Катана против рапиры

катана против рапиры
< — >
трон пир ик ты... праааав

Рубящее против колющего. И вывернуть наизнанку, и увидеть суть проблемы. А буковки здесь полезно переставить, чтобы видеть изнанку.


_______________


Евровидение и танцы под резолюцию

***


 

(Изображение под заголовком и вводная часть в тексте являются только лишь смысловой иллюстрацией к материалу, — прим. автора)

Сергей Михеев, Сергей Корнеевский в студии. Железная логика от 18.09.20.

— Все вот эти «Тихановские» и прочее и прочее, они совершенно не самостоятельные, я думаю что им скажут, то они и будут делать. Сейчас их накачивают весом, раздувают всячески, а потом скажут: «слушай... Светлана батьковна, давай, подписывай указ о начале войны». Ведь понимаете к чему это может вести? Они признают Тихановскую настоящим президентом. В таком случае они могут с Тихановской, как с настоящим, по их мнению, Президентом, заключить договор военного сотрудничества, например, союзничества и так далее, и на этом основании сказать: «А мы имеем право ввести войска». Понимаете к чему это все идет, да? Вот и всё, вот такие дела... А, например, какого-нибудь Навального они возьмут и признают настоящим Президентом России. И с ним тоже подпишут какой-нибудь Договор и скажут: «Мы с законным правительством России подписали законный Договор о том что Россия», — скажем, — «не является больше суверенным государством». Или что она разрешает, допустим, самолетам НАТО и войскам НАТО навести конституционный порядок на территории, как бы, Российской Федерации. Понимаете, да, о чем речь?
Тот кто не понимает, и думает, что разбирается в политике, прислушайтесь, о чем речь-то идет! Речь идет о создании альтернативных властей России, которые находятся за пределами России, например, и Белоруссии, например, с которыми они потом возьмут, и будут заключать какие-нибудь договора. Например, «какой-нибудь» Навальный станет непризнанным Президентом России в изгнании, возьмет и подпишет, что он разрешает войскам НАТО проведение военных операций на территории России. И всё. Они скажут «мы его признаем», и все дела. И дальше они скажут «любая активность российской армии, которая не санкционирована настоящим Президентом России», — условно, Навальным, — «является незаконной». Вот такие дела. Для этого его накачали неизвестно чем, для этого его потом откачали, для этого ему какой-либо чип ввинтили, в какое-нибудь место. Вот такие дела. Не думайте что они на это неспособны. А чего они «неспособны»? Очень даже способны.
— У многих, и у меня тоже, кстати, такое благодушное ощущение, что никакой войны быть не может, но мне кажется, также люди думали перед первой мировой войной?
— Да, абсолютно.
— И, наверное, перед второй.
— И перед второй, да. Подавляющее большинство обывателей и перед второй мировой войной, особенно в Европе, например, они вообще не понимали что происходит. Например, скажем, после разгрома Германии, значит, по итогам первой мировой войны, вы думаете в Европе хоть кто-нибудь мог представить что там будет через двадцать лет? Да никогда.
...
— Вот мы поговорили про войну... неизбежную...
— Я вот в новостях слышал, значит, заявление министра иностранных дел Лаврова, но понятно, что он говорит сдержанно, как дипломат, но честно говоря, мне кажется, что ситуация-то хуже. Мы расцениваем это как попытки неких сил испортить отношения между Евросоюзом и Россией, мне кажется они давно уже и безнадежно испорчены, если честно. И вхождение в Евросоюз бывших стран восточного блока было стопроцентной гарантией того, что эти отношения не будут выстроены, это надо было понимать. Поэтому, мне кажется, что ситуация гораздо более серьезная, ситуация такая: они не портят отношения между Россией и Евросоюзом, этот этап уже пройден, они готовят почву для конкретных вооруженных конфликтов. И при этом, посмотрите, именно страны бывшего восточного блока становятся основными агентами по реализации вот именно таких планов. Подготовки поводов, условий, и скажем, какой-то ситуации для легализации прямого военного конфликта. Хочет этого Германия, или хочет этого Франция, видите, даже и не имеет значения; такие страны как страны Балтии, или Польша, или даже Чехия, прямо активно работают именно на это, плюс Украина... В конце концов я вам напомню, что когда в 14-м году и в 15-м была острая фаза военного конфликта на Донбассе на Украине, Украина впрямую призывала НАТО вмешаться в этот конфликт. НАТО тогда от этого удерживалось, в том числе и потому, что Украина не является членом НАТО, а если в этот конфликт каким-то образом будут втянуты Литва и Польша, которые являются членами НАТО, и это будет происходить непосредственно в Европе, конечно, появится гораздо более сильный повод для того чтобы втянуть НАТО в прямой военный конфликт с Россией. Я думаю, что вот, не получилось на Украине, ничего, теперь попробуют вот здесь вот, в Белоруссии это будет может быть даже и удобней. Так что я надеюсь, что люди которые смотрят в даль, что называется, видят эти вещи... ну, мне кажется, что именно к этому ведется дело. Кстати, когда мы видим, что любые совершенно поводы давления на Россию доводятся до абсурда, надо тоже это понимать, не как случайность, а как совершенно обдуманный слом любых границ. То есть, как вы говорите тоже, постправда. Она зачем нужна? Потому что на самом деле она позволяет вообще, значит, полностью переделывать всю картину мира. Она позволяет не иметь никаких ограничений. Она позволяет максимально расширить поле для маневра. И по большому счету когда никакие доказательства не нужны, это очень удобная ситуация для, скажем, того, чтобы выдумать на пустом месте любой повод, в том числе и для военного конфликта. В конце концов, кто не помнит, напомню провокацию нацистской Германии против Польши, когда для того, чтобы получить формальный повод для вторжения в Польшу, немцы устроили провокацию в Гляйвице, с якобы вторжением туда поляков, и так далее, и это стало поводом и оправданием для начала военной операции и наступления на восток.
— Причем, они же своих солдат подставили.
— Да, своих солдат подставили, поэтому, не думайте что это что-то невозможное, там в том числе были убиты, — там же были убиты люди, — немецкие граждане, тогдашнего Третьего Рейха, и военнослужащие, это вообще ничего не значит. Тот кто думает «европейцы ценят жизни»... или американцы. Я вам хочу в этом смысле посоветовать посмотреть, а что же происходит на Ближнем Востоке, на Ближнем и Среднем. В Афганистане, Ираке, Сирии. Переколотили уже... сколько... тысяч двадцать, суммарно если, военнослужащих блока НАТО, и ничего.
— За правое дело не жалко...
— Никто и не «жужжит», в общем-то, подумаешь... Посчитайте суммарно, сколько военнослужащих из армии блока НАТО, вот, например, начиная еще с «Бури в пустыне», и заканчивая сегодняшним днем, было убито и ранено в военных операциях блока НАТО в Афганистане, Ираке, в Сирии, и в сопутствующих... очень много. Я даже не беру сотрудников частных военных компаний, их вообще никто не считает, никто даже и не знает точно сколько их там было убито, а действительно просто официальных военнослужащих. Речь идет о цифре в районе 20000 человек. Ну и что? Подумаешь, двадцать тысяч человек. Они просто об этом не говорят и не обращают на это внимание, не концентрируют на этом внимание. А так-то это есть. Не думайте, что для них пожертвовать жизнями какого-то количества людей, в том числе собственных граждан, это какая-то сверхбольшая проблема. И это «никак не укладывается в европейскую традицию»... (?). Я напомню, две самые страшные, кровавые, ожесточенные войны в истории человечества, первая и вторая мировая, они случились в Европе, и начали их европейские страны. Поэтому не надо друг другу рассказывать сказки про то что теперь совершенно все по-другому. Ничего не по-другому, и вот эта мрачная история есть, она никуда не делась.
— Сергей Александрович, и еще по поводу того, что Вы сказали, что отношения с Европой безнадежно уже испорчены, и действительно, например, Европарламент принял резолюцию по событиям в Белоруссии, ее называют беспрецедентно жесткой. И в ней есть всё, чуть ли не признание координационного совета Тихановской временным правительством, и еще требование ввести санкции не только против Лукашенко, но и против России.
— Да, для тех кто может непредвзято смотреть на эти вещи, еще раз повторяю: можно быть противником действующих властей в России, можно быть противником Лукашенко и так далее, но здесь нельзя не видеть, что это совершенно незаконные требования, и совершенно незаконные основания для введения санкций и прочего, но Евросоюз на это идет. В конце концов, что им не нравится? Им не нравятся итоги выборов в Белоруссии? Но, на самом деле, нет никаких доказательств, что Тихановская победила. Я вот, например, видел разные варианты подсчетов, Тихановская не победила Лукашенко ни при каких раскладах. Как я и говорил, Лукашенко, может быть, не набрал восемьдесят процентов, но он точно победил. Ни при каких раскладах Тихоновская не могла победить Лукашенко. И так считайте, и эдак считайте, никак не получается. Поэтому... можно ставить под сомнение эти выборы, но Лукашенко все равно победил, он набрал большинство голосов, я в этом абсолютно уверен, никаких ни трех, ни восьми процентов там не было, он набрал точно больше половины голосов. Почти наверняка. Первое... второе, кстати говоря, он же предлагал пересчитать. Но оппозиция на это не пошла. А почему не пошла-то? Я тогда еще об этом говорил: по одной простой причине, потому что они понимают, что пересчет голосов все равно не даст Тихановской победу. Потому что ее не было, этой победы. Просто не было. На каком основании они не признают эти выборы? На никаком. Просто потому что вот так им захотелось. На каком основании не признают законными действия белорусских властей, в столкновениях с милицией кто-то пострадал из демонстрантов, но тогда тут же обращаю ваше внимание на то, что происходит несколько лет в Париже, где эти волнения происходят постоянно, и там постоянно страдали сотни и даже тысячи людей, есть даже убитые. Но никто же не пытается французам указывать как им решать внутренние проблемы... Или никто не пытается сейчас в Европарламенте принимать резолюцию по тем волнениям, которые происходят в Штатах. Где тоже власти, полиция, федеральные агенты действуют крайне жестко. И людей убивают в том числе. Но Европарламенту почему-то нет дела до того, что происходит в Штатах, они считают, что и в Штатах, и во Франции, это вполне законно. А вот в Белоруссии не законно. Почему не законно? Потому что им не нравится Лукашенко. Ну и третье, а при чем здесь Россия? Россия действует строго в рамках имеющихся договоренностей между Россией и Белоруссией, двусторонних, и многосторонних. Мы не нарушили ни одной этой договоренности. Но сам тот факт, что мы своими руками не взяли и не свергли Лукашенко, он дико раздражает Европу. То есть, я к чему это говорю: если вы предвзятый наблюдатель, вы должны понять простую вещь: что все действия нынешнего Евросоюза, Европарламента, в данном случае, абсолютно незаконны, они не имеют под собой никакой почвы, и они не имеют даже какого-либо более менее разумного объяснения. И тем не менее, Европа, которая так кичится своей якобы приверженностью к законам международного права, идет на это, и это означает простую вещь: эти люди могут обманывать как угодно чудовищно, лишь бы оправдать ту или иную свою цель, или выполнить ту или иную установку. Вот им мало Украины, они хотят еще и Белоруссию. А потом они захотят Россию. К чему это все приводит? К гражданским конфликтам, к проблемам в экономике, и ни к каким свободе и процветанию, которые они обещают, это не приводит. Я уж не говорю о том, что это приводит к полной потере суверенитета. То есть, этим людям верить нельзя. Кроме всего прочего доказывать им что-то бесполезно. Надо, наверное, доказывать, но бессмысленно надеяться на то, что им что-то докажете. Одна из наших проблем, до сих пор, что «хорошие отношения с Западом» являются чуть ли не главной целью нашей внешней политики. Не интересы России, а хорошие отношения с Западом. А если эти «хорошие отношения с Западом», они, как бы, объективно вредят национальным интересам России? То есть, грубо говоря, они нам, как бы, нужны, но не любой ценой. А нам говорят «любой ценой». Даже ценой ущерба вашим интересам, что я считаю совершенно неприемлемым. Кстати, по поводу резолюции Европарламента: они требуют отмены поправок в нашу Конституцию! То есть, большего хамства придумать невозможно. Они нас обвиняют что мы вмешиваемся во внутренние дела Белоруссии, хотя, на самом деле, мы ни разу не вмешивались, у нас есть масса договоренностей, о которых, я думаю, большинство европарламентариев даже и не знает, в рамках которых мы действуем... То что не знают, это их проблема, профессиональное несоответствие, что называется, некомпетентность. С одной стороны они нас обвиняют во вмешательстве в дела Белоруссии, а с другой в этой же резолюции требуют отмены поправок в нашей Конституции. А это, вообще, не окончательное хамство? Это не красная черта? Это, разве, не вмешательство? Это все равно, если бы мы сейчас сказали: «мы требуем изменений в Конституцию Германии». Как бы на это Германия отреагировала? Или, «мы требуем изменений в Конституцию США».
— Ну, они б сказали, что это смешно...
— Это смешно. А вот при этом сами они совершенно спокойно, считая себя вправе, требуют от нас изменить НАШУ Конституцию. Кстати говоря, для меня это еще раз подтверждение, что мы правильно сделали, что эти поправки приняли. Раз они раздражают этих «западных портнэров», что называется, вплоть до того, что они даже такие хамские резолюции принимают, требуют отменить эти поправки, да? Значит, мы правильно их приняли, правильные, значит, поправки.


________________


(Обзор темы, и разбор политэкономической и социально-психологической составляющих, как инструментария вероятных решений)


I

В мире исторически сложилась ситуация «не презентативного противостояния», то есть, все (государства, народы) стремятся к каким-то, полезным, с их точки зрения, целям, но мир разбалансирован на социальных уровнях, опять же, исторически, и в своих устремлениях государства обнаруживают столкновения, как льдины на реке. От столкновения возникает побуждение выйти наперед, ибо «нас притесняют». В то время, когда, возможно что, это никак не притеснение, а нечаянный «конфликт интересов», и если обоюдно подумать, и попробовать договориться, то, возможно что, обоюдная польза будет даже значительнее, по сравнению с той, если какая-то из сторон, напором, превозможет другую.
История мало знает примеров таких договоренностей, но гораздо больше примеров воинственного решения возникшей «проблемы». Так мир, из века в век, отмечая в себе столкновения которые вызваны, в принципе, понятными всем причинами, более менее, презентативными (они объяснимы — в наглядном ракурсе осмысления этих причин), постепенно запутывался все сильнее, ибо стимул подумать, совместно, и разобраться, и увидеть обоюдную пользу, не только на данный момент, но и на удаленное будущее, становился все более расплывчатым, не конкретным, и по мере того как усложнялся и урбанизировался мир, стимул, основанный на «презентативной причине» становился все более хаотичным, смутным, не совсем действительным. На его место выступал СТАТУС, который исторически некое государство наработало в веках. То есть, в глубокой древности, два племени, что не поделили место стоянки, скажем, прежде всего имели потребность четкого смыслового абриса ситуации, то есть, даже без углубления в корень проблемы, они имели в головах абрис: общее представление о причине, и это представление (презентабельность) не обойти, не проигнорировать. Это как отмеченный кругом по земле «колодец», который надо выкопать. И копали, довольно часто, в такой ситуации. И достигали воды: живой воды осмысления — ради обоюдной пользы, какова бы ни была причина (назревающего) конфликта.
Но мир усложнялся, проблемы тоже, нарабатывался статус... и с некоторого (исторического) времени, расплывшийся стимул разобраться в ситуации к обоюдному удовольствию, стал попираться, подвигаться СТАТУСОМ. То есть: «ты виноват уж в том, что хочется мне кушать». Самые древние люди, пращуры, таковой формулы вообще бы не поняли. А стояли бы и смотрели на сказавшего сие с вытаращенными глазами. Потому что такого не может быть в реальности. То есть, любая причина вероятного недовольства друг другом (в племенах), и назревающего, может быть, конфликта, никак не субъективна, она презентативна, объективна. То есть, недовольная сторона всегда с лихвой, и даже пеной у рта, и всеми доводами, покажет, и докажет, что у них правота. Да, в чем-то эта правота субъективна, и выражает сугубо личные интересы, которые может быть сложно понять другой стороне спора... Но в основе, тем не менее, только объективный ракурс «претензии». Посему... «Данное место нам нужно потому, что у нас скот, а здесь много лугов... а вы в основном охотитесь». Дальше может даже последовать совет куда им лучше переместиться, ближе к лесам, «мы знаем где много дичи». На основе этой картины можно представить, как изменился мир, потому что ныне, в современных условиях, и вообще, с появлением городов, схожий диалог никак невозможен. Но он только наглядный пример того, как реальность себя «ломала» в несчетных поколениях, «желая быть» прямым вектором развития (мира).
Представим, что одно племя, которое противопоставило себя другому (желая разместиться на их месте, хотя они пришли первыми), кичится своим статусом (некая важность: «мы умеем разводить скот, а эти нет»). И только на основе сей установки будут действовать.
То есть, не разумными доводами, а своим положением, которое себе надумали, хотя для данной надуманности и есть, как бы, зыбкая причина: они разводят скот, посему, они развитее. Но скот поляжет от болезни, допустим, а хорошие охотники не пропадут, пока в лесах водится дичь. Но статус важности затмевает такое осознание, то есть, никак, даже если сию мысль озвучить, «статусные» не смогут ее принять... «переварить». Они скажут, не вдумываясь, что «вы бредите, желая морально отстоять свою никчемность». Не суть, было ли в глубокой древности слово «мораль», поскольку в такой древности и подобная ситуация была вряд ли возможна: для конфликта требовались действительно крайние причины, может быть (нечаянное) убийство соплеменника рукой охотника-воина из другого племени.
Итак, мир менялся в веках, и вот мы пришли к модели абсурда в его устроении. Можно ли создать модель абсурда? Не будет ли сыпаться она? Мир ныне пытается ее «соорудить». И если что-то действительно получится, то под сокрушительным действием этой модели он рухнет сам. Строительство сие идет хаотично и спонтанно, в основном потому что реальное мышление заменил «фермент» статусности, и человек становится все более «химическим», и менее духовным. Химическим, в смысле чувственности, по выражению «между ними химия»... — не взаимопонимание, а химия.
Но сия хаотичность и спонтанность и есть та почва, на которой модель абсурда пытается себя «обнаружить». Посему, обнаружение более взвешенного и продуманного способа реализации замыслов, конечно же, приведет только к рациональному видению перспектив в осмыслении чего бы то ни было. И модель абсурда, коя ныне пытается стать основой «понимания мира и своих устремлений», прикажет долго жить.
Статусность это хорошо, это значит, что предки веками трудились во всех областях, и вот ныне у нас статусность: мы многого достигли (не мы сами, а народ, государство, в веках) и есть чем гордиться. И важен баланс «химии» и «духовности». Статусности и здравого взвешенного рассуждения.
Итак, баланс сиих двух парадигм. Кто поймет это, тот сможет, с помощью дипломатии, направлять процессы в политике и экономике в правильное, адекватное, потребное реальности для развития, русло. Всякого развития, общего.
Мир себя начинает так «по-идиотски» вести (то есть, совсем не презентативно в осмыслении причин и следствий), потому что запутался в себе, и дошел до самого края сей своей внутренней неприятности. И когда представитель Европарламента в речи путает Украину и Беларусь, путая президентов, несмотря на всю, казалось бы важность своего выступления, это означает, что у человека в голове каша, и возраст здесь не причем. Телемастер не вставит в гнездо предназначенное для лампы транзистор. Потому что дока, и разбирается. А забавляться с высокой трибуны «детским лепетом» на такой «остросюжетной» почве идеологического и политического противостояния в мире... весьма несерьезно. Нелепо. И опасно для мира. Который веками развивался от племен, что могли все-таки понимать друг друга даже в сложных ситуациях, и старались не допускать конфликтности, потому что на первом месте была не статусность, а здравый смысл, сама реальность. Что вот, в виде «саблезубого тигра» выходит из чащи, и споры тут же прекратились, не сговариваясь сообща дают отпор, и умирают друг за друга в неравной схватке: хотя только что так жарко спорили, что прямо чуть ли не до «мордобоя». И вот мир пришел к... «ох, конечно же, что я говорю... президент Белоруссии, а не Украины». Подсознание выдало кашу. Ибо человек, что называется, банально не в теме, он далек от сиих вопросов, сознание зафиксировало только какие-то картинки, связанные с проблемой, которой столь важно и статусно озадачился Европарламент. Да, скидка на возраст, ладно, пусть будет. Но это показатель тем не менее, и те из присутствующих на заседании, кои поправили его, на самом деле, не так уж далеко от него находятся. Ибо не могут различать где допустимое в политике, а где совсем несуразное и никак невозможное для озвучивания. Разве кто-либо подойдет просто на улице к водителю, владельцу автомобиля, и скажет: «я думаю вам надо поменять сиденья в салоне». Для чего это сказано? «О, не подумайте неправильно, дело в том, что я дизайнер, и могу порекомендовать вам, от чистого сердца, весьма могущий заинтересовать вас образ салона». Значит, у человека бизнес, помимо чистого сердца, но и то и то правда. И это нормально, это жизнь. Причины и следствия соблюдены. Водитель, нахмурившись сперва, или не поняв, теперь улыбнулся. Все довольны.
Но... «вам надо изменить Конституцию!»?! Другому государству сказать такое с площадки Европарламента?
(«Ох, что я говорю...»)
Итак, соблюсти — со стороны — баланс статусности и причины (которая обнаруживается здравым взвешенным рассуждением, разумеется; она может обнаружить себя сама, от реальности, но тогда мы «просто» фиксируем ее, опять и снова, здравым взвешенным рассуждением). 
То есть, осознать толком «что происходит», неким господам мешает сознание статусности, которое «перепрыгивает» фактор причинности.
Любой осознав толком причину, никак не сможет далее быть управляемым в мысли СТАТУСНОСТЬЮ.
Это и их статусность, как бы субъективная, самоличная, и статусность государства, государств, которых они граждане, каждый, каждая, своего, и статусность высокой трибуны Европарламента, где они «имеют слово»...
Причина одна всего. А фактор статуса аж растроился, прямо постамент о трех высоких фигурах, и постамент сей — каждый носит в себе. Какие же тут могут быть причины? Конечно, гм... до них ли.  А посему: «Россия, меняй Конституцию!».
Потому что это самый предел духовной тупиковости в развитии (мира). Что может быть еще более абсурдным и бессмысленным, и безнравственным в изречении? Если «пораскинуть мозгами». Это интересный вопрос, его стоит задать миру. Не в России ведь дело: в сторону любого государства — вопросительность, исполненная чувством и разумом.
— Вам следует поменять Конституцию (отменить поправки).
(...)
— Не качайте так ребенка... А я говорю не качайте!
(Почему?)
— ...не качайте и всё!
Мир пришел к тому, что люди ослепли и оглохли в своем внутреннем качестве человечности, и только внешне иногда можно углядеть (нечаянно): «ох, что я говорю». На самой верхотуре политического Олимпа.
Ох... куда я наступил... не вижу... вы видите, посмотрите?
Как так (можно) вести политику? И куда это приведет.

Каким же образом — со стороны, при подобных «выкрутасах» — соблюсти (или навести, индукционно; сообщить) баланс статусности и причины?
Именно так, что, прежде всего, собирательным методом индукции, от целевых, но как бы частных, факторов, сводить к общей картине, на которой проявится причина. От целевых — не сыплющихся, значит. Смысл в том, что «стеллу статусности» нужно заключить в этот круг действительных причин, которые индукционно сведены к общему, являя причину. Таким образом, причина становится элементом стеллы сей. А как сознание отвергнет от статусности то, что стало ее частью? Это невозможно, поколебать статусность невозможно. А она — в плену причин, что наведены, навеяны осмыслением, цепочками логических посылов, что сведены, в конце концов, к причине как бы итоговой.
Суть в том, что когда логика подается разрозненно, то она скорее всего сыплется, тем более перед людьми, что «ох, конечно же, что я говорю».
Даже если это блистательная логика. Разве может уличный шалопай отличить алмаз от стекляшки? На глаз... А проверить ударом по камню молотком, не догадается. Или не хочет думать. Он — статусен. Оттопырив карманы всунутыми руками, и надвинув кепку на глаза.

Как проверить, что это работает, и как именно работает? Прежде всего надо понимать, что особой разницы нет какого уровня проблема. Уличного или уровня мировой политики. Конечно, немного есть, но не столь существенно при постижении данного умудренного несколько способа в умении жить. Факторы-причины, как камешки, нужно подвигать к стелле статусности осторожно, постепенно, что и понятно, сразу такое не подвинется, не станет кругом моментально. Прежде всего причины (как осколки будущего кольца причин) нужно найти, обнаружить, сформировать для своего видения, и проверить, действительны ли они. Далее, начав подвигать к стелле (нам не нужно убеждаться дополнительно есть ли она, при возникновении проблемы и противостояния на ее почве, если стелла есть, то это станет видно в процессе; если стеллы «нет», то есть, человек адекватен, нам не придется завершать «окружение», индивид осознает что потребно реальности, жизни, и даже может быть, осознав, поможет нам довести до ума какие-то элементы «круга», который уж и не нужен)... начав подвигать к стелле (стелла собственной важности), делать это так, чтобы камни-причины могли совмещаться естественным образом, иметь между собой нечто общее, связывающее. Это как хоровод, где дети держатся за руки; а не так, что взрослый столкнул их, с образованием условного круга, и вот «хоровод».
Условного потому, что дети не держатся друг за друга, и круг не завращается. А именно это при замыкании круга всех найденных причин и произойдет: вокруг стеллы сей начнется движение мульти-причин, что становятся, в едином образе причины-модели — неотделимой частью ее, врастают во внутренний мир (индивида). И ему либо придется осмысливать (веско и реально) данное обстоятельство, а не только «толкать речи» в обвинительном позировании, тыча пальцем в нас, либо глубоко страдать, ибо в нем теперь живет противоречие, в некотором роде когнитивный диссонанс. Мы подводим человека постепенно и целенаправленно к сему — к осознанию реальности в данной, сложившейся каким-то образом, ситуации, обнаружив, что он «себе на уме», но отстранен от действительного и честного разбора проблемы.
«Осколочных» причин не обязательно должно быть много, но более двух, хотя бы три.
Почему две мало? Потому что они «спотыкаются друг о дружку», или не совсем естественно липнут друг ко другу. Нужна третья, как «арбитр»... А если найдутся еще, то совсем хорошо.
Пример. Жена недовольна что муж проводит много времени в гараже, с машиной (как говорит). Сперва ее не устраивало что с машиной. Потом полезли в голову иные мысли, что машина только прикрытие, предлог. Чем он там занимается? Следить за ним?
Все вот эти элементы ее возможного видения проблемы, которую, возможно что, она себе надумала, нужно обнаружить, обналичить как бы, разложить перед собой. И если мы действительно заняты только машиной, потому что у нас интерес к моторам, или она требует такого ремонта, что отнимает много времени, в любом случае наши причины как-то оправданы, а она просто не понимает нас, или не хочет... не может понять, в силу женского видения вещей, — то будет разобраться, по итогу, совсем просто, разобраться совместно, сумев (мудро) помочь ей увидеть действительно важное в проблеме, чтобы ее взгляд имел от чего оттолкнуться в рассмотрении, на что опереться. Но не может понять, ибо одолевает сумбурность в мыслях, дело только в этом, у нее в голове такая установка, и сама она изменить ее не в силах.
Нужно помочь. На то мы и муж.
Мы берем ее видение, как предполагаем — каково оно может быть: и от знания жены своей, и от некоего жизненного опыта, и т.д.
1) Пропадает в гараже.
2) Машина постоянно ломается?
3) Машина же совсем новая (после капремонта).
4) Или я чего-то не знаю, и машина куплена с рук и она совсем плоха? А за сколько? А где тогда остальные деньги?
5) Он тратит эти оставшиеся деньги на любовниц!? Вот почему пропадает в гараже!?
6) Или пьет с друзьями, иногда и ночует там!
7) Нужно проследить за ним. Прийти как-нