Дети Небесного острова. том 2. глава 40
Шинго удручённо опустил голову, уныло посматривая на то, как длинные тени удерживающих его «флотских» пилотов стремительно тянулись по гладким платформам, едва не сливаясь с едким полумраком, тонкой поволокой осевшим на злополучной станции «Вивет». Справа от него, так же с неотвратимым жёстким сопровождением, пассивно и беспомощно шла бывшая Гертруда - меньше пятнадцати минут назад, она была ключевой фигурой на станции, непререкаемой персоной, чьи повеления всегда должны быть исполнены точно и неукоснительно.
В сердце у разоблачённого шпиона Небесного острова зародилась глухая ноющая боль, когда он понял, ныне, скинув с лица бездушную расчётливую маску и открыв всем свою истинную сущность, непритворная Герда сразу оказалась не нужна и невыгодна делам бессердечной станции, и в первую очередь её новому самопровозглашённому лидеру, а несколько ранее, капитану «Чёрной флотилии», второму человеку на «Вивет» вероломному и безнравственному Люциусу Энцбергу.
Пилоты станции, находящиеся теперь в неограниченном подчинении опаснейшего врага Небесного острова, сравнительно недолго вели их по туманным, проникшимся сыростью отдалённым коридорам – очень скоро Шинго уговорил себя устало, без всякого желания, поднять глаза и увидел впереди маленькую, на первый взгляд, и ничем неприметную дверку – судя по всему, это и была та коморка, в которую их должны были заточить по приказу бесчестного Энцберга.
Они приближались к ней широкими шагами, но даже при ближнем рассмотрении была довольно низкой и едва ли заметной – единственным, что выбивало её из прочих укреплений, установленных вокруг, была, разве что коротенькая, причудливо изогнутая дверная ручка, выкрашенная в чёрный цвет, да чётко различимые деревянные рельефы и щёлки, которыми она вдоль и поперёк богато испещрена.
Когда их проводники-охранники, так навязчиво и непреклонно подгонявшие их вперёд, наконец-то замедлили ход и, остановившись напротив неё, принялись искать в карманах ключи, чтобы отпереть зияющую замочную скважину, он вновь перевёл свой взгляд на Герду, чувствуя каким сдавленным становится его дыхание – сверженная вниз со своего высочайшего поста, потерявшая всякое уважение и достоинство, она теперь была совершенно противоположна собранной личности управляющей станции, что она так умело играла все эти тягостные месяцы, скрывая свои чувства и переживания где-то далеко внутри.
Мисс Гертруда, принявшая в сере свою истинную суть и не побоявшаяся выступить против станции, хотя, пробыв здесь достаточный временной промежуток, она ясно понимала, что ей за это грозит, в эту минуту была абсолютно морально подавлена. Она так погружена в свои мысли, что никак не отреагировала на приближение к тесной комнатке, которой было уготовано стать их общей темницей, и не проявляла ни малейших признаков одушевлённости, словно все её жизненные силы в одно мгновенье оставили её.
Внезапно для себя Шинго осознал, что видит в опустошённой Герде её дочь, отважную и чувствительную Эми – именно такой он запомнил её в первые недели горестной победы в Битве у облачного щита, когда у Небесного острова всё-таки получилось нанести первый серьёзный удар ненасытной станции и осуществить, казалось бы, несбыточный перелом – повернуть ситуацию в свою пользу. В те дни было не только много радостных лиц, источающих улыбку и счастье, но и чёрных одежд скорби и печали. Живой осколок от неба отчётливо помнил, что среди этих траурных тканей, можно было заприметить и длинную юбку цвета серого пепла, принадлежащую беззаветной Эми, на кою она надолго сменила свою привычную, малиновую в тёмную клетку. Тогда она скорбела и печалилась за Лумена сильнее всех небесных жителей, разрывая небеса беззвучным воплем печали и отчаяния…
Примерно то же сейчас происходило и истощало Герду. Её нисколько не заботил прежний статус, ведь главенствование над «Вивет» в конечном счёте принесло ей больше мучений, нежели прямого достатка, довольствования и уважения. Раскрытый шпион был целиком убеждён в том, что если бы недавняя руководительница имела возможность ещё раз бросить в лицо своего бывшего подчинённого необыкновенно смелые, но совершенно смелые слова, она бы не преминула воспользоваться таким шансом. Её увольнение с поста станции обслуживания дирижаблей, на самом деле, омрачало лишь то, что любящая мать невольно оказалась отлученной от своей главной отрады – своих дорогих дочерей, ради которых она и пошла на храбрый шаг, пробившись из низов «Вивет» на её вершину. Ради них же она и ушла.
Один из их стражников, с расстановкой проверив все возможные ключи, шелестевшие на его золотистой связке, через минуту всё же смог отыскать подходящий и, не задерживая себя и ожидавших его товарищей, бодро провернул его два раза. После этого с прогнившим скрипением, больше похожем на страшный крик, перед ними открылась маленькое, и, как Шинго и предполагал, не слишком просторное помещение.
