Мак Маг. Вережский лес, гл. 20

Кто счастлив по-настоящему, тот счастлив трижды.
Триединость, перешагивающая «два шага» вкупе, - самость, сложившуюся цельность, есть творчество, перерождающее эту эфемерную целостность.
Юлия смогла отказаться от образа Оливера, Хины, но не Глаши, которая была портретом чувств ее ко мне, отражением.
Она не могла перейти в триединство, перешагнуть третье лицо, - Фиру, потому как женская натура развивается посредством разоблачённого опыта этой самой наличной любви, которая зачастую женщиной и руководит, принимается ею за чистую монету в образе самоцелостности, целомудрия. Вот, где разгуляться любому Хищнику!
Мужской род? Переступить через все, через два и три компонента своего конгломерата, экспериментировать…
 А награда? Воодушевление творчеством, временный уход от претензий Хищника. Временный.
Ошибка, грех – это остановиться в «двух шагах» от Тени.
Не пройти борщ желаний и амбиций.
Что есть Оливером в Юлии: сила, здоровье, мощь.
Что есть Оливером – изменённым в Юлии: детскость, наивность, ребячество, неуклюжая подвижность, ощущение безнаказанности.
Что есть Хиной в Юлии: стойкость, строгость, требовательность, спесь.
Что есть изменённой Хиной в Юлии: способность уходить в себя, аналитизм и все та же – стойкость, требовательность, и тут – внезапное проявление душевности, мягкости.
Оливер и Хина – два шага расщепленной натрое Юлии.
Третий шаг – Фира…
 Фира в Юлии: чувственность, непосредственность, чудная рассеянность, женская манкость.
 Фира-измененная в ней: молчание, отрывистость, самоизоляция, стыд, желание рассеяться где-то на стороне. Эта черта в Фире была не раскрыта: неопределённая и требующая познания.
Настоящей  Юлии невыгодно, природно не выгодно расстаться вдруг с образом Фиры. Но следствием – капкан «двушаговости», плен Хищника.
Да, она понимала, осознавала нюансы, краски игры своей души, но на интеграцию идти отказывалась.
Любовь – слишком заманчивая штука для женщины, чтобы просто так отказаться. В том непрофессиональная прелесть женщины, в том слабость ее и ожидание отзыва в сердце  мужском.
Однако все мы находились не в мире - на работе: я, Фёдор, Юлия. И нам требовалось найти ущерб Хищника, обезвредить, обезопасить его.
Два варианта: карантин Вережского леса на неопределённый срок, второй - помочь найти ушкуйникам своё сокровище и удовлетворить работу мастера их мага, дабы он отпустил влияние Хищника, за помощью к которому он сейчас обратился, совместно работал с ним.
Образ Хозяина Мира - триедин. Именно в этом творческом смысле, - человеческом даре права выбора и есть шанс постоянного пополнения ощущения радости бытия в той программе,  которую всем нам надо, по отдельности каждому, пройти.
Любовь – воспламеняющая. Огонь существует в двух ипостасях: нижнем – исполнение желаний практических и сиюминутных, высшем – исполнение желаний тоже практических, но дальновидных, стратегических. В последнем случае, увы, имеется досадность риска.
Перешагнуть собственные амбиции, сегодняшний обед - не каждый может. Уйти в пост – не каждый. Не всякий хочет ждать. Время…
 Но всякому воллюст: получить все и сразу. Да. А это есть капкан. И на том зиждется Хищник.

***
Я пытался разговаривать с Юлией дальше, больше, дабы исключить тяжкое испытание ей. Ведь вся сфера влияния Хищника на нашу маленькую группу проходила через нее, ею  несоблюденный принцип «триединости».
Я видел, как она постоянно «срезалась» в том движении головой, - сомыслии.
Это иногда почти переходило в тик, но она не сдавалась. Перед самой собой.
Она не желала предавать свою любовь ко мне, избранного человека нашей группы (так получилось), чтобы не предавать себя.
- А ведь это не так, - пытался объяснить я ей.
Она отмахивалась, улыбалась, крепила зубы. И в глазах ею отведённых возникала великая грусть. Женской ласточкой держала, хранила она своё бархатное чувство ко мне и уходила от всяких поползновений на него.
