праздничный побег

                ( Польские рассказы )
               

          Некоторые считают «единый политдень» в армии не праздником, а совсем наоборот. Конечно, идти на службу в воскресенье –  приятного мало, но парадная форма одежды и торжественное собрание в клубе части навевают такие ощущения.  А чем еще тебе заниматься, если служишь в Польше и живешь на территории родного подразделения.  После торжественной части и выступления партийного руководства обычно представители Управления награждают  отличившихся офицеров и прапорщиков. Я уже полгода числился  в автомобильном батальоне  в должности командира автороты,  но из наград,   мог рассчитывать лишь на «снятие ранее наложенного взыскания». Для младших офицеров это было стандартным поощрением к любому празднику. Праздников в стране не хватало, чтобы свести это соотношение хотя бы к нулю.
 
         Никакой умственной работы  не предполагалось, поэтому я рассчитывал черкнуть пару строк дружкам из училища. 
          Но приобщиться к волнующим проблемам мирового учения не довелось. Только начальник политотдела обозначил основные тезисы своей речи, как по рядам мне передали записку. «Охотникову С.,  немедленно к комбату!» Я в батальоне был единственным с такой фамилией, и мне сразу захотелось остаться в этом уютном зале.  Ничего интереснее решений очередного пленума, о которых увлекательно рассказывал подполковник, в данный момент, не представлялось.  Внушало тревогу само отсутствие моего командира подполковника Петра Васильевича Бершова на этом мероприятии.
   
          – Подходяще ты принарядился сегодня! – невесело произнес Петр Васильевич, – особо белый шарфик будет к месту.
           В отличие от большинства армейских офицеров автобата,  я носил форму ВМФ. Меня и майора Малых, который был здесь замом по снабжению, сюда год назад срочно перевели с Балтики. Малых, вообще,  щеголял в форме морской пехоты.
         – Сейчас сюда прибудет Семенов из ВАИ, ты его знаешь, поедете в Бжег. Обстановка там  с утра  – прескверная. Пропал наш грузовик  ЗИЛ и с ним три водителя из твоей роты. Если  арифметикой владеешь,  это, как раз, по числу мест в кабине. 
          – Но там же Чуб! Старший лейтенант. Командир взвода. – В новость не хотелось верить.
          – Не мне тебе объяснять, какой из него командир. Самое замечательное то, что нам  эту новость сообщили из округа. Не мы им, а они нам!  Боюсь даже предположить, откуда они узнали о ЧП. Так, что ситуация автоматом попала на контроль командующему и набирает обороты.  Готовься! Там вас встретят милейшие представители Службы войск, "особисты"  и наши заклятые друзья из отдела автотранспорта округа..... Каждая служба уже выехала туда  своей командой.  В пререкания с ними не вступай. С характеристиками в свой адрес советую соглашаться.  На мне они уже потоптались…. Наши  водители размещены  в казарме строителей, вот, поначалу,  с ними и выясняй что к чему. Служба в автопарке - по их части...  Эх,  Чуб!
 
 
                _____________

          С утра моросил мелкий дождь. Изношенные покрышки на подъёмах проскальзывали на гладком гранитном покрытии дороги.  Уазику ВАИ приходилось много ездить.  На главной улице города  было мало польских машин. Бензин на личные автомобили в ограниченных количествах выдавался полякам по карточкам и копился для летних отпусков. Пешеходы под зонтиками  дисциплинированно ожидали на переходах разрешающего сигнала светофора, хотя дорога была пустая. Картина для меня поначалу совершенно непривычная. Но порядку можно быстро научиться.  Лично для меня хватило одного раза.

        Я, тогда еще старший лейтенант,  шел по этой улице с высоко поднятой головой, одетый в  форму, которая была сегодня на мне.  Белый шарф и блестящая кокарда.  Даже не шел – чеканил шаг, наполненный  гордостью за свою красивую форму и за свою страну. Предстояло пересечь широкую улицу с двусторонним движением.  Опытным взглядом я окинул пешеходный переход. Слева и справа от него движения не наблюдалось. Народ густо перемещался по «зебре». Я раздвинул замешкавшихся зевак и ступил на дорогу. Ближе к середине, я вдруг обнаружил, что остался на ней один. Уже горел «красный», последние пешеходы спешили покинуть дорогу, когда я только на нее ступил.
 
        Твердой походкой бывалого воина я пересекал широкую улицу. Она была пустынна,  я один шагал по белой разметке. В конце перехода скапливался народ, и все смотрели на меня. Просто удивительно, как быстро там образовалась толпа. Народ расступился, чтобы пропустить советского офицера, которого не остановил красный запрещающий цвет. Это был явно не тот случай чтобы гордиться всеобщим вниманием.   Последних метров мне на всю жизнь хватило, чтобы понять: сигналы светофора надо уважать не только за рулем.
 
             Мало приятного ехать полтора часа в одной машине с человеком, который минимум дважды способствовал тому, чтобы твоя фамилия фигурировала в приказах о наказании.   Семенов принимал участие в расследовании  большинства происшествий в батальоне, основаниями для взысканий, что сыпались на офицеров, часто  являлись его резолюции.  Его отношения с командирами, в заведовании которых имелся хотя бы один автомобиль, были натянутыми. Как ни свирепствовала автоинспекция, число аварий с участием наших бойцов не уменьшалось.  За нашими автомобильными боксами громоздились завалы из  разбитой техники. От некоторых покорёженных машин  еще исходил запах свежей заводской краски.
 
            Под вывеской военных автошкол готовили диверсантов.  Наиболее сознательные выпускники били свои машины о деревья и заборы,   купившие права недоумки,  специализировались на иностранных  легковушках.  По-хорошему, половину  военных водителей следовало бы отправить на доучивание обратно в Союз,  но «план выхода автотранспорта на линию» вынуждал выпускать этот полуфабрикат  на дороги, где те вели себя как флибустьеры  в поисках добычи.
            