Поначалу в пространстве, заволочённом непроницаемой тьмой, трудно было что-либо распознать, однако вскоре, когда глаза Шинго начали привыкать к вездесущей мгле, он сумел получить представление о их тюрьме в самых общих чертах: маленькое ответвление станции с несколькими настенными полками, опускаемся в ровный ряд, и углами, заполненные ненужными принадлежностями.
Молодой пилот «Чёрной флотилии», вероятно совсем недавно прошедший свой испытательный полёт и получивший билет на станцию, отстегнул его наручники, а после грубо и бесцеремонно втолкнул Шинго внутрь, так, что тот рухнул на прогнивший пол и ахнул от недовольства. Охрана Герды поступила с ней чуть ласковей, проведя её вперёд, сняв оковы и с каменными лицами усадив сверженную руководительницу в угол, безучастно оставив её там, бессильно склонившись над полом.
- спички и свеча на тумбе, - безжалостно бросил один из них, окинув теперешних пленников равнодушным взором – а ваши постели – чуть дальше.
Он что-то громко прокричал своим товарищам, выныривая из коморки самым последним. Затем дверь плавно закрылась, беспощадно руша все надежды на освобождение. Их подкрепил щелчок ключа в замочной скважине, уничтоживший оставшуюся тоненькую струйку тусклого света и в без того тёмном окружении…
Не став терять драгоценное время, Шинго обернулся через плечо, вонзившись пламенными глазами в густую черноту. Он понимал всю бедственность и трудность того безнадёжного положения, в которое оказались вовлечены они с Гердой, но предпочёл заняться гораздо более действительно полезным делом, чем пустое малодейственное литье слёз из-за навалившихся на них невзгод заточения.
Он приложил немало усилий, прежде чем разглядел в уголку одинокую руководительницу, начавшую походить на сломанную растрёпанную куклу. Герда была совершенно недвижна и только слабое глубокое дыхание, сипло вырывающиеся у неё из груди, успокаивали его в том, что в брошенной начальнице станции ещё есть жизнь.
Шинго направился к ней тихими, еле слышными шажками, вытянув руки перед собой, чтобы не ударится о невидимые в сущем сумраке препятствия. Сперва Герда даже и не заметила его приближения, вероятно, уже далеко погрязнув в едком осознании своего незавидного положения, однако, когда рассекреченный лазутчик Небесного острова неловко отскочил, вслепую налетев на примыкавшую рядом пыльную тумбу, она встрепенулась, слегка отшатнувшись и спрятав взгляд, лишённый всякой веры, отвернувшись от лживого секретаря, которому так безмерно доверяла ранее.
Широкая старая тумба даже не изволила пошатнуться, когда живой осколочек неба нерасчётливо столкнулся с ней. Осторожно потерев ударенное колено, тот вспомнил о предъявлениях одного из пилотов, сухо им брошенных, и вновь подался обратно, в мыслях своих начертив примерное расположение тумбы и её сплошь обросшую сором поверхность – едва Шинго аккуратно потянулся к ней и бережно провёл по гладкому её материалу, то тут же почувствовал, как её ладонь крепко обхватила тоненькая сеточка из крупных гранул пыли и сора, поморщился и брезгливо отряхнул её. Мельчайшие крупинки давешнего мусора и грязи защекотали его ноздри, с лёгкостью взметнувшись в воздух и вынудив его прослезиться. В самом деле, Шинго с непомерными усилиями смог удержать себя от того, чтобы не чихнуть от этой самой небрежной и посредственной обстановки.
Да, Энцберг определённо не желал заботится о заложниках, об попавших в немилость станции. С этой идеей маленький осколочек вернулся к дряхлой тумбе, принявшись нащупывать там что-то вроде обещанной свечи. И вскоре он нашёл таковую – вернее, её самое дешёвое и неумелое подобие – толстый кусок гладкого скользкого вещества, несущего в себе непонятный смрад с выраженным химическим оттенком. Разве такими должны быть настоящие ароматные свечи, напоминающие те самые, какие он знал по витринам ремесленнических лавок ?..
Рядом с ней же Шинго нашёл и крошечный коробок, насквозь пропахший спичками. Он быстро сориентировался и выдвинул из-под него картонный ящик, взял в руки тоненькую огранённую палочку и быстро чиркнул по одной из боковых стенах. В следующее же мгновение, мельчайшие искры, взмывшие в воздух, сумели зацепиться за спичку и вспыхнули бледно-рыжим язычком с голубоватым отливом.
Шинго задержал на нём свой взгляд не более, чем на пару секунд – затем он быстро нагнулся над свечой, подпалил фитиль, затушил огонь на достаточно обгоревшей спичке, после отбросив её в сторону, за ненадобностью. На самом деле, мощи света беззащитно подрагивавшего сгустка огня, хватило лишь на то, чтобы осветить только самый маленький участок коморки.
Распознанный лазутчик Небесного острова хмуро покачал головой, вспоминая сколько на утопающей в злобе и гнусности станции было светильников и ярких энергосберегающих ламп с фонарями, но Энцберг, видимо в угоду своему личному торжеству, поскупился на самый тусклый, самый крохотный фонарик и решил вручить им в пользование великодушный кусок некой искусственной массы, которую у него и язык бы не повернулся назвать свечой!.. Шинго даже перетрясло, когда он представил себе самодовольное угловатое лицо корыстного капитана, по собственной воле обозначившего себя, как главу станции, искривлённое в отвратительной злорадной ухмылке, но предпочёл держать свой гнев и обострившееся ощущение несправедливости при себе.