Фёдора мы оставляли в лагере, а сами часто уходили вдвоём к берегу
Хаски, там долго сидели на холодном суглинке.
Она прятала ноги в плед и молчала, молчала, принуждая и меня ничего не произносить.
Она скучала по какой-то утерянной или так и не приобретённой фантазии, романтике в своей молодой ещё жизни. Но…
- А ты любил когда-нибудь? – Спросила она меня, оборачивая ко мне чуть приклонённую голову. Пышные волосы свивались вниз, и в этом что-то было…
- Да, разумеется. Только, что она даёт эта любовь? Невроз навязчивых состояний? – Я умеренно усмехался.
- Ах, нет! – Она резко убирала взгляд, таясь, нервно качнув подбородком, в отчаянии каком-то, да. Что не может добиться от меня ни в йоту параллельного того, что чувствует она, и снова упиралась вдаль беспечного Хаски.
Мне же надоедал вид безмятежности озера. Было такое ощущение, что оно – абсолютно мертво, как нечто и должно, собственно быть в нашей жизни, чему положено быть мёртвым. Но не здесь, не к месту.
Она глядела вперёд. Я видел ее профиль.
- У меня был парень, – говорила она, - с ним – ничего. Тогда же было все по-другому. Но мы любили друг друга. Мы сидели вот так же на берегу моря, и смотрели вверх! – Она вскинула рукой. Палец ее, оттенка белой осени -  указывал в сизое, заспанное  небо.
- Оно было полно ярких звёзд, понимаешь? – Продолжала она, - просто, знаешь, все усеяно… Мой френд нашёл самую ясную из них…
- Это, наверное, был Сириус? – Вставил я.
Юлия обратилась ко мне. Ее разум  полный прежними воспоминаниями взбодрился, и она помедлила, прежде чем вернуться в себя.
«Хищник, - неслось в моей голове, - Хищник начинает работу!»
- Может быть, где-то там, рядом с плеядой других точечных звёздочек, - не противоречила Юлия, - он сказал мне: «Мы всегда будем вместе. И если ты будешь далеко от меня, ты найдёшь эту звезду, подумаешь обо мне, как и я, когда найду ее и мы снова будем рядом».
Я откашлялся. Мне нужно было немедленно подняться. Я ощущал твёрдую тяжесть в ногах, и тут же: тепло, светлость в душе, как помазок какой-то яркой краской, контрастирующей с моей всей сутью. Я начинал ощущать себя в роли того неизвестного возлюбленного френда, и во мне стали ютиться резкие ревнивые мысли.
«Это же было давно с ней, Юлией? Значит, уже не стоит ничего. Но она вот, - рядом. Я могу прикоснуться к ней. Она хочет моего тепла, и я…»
По телу пробежала дрожь и показалось – тысячу часов собственной жизни я отдал бы, только, чтобы девушка теперь не обратилась ко мне, не поняла, не взяла голыми руками беззащитную мою душу.
«Хозяин! – Твердил я внутри себя, - помоги! Ради Христа…» И не отрывал от Юлии взгляда, чётко следя, как она была увлечена волшебной своей реминисценцией.
«Ах, только бы не обернулась!» - Пьяным голосом увещевало во мне.
Ведь я мог сорваться, броситься. К ней. В ее нежные тяжкие объятия необыкновенной, чудесной …
И в моем мозге отчеканилось в медь молоточком имя - «Фира»!
Я осознал: Хищник в нашем разгаре.
Он в самом упоении, разгаре.
Он только и ждёт, чтобы все произошло с нашей парой, как логично быть обязано, чтобы я… чтобы я потом стал немедленно вваливаться в пропасть обещаний, ожиданий, надежд, осмысления новой жизни вместе с Юлией, и – да, и прочее.
Мой мозг уже ориентировался на выдуманный (мною же!) сюжет Фиры.
Но я нашёл силы подняться.
Не с первого раза удалось. Руки - ватные. Сколько стоило лишь упереться непослушными ладонями, растерзывая пальцы в стороны, упереться в оттенок  фиолетово- жёлтого песка.
Я повалился на бок, пока вставал. Увы. Ноги в коленях ломались, причудливо скрипели, разъезжались.
