Успение. Глава вторая

  В завале бетонных плит и кирпича, спрятали и замаскировали два танка.

  Шум, свист, пролетевших, казалось, над самим вокзалом реактивных снарядов, заставило всех, кто находился внутри, мгновенно упасть, нырнуть под днище танка. В раскате трех совсем близких взрывов оглушили, вызвав звон в ушах. Что-то прилетело со свистом и стукнуло в броню танка, со звуком ударяющего молота. Руки непроизвольно прикрыли голову.

  Взводный стремительно вскочил и прыжком оказался у СПС, (стрелково-пулеметное сооружение.)

   - Все целы? – спросил он, встревожено оглядывая всех.

  Кто-то из танкистов вскочил, и стал качать бетонную стену.

   - Командир, а если «эрэс» (реактивный снаряд из установки системы «град») сюда влетит, стена выдержит? – спросил он, задрав голову вверх, рассматривая разбитый, обгорелый потолок.

   - Автоматные, пулеметные, всякие бронебойные пули выдерживают, сам видишь…, от мелкокалиберных мин и осколков укрывает, а от прямого попадания эрэса, без сомнения, все мы превратимся в двухсотых. Главное об этом не думать. Война – это игра в русскую рулетку.
   - Было время, когда я отсюда садился на электричку и уезжал в Горловку к теще, - неожиданно произнес Макс, рассматривая в руках кусок рельсы.
   - К тещи на блины…, - хитро прищурился Александров.

  Тут послышалось несколько крепких выражений голосом женщины, явно адресованных разведчикам.

   - У меня мать вашу, штабелями лежат по рвам и по канавам двухсотые и каждую минуту дохнут трехсотые! Расположились тут, понимаешь ли, как на курорте, разведчики бздевые!..

  Все увидели женщину лет тридцати, маленького роста и почти квадратную, одетую в камуфляж цвета хаки, смуглым лицом и гладко стриженой головой.

   - Ну, отвечать! Кто командир? – смело крикнула она, оглядывая всех.
   - Это что за «Жанна Дарк» к нам пожаловала? – взводный улыбнулся и протянул к ней руку.
   - Соленова Любовь Ивановна, боец, народного ополчения города Антрацита, - ответил низкий голос, пожав протянутую его руку. – А что вы сейчас делаете? Ты видимо и есть командир подразделения трусливых пъянчуг?
   - Ну-ну, полегче, дамочка! – возмутился кто-то из разведчиков.
   - Ну, отвечай, командир, - продолжала она пытать взводного, не обращая внимание на остальных.
   - Думаем, как лучше будет пробить коридор и взять на «прицеп» оставшихся в живых из батальона, ответил он не однозначно и после короткой паузы спросил: - Кто командир вашего батальона, и ваш позывной?
   - Убило нашего Рената. Некому замещать командира, ибо «не ухом, не рылом». Я взяла на себя командование батальоном. Позывной мой Свирепая.
   - Оно и видно по вашему поведению - Свирепая, - сказал Александров, сразу же почувствовал к ней доверие.
   - Обыкновенная женщина… Ты лучше скажи, когда будем прорываться? Ведь у вас есть броня. И нужно поспешить. Много трехсотых. Слишком много.

  Оглушительный взрыв заставил всех внутри здания вздрогнуть и лечь на бетонный пол. Рядом, прямо у вокзала взметнулся столб дыма и пыли, полетели вверх крупные каменные глыбы, кирпичи, какие-то арматуры от строений. Земля так вздрогнула, что всем показалось, что рядом стоявший танк, приподняло.

   - Вот это рвануло, - прошептал один из танкистов. – У них, что какой-то новый снаряд появился?
   - Нет, это – подрыв, на мощном фугасе, - со злостью бросил Александров, вскочивший с пола.

  Дым и пыль постепенно рассеялись. Стали видны повсюду валявшиеся кирпичи, куски от бетонных плит. Поперек лежал перевернутый БТР без четырех передних колес. Его башню отбросило на раскареженные железнодорожные пути.

