Дураки. Авдей и Кьеркегоров

           Бывший дворник нашего жека Семен Иванович Кьеркегоров и его приятель Авдей Обойников решили освоить большинство современных, точнее, наисовременнейших  гаджетов. Чтобы быть в ногу со временем. Сейчас без этого никуда, прокомментировал желание Семен Иванович и глотнул пивка из банки.
           Начали с найденного у помойки мобильного телефона типа смартфон. С экстрасенсорным переключением. Остальные чудеса отложили на потом.
           Херня какая-то, потыкав в кнопки, сказал малообразованный Авдей, не работает.
           Взялся за гуж – не говори, что не муж, парировал ловкий Семен Иванович, дай-ка сюда.
           Он тоже потыкал и вынес вердикт – батарейки сели, надо подзарядить.
           Убрал телефон в карман.
           Надо.
           Так зарядим.
           Вестимо.
           А заряжалка где?
           Кьеркегоров протяжно вздохнул, внимательно посмотрел на Авдея, и продолжил: вот я, например, всю жизнь из-за своей деликатности страдаю. Деликатности и стеснения. Как сейчас с тобой… Да… Помню, бабушку обидел. А может, не обидел, а только так мне тогда показалось. Приехал я на дежурство ночное в садовое товарищество «Праздник» и мимо нее прошел… Они с еще одной старушкой – тетей Зиной Барышниковой, на досках у забора сидели – дежурили… Я ее подменить приехал… Не умею я с людьми общаться по-человечески… Да… А когда в домик зашел – там никого, ну я и догадался, что это она там сидела. Бабушка… Вернулся, конечно… А стыд остался… Я, во-первых, не понял ничего в темноте, когда мимо шел, не разглядел. А во-вторых, постеснялся спросить, кто, что, зачем? Да…
           А чья бабушка-то? Уточнил Авдей.
           Какая?
           Та.
           А-а… моя.
           Так ты ей позвони.
           Не заряжен же.
           Так ты со своего.
           А-а…
           Семен Иванович откладывает пиво, достает из кармана простой, так называемый, кнопочный телефон, и звонит бабушке. Потом убирает аппаратик и спрашивает у Авдея.
           Ты что дурак?
           Авдей отворачивается, заглядывает внутрь помойного бака и говорит, там матрас валяется. Новый. В полоску.
           Доставай.
           Где-то, скорее всего, в доме напротив, с утра долбит перфоратор.
           Семен Иванович сидит в старом кресле, поставленном чуть за угол помоечного ограждения – каменной стенки. В нише между мусорным комплексом и крытой блатной наземной, уличной автостоянкой. Кресло красного цвета, старое-то оно старое, но в хорошем состоянии, такое не стыдно и дома поставить, чтобы читать книжки или смотреть сериалы про маньяков.
           На Семене Ивановиче женская дубленка зеленоватого оттенка и белые резиновые сапоги. Он утверждает, что это любимое сочетание цветов архитектора Растрелли.
           Авдей вытаскивает матрас. Кряхтит. Старается. Тот за что-то все время цепляется. То за картонные коробки, то за деревянные гнилые, с разбитыми стеклами, оконные рамы.
           Аккуратнее, командует Семен Иванович.
           Сам тогда тащи, парирует Авдей.
           Ты – моложе.
           На год?
           Да хоть и на год.
           Продолжает сидеть, а Авдей тащить.
           Мимо, с мусорным пакетом в руке, проходит мадам Пояркова. На лице – отчаянно накрашенные губы. Она идет от подъезда соседнего четырехэтажного желтого, бывшего райкомовского дома. Это пожилая девушка в третьей стадии бальзаковского возраста, она некрасива и ее давно никто не любит.
           Мадам Пояркова смотрит на друзей, щурится и с ненавистью произносит, еще не сдохли, сволочи?
           Потом бросает пакет им под ноги.
           Раздается непонятный, как будто чмокающий, звук.
           Разворачивается и уходит.
           Кьеркегоров вылезает из кресла, поднимает пакет, перехватывает поудобнее, осматривает его на предмет прорех, и относит в центральный бак с надписью «Смешанные отходы».
           Что это было? Интересуется Авдей.
           Крик о помощи.
           Ты что дурак?
           А ты как думал?
           Помолчали.
           Кьеркегоров наклонился и поднял банку с пивом. Хлебнул.
           А это что? Удивился Авдей.
           Что, «что»? Как сказал поэт – сам с собой, на троих.