Винил

Я всегда любила книжную ярмарку. Часто в детстве ходила туда с отцом, а потом и с друзьями. Некоторым такое развлечение может показаться странным. Что может быть интересного для ребёнка семи лет в том, чтобы бродить по лабиринту из ларьков, набитых старыми книгами, советской атрибутикой и прочим антиквариатом? Даже не знаю, но мне это занятие казалось крайне приятным.
Любимым моим местом на ярмарке стал небольшой магазинчик в самом её конце. В нём можно было найти кассеты, диски, бобины и самое чудесное — виниловые пластинки.
Мой отец привил мне любовь к раритетной музыкальной аппаратуре. У нас дома её было много: бобиный магнитофон, проигрыватель для кассет, студийный проигрыватель на длинных ножках и, конечно, виниловый проигрыватель, а ещё эквалайзер, пять усилителей и четыре пары колонок разных размеров.
Всё это папа собирал на протяжении многих лет. Даже в тяжелые времена деньги всегда находились для двух вещей: книг и пластинок.


В тот день я пришла на ярмарку за подарком. У отца был День рождения, и мне очень хотелось сделать ему приятный сюрприз.
Я быстрым шагом дошла до заветного магазина, огибая остальные лавки.
Пройдя внутрь, я оглядела прилавок.
За ним стоял мужчина лет пятидесяти. Он был удивительно хорош собой: высокий, даже подтянутый, с густыми темными волосами, которые слегка кудрявились, и, которых уже во многих местах коснулась седина.
 Мы поздоровались, и я стала перебирать пластинки в поисках чего-то особенного. Он молчал, изредка улыбаясь, глядя на меня.

— Когда я захожу к вам в магазин, у меня сразу разбегаются глаза, — сказала я, легко рассмеявшись.
Мужчина улыбнулся шире. Было в нём что-то притягательное.

— Скажите, а у вас есть Высоцкий?

— Есть, — он указал мне на ячейки слева от него.

— Хочу сделать папе подарок. Он очень его любит, — сказав это, я вытащила одну приглянувшуюся мне пластинку. Она была слегка потёрта и помята, видно прежнему хозяину она сильно нравилась.

— Главное, чтобы на ней была его любимая песня

— Какая же?

— «Райские яблоки».

— Это чудесная песня, и она есть на этой пластинке. Давайте я проиграю, — сказав это, он взял её у меня из рук, и, вытащив, поместил на проигрыватель, который стоял за его спиной.
— Сколько она стоит? — спросила я, потому что ценника на упаковке не было.

— Рублей сто пятьдесят, не больше.

Звук был грязноватый, но не совсем плохой, правда, постоянно трещал.
Я поморщилась.

— Пластинка старая, сами понимаете, — с сожалением заявил продавец.
Увидев моё расстроенное лицо, он добавил:

— Сейчас я постараюсь её реанимировать, — мужчина достал специальное средство и пару щёточек.

Я продолжила просматривать товар, обсуждая каждую свою находку.

— Боже мой! Это же «Стена»!
Я достала пластинку Pink Floyd, обложка которой была выполнена в виде белой кирпичной стены.

— Она самая. Её тут часто не встретишь.

Мы болтали на протяжении сорока минут, прервавшись только один раз, когда в магазин зашла пара. Они посмотрели, но так ничего и не купив, вышли.

— Покупают редко, да?

— Не так часто, как хотелось бы. Не все такие ценители как вы, — сказав это он улыбнулся, и поставил проиграть пластинку в последний, третий раз.

Она звучала теперь намного лучше. Я захлопала в ладоши.

— Сколько с меня?

— Сто пятьдесят рублей, как я и сказал.

— Как? Но вы ведь столько времени потратили на неё, — недоумевала я.

— Мы с Вами уже обсуждали цену, — настойчиво повторил он.

Я заплатила и уже подошла к выходу.

— Спасибо вам огромное!

— Это Вам спасибо. Очень приятно, что Вы в таком юном возрасте знаете куда больше о музыке прошлых лет, чем большинство моих ровесников.

Улыбнувшись так широко как только могла, я слегка поклонилась и вышла.

Тепло разливалось в груди, а улыбка так и не сходила с лица весь оставшийся день. Как мало нужно, оказывается, для счастья.


Год спустя папа умер. Это случилось ночью за три дня до его дня рождения, он не мучился. Сердечный приступ, как часто бывает у мужчин его возраста.
Когда горе случается у других людей, ты безусловно сочувствуешь им, но никогда не думаешь, что такое может произойти и у тебя. Я, конечно, как любой ребёнок всегда хотела, чтобы родители жили вечно.
Сложно описать моё состояние в те дни, но те, кто когда-либо теряли близких обязательно поймут меня.
После похорон все стали уезжать. Мама была слишком поглощена горем, чтобы уделять мне какое-то внимание, и я прекрасно понимала это, поэтому тихо ушла, предупредив тётю.

Помню как ехала на трамвае, надев солнечные очки, как шла по улице к воротам книжной ярмарки, как пошёл ливень и как я дошла до магазина с голубой дверью.
Зайдя внутрь, я увидела его. Ничего в нём не изменилось, только седины стало больше.

Он, конечно, узнал меня и привычно по-доброму улыбнулся. Мы поздоровались, я подошла ближе к прилавку, сняла очки и провела рукой по стопке пластинок.

— Давно Вас не видел здесь, — произнёс он с сожалением.— Вы за чем-то конкретным? Для себя или в подарок?

— У папы сегодня День рождения. Должно было быть в подарок, а теперь даже не знаю.

— Отчего же так? — спросил он с нескрываемым удивлением.

— Сегодня утром я его похоронила.

Повисла пауза. Она длилась около минуты, но потом я вдруг начала плакать.

— Простите, я не знаю зачем пришла сюда. Теперь ещё и рыдаю тут перед вами. Как дура, ей богу. Простите.

 Я стала утирать слёзы, извиняясь за своё поведение, но остановить рыдания не могла. Мужчина вышел из-за прилавка, я опустила голову, продолжая вытирать глаза рукавом. Вдруг я почувствовала, что меня крепко обнимают. Я уткнулась лбом в его белую хлопковую рубашку, которая была расстегнута на две пуговицы. На нём была цепочка с бирюзовым крестиком с золотой каймой. Возможно, мне просто показалось, но он пах в точности, как мой отец. Лимоном и вишневым табаком. От этой мысли я стала успокаиваться.

Мы медленно отстранились друг от друга. Он смотрел на меня очень внимательно, его взгляд был полон сочувствия.

— Выпьете горячего чаю? Кажется, вы слегка промокли под дождем.

Я молча кивнула, смущенно улыбнувшись. Он зашёл обратно за прилавок.