            Месяца три назад, рано утром, какой-то шутник из штаба округа передал в батальон телефонограмму: «Поздравляю с открытием боевого счета!» Дежурный офицер пожурил солдата на телефоне за то, что тот принимает всякую чушь.  Через полчаса ему самому пришлось выслушать сообщение: «… в  Бжеге ваш водитель Мухаметшин совершил столкновение с боевым истребителем. Доложите результаты расследования».  Бжег – это польский городок,  истребитель был с нашего военного аэродрома, что располагался неподалеку.  Мухаметшин числился в  моей роте, его не выпускали на польские  дороги, так, как он путал передачи в автомобиле и дорожные знаки на дорогах, но для перевозки бетона по бесконечным  пространствам аэродрома  вполне годился.
      
               Так считал и начальник строительного участка капитан Володя  Бережной, который ночью что-то бетонировал  рядом с  взлетной полосой. Ночью самолеты, как правило, покоятся на земле, поэтому от авиаторов подвоха не ожидали. Но  одному все-таки вздумалось полетать.  Летательный аппарат  благополучно приземлился,  его буксировали к месту стоянки, когда на его пути повстречался самосвал с бетоном.  Тягач – КРАЗ  был виден за километры, он  освещал путь перед собой, а заодно,  пол аэродрома.   Фары встречного тягача  ослепили Мухаметшина, поэтому он при сближении с ним,  сделал так, как учили на курсах вождения: принял вправо и врезался в крыло самолета.  Факт, что ночью грузовики таскают за собой крылатую технику, оказался для молодого водителя из Андижана совершенно неожиданным.  Обе машины двигались с малой скоростью,  сразу затормозили, поэтому он остался жив.
 
        Я потом не раз наблюдал  тот самолет. В отличие от серебристых и камуфляжного цвета собратьев, он имел цвет недозрелого огурца  и шасси как у велосипеда. С каждой стороны фюзеляжа  под крыльями почти до земли свисали турбореактивные двигатели. Он сиротливо стоял недалеко от штаба в траве  около дороги  в качестве вещественного доказательства нашей вины и ожидал денег на свой ремонт, которые его хозяева надеялись стрясти со строителей.
         – Да не истребитель это! – пояснил Бережной, больше проводящий времени среди молодых летчиков,  – малый бомбардировщик ЯК, переделанный в самолет - разведчик, или самолет радиоэлектронной борьбы (РЭБ).
 
           Для меня эти знания не имели особого значения.  Реактивные самолеты  стоят дорого. Выставленный летчиками счет мог разорить  наши автомобильные войска. Угрозы в наш адрес стали поступать отовсюду. Стандартные наказания всего нашего авто батальона в виде начетов  даже близко не компенсировали сумму претензии.  На требуемые деньги можно было купить новый самолет. Была задета честь мундира автомобильных войск.  Так как столкновение машин произошло не в воздухе, Семенову поручили  изучить летное дело с точки зрения правил дорожного движения. Довольно скоро он выяснил, что, собственно-полет, приземлением не заканчивается:
         «Во время буксировки самолета летчик обязан находиться в кабине, все габаритные огни должны гореть». Авиаторы были посрамлены, для некоторых это было откровением.  Отрадно было узнать, что разгильдяйство встречалось не только в автомобильных войсках. Офицеры авто батальона, и я в том числе,  на майора ВАИ стали смотреть более благожелательно. Меня даже не наказали.
 
                ____________         

          Около штаба авиационного полка стояло несколько «уазиков». Там  планировалась операция по поиску беглецов.  Сразу сдаваться десанту из самого главного штаба было тактически неграмотно.  Решили сначала пообщаться со строителями.  Майор Кравцов – начальник штаба строительного батальона, доложил обстановку. Он тоже был в парадной форме одежды.
 
        –  Этот ваш идиот –  Чуб перепутал позывные на коммутаторе, отчего его вместо родного авто батальона соединили с автомобильной службой СГВ, –  сразу пояснил он причину вселенского переполоха, –  им он  и выпалил о пропаже машины.  Разворошил это логово.  Да еще в такой день.  Ну, те и вцепились в нас. Мы обнаружили отсутствие трех водителей, но возможности что-либо предпринять, пока не было. Машины из округа подъезжают по очереди, в каждой – минимум два полковника, и все  жаждут крови. А эта кровь пока только у меня  и Бережного. Теперь и ваша добавится. Сейчас  как раз Бережного терзают.

          – А начальник СМУ  тут причем? Служба, вроде, не по его части.
          – Так машина его поджопная и водитель этот - Бусыгин, считался его личным водителем. Мой командир на этом сразу внимание заострил….  Ведь все утренние звонки принимал наш дежурный...  Виктор Николаевич опытный волчара.
          – А где сам майор  Маковец? – Вмешался Семенов, – вашего комбата, что, не допрашивают?
          – Больной он. Меня вместо себя выставил.
          Об этом можно было догадаться. Старый майор в вопросах служебной казуистики был мастером. 
             – А как машина из гарнизона выехала? – Продолжил размышлять Семенов. – Я смотрю: два ряда ключей проволоки, КПП у летчиков  серьезное. Нас вон,  сколько проверяли,  прежде чем пропустить.
             Кравцов с досадой махнул рукой. – Это  им сегодня с утра нахлобучили, вот и стараются. Смотри, какой гарнизон большой, а заезд только один  – посередине.  Водилы,  и  наши, и летчиков  давно в кустах забор повалили, чтобы путь сократить.  Дорогу там накатали  и, скорее всего, не одну.    
                ______________

       Чуб сидел в будке дежурного по автопарку и смотрел в окно. Это был рослый детина,  с которым у меня всегда были трудности по части  общения.  Именно  о  таких говорят: « себе на уме». Площадка была плотно забита машинами. В ряду грузовиков зияла прореха.
            –  …. Да правильно я звонил!  Чего выдумывать!  Это телефонист перепутал.
            –  И что, там тебе даже не представились? – не поверил я.
            –  Да представились…, связь плохая…, я только слово «автомобиль» хорошо расслышал.
             – Зато  тебя услышали отлично!
             
