Свет погас Редьярд Киплинг перевод Татьяны Моисеев

«Что думаешь, если она нас вдруг застукает? Нам бы не следовало, понимаешь?» – сказала Мейзи.
«Побъёт меня, а ты закройся в своей комнате наверху» - незамедлительно ответил Дик. – «Ты принесла патроны?»
«Да, они в кармане.» - Они ужасно трескаются. А патроны с игольчатым зарядом трескаются сильнее?
-Не знаю. Если боишься, дай-ка револьвер, дай мне – я их выну. Мэйзи быстро выступила вперёд: рука в кармане, подбородок вверх. Дик последовал за нею с небольшим револьвером, игольчатого заряда.
Итак, дети открыли, что их дальнейшая жизнь станет невыносима без оружейной практики. После длительного обдумывания и самовоздержания Дик скопил семь шиллингов и шесть пенсов – накопление для покупки бельгийского револьвера. Мейзи же смогла только присовокупить к этому полкроны на покупку сотни патронов.
«Ты, Дик, лучше меня копишь». Она объяснила это тем, что любит вкусненько поесть.
- Но это для тебя неинтересно. Кроме того, мальчикам все это важнее.
Дик поворчал немного над устройством, но затем вышел и сделал ещё несколько покупок, и дети готовились их опробировать.
Револьверы, конечно, не укладывались в схему их будничной жизни, поскольку естественно были запрещены стражей закона, а те не могли быть на месте их матерей, для них, сирот.
Мать заботилась о Дике только до шести лет, и за эти годы полагала, что можно сэкономить на одежде Дика, отчасти бездумно, отчасти же лелея свою боль – будучи вдовой, мечтающей о новом замужестве, и это тяжестью легло на егь юношеские плечи. В то время, когда он искал её любви, она отталкивала его и позже ненавидела. Он, становясь старше, искал хоть немного симпатии, она же впадала в странности. От тех долгих часов, проводимых ею по наведению порядка, в их доме, она уделяла немного так называемому домашнему воспитанию Дика. Её религиозные убеждения сводились в основных чертах, и только к проникновенным изучением закона Божия, и это были целью и смыслом. Время от времени, когда мать помимио себя самой, была недовольна сыном, она настойчиво внушала, что ему будет трудно поладить с Богом, поэтому Дик привык не любить Бога так же, как он не любил миссис Дженет. Но это не всё, что составляло отношение ума юноши. Поскольку она избрала трактовать Дика как безнадёжного лгуна, и когда боль и протест привели его к первой неправде, он естественным образом превратился в лгуна, но лгуна – себе на уме. Когда не отбрасывая любую возможность приврать, не замешкаешься и перед самой черной ложью, какая только возможна, если тебе необходимо сделать свою жизнь чуть-чуть легче.
Обращение с ним матери выработало в нём по крайней мере способность жить в одиночестве и она сослужила ему службу, когда он поступил в начальную школу, мальчишки высмеивали его одежду из дешёвого материала, которая к тому же была вся в заплатах.
По праздникам он возвращался к поучениию миссис Дженет. Но всё же цепь необходимых к учению дисциплин ослаблялась окружающим миром и была побита по тому или другому счёту, хотя он и проводил под крышей дома до двенадцати часов.
Однажды осенью ему пришлось соединиться с другим атомом – длинноволосым и сероглазым таким же погруженным в себя: она, двигаясь молча по дому разговаривала только с козликом – самым дорогим земным созданием, проживающим в садике позади дома. Миссис Дженет возражала против козла на основаниях того, что он был не христианином, и он, конечно, им не был.
«И тогда, - произнесла девочка-атом, - я напишу, - она тщательно подбирала слова, - я напишу моим личным юристам и сообщу им, что вы очень плохая женщина. Амомма, мой Амомма!
Миссис Дженет сделала движение в направлении холла, где на полках стояли зонтики и банки, девочка-атом так же как Дик поняла, что это означало. «Меня уже били раньше, по-прежнему бесцветным голосом. «Меня уже били и даже больнее, чем вы собираетесь сейчас. Если побъёте меня, я напишу личным юристам, и расскажу, что вы не давали мне есть. Я вас не боюсь.» Миссис Дженет не пошла в холл и атом, через момент, удостоверилась, что угроза миновала, выбежала и горько плакала на шее козлика.