Муж декабристки. Антиквариат

Получая под дых отказ либо молчание очередного столичного работодателя, чувствую себя устаревшим телефонным аппаратом с дисковым номеронабирателем. Тем самым, что среди моего поколения слыл предметом роскоши, а не средством связи. Мой домашний телефон имел спаренный номер с соседями, был громоздок да к тому же всегда держал меня на привязи. Но он предлагал мне волшебство. Ведь звуковые колебания моего голоса, посланные за сотни километров, придавали чьей-то жизни смысл, а чьей-то, возможно, и нет. Так о чём я здесь? О глаголах прошедшего времени…

От очарования телефонного общения простыл и след. Да и мобильная связь стала неотъемлемым атрибутом нашей жизни. Это не означает, что мы настигли время. Просто оно позволило приблизиться нам. Погоня за временем – занятие разрушительное, а быть вне его – привилегия избранных. Я не избежал участи первых, но мылюсь в ряды последних. И пока мой радикулит лакомится ибупрофеном, я не свожу глаз с монитора и пишу, что есть силы. Творчество от преждевременного разрушения – верное средство…

Жизнь так искусно манипулирует моей слабостью к сантиментам, что счастье пережить её отдельные мгновенья, я легко оплачиваю годами. В августе 2018-го лишь мельком бросил взгляд на два увесистых пакета с логотипами известных торговых сетей. А зря! Именно в них меня поджидали треснувшие от времени фотографии и ворох рукописных воспоминаний. Этот груз человеческих историй сначала охотно стал несуразным продолжением моих рук, а затем на полтора года и вовсе заполонил мои мысли.

Один из моих последних жизненных университетов – воронежское издательство «Альбом». Нюх на выпуск уникальных книг у его директора Владимира Леонидовича Елецких, как у матёрого охотничьего пса, а тяга к книгоизданию – маниакальная. Больших барышей сочетание этих качеств, увы, уже не приносит. Заказчик охотнее платит за то, что проще, дешевле и быстрее. Он думает, что шагает в ногу со временем и вкладывается в блогосферу. Ну, это пока не отрубили электричество. А одержимое выпуском раритетов издательство нет-нет, да и взбрыкнёт, и ухватится за эпический книжный проект. И новая книга при усердии собственных авторов, сторонних энтузиастов-краеведов, а где и с помощью энтой матери, всё-таки выходит на исхоженный вдоль и поперек литературный тракт.
 
Я толкую о работе над изданием «Воронежские градоначальники», чей тираж на момент выхода не превысил и трёх сотен экземпляров. Отправной точкой для её написания послужила инициатива Фонда ветеранов органов местного самоуправления «Наш Воронеж». Книга, описывающая механизм четырёх вековой истории управления городом от воеводы Семёна Сабурова до мэра Вадима Кстенина, на ниве которого переплетены воедино судьбы тех, кто в разные эпохи был к этому причастен, метит в раритеты. И неслучайно.
 
Границы моих авторских угодий в этой книге простирались от середины 60-х годов прошлого века до дней нынешних. Всё со временем обретает свою ценность: предметы обихода, произведения искусств и даже треугольные пакеты из-под молока. Прожитые годы, принятые решения, воплощенные помыслы – всё сгодится коллекционеру вроде меня. Я собирал по крупицам дух ушедшего времени, который памятен уникальному поколению родом из Советского Союза. И такого людского антиквариата у меня во время работы над книгой набралось с полсотни душ. Многие из них нагрянули в мою жизнь не только из архива, что содержался в недрах тех двух исторических пакетов.

Слово, чтобы ты знал, это оружие одинаково эффективное как в ближнем бою, так и для массового поражения. Даже строки, которые ты читаешь сейчас, пытаются навязать твоему сознанию мою волю. А что говорить о коварстве тех словесных конструкции, что ежеминутно ставят нас перед выбором. Потому-то навязчивые новости раздражают, а бездарные инструкции по улучшению себя гоняют твою тоску по кругу.
 
