Подарок. Повесть - Гл. 3 Мигелина и Ангелина

Мигелина и Ангелина

Источник бед и прозвищ по-хозяйски, с шумом и грохотом, вваливается в комнату, прерывая размеренную жизнь маленького дружного коллектива единомышленников.
– Зорькина, метнись кабанчиков, сделай кофе по-быстрому! Башка трещит после вчерашнего.
Отодвигается стул и жалобно скрипит под тяжестью серьезного груза.
– Кофеин, цитрамон есть?
Здоровая ухоженная рука ленивым движением шарит в кармане пиджака в поисках мобильного телефона.
– Пончик, хорош жрать, смотреть тошно.
В комнате ощутимо чувствуется запах перегара.
– Усатый, что вылупился? Есть успехи? Порадуй меня, сделай одолжение.
Год назад решил сменить имидж, изменить свою внешность до неузнаваемости в соответствии с последними тенденциями моды, но не придумал ничего лучшего, чем борода эспаньолка. Вместо плавных аристократических очертаний, результат походил на что-то козлиное, а я на монаха святой инквизиции. Бороду безжалостно сбрил, усы оставил, получил прозвище «Усатый».
Света Зорькина принесла чашечку вкусно пахнущей арабики, нерастворимой, а свежемолотой, с кусочком тростникового сахара на блюдечке.
– Повтори, – кофе исчезло залпом и движением, которым опрокидывали в рот стопки с крепким бурбоном пьяные ковбои в салунах Дикого Запада.
Света забрала протянутую чашку и отправилась повторять, готовить шефу новую порцию бодрящего напитка.
Шеф. Крепкого телосложения, почти два метра ростом, коротко стриженные бобриком черные волосы,  внешность – симбиоз Арнольда Шварценеггера в молодости и Сильвестра Сталлоне в старости, малиновый пиджак и толстая золотая цепочка на запястье, привет из девяностых, возраст не понятен.  Для полного описания к этой картине стоит добавить губы, выкрашенные ярко-красной, до рези в глазах, помадой, огромные серьги, свисающие до подбородка, юбку ниже колен и внушительную женскую грудь пятого или шестого размера.
Прошу любить и жаловать! Мигелина Альфредовна Сотникова – наш шеф, босс, начальник и господь бог в одном лице, век бы этого лица не видеть.
– Сашенька, как дела? Один ты меня радуешь, золотце, – женский, совсем не противный, наоборот, интересный голос, не смотря на мужские нотки и сорок градусов вчерашнего интонации, – единственная приятная деталь, которой явно не достаточно, чтобы проникнуться к Мигелине Альфредовне хотя бы малюсенькой симпатией.
– Мне вот интересно, – шепчет Паша в мою сторону, – Сашка не затрахался с ней трахаться?
– Не знаю, я вообще думал, он из этих, – отвечаю я.
– Теперь точно из этих, после Мигелины то, – улыбается Пашка.
– Да ладно, отстань от парня, когда у тебя двойная премия была, а у него каждый месяц.
– Не, я бы с ней умер.
– Не волнуйся, мы с ней все умрем.
Нашу милую беседу прерывает грозный окрик.
– Эй, там, рот закрыли! – вежливо просит Мигелина Альфредовна.
Да, я не оговорился, зная Мигелину, это была именно вежливая просьба, как звучит в ее исполнении невежливая, предпочитаю лишний раз об этом не думать.
– Усатый, настроение хорошее? Продал хоть что-нибудь, наконец? – начинает Мигелина разбор полетов.
– Мигелина Альфредовна, стар я уже кондомы продавать.
– Вот смотри, Усатый, мы сейчас с тобой беседы беседуем потому, что твоему папе кондомы вовремя не продали, а вот если бы продали, одним кретином в этой комнате было бы меньше. Так что давай, толкай продукт в массы, не филонь.
Как вам? Вы бы, конечно, не стерпели подобного хамства по отношению к себе, встали и, гордо хлопнув дверью, отправились искать новую работу. Молодцы, а у меня ипотека, Артемка хотел компьютер к Новому году апгрейдить, я ему обещал, Маринка в отпуск съездить, да много чего еще, вот и сижу, обтекаю.
