Отторжение кровей. роман, гл. 2, ч. 4

ОТТОРЖЕНИЕ КРОВЕЙ, Роман, гл.2, ч.4

               
                4.

     Полковник Федюкин А.В. сидел за рабочим столом в своём кабинете и рассматривал текущие документы. Работа была физически не тяжелой, но утомительной для мозга и зрения.
     Закончив рассмотрение этих документов, которые требовали от него вдумчивости, внимания, личной ответственности за те приказы и распоряжения в его резолюциях, которые,  определяли жизнь и быт части. Сложив этот ворох бумаг в специальную папку, он вышел из-за стола и подошел к открытому окну. Легкое дуновение ветра колыхало оконные занавески и шторы. Полковник сделал несколько резких движений руками, вдохнул порцию свежего воздуха, прислушался к гулу взлетающих самолетов и, убедившись, что вверенное ему подразделение живет и находится в рабочем состоянии, подошел к столу и принялся рассматривать заявления, рапорты, объяснения, просьбы личного состава части.  Каждая бумажка была написана от руки, и нужно было обладать терпением и умением, разбираться в бесчисленном многообразии каракулей, которые присущи каждому человеку.
     И вот подошла очередь к рассмотрению  рапорта, написанного красивым каллиграфическим почерком. Полковник раньше уже встречался с ним, но в круговерти своей работы, не обращал особого внимания на это и не запомнил, кому  принадлежит этот почерк. Сейчас же, утомившись от чтения предыдущих бумажек, он подумал: «Вот, если бы каждый обладал таким почерком!!!.. Сколько  времени было бы сэкономлено и сохранено нервных клеток  читающих!». Тут же появилось желание узнать фамилию автора этого рапорта. «Ох, ты!.. Да, это же рапорт лейтенанта Черкашина Д.И.! - прошептал командир. – И что же он пишет?..»
     А лейтенант Черкашин в своём рапорте просил: предоставить ему отпуск на двое суток (10 и 11 июля), в связи с отъездом его мамы Черкашиной Галины Матвеевной в Сибирь.
     Полковник от Надежды Николаевны до мелочей знал отношение этого лейтенанта к его Ирише и её к нему. В его голове тут же возник вопрос: «Что задумал лейтенант?.. Ведь 10 июля уезжает Галина Матвеевна,  и в тот же день уезжает в Ленинград  Ира?  Неужели он не собирается проводить её в Ленинград поступать в институт!? Для Иры это будет удар!.. Как быть?..»
     У него тут же промелькнула абсурдная мысль: «Может быть, этот лейтенант не тот человек, за кого выдает себя?.. Воспользовался Иришей, как легкой добычей, неопытной, наивной девочкой, надругался, обесчестил её?! Отъезд же Галины Матвеевны в Сибирь –  хороший повод - порвать с ней и, как говорят: «Концы в воду!». Поразмыслив, он вспомнил разговор с Надеждой Николаевной и отбросил эту мысль: Но как быть?.. Как узнать истину?.. Отбросить дурные мысли?.. Как снять с души это напряжение? 
      Ему хотелось, каким-то образом, вызвать лейтенанта на откровенный, душевный разговор, но лейтенант всячески избегал, в отличие от других офицеров, встреч и разговоров с ним.
     В таких раздумьях он подержал в руках рапорт лейтенанта Черкашина,  решительно и размашисто написал: «РАЗРЕШАЮ!», прошептав при этом: «А, что будет, то будет!».
     В этот момент кто-то постучал в дверь.
     - Войдите!.. – крикнул полковник.
     В кабинет вошел капитан Савельев.
     - Товарищ полковник….! – только и успел произнести он эти два слова.
     - Отставить!.. – прервал рапорт капитана полковник. - Не напрягайся, Антон Федорович!.. Проходи!.. Проходи, присаживайся и расскажи, как проводили Риточку?
     Добродушный тон полковника был посылом на простое общение и душевный, приятельский разговор.
     Присев в кресло у рабочего стола командира, капитан поблагодарил его за предоставленный ему служебный автомобиль для поездки в Симферопольский аэропорт  - проводить его дочь Риту, потом сказал:
     - Всё удачно, Андрей Васильевич! Приехали мы вовремя, не опоздали на посадку, самолет вылетел в Новосибирск, строго по расписанию. Сейчас моя доченька где-то ещё в полете. – С какой-то грустью ответил капитан.
