Дачная жизнь в горизонте исторического времени

Когда вышел альбом фотографий конца XIX – начала XX веков, запечатлевших дачную жизнь  ( Елена Лаврентьева. «Хорошо было жить на даче…» Дачная и усадебная жизнь в фотографиях и воспоминаниях. – М.: «Этерна», 2008 г.), я им  заинтересовался, так как мои детство и отрочество в 1943 – 1957 годах прошли на подмосковной даче, и мне было интересно сравнить эти две дачные эпохи. На первый взгляд я обнаружил большие отличия, хотя, бесспорно, имелось и нечто общее, что я для себя определил так: дачная жизнь дореволюционная служила для советской идеалом, подчас недостижимым. К настоящему времени я отошел от столь однозначной оценки, поскольку нельзя сравнивать жизнь, которую я знал изнутри, с той, которая восстановлена по картинкам, даже если картинок много.
Вместе с тем, у меня были все основания, чтобы провести другое исследование. Поскольку у меня имеются несколько семейных альбомов дачных фотографий, я могу провести сравнительный анализ стилистик дачного фотографирования, характерных для  - дореволюционной России, и для СССР поздней сталинской эпохи. Я  его провел, и вот к чему пришел.
1. В отличие от наших фотографий, которые были призваны запечатлеть произвольное мгновенье, фотографии Серебряного века несут на себе следы серьезной  подготовки: тщательно выбрано место съемки, ее ракурс, и расстановка персонажей; если все сидят за столом, то на нем – идеальный порядок; все участники снимка тщательно одеты; мужчины - в служебных, студенческих или гимназических мундирах, а если в штатском, то на них -  накрахмаленные сорочки и непременные галстуки. И главное – на каждом из лиц застыло выражение, которое ему хотел сообщить его хозяин, причем в них доминируют серьезность, солидность, - даже чопорность, -  благопристойность, твердость и уверенность в себе. Посмотришь на них – все, как один – достойные, «положительные» люди. (Это в шутку называлось – «сделать умное лицо»).
 В наших же альбомах, и родители, и их знакомые принимают самые непринужденные позы, они склонны открыто демонстрировать свое отношение к окружающим, а выражения лиц бывают утрированными, - вплоть до гримас.
Это различие может объясняться тем, что на рубеже веков фотографирование на открытом воздухе еще сохраняло в себе черты студийной фотографии, которая была ориентирована на изготовление  портретов, рассчитанных на длительное время, так как они выполняли важную функцию –  служить для назидания потомкам.
Хотя тогда уже появились фотоаппараты аппараты «кодак», большая часть снимков делалась со штатива; отец же снимал исключительно с рук аппаратом «лейка», поэтому «постановочные» фото были  в редкость. Но, если они и делались, никто для них специально не одевался; в чем на даче ходили, - в том и снимались.
 В дореволюционных дачных снимках проявилась  важная особенность эпохи: выезд летом на дачу был признаком принадлежности к  «чистой публике» - тем, к кому обращались: «господин» и «госпожа». Поэтому лица персонажей дачных снимков выражают сословную гордость.
В советское время сословная гордость сменила адрес – она стала принадлежностью пролетариата,  и поэтому выражалась по-другому – в пику дворянским и буржуазным солидности и «порядочности» гегемон демонстрировал свою «простоту». «Надо быть проще!» - стало едва ли не императивом. Это не могло не отразиться на правилах поведения при фотосъемке снимаемых, что можно заметить Однако опрощение прививалось не везде, - у моей матери комплекс принадлежности к «приличной публике», заимствованный от родителей, сохранялся на протяжении всей ее жизни. На дачных снимках нашей семьи прослеживаются и та, и другая из этих тенденций.
2. Все дореволюционные дачные снимки несут на себе характерные признаки данного жанра, подчеркивая главное – что семья на лето выехала на дачу для отдыха. Поэтому их антураж - лиственная роща, поляна, цветник; нет ни одного снимка, сделанного внутри помещения – обеденный или ломберный стол, вокруг которого  собрались персонажи, - или выставлен  на веранду, или вынесен в сад; в качестве сидений, по преимуществу, используются плетеные кресла.
Хотя мемуары свидетельствуют, что дачники зачастую занимались огородом и садом, это никак не отразилось на дачных фотографиях; их персонажи демонстрируют разные виды типичного для эпохи дачного времяпровождения: обедают, пьют чай из самовара, играют в карты или в городки, лежат в гамаках, качаются на качелях, ловят рыбу удочкой, ездят верхом, купаются (в специально для этого выстроенных купальнях), участвуют в любительских спектаклях, совершают по окрестностям пешие прогулки.
Из этих занятий в наш семейный дачный альбом перекочевали лишь трапезы на террасе, качели, да прогулки с гостями: на речку, в лес и на горку. Зато прибавились сюжеты, не встречавшиеся в старых дачных альбомах: мама готовит обед на плите, стоящей посреди сада; отец перекапывает грядки, я с мамой несем на носилках перегной из компоста; мы всей семьей сажаем яблоню, мы с сестрой собираем крыжовник, мой дед латает крышу дачного дома.
Дополнив сравнение этих рядов времяпровождений картиной резкого ухудшения в советское время по отношению к дореволюционному, качества дачных построек  и дачной одежды, можно получить представление об изменении стереотипа дачной жизни:  стиль олицетворяет эпоху.
То же самое можно наблюдать и в настоящее время: по мере смены поколений советская дачная жизнь постепенно уходит, сменяясь на постсоветскую: легкие постройки, пригодные только для лета, сменяются капитальными  загородными домами в 1-3 этажа, снабженными всеми удобствами, включая гараж. Бывшая дачная местность преображается в «одноэтажную Россию».
В заключение я воспроизведу две дачные картины. Первая относится к дореволюционной эпохе (заимствована из цитированного выше издания), вторая почерпнута из семейного альбома.