Утреннее совещание набирает ход и продолжается. Мигелина Альфредовна стимулирует своих сотрудников «работать лучше и старательней» с помощью оплеух, подзатыльников и пинков, славу богу, пока вербально. От одной ее оплеухи у меня, пожалуй, разом вылетят все пломбы, с мозгом в придачу.
Саша рассказал нам за кружкой пива, что недавно Мигелина Альфредовна подверглась дерзкому нападению. В двенадцать часов ночи Мигелина, закутавшись в длиннополое черное пальто, отправилась выносить мусор. Бедолага грабитель не сразу разглядел в темноте ночного двора несчастную жертву, а разглядев, убрал нож в карман и сказал:
– Извини, братан, попутал.
Извинения не помогли. Мигелина вырубила неудавшегося грабителя хорошо поставленным хуком справа и оттащила в опорный пункт к стражам правопорядка.
– Что, прямо так и оттащила?
– Да, за ногу.
Мы с коллегами до сих пор гадаем, чем занималась Мигелина раньше. Версии примерно следующие: грузчик, надзиратель в женской колонии, санитар в психиатрической лечебнице, коллектор, активный участник преступного сообщества. Самая экзотическая – дрессировщица тигров в цирке. Тигры, бедняжки, ежу понятно, сбежали от безысходности на родину. Я их понимаю, я бы тоже сбежал, но у меня ипотека.
 Мигелина говорит «чо», злоупотребляет ненормативной лексикой, не имеет высшего образования, но имеет должность шефа. Все просто в нашем мире. Мигелина Альфредовна – дальняя родственница господина Семечкина, владельца компании. Полгода назад он привел Мигелину в комнату и представил в качестве нового начальника, старый ушел на повышение, сбежал к конкурентам, прихватив клиентскую базу. Семечкин лаконично пожелал нам успехов, долгосрочного сотрудничества и ретировался. Через месяц один за другим ретировались трое наших коллег, поэтому сейчас нас в комнате только шесть. Последний из ретировавшихся, Вася Игнаткин, балагур, шутник и душа компании, сказал нам на прощанье:
– Держитесь ребята! - и добавил. – Черт, она же мне теперь всю жизнь сниться будет.
Мы остались. Со мной все ясно, Света Зорькина держится, из последних сил и на грани нервного срыва, к Наталье Мигелина цепляется, к счастью, редко, Димка Петров ждет, когда освободится место в фирме, где работает его брат, Паша непробиваемый оптимист и философ, воспринимающей Мигелину всего лишь битым пикселем в окружающей нас матрице. А Саша, он молодец, пробивает себе дорогу в будущее сообразительной головой и другими частями тела.
Почему я так подробно рассказываю о Мигелине Альфредовне Сотниковой? Потерпите, через несколько часов она сыграет очень важную роль в моей жизни.


Мы возвращаемся с Пашей из кафе. В офисном здании и совсем рядом полно заведений, предлагающих скромные бизнес-ланчи, за нескромные, порой, деньги, но мы специально ходим подальше, что бы прогуляться, подышать воздухом и сменить удушливую атмосферу офиса на свежую уличную. Мы идем спокойно и неторопливо по Садовому кольцу в окружение спешащих людей и монотонного шума автомобильных двигателей, обсуждаем политику и литературу, думаем о будущем, изредка вспоминаем прошлое и стараемся не затрагивать больных тем вроде работы и заработной платы.
– Здравствуйте! – к нам подбегает молодая девушка с красной внушительной папкой и карандашом в руке. – Минуту вашего внимания, пожалуйста, небольшой соцопрос. Не могли бы вы сказать, за кого собираетесь отдать свой голос на предстоящих выборах в марте следующего года?
– За Тириона Ланнистерова, - серьезно отвечает Паша, я согласно киваю.
– Это кто? – уточняет девушка, записывая информацию.
Мы с Пашей переглядываемся.
– Высокой бородатый мужчина приятной наружности, - говорю я.
– Депутат Государственной Думы последнего созыва, - добавляет Паша.
