Rip current. Кольцо Саладина. 20

предыдущее - http://proza.ru/2020/09/13/978

Вот как. Мы уже на «ты», оказывается. А я и внимания не обратила. Интересно, а Юра обратил? Или он сам и устроил?
- И что теперь будет? – спросила я настороженно.
Прозвучало довольно двусмысленно, но Юра не заметил.
- Будет твой портрет.
- Портрет?! – в ужасе вскричала я, забыв сразу обо всём. - Портрет? Но я же лохматая, непричёсанная! Я не готова была! Нет, ты меня не печатай! Так нечестно, ты меня врасплох застал!
- Ты можешь вон там привести себя в порядок, – Юра, улыбаясь, кивнул на шторы в углу. – Проходи туда.
Ещё одна тайная комната Синей Бороды? Ну, я и попала в лабиринт…
Я заглянула за очередные зелёные портьеры и в очередной раз ахнула. Комнатушка была буквально битком-набита всяким пёстрым барахлом.
- Тут реквизитная, - пояснил Юра. – И можно подготовиться к съёмке. Вот там зеркало большое…
Трёхстворчатое зеркало в углу едва угадывалось, завешенное шарфами, юбками, вуалями, какими-то свадебными венками. На стенах, вперемешку с оружием, висели разнокалиберные шляпы, и я немедленно кинулась к ним. Схватила огромную соломенную шляпу с длинными прозрачными лентами и бросилась к зеркалу.
- Юра, сними меня вот так! Ой, нет, не-ет! Лучше вот как! – я бросила шляпу на кресло, заваленное тюлем, сорвала со стены чёрное сомбреро, слегка побитое молью, но впечатляющее.
- Смотри, как здорово! И вот этот клетчатый платок на плечо, и я буду прямо как шериф! Ой, а тут ещё и мушкетёрские шляпы у вас! Ой, перья… ой, шпаги… ой, парики…
Я бегала от одной стены к другой, шумно ахала, а Юра стоял в дверях и смеялся.
- Я знал, что тебе понравится, - сказал он. – Мне хотелось тебе это показать.
- Боже мой, боже мой, - не уставала я восхищаться, - откуда всё это? Такие платья… Это же настоящие старинные! Смотри, на подкладке! Откуда?
- Из театров. Здесь театральные фотографы бывают, приносят всякое списанное добро, тут всё пригождается… Играть в этом уже нельзя, а фотографироваться вполне. А вот здесь всякие интересные штуки для предметной съёмки, посмотри тогда.
- Ой, как интересно… А можно сюда мою Татку привезти? – горячилась я. - Она тут с ума сойдёт.
- Кто это – Татка?
- Наташка, моя подружка институтская… И Милка бы тут с ума сошла! Да все бы мои подружки с ума сошли! - воскликнула я, самозабвенно оглядываясь. - Ой, тут визгу бы стояло....
- Конечно, можно. Приводи подруг. Только надо договориться, чтобы никто не мешал. А вот там, под зеркалом – театральный грим, можешь посмотреть, если интересно.
- Грим? Театральный?!
Я кинулась под зеркало. О-о, вот они, плоские ящички с самым интересным… и с буквами ВТО на коробочке…
- Ну, будем фотографироваться? – спросил Юра.
Можно было об этом и не спрашивать…