На заднем плане – смешанный лес и забор из штакетника; на переднем - травяная лужайка, на которой стоит ломберный стол. Вокруг него на разнокалиберных стульях, вынесенных из дома, сидят четверо дачников – три женщины и один мужчина играют в карты. Женская тройка представлена матерью семейства – интересной дамой лет под пятьдесят с пышной высокой прической – и двумя ее дочерьми на выданье, а молодой мужчина – предполагаемый жених. Это – великолепный образчик человеческой породы – хорошо воспитанный красавец с добрым,  умным и интеллигентным  лицом, одетый элегантно и со вкусом  - на нем темный пиджак и белые брюки; белоснежная сорочка завязана белым галстуком; ноги, скрещенные в непринужденной позе, обуты в белые летние ботинки. Девушка, сидящая слева, одета в светлое платье длиною до пят; ее красивое лицо, обрамленное пышной прической – такой же, как у матери – направило взор в объектив фотоаппарата; оно выражает честность, чистоту помыслов, и сильный характер. Девушка, сидящая слева, не так красива, как ее сестра; она не может глаз отвести от молодого мужчины, как и ее мать. Судя по его выражению лица, молодой человек доволен этими знаками внимания, хотя  он здесь находится ради девушки, сидящей слева (по крайней мере, я на его месте  сделал  бы именно такой выбор)  Над  всей этой картиной витает образ  идеально функционирующего социума.

На заднем плане – ольшаник, растущий по краю нашего участка; за ним виднеется угол соседской дачи. На переднем плане – уголок сада, в котором отрывается яма под посадку яблони. (Поскольку в наших краях под тонким слоем подзола залегает материковая глина, ее нужно удалить,  заменив плодородной почвой). В яме стоит наш гость – друг семьи профессор Хлудов; уверенными движениями лопаты сверху вниз он ее расширяет, срезая края. Рядом с ямой стоит его супруга Мария Никитична, наблюдая, чтобы он не перетрудился. Мама вынимает лопатой глину из ямы, и насыпает ее на носилки; я, десятилетний, - стою в сторонке, ожидая, когда носилки наполнятся, чтобы в паре с мамой отнести их на глиняную кучу, и там опорожнить; чтобы обратить на себя внимание окружающих, я безбожно кривляюсь. Отец присутствует в снимке в роли фотографа. Эта картина выражает дух эпохи, когда считалось, что физический труд – панацея от всех недугов – как телесных, так и нравственных.
                Июнь 2020 г.