      - Рита, при расставании, - переживала?..
      - Переживала, Андрей Васильевич!.. Как не переживать, ведь, закончилась её жизнь с мамой и папой, а теперь она в свободном плавании, все решения и поступки нужно принимать самой, и карабкаться по скалистым берегам в нашем грозном мире, чтобы не поскользнуться и не утонуть! Да, и мы с Александрой были в каком-то нервном оцепенении, плакали! Даже пришлось ей  взять под язык таблетку от сердечной боли! Вот, так-то! – тихо произнес капитан.
     - Что ж, друзья, крепитесь!.. А меня с Надей - это испытание ждет 10 июля.
     Полковник сделал паузу, о чём-то подумал и продолжил:
     - А тут ещё, Антон Федорович, тебе, как нашему лучшему другу, докладываю: - история произошла с нашей Иришей и, по-моему, очень серьезная и не своевременная!? Вот и ломаю голову сейчас: Как быть?.
     - Я, примерно, догадываюсь, о чём идет речь. Мне об этом рассказывала Александра Яковлевна. Ты же знаешь, Андрей Васильевич, у этих подружек  Риты и Иры никогда не было секретов и тайн, ну и, конечно, секретов от своих мам. Благодаря этому, мы как-то могли: им чем-то помочь, дать совет, уберечь от дурных поступков!
     - Это так, Антон Федорович!.. Но, что делать: - влюбилась Ирка в нашего лейтенанта Черкашина и не на шутку, да, ещё в такой ответственный жизненный момент!.. Поговорить бы с ним по душам, как говорится: «мужик с мужиком», узнать бы его отношение к ней, но не могу, он постоянно избегает меня. Другие стараются постоянно мозолить глаза «по делу и без дела», а он - нет!..
     - А, тебе не кажется, Андрей Васильевич, что лейтенант Черкашин боится всяких сплетен, боится, чтобы не подумали его приятели, что очередное воинское звание он получил, благодаря, дружбе с твоей дочерью? Парень он гордый, самостоятельный – всего добивается своим трудом!
     - Ты знаешь, Антон Федорович, я уж, «грешным делом», подумал: не воспользовался ли он неопытностью и наивностью Иришки – влюбил её в себя и обесчестил!.. Он же старше Ирки на восемь лет и опытней в этих амурных делах!..
     - Выбрось эту мысль, командир, из головы!.. Черкашин скорее застрелится, чем совершит такое!.. Он не такой!.. Я в этом уверен!.. Подолгу службы, я ближе к нему, чем ты!.. Я неоднократно летал с ним в паре, он всегда оставлял о себе, очень хорошее впечатление! Более порядочного офицера, я не встречал!.. А как он относится к Ирише, я уж знаю!.. Мне об их отношениях очень подробно нашептала моя ненаглядная половинка, - Александра Яковлевна!..
     - Спасибо тебе, Антон Федорович!.. Ты снял с моей души напряжение и глупые мысли о лейтенанте Черкашине! – ответил Федюкин, а в голове промелькнула мысль: «А ведь дело говорит капитан, дал подсказку, проверить летное мастерство лейтенанта!..  Я, ведь, с ним ни разу не летал!? Не знаю, какой он в полете?!».
    Ему захотелось осуществить своё желание немедленно, сейчас, до отъезда Ириши в Ленинград. Он имел на это полное право, а, ко всему прочему, у него была бы возможность поговорить с лейтенантом по душам, узнать его планы.
     После этих мыслей, он уже не вникал в разговор с капитаном и с нетерпением ждал, когда тот покинет кабинет.
     Оставшись в кабинете один, Федюкин попросил секретаря, принести ему график совместных полетов с лётным составом.  К сожалению, график был расписан в его отсутствие до 15 июля, а переделывать утвержденный документ  Федюкин  не мог, из-за установленных правил в части.
     Находясь под впечатлением разговора с капитаном Савельевым, Андрей Васильевич ещё несколько минут был в раздумье, когда совершить совместный полет с лейтенантом Черкашиным? Поразмыслив, он понял, что спешка в этом вопросе не нужна и принял решение: – осуществить полет с лейтенантом после отъезда Ириши в Ленинград.