   - Свирепая, назад! – крикнул взводный женщине, которая рванулась к выходу.

  Один из разведчиков цепко схватил ее за плечи:

   - Нельзя туда, дамочка, убьют…

  Она, задыхаясь, ухватилась за куртку разведчика, припала к нему своей бритой головой и завопила:

   - Там водитель механик, он совсем еще молодой, ребенок! Господи, что вы стоите?! Он может еще живой. Вытащите его оттуда. Ну, что вы стоите?
   - Бизон, и Кувалда, обследуйте там…, - приказал взводный.
   - Господи прости! Это я погубила его. Зачем я послушала…, - продолжала кричать женщина.
   - БТР с вашего батальона? – строго спросил Александров.
   - Трофей, - с трудом протянула она.
   - Женщина, нужно успокоиться. Ты ему сейчас, скорее всего уже ни чем не поможешь.
   - Когда наш батальон атаковал станцию, укропы бросили БТР со всем боекомплектом. Мы его использовали в основном для эвакуации раненых.

  После короткой передышки, возобновилась минометная стрельба, через разрывы мин, доносилось выстрелы снайперских винтовок.

  Подавленные, растерянные вернулись Бизон и Кувалда; пробравшись на свое место, присели, уткнувшись в пол.

   - Ну, что там? – нетерпеливо спросил взводный.
- БТР обследовали, пусто. Скорее всего, с башней его выкинуло, - ответил Кувалда.

Ему не хотелось смотреть в лицо женщины, и он начал водить носком ботинка по бетонному полу, что-то чертить.

   - Дальше не подойти – снайпер где-то близко замаскировался.
   - Что будем делать, господа разведчики? – сдержанно спросил взводный.
   - Слышь командир, дай мне свои окуляры? – попросил бинокль Пименов.
   - О! Уже вперед взводного суется, - шуткой подхватил один из танкистов.
   - Сколько боеспособных у вас осталось в батальоне? – протягивая Максу бинокль, взводный спросил у женщины, которая сидела в стороне и с угрюмым видом о чем-то думала.

  У входа здания, забравшись в бетонные укрытия, Макс терпеливо в бинокль, вглядывался в смутно проступившие впереди, станционные, разрушенные постройки, где находились вражеские укрепление; пытался представить картину боевых действий, происходившие здесь на станции.

  Вечерело, туман начал расползаться, отрываться от земли, мало – помалу обнажая холодное сумрачное пространство.

  Стрельба прекратилась, чуть правее вокзала, в шагах тридцати, стыл дюжий самостийник, он лежал без каски, длинные темные волосы, намокнув, свесились на бок. Скорее всего, кто-то из наших разведчиков постарался, когда пробивались к вокзалу. Да и всюду, у здания, на железнодорожном полотне, на платформе, виднелись бугорки уже застывших тел. Много лежало и ополченцев.

   - Может, будем прорываться вдоль железнодорожного полотна, - услышал Макс предложение взводного.
   - Сожгут ведь броню нашу, - вырвалось у водителя механика с натянутой ноткой. – Одну коробочку уже потеряли на поле. Жалко Ерему, Крючка, Алекса… этот вовсе еще мальчишка… сгинул.
   - Ты о чем это, Нестер? – приходя в тихое бешенство, спросил Александров.
   - А за что подыхать? За российскую гуманитарку? Жить я хочу! И не скрываю этого!.. Может быть, не столько для себя, сколько ради детей. Кому они без меня нужны? Да и жинка ни кому не нужна будет.
   - Ах ты! Нестер, Нестер!.. Какая же ты сволочь! – задохнулась от возмущения женщина. – Может, для их спасения руки подымешь и на танке своем к бандерлогам переметнешься?!

  А вслед слышалось недоумение:

   - Чего взъелась баба? Я всего лишь сказал, что скорее всего вдоль жд гранатометчики засели, ждут… сожгут броню…

  «Видно, недавно страшный бой был за станцию», - подумал Макс и стволом автомата поднял к верху свою каску.