Меж тем, оглядев трёхгранную свечу, фитиль которой утопал в мягком, безмятежном свете, Шинго заметил, что она располагалась в небольшой, практически мало различимой подставке, похожей на небольшую вазу цвета бронзы, с волнистыми неровными краями, общим рельефом в виде складок и двумя довольно удобными ручками, заметно выступающими от неё по бокам, он подумал рассмотреть всё запертое пространство, чтобы получить хотя бы самое далёкое и схематичное представление о месте их импровизированного места заключения.
Размеренной аккуратной ходьбой осколок от неба стал прохаживать по периметру коморки, сосчитывая про себя свои шаги, и поднося вытянутую вперёд подставку, с колебавшейся на ней свечой, кратковременно обливая тёплым светом тот или иной её угол. Из проведённых исследований он скоро понял, насколько разнохарактерно и неоднозначно это место – часто, не слишком новую, оставленную мебель просто облепляли светло-серые разводы неприятной пыли, но не реже ему попадались и те стены, что отдавали сыростью и давней плесенью.
В эту невзрачную зябкую комнату сносили отжившие свой срок предметы, вещи и механизмы, но, в основном, она служила хранилищем для идей, отклонённых станцией – об этом пленник догадался, встав на носки в попытках дотянуться до симметричных верхних полок – там им были обнаружены чрезмерно обросшие паутиной склады, а точнее – удивительные необузданные завалы чертежей, планов и схем, разработанных для «Вивет», но по каким-то неочевидным причинам не допущенные ею к непосредственной реализации.
Особенно его заинтересовал любопытный свёрток с подробной обрисовкой и описанием к магнитной пушке, очень схожей по внешнему виду с той, что он некогда видел в действии при Битве у облачного щита. Создатель этих трудов развёрнуто изобразил этот агрегат, подметил его главные возможности и изобразил пушку с завораживающим именем «Гроза», как составляющую рядового дирижабля «Чёрной флотилии». Тем не менее, его старания были грубо зачёркнуты чёрным маркером, а на краешке чертёжной бумаги несколько незнакомых лазутчику лиц как можно более прямее и чётче обозначили свои вердикты красными наполовину растёкшимися чернилами: «нет» и «отказано!».
Постели Шинго отыскал значительно дальше, в самой глубине коморки. Хотя, назвать их подобным словом было неимоверно сложно: то были две пары нескольких явно недорогих простыней, сбитых друг с другом в неряшливый и неопрятный клубок, с небрежно наложенными на них смятыми подушками, из которых значимо торчали растрёпанные белые перья. Шинго вздохнул, обрушив спрятанную ярость на Энцберга, и взялся разбираться с ужасной работой, установив поблизости полупрозрачный слабый огонёк. Он так увлёкся этим занятием, то и дело подавляя в себе возмущение к манере ведения дел, возвеличившегося капитана, что только погодя уловил на себе пытливый пристальный взгляд.
Когда он недоумённо вскинул голову, то случайно встретился взорами с Гердой, всего несколько минут назад безвылазно и одиноко сидевшей в противоположном уголке тесной коморки в полной отрешённости от себя самой, но теперь, бывшая начальница неожиданно вздёрнула подбородок и нацелила своё внимание на Шинго, впившись в его силуэт с какой-то неясной для него жадностью. В прекрасных, распахнувшихся глазах Герды, которые поразительно напомнили ему лучезарные глаза её пятилетней дочурки Рины, его чудесной юной хозяюшки-малышки, отразился удивительное смешение чувств удивления и тревожной заинтересованности, в проявлении коих он моментально узнал личностные качества её старшей дочери, Эми.
Отказавшаяся от своих приобретений, безукоризненного авторитета на станции и звучного псевдонима, сейчас обычная жительница Небесного острова, смотрела на доверенного своего помощника с неутолимым рвением, будто желая о чём-то осведомиться у него, но тягостно и нерешительно колеблясь, поэтому шпион Небесного острова захотел сам совершить этот мучительно важный и непростой шажок, на пути к новому отстаиванию диалога: заметив, как зябко она ежится от прохладного ветерка, дувшего откуда-то из широких расщелин в неслаженном полу, что никто не удосужился отремонтировать за прошедшие годы, он подхватил на руки самый тёплый, как ему самому показалось, отрезок ткани, схватил подставку со свечой за ручку, и отзывчиво бросился к ней, не испытывая в своей смятённой душе ничего, помимо искреннего стремления помочь несчастной.
- вот, возьмите это: укутайтесь и грейтесь, - опустившись на колени подле неё сказал он бескорыстным и чуть строгим тоном, не терпящим никаких возражений, подавая ей немного ободранную, но наиболее плотную простыню, и расположив поближе на полу горящую свечу, начавшую потихоньку таять.