     В этот день он, раньше обычного, приехал домой. Отцовские чувства тянули Андрея Васильевича в семейный очаг. Он чувствовал себя должником своему ребенку, которого очень любил, но недостаточно уделял ему внимания. Служебные обязанности постоянно отрывали его от семьи, не всегда была возможность вникнуть в душевный настрой дочери, понять её раздумья и переживания. Он хотел рассказать  Ирише о поведении и особенностях мужчин, дать полезный совет, чтобы не оказаться, по недомыслию, неопытности в их обольстительных сетях. Ему хотелось, в оставшиеся дни до отъезда Ириши в Ленинград, поделиться с ней жизненным опытом, житейской мудростью, умением увидеть, отличить светлые и черные пятна в человеческом обществе.
     Встретила мужа Надежда Николаевна. За все годы совместной жизни не было случая, чтобы при встрече они не обмолвились теплым словом, не обнялись и не наградили друг друга нежным поцелуем.
     - Андрюшенька!.. Ты сегодня необычно рано приехал со службы!?.. Тебе что – нездоровится?..
     - Всё в порядке, Наденька!.. Ириша скоро уезжает – вот я решил подольше побыть с ней!.. Кстати, а где она?.. Почему не встречает меня?..
    - Андрюша!.. – шепотом ответила Надежда Николаевна, - Ира в своей комнате, отдыхает!.. Если бы ты видел, родной, как эти подружки прощались при расставании!.. Сколько слёз выплакали!.. Мне пришлось, даже, таблетку валидола взять под язык!.. Еле её успокоила!.. Я её понимаю: – новая жизнь ждёт нашу ласточку!.. А тут ещё расставание с твоим Черкашиным!.. Представляю, сколько будет слез при посадке в поезд!
     Андрей Васильевич молча, слушал жену, а в памяти проплывал разговор с капитаном Савельевым. Ему еще раз пришлось пережить и проанализировать каждое слово этой беседы, но не был найден ответ на мучивший его вопрос.
     - Я сегодня, - в полголоса ответил Андрей Васильевич, - подписал рапорт, в котором лейтенант Черкашин попросил отпуск на 10 и 11 июля. Хотел, было, с ним поговорить по душам, но он меня избегает. Правда, Савельев убедил меня, что на какой-либо обман этот парень не способен. Но что в его голове не знаю!?..
      Подумав ещё о чем-то, сказал:
      - Так, Наденька, не держи меня в прихожей, дай полотенце, я пойду приму душ, а ты приготовь что-нибудь к ужину.
     Минут через двадцать со столовой раздался голос Надежды Николаевны:
     - Андрюша!.. Ириша!.. Идите к столу, будем ужинать!..
     Ира вышла из своей комнаты не в настроении с кислой гримасой.
     - Здравствуй, папа! – промолвила она и заняла свое место за столом.
     Было видно, что девушка не была настроена на разговор и прием пищи.
     Она вяло, неохотно, поглаживала вилкой по внешней оболочке фаршированного Болгарского перчика, то царапала ей по тарелке выводя какие-то загадочные иероглифы, известные только ей, не пытаясь вклиниться в разговор с родителями и поддержать его.
     - Иришенька!.. Что за хандра?.. – подала свой голос Надежда Николаевна. – Ну, почему ты не ешь?.. Это же твои любимые перчики!.. Я так старалась!.. Почему ты безразлична к пище?.. Замкнулась!.. Молчишь!.. Папа раньше приехал с работы, чтобы дольше пообщаться с нами!.. А ты, как какая-то дучка!..
     - Не хочу, мама!.. – с раздражением ответила дочь, демонстративно положила вилку рядом с тарелкой, придвинула к себе чашечку с чаем и принялась медленно размешивать в ней сахар.
     Было видно, что девушка не в настроении, грустит, не отошла ещё от стресса при расставании с подружкой и была готова - тут же расплакаться.
     Андрей Васильевич, видя нервное состояние дочери, молчал, понимая, что назойливые вопросы, приставание к человеку в таком состоянии, не приведут к откровенному разговору.
     Надежда Николаевна, умудренная жизненным опытом, тут же проявила своё дипломатическое мастерство, - перестала обращать внимание на капризы дочери и повела разговор с мужем на различные житейские темы. Она говорила: и о ценах на продукты и овощи в магазинах и на базаре, и о большом количестве отдыхающих в городе, не забыла передать привет от Матрены Филипповны и других соседей, т.е. - разговор ни о чём. Потом, коротко, рассказала о своих впечатлениях отъезда Риты от дома: и кто её провожал, и какая была обстановка прощания. Говоря об этом, она не сгущала красок и, как бы, между прочим, задала вопрос:
     - Андрюшенька!.. А, что тебе рассказал Антон Федорович?.. Как они проводили Риточку?.. Не опоздали на самолет?.. Не подвёл их Петя?..
