась в качестве редактора и потому была допущена на мероприятие.
А само это мероприятие заключалось в праздничном концерте, а потом в банкете в узком начальском кругу.
Быть на банкете моей супружнице не довелось, не пустили. Но и уйти с работы не разрешили. Оставили после концерта в качестве дежурной вместе с ещё несколькими сотрудниками и сотрудницами.
В качестве компенсации им принесли в кабинет  несколько вкусных бутербордов, бутылку шампанского и пирожные. И попросили побыть до конца действа.
Праздник обещал закончиться далеко за полночь, поэтому благоверная позвонила мне домой и попросила придти и встретить её у входа, чтобы не идти ночью домой в одиночку, что было совершенно правильным решением.
В целях экономии вашего времени весь дальнейший рассказ будет предельно сжат и стенографически точен.


Примерно в 12 ночи я был на месте.
У главного подъезда дежурили несколько милицейских авто и несколько новеньких, блестящих "чёрных волг".
Постучал в запертую входную дверь.
Мне открыли люди в одинаковых костюмах и с одинаково колючими глазами. Вежливо спросили, что мне надо.
Я объяснил. Они попросили мои документы. Я показал. Они переглянулись, один из них кивнул, давая понять, что он в курсе.
Мне разрешили пройти внутрь, показали на скамью в фойе и предложили обождать примерно полчаса, сказав:
- Они уже заканчивают, скоро все разойдутся.
Я сел на скамью, а люди в костюмах ушли в кабинет администратора, плотно прикрыв за собой дверь.
Прошло полчаса. Никто не вышел.
Я подошёл к кабинету, постучал в окошко. В открытом проёме появилось лицо, от которого пахло спиртным.
Человек  за окошком явно стремился прикрыть собой внутреннее пространство, но краем глаза я успел заметить на коричневом клеёнчатом столе несколько тарелок, стаканов, наполненных водкой и полупустую бутылку "Сибирской".

В этом театре мне уже приходилось бывать, и где находится туалет, я знал. Но, помня предупреждение людей с колючими глазами, не решился пройти внутрь без разрешения.

- Что случилось?
- Извините! Я могу пройти в туалет?
- Вон там, по лестнице на втором этаже! Только ты там не шляйся, не положено. Туда и обратно!
- Спасибо! Я в курсе. Нет проблем!
И в этот момент чей-то голос в глубине кабинета, начальский, судя по властным ноткам, громко и грубо сказал:
- Кто это? Какого *** ему надо? Да гони ты его к  ****ей матери! Закрывай лавочку! И садись, продукт стынет!
Человек в окне торопливо кивнул, захлопнул окошко, и тут же я услышал возгласы:
- Давай! Будь здоров! С праздничком! И следом  звонко стукнули друг о друга тонкие стаканы.

Я  поднялся на второй этаж, не сразу, но нашёл в тёмной галерее вокруг зрительного зала маленький туалет.
На выходе, в той же галерее, уже направляясь к лестнице, чтобы спуститься, столкнулся с каким-то высоким, крупным парнем, примерно моего возраста или чуть старше.
Парень был усат, бородат и с пышной копной чёрных волос.
- Вы кто? И  куда?
- Я никуда, я жду жену.
- А кто она?
Я назвал. Парень кивнул, тоже попытался меня успокоить, говоря, что  скоро конец и что он тоже устал тут торчать. Он выглядел немного усталым, но приветливым и любезным, я поблагодарил, в ответ ему кивнул на прощание, и в этот момент  в  фойе, рядом с которым проходила галерея, где мы стояли,  раздались нетвёрдые шаги,  очевидно, дамские, поскольку в полутёмной тишине  был хорошо слышен стук шпилек.
Шаги звучали всё громче, приближаясь к нам. Затем я услышал пьяный смех и какие-то неразборчивые слова. А ещё через мгновение прямо перед нами предстали две молодые женщины, примерно 30-35 лет, в похожих деловых костюмах с депутатскими значками на лацканах элегантных пиджачков.
 Мне приходилось видеть в жизни пьяных. И мужчин, и женщин. И до этого случая, и после него. И даже быть пьяным самому.
 Но таких пьяных я никогда больше не видел, хотя прошло почти 40 лет.
Они были какими-то расхристанными, взлохмаченными, с помертвевшими от водки лицами, растрёпанными волосами, размазанной по всему лицу помадой и потёкшей тушью, кое-как застёгнутыми пуговицами и белыми кружевными блузками, неряшливо торчащими из-под одежды,
Мгновенно возникло ощущение, что несколько минут назад их хором, в какой-то подсобке, с кряхтением и сопением употребляли несколько потных кладовщиков, а потом поспешно одевали, как попало, боясь, что их застукают.