Девушка вежливо благодарит и уходит, а мы идем дальше, так же неторопливо. До конца обеденного перерыва есть немного времени, и совсем не хочется тратить его на опостылевший офис.
– Слушай, Паша, я хочу сегодня с Сотниковой по поводу прибавки поговорить, – коснулся я неприятной темы.
– Сегодня что, первое апреля?
– Нет, первое декабря.
– Ну, хочешь, поговори со мной по поводу прибавки, результат будет тот же, заодно сбережешь нервные клетки и остатки гордости.
– Я ничего не теряю, нет, значит, нет, уволюсь.
– Куда пойдешь?
– Не знаю, в дворники.
– Тебя не возьмут.
– Почему?
– У тебя высшее образование.
– Согласен, – кивнул я. – А что тогда? Может мне пить начать? Стану жить, как все нормальные алкоголики, от бутылки до бутылки.
– Начни, – флегматично говорит Пашка.
– Не знаю, я водку со школы не люблю.
Мы возвращаемся в офис и приступаем к работе. Я без особого желания тыкаю по кнопкам телефона, слушаю гудки, иногда мне отвечают, но общение в редком случае длится больше минуты. Бросаю это занятие и погружаюсь в собственные мысли и воспоминания. Вспоминаю учебу в школе, поступление в университет, веселые посиделки с одногруппниками в маленьких клетушках общаги и на съемных квартирах, на курсах постарше, сдачу диплома и вечеринку, затянувшуюся на неделю. Я был счастлив, уверен в себе, полон надежд, будущее казалось мне понятным, цели выполнимыми, мечты досягаемыми.
Жизнь умеет обламывать радужные юношеские фантазии также быстро, как сильный порывистый ветер сухие ветви деревьев. С высоты сорока лет я смотрю на себя молодого, мне хочется вернуться в прошлое и четкими отрывистыми фразами передать безусому парню свой жизненный опыт.
Время тянется неумолимо, я взвешиваю все за и против, понимая бесполезность разговора с Сотниковой. Все, на что я могу рассчитывать в разговоре с ней – дырка от бублика, порция плоских шуток и беспардонность. По крайне мере честно скажу Марине, глядя в глаза, «я попытался».
– Мигелина у себя? Хочу по личному вопросу переговорить, – спрашиваю Свету.
– У себя, только, – помялась Света, – не трать время, я ей уже два раза за пивом бегала, злая сидит, как собака.
Благодарю Свету, но упрямо выхожу из комнаты в коридор, замечаю, как Пашка покачал головой и осенил меня на прощание крестным знамением. Прохожу по коридору быстрым шагом, если пойду медленно, обязательно передумаю и трусливо сбегу, останавливаюсь возле кабинета Сотниковой, пытаясь унять бешеный стук сердца, еще раз думаю, что, может, не следует, и стучу в дверь.
– Что надо? – ревет из-за двери чудо-женщина.
– Мигелина Альфредовна, я по личному вопросу, можно? – заглядываю я в кабинет,  уже в надежде, что она меня не примет.
– По личному? Валяй, заходи.
Мигелина Альфредовна сидит, развалившись в огромном кресле, закинув длиннющие ноги на стол, и стучит маникюром по экрану мобильника. Из телефона доносятся звуки выстрелов и предсмертные стоны. Мигелина Альфредовна трудится не покладая рук, играет в очередную стрелялку, на столе стоят две бутылки британского стаута, одна пустая, вторая початая на половину. Надеюсь, в следующей жизни у меня обязательно будут богатые родственники.
Посматриваю на Мигелину, жду, когда шеф отвлечется от смертоубийства и соизволит уделить мне капельку своего драгоценного времени. Господи, какая же она страшная. Нет, не столько из-за внешности, сколько из-за всего сразу. Ей бы волосы отрастить, сережки нормальные, а не эти гантели, оттягивающие мочки ушей, одеться поприличнее, попроще. Неужели она сама не видит, она же в мужской туалет зайдет, никто внимания не обратит, а то, что в юбке до колен и сережках, так это Москва, здесь и не такое видали.
– Что хотел? – спрашивает Мигелина Альфредовна, не отвлекаясь от занятия.