В один момент во мне возникла стойкая идея, что я сдамся И зачем сопротивление? Кому?
«Пусть, что будет».
«Ведь я тоже человек и хочу…»
Меня спасало только, что девушка была поглощена негами памяти, - она словно и забыла о моем существовании. А это был срез, сшибка самого Хищника. Его. Он буйствовал. Его не устраивала фабула.
Но мы ведь люди, мы, по крайней мере, имеем право власть над собственным выбором. Истоки идут же от Всевышнего и это Его дар…
Моя нога проскальзывала возкой поверхности ила. Куски его летели в сторону Юлии. Мне удалось таки подняться.
Я стоял во весь рост. Мой рот был набит пылью, песчинками. Я несколько раз безутешно, громко чихал, кашлял.  Юлия не оборачивалась.
«Нет, я точно знаю – я не герой ее романа!» - Прозвучал во мне горький мотив. К сердцу подступило такое отчаяние, и что-то честное подлезло с дополнительными вопросами…
«Что?»
То, что чувство ее – обман, подлог, чужое от Чужого?
Да, плохо - она верила ему, себе,  находила в этом упоение, утешение.
«Как скользок Мир!»
И где же ты, - железная, стойкая, крепкая Юлия?
И где же та чудная, удивительная Фира?
Юлия повернулась ко мне. Она смотрела из-за своего плеча. Только глаза ее были видны.
- Что ты сказал? – Спросила она.
- Я? Ничего? – Ответил я и продолжал отплёвываться от мусора.
Суставы мои, мышцы мои постепенно приходили в привычную вязкость, и кровь вот зашуршала по жилам нормально.
Но снова нагрянуло чувство – потоком неизбежной воды, живительным речным ручьём и чем ещё?
Но я слышал голос своей «возлюбленной», и он был не таким, совсем не таким,  каким быть бы должен. Нет, не таким.
Я увидел окружение. Оно изменилось, оно впивалось в мой разум. Я запер глаза, пытаясь изменить картину вдруг оживающего перед собой Хаски. Там заметил блесну волн прыжков стаи серебряных рыб и будто длинную полосу таинственного художника, нечаянно бросившего кисть бирюзой на мёртвую доселе гладь озера. Я пытался вернуть в своё сознание те  мутные бледные подлинные воды, коим Хаски должно быть.
Без воздействия Зверя.
И тут я увидел Фиру. Внутри себя увидел.
 Она стояла в той стороне зарослей, где когда-то мы встретились с фигурой волка, стояла спокойно, глядела на меня, а я – на неё.
Она гордо взвила головой кверху. Млечный путь, казалось, блеснул в них каскадом зари, небесным бисером.
«Вот, кто моя настоящая любовь. Мой единственный человечек!» - Произнёс я.
- Что ты? – Юлия поднялась.
- Подожди! – Я стоял, зажмурившись и протягивая руку, чтобы отстранить девушку.
- Тебе плохо? Фёдора позвать?
- Сейчас, подожди! – Сознание терялось, находила тошнота.
Юлия взялась за мою руку. Она была холодна.
- Ты назвал Фиры имя? – Спросила она.
- Нет-нет. Тебе почудилось, - шептал я.
«Это когда-то было со мной. В юности. Безбрежной юности рыданий ювенальных несбыточных грёз».
Мне нужно было сделать всего три шага вперёд, три – триединство!
«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!»
Три шага. Детство, юность, зрелось…
«И далеко ты собрался дальше? – Спросил меня внутри незнакомый Ритм, - дальше зрелости куда?»
Я открыл глаза. Фиры не было. Сон.
Юлия была близка. Она сомневалась, но вот сделала последний шаг вперёд. Прижалась ко мне, и я ответил, тесно объяв ее за талию.
«Зачем?»
Неловко и несмело она потянулась ещё, и сомневаясь ещё, и коснулась губами  - моих.
Я не противился.
«Фира!» - Трепетало во мне.
«ТЫ НЕ СУЩЕСТВУЕШЬ!»
Раздался шелест одежды, тел наших, зарослей где-то.
Мы с Юлией слились в горячем, жутком, напряжённом объятии.
Она, и я – знали последствия.
Хищник, мелко тряся пастью со рвом гвоздичных зубов, хихикал нам "в удачу".