Герда смущённо потупила взгляд, вероятно, в действительности тронувшись от его подлинной доброты и сострадания, но не спешила вновь отворачиваться, прячась в себе, довольно спокойно и благодарно приняв его созидание. Огонёк ласковой свечи нашёл свой отклик в её глазах, и Шинго, застывшему рядом, словно в ожидании её непременных приказаний, на миг померещилось, будто они и были источником этого извивающегося пламени. Крепко укрыв себя грубым полотном, и распростёрши бледные ладони над играющим миролюбивым язычком, Герда наконец-то осмелилась на твёрдый, но осмотрительный вопрос, мучавший её всё это время.
- скажите мне, мистер Шин, вы действительно шпион, внедрённый Небесным островом?.. что в самом деле означало то письмо?
Под давлением неизменчивого взгляда, в котором он снова узнал свою стойкую и грозную руководительницу, Шинго даже пригнулся, сгорбившись и протяжно вздохнув. Как бы то ни было, он не собирался впредь ничего скрывать от родной матери двух участниц дорогого для него сопротивления, терять ему уже было нечего.
- если на то будет ваша неоспоримая воля, то я не собираюсь вам лгать, - несколько рассеянно сказал он, едва сумев выдержать её проницательный прищуренный взор – я действительно был послан на «Вивет» с целью расследования обстановки и подробнейших отчётов для великой правительницы – наша милосердная госпожа Анн потеряла покой после знаменательной Битвы у облачного щита, она попросила доблестную команду сопротивления Небесного острова принять меры и выяснить, что творится на станции в это затишье.
- в этом вся Анн, - почти неслышно признала та – внешне всегда беспристрастная и собранная, но на деле всегда найдёт, какими дурными мыслями занять себе голову… - она ненадолго замолчала, оперев запрокинутую голову о мрачную бесцветную стену, позже опять оживилась, оглянувшись на Шинго – скажи, а как себя чувствуют Эми и Рина, две девочки из сопротивления?..
- при нашей последней встрече с ними всё было хорошо. Они держатся вместе, заботятся друг о друге… Рина очень тоскует по вам, - позволил себе заметить он и, обнаружив проблеснувшее на лице бывшей Гертруды смятение, быстро и откровенно объяснил – они рассказали мне то, что произошло незадолго до Битвы. Я знаю, что они приходятся вам дочерями.
Герда задумчиво склонила голову набок, и тот самый рьяный огонёк, что так запомнился и изрядно впечатлил шпиона, затух в ней необыкновенно быстро. Теперь её черты выглядели истерзано-опустошёнными.
- я тоже тоскую, - сипло ответила безутешная мать – тоскую по моим девочкам даже больше и в тысячу крат сильнее, чем могла бы представить себе каждая из них. Я и сама не рада, что разрешила себе так необдуманно ввязаться в эту кровавую игру, где ничего не смыслю и не принадлежу, но на тот момент мне казалось, что это самое правильное и перспективное решение… я бы всё отдала, чтобы быть сейчас с ними, делить все беды и ненастья пополам, прижимать их к сердцу!..
- я могу понять… - пытался вставить подбадривающее слово Шинго, сбился с хода мыслей, мутными тучами витавшими в его разуме, и ему осталось лишь подлинно посочувствовать измученной столь долгим расставанием захваченную руководительницу – мне очень жаль, что всё так обернулось, сударыня Герда.
Та мягко и признательно кивнула ему, утерев повлажневшие глаза.
- значит, ты и об имени моём осведомлён?.. – восхитилась она неподдельно - ты единственный за долгое время, кто обратился так ко мне. Но это даже правильно, - рассудила она – поскорее сотри из то безликое собрание букв, под каким звал меня ранее – я хочу быстрее забыть всё то, чем наделил меня двуличный мерзавец Энцберг.
- так это он придумал вам это имя?.. – ошеломлённо понял разоблачённый шпион.
- конечно. Мне, как и тебе, нечего утаивать, - опечаленно подтвердила Герда, и утомлённый взгляд минувших тяжёлых дней, очень осмысленно направленный на собеседника, стал каким-то нечётким, размытым – теперь она смотрела не на него, а далеко сквозь, словно пытаясь разглядеть в разграниченном горизонте просветы былых воспоминаний.
- когда я нечаянно встретилась с Энцбергом, у меня не было постоянной работы, - горько поведала она – зарабатывала я, в основном, торговлей, днём и ночью помышляя о здравии и благополучии любимых дочерей. Я спешила сбывать возможным покупателям всё, что только можно было продать законно: мастерила красивые венки из полевых цветов, набирала в лесу по нескольку самодельных лукошек ягод и грибов, а также приглядывала за соседними прилавками, когда их хозяева были в коротких отъездах – за это они пообещали мне отдавать небольшую часть от их выручки… однажды, оставив малютку Рину на попечении старшей сестры, я до самого заката продавала травы ромашки, получила маленький доход, и, двинувшись в обратный путь, совершенно неожиданно столкнулась с ним, когда он переодетым отбывал с рынка…
Прежде всего, на Герду произвела впечатление его приятная учтивость, напускная отзывчивость и неописуемое красноречие. Хоть Энцберг тогда и был одет в невзрачную, потрёпанную годами накидку с капюшоном, она немедленно догадалась, что он вовсе не такой простой человек. Учтиво поздоровавшись и назвав себя по имени, он предложил оробевшей труженице свою безвозмездную помощь – донести до дома увесистую корзину с нераспроданными, иссушенными солнцем цветами.
