Венерианец

– Таким образом, присутствие фосфина в атмосфере может быть объяснено только наличием жизни на Венере, – закончил свою презентацию Васко.
Жидкие хлопки были единственной реакцией собравшихся. Скрипнул чей-то стул: всем уже не терпелось разбежаться по своим норам.
– Как вы собираетесь подтвердить биологическое происхождение фосфина? – доктор Лючия Веспер хотела еще помучать подчиненных.
– Лететь надо, – воскликнул Васко и уже про себя добавил: “Что тут думать!”.
– Да-да, летающая обсерватория, космический телескоп «Джеймс Уэбб», который все не могут запустить. Я понимаю, – закивала доктор Веспер.
– Нет, вы не поняли, – Васко рыскал глазами по аудитории, требуя поддержки. – Надо лететь на Венеру. И проводить анализы на месте, а то и возвращать образцы аэрозоля на Землю.
По комнате прокатились сдержанные смешки.
– На Венеру никто не полетит, – строго и спокойно сказала Веспер.
– Почему?
– По кочану. Никогда не слышали про марсианское лобби? Все руководители НАСА защитили диссертации по Марсу, и они не отдадут свои миллиарды венерианцам. Поэтому на Венеру никто не полетит, и нам остается пялиться в телескоп. Знаете басню о лисе и винограде?

Когда доктор Веспер добилась признания всей научной группы “необходимыми работниками”, Васко был даже рад: в тесной квартирке маленькая дочка отвлекала бы его от расчетов. Но Лючия думала в первую очередь о том, чтобы не лишиться удовольствия от прилюдных экзекуций после докладов. По зуму эффект унижения выходил не тот.

– НАСА финансируется на народные деньги, – вскричал Васко. – Наша наука не хуже их. Сколько уже можно посылать марсоходы. Нам нужен хотя бы один венеролет!
Раздался хохот коллег. Васко чувствовал себя как на допросе в плену у дикарей, до которых он пытается донести элементарные истины перед тем, как будет съеден.
– Васко, мы с вами столько лет работаем, а вы все как маленький, – ехидно прищурилась Лючия. – Чего вам в жизни не хватает? В Nature печатают, зарплату платят. Можно на Гавайи кататься за казенный счет. А ехать к телескопу в Чили вы сами отказались. Думаете, вам зарплату повысят, если аппарат полетит на Венеру? Как бы не так. Где большие деньги, туда сразу набегают шакалы и стервятники. Но чтобы вы совсем не расплакались и не ушли из науки, я выдвину вас на приз имени Птолемея для начинающих ученых за ваше открытьеце. Подготовьте препринт. Все свободны.
“Пока я с ней работаю, в ее глазах я вечно буду начинающим”, – Васко грустно провел ладонью по преждевременно седеющей шевелюре. Он отключал свой компьютер от проектора, когда его стукнули по плечу:
– Не расстраивайся, Васька. Может, это вообще не фосфин? Мало ли говна в космосе летает.
Это был Петрович со своей “капитанской” бородой и в футболке с Гагариным. Васко называл его по второму имени: несмотря на разницу в возрасте и мировоззрении они считались приятелями. Петрович вышел на пенсию пару лет назад, но сидеть дома ему было скучно, и он неизменно являлся на утренние встречи научной группы.
– Хочешь расскажу, почему на самом деле на Венеру никто не полетит? – подмигнул Петрович. – Люська же при всех никогда не раскроет настоящую причину.

После презентации Васко чувствовал себя подавленным и в компании старого болтуна надеялся отвязаться от угрюмых мыслей. Они спустились в лабораторный кафетерий. В последние месяцы огромное пространство под грубо нарисованным звездным небом даже в полдень оставалось полупустым. Были открыты только “Космическая панда” и жуткая забегаловка, торговавшая резиновыми на вкус бургерами.
– Все эти кинетические модели – фуфло, – Петрович решил начать ланч с пива. Ему-то работать не надо. – Одно уравнение в систему добавишь, и все поменяется с ног на голову. С озоновой дырой так случилось. Написали 34 уравнения и рассчитали, что озон исчезает. Подняли крик, созвали международную комиссию, все химикаты позапрещали, ученым, которые спасли человечество, выдали Нобеля. А потом оказалось, что дыра сама собой затягивается. Что за чертовщина? Добавили уравнение еще одной реакции, прогнали модель заново, и получилось, что так и должно быть: озон от нашей деятельности увеличивается.
– Петрович, – взмолился Васко, ковырявший вилкой оранжевую курицу. – Ты мне про озон уже пять раз рассказывал. Я согласился с тобой пойти, потому что ты со мной о Венере хотел поговорить.

