Отец

               
  «Здравствуй, Евгения Николаевна. Ну, а теперь твоя душенька довольна? Заперли меня все-таки далеко. Повозили хорошо по тюрьмам. Пару месяцев жил на казенных харчах. Краснодар, Волгоград, Ульяновск, Новосибирск, Томск. Из Томска, как порядочные, самолетом в Тигульдай. И машиной в поселок Красный Яр. Везде встречают почетным караулом, оркестром, дамой с собачками. В общем, все хорошо было. Ну а дальше? Здоровье ни к черту, не до выпивки, хоть и бывает редко, по большим праздникам.
  Ну и козу отмочила. Ты поделись подобным опытом с товарищами по работе. Можно и опубликовать в печати. Наконец-то ты добилась своего. Ну что тебе, достаточно пятнадцать рублей в месяц? Из-за них ты посадила меня. Красота! Ну как-нибудь перебьемся, если раньше не отбросим копыта, а что-то на это похоже. Вот все. Будь здорова».
                6 мая 1972 поселок Красный Яр
  Это было последнее письмо моего отца из тюрьмы и, наверно, единственное. Через две недели пришло извещение, что он повесился в тюрьме и похоронен на припоселковом кладбище.  Это письмо показала мне мать в момент, когда я уже был взрослым человеком и у меня было трое детей. Она позвала меня и отдельно показала потаенную сумочку, где хранилось письмо, свидетельство о браке и несколько фотографий отца. Видно, она так и любила всю жизнь его и скрывала все в своей душе, никогда и ни с кем не делилась, только сейчас, когда почувствовала, когда смерть коснулась ее своим крылом.
 Когда пришло письмо, мне было двенадцать лет, об отце я знал только то, что он бросил нас, когда мне был один год, и он был негодяем, скотиной, пьяницей, нигде не работал. И был самым последним человеком в глазах моей матери. А как он жил эти одиннадцать лет, после моего рождения, я даже не знаю. Один раз в жизни я видел его. Мне было  лет восемь, старший брат был в интернате, а отец пришел домой, когда мамы не было. Он дал мне денег, три рубля, и попросил сходить в магазин за вином. Но я схитрил, вернулся и сказал, что магазин не работает. И он оставил эти деньги мне. Как я был искренне счастлив, ведь так много денег я никогда не видел, хотя знал о них. Потом я узнал, что это был мой отец. Но вспомнить его лицо я уже не могу. Большой, грузный дядька, и все…
  Первым впечатлением от письма было чувство постоянной идейной борьбы между моим отцом и матерью. Как будто коса шла на камень, и никто не хотел сдаваться и попросить друг у друга прощение. Но еще больше всего меня покоробило, что ни одного слова в письме не было о нас с братом, о детях, как мы, что с нами. Обида на мать застилала все глаза отца, его ум и совесть. Но давайте поговорим о том, как все хорошо начиналось.
 Мать тридцатого года рождения, отец на два года старше. Оба пережили войну. Мать в многодетной семье из шести детей и моей одинокой бабушки. Отец был старшим сыном в обеспеченной семье из трех человек. Окончил техникум, отслужил в армии, стал офицером , служил замначальника местного ГАИ. Мать закончила семь классов, попыталась учиться в медучилище, но с первого курса, после женитьбы, родственники отца забрали ее к себе, посчитав, что учиться ей не надо, и пусть она посвятит себя семье и детям. Все это я собираю по истечению многого времени из рассказов родственников семьи моего отца и моей матери.
  Моя мама была третьей по счету в семье, по характеру, она была своевольная и полудикая. Жили они  на окраине города, в школе ходила в сменной обуви, доставшейся от старшей сестры и брата. Дорог не было, слякоть, грязь, но так, наверно, жили все. Отец был более обеспечен, был «первым парнем на деревне», красивым, талантливым, играл на гармошке. Девчонок у него, как я понимал со слов матери, было много. И как так случилось, что он обратил внимание на мою полудикую, замкнутую маму? Думаю, именно своей непокорностью она понравилась ему, и, чтобы ее добиться, он женился на ней. Спросить про любовь у мамы я не мог. Мне казалось, что это некорректно, но я думаю, что любви не было изначально. Может быть, она появилась потом. Со всех сторон ей завидовали, да и моя бабушка была не против брака, ведь ей нужно было поднимать еще остальных детей.
  Жили мы в прибрежном городишке на берегу Азовского моря. Война коснулась города не сильно, в оккупации все голодали, как до нее так и после нее. Дом построили на берегу лимана, у обрыва. В то время давали ссуды под один процент. Дом сложен из самана и обложен кирпичом.
  Родился старший брат, Владимир. Мать не работала, отец был уважаемым человеком, а далее все вроде шло как у людей.. Учитывая менталитет южан, до матери стали доходить слухи, что он общается с другой женщиной. Отец стал часто выпивать, не ночевать дома, начались скандалы, и я думаю, что он стал избивать мать ,в дальнейшем ушел из дома. Мать же никак не могла этого простить. От безысходности и безденежья она стала просить помощи у  его руководства. Написала письмо в партийные органы, и машина завертелась.