– Мигелина Альфредовна, я работаю в компании почти три года и мне ни разу не индексировали оклад...
– Что с тобой не делали? – перебивает Мигелина.
– Не повышали размер оклада.
– А-а-а, ясно, продолжай.
– Видите ли, Мигелина Альфредовна, - я пытаюсь тщательно подобрать слова, уперев взгляд в пол, но не успеваю.
– Голова трещит, зараза. Надо Зорьку за водкой послать, пиво не помогает. Какая тебе индексация, придурок. Не забыть, смску Сашке отправить, пусть вечером приезжает, ласки хочется.
Это было слишком даже для Мигелины, я, непонимающе, поднимаю голову и смотрю на нее.
– Вы что-то сказали, Мигелина Альфредовна?
– Со слухом проблемы?
– Нет.
«Кретин, набрали дебилов, работать не с кем»
Я, не отрываясь и не моргая, смотрю на Мигелину, ее тонкие губы презрительно сжаты и могу поклясться всем чем угодно, собственной жизнью, что после вопроса «Со слухом проблемы?» она не произнесла ни слова.


Сколько я просидел в состояние близком к обморочному сложно сказать.
– Усатый, заснул что ли? – прервала мои размышления Мигелина, она, наконец-то, убрала ноги со стола, отложила мобильный и уставилась на меня своим привычным взглядом. С таким взглядом гопники обычно спрашивают закурить у «ботаников» прежде, чем дать им в глаз.
«Усатый, как его зовут-то хоть, ни черта не помню, ни имя, ни фамилию».
– Мигелина Альфредовна, я, наверное, пойду, извините за беспокойство, - голос дрогнул.
«Точно, придурок».
– Вали, – безразлично махнула рукой Сотникова в сторону выхода.
Я встал и на негнущихся ногах вышел в коридор, закрыл за собой дверь и прислонился к стене. Вытащил носовой платок и вытер со лба испарину. Меня бросала то в жар, то в холод. Заметил, что руки дрожат, и сцепил их в замок, но это не помогло. Кровь стучала в висках, сердце пыталось вырваться из груди.
Проходящие мимо сотрудники фирмы поглядывали на меня с осторожностью. Я отчетливо понимал их мысли:
«Что с ним?».
«Мигелина довела?».
«Бледный какой, сейчас в обморок свалится».
«Может скорую вызвать?».
Последнее принадлежало Марии, девушки из бухгалтерии. Она подошла и обеспокоенно спросила:
– У вас все в порядке?
– Да, все нормально, тяжелый разговор с начальством.
Мария понимающе улыбнулась, Мигелина уже давно набила всем оскомину, и мои слова выглядели убедительно.
 Мария ушла, я постоял минуту, прошел в комнату, судорожным движением достал из шкафа куртку, накинул и, не застегиваясь, выбежал на улицу. Только потом понял, что в летних ботинках, но возвращаться обратно не было сил. Проверил карманы, ключи от квартиры и телефон лежали в пиджаке.
Я шел быстрым шагом неизвестно куда и неизвестно сколько минут, запыхался, увидел деревянную скамейку и плюхнулся прямо на мокрые доски. Мозг распирало от хаотичного и беспорядочного движения мыслей, они, то сбегались в кучу, то разлетались во все стороны бильярдными шарами, словно, от сильного и точного удара в начале партии. Я попытался сосредоточиться и обдумать произошедшее, на сколько это было возможно в моем далеком от привычного состоянии.
Что это было? Первая мысль, пронзившая меня ужасом, давала понять – сошел с ума. Но с ума не сходят в течение минуты, даже простуде нужен, как минимум, день. Тем более что я здраво пытался разобраться в случившемся, правда, сидя в мокрой луже на лавочке посреди Садового кольца обхватив голову.
Что тогда? Во мне проснулись паранорамальные способности. Но откуда? Мои родители не учились в школах, где готовят волшебников, бабушки и дедушки по обеим линиям не занимались черной, белой и какая там еще магия бывает, во всяком случае, такие сведения до меня не доходили.