– О Венере? Хорошо, сам напросился, – Петрович обернулся, будто кто-то мог подслушивать его россказни. Васко заметил, что за столиком в углу кафетерия  одиноко сидела девушка в черной маске и темных очках. Она ничего не ела, и, казалось, пристально смотрела в их с Петровичем сторону. “Интересно, кто она? Студентка?” – Васко не мог ее узнать и был удивлен, что на территорию лаборатории пускают посетителей. Уж очень незнакомка не была похожа на измученного ученого.
– В стародавние годы я работал в секретном советском институте и занимался анализом снимков, присланных на Землю “Венерой-13”, – начал свой рассказ Петрович, не забывая прикладываться к пиву. – Камни, грунт, что там еще может быть при 450 градусах Цельсия и давлении в сто атмосфер. Я был молодой и наивный, как ты сейчас, расшифровываю очередной снимок, а там – мать честная – существо некое. То ли скорпион, то ли сколопендра. После посадки аппарата оно в свою нору залезло, а тут вылезло посмотреть, что за чудо к ним прилетело.
– Сказки, – буркнул Васко, но рассказ старого ученого захватил его.
– Зачем мне врать? – обиженный Петрович потянулся к резиновому бургеру, и пару минут молчал, пытаясь его прожевать.
– Извини, Петрович, – Васко хотел услышать продолжение, но в то же время не мог не бросать украдкой взгляды на загадочную девушку, которая все так же неподвижно чего-то ждала. Или кого-то.
– Значит, показываю я эти снимки своему руководителю. Тот обомлел. Полезли смотреть остальные, с другой камеры. Насчитали восемнадцать видов венерианских жителей, которые сбежались к месту посадки нашего аппарата. Сан Саныч мне сказал обо всем молчать и готовиться к получению государственной премии.
– Ух ты, звучит покруче приза имени Птолемея.
– Держи карман шире, – поперхнулся Петрович. – На следующий день в лабораторию вошли люди в штатском. Сказали моему руководителю: “Гражданин, пройдемте”, – и больше я не видел ни его, ни те снимки.
– КГБ? – прошептал Васко.
– Угу, – кивнул Петрович. – Меня Саныч не сдал, что я тоже тех существ видел. Миссии на Венеру разом прекратились, а потом все под откос полетело, я чудом успел эмигрировать.

Васко хорошо знал, что рассказы Петровича надо делить минимум на два. Но его самого давно волновал вопрос, почему после столь успешной советской программы “Вега” в 1985 году ни одна страна не спускала научный зонд в атмосферу или на поверхность Венеры, предпочитая держаться на орбите планеты или сосредоточиться на других телах Солнечной системы.
– Я понимаю, почему русские не летят, – нетерпеливо заговорил Васко. – Но мы же живем в свободной стране. Неужели Лючия боится КГБ?
– Свободная страна, – усмехнулся Петрович, налегая на уже вторую бутылку пива. – А как же индейцы, которые нам телескоп на Гавайях строить не давали? Ты телевизор, что ли, не смотришь? Сандерс хочет нам всем социализм устроить, а там и до КГБ недалеко. Какая тут свобода, когда летом ходили всей лабораторией на обязательную демонстрацию за все хорошее. Я-то пенсионер, мне демонстраций в комсомольской юности хватило, свалил на рыбалку и концы в воду, а вот ты, если бы не пошел, то сидел бы сейчас без приза. А то вообще со статьи сняли бы как неблагонадежного.

Васко не хотел спорить о политике, в которую Петрович непременно скатывался в легком подпитии. Он уважал Петровича как ученого, но не понимал, как в одном мозге могут уживаться научная рациональность и оголтелый политический фанатизм.
– Мне надо поработать, – Васко привстал и задвинул стул. – Спасибо за историю, Петрович. А все-таки мы туда полетим.
– Правильно, Васька, надо валить, пока не поздно.

