Период раннего возрождения. учелло

(Паоло ди Доно «Уччелло» 1397–1475)
                ПАОЛО УЧЧЕЛЛО

    Вход в мастерскую Паоло ди Доно преградила большая неопрятная женщина свирепого вида. От неожиданности Донато опешил и не нашёлся, что сказать, только удивлённо разглядывал это странное создание.
   — Чего надо? — громыхнула басом могучая женщина, подперев бока большими кулаками. На ней был грязный фартук поверх длинной юбки, рукава кофты, засученные выше локтя, открывали мощные бицепсы. Грубые черты её лица были вполне мужскими. «Не мужчина ли это? — подумал Донато. — переодетый...» Он, как мог, грозно произнёс:
   — Я хочу видеть Паоло ди Доно! Посторонись!
   — А! — женщина вдруг обмякла и указала обеими руками внутрь помещения, — так бы и сказали. Проходите, господин!
    Донато, всё ещё продолжая изумляться этому необычному существу, прошёл в просторную мастерскую, где над большим столом с ворохом бумаги склонился его друг Паоло. Он вскинул голову, секунду осмысливая то, что предстало перед его глазами, радостно вскрикнул и бросился обнимать своего старого друга.
   — Какой ты молодец, Донато, что приехал! Я так тебе рад! Посмотри, как я продвинулся в своих исследованиях! Я... Я расскажу тебе такое, что ты будешь неделю удивляться! Вот, мой друг, здесь всё наглядно показано...
   — Погоди! — остановил друга Донато. — Ты ведь живописец, а не математик. Где твои картины, я не вижу? Ты совсем перестал писать?
   Донато, вернее, Донателло, как его теперь все звали, низкорослый, но очень сильный ширококостный мужчина, прошёлся по мастерской, перешагивая через листы бумаги.
   — И что это за монстр преградил мне дорогу в дверях?
   — А! Это моя новая кухарка. Очень хорошая кухарка и очень полезная во всех отношениях...
   — Ты хочешь сказать, — вставил Донателло, — что сторожевая собака тебе больше не нужна?
   — И это тоже! Хе-хе. Но главное... еда! Как она готовит! И ещё, когда у меня появляется мысль о женщине, я смотрю на неё... и всё проходит.
   — Ой, ты шутник! Твои шутки всегда неожиданны. Но я тоже попробую пошутить: не с неё ли ты рисовал своих цветных лошадей, каких не бывает в природе?
   — Действительно, можно было бы... Но тогда её ещё не было... — Паоло немного помолчал и сказал, — Так ты считаешь, что мои занятия перспективой не имеют смысла? Ты только вникни и поймешь, почему я так увлёкся этим. Мы привыкли сводить все линии в одну точку, правильно? Карнизы домов, цоколи, дороги и всякие фигуры на этих дорогах... Эту точку мы ставим в середину картины? А почему? Ведь она в силу особой композиции может оказаться в углу! Что тогда произойдёт с твоим нарисованным зданием, в противоположной стороне от той точки? Ты понимаешь, что произойдёт? Там должна появиться другая точка…
   — Постой! Ты меня уже запутал. Давай твои чертежи.
     Паоло был моложе Донателло, но выглядел ровесником из-за своей рыхлости и некоторой полноты. Видимо, сказывалось его хорошее питание. Он был весельчак и, ввиду своей подвижности, толстяком не становился. Донателло его хорошо знал и знал давно, а теперь собирался обрадовать хорошей новостью, связанной с путешествием. «Пора ему поскакать на лошади, а потом поползать по лесам, там не растолстеешь...» Но пока не хотел прерывать поток его возбуждённой речи.
   — Ты понял, в чём суть?
   — Кажется, да! Но мне в скульптуре это не пригодится. Может быть, в рельефах...
   — Донато! Потомки наши, все, кто будет писать картины с любыми фантастическими зданиями, будут поминать меня добрым словом, ведь это для них я стараюсь... и для себя тоже.
Паоло сосредоточенно рылся в своих бумагах, наконец, нашёл нужный лист.
   — Вот! Я вычертил тор в перспективе, причём поделённый на квадратные сегменты! Смотри!
   — Да! Красиво... А теперь, мой милый Уччелло, послушай меня! Кстати, почему тебя так странно прозвали? Ты на птичку совсем не похож. Если только на сову...
   — Я не знаю. Может быть, потому, что я долго носил шляпу с пером? Или... много рисовал птиц. А я не против, мне даже нравится. И запоминается сразу. Так... что ты хотел сказать?
   — Да! Должен тебя обрадовать: есть большая работа! Хватит тебе заниматься черчением, завтра же отправляемся в Падую. Мне заказали несколько статуй и тебе будет работа в том же монастыре...
   — Это интересно! Нет! Это замечательно! А то я действительно здесь стал похож на замшелую сову. — Паоло оживился, посмотрел вокруг и, будто найдя, что искал, воскликнул:
   — Это же надо отметить! Как тебе такая перспектива? Хе-хе... Эй, Джиролама! Где ты бродишь?
Джиролама! Нет, не слышит...
В этот момент в комнату, как бы нехотя, вошла кухарка.
   — Что вы кричите? Тут я.
   — Послушай, дорогая, — вкрадчиво сказал Паоло, — принеси-ка нам вина, того, что я просил поберечь до особого случая. Так вот, этот случай настал... И закусить чего-нибудь, сама сообрази.
    Могучая кухарка молча кивнула, повернулась и ушла.
Донато подумал, что вина придётся ждать долго и расположился в глубоком кресле. Он спросил:
   — Скажи пожалуйста, почему в этой росписи твоей «Битва при Сан-Романо» лошади необычных цветов? Может быть, где-то в Африке есть такие породы? Но ты ведь там не бывал...
   — А что тебе кажется необычным? Синеватая масть? А ты видел белых лошадей после захода солнца? Они именно такого цвета!
   — Да? Ну, хорошо. А — жёлтая, почему? Закатный луч на неё упал?
   — Конечно! Ты всё сам понимаешь. Но ведь это не важно! Главное, красиво, согласись!
Согласиться Донателло не успел, потому что проворная кухарка вошла с большим подносом, водрузила его на стол и уставилась на хозяина. На подносе кроме кувшина вина, сыра и зелени, была варёная курица. Паоло осмотрел поднос, остался доволен и нежно сказал:
   — Спасибо, дорогая, можешь отдыхать.
Они уселись за стол на скамейки и повели неспешную беседу о искусстве. Вспомнили, как когда-то работали в мастерской Гиберти, где и подружились.
   — А чем он теперь занят? — поинтересовался Уччелло.
   — Гиберти? Чем занят? Он делает вторую дверь! Ему этой работы хватит до конца жизни...
   — Он теперь нас на помощь не позовёт?
Это прозвучало, как шутка: Уччелло и Донателло были давно не мальчиками, они стали известными мастерами, которые сами приглашали к себе молодых помощников. Неспешная беседа обо всём на свете тянулась до тех пор, пока не опустел кувшин.
   — А не послать ли нам за вторым кувшином? — предложил Уччелло, — как тебе такая...?
   — Ой, Паоло! — воскликнул Донателло, — Ты хочешь повториться.
   — Да, мой друг, есть вещи, которые хочется повторить.
   — Слушай, твоя кухарка обязательно решит, что к тебе приехал пьяница!
Уччелло подумал и весело сказал:
   — Донато, ты на чём сидишь? На скамейке... А тебя интересует мнение скамейки о твоём заде?
Донателло сначала опешил, а потом так рассмеялся, что чуть не сломал эту злополучную скамейку.
   — За что ж ты её так жестоко? Сам же её хвалил...

