Взрослый ребёнок

       Смотрю на ещё две свои детские фотографии. Это было очень давно, а я до сих пор хорошо помню – какого цвета надета вся эта одежда на мне. Пальтишко было синего цвета, свитер на второй фотографии – там, где светлые нитки, он был жёлтого цвета, а там, где тёмные нитки – ярко зелёного. Одежды у меня было мало в то время, потому что моя семья жила бедно, и мы выживали на пенсию бабушки с дедушкой, и на маленькую зарплату моей мамы, которая работала почтальоном.
       Я очень любила свою семью и всех своих родных. В садик меня не отдавали, поэтому я была не по-детски взрослой. Я не играла куклами или игрушками, потому что у меня их не было. Я жила с бабушкой и дедушкой, а они когда-то были учителями. Вспоминая свою любимую профессию, бабушка и дедушка учили меня читать, писать, запоминать стихи, и вычислять примеры в пределах десяти, потом ста и т.д.
       В три года я уже умела читать, знала некоторые детские стихи наизусть, считала до ста, слагала и вычитала числа в пределах десяти, а в четыре года я уже умела писать. Попытки поиграть с соседскими детьми всегда заканчивались неудачей. Они не понимали меня, а я не понимала их, и так получилось, что в дошкольном возрасте дети меня несколько раз набили. Я была слишком серьёзной, хотя и маленькой, поэтому они меня не воспринимали.
       Здоровье мне досталось испорченным, потому что грудное молоко у моей мамы перегорело по причине тяжёлых родов, ей разрезали родовые пути. Это были не кесаревы, а надрезы. Потом нельзя было тужиться, чтобы швы не разошлись, и она продолжительное время сидела на жидкой пище. В результате у неё и пропало молоко, а когда мы уже выписались домой, то бабушки и дедушки из нашего села не пропускали её без очереди, чтобы купила обычное молоко. Мой родной дедушка жевал для меня хлеб и кормил меня чёрным хлебом, и ещё водичку давали мне. Всё это привело к нездоровому кишечнику и частым простудным заболеваниям, но главным было то, что я выжила.
       Говорить я научилась ровно в один год, но язык взрослых я понимала с пелёнок. Наверное, осталась не плохая память из прошлых жизней. Никто не знает – как оно там, но я почему-то верю в прошлую жизнь.
       Когда моя мама шла по улице и вела меня за ручку, а я что-то маме рассказывала, то многие люди останавливали её и спрашивали – сколько мне лет. Мама говорила, что ровно один год, и они очень сильно удивлялись.
       Я начала говорить как-то неожиданно для всех. Сидела в своей кроватке, сделанной из лозы, и вроде как шевелила губами и перебирала языком. Мама, папа, бабушка и дедушка ужинали за столом. Потом я чётко заговорила, как взрослая, и все они слушали и удивлялись.
       В свои три годика я была ещё и пророком. Я точно сказала дедушке – когда он умрёт, и сказала бабушке. Потом всё в точности так и сбылось. Откуда я знала такие тайны – не могу сказать. Я не слышала никаких голосов и не видела Ангелов. Я просто знала, как знает каждый человек, что утром взойдёт солнце и после ночи наступит день, и это всё. У меня нет никакой дополнительной информации о моих пророчествах. То, что я говорила, вселяло в меня огромную веру, и я плакала, когда говорила. Дело в том, что я очень сильно любила своих родных. Горячая любовь заставляла меня плакать.
       Всё моё детство было не очень радостным. Денег катастрофически не хватало, дедушка и бабушка болели, и я очень сильно переживала за них, а папа с мамой ссорились. Бабушка и дедушка тоже ссорились с моим папой, потому что он был творцом. Он зарабатывал на жизнь своими талантами, а все мои родные хотели, чтобы он стал хозяином и работал на огороде. У папы были проблемы с сердцем и физический труд ему был противопоказан.
       Родилась я в большом городе, в столице, а жила я потом в селе. Не у каждого жизнь складывается таким образом, чтобы иметь доступ к городской жизни. Многие вынуждены жить в селе, даже если получается так, что сельская жизнь этому человеку не подходит. Мне она тоже не сильно подходила, потому что у меня было слишком слабое здоровье.