Oбе  едва держались на ногах. Одна из них из последних сил зажимала рот обеими руками,  вторая поддерживала её под локоть, смеялсь и успокаивала, говоря примерно следующее:
- Ну ты чо, Танька, совсем плохо, да? Ну, держись, вот, смотри, уже пришли, этот сральник где-то тут, щас поссым! Во, смотри! А вот и мальчики!
И тут же, без всякой остановки, обращаясь не ко мне, а к моему лохматому и бородатому соседу, сказала:
- Слушай, Абраша, видишь, дамы хотят пописать? Ну-ка, давай, быстренко проводи нас!
И  засмеялась громким пьяным смехом.
Вторая в этот момент убрала с лица руку, которой зажимала рот, и в ту же секунду её вырвало так обильно, что я едва смог отскочить в сторону, не успев даже выматериться.

На красной ковровой дорожке разлилась огромная жёлто-бурая лужа, розовые, свежепокрашенные стены галереи запестрели грязными брызгами.
"Абраше" повезло меньше, чем мне. Грузный парень не успел отшатнуться, и его штаны серьёзно пострадали.
Зато он успел сказать "Ёб твою мать!" и с ненавистью заорал:
- Да вон ваш сральник, твари! Вон! Во что вы театр превратили, свиньи вы траханые!
Я посмотрел на него с испугом.
- Ты что, с ума сошёл? Hе понимаешь, кто это? - тихо сказал я ему.
- Да насрать! - Зло ответил парень, -  Да они завтра уже ничего не вспомнят!  Я их уже который год тут вижу! Проверено опытом. Это же хронь!

Он был прав. Обе подруги, казалось, даже не слышали его слов.
- Ну что, Танька? Совсем плохо, да? - с испугом сказала  всё та же партработница, не обращая на "Абрашу" ни малейшего внимания, a потом икнула, посмотрела на пол и сказала:
- Да не обращай внимания, ***ня! Уберут! Идём скорее, Танюша!
 Они обе скрылись в туалетной кабинке, даже не закрыв за собой дверь. Вскоре оттуда послышался смех, потом журчание воды и снова смех и неразборчивые голоса.

-Ты не представляешь! - сказал "Абраша", - это здесь каждый год! Понимаешь? Каждый год! Как они всех заебали, Господи! Ты  знаешь, что они сделали с главным фойе? Иди, глянь! Иди!
И он махнул рукой в ту сторону, откуда появилсь обе ночных феи.
А потом с досадой, зло сплюнул и вдруг протянул мне руку:
- Михаил меня зовут!
Я назвался и пожал его ладонь. Она оказалась неожиданно большой и крепкой.
Ты узнал? - спросил Михаил, кивнув в сторону открытой настежь, ярко освещённой изнутри туалетной двери.
- Нет, а кто это?
- Кто, кто... - передразнил меня он и тут же назвал обе фамилии.
Я обалдел.
- Не может быть!
- Может! Всё у нас теперь, ****ь, может быть! Вот так-то!
И добавил:
- Ладно счастливо! Привет жене! А я пойду штаны менять! - сказал он и, аккуратно шагая, стараясь пошире расставлять ноги, скрылся в противоположном конце галереи.

Я осторожно выглянул в фойе. Встречаться с кем-то ещё мне совсем не хотелось.
В тёмном пустом помещении пахло, как в ресторане под конец рабочего дня - разгорячёными телами, парфюмерией, спиртным и вкусной едой. На паркетном полу виднелись большие подсыхающие пятна,  валялись осколки разбитых фужеров, недоеденные бутерброды, пробки от шампанского и конфетные обёртки.
Из-за плотно закрытых дверей в дальнем конце фойе, оттуда, где, видимо, находился буфет, доносились громкие крики вперемешку с мелодиями итальянской эстрады. "Феличита!" - пели Аль Бано и Ромина
Пауэр.
- Феличита! - весело орали пьяные голоса.

И вот уже скоро 40 лет, как я не могу слышать эту песню.