  Показалось что-то дежурному пулеметчику, и подозрительно завозились вражеские вояки. Воздух расколола раскатистая, тревожная очередь. Следом серия мин вздыбила землю у здания вокзала, разметала валявшиеся трупы людей.

  «Хорошо, что поздняя осень, прохладно уже, иначе от трупного запаха не знали бы куда деваться», - снова подумал Макс, нырнув под бетонную плиту. - Ну что ж, нужно прорываться и мы это сделаем. Правда, успех кажется все более и более сомнительным. Уходить отсюда можно только с наступлением темноты, вслепую. Но все, же в слепую, есть опасность, потерять броню, нарваться на огневые точки»…



                ***



  «Если тебе не нужна я, не нужны дети, то езжай и теряй свою голову, - вспомнил Максим слова жены, убегая мыслями далеко домой. – Но ты этим поступком добьешь меня и детям сделаешь больно».

  «Как будто я сам об этом не думал всякий раз, когда оставался наедине со своими мыслями, с тех пор, как очутился здесь на войне. Как будто это не застряло у меня в голове, как кость в горле».

  Но жена была не единственная, от которой он выслушивал упреки.

  С супругой у него уже несколько лет не было интима, да и спали они в разных комнатах. «Мы свое изжили», - говорили они, оправдываясь, словно перед богом.

  И тут эта женщина… «в 45, баба ягодка опять», и эта «ягодка», буквально сводила Максима с ума. Людмила, как и многие провинциальные женщины, тянула семейный груз, надев на себя тяжелый хомут, ибо муж, всю жизнь беспробудно пьянствовал, доводя себя до горячки. И уже смерившись со своей бедой, она встречает Максима.

  Эта встреча произошла случайно, где-то в Карелии, в лечебном профилактическом пансионате; столкнулись в столовой, чуть не лбами. Мужчина и женщина, они жили долгие годы в тихом, маленьком поселке, в пятиэтажном доме, только в разных подъездах. Ходили по одной этой же улице, в  один единственный супермаркет, на почту, в сберкассу, на новогоднюю елку, которая ежегодно устанавливалась в поселковом клубе. Ходить, ходили, но, не замечали друг друга, даже чаще всего не здоровались.

…-  Привет, - с улыбкой сказал Пименов.  – Вы тоже здесь отдыхаете?
   -  Да вот путевку дали, несколько лет ждала, - виновато пояснила Люда.
   -  Вместе нам будет, веселея, - пробормотал Максим. – Вы уже покушали?
   -  Нет еще, я стараюсь приходить позже. В это время, здесь толкотни поменьше.

  Пименов посмотрел на часы.

   -  Вы кушайте, а я вас на улице подожду.
   -  Хорошо Максим, - мило улыбнулась она и пошла за подносом.

  В пансионате у них, в распоряжение была только одна ночь. И эта ночь, стала толчком к страстной, мучительной, короткой любви.

  Потом они вместе шли по асфальтовой дорожке, вдоль парка, и он сказал:

   -  Я видно схожу с ума. Я тебя полюбил, Людмила. Ты богиня, ты такая чудная. У меня никогда не было такого райского наслаждения, как в ту ночь с тобой.
   -  С той ночи прошло пять дней, теперь я каждый день умираю от любви к тебе, - ответила она. – А ты не умираешь? Только сходишь с ума?

  Он взглянул на нее ласковыми глазами, потом взял ее за руку и поцеловал в губы.

   -  А с женой у тебя так бывает? – спросила Людмила, шагая с ним  рядом, рука в руку.
   -  Нет. Уже давно никак не бывает.
   -  Я три года назад, своему алкашу сказала: ко мне в комнату больше не приходи, не подпущу.
   -  И что? Он послушал тебя и не заходил все это время?
   -  Не заходил… пусть бы попробовал. Так на орала б.
   - А ведь у нас всего только одна ночь была.
   -  Да, - сказала, Людмила тяжело вздохнув. – Одна ночь, а что дальше?