    Поездку в Падую отложили на несколько дней, решив отдохнуть перед путешествием. На это их решение повлияло наличие заветного вина. Когда оно, наконец, закончилось, занялись сборами.
    Рано утром товарищи в полном упадке сил выползли во двор... и увидели Джироламу, держащую под узцы двух оседланных лошадей. Собственно, сборами друзей занималась главным образом она. Донателло заметил, какими влюблёнными глазами она смотрит на своего хозяина, и подумал, что это вполне естественно. Он и сам любил Уччелло за его весёлый нрав. И теперь перед разлукой суровое лицо кухарки выражало искреннюю скорбь.
   — Не печалься, Джиролама! — пропел Уччелло, протягивая ей кисет с монетами. — Может быть, тебя утешат эти деньги. Расплатись за лошадей, остальное твоё. Через год, дай Бог я вернусь...
    Донателло и Паоло Уччелло с трудом взгромоздились на навьюченных лошадей и отправились в дальний путь.
   — Грустно покидать свой дом, — сказал Паоло, — и Джироламу почему-то жалко...
   — Она в тебя влюблена! — сказал Донателло с каменным лицом. — Ты, как честный человек, должен... написать её портрет!
 Через секунду раскат смеха огласил широкую долину, прорезанную каменистой дорогой.
               
                *