 Вся эта история заняла меньше времени, чем вам потребовалось на то, чтобы прочитать о ней - не более нескольких минут. Поэтому моё отсутствие не вызвало ни у кого из бдительных стражей в кабинете администратора никаких вопросов.

Ещё через полчаса появилась моя вторая половинка.
- Привет! Пойдём?

Мы вышли на свежий ноябрьский морозец.
- Я знаю! - сказала жена, - мне Мишка всё рассказал и передал от тебя привет, сказала жена, - ужас, да?
- Не то слово! - ответил я. И спросил:
- А кто этот Мишка? И где все эти руководители? Я их тут не видел! Не выходили.
А они все вышли через служебный вход, сбоку. Их кэгэбэшники погрузили. А Мишка - машинист сцены, наш местный рабочий класс, -  засмеялсь жена. И серьёзно прибавила:
- У них каторжная работа - каждый день разбирать и снова собирать декорации, грузить их в машины, вагоны, опять разгружать. В общем, не позавидуешь.
И, продолжая прерванный разговор, сказала
- А ведь это везде, представляешь,  не только у нас! В каждом театре. И в каждом городе. Как думаешь, чем это кончится?

Мы не знали тогда, чем это кончится. И когда кончится, тоже не знали. Но от вопросов было некуда деться. Потому что было ясно: так жить нельзя.

И это - безошибочный признак того, что  наш нынешний "капитализм" неминуемо ждёт тот же самый финал, что и Советскую Власть, которая на глазах  переставала быть таковой.
Жена была права. Это происходило везде! И в нарастающих масштабах.
Миллионы обычных людей наблюдали или слышали от знакомых о таких же вещах, свидетелем которых нечаянно стал я в тот вечер 1982 или 1983 года.
Авторитет Партии, КГБ и всей Советской Власти рушился на глазах с немыслимой скоростью.
И не существовало таких политических знаний или теорий, таких агитаторов и пропагандистов, которые могли бы этому помешать.

И не было такой силы, которая смогла бы в то время заставить меня или того незадачливого  рабочего сцены, лохматого Михаила выступить в защиту этой власти.
Просто потому, что Советской эта власть уже не была.
Между ней и Лениным, Сталиным, героями Революции и Войны легла непреодолимая пропасть.
Ещё были в низовых звеньях, в провинции, в отдельных воинских частях, на отдельных предприятиях и производствах, управлениях КГБ и милиции  люди, продолжавшие верить в Идею.
Они ещё пытались сохранить святое.
Но их голос и их идеи растворялись бесследно в новом хоре новых голосов. И новых идей.
Перекричать их они не могли. И они ушли. Вместе с ними ушло всё остальное.
Обманутые и до глубины души оскорблённые миллионы  вышли на улицы в 1991 году.
Эти миллионы ошиблись. Ошиблись мы все! Но не ошибиться мы не могли!
Поддерживать тот порядок вещей в тот момент означало поддерживать обнаглевших от безнаказанности ****ей, по-воровски подменивших собой самую  великую власть, которую только знала Россия за всю свою историю.
А разделить 20-миллионную Партию на этих ****ей и настоящих, преданных Партии и народу Коммунистов, мы были физически не в состоянии! Злость и ненависть застилали нам глаза.
Что случилось в результате, мы все знаем.

Все прошедшие с тех пор 30 лет я пытался понять, какие системные причины привели нас всех к катастрофе Союза.
И в какой-то момент мне показалось, что главное мне удалось нащупать.
Дело не в капитализме. И не в социализме. Дело в людях, которые и тогда, и сейчас умели пробраться к власти, минуя все мыслимые нормы морали и критерии отбора, как пробирались наощупь в туалет  те две одуревшие от водки холёные и краснорожие околопартийные самки с депутатскими значками.

Дело в том, благодаря каким объективным процессам это стало возможным.

И когда-нибудь, об этом тоже будет написано.

Что осталось сказать?
Пожалуй, только то, что одна из этих дам канула в безвестности. Н никогда больше мне не приходилось её видеть.
Зато вторую вижу довольно часто. Только уже не в театре, а в телевизоре.
Как и все вы.
Она вполне успешно строит "капитализм". Во всяком случае, в пределах своей семьи.
И пользуется полным доверием и уважением властей.
Которым готовит ту же судьбу.


(окончание следует)