     Услышав это, Ира перестала ложечкой помешивать чай и настроила свой слух на ответ отца.
     Андрей Васильевич  понял намек в вопросе жены и свой ответ построил так, чтобы заинтересовать им дочь.
      Ира, тут же нарушив молчание, вклинилась в разговор, произнесла:
      - Папа!.. Рита плакала?..
      - Нет!.. Нет, доченька, - Рита держалась молодцом!.. Шутила, успокаивала родителей, просила их не переживать и не грустить, пообещала обязательно поступить в университет и регулярно писать им письма. Между прочим, просила передать тебе привет, но об этом тебе скажет сам, Антон Федорович или Александра Яковлевна.
     Настроение у Иры заметно улучшилось, и это не ускользнуло от внимания  её родителей.
     Андрей Васильевич, воспользовавшись этой переменой в поведении дочери, сделал вид, что не осведомлен о её душевной страсти  к лейтенанту Черкашину, завел разговор об  усталости на работе, рассматривая заявления, рапорты подчиненных, написанные от руки, - корявыми, неразборчивыми почерками. И обращаясь к жене сказал:
     - Знаешь, Наденька, пришлось мне сегодня поломать голову, разгадывая эти кроссворды и ребусы!.. До сих пор рябит в глазах и колет в висках!..    
     Потом, как бы обращаясь к кому-то, послал в эфир свои возмущения, что школа не уделяет внимания правописанию и, подумав, сказал:
     – А один рапорт, Наденька, меня очень порадовал!.. Его написал лейтенант Черкашин – сын Галины Матвеевны. Помнишь, я тебе рассказывал о женщине, с которой  летел  из Новосибирска.
     - И чем же тебя, Андрюшенька, восхитил рапорт этого лейтенанта?  -спросила Надежда Николаевна, сделав вид, будто впервые услышала эту фамилию.
      Ира же, услышав фамилию лейтенанта, напрягла свой слух, внимание и затаила дыхание.
      - Ты знаешь, Надя, у него прекрасный почерк. Видно, он не зря протирал штаны в школе. Да, и училище наложило на его воспитание свой отпечаток! Очень аккуратный и организованный офицер!..
     Продолжая разговор, Андрей Васильевич, отметил ещё несколько положительных черт в поведении и характере лейтенанта Черкашина.
     И тут Ира, нарушив молчание, как бы с упреком, выпалила:
     - Папа, а ты знаешь, что Дима рос сиротой, что его воспитанием занималась его мама, Галина Матвеевна, и первая учительница, Любовь Васильевна. Их класс с большим уважением называл её - «ЛЮБАША!» Она научила их красиво писать, читать и быть во всём аккуратными.
     У девушки заблестели глазки, зарумянились щечки.
     Это неожиданное откровение дочери привело родителей в  замешательство и удивление.
     - Ириша, а ты откуда знаешь о таких подробностях биографии лейтенанта Черкашина? – только и сумел, робко задать вопрос дочери, полковник Федюкин.
     - Знаю папа!.. – с некоторым раздражением и вызовом ответила Ира и демонстративно отодвинула от себя чашечку с чаем. - Мне об этом рассказывал Дима и его мама – Галина Матвеевна.
    Девушка вспылила, казалось, что её кто-то обидел. Весь её вид излучал молнии, она, как тигрица, была готова немедленно вцепиться в обидчика, защитить любимого.
     - Иришенька-а!.. Остановись!.. Умерь свой пыл!.. Ты, что так расходилась!?.. Ведь папа хвалит твоего Черкашина! Нельзя, доченька, так нервничать! – взмолилась Надежда Николаевна.
     После этих слов все вдруг замолчали, родители вопросительно посмотрели на Иру. Наступила пауза. Душевный пыл у девушки несколько остыл.
     - Мама!.. Папа!.. Простите!.. – прошептала Ира. - Я не знаю, что твориться в моей душе!.. Дима хороший!.. Я люблю Диму!!!..