              У старшего лейтенанта были своеобразные понятия о дисциплине. Его сюда сослали  потому, что в городе Явор, где базировался батальон, найти его в рабочее время в автопарке удавалось не всегда. На его рабочей одежде всегда было меньше масляных пятен, чем у любого другого офицера автобата. Здесь  до ближайшего пивного бара четыре километра. Расчет был на его природную лень. Он был лоботрясом, но именно это его качество  позволило получить нашему командиру долгожданную звездочку на погоны.
 
          Парадоксы разнообразят нашу жизнь. Сколько времени Бершов «перехаживал» майором никто толком не знал.  Каждое «представление на звание», которого он безусловно заслуживал, в высоких кабинетах непременно  наталкивалось  на  новость  об  очередном инциденте на польских дорогах с участием его водителей. Наших дипломатов  раздражало, что  их покой и благополучие зависели  от кого-то майора. В консульствах  его фамилию хорошо знали  и считали главным виновником регулярных международных скандалов. Трусоватые штабисты проявляли принципиальность и возвращали «представление» назад. 
          Он  и его офицеры  учили своих подчиненных. Те становились хорошими водителями и уходили домой. Взамен присылали очередной «полуфабрикат».

          Было  видно, командиру стыдно было ходить в майорах, когда его сверстники уже примеряли полковничьи погоны. Перекладывал бы бумажки в кабинетах,  звания получал бы в срок, а тут – живые люди. И Чуб среди них...
 
          Когда тот выходил положенный лейтенантский срок, Бершову  стали об этом сначала ненавязчиво напоминать. Потом настойчиво.   Бершов давал стереотипный ответ – «не заслужил».  У Чуба в Москве оказались могущественные родственники. Может, из Главного штаба, или даже  из «военторга»! Такие люди не опускались до общения с простым  комбатом, поэтому   стали надоедать  военным чиновникам в штабе СГВ.  Карьера лейтенанта автомобильных войск была распланирована заранее, а тут кто-то создает препоны будущему генералу….
 
         У любого опустятся руки, когда на тебе устойчивое клеймо  «постоянной вины», озлобленное начальство, подчиненные – чистоплюи с  влиятельными родственниками и служебная перспектива, не имеющая склонности к улучшению. Со стороны положение кажется безнадежным,  если у тебя нет воли, чтобы  попытаться разрушить этот несчастливый  пасьянс  нестандартным ходом. 
            Петр Васильевич  использовал свой шанс.  Порядок получения званий он хорошо знал. Конечно, маленькую звездочку  чьему-то знатному отпрыску его начальники способны нацепить и без него, но при неблагоприятном развитии событий могли за это лишиться своей.  А Бершов подобное развитие им обещал. Поставил условие:   его «представление» следует впереди «представления» этого балбеса. Он берет грех на душу, извольте и вы взять.
 
                __________
 
           «Больной» Маковец сидел в своем кабинете и проводил дознание. 
          –  Мои болезни уже не лечатся. Люди наши, нам и искать их!  А эти понаехавшие только мешать будут. Каждый раз одно и то же. Хватит с них моего начальника штаба и строителя…. – Так командир батальона объяснил свой недуг. 
          Время он даром не терял. Вся рота, где жили командированные механизаторы, вереницей прошла через его кабинет.  Все водители, как один,  дружно удивлялись  отсутствию своих товарищей. Можно было допустить, что они не в курсе, но  мимо дневального по автопарку машина незамеченной  проехать не могла, просто  потому, что у того были ключи от шлагбаума. Солдат выдержал первую психическую атаку офицеров. Не дрогнул он и при дальнейших допросах. Было понятно: он не опасался мести беглецов, хотя Бусыгин среди солдат пользовался авторитетом. Тут было что-то другое.  То, что заставляет ставить под удар свою собственную судьбу.  Угрозы следовали одна за другой, но парень держался.
         Прибежал дежурный по роте.
        – Вас вызывают в штаб.

         Конечно, с  КПП о нашем прибытии уже сообщили, в штабе захотели нас видеть. Дежурный, с большими от усердия  глазами, когда мы тормознули около него, прошептал: – Они в кабинете командира полка. 
           Бережной стоял на крыльце штаба и зябко кутался в форменный плащ.
         – Обещали разжаловать и уволить, – отстраненно поведал он. – За что? – еще не сформулировали…. По совокупности!  Самолет  тот припомнили…. Один прицепился, « что это я делаю на военном аэродроме, да еще ночью»…? Хороший вопрос! Я так растерялся, даже не смог сразу сообразить, –  зачем я здесь и чем занимаюсь…? Получается, вроде, как  вредительством ….

        –  Тут телефонограммку принесли, – переключился он на обыденность, так же без эмоций, –  сегодня в шестнадцать ноль-ноль поляки состав подадут под разгрузку….  Они обожают ставить их в наши праздники. Я пока на службе, так что разгружать придется. А один крановщик в бегах.  Так вы, будьте добры, обеспечьте к этому времени три автокрана и шесть автомашин.
           Насчет машин и крана -  это он ко мне.  Бережной философски относился к своим наказаниям, будто они были приложением к его должности.  Вот и сейчас. Совершен побег, а он размышляет, как вагоны разгрузить вовремя…. Издержки профессии!

          …Когда груженый самосвал воткнулся в тот самый ЯК  и его  среди ночи разбудил  прораб, ответственный за бетонирование, то он первым делом озаботился  грузом.  Бетон готовился на его бетонном узле повышенной прочности.  Затвердеет,  потом вместе с кузовом выбрасывать. Ему было все рано, какое препятствие оказалось на пути самосвала –  бомбардировщик или столб.
          Пользуясь тем, что в четыре утра нет свидетелей, он подогнал к месту столкновения кран, приподнял крыло самолета и вытащил из-под него машину.  Дежурный по полку в это время доказывал таким же ночным дежурным, что  его сообщение -  не розыгрыш. Капот и бампер были всмятку, но двигатель завелся. Бетон с трудом разгрузили  где надо, а  самосвал опять засунули  под крыло. Все это время автокран удерживал  половину боевой машины на весу вместе  с помятым двигателем и выбитой стойкой шасси.