  Дальше, были редкие встречи на съемочной квартире, выезжая выходные дни в город.

  Максима часто посещали тревожные мысли, ибо она постоянно теребила ему нервы, все одним и тем же вопросом: «А что дальше?»

Людмилу можно было понять: женщины нужен был уют, покой, стабильность, мужская ласка и самое главное, не любовник, с которым нужно постоянно где-то прятаться, а именно  муж. Людмила хотела женского счастья и поэтому, не задумываясь, подала на развод, надеясь, что Максим сделает то же самое.

  Все разводы случаются по каким-то веским причинам, а Пименов даже объясниться с женой не смог. Но, так или иначе, этого не случилось.

   -  Значит так суждено, - со слезами в глазах, сказала Людмила. – Значит, так ты решил: ни коротать век, ни жить вместе, ни жизни, ни счастья, ни легких радостей семейного быта, ни просыпаться вместе, чувствуя, что ты рядом и я не одна. Нет. Видно, ничего этого не будет.
   -  Любимая! Ты просишь пока невозможного. Ты просишь совершенно невозможного. И если ты, в самом деле, любишь так, как говоришь, давай постараемся и дальше любить очень сильно друг друга, пока есть хоть такая возможность любить и встречаться. Миллионы людей на планете живут так - любят тайно. Слышишь? У многих уходило на это всю жизнь.
   -  Ты трус, - спокойно, но с тяжелым вздохом, сказала она. Ты из-за своей трусости, боишься признаться жене.
   -  Зачем ты так меня…
   -  Я дура! Дура! – перебивая его, вдруг закричала Людмила. – Для чего я разводилась?! Ты разве не понял?! Все ухожу, и больше я не поеду и не зайду в эти чужие квартиры. Ищи себе другую дурачку, которая будет ублажать тебя в этих съемочных харомах!
   -  Людочка, но ведь  ты уже приросла ко мне, - сказал Максим, пытаясь обнять ее.
   -  Не прикасайся! Не прикасайся ко мне! – взвизгнула она. – Все, больше не звони и никаких сэмэсок. Нахрен мне нужен, женатик?!
   - Ты меня больше не любишь? - в спокойном тоне, спросил он.
   - Все очень просто. Ты мне такой, больше не нужен…
 

 
                ***               
    

 
  Внутри разбитого здания было уже сумрачно.

  У самого входа, поближе к свету, Соленова перебинтовывала окровавленную руку танкисту-наводчику. Тот нервничал и негромко ругал тех придурков, которые стреляли из минометов. Наводчик под ее руками ойкал и корчился. Соленова фыркала, грубовато утешала:

   - Тоже мне, танкист «царя небесного!» Кожу осколочком ему поцарапало, а он раскулился, как сопливчик. Другим ноги отрывает, руки, лицо сносит, и то ничего – молчат. А этот, гляди, и в обморок, чего доброго завалится, дубина сталирослая!

  Разглядев в полутьме Егеря, Макс, как многие, примостился спиной  гусеницы танка.

   - Командир! – воскликнул он. – Дела наши плохи. Нужно прорываться. По моему наблюдению: укропы усердно готовятся нас от сюда выкуривать, - Макс произнес эти слова подчеркнуто спокойно.
   - Гранатометчиков не заметил? – спросил Александров.
   - Нет, я не заметил.
   - Да их тут с «мухами» хренова туча, - сказала Соленова. – Главное командир, чтобы твои водители механики бок и задницу им не подставляли.
   - У них только «мухи»? – спросил взводный.
   - Неуверенна, что «мухи» только.
   - Кувалда, вызывай «Гром», вызывай хлопец, вызывай! – приказал Александров, но стальные нотки в его голосе выдавали волнение и озабоченность. – Наводчик! Черт тебя возьми. Ты где?! – позвал он и втиснулся в башенный люк танка.
   - Виноват, командир. Здесь я…
   - Залезай на свое место, давай мы сейчас вместе с тобой наметим ориентиры для стрельбы.
   - Будем все же прорываться? – удрученно спросил Нестер.
   - Ты главное фрикционами пошустрей работай, - кивнул взводный, склонившись над картой, транспортиром отмечая углы наведения орудия. – Ориентир № 1 – двухэтажная развалина, выстрел фугасным. Ориентир № 2 – зеленка, насыпь, вот здесь у железки…

