Родник

Всё рождённое в природе обязательно умирает, но это не является окончательной гибелью, ибо из смерти старого восходит новое, и это происходит непрерывно.
Н. В. Станкевич

Серый зяблый январский день. Комната, залитая праздничной снотворной негой и рождественской рябью мишуры, замерла и молчит: разве что движения, исполненные праздной суеты, время от времени сотрясают пропитанный запахом хвои воздух. Стрелки часов мчат время, и вот уже серость за окном багровеет, растекается разводами зарниц, охрой фонарей и искрами гирлянд: ленная новогодняя рутина, начинающая надоедать день на пятый… Кажется, от этой лени и сытных яств весь мир непременно дремлет – ничего просто не может произойти. И тут раздался телефонный звонок.

- Добрый вечер. Это Нина Алексеевна, Сашин учитель химии. Нельзя ли пригласить его к телефону?
- Здравствуйте, Нина Алексеевна… это я…
- Ах, Саша, здравствуй! Не потревожила? Звоню узнать, не занят ли ты в эти дни?
- Нет, не занят, - с некоторым трепетом ответил я, потому что знал, что от Нины Алексеевны можно ждать самых интересных идей, тем более, если она сама звонит тебе январским вечером.
- Я хотела бы предложить тебе заняться научной работой. Знаю, химия у тебя только началась, но, я думаю, этот опыт окажется для тебя полезным. Как ты к этому относишься?
- С радостью! Что же мы будем исследовать? – уже с нескрываемым восторгом отвечал я.
- Я вышлю тебе несколько тезисов по почте. Прочти. А потом, если ты заинтересуешься, обсудим план работы при встрече.
- Замечательно! Жду письма! До свидания, Нина Алексеевна!
- До свидания, Саша.

Письмо я получил утром.
Изучение качества родниковой воды… Сколько же новых тяжелых на восприятие научных терминов, длинных слов и серьезных методов аналитической химии! Голова пошла кругом. Мне всегда хотелось стать учёным: препарировать листики, рассматривать в телескоп звёзды и обязательно орудовать чем-нибудь в химической лаборатории. Кажется, наука претворяет мечты в жизнь!

С каким же нетерпением я ждал окончания каникул! Вряд ли человек в здравом уме и трезвой памяти так будет ждать окончания долгожданного заслуженного отдыха, да ещё и в волшебную новогоднюю пору… но я ждал. И дождался.
Середина января. Начались серые школьные будни, такие же серые, как и выходные, только, быть может, более продуктивные. Мы с Ниной Алексеевной в кабинете химии проводим самый настоящий «совет в Филях», продумывая ход исследования до мельчайших деталей.

- Воду для изучения будем брать из нескольких источников. Я знаю несколько – к ним тебя отвезет Анатолий Иваныч (муж Нины Алексеевны). А ты знаешь какие-нибудь родники? Вы вообще с семьёй воду из них берёте?  – спрашивает Нина Алексеевна.
- Да, конечно. Раньше мы часто бывали на роднике в деревне С. Но сейчас за ненадобностью почти там не бываем. Но я могу попросить дедушку меня туда отвезти…
- Хорошо. Обязательно возьми пробу и оттуда – заодно в старых-добрых краях побываете, да и родник навестите.
На том и порешили.

В течение первой же недели мы объездили почти все известные нам родники нашего района – сильная тяга к науке, постижению чего-то нового двигала меня скорее завершить подготовительный этап и перейти к лабораторным работам. Оставался только мой, тот самый родник, дорогу к которому мы забыли на этот непомерно долгий, но незаметный, словно в вязкой пелене, год. Что-то меня не пускало к этому месту, не давало мне вдохнуть столько воздуха, чтобы хватило на этот тернистый путь. Долго я не хотел принимать того, что на самом деле мешало мне посетить место, оставленное нами не так уж и давно. Но и отрицанию, как и всему на этом свете, приходит конец. Ужасало одно – прошёл год.   Год, как не стало бабушки.

Слишком многое в этом мире происходит совсем не так, как нам хотелось бы. Жёлтое, щедрое лето непременно сменяет промозглая и скупая на солнце осень, день рождения, как ни странно, приходит к нам только раз в год, и жизнь ужасающе быстро оборачивается смертью. Так и бабушка ушла в несколько недель через месяц после Нового года. Вот объяснение моему рвению поскорее начать что-то делать – разорвать январский порочный круг, застилающий всем и каждому глаза яркими обёртками от подарков и разъедающий кожу огнями переливчатых лампочек и свечей. Ровно год, как я ненавижу январские праздники – двенадцать ударов курантов быстро и без оглядки обратили забавный и искрящийся бенгальский огонёк в моей руке в поминальную свечу, трепещущую под сквозняком, несущим до глубины души тревожащие речитативы священника и туман ладана, крутящимся под мерзлыми и непорочно-белыми сводами храма, видавшего не один век немые, скорбящие лица, так глубоко несогласные с законами бытия.

Год. А я всё не смирился. Вот почему я решил рассказать про этот давно забытый нами родник! Я хотел побывать там – увидеть высокий крест, знаменующий крещение воды, ступить на скользкие бревенчатые ступеньки, опустить ладони в студёную струю – пройти тот путь, который в самом моём нежном детстве мне открыла моя бабушка.