          Это он сам мне потом рассказывал.  Несмотря на то, что под плоскость подкладывали доски и старые фуфайки, троса оставили явные следы в  мягком алюминии, и эксперты потом ломали головы: – откуда они там взялись.
 
          – И вот еще что! – Бережной  собирался уходить, но задержался. –  Меня все про работу ночью допытывались. Мол, машины по темноте использую бесконтрольно.  Так Маковец строит свою линию защиты  и свои промахи маскирует.   Оправдание – так себе!  Вы же понимаете, что это  неправда.  Было несколько  раз по особому приказу. Один раз – когда в самолет воткнулись. Так, что хоть вы на это не ведитесь.

        С Семеновым, Бережной общался максимально сдержано. Начальник ВАИ только тогда признавал положение с автотранспортом строителей нормальным, когда тот стоял в автопарке на приколе. Каждый движущийся автомобиль  вызывал подозрение и являлся источником опасностей.  Начальник СМУ жаловался мне, что Семенов сам часто устраивает засады в кустах около дорог, выскакивает, как черт из табакерки, и учиняет ему форменный допрос: – куда это ты двигаешься, посреди рабочего дня и порожняком?
          
               
                ______________
               
 
         Обилие полковников в одном  помещении – впечатляло.  Скорее всего, люди  использовали  возможность улизнуть с политзанятий.  Офицеры штаба с голубыми летными  петлицами жались по углам.  Побег совершен из авиационного гарнизона, а хозяин кабинета был начальником этого гарнизона.
 
          Какая-то субординация среди приезжих существовала, потому, что только некоторые из них орали и грозились. Представляться никто не подумал.
          – Кто такие? –  Прозвучал вопрос из пространства из-за   стола, над которым склонились головы с озабоченными лицами.      
          – Командир автомобильной  роты капитан Охотников   
          – Майор Семенов – военная автоинспекция.
          –  Так это ваши люди угнали автомобиль? А тот бестолковый капитан, что нам головы только что морочил? Он кто такой? – Полковник с широким лицом, в командирском кресле, вперил в нас немигающий взгляд. Голос у него был внушительный с угрожающими интонациями. В армии легко сделать карьеру, обладая таким подавляющим волю голосом,

          – То, начальник строительного участка был….  Строитель! – подсказал  сидящий за приставным столом   другой полковник с прилизанными волосами.
          –  Не важно…!  Таким как он не место в армии!  Техника у него, видите ли,  по выходным и ночами работает.  Что-то разгружают и разгрузить вовремя не могут.  Дня не хватает, машины ночами шастают где попало. Так, утром придем, а аэродрома нет!  Перекопан вдоль и поперек….  А вы, почему ему потакаете? Почему за людьми не следите?  Есть четкий приказ: – в кабине, где  водитель – солдат, обязательно должен быть «старший машины». Офицер или прапорщик! Почему не выполняется?
 
        – Поляки вагоны ночью иногда ставят. Надо разгружать, чтобы простоя не было. «Старшие машин» предусмотрены только при передвижениях вне гарнизона. Внутри гарнизона всей техникой распоряжаются строители. Пропавшие водители характеризовались только положительно –  Это я произнес, подозревая, что мои оправдания слишком далеки от реальностей, в которых живут офицеры штаба округа.

         –  Что  здесь лепечет этот моряк!   Он вообще, понимает, что произошло? Его  подчиненные  дезертировали на военной  машине, а он нам басни рассказывает. Вырастили преступников...

          Его отвлекла группа офицеров за отдельным столом. Высокий, в ремнях, полковник сказал:
           – Мы посчитали. Бака бензина у них хватит, чтобы доехать до границы. А если имеется дополнительный запас, например,  в бочке, то и дальше.  Мы не знаем, сколько времени они в пути, но если сейчас поднять вертолеты, можно попытаться их перехватить.

       К столу подошел подполковник в морской форме. – Посты на границе предупреждены, основные дороги под контролем. Я вас спрашиваю: стоит ли сейчас беспокоить Командующего насчет вертолетов?   

       – Стоит, не стоит!  Мы обязаны принять все меры. Мы же не знаем, где эти негодяи и каковы их намерения.  Вы, майор, какие меры приняли по своей части? – переключился полковник в кресле на Семенова. Видно, насчет меня ему все было понятно.
       – Есть свидетели побега. Сейчас с ними работают….  Надо отталкиваться от их показаний.
       – Вот и отталкивайтесь! Сколько времени собираетесь толкаться?
       – Думаю, часа три – четыре понадобится… – Семенов рисковал, называя такие сжатые сроки.
       – Думать надо было раньше. Вашему  начальнику штаба мы уже задачу поставили. И время определили. Три часа!  И ни минуты больше. Потом, ваше участие не понадобится.

               
                _______________

          Ночной дежурный по автопарку, проще – сторож, невысокий паренек с детским лицом, перестал реагировать на вопросы и молчал. Лицо обиженное и испуганное.  Скорее всего, он дал кому-то слово и изо всех сил старался свое обещание сдержать. Начитался книг про партизан и подпольщиков. Чем сильнее  на него давили, тем больше он замыкался. Вся рота, больше сотни человек, с цинизмом сторонних наблюдателей,  следила за допросом.  Больше наших угроз, он боялся их осуждения. Молодежь стыдится выказывать  сочувствие, тем более прилюдно. Кто-то потом беззлобно хлопнет его по плечу.
        – Заложил, все-таки, товарищей. Испугался!
        А другой скажет.
        – Зачем молчал дурья башка, рассказал бы вовремя,  ребята бы не пострадали.
       С обеими не поспоришь.  Парня было жалко, но его упорство уже выходило за рамки здравого смысла.
         