Несмотря на всю свою простоту и скромность, которую, по-видимому, и унаследовала от неё её старшая дочь Эми, Герда решила принять его чистосердечное, как она подумала предложение. Будущая глава станции сбивчиво и коротко назвала ему расположение своего дома на окраине леса, по дороге туда они завели непринуждённый разговор, в ходе которого, «благородный» проводник как будто намеренно подводил её к вопросу о её трудоустройстве и материальном положении - словно зная, насколько для неё тяжки и болезненны эти темы. Погрустневшая, вымотанная вопиющей нестабильностью в жизни и своём труде, Герда в один миг обрушила на тогда ещё совершенно незнакомого человека всё, что в ней накопилось.
Коварному Люциусу как это и было надобно. Он с понимающим видом покивал головой, когда та принялась изливать ему свою душу, а когда отчаявшаяся найти выход из затруднительных коридоров тёмного лабиринта своего бытия Герда приумолкла, хитро улыбнулся и с окрылённым добродетельным видом заманчиво и ярко принялся описывать некий «Вивет» - «чудесное место, замечательную станцию, кою воздвигли люди наземного мира, чтобы поддерживать Небесный остров и его восхитительный народ, облегчить им жизнь, сделав её ещё лучше…». Окончив свой живой, полный восхитительных эпитетов, рассказ, он предложил ей вступить в ряды сотрудников, обещая достойную заработную плату. Герда растерялась от подобного приглашения, почувствовала себя неуютно и, выдавив, что подумает об этом, торопливо скрылась в чаще леса, отняв из его рук корзинку.
Тем не менее, уже на следующее утро, спозаранку отправляясь на воскресный рынок, чтобы закупить некоторые продукты, она отыскала в своём почтовом ящике подробную бумагу с просьбой прибыть на станцию «Вивет», а чуть позже, на своём личном дирижабле к ней прилетел и сам Энцберг, забрав с собой на собеседование.
- и я прошла это собеседование, - подытожила Герда – именно в свой первый день, я поняла, что станция «Вивет» на самом деле – отнюдь не такая невинная цветастая организация, но желание организовать для своей семьи обещанный достаток, почти всецело завладело мной. Ради будущего Эми и Рины я была готова на всё, что угодно, и на подлость, хотя тогда ещё и не представляла, что ступаю по тропе открытой государственной измены… - она раздражённо стиснула зубы, но продолжила – тогда я, как и ты, была пристроена к работе с бумагами, несколько недель в два месяца брала отгул и посвящала своё время девочкам, но вместе с этим выросли и мои амбиции – поэтому, когда Энцберг в который раз явился ко мне и церемониально оповестил, что собирается выдвинуть мою кандидатуру на смену предыдущему руководителю «Вивет», я глупо и наивно представив себе открывшиеся перспективы, бездумно согласилась.
- это в самом деле было так? Энцберг продвигал вас?.. – всплеснул руками негодующий Шинго.
- да, - непоколебимо ответила бывшая руководительница станции – только потом я осознала, что он совершил это не из заботы и поддержки ко мне, а в своих собственных, масштабно-корыстных целях. Мой предшественник – мистер Фредерик Марнуэй, был живым олицетворением станции и образцом для восхваления среди сотрудников – эгоистичный, меркантильный, хитроумный, но при этом легко впадающий в бешенство при любом крушении его планов. Люди низших чинов на «Вивет» побаивались его не меньше, чем Энцберга, да и тот не смел перечить своему начальнику. Однако, несмотря на это, он всем своим испорченным сердцем мечтал его сместить, так как и сам был такого склада нрава и упрямо не желал быть обделённым. Благодаря своим обширным связям он смог обвинить Марнуэя в злоупотреблении служебным положением и убедил людей из Главного центра – учреждения, расположенного в наземном мире, которое контролирует и финансирует действия станции, выбрать другого главу. Дальше дело было за малым…
- он привёл к этому посту вас… - медленно проговорил Шинго.