Не знаю, как ты, а я иначе писать приучен, чтобы весь мой герой был у читателя, как на ладони. Отсюда давно забитые сленгом эпитеты, глубокое погружение в мир моего персонажа и, конечно же, искренний интерес и умение разглядеть в человеке созидающее начало. Прежде чем пытаться понять своего героя – им надо восхититься. Правда, есть категории граждан, которые не торопятся меня очаровать. Но я и не спешу их обессмертить…

С этим джентльменским набором я и приступил к работе над своей частью книги. Мне же было недостаточно скупых биографий, написанных в стилистике былых времён. И я предпочёл заглянуть в глаза своим героям и потревожить их память. Казалось, они этого ждали. Опасность такого совместного похода в прошлое в том, что любой пожилой человек в начале естественно захочет выговориться, и лишь к концу начнёт отвечать на вопросы. С этой данностью я смирился.
Оттого часы людских исповедей стали складываться в сутки диктофонных записей. Каждому герою мне пришлось придумывать оригинальную форму подачи биографии, сфокусированную на демонстрации его жизненных ценностей. В массиве информации предстояло отыскать суть человека и структурировать текст так, чтобы он постепенно открывал читателю вид на лестницу земных достижений героя, выстроенную из ступеней хронологических событий. Мои безмерно любящие жизнь герои, к сожалению, сами люди того возраста, который любого из нас напрочь лишит оптимизма. С датами, как впрочем, и с именами многие из них оказались не в ладу. И потом, не надо забывать, что в бытность своей ответственной руководящей работы именно от журналистов они претерпели нападки. И закрепившийся у многих стереотип восприятия пишущего человека ещё как препятствовал моей работе. Спасибо, коллеги!

Для начала все произнесённые слова надо было сделать заурядным текстом. Этот навык в моём резюме теперь называется угловатым словом транскрибация. Мне же милее – расшифровка звукового файла. Прибавь к этому необходимое время на обдумывание и сам процесс написания. И получишь черепашьи темпы моей работы, которые бесили моего директора, нервировали верстальщика и обескураживали заказчика. Прости, что погружаю в техническую сторону вопроса. Но когда в следующий раз ты потянешься к полке с биографической книгой, будешь знать, что за пару недель такую точно не сваяешь.

Неужели я ещё не представил тебе идейного вдохновителя и беспокойное сердце нашего проекта? Тогда знакомься, Юлия Алексеевна Семёнова! Я бы мог сказать, что судьба этой самоотверженной и увлечённой женщины заслуживает отдельной книги. Но она, к счастью, уже написана!

Основа наших прочных отношений сколачивалась в зыбкой ситуации. Она тоже не высказывала восторга от того, что я чудовищно медлил, когда требовалось резво писать. Но чем дальше наш непреклонный заказчик проникался содержанием моих текстов, тем яснее для неё становился литературный замысел, благозвучнее язык и теплее отношения. Признаюсь, обстоятельства сложились так, что ей просто было с чем сравнить мои очерки. И это сравнение оказалось в мою пользу. Из 312 страниц мой авторский текст занял - 167. В этих страницах - всё моё. И посаженное зрение, и обездвиженный тазобедренный сустав, и обретённый во всех смыслах геморрой.

То, что ещё вчера нещадно правилось на компьютере, уже сегодня – в тираже, резко пахнущим типографской краской. Изменения в жизни города, как и задумано, описаны через факты жизней множества людей. Все кто работал над книгой, по мере  своего разумения, стремились, чтобы у неё появилась своя душа. Ею и стали уникальные воспоминания ныне здравствующих современников, редкие фотографии из их семейных альбомов и чуткое отношение авторов к сложному материалу.

И хотя подлый вирус откладывает презентацию книги для широкой городской общественности, у меня уже есть один экземпляр. И, когда я бережно беру его, ощущаю себя ошалевшим от счастья отцом с новорождённым младенцем на руках. А всё потому, что только так и не иначе, должен чувствовать себя писатель.

Продолжение «Муж декабристки. Интервью» уже написано.