Rip current. Кольцо Саладина. 21

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Смоленская.
Вагон вздрогнул, за окном замелькали люстры, арки и позолота Арбатской.
- Нам на следующей! – оживлённо напомнила Татка и нетерпеливо ухватилась за мою руку. – Ну, а потом что? Кто из вас перешёл на ты?
- Я не знаю. Не помню, - честно сказала я, понижая голос. - Как-то незаметно вышло без всяких официальных предложений.
- Ну, а дальше?
- Ой, а дальше я так накрасилась, так накрасилась, - тихо продолжила я. - Просто себя не узнала. Смотрю в зеркало и думаю: господи, кто это? Парик надела, белокурый такой... С накрашенными губами просто Мэрилин Монро.
- Ух ты! – тихо ахнула Татка. – А карточки будут?
-  Ой, не знаю… Не знаю, что там в этом парике получилось… Потом ещё валькирию изображала. Тоже сама придумала. С мечом, в плаще… Вот так встала, позу сделала…
- А я смотрю, её нет и нет! Уже все сроки прошли, я уже реферат закончила, сижу, как на иголках, жду-жду. Ну, всё, думаю, засосала её опасная трясина разврата, не увижу больше! Так будут карточки? Или как всегда – поснимают, а потом фигу?
- Ты ещё и карточки хочешь? – зашептала я. – У меня и так море удовольствия было. И чёрт его знает, вдруг я там ужасная получилась… Но он на меня две плёнки истратил. И ещё студийным снимал, монстром этим, с гармошкой. Из которого птичка вылетает.
- Обнажённую снял? – не утерпела Татка.
- Нет уж, - фыркнула я, - это ты, давай, обнажённой снимайся. Мне хватило всяких образов. Мы там смеялись-смеялись… А потом он вдруг говорит: а теперь всё смывай, я сниму тебя такой, какая ты на самом деле.
- Да ты что? – почти в ужасе прошептала Татка, округляя глаза. - И ты всё смыла?
- Сначала не хотела. Я же страшная…
- Ты что! С ума-то не сходи! – немедленно зауверяла меня Татка. - Ты очень хорошенькая. Иногда даже красивая. Кстати, мы выходим или нет? Или едем на Красную Пресню?
- Ой, я даже не знаю, где этот дом искать…
- Ну, ладно, давай на Смоленской выйдем, а там видно будет. Ну, так ты умылась?
- Сначала поотнекивалась, конечно. Но даже не в этом дело. Просто, когда тебе говорит незнакомый парень: я знаю, какая ты на самом деле, у тебя всё внутри сопротивляется.
- Да? – Татка на секунду задумалась, явно проверяя фразу на себе. – Точно, - она тряхнула головой. – У меня тоже сопротивляется. Ну, а потом?
- Ну, он сказал: ты же не поедешь домой с таким лицом. И я сообразила, что он прав. Договорились, что я всё смою и сделаю свой обычный макияж.
- Ну, правильно ты решила. А дальше что? Вставай, пошли на выход!

Станция Смоленская. Уважаемые пассажиры, при выходе из вагона не забывайте свои вещи.
Поезд остановился, мы с Таткой выскочили из вагона. В метро было неожиданно свободно. Что значит, нерабочий день и не час пик. Я уже отвыкла от свободных пространств метрополитена и теперь невольно залюбовалась громадным лаконичным залом с рифлёными полуколоннами.
- Ну, ты умылась! – Татка подхватила меня под руку и повлекла к выходу. – А потом?
Мы заскакали по лестнице вверх.
- Ну, умылась, - торопливо дорассказывала я на ходу, - немного глаза подвела и губы. В общем, как обычно. Он меня долго снимал. Волосы просил то подобрать, то рассыпать. Свет разный ставил. Короче, всё как в фотоателье. У него фотоаппарат очень дорогой, он на него два года копил. Со всякими насадками.
- Так он будет фотокорреспондентом или кем? Ты же говорила, он в Буманке.
- Да. Весной закончит.
- Слушай, Бауманка – это же очень-очень круто. И перспективно. А что за специальность?
- Не помню, как называется. Что-то с ракетами связано.
- Да ты что? – ахнула Татка.и даже остановилась на бегу. - Это ж он на космос работать будет! В оборонке!
- Да, возможно. Ты что встала-то, пойдём.
- Как что, подруга? Ты что, ни о чём не думаешь в этом направлении?
- А мне о чём-то надо думать?
- Ну конечно! Ты должна думать! - внушительно воскликнула Татка. – Ладно, дома поговорим. Идём!