           Маковец выпроводил  всех из кабинета и закрылся с «партизаном» наедине. Время шло,  мы боялись  лишний раз посмотреть на часы. Как и наш Бершов, Маковец занимал заведомо "расстрельную" должность, задержался  в «майорах» по тем же причинам, и сегодняшнее происшествие точно не украсит его послужной список. Тем не менее,  опыта у него было побольше, чем у нас всех.
 
         Минут через пять он позвал нас к себе.
         – Парень мало что знает. Можете мне поверить…. Да! Они обсуждали между собой, куда собираются отправиться. Но так…, между прочим. Сторож запомнил  первую букву из названия деревни. И то, только потому, что эта буква «Я». Правда, Леша? – повернулся он к сторожу, который сидел в углу на диванчике.
          Солдат  с отрешенным видом кивнул головой.
          – Деревня то длинная?  То есть, ее название длинное или короткое? – это я решил внести свой вклад в расследование.
          –  На лице солдата промелькнула гримаса смятения и раздумья, он отрицательно покачал головой.
          – Ну, иди, отдыхай, а то тебе досталось сегодня, – Виктор Николаевич  не менял своего отеческого тона.
 
           Два майора  сразу склонились над подробной картой Польши, которая с утра лежала на столе комбата. Сразу бросилось в глаза  – Янковичи….  Потом, стали подчеркивать все близлежащие населенные пункты на последнюю букву алфавита.
            – Я  плохо знал командира части, у того был свой автопарк и свои водители, но было интересно, как он разговорил сторожа.
            – Как? – задумался Маковец. – поговорил с ним по-человечески. Вот вы наседали на него, орали. Я понял, распни его, ни слова не скажет…. Поговорил, как с сыном.
            – Его ведь тоже наказывать надо!   
            – Накажу! А как же! – майор криво усмехнулся, – уберу из сторожей. Вон у наших летчиков наказание есть - «отстранение от полетов» называется.   Раньше, может, и действовало, теперь вроде как выходной день, дополнительный….  Хороший парень этот Леша, хоть и нарушитель. Таких людей нельзя сторожами над людьми ставить.

          Ладно, хватит! – осадил  Маковец поисковиков на карте, когда  карандаши начали черкать вокруг Варшавы, – не такие они идиоты, чтобы по центральным дорогам разъезжать. Вон есть Янковичи, с нее и начнем, на другие «я» нам время не дадут….  Начальник штаба! Берите мою машину.  Чувствую, водитель знает туда   короткий путь…. Одна шайка.
       Очень заманчиво выглядели эти Янковичи. Близко, и дорога туда ведет хорошая. 

                ____________

          Все приободрились. Была обозначена цель, и возможность хоть какого-то действия.   Я ехал за своими водителями и грузовиком, Семенов – за грузовиком, Кравцов – потому, что его послали. Над дорогой, цепляя кроны  деревьев, клубился туман.  Обочины шоссе были плотно засажены деревьями.  Почти у всех, на уровне автомобильных бамперов имелись на стволах отметины.  Большинство с наплывами новой коры, но были и свежие. Военные машины  не всегда вписывались  в габарит дороги при разъездах.    
 
         Вокруг аэродрома расстилались крестьянские поля, посевы почти вплотную подступали к забору из колючей проволоки. Бетонные столбы плохо держались в черноземе, как пьяные, клонились в разные стороны. Если основные сооружения на аэродроме, включая взлетную полосу, были еще немецкой постройки, то ограждение было отечественное, повалить его не составляло труда.
 
        Старожил гарнизона Маковец рассказывал местную легенду о том, что до войны, еще немецкий начальник гарнизона жаловался своему фюреру на отсутствие забора, когда тот прибыл сюда с инспекцией.  Мол, очень привлекают ночью солдат близкие деревни и хутора. Руководитель нацистского государства пояснил ему, что Германия  нуждается в аэродромах и самолетах, а заборы вокруг аэродромов – это непозволительные траты ресурсов. И велел для решения проблемы с самовольщиками соорудить две виселицы…

           По лобовому стеклу «уазика» струились мелкие ручейки. Одним взмахом  «дворники» очищали стекло от воды, потом с противным скрипом елозили по сухой поверхности.   Пассажиры сидели молча. Слишком разные люди ехали в этой машине, общих тем для разговора не находилось.
 
        Янковичи, как и ожидалось, оказалось маленьким селом со старыми  домами, окруженные садами.  В само село заезжать не пришлось. На въезде, среди раскидистых яблоневых деревьев, «мордой» к дороге,  застыл пропавший ЗИЛ. Он стоял одинокий, на заросшем травой склоне, рядом с серым  двухэтажным домом. Падающие листья и тяжелая влага с веток беззвучно оседали на капоте. Было ясно, машина простояла здесь всю ночь.   Семенов обежал вокруг машины, заглядывая под  днище.    Дверцы кабины оказались закрытыми на ключ.  Вокруг стояла тишина.  В такую промозглую  воскресную погоду люди предпочитали оставаться дома. Никакого движения не наблюдалось  и в самом доме.

          Кравцов постучали в дощатую, с облупленной краской,  дверь дома,  все-таки он был руководителем  этой экспедиции.  Дом казался необитаемым. Он постучал еще раз и  дернул за ручку. Дверь была не заперта. За ней оказался продолговатый коридор с плохо побеленными стенами и затертыми половицами на полу из плохо подогнанных деревянных досок.  Ожидать у порога хозяев никто не собирался. Первая же открытая комната была завалена спящими людьми. То, что люди спали, мы выяснили по некоторым признакам после короткого исследования. На постеленных матрацах вповалку лежали мужчины и женщины разных возрастов. Во второй и третьей комнатах картина была такая же. Наши самовольщики  тоже были обнаружены  на полу. Они спали не раздеваясь, только сапоги с удивительно чистыми белыми портянками стояли у них в ногах.
      