- Энцберг отстаивал моё право быть на этой должности, - нахмурилась Герда – отстаивал день ото дня, чаще всего прививая мне черты характера, присущие лидерам, и очень убедительно повторяя, что это и есть я, настоящая. Он настоял на том, чтобы в пределах станции я носила имя «Гертруда», как он уверял, подчёркивающее мою стать и властность. В конце концов ему удалось сформировать вокруг меня достаточный круг приверженцев, а после прислал Главному центру моё сложившееся резюме… - она вновь поникла, как стремительный гибкий побег в тревожное время, но не смолкла – выбор Энцберга восторжествовал – вероятно, у него и среди служащих Главного центра были свои знакомства, или же мне просто несказанно повезло. Встав во главе огромной станции, я первым же делом поторопилась отблагодарить своего сподвижника, сделав его капитаном «Чёрной флотилии» - по сути, это была вторая неприкосновенная должность после меня на станции. Однако скоро он начал вершить свои порядки – иногда распоряжался за моей спиной, а иногда приходил ко мне и подолгу подготавливал меня к чему-то, требовательно внушал. Когда я догадалась о его истинных намерениях, то было уже поздно: передо мной сомкнулся цепенящий круг, я больше не могла остановиться, хотя в мыслях своих всегда осуждала его нелестные поступки: то, как он закружил голову Анн, притворяясь её преданным другом, как натравлял на Небесный остров тучи вверенных ему дирижаблей… Кроме того, он распределил по камерам «Вивет» много безвинных людей. Я всегда корила его за этот выбор, но я не могла и слова сказать поперёк – знала, что в случае моего увольнения, отказа дальнейшей работы на станции, он мне отомстит… видно, - окончила она едва слышно – мне было предначертано пойти по стопам этих бедняг…
С этой утомлённо-удручённой, но, как бы ему не хотелось это, полностью честной фразой, Шинго вспомнил событие, произошедшее не так давно, чем перед доблестной Битвой у облачного щита, когда Небесный остров гордился и оплакивал своих верных воинов, чьи сердца были исполнены мужеством, безграничной силой воли и самопожертвованием. В глазах его промелькнули обрывки того, как они пытались освободить самоотверженного и отважного отца Дарена – непревзойдённого и прославленного профессора Юджина Скайерса, но попытка их увенчалась провалом – Энцберг заметил их и вероломно пресёк все их кропотливые старания – Юджин вновь показал свою беззаветную любовь к родному Небесному острову и сыну, самолично разжав свою руку, и морально приготовившись к тому, чтобы быть растерзанным численно превосходящей толпой пилотов – отбросив всё, отказавшись от самого себя. Всё это было свершено благородным профессором во имя спасения Небесного острова.
- мы должны быть сильными, - высказался раскрытый шпион – выход обязательно найдётся, нужно только ждать и верить.
Он надеялся, что Герда подхватит его ободрение или хотя бы тихо поблагодарит за его необузданный несгораемый дух, но этого, увы, не произошло. Вопросительно присмотревшись к недавней начальнице, он увидел только то, что выговорившаяся Герда вновь томно и бессильно повесила голову. Глаза её были широко распахнуты, но не излучали никаких ярких чувств – они будто остекленели, безустанно наблюдая за подрагивающим язычком, играющем на пламенеющем фитиле…
Спустя какое-то времени их обоих начало клонить в сон, и, погасив свечу, они разбрелись по своим «постелям». Герда окунулась в сновидения практически сразу же, но Шинго, уронив забитую туманными клубками раздумий голову на жёсткую подушку, никак не мог обрести подлинный душевный покой – в его мыслях продолжал всплывать истерзанный облик заключённого профессора, которого он запомнил, как обессилевшего, подавленного и загнанного тюрьмой человека, взгляд которого был в большей степени грустен и тягостен – блеск его тёмным, безнадёжным глазам сумела вернуть лишь нежданная встреча с сыном, сулившая ему свободу и мир, но коя, однако, оказалась очень непродолжительной… неужто и им в самом деле, как и говорила Герда, предписана такая мрачная узническая участь?..
За себя Шинго не волновался, помня о своих немыслимом умении приобретать обличье любого живого существа, но наиболее ясно ощущал, что не может оставить обречённую Герду в этой беде, ведь как иначе он посмотрит в глазам её дочерям - застенчивой, но серьёзной Эми и малышке Рине – его чудной и прекрасной маленькой хозяюшке.
Привыкнув к темноте, он теперь чётко отличал выступающие контурные линии, а потому ему не составило труда найти очертания двери. Осколок от неба медленно поднялся с подушки, с сомнением обдумывая свежую, внезапно посетившую его идею. Только когда он предусмотрительно оглядел поблёскивающую средь тьмы фигуру смещённой руководительницы, лежавшей в противоположном угле, плотно обернувшись тонкой простынёй и безвыходно повернувшись до стены, он бесшумно, на цыпочках, прокрался в центр коморки, холодноватое пространство которой ему уже порядком наскучило.
Таким же беззвучным шагом, он преодолел всю площадь комнаты, стремительно метнулся к двери и, прижавшись к ней, осторожно заглянул в замочную скважину. По ту сторону от непреодолимой створки было абсолютно темно и тихо. Шинго собрался с волей и упорством, и, осветившись чистым сиянием, открыл свою настоящую сущность блистающего сгустка, пульсирующего неиссякаемой энергией, но тут же поспешил перевоплотиться, чтобы не накликать на себя нежелательное внимание.
И на этот раз он обратился в нечто совершенно незаметное и мелкое, в то, что без особых проблем могло выбраться из заточения – крохотного муравья.
Муравей-Шинго предприимчиво потёр лапки, чувствуя, как закружилась его голова от резкого превращения. Узенькая щель, зиявшая между дверью и полом, теперь стала просто огромной, так что почти незримое насекомое, не испытывая никаких отягощающих помех, быстро заскочил в неё, вынырнув уже в кромешном платформенном коридоре.