  А снаружи кипел ратный трудовой процесс. Заряжали патронами магазины, кто-то чистил оружие, кто-то снимал себя разгрузку и, поправляя нижнею одежду, снова одевал. Только Кувалда, вспотевший от напряги, хрипел в рацию, без всякой надежды выхода на связь.

  У окраины станции и на железки, все не унималась автоматная и минометная стрельба. Скорее всего, остатки батальона ополченцев, с боем пытаются вырваться из окружения               
  В то время когда трассирующие пули прошили холодный, вечерний воздух не далеко от вокзала, раздался в наушниках танкошлема голос Бизона:

   - Сашка, прием, это Бизон. На маршруте движения, укропы организовали тщательно замаскированные огневые точки. Но это не все… они выводят на позицию какие-то сверхтяжелые самоходки. Всего две штуки. На вооружении у них – орудия крупного калибра.
   - Понял Бизон, - ответил взводный.
   - Командир, это ловушка, в которую они пытаются загнать нашу броню.
   - Я понял, Бизон. Будь на связи, может, придется тебе корректировать новые ориентиры стрельбы.
   - Поспеши, командир, скоро самоходки не оставят и камня от вокзала.

  Взревели могучие дизели, взметнулись под стальными траками гусениц земляные комья.

   - Механик вперед. Жми на полном газу! – отдал команду Александров. – Коробочка два, дистанция сто метров, прием.

  Словно в подтверждении слов Бизона, тяжко ухнули взрывы фугасных снарядов из стволов вражеских самоходок. Сразу, боковая стена и крыша вокзала осела грудами бесформенных развалин.

   - Механик резко поверни машину вправо. В низину! Делай, как говорю, козел! Жми правый фрикцион!

  Внутри, танкистов резко наклонило вправо. Взводному не поздоровилось бы, если б на голове отсутствовал танкошлем.

   - Внимание наводчику! Заряжай!
   - Есть!

  Фугасный снаряд мягко заскользил вперед. Закрыт затвор.

   - Наводчик к бою готов.
   - Пока работаем по намеченным целям. Ориентир № 1.

 Круглая башня и огромный ствол, стал медленно поворачиваться вправо, принимая необходимый угол.

   - Огонь!
   - Выстрел!

 Двухэтажное каменное здание, построенное еще в тридцатых годах, устояло, выдержав удар фугасного снаряда, но внутри сильно горело, выкидывая из разбитых окон, длинные языки пламени.

   - Коробочка два, на связи Сашка, прием.
   - На связи коробочка два.
   - Ты где находишься?
   - Стою за горящим домом, укрываюсь от самоходки. Вот это ты жахнул, командир! Еще б чуть-чуть и башню мне снес.
   - Смотри внимательно в панораму. Видишь слева большой полукруглый ангар?
   - Вижу, командир.
   - Внутри ее спряталась самоходка. Попробуй подойти к ней с тыла и ударить в корму.
   - Вас понял, командир. А где притаилась вторая самоходка?
   - Я ее не вижу, ибо нахожусь внизу, в лощине. Ты башней покрути, может, ее засечешь.
   - Вижу в панораме: всюду снуют гранатометчики с «мухами». Но эти пусть снуют…
   - Глеб…, - произнес взводный и замолчал, в паузе, слышалось из наушников, только шипение. - Ты можешь успеть спрятать «коробочку» в лощине, где стою я, - продолжал Александров. - Чисто по-человечески пойму тебя...
   - Что ж командир, - прервал его Глеб. – Соображение интересные: эта самоходка нам, как кость в горле! Она закрывает нам путь к спасению антрацитовского батальона. Так, командир?
   - Да, сковывает нам маневр. Ее нужно в лучшем случае уничтожить, или в худшем, отвлечь.
   - Я вас понял, командир. Вот, что мне делать с механиком? В штаны наложил, по башке приходится стучать, чтобы заставить маневрировать.
   - Нестера, нужно было давно отправить к бабьей сиське.
   - Ладно, командир, разберемся. Нужно спешить, укропы  скорее всего, пеленгуют наши переговоры.