Васко почти дошел до выхода из кафетерия, когда его дорогу резко перегородила девушка в черном.
– Вы астроном Васко? – спросила она из-под маски.
– Я, – вырвалось у него от неожиданности.
– И это вы открыли фосфин на Венере? – поинтересовалась незнакомка.
“Опа, – подумал Васко. – Надо же так глупо попасться. Ведь изначально было понятно, что Петрович – шпион. Не просто так тот разоткровенничался. Зачем только я согласился с ним пойти и сразу не позвонил Лючии с чистосердечным признанием”. Он обернулся: Петрович сидел к нему спиной, не проявляя никакого интереса к судьбе своего младшего товарища.
– Согласно пятой поправке я хочу воспользоваться своим правом не свидетельствовать против себя, – нетвердым голосом проговорил Васко.
Девушка рассмеялась и сняла очки и маску:
– Прошу прощения, если напугала вас. Меня зовут Винус – как теннисистку. Один влиятельный человек хочет обсудить с вами организацию полета на Венеру.
– Здесь?
– Нет, вы должны будете пройти со мной.
“Можно еще дернуться и попытаться убежать, но они же меня все равно достанут”. Васко подумал о жене с дочкой, которых, быть может, никогда больше не увидит. Но он был трус и покорно последовал за Винус. Она снова надела маску и очки, когда они вышли из здания лаборатории. Девушка тихонько свистнула, и из-за угла бесшумно подъехала столь же черная машина. Автоматические двери открылись, и Винус повелительным жестом пригласила Васко сесть на пассажирское сидение. Сама она оказалась за рулем, но управление от нее не требовалось. Машина закрыла двери и, как верный пес, сама собой помчалась к дому, ловко поворачивая на изогнутых дорогах.

Они взбирались все выше и выше в холмы. Домов не было видно за декоративными кустами. Лишь изредка черепичное ухо или окно-глаз выглядывали из-за густой зеленой изгороди. Свернув в глухой тупик, машина-пес замерла перед воротами, которые медленно открылись, и Васко увидел огромный белый особняк с идеально подстриженным газоном. Но машина направилась не к дому, а к будке, похожей на сарай для хранения садового инвентаря. Вышедшая первой Винус нажала на незаметную кнопку, и двери будки раскрылись:
– Хозяин встретит вас в бункере для гостей.

Васко и Винус спустились на лифте в подземелье. Если бы сопровождающая не поддерживала астронома под руку, то он не нашел бы дорогу во тьме. Неожиданно зажегся яркий белый свет. Васко непроизвольно зажмурился, а когда он снова смог видеть, перед ними за длинным столом сидел человек, чей голый и неровный череп напоминал астероид. Васко сразу же узнал этот немигающий холодный взгляд. Его пригласил Лукас – владелец заводов, газет, марсоходов, о котором ходило множество невероятных слухов.
– Вы астроном Васко, который обнаружил фосфин на Венере? – спросил хозяин.
– Мы обнаружили только одну спектральную линию, которая может принадлежать фосфину, – залепетал Васко. – У нас большой научный коллектив, я только…
– Я готов оплатить пилотируемый полет на Венеру для подтверждения вашего открытия, – перебил его Лукас.
– Пилотируемый? – переспросил незадачливый астроном.
– Разумеется, – олигарх сверлил его своими хитрыми глазками. – Но с одним важным условием. Лететь должны лично вы.
– Я? – Васко решил, что все это розыгрыш, но еще не понимал, как его закончить с минимальным ущербом для себя. – Вы перепутали астронома с астронавтом.
– Если ученый не готов лететь сам, то как же можно заставлять рисковать других? Не веришь в свои расчеты – сиди в своей лабе, выписывай циферки и помалкивай.
– Надеюсь, полет с возвращением? – уточнил Васко.
– Ракета будет спроектирована с таким расчетом, что если на Венере есть фосфин, то он послужит топливом для обратного полета.
– А если нет? – сглотнул слюну Васко.
– Тогда это будет путешествие в один конец. Ученый должен отвечать за свои слова, особенно если они поднимают бурю обсуждения в прессе. И отвечать собственной жизнью.
– У меня жена, дочка, ей шесть лет…
– Неужели моя компания не сможет позаботиться о семье героя? Ваша дочка хочет, чтобы ее отец был героем или тряпкой? Что лучше: мертвый герой или живая тряпка? Даю вам неделю на принятие решения, а потом окно возможностей закроется. Винус проводит вас до дома.
– Довезите меня до автобусной остановки, дальше я сам, – только и мог попросить ошарашенный Васко.