     Сказав это, Ира, резко отодвинула стул, бросилась в объятья к Андрею Васильевичу, испугавшись последней фразы, как неожиданное признание в чём-то неблаговидном, позорном. Выглядела она, как нашкодивший ребенок бросается к родителю, прося прощения, раскаиваясь в содеянном, прося о защите и помощи. У неё потекли слёзы.
     - Папочка, я люблю Диму!.. Люблю-ю!.. Понимаешь!.. Я не хочу уезжать   и быть вдали от вас и от Димы!
     Эта сцена выглядела, как смелое, порывистое откровение дочери, её признание родителям о своих чувствах к молодому человеку, как крик её души о помощи, о подсказке в решении этой не простой житейской задачи.   
     Андрей Васильевич посмотрел в глаза жены. Они поняли, что их прием, побудить дочь к откровенному разговору удался, достиг пиковой точки, и наступил момент, когда можно было откровенно, спокойно обсудить планы молодых людей на будущее.
     - Ириша, доченька!.. Успокойся!.. – обнимая дочь, промолвил Андрей Васильевич. – Никто тебя не винит и не осуждает за то, что ты полюбила этого человека. Он… он - достойная для тебя пара. Но то, что случилось не должно отразиться на твоих планах. Ты должна поступить в институт, получить специальность, а тогда, выходи за него замуж! Думаю, что и мама с моим мнением согласна!
     - Согласна!.. Согласна, Андрюшенька!.. Ириша, папа говорит правду!.. Мы любим тебя и очень хотим, чтобы твоя жизнь удалась! Чтобы в твоей семье господствовала любовь, дружба и взаимопонимание! А жизнь, доченька, - устроена не просто!.. Ох!.. Непросто!..
     И тут Надежда Николаевна, в подтверждение этих слов, после небольшой паузы как бы, получив сигнал свыше, вспомнила и процитировала:
                «Любовью дорожить умейте,
                С годами дорожить вдвойне,
                Любовь – не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне.
               
                Всё будет: слякоть и пороша.
                С любовью надо жизнь прожить,
                Любовь с хорошей песней схожа,
А песню нелегко сложить.»
     Это были слова поэта С.Щипачёва о любви, о тех жизненных трудностях, какие обязательно будут на жизненном пути, к ним нужно готовиться и обязательно преодолеть:
      Эти слова, произнесенные Надеждой Николаевной, звучали, как заклинание и наставление дочери, собирающейся выпорхнуть в свободный полет из родного гнезда. Она была возбуждена, голос её дрожал, и казалось, что говорит при этом не человек, а его душа, сердце матери, наставляя свою кровиночку, которой были отданы самые светлые, счастливые годы жизни, которые научили  её и мужа житейской мудрости. И этот житейский опыт  она пыталась передать своей дочери.
     Андрей Васильевич был приятно удивлен и восхищен Надеждой Николаевной, которая пылко прочитала эти строки, направленные в адрес дочери. Они, как словесные стрелы должны были проникнуть в её  душу и сердце, побудить в ней терпение ко всем жизненным ситуациям, мужественно бороться с всякими неурядицами, любить, и во имя любви всегда побеждать.
     На его лице выступила испарина, он достал платок, смахнул им капельки пота, нежно поцеловал дочь, прижал её головку к своей щеке и прошептал:
     - Иришенька!.. Всё будет хорошо!.. Успокойся, доченька!.. Мы тебя очень любим и в обиду не отдадим!..
     К мужу и дочери подбежала Надежда Николаевна. Она обняла их, прижала к своей груди, наградила  каждого поцелуем, что-то говорила, ласкала. Она была необычно возбуждена и похожа на белую лебедь, которая в порыве нежных чувств, своими белоснежными огромными крыльями обнимает близких её сердцу сородичей, отдавая им свою нежность, теплоту и любовь. Так и Надежда Николаевна обнимала, ласкала мужа и дочь. Она посвятила  им свою жизнь, им была предана, и в этом  был смысл  всей её жизни, - смысл всего живого и вечного на земле.
     Этот душевный порыв был неожиданным и долгим, как слияние в один поток желаний двух поколений, как вершина людского единства  и любви.
     - Так, мои милые, любимые девочки!.. – нарушил семейную идиллию Андрей Васильевич. – У нас теперь нет секретов!.. Мы поняли друг друга!.. Давайте закончим ужин и будем ложиться спать. Утро вечера мудренее… подумаем: Как нам быть дальше?.. Что взять Ирише с собой в Ленинград?..