  На какое-то время внутри танка повисла гнетущая тишина. Было лишь слышно как за бортом где-то совсем близко не унимаясь, стучит крупнокалиберный пулемет. Потом в этой тишине зазвучал тихий и ровный голос Нестера, голос совсем, казалось бы, другого человека.

   - Чувствую я всем своим нутром, что сдохну здесь в этом тесном гробу и очень скоро. Обидно, что кинули нас на этой станции. Где поддержка огнем, которую обещал этот грузный комбат? Да и кому будет польза, если мы все здесь сложим головы? Станцию расхиракали, теперь от нее никакого толку. Боже мой! Сколько же семей останутся без кормильцев?
   - Нестер, если ты проявляешь малодушие, мы тут, причем с Доном? – выкрикнул Глеб в полумрак звенящим от напряжения голосом. – Мы, почему должны тебя выслушивать? Тебе, механик, захотелось пофилософствовать, на тебя как говорится, нашло, хочешь выговориться перед смертью. Я тебе скажу, что если мы сюда на станцию прикатили на боевой броне, значит так нужно. Если мы здесь ляжем, значит так тоже нужно. Кому? Мы здесь на станции сковываем группировку противника, которая, скорее всего, ударила по городу - Антрацит и Красный луч и захватила бы. Просто так ничего не делается, Нестер.

   - «Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда…», - услышали, звенящей тоской голос наводчика.

   - Дон! – неожиданным фальцетом выкрикнул Глеб. – Что там у тебя со снарядами?
   - Четверть боекомплекта, - приврал наводчик, полагая, что командиру танка не обязательно знать всю правду, иначе он использует ее во вред подчиненному.
   - Видишь ангар слева? – спросил Глеб, сбавляя тон.
   - Вижу командир.
   - Там внутри самоходка находится. Всади в ангар пару бронебойных. Но без промаха в точку.
   - Командир, нужно поменять позицию, чтобы навести угол прицеливания. Мешает здание.
   - Нестер, обойди ангар с тыла и поставь машину так, чтобы ангар находился с боку. И смотри у меня!

  Глеб, в панораму увидел, как от дальней полосы балки перебежками, приближаются к танку вражеские гранатометчики.

   - Механик, жми! Дон, перенеси огонь осколочно-фугасным, по бандерлогам с «мухами», - скомандовал Глеб, сквозь лязг и шум мощного дизеля.

  Но они не успели.

  По броне ударило молотом. Сноп искр взметнулся над круглой башней.

   - Дон, бей!.. Лупи по ним вовсю!

  Но наводчику, уже не суждено было стрелять, отколовшийся от удара гранатомета кусочек стали, прошил танкошлем и череп, проникнув в мозг…

  Сбитый с ног очередным мощным ударом снаряда, командир танка все же нашел в себе силы сдвинуть в сторону мертвого наводчика, нажать на электроспуск орудия, и сесть к прицельной панораме. Сквозь дымную пелену в глазах, Глеб поймал в перекрестье прицела широкую, похожую на гроб башню. Направив длинный ствол на его танк, самоходное орудие двигалось со стороны железнодорожного моста.

   - «Не успею зарядить. О господи, помилуй», - это было последнее, что он успел подумать, увидев в перекрестье прицела яркую вспышку выстрела, из орудия самоходки.



                ***



  Остановившимся взором, механик водитель Нестеров смотрел, как истлевает на земле его комбинезон, который он успел сбросить себя, когда выполз из люка горящего танка.