                *     *     *

- Девочки, ножки собираем! Пяточки вместе, ножки должны быть красивые…
Аня кусает губы, не смотрит на меня.
Для неё девочки и пяточки в другом мире. Точнее, это она сама сейчас в другом мире. Со мной. А это опасный, пугающий мир. Это я. Мало ли что отчебучу. Наброшусь, растерзаю. Возьмусь своими руками за какие-то особенно драгоценные места. Надо стиснуть зубы и вытерпеть. Аня стискивает зубы. Я давно уже стиснул.
С огромным удовольствием я бы сейчас плюнул и ушёл, но я не могу бросить это несчастное колючее существо, которое никак не полюбит себя.
Может быть, у меня не хватает педагогических талантов. Хотя Вероника всё время говорит, что я хороший педагог. «Аня на твой совести, - объявила она мне безапелляционно. - Води её, показывай всё возможное". И вот мы теперь терпеливо страдаем.
- Ниже приседай, – напоминаю я.
Аня уже повисла в моих руках, но никак не найдёт баланс. Что за мученье…
- Посмотри мне в глаза, - прошу я.
Нужно именно просить. Она самолюбивая. Если, не дай бог, будут властные, приказные интонации – обидится, зажмётся, уйдёт смотреть в окно, кусать губы.
- Пожалуйста, пойми: чем ниже ты присядешь, тем дальше пойдёт твоя нога и тем красивее и плавнее будет движение. Поняла?
- Она кивает.
- Поехали!
Ничего она не поняла… Я вижу, что она ужасно старается, но одновременно вижу, что поняла она только головой. Тело её не включается, оно живёт своей самостоятельной жизнью и изо всех сил сопротивляется мне. Чтобы всё получилось, она должна часть своего веса отдать мне. Но она цепляется за любую возможность надеяться только на себя.
Поцеловать её, что ли, как следует, чтобы она проснулась наконец…
Конечно, я так думаю исключительно от злости. Тут и без поцелуев проблем достаточно.
- Перерыв, - стараясь не выглядеть злобным, объявляю я.
Мы отходим к окну, я облокачиваюсь на косяк. Зверски хочется курить, но нельзя. Вероника голову оторвёт, и будет права, мне нужно беречь дыхание, раз уж ввязался, я обязан подавать пример.
Аня садится на низкий подоконник, я вижу, что она устала, но даже и сейчас, её вроде бы отдыхательная поза не выглядит расслабленной, колени сжаты, руки стиснуты.
Мда, танго не для тех, кто боится партнёра. Что ж нам делать-то…
А ведь так же было с пани в самый первый раз, – вдруг вспоминаю я. Она так же цеплялась за свою независимость, изо всех сил доказывая, что всё сделает одна, сама, без меня…
Нет, не надо было мне вспоминать пани. Перед глазами опять замелькало лето. Капли воды, смеющиеся глаза, смеющиеся губы, неумолчный шум моря… И у нас тогда тоже много чего не получалось, а потом вдруг зазвучала музыка и смела все препятствия. Я вспомнил эту лёгкость, и восторг в её глазах. Ну и в чём разница? Разница в том, что мы были влюблены друг в друга до умопомрачения…
Аня вздыхает рядом. Она чувствует, что раздражает меня, и поэтому зажимается ещё больше. Мне её жалко. Я смотрю на неё сверху вниз, вижу склонённую, гладко причёсанную головку. В её позе покорность и одновременно непримиримость. Она хочет переступить свой страх, свою робость, своё закрепощение. Это, безусловно, достойно уважения.
Но если вот так переживать каждое прикосновение мужчины, мы недалеко уйдём.
- Ладно, на сегодня тогда всё. Беги, девчонки закончили.
Прогон дефиле завершён, девочки разбегаются, Мирьяна улыбается мне и машет, Томчик, хулиганка, посылает страстный воздушный поцелуй.