Осколок от неба обогнул основательным взглядом всю примыкавшую территорию, окончательно удостоверившись в правильности своих выводов – поблизости никого не было, лишь печальный серебристый половинный месяц луны посылал свои пронзительные лучи с широкого, усыпанного звёздами, небосвода. Вероятно, большинство сотрудников станции остались работать в ночную смену или же крепко спят в домах общежитий, выстроенных на «Вивет», хотя лазутчик с Небесного острова хорошо знал и люто ненавидел имя того, кто точно не спал в эту ночь.
К нему-то он и направлялся…
Как ответственный и трудолюбивый сотрудник станции, а несколько позже и услужливый секретарь мисс Гертруды, в роль которого ему пришлось вживаться весь ушедший месяц, Шинго был обязан знать все основные маршруты «Вивет»: к зданиям «Центров» «управления» и «изучения», к столовой, ко крылу с жилыми постройками, где предпочитали отдыхать и коротать свой досуг низшие сословия станции и, разумеется, к персональному кабинету главы «Вивет».
Не желая тратить драгоценные минуты понапрасну, неприметный силуэт муравья зажегся таким ослепительным сиянием, что по своей яркости вполне мог посоперничать с размытым свечением луны. Прошла ещё одна секунда – и, обливая свои хрупкие нежные крылышки в блеске луны, на станции появился прекрасный, стройный белоснежный голубь с сероватым отливом перьев.
Голубь последний раз пристально и щепетильно бросил напряжённый, но уверенный и неотступный взгляд на внешнюю обстановку вблизи, зависнув в воздухе, разминая крылья, затем быстро встрепенулся, навострив приглаженные шёлковые пёрышки, щёлкнул заострённым клювиком и во весь дух помчался вперёд, рассекая слабый, но прохладный ветер.
Создавалось впечатление, что он не видел ничего другого в полёте, по крайней мере, абсолютно не обращал внимание на посторонние детали и предметы, несясь с платформы на платформу, как маленькое пуховое облачко, но при этом целиком отстранённое – глазки-бусинки его непрерывно впивались в одну и ту же точку, пока он виртуозными зигзагами петлял по всему периметру станции в неутомимом поиске. Голубь-Шинго сумел выдохнуть спокойно, лишь когда увидел впереди масштабное раскидистое строение инновационной мысли - непревзойдённый «Центр управления, каким так гордился всякий обитатель «Вивет».
Опустившись ниже, ловкий голубь ударился о тяжёлую твердь камнем, снова стал микроскопическим муравьём – и в ближайшее время беспрепятственно преодолел непреступные двери, разыскав подходящий просвет.
Проявив всю свою ловкость и проворность, соотнесённую с крайней настороженностью и тишиной, осколочек от неба совершил свой главный шаг в пронизанном натяжением «Центре управления», уже пребывая в теле рептилии шустрого хамелеона. Тоненькие зелёные лапки оказались не такими прыткими, как ему бы хотелось, но обязательные меры предосторожности были им с достоинством и тщательностью соблюдены.
Неизмеримые мгновенья он плутал по нескончаемым коридорам, уходящим куда-то глубоко вдаль, с виду вообще не имеющим ни края, ни конца, но ни в коем разе храбрец не допустил и мысли о том, чтобы сдаться и вернуться в коморку ни с чем – нужно было непременно разузнать, какие игры намерен затеять Энцберг на необъявленном посту главы станции, и с какими неприятностями по его корыстной воле рано или поздно будет вынужден столкнуться Небесный остров.
Неизвестно, сколько бы ещё блуждал по злополучному зданию бесстрашный слуга Небесного острова, довольствуясь лишь приглушённым светом тусклых дешёвых приборов, встроенных прямо вдоль стен в качестве освещения, если бы не уловил друг странный шум – сначала, он был совсем тих и ненавязчив, когда Шинго, полагаясь на свой ясный слух, повернулся и стал идти за ним вслед, то он стал гораздо громче, среди общей гаммы звуков сделалось возможным разобрать конкретные голоса отдельных людей.
Обострившееся чувства привели его вплотную к одной из многочисленных закрытых дверей. Подняв свои круглые, существенно выпученные глаза наверх, взволнованный ситуацией Шинго-хамелеон возликовал – по табличке, прикреплённой к ней, можно было безошибочно понять, кому принадлежит данный кабинет.
- мы очень рады поздравить вас, нашего нового руководителя, Люциуса Клайда Энцберга!.. – раздавшийся за створкой воодушевлённый голос полностью развеял его сомнения.
Шинго раздражённо перемялся с лапки на лапку, вдохнул полной грудью и выпустил цепкий язык хамелеона, нацелившись им на переливчатую дверную ручку. Тот попал точно в намеченную точку, накрепко обвив её и Шинго смог свободно взобраться туда, как по канату. Хорошо обосновавшись на этом месте, он нагнулся вниз, чтобы подглядеть в замочную скважину.