Возможно, мое богатое воображение сыграло со мной злую шутку. Зная Мигелину и ее манеру общения, я представил себе слова и выражения, непроизнесенные вслух в кабинете, и также домыслил остальное в коридоре. Это походило на правду, но сомнения сверлили и не давали покоя.
 – Девушка, извините, не сочтите меня за сумасшедшего. Не могли бы вы загадать в уме любую цифру или слово?
Проходящая мимо девушка посмотрела на меня испуганным взглядом и ускорила шаг.
«Псих».
Я четко слышал в голове «псих», я четко слышал в голове молодой девичий голос, с немного заметным прибалтийским акцентом.
Что теперь? Мне следует ее догнать и потребовать паспорт? Убедится, что она не Иванова, а Иванавичус. Что тогда? Иванова – я псих, Иванавичус – маг и волшебник. Представил картину, как девушка бежит от меня из-за всех сил и зовет на помощь, догоняю, толкаю на мокрый асфальт, наваливаюсь сверху и кричу: «Паспорт или жизнь!».  Приезжает наряд в темно-синей форме с дубинками, потом санитары в белых халатах, жена навещает в больнице.
Нет, эта идея мне не подходила. Я решил поехать домой, выпить водки, а еще лучше успокоительного, вроде у Марины в домашней аптечке было что-то такое, лечь спать, а завтра все пройдет, в крайнем случае, утро вечера мудренее. Встал со скамейки и направился в сторону метро.
Подходя к Курской, я вспомнил, что обещал Марине заехать в школу и отдать деньги классной руководительнице сына.


Здание школы таращилось ярким светом окон в темноту зимнего вечера. Прошло чуть больше часа, как я покинул офис, нервное состояние поутихло, посторонних мыслей в голове я не слышал, возможно, потому, что громкая музыка в наушниках телефона всю дорогу до школы отвлекала меня «Не спеши ты нас хоронить», «А у меня СПИД», «Я сошла с ума» и другими мотивирующими произведениями отечественного музыкального искусства.
Я убрал мобильный вместе с наушниками и нитками проводов в карман куртки, поднялся по ступеням крыльца и зашел внутрь. Внутри школы, скучающий за кроссвордами охранник, мужчина предпенсионного возраста, тщательно допросил меня о цели моего визита и подсказал номер кабинета, в котором я могу найти учителя математики, Ангелину Михайловну Совушкину. В коридорах, не смотря на уже позднее для учебного процесса время, бегали ученики и озабоченно, с кипами тетрадок наперевес, ходили учителя. Я поднялся на третий этаж и нашел нужный мне кабинет, дверь была открыта, но я все равно постучал.
– Добрый вечер, Ангелина Михайловна, я отец Артема…
– Добрый вечер, проходите, я знаю, кто вы, ваша жена звонила недавно и предупредила, что вы зайдете.
Я прошел в класс и не раздеваясь, задерживаться мне не хотелось, скажем прямо, голова была забита более насущными проблемами, уместился за партой напротив учительского стола. С Ангелиной Михайловной встречаться ранее мне не доводилось, школой занималась Марина. О классном руководители жена всегда отзывалась высоко, в отличие от Артема, который предпочитал на этот счет сохранять молчание, пару раз он все же отозвался с использованием, что называется, крепких выражений, получил по шее и больше свое мнение не высказывал. 
 Ангелина Михайловна, женщина средних лет, приятной наружности, в строгом брючном костюме, вызывала самые положительные эмоции, особенно на фоне мадам Сотниковой. Если Мигелина ассоциировалась у меня с автоматической винтовкой М16 и пистолетом с глушителем, то Ангелина Михайловна с ничего не говорящими по сути, но известными мне, как нечто умное, теоремой Ферма, Эйлеровым треугольником и логарифмической линейкой.
 – Ангелина Михайловна, я принес деньги для организации новогоднего вечера, возьмите, пожалуйста.
– Да-да, распишетесь здесь, - учительница достала из ящика стола листок бумаги, видимо, ведомость, и положила передо мной. – К сожалению, кроме алгебры и геометрии, приходится заниматься, равным образом, и финансовыми вопросами.
Ангелина Михайловна демонстративно посмотрела на часы.