Высокие, тяжёлые двери выпускают нас в зимний московский вечер. Огни горят россыпью. Падает медленный красивый снежок. Сказка… А князя нет рядом… Вот я о чём всё время думаю… Трубниковский – где он тут начинается? Раз дом один, значит, это начало. Только где оно, это начало? Спрашивать придётся у местных.
- Так. Идём местных искать, - решительно объявила я.
- Идём! Правда, местного в Москве найти – это примерно, как пирожок в лесу.
- Я бы, кстати, съела сейчас пирожок – я вздохнула.
- Надо было тебе хоть дома чаю попить, - резонно заметила Татка. - А ты разлетелась прямо с порога: поехали-поехали… Ну, давай в «Диетку» завернём, пока недалеко? Там пирожки, яблоки в слойке… Кофе попьём…
- Нет, сначала дом!
- Тогда нам в ту сторону. Хорошо, мы на работе посмотрели карту Москвы… Значит, ищем бабушек-дедушек или мамок с колясками, да?
- Да!
- Вперёд?
- Вперёд!

                *     *     *

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Смоленская.
Вагон вздрогнул, за окном замелькали люстры, арки, позолота. Всё это пролетело нарядной, сияющей полосой, и поезд помчался во тьму.
Следующая станция - моя…
Если честно, не собирался я искать этот дом. Я вообще никуда не собирался. После того, как Вероника ушла, я какое-то время сидел в прострации с ощущением, что меня не отпустили, а выгнали. Причём, сразу отовсюду выгнали: с репетиции, из проекта, из своей жизни. Может, даже вообще из города…
Вероника умеет вот так – одним движением бровей и двумя словами. Это я хорошо знал и помнил. Чувство паршивое. Но ладно. В конце концов, мне уже далеко не шестнадцать лет.
Можно, конечно, пойти на мировую. Зайти в зал, где она занимается у станка. Встать в дверях, смотреть на её потрясающую осанку, на изящные движения рук, на высоко взлетающие ноги, обтянутые чёрным. На это можно смотреть часами. Всё забыть, замереть, умереть. А она не будет замечать. Она ничего не замечает, когда работает, тренируется, разминается… Наверное, мне надо этому тоже учиться. Но я балбес, как она часто говорит, и, наверное, она права...
Я встал, покачался с пятки на носок в тяжком раздумье, а потом решительно затопал мимо зала к лестнице. Да, я, положим, балбес. Но, может быть, это просто не моё дело?
А, может, быть, это просто не мой город?
Последняя мысль пришла мне в голову уже внизу, когда я, одетый, выходил из дверей Дворца в сверкающие огнями московские сумерки.

Собственно, никаких планов у меня всё ещё не было. Просто, кроме метро, я ничего не знал. Поэтому я уже привычно дотопал до красивой буковки «М», сел в первый попавшийся поезд и куда-то поехал. Возможно, летом я бы в таком настроении просто пошёл бродить по городу и смотреть на него глазами новичка, узнавать, привыкать, пытаться любить. Но сейчас метро меня больше прельщало теплотой и удобством. Ну и, если честно, я уже успел полюбить эту подземную езду, таинственную и технократическую одновременно. Мне нравилось гипнотическое покачивание в уютной темноте, нравился гулкий и мягкий сквознячок туннелей, нравилось стремительное и точное выплывание вагона из ирреальной преисподней на свет, в блеск и великолепие мраморных залов, каждый раз разных. Даже я сам себе больше нравился в метро – уже вполне уверенный, уже не теряющийся, хорошо одетый - уже вполне москвич.
Правда, я понятия не имел, куда еду. Но мне было, в принципе, всё равно. И довольно долго мне было всё равно, до тех пор, пока среди стандартных объявлений остановок вдруг не прорвалось в моё сознание что-то знакомое. Что-то во мне вдруг всколыхнулось, и я вышел из вагона. Станция была совершенно незнакомая. Я пооглядывался. Постоял возле кованой решёточки, ограждающей эскалатор в центре зала, и с детским интересом наблюдая, как из-под меня выплывают разнообразные макушки – мужские, женские, детские… По мере подъёма макушки стремительно превращались в фигуры людей, которые соскользнув с верхней ступеньки эскалатора, словно споткнувшись на бегу, рассыпались в разные стороны.
И вот, пока я бродил взглядом по нескончаемому потоку людей, эта мысль меня вдруг и осенила.
Я немного подумал, а потом решил: А почему нет? У меня случилось личное время. Ехать домой всё равно незачем: сегодня мне никто не позвонит, как выяснила Нора. И мне стало больше нечего взволнованно ждать. И что мне делать в чужой квартире, одинокому, выгнанному и тоскливому?
Можно, конечно, отправиться в кино. Я в нём ещё ни разу не был в Москве. Но я не знал ни одного кинотеатра. И потом, кино – это не цель. Если ты идёшь в кино не с девушкой – это от отчаяния и одиночества.
А вот найти в незнакомом чужом городе дом Белки - вот это достойная цель. Особенно для балбеса, прикидывающегося москвичом.
Я помнил только адрес – Трубниковский переулок, дом один. Нужно просто сейчас выяснить, до какой станции ехать. Нора научила меня в сложных случаях обращаться к диспетчерам. Я уже знал, где можно найти их и уверенно направился на поиски застеклённой будочки, похожей на стакан с подстаканником.
Через три минуты я знал, куда мне направляться. И с лёгким сердцем, больше уже ни о чём не жалея, двинулся на переход.

продолжение следует.