Васко молча зашел в квартиру. В прихожей были разбросаны игрушки. Из кухни выглянула Элизабет:
– В магазин за молоком зашел? – приветствовала она мужа.
– Забыл.
– Почему ты так рано сегодня? Что с тобой?
– Мне надо в командировку будет съездить, – Васко решил взять быка за рога.
Элизабет вышла в прихожую, снимая фартук.
– Что еще за новости? Куда на этот раз? – недовольно спросила она.
– На Венеру.
– Надолго?
– Около года. Если туда и обратно.
– Не пущу, – отрезала жена. – Достали твои командировки. Какая от тебя там польза? Думаешь мне не хочется вырваться из рутины работа-магазин-дом? Хочешь, я поговорю с твоей Лючией, чтобы отправили кого-нибудь другого? – Нет, – Васко пытался показать, кто дома хозяин, но голос его дрожал. – Это я открыл фосфин, значит, лететь мне. Больше некому.
– У нас тут эпидемии, пожары, а тебя не интересует ничего, кроме твоих звезд, – Элизабет была по-настоящему рассержена. – Ну, что изменится от того, есть жизнь на Венере или нет? На Земле своих проблем не хватает? Одну планету засрали, хотите вторую загадить?
Из комнаты раздался детский крик.
– Посиди со Скай, а я схожу в магазин, – приказала она.

Васко рисовал с дочкой венерианцев, которые были “такие же как мы, но живут на Венере”. Проще всего было все забыть, жить, как жил, считать кинетические модели, выискивать в данных с телескопов другие газы, которые неизбежно должны быть на Венере, если там идут биологические процессы. Но его гложила мысль, что он допускает ошибку, о которой будет сожалеть всю жизнь. Васко было необходимо выговориться. Но не с приземленной женой, не с коллегами, которые поднимут его на смех. Ему нужно было поговорить с Фредом, братом Элизабет. Фред был человек рабочий, но в то же время философ.

– Лиз, а мне за фосфин приз дали. Имени Птолемея для молодых ученых, – Васко начал заискивать перед женой.
– Какой же ты молодой? Так всю жизнь в молодых проходишь. И в 50 лет будешь начинающий и подающий надежды. Сколько денег?
– Не знаю, не спрашивал. Может, нисколько. Важны же не деньги, – Васко посмотрел на жену, ее лицо тоже покрывали первые морщины. – В общем, я думаю, что следует этот приз обмыть. Как насчет того, чтобы пригласить Фреда в пятницу вечером?
– Уборка, готовка, Скай – все на мне, а еще этот алкаш придет. Ему только повод дай. Не надо, обойдемся без отмечаний. Не до них сейчас, – заныла Элизабет.
– Это все же твой брат, а не мой, – попытался возразить Васко. – В общем, я его уже пригласил. И он сказал, что придет с подарком. Это мой приз, и я хочу его отметить.

Вечернее празднование было в полном разгаре. Уже выпили за здоровье лауреата, причем развалившийся на диване Фред пил за двоих: за себя и за сестру.
– Предлагаю выпить за Птолемея, – шурин привстал со своего места. – Ты хоть знаешь, кем был Птолемей?
– Астроном, очень древний, – язык Васко уже начинал заплетаться.
– Понятно, что не сантехник, – фыркнул Фред. – А еще твой Птолемей был астролог и музыкант. Ну, за Птолемея.
– Хватит пить, – вмешалась в научную беседу Элизабет. – Васко сказал, что ты с подарком придешь. И где же он?
– Вот тут, – Фред указал себе на голову. – Почти забыл. Мне же Васко все по телефону рассказал. Сейчас.
Фред вернулся из прихожей с гитарой и, вновь разместившись за столом, провозгласил:
– Когда мне Васко все по телефону рассказал, я решил сочинить песню. Итак, песня поется от лица астронома, который открыл жизнь на Венере, и ему приказывают туда лететь, а жена его не пускает.
Фред забренчал аккорды и запел хриплым рабочим голосом:

На Венере ли, на Марсе ли
Сфинксы рожи корчат нам.
В атмосферах их запарсили
То ль фосфин, а то ль метан.

Пришел приказ из Белого из дома
Поднять к зиме космический престиж.
Зовет начальник НАСА астронома:
“Фосфин открыл? Вот ты и полетишь”.