– К чему такие сложности? – спросил я, расписываясь. – Деньги мог принести Артем.
– У нас все строго, подобные вопросы решаются только с родителями, как бы чего не вышло.
– Не вышло? – переспросил я. – Я полностью доверяю своему сыну.
«Зря».
Началось.
«Доверяй, но проверяй. Доверяет он!».
Голос классной руководительницы прозвучал в голове раздраженно и неприязненно. Мне сразу захотелось достать мобильный телефон и врубить на максимальную громкость что-нибудь из AC/DC или Deep Purple, заглушить, заткнуть его.
 – Ангелина Михайловна, скажите, проведение новогоднего вечера не на территории школы, а во взрослом клубе, и за такую сумму, это не чересчур для учеников пятнадцатилетнего возраста? – я задал этот вопрос, чтобы о чем-то спросить и не слышать у себя в голове этот раздраженный голос с лихвой приправленный менторскими нотами.
Как оказалась зря, голос не отставал.
«Нищеброд».
 Вот тебе и когнитивный диссонанс в действие. От интеллигентной на вид Ангелины Михайловны  такого выпада в свой адрес я, признаться, не ожидал.
– Ангелина Михайловна, если на этом все, я, с вашего позволения, пойду, – решил я убраться поскорее, справедливо пологая, что могу наслушаться от этой воспитанной умной женщины вещей и похуже.
– Да, я бы тоже хотела пойти домой, но, как видите, нужно успеть проверить тетради к завтрашнему дню, - Ангелина Михайловна развела руки.
На столе действительно высилась внушительная кипа школьных тетрадок.
– Сочувствую, – изобразил я на лице грустную улыбку.
«К черту тетрадки, устала. Домой, вина куплю, подороже, еду закажу, из ресторана, и сериал смотреть, по Первому, скоро начнется, денег хватит».
Ангелина Михайловна скосила глаза на купюры, лежащие на столе, мои купюры, которые я только что принес. Конечно, мне хотелось спросить, это взаймы или за мой счет она собирается весело провести вечер перед телевизором, но я не спросил. Во-первых, я все равно бы не спросил, постеснялся бы, а во-вторых, я по-прежнему не знал, что я сейчас слышу, свое больное воображение или Ангелину Михайловну.
– Сочувствую, – повторил я.
Неожиданно для себя я заметил, что абсолютно не нервничаю, меня не бросало ни в жар, ни в холод, руки не дрожали, сердце отбивало положенные ему шестьдесят с лишним ударов в минуту, мысли не бегали по кругу в поисках ответов.
Неужели я смирился, и двух часов не прошло? Вопрос «С чем?». С неизвестно откуда взявшимся даром или заболеванием? Первое казалось невероятным, второе –  логичным.
Мы обменялись с Ангелиной Михайловной парочкой ничего незначащих учтивых фраз, вежливо попрощались, и я вышел в коридор. Подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу, шел снег, первый снег в этом году. Белые хлопья кружились, не вальсировали, но падали с чувством, толком и расстановкой. В этом беспорядочном кружение мне сейчас виделось больше порядка, чем в собственной голове. Мысли действительно перестали шарахаться, замерли, но, я не питал иллюзий, были готовы сорваться в энергичный канкан или веселую польку в любую минуту.
Мне нужен был ответ.
Я спустился по лестнице, проходя мимо охранника, увлеченно грызущего колпачок от ручки, произнес:
– Всего доброго.
Охранник, не глядя на меня, махнул рукой.
Я замер.
«Первый министр иностранных дел Советского Союза».
Я повернулся. Охранник увлеченно разгадывал кроссворд. Сейчас пазл сложится. Или я действительно слышу его мысли, или…
– Первый министр иностранных дел Советского Союза – Лев Троцкий, – сказал я громко.
Мне ли дипломированному историку этого не знать.
– Сам ты Троцкий, – ответил охранник, не поднимая головы. – Троцкий был первым наркомом иностранных дел, а первым министром был Молотов, – охранник склонился над газетой, вписывая буквы в белые клеточки вертикального столбика. – Что? Историю в школе не учил?