             Беглецы не хотели просыпаться, потягивались и улыбались. Вели себя так, будто офицеры зашли к ним в гости. Это потому, что Кравцов, чтобы не будить спящих, тихо и ласково уговаривал их обуться и выйти на улицу. Но с пола уже поднимались  люди и с удивлением рассматривали  незваных гостей. Они начали переговариваться, из соседних комнат в коридор стали выходить зеваки.
             – Чем вы здесь занимались? – не выдержал я, – почему все спят.
             – Нас на свадьбу пригласили, – по-прежнему улыбаясь, отозвался   Бусыгин, – здорово все было…! А вы зачем приехали? Мы бы и сами скоро вернулись.
            Спорить с ним  никто не стал. Солдаты стали натягивать сапоги, искать в тряпье ремни и пилотки. Офицеры вышли из комнаты, отворили входную  дверь наружу и закурили. Коридор стал заполняться молодыми  людьми.  Два майора, в ладной форме, перетянутые ремнями,  представляли собой знаменательную картину. Заспанные гости, многие, видно, с похмелья боязливо щурились на них и исчезали за скрипучими дверями.
         
          Сверху по скрипучей лестнице спускались наспех одетые пожилые мужчина с женщиной.  Разговор в коридоре стал более нервным. Это были хозяин с хозяйкой, и они спрашивали, что здесь делают «радзеские» офицеры. Я с трудом понимал их разговор, но то, что  речь идет о незваных визитерах, можно было догадаться. Хозяин стал что-то горячо говорить, размахивая руками, обращаясь то к майорам, то ко мне.
            – Серега, надо заканчивать эту бодягу! – тихо обратился ко мне Кравцов, – не забывай, там уже вертолеты готовят…. Твои бойцы! Пусть пошевеливаются.

          Солдаты вышли в коридор,  их обступили парни и девушки. Парни хлопали их по плечам, на прощание жали руки, девушки старались обнять.
         Как они понимают друг друга? – поневоле подумал я. – Когда успели так сдружиться?
 
        По лестнице медленно спускалась худенькая старушка, подслеповато глядя на  этот хоровод.  Девушка в простенько цветастом  платье поддерживала ее под руку. Бабушка увидела офицеров у входа, всмотрелась в меня и, казалось, замерла в ужасе.
         Я слишком хорошо знал  троицу беглецов. Меня они тоже хорошо знали.  Я без особых церемоний отодвинул мешавшего польского товарища и с укоризной произнес.
          – Бусыгин, Матецкий, Ткачук. Имейте совесть!  Вас ждут. Давайте на выход! – Даже не скомандовал. Попросил!
 
         Я понемногу увлек их за собой и наткнулся на эту старушку. Она  по-прежнему рассматривала мою морскую форму. Почти миновал ее, как вдруг она закричала.
           – СС! СС!  Полициа! СС! – Старушка тянула руки ко мне и кричала.
          Я сразу даже не сообразил, что мой черный плащ с погонами  и черная фуражка с «крабом»  ВМФ, имеют определенное сходство с формой, в которой красовался киношный штурмбанфюрер Штирлиц. В том доме впервые увидели советского морского офицера. Мало  что  понимая, солдаты протискивались к выходу. Старушка бросилась на пол и обхватила мои ноги.
          – Жолнежство то не вина! – Солдаты не виноваты! –  Я в испуге пятился назад, старушка плакала и пыталась поцеловать ботинки. – Немец…! СС! – Окружающие застыли в оцепенении. Немощные  руки не могли меня удержать,  я выскочил наружу.
           – Жолнеж  то не вина! – непрерывно сквозь плач повторяла старая женщина, из последних сил пытаясь  защитить солдат.
 
          Что же ей пришлось пережить в давней оккупации? Чем тогда так напугали захватчики в черной одежде, если до сих пор военный в подобной форме представляется ей эсэсовцем.  Ведь на двух других старших офицеров она внимания не обратила.  Пять лет она жила с нацистами в одной стране. Пять лет! Если ее молодость пришлась на это время, то это почти полжизни.
 
               
                ____________

              Семенов завладел ключами и с видимым облегчением копался  в кабине ЗИЛа.  Машина  выглядела  ухоженной, будто только вчера  сошла с конвейера.  Начальник строителей  оберегал  ее для дальних поездок.  Взревел мотор. Тягостная картина от увиденного в доме, стояла перед глазами.  Я чувствовал неловкость, будто в происшедшем была моя вина.  Командирский «уазик» приветливо рокотал прогретым двигателем.  Матецкий с Ткачуком сразу полезли за заднее сидение в багажник, предоставляя Бусыгину место на сидении рядом со мной. Что ни говори, а авторитет у того среди солдат неоспорим.

         Беглецам не терпелось поделиться впечатлениями. Сцену  со старушкой при прощании, они, видимо, спросонья,  не поняли.
          – Мы были почетными гостями на свадьбе! – в голосе Матецкого чувствовалась  гордость, – жители  приходили на нас  посмотреть! И поздороваться! Девушки специально для нас танцевали. Разные танцы. И мы с ними тоже танцевали…. До утра.
          Он вдруг вспомнил. – А вы, почему приехали? Мы бы все равно вернулись сегодня.
 
         Мальчишки, по-прежнему, находились в счастливом неведении, насчет своей участи. 
         «Не переживайте, мы бы вернулись!». Какая забота о своих командирах…!
         Опытный Кравцов оттягивал серьезный разговор до последнего. Может, жалел их, или  мне предоставлял возможность объяснить этим «почетным гостям» что их ожидает.

           – А как вы попали на эту свадьбу? – Этот вопрос интересовал меня с первых секунд, как   увидел их спящих на полу.
          – А это польские родственники Матецкого, – простодушно поведал Ткачук, – когда он написал родителям, где служит, те дали ему адрес своего дяди.  Оказалось, недалеко. А дядя пригласил. Всех нас троих.
 
        Эх, этот Чуб! Видно же, что пацаны не в первый раз  наведались туда в гости. Как можно было не замечать отсутствия машины. Не пешком же они бегали туда? Едва ли, на такси! Поднимать самому эту тему не хотелось.
 