  Мутная волна, предвещающая страшную смерть, или плен, накатила на него.

  «И вот двоих уже нет, сами они ничего не успели, ни самоходку сжечь не сохранить свою машину в этом бою, и получилось, что цена их жизни – цена того бронебойного снаряда, что истратил наводчик самоходки и двух снарядов, выпущенных из «мухи», какими-то обкуренными болванами из украинской армии АТО. Да и мне Нестеру, тоже: с обожженным лицом и конечностями долго не протянуть. Да и зачем тянуть?»

  Жена Нестерова Екатерина, не любила его, а презирала. Презирала за мягкость, доверие, уступчивость. Даже тогда, когда он застал ее с мужчиной, в собственном доме на семейном ложе. Нестеров стоял в прихожей и через полузакрытую дверь, с надрывом в сердце, наблюдал, как его Катенька, Катюша, его богиня, королева, с громким стоном, отдавалась чужому мужику. Даже тогда, при всем, что Нестеров видел, он не стал ничего предпринимать, а хлопнув со всей силой дверью – вышел из дома и ушел в свой сад. И после случившегося, он делал вид, что ничего не видел, ничего не знаю, и продолжал все еще любить ее, такую пошлую, гордую и недоступную. И даже, пожалуй, сильнее, чем когда бы то ни было.

  «Кому я теперь нужен – обожженный-то?»

  Боясь потерять сознание, Нестер перевернулся на спину и закрыл глаза. Так он лежал минуту. Боль от ожогов отступала, гул в голове уходил. Нестер перевернулся набок, открыл глаза, сквозь пелену начали постепенно прорисовываться деревья, разрушенные здание, еще догорающий его танк; чуть дальше небольшая поляна, а на ней несколько трупов в камуфляжах, в касках, ощеренные лица, распахнутые страхом глаза, скрюченные пальцы рук, алая кровь на пожухлой от осени траве, беспорядочно валявшиеся гранатометы.

  «Откуда здесь трупы? Да, это ведь Глеб в последний момент успел нажать на электроспуск орудия. Вот и покрошил их осколочно-фугасным».

  Вдруг Нестер почувствовал что, что-то уперлось ему в бок; он осторожно вытащил из кармана разгрузки гранату Ф-1.

  Метрах в пятидесяти разорвалась шальная мина. Просвистели осколки.

  Нестер сжимая в левой руке гранату, приподнял голову. Сквозь дымку, он увидел толпу весеушников, они короткими перебежками двигались в его сторону.

  Нестер от боли поморщился, вынул чеку у гранаты и кистью зажал рычаг, услышав при этом хохот приближающихся людей.


   - Допрыгался, москаль!
   - Шо разлегся, козел?! Шо разлегся?!
   - Ох, и гарный хлопец. Гриня, он мий, отдай его.
   - Этот москаль, нам за дивчину пойдет. Ха-ха-ха!!!
   - Ни хлопцы, тильки посли мэнэ.

  Его пнули по ногам. Он судорожно втянул в себя воздух и приподнялся.

   - Ох, и урод же этот москаль!
   - Он ведь обожженный весь.
   - Кончать его нужно. Но сначала нужно сфотаца и жинки отправить. Хоть увидит настоящего сепаратиста.
   - Гриня, разреши мне, я ему яйца вырежу. Кончить его всегда успеем.

  На какую-то долю секунды, перед широко распахнутыми глазами возник его сад, поникший от осени. Подернутый пеленой тумана, возникла Катюша в ярко красном сарафане, бредущая по росной траве… и он сам, Лешка Нестеров на маленьком тракторе, катаясь по яблоневому саду, уже весеннему, наряженному в белый цвет.

   - Это вам хлопчики, подарочек, от нас, - с трудом произнес Нестер, протягивая толпе, в ладоне гранату.

  Взрыва гранаты Нестер не успел услышать. Что-то огромное, тупое и острое ударило его в грудь и сразу же швырнуло в темноту – и он за какие-то мгновения в этой темноте растворился.