Решено. Уже на следующий день я стоял в десяти метрах от источника, который многие считают чуть ли не целебным, освящённым Святым Духом. Таким его считала и бабушка. Пятнадцать мимолётных минут езды отделяли меня от этого места, и долгий, безобразно тоскливый год отделял меня от неё. Сложно смириться с безысходностью, принять данность – не на много легче сделать шаг к переосмыслению событий прошлого. Ступить на дощатый настил мне не давал страх. Страх разглядеть во тьме прошлого нечто, что заставило бы меня страдать ещё больше…
Да куда ещё больше!? – подумал я и скрепя сердце ринулся к водной дрожащей глади незамерзающего ключа.
 
Холодно. На улице пронизывающе холодно. Холодно деревьям близ родника, облепленным ватной изморозью, холодно птицам, скачущим около теплой машины: тогда, казалось, сам снег замерзал и, леденея, ревел под каждым моим шагом. Холодно не было только мне. Ладони мои била сильная ключевая струя, от этого они стали пурпурно-красными, как и губы. В глазах рябило инеем, брызгами воды, слезами. Этот родник помнит её, помнит каждой своей каплей, каждой молекулой своей! Значит, я должен измерить каждую эту каплю, разглядеть каждую эту молекулу, чтобы хоть в какой-нибудь из них увидеть её – мою бабушку, согревающую мои ладони даже в самый лютый мороз, даже в потоке студёной родниковой воды.
 
Какое же счастье возвращаться домой исполненным чувством внезапно пришедшего внутреннего покоя! Я сделал это – я встал на путь неизведанного, я приступил к тому, о чём другие, закруженные хороводом сует, и помыслить не успевают. Ненавязчивой рукою своею наука повела меня по пути принятия неизбежного, в поисках самого себя, чтобы я во всём, даже в самом обыденном и незаметном, смог узреть отражение бесконечности Вселенной, след жизни человечества, самого себя.   
Впереди меня ждали недели опытов, химических реакций и наблюдения за образцами воды. Окрестя голову окунулся я в прекраснейший мир науки. Сколько секретов открыла мне она, даже посредством моих таких маленьких шагов в попытке познания законов бытия, сопоставимыми скорее с атомами, даже с ядрами атомов, в масштабах всего, что уже известно человечеству, не говоря о том, что нам только предстоит найти! Но самый главный секрет открылся мне немного позднее, когда время графиков, таблиц и мерных колб подошло к концу.

- Итак, Саша, главное сделано, - торжественно заявила мне Нина Алексеевна, - дело за малым. Осталось только, так сказать, раздать нашим образцам «призовые места» на основании результатов измерений. Какой образец больше всех соответствует стандартам качества?
- Хм… Получилось, что образец №4, Нина Алексеевна, – не менее торжественно ответил я.
- И что же это за источник, который справедливо удостоился «первого места»? – с нескрываемым интересом спросила Нина Алексеевна.
- Это родник….
И тут я замешкался. В горле встал ком. Я не верил своим глазам – быть может, я ошибся? Нет, ошибки быть не может: всё выверено до миллиграмма, до миллилитра, до миллимоль эквивалента на литр.
- …Это родник в деревне С.
- Что же. Значит, не зря ты посетил места давно забытых дней… - с некой улыбкой заметила Нина Алексеевна, - неплохая вышла работа. Поздравляю, Саша! Это твое первое исследование в области экологии!

Радости моей не было края! Но такого я не ожидал. Не думал, что за каждой капелькой раствора, пролитой в пробирку, за каждым начерченным графиком скрывалась она – невидимая линия, связывающая всё на этом свете: всё, что было, есть и будет. Линия, точно струя того родника, в котором стыли, но не замерзали мои руки, словно ниточка инея на тонкой ветви плакучей ивы, клонящейся к чёрному кресту, словно вязь из скользких скрипучих досок, связывающих родник со всем остальным миром.
 
- Кстати, Саша. Заборы мы проводили в канун Крещения. Быть может, правду говорят, что крещенские морозы любую воду очищают. Не находишь это темой для нового проекта? – с теплом и задором подмигнула мне Нина Алексеевна.
- Возможно. Всё может быть. Всё может быть…

Кто-то и впрямь подумает, что дело в Крещении, кто-то спишет произошедшее на банальное совпадение, но я точно знаю – это бабушка помогла мне встать на путь науки, помогла пройти по скользкому настилу и скрипучему снегу в суровые крещенские морозы и во что бы то ни стало согрела мои руки в ледяной воде.
Пусть теперь нельзя мне увидеть её воочию – такова данность. Но почувствовать её в плеске ключа и тепле леденящей душу воды мне под силу. Знаю, бабушка держала меня за руку тогда у воды.  Знаю, бабушка передала мне привет через то, что, казалось бы, не зависит ни от чьего существования – точное знание. Но, верно, не зря бабушка так любила эту воду – пила её не кипяченой – верила в исцеляющую силу родниковой воды. Конечно, наука не согласится с таким определением ключевой воды, но бабушка моя верила. Верила и оказалась права. Так и я верю сейчас в неё, в науку, в ту самую незримую нить, связавшую меня с бабушкой, с родником, с родной землёй, которую волею Проведения мне суждено беречь и защищать. Отныне и навсегда!