       Определенно, эти Янковичи были расположены близко. Мы опережали контрольное время, отведённое на поиски,  «уазик» уже подъезжал к гарнизону.
       – Так вот ребята! – я решил, что пора их готовить к неизбежному, – вас ищут с утра, и потому, по вашу душу в Бжег приехали десяток полковников. И по нашу душу, конечно. Всем теперь достанется. Самоволка на военной машине – это серьезно.

         – Так мы же никуда не собирались убегать. Нас ведь пригласили! – добросовестность  всегда выступает  в паре с наивной доверчивостью.
 
        – Пригласили! – Не выдержал Кравцов на переднем сидении. – Прямо филармония получается с балетом….   Сейчас вас пытать начнут, так вы там поменьше болтайте. Попались один раз,  за этот «один раз» и отвечайте. Чтобы без всяких фантазий и воспоминаний.  Понятно!   

         Водители пригорюнились. Бусыгин неподвижно смотрел перед собой.  При любом раскладе, он был водителем угнанной машины, двое других – только пассажирами.  Веселое приключение грозило закончиться неизвестно чем.

         – Так что получается! Нас будут  обвинять  в самоволке и побеге из части? – У Ткачука по-детски задрожал голос.
         –  Нет! Что ты! Похвалят  за  экскурсию на военной машине…. Вы бы еще на танке в гости поехали! – Начальник штаба тем больше злился, чем ближе был конец поездки. –  Вертолеты приказали готовить, чтобы перехватить вас  у границы…. Нас пока ждут. Скажите спасибо дневальному по автопарку. Он вовремя вспомнил букву из этой деревни. Поэтому с нами едете. А иначе, вас другие люди в наручниках бы доставили. – Кравцов с лейтенантской поры имел дело с солдатами и мог отличить  легкомысленную глупость от преступления.
         
          Я тоже думал о своем.  Почему так случилось? Ведь это абсолютно безотказные, надежные ребята. Технику содержат в идеальном состоянии. Бусыгин, знаю, призывался из Сибири. Начальник СМУ на него разве только не молился. И на крановщика тоже! Если было надо, парень сутками из крана не вылазил.  Это они тогда вытащили самосвал из-под самолета. Ткачук крыло держал. На скорую руку починили двигатель, отогнали машину к месту разгрузки, помогли разгрузить и снова засунули ее под крыло. С водителем тягача сами договорились, чтобы  помалкивал.  Тот  тоже был солдатом.

         Может быть, слишком доверяли им.  А если бы они мне открылись? Попросили бы вместе съездить на эту свадьбу. Особисты бы узнали,  в двадцать четыре часа всех бы вытурили из Польши. Запрещено общаться с местным населением. Почему? Никто толком не знает. Как во вражеской стране находимся.  Видно же было – люди в том доме живут небогато, и свадьба была, скорее всего,  скромная.  А какая у солдат была другая возможность попасть на этот праздник? Никакой возможности! Сидят  за колючей проволокой, как в лагере, и охраняют их  так же.     Что подумают о нас  польские родственники Матецкого? -  «Забрали солдат, как преступников». Хотя, они для взаимопонимания двух народов, может, сделали больше чем сотня политработников.

          Этим самовольщикам, наверное, лет по двадцать. Слезы на глазах.  А минуты  назад светились детским восторгом…. «Чтобы другим неповадно было!» По этому принципу и накажут. Меня тоже. И Кравцова, и моего комбата, и комбата строителей. Виноватых всегда ищут вблизи. Даром, что ли столько из округа понаехало в  выходной день. Только за то, что отдых испортили,–  будут безжалостными. Вспомнились слова одного из полковников в штабе: - ...в день, когда  вся страна в едином порыве собралась для изучения самого передового мирового учения, каждое нарушение рассматривается как вызов обществу, как идеологическая диверсия.... 
      
            Машин около штаба стало еще больше. Кравцов еще раз втолковывал.
          –  Тех поляков, у которых вы гостевали,  встретили на дороге. Случайно!  Вы им понравились, вот почему вас пригласили на эту свадьбу. Вы не могли отказать. Чтобы не обидеть хороших людей и нашего военного союзника.
          Водители понуро кивали головами.
        – Про родственников, тебе  Матецкий,  лучше помалкивать, иначе будешь дослуживать где-нибудь под Магаданом. Тебя первого и пригласили, чтобы уж совсем не завраться, а потом ты и дружков своих подтянул.  Больше на свадьбу напирайте. Что бы ни спросили – вы все про свадьбу. Праздник, все-таки, у людей был.
       
                ___________
      
            Кравцов зашел в кабинет и доложил о нашем возвращении. Спросил, как заводить беглецов -  всех сразу или по одному?  Ему попеняли на незнание азов расследования: «преступников надо раскалывать поодиночке!» Внушение происходило на повышенных тонах и было слышно в коридоре. «Почетные гости» совсем поникли. До последней минуты  надеялись, что мы их просто пугали.  Я предложил определить очередность захода по желанию.  Водители замялись.
           –  Ну что же! Давайте, как в школе,  по алфавиту. Бусыгин, готовься!

           За ревом, что раздался за дверью, были едва слышны всхлипывания солдата. Заготовленные вопросы были рассчитаны на матерых вооруженных дезертиров, пойманных при переходе границы.  На секунды становилось тише, это Бусыгин пытался объяснить им, что ничего плохого они не замышляли. Гневные возгласы  прерывали его, затем все опять тонуло в многоголосом гвалте.

           Испуганные Матецкий и Ткачук никак не могли определить, кто следующий.  Порядок букв у них вылетел из головы.
           Полубезумная старушка еще стояла перед глазами, когда мне пришло в голову, что у нее для опасения были все основания. Во всех армиях мира требования к дисциплине схожи. Все ли солдаты в таком возрасте осознают, что совершают преступления?  Наверное, во время войны, скольких таких детей расстреляли за подобное, и те умирали с удивлением на лице: «за что»?
         Та легенда про две виселицы от немецкого фюрера заканчивалась тем, что одна из них была раз использована. Другая не понадобилась.