Лететь бы рад, да у меня жена-мегера,
С ней долго объясняться не пришлось.
“Какая, – говорит, – к чертям Венера.
Сходи-ка лучше за картошкой в Трейдер Джос”.

“Я звездочет, мне нужно к телескопу,
Почто карьеру мне ломаешь, Лиз?
Пусти в командировку на Европу
Или в обсерваторию в Белиз”.

А Лизка-дура дальше нарывается:
“В Европу едь, цивильная страна”.
Я пальцем в небо тычу: “Обращается
Луной вокруг Юпитера она”.

“Зачем чужие спутники? Я спутница твоя.
Не астрономии богиня Афродита.
А полетишь, гляди, загнешься у меня
От венеречианского фосфита”.

Посуду мою я – кастрюли с склянками,
Но все решил: от Лизки улизну тайком,
Я буду очень мил с венерианками
И первым на Венере мужиком.

Фред сыграл два последних аккорда.
– Хватит орать, – насупилась Элизабет, – ребенка разбудишь.
Было очевидно, что подарок ей не понравился, но она с детства привыкла к выходкам Фреда. Васко нашел песню забавной, но решил успокоить жену:
– Не переживай, Лиз. Никаких баб там нет. В лучшем случае бактерии-ацидофилы. Ацидофилы – значит, любят кислоту. Облака там из серной кислоты.
– А у меня внутри исключительно бактерии-алкофилы выживают, – добавил Фред и отложил гитару, чтобы выпить еще и за экстремофилов.
– Вот советские корабли и занесли туда алкофилов, – Элизабет оказалась проворнее Фреда и убрала бутылку со стола прежде, чем тот успел до нее дотянуться. – Кто таких алконавтов возьмет в космос? Вы же центрифугу заблюете.
– Душа рвется к звездам, а гравитация-матушка тянет тело к земле, – резюмировал Фред и рухнул на диван.

Васко вышел на балкон. От опустившегося за холмы солнца осталась узкая розово-фиолетовая полоска. Легкий ветер доносил шум далекого шоссе. В комплексе курить запрещалось, но шурину было можно. Фред затянулся и указал на яркую “вечернюю звезду”.
– Вон она, героиня вечера.
Васко вздохнул. Наконец-то, они были одни, и он мог поделиться своими сомнениями.
– Хорошая песня получилась, мне понравилось, – льстиво начал он. – Честно. Только у нас в Чили телескоп, а в Белизе ничего нет.
– А как же древние Майя? – недоверчиво изумился Фред. – Они Венеру ставили выше всех остальных планет. Высчитывали восьмилетние циклы ее положения на небе. Войны начинали исключительно в соответствии с фазами Нох Ек – “великой звезды”, как они ее называли. Ты вот думаешь, мы жизнь на других планетах ищем? Нет, – замотал головой шурин, – мы не жизнь, а бога ищем. Помнишь, на картине Ван Гога самую большую желтую блямбу по центру – это и есть Венера, это и есть бог.
Васко понял, что Фред дошел до необходимой кондиции, и начал свой монолог:
– Я все думаю, что это мой последний шанс что-то великое сделать в этой жизни. Ты же знаешь, что меня назвали в честь Васко да Гамы, который первым обогнул Африку и доплыл до Индии. Кто мешал другим путешественникам построить каравеллу и поплыть?  Как сказал один мудрец: мы родились слишком поздно для великих географических открытий, и слишком рано для великих космических. Уже не в телескопы смотрим, а только цифры считаем. Предел мечтаний – подняться туристами на двадцать минут в невесомость. Мелко мыслить стали. Мелко мечтать. Разве этим молодежь в науку завлечешь? Тьфу, – от досады он даже плюнул с балкона вниз. – А да Гама? А Колумб? И до них отплывали люди за край карты, в миры, населенные людоедами и чудовищами, и не возвращались. И жены их не отпускали, а они плыли. Понимаешь? А мы набрали кучу точек на три сигмы и публикуемся. Так никогда никуда не полетим, подохнем на этой планете.
– Лететь или не лететь: вот в чем вопрос, – задумчиво произнес Фред.
– Я с самого начала решил, что лечу.

Не успел захмелевший шурин затушить сигарету и выпучить глаза, как Васко вскочил на перила и сиганул в темноту.