Весёлое чириканье стихло, второй этаж опустел.
Скоро начнёт смеркаться. Высокие окна в галерее начали синеть. Два инструктора из спорткомплекса помогли нам поставить трюки и тоже ушли.
Мы вдвоём. Наши рабочие будни продолжаются.
- Вики, это очень рискованно, - говорю я почти сердито.
- Ничего, мы попробуем, - Вероника, в отличие от меня спокойна. - У тебя получится.
- Но это риск, – артачусь я.
- Странно, что ты это говоришь. Ты боишься? Я тебя не узнаю. Ты не был таким.
- Я просто повзрослел. Ты сама говоришь…
- Повзрослеть – не значит, трусить.
Раньше эта фраза могла бы меня ужалить. Сейчас я не реагирую. Наверное, и правда, повзрослел.
- Я не за себя боюсь. Это у тебя дочь. Ты можешь получить травму.
- И это ты мне говоришь…
Она права. В этой ситуации партнёрша может получить травму, если партнёр не рассчитал движения.
Несколько минут мы молчим. Я, сунув руки в карманы, хожу по сцене. Мы никогда не репетировали сложных трюков. В танго и так достаточно сложностей. Но они были совсем другими. И мы с ней никогда не выступали на большой сцене. Сейчас впервые всё всерьёз. Осталось две недели. Работать нужно будет каждый день.
- Я не знаю, смогу ли, – говорю я упрямо.
- Ну так пробуй!
Она не сдаётся. Она не собирается сдаваться, она не будет сдаваться, и я это понимаю.
- Я ещё немножко похудею, чтобы тебе было легче, - говорит она миролюбиво. - Сброшу за две недели килограмма три-четыре. Перестань сновать, иди сюда, будем пробовать.
Мы пробуем.
Обе двери закрыты на ключ изнутри. Вся сцена – наша. Никого в зале. Только мы одни, освещённая сцена и чёрный зал внизу. Вероника говорит: представь, что в зале сидят люди. Там зрители, сотни глаз, они на тебя смотрят.
Это, правда, помогает. Переживания, сочувствия. Мощная человеческая сила. Да, это помогает.
Я представляю, что в зале люди. Мысленно рассаживаю их на пустые места, пусть все, кто меня знают и любят, заполнят этот зал.
Пусть мама и Верунька сядут поближе, чтобы Веруньке было хорошо видно. Пусть позади сядут Алка, Сарман, Валюха… Тётя Маша с Надькой… И, конечно, Сама, пусть она хоть немного погордится мной. Пусть сяду я сам, дурацкий и шестнадцатилетний. И пусть они все смотрят на меня – мои родные люди, которые могут за меня переживать. И Алка замрёт и сожмёт руки в кулачки, а тётя Маша будет мелко трясти рукой и промокать глаза платочком…
- Плечо опусти! Запомни позу. Ещё раз заходим, пошли! Сразу вот так подставляйся мне, чтобы я опиралась.
- Надо было оставить хоть Мишу… Мы рискуем без страховки, Вики…
- Прекрати. У тебя всё получится.
У нас получается, хотя и грубо пока.
Каминада, волькада, поддержка, я отпускаю её - она лёгкая, но одновременно плотная, приближение, толчок - вот сейчас мне нужно поймать и не уронить её, и я, конечно, не уроню. А Ирэн скажет: ой, ну ты вообще, крутой, ой, ну, это вообще было супер… И ещё раз – волькада, поддержка, мне приятно чувствовать её послушное тело, но нет какого-то важного чувства, которое всегда было в танце... Приближение, толчок - она ласточкой взлетает надо мной - а мама прижмёт ладонь ко рту, а потом зажмурится, чтобы не смотреть… Она падает, почти падает, я ловлю её...
- Ещё раз…
- Ты не устала?
- Это ты не тянешь... Ещё раз.
Прогулка, волькада, прогулка…
А пани… Пани – что она увидит? Что она подумает? Что сделает?
- Ну, что с тобой? – спрашивает Вероника с досадой.
А я сам не знаю. Вдруг слилась вся сила, я выпал из ритма и сбился. Наверное, вот так сбивается Аня, когда натыкается на что-то, неожиданное для неё.
- Что случилось? – Вероника заглядывает в лицо. Она с трудом переводит дыхание. Сложный момент начинался, она набрала энергию, и всё обрушилось, сначала у меня, потом у неё.
- Ты о чём думаешь? – требовательно спрашивает она.
- Да ни о чём…
- Устал?
- Не знаю, - сквозь зубы бурчу я.
Ухожу в галерею, сажусь на низкий подоконник и кладу голову на руки. Теперь я понимаю Аню.
Вероника подходит, тихо стуча каблучками. Я слышу её короткий вздох. Она молчит, потом садится рядом. Кладёт мне руку на голову. И я вдруг чувствую странное желание освободиться от этой руки.
И она чувствует. Убирает руку.
- Ну, рассказывай, - говорит Вероника. – Только не ври.
И я расказываю, нехотя, с глупыми паузами, не поднимая головы, старательно безразлично.
И потом мы молчим.
- Я всё-таки не понимаю, - говорит наконец Вероника. - Это что, так сложно? Найти в Москве человека? Есть службы… Пошли запрос в её город.
- Я знаю её адрес в её городе.
- Тогда нужно идти на её место работы.
- Я не знаю, где это место. И… я всё время занят. Мы с тобой здесь до ночи.
- Я тебе обещаю, после седьмого марта у тебя будет личное время.
Я киваю, не поднимая головы.
И мы опять долго молчим.
- Ладно, - говорит, наконец, Вероника. – Всё равно от тебя нет толку сейчас. Поезжай домой, вечером что-нибудь придумаем.
- А ты?
- Я останусь. Поработаю ещё на станке.
Она встаёт и уходит. Стройная, прямая, уверенная. Почти отчуждённая.

продолжение следует