          Наконец, Бусыгина выгнали из кабинета, и туда  отправился Матецкий рассказывать «про свадьбу».
          Шуму на этот раз было раза в два меньше.  Масштаб события явно не соответствовал должностям следователей, отчего они ослабили напор.
         На Ткачука у приезжих уже не осталось ни сил, ни злости....   С грохотом распахнулась дверь,  распаренный полковник понесся к выходу. В таком же темпе покидали кабинет и остальные.  «Дело» или  «преступление», на котором они могли бы проявить свое мастерство, никак не прорисовывалось.

                __________
 
            Подбитый бомбардировщик, который так обидно пострадал на земле, по-прежнему стоял на обочине.  Люди проходили мимо, не обращая внимания. К нему привыкли, как привыкают к памятнику.
              Летчикам не удалось обогатиться за счет строителей. Самолет еще больше припал к земле, как птица с перебитым крылом. Он  сохранял стремительность в своих очертаниях, казалось, сохранил готовность к полету, но фонарь был откинут, в кабину свободно  проникал дождь. Не требовалось больших познаний в авиатехнике, чтобы понять – он свое отлетал. На самолет махнули рукой,  он стал источником деталей для своих более удачливых собратьев.  Невольно возникала мысль о хрупкости современной техники. Мы быстро восстановили самосвал, и тот продолжает здесь работать, а другой участник столкновения списан в утиль.

             Машина вернулась в автопарк, беглецы – в казарму. Я доложил Бершову по телефону о ситуации. На замену трем беглецам, из части выехали  другие водители. Та же машина заберет самовольщиков. Их служба  в этом гарнизоне закончилась. Мы с Бережным в кабинете Маковца перетряхивали список остальных водителей.  С утра колонны машин отправятся на железнодорожную станцию и в карьер. Вовремя мой командир получил звание! И я тоже. Никакие «старшие машин», а это были, в основном, незанятые весь рабочий день замполиты рот, не добавят мастерства оставшимся и вновь прибывавшим. 
         
           Командир батальона  в своих «объяснительных» представил дело так, будто машина  из автопарка выехала по распоряжению  строителей, поэтому его служба не среагировала.  Он знал, что до истины никто докапываться не будет, наверняка примут версию, которая будет удобна руководству.  Подобное,  происходило  не впервой,  но  Бережной вынужден был  пока мириться с таким отношением. Должно было случиться нечто экстраординарное, чтобы кто-то принял во внимание мнение младшего офицера.  Кто знает, может оправдания  такого рода и привели к тому, что  Маковец прочно застрял  в  «майорах».  Многие знали разницу между результатами официального расследования и правдой, а родственников в  «военторге» у него не было.
   
        В который раз помянули Чуба. «Как можно было так ошибиться с докладом»?  Маковцу была хорошо известна история получения тем очередного звания. Он насмешливо смотрел на нас.
           – Вы верите в то, что он ошибся?  Человек с высшим военным образованием! После двух лет службы здесь…!  « Его не услышали, он не расслышал»! За прошедший месяц   он несколько раз ездил в город за пивом и на телефонную станцию.  Водители мне докладывали. Наверное, советовался с родней в Москве…. Думаете Чуб простил свое унижение со званием? Как бы ни так! Это вы здесь работаете. А этот   лейтенант  набирает стаж для новой должности….   Я свечку не держал, поэтому утверждать не могу. Но, посудите сами! Он первым доложил. Вскрыл пороки нашей службы. Именно с этим будет ассоциироваться его фамилия, а не с тем, что это были его подчиненные.  Я так понимаю, те не первый раз гастролировали ночью. Милое дело! Служба спит. Польская полиция наши  военные машины не останавливает. Езжай куда хочешь.  Так ваш Чуб,  таким отношением к службе, под суд нас всех подведет.
 
         Маковец говорил медленно, как бы размышляя сам с собою. –   Ваш Петр Васильевич  накажет Чуба  своей властью, а его спросят: – вы же недавно его на новое звание представляли! Характеристику ему дали положительную. Как можно было так ошибаться!  Обстановкой не владеете….   Так то!
         
 
         Пользуясь случаем, Семенов,  вместе с  подполковником из автомобильной службы округа, проинспектировал  автопарк.  Чуб вовремя проводил техобслуживания  автомобилей, по путевым листам тоже вопросов не было, за этим мы следили, но раз имеется автоинспектор,  обязаны быть и нарушения,  за которыми последуют оргвыводы. В происшествии наступала стадия прикрытия своих задниц. Возвращаться  в  одной машине с ним не было никакого желания.

          Строители  вопросами  дисциплины  заморачивались гораздо  меньше, чем мы.
        – Может задержим   этих беглецов здесь хотя бы до утра. Пусть поработают. – Бережной  подозревал, что больше их не увидит. – Эшелон разгрузят, они же профессионалы!
          Он всегда  демонстрировал чисто потребительское отношение к подразделениям, что работали на его участке. Относился к солдатам, как к рабочим.  «Ну, съездили на свадьбу…! Конечно нарушители! Но не преступники же.  Отработают свои грехи…. Лучше бы забор вокруг аэродрома починили…»
       
           Но судьба лучших водителей от меня уже не зависела. Безжалостный механизм репрессий был запущен.

           Чубу тоже было приказано собирать свои пожитки,  логика событий требовала, чтобы  он в дальнейшем был  под присмотром. По-моему, у комбата насчет нашего лейтенанта разыгралась фантазия. Маковец – офицер с достаточной выслугой лет, давно на  должности командира части, поэтому привык к атмосфере постоянных интриг и лжи, не верит в случайности.
 
        Не  всегда возможно отличить злой умысел  от разгильдяйства.  Слишком необычным казался план мести. 
           В автопарке прогревали моторы. «План выхода автотранспорта» ничто отменить не может.

        Забор вокруг гарнизона  «летчики» на скорую руку починили…. Через неделю  его  опять повалили.   Военные водители  нуждались в альтернативном проезде.