Тот обзор, что давала эта сравнительно небольшая дырочка, был довольно узким, хотя небесному шпиону было и не привыкать. Он с необузданным наплывом ярости рассмотрел, как самопровозглашённый руководитель, привольно положив ногу на ногу, восседает за рабочим местом Герды и важно, не пряча свою искреннюю радость и довольство, принимает поздравления от весьма объёмной группы лиц, обступивших его письменный стол тесной кругом – Шинго сей же миг опознал командующего, солидного старика Рубена, в почтении стоящего перед очередным главой, нескольких пилотов, захвативших их с Гердой.
Среди них особенно выделялся юноша, к несчастью для лазутчика, не растерявшегося и совершившего тот самый роковой поступок – защёлкнувшего на Шинго наручники. Как его зовут? – Шинго напряг память – ах да, Питер Макклифф! Теперь он скромно, но гордо сновал между своих товарищей, как бы невзначай, деловито показывая им золочённую медаль, блестевшую на выставленной вперёд груди.
Осколок от неба даже удивился.
«Неужели Энцберг, возомнивший себя повелителем всего небесного мира, снизошёл до того, чтобы награждать простых рабочих?» - пронеслось у него в думах.
Он-то видел, как его друзья- пилоты разочарованно скрипят стиснутыми зубами, в мечтах своих уже давно примеряя подобную награду.
После торжественных слов Рубена прозвучал залп оглушительных аплодисментов. В глазах у подчинённых не было никакого страха или дрожи – одно лишь уважение. В самом деле, они настолько наивны, что действительно верят в честность помыслов этого ужасного человека?..
Энцберг воспринимал это смиренно и величественно, в общем-то, как должное, вероятно уже почувствовал обманчивый вкус настоящей власти.
- мне очень приятно ваше внимание, - положив руку на сердце с преувеличенной лестью поспешно сказал он – но я собрал вас не для этого, - он и хитро стремительно обернулся на командующего – Рубен, вы же уже знаете, что я назначил вас на свою прежнюю должность. С этого момента вы – новый капитан «Чёрной флотилии» и мой первый помощник. Прошу, не разочаруй меня.
Это сообщение, по-видимому, оказалось для главного сторонника Энцберга полной неожиданностью: сперва он зажался, однако немедленно исправил свою ошибку и вытянулся по струнке.
- для меня честь радовать вас своей службой, - отчеканил новый капитан серьёзно и благородно – я всеми силами буду стараться, чтобы оправдать ваше бесценное доверие.
Люциус хмуро кивнул ему и с пронзительным грохотом положил тяжёлые ладони на стол.
- все всё помнят?.. - рокочуще произнёс он, обдав пилотов таким леденящим взглядом, что они мгновенно съёжились, втянув голову в плечи – вы не промолвите не слова о том, что «Вивет» теперь заправляю я, ни на станции, ни в наземном, ни в небесном мирах. Никто, за исключением вас не должен догадываться, что эту должность занял я. Любой, кто обмолвится об этом хоть словом будет сурово наказан и лишён всех привилегий, как на станции, так и за её пределами. Понятно?!
Пилоты так растерялись от его тона, что даже с лица светящегося от счастья Питера в одно мгновенье сошла ехидная улыбка, и он жалобно опустил глаза. Никто из них так и не нашёлся с ответом.
- с этим будет порядок, - угодливо пообещал капитан Рубен – после нашего заседания я ещё раз хорошенько растолкую, что к чему.
- очень на это надеюсь, - проскрежетал самопровозглашённый руководитель, коротко покосившись на помощника, и буравящий взор его немного смягчился – итак, я бы хотел обговорить с вами дальнейшие действия станции. Всем присутствующим известно, что персона, которую мы знали, как мисс Гертруда была предательницей, и не помышлявшей о благосостоянии станции. Своим неумелым, неорганизованным правлением она ввергла «Вивет» в огромнейший кризис. Но я намерен справиться с этим.
- и каковы же ваши действия?.. – осторожно спросил капитан.
Люциус рывком поднялся с кресла, так, что все его приближённые невольно содрогнулись, увидев кровожадную насытившуюся злобой искру, промелькнувшую в его узких глазах.
- чтобы вернуть «Вивет», мы должны вернуться к истокам, направить все оставшиеся в наших руках силы, чтобы воплотить её предназначение, - обозначил он – вспомните, каких немереных трудов мне стоило заручиться доверием госпожи Анн, чтобы заставить её подписать договор о передаче нескольких земельных участков в пользование станции? Но даже когда мы получили эту бумагу, Гертруда постоянно оттягивала момент добычи ресурсов, говорила, что «пока не время», и теперь ясно почему. С её заботой Главный центр потерял веру в нас, не ровен день, когда он объявит об окончании финансирования «Вивет» и полностью отвернётся от нас. Наземный мир зачах без положенных ему ресурсов. Нужно бурить!..
- но… как же госпожа Анн? – пробормотал Рубен.
- она уже обречена, - с усмешкой ответил Энцберг – вскоре наш человек отыщет элеметаль солнечного света и покарает несносных детишек – тогда её уже ничто не должно спасти. В любом случае, даже если она выстоит, я найду способ скинуть её в пропасть!
Свидетельство о публикации №220092701265