  Отец вынужден уйти из ГАИ, его исключили из партии. Отец и мать развелись. Отец нигде не работал. Мы с братом остались одни с матерью. При разводе полдома досталось новым хозяевам, мать отдала старшего брата в интернат. Мать нашла работу на заводе, а в дальнейшем сменила множество работ, так как не имела определенной профессии. Всю жизнь я слышал от матери то, что «отец у тебя негодяй из негодяев». Только со временем, когда я сам женился, я стал к ней относиться критически и понял, что что-то в нашей семье не так, что можно было все сложить по-другому. Тогда и моя судьба, судьба брата, матери, отца – сложилась бы по-другому. Кто же виноват в этой истории? Кто должен был прогнуться ради идей и целей? Или только обида, злость брошенной женщины, застит глаза, а о семье, о детях, она не думает? Да, как писал Байрон, лучше победить любое войско, или дракона, но бороться с обиженной тобой женщиной невозможно.
  Затем родители поделили дом. Отец продал свою половину. Хозяйка новых хозяев стала сориться с матерью, может быть, ревновала. Мать была красивой женщиной. Через год-два, наверно, и у матери появился свой мужчина. Так что, отец с матерью уже никак не могли сойтись и простить друг друга. Товарищи матери все нагнетали ее советами. Отец, лишившись работы и членства в партии, стал изгоем – никто не брал его на работу. Да и ему самому трудно было утроиться. Там, где его все знают, а помочь его положению не могут. Он стал чаще пить и вернуть назад уже ничего невозможно.
  Ввиду ссор с соседями, мать, оставшись в одиночестве, ведь никто не мог ни помочь ей, ни посоветовать, решила продать часть дома в надежде купить отдельное жилье. Но так ничего и не получилось. И мы с матерью скитались всю оставшуюся жизнь, до моего отъезда из города, по квартирам. Только в конце, перед пенсией, матери выделили ведомственную квартиру, из-за которой она в дальнейшем судилась, так как наступала пора перестройки и все старые устои рушились. Приходила какая-то старая женщина, пыталась сунуть матери деньги, а она не брала деньги и старалась прогнать ее с проклятьями из нашего жилья. Только со временем я понял, что это была моя бабушка – мать отца.
  Брат, закончив в интернате восемь классов, хоть и был отличником, но не стал больше учиться, уехал из города со своим приятелем с воровской кличкой «Капрон» в город Саратов. Там он поступил в ПТУ. Вскоре, по научению друга, они стали обворовывать журнальные киоски. Их поймали и посадили в детскую колонию на два года. Суровые были законы. Из-за каких-то ста рублей ребенку помогли искалечить всю дальнейшую судьбу.
  Мать по-прежнему судилась с отцом за алименты. Суд  присудил отцу за уклонение от алиментов два года общего режима. В то время отдельной колонии для милиционеров не было и они находились вместе с обыкновенными зеками. С ментами у заключенных разговор короткий: и не важно, какой он хороший или честный мент. Поэтому отец вынужден был покончить со своей жизнью, чтобы избежать все унижения от сокамерников.
  После того, как отец умер,  мать стала получать пенсию – четырнадцать рублей, как по утрате кормильца. Да, вот машина правосудия и перемолола судьбы двух людей – отца и старшего брата, не задумываясь о справедливости или сердоболии.
  Все родственники, и матери, и отца, конечно, за глаза винили ее в смерти мужа. Но мать со своими характером ничего не могла сделать. Я думаю, она даже не испытывала чувство вины и считала, что поступала по справедливости, как честный человек. Даже в глазах и чувствах у нее не было сомнений в своей правоте. Только злость. Она вынуждена была работать и как могла воспитывать своих детей. Где она только не работала, и в бильярдной, и уборщицей, и в грязевой лечебнице, и гальваником в цехе на заводе, оператором газовых котельных, откуда она и ушла на пенсию. Но через все это тонкой нитью все равно проходила злоба к отцу, что именно он во всем виноват, как единственный человек, на которого она рассчитывала положиться в своей судьбе, а он ей изменил.
  Со временем, через своего старшего брата, я познакомился с семьей отца, стал дружить с ними, у меня сложилось свое мнение в отношении к родственникам, к новым братьям. Но также они, я чувствовал, не доверяли мне, так как не могли забыть, что, как они считали, именно моя мать виновна в смерти их брата и сына.
   Время шло. Все обиды стерлись, но не забылись. Брат после тюрьмы ушел в армию, после армии он женился, в их семье родился сын. Всегда, когда он сильно выпьет, он обвинял и ругал нашу мать в злобе и жестокости по отношению к нашему отцу. Я думаю, что он даже мог ее избить от бессилия что-либо вернуть.
  А как все вернуть? Вернуть все невозможно. Как предвидеть, чтобы в семье все были счастливы? Не прими мать принципиальную позицию, как бы сложилась судьба брата, ее, отца, моя? Мы бы стали совсем другими людьми. Господи, подскажи людям, как выйти из таких ситуаций, как принять какое-то верное решение, как заронить в душу ген вселюбви, всепрощения, практицизма, чтобы люди смотрели вперед, заботились о детях, внуках, чтобы злоба и обида не застилала глаза человеку? Дай им разум, Господи.

P.S. Я долго думал, что же такого особенного было в письме отца, о каких пятнадцати рублях шла речь? Я стал понимать отца, что он осознал то, что больше ничем своей семье помочь не может, только как покончить с собой для того, чтобы я получал материальное пособие, пенсию, как по утрате кормильца, на основании свидетельства о его смерти. Я понял, что его беспокоили не страх и унижение перед зэками в тюрьме, а именно забота и помощь мне, своему сыну, так как брату к тому времени было уже восемнадцать лет. Он пожертвовал собой ради того, чтобы государство платило мне пособие, так как он сам физически уже не мог этого делать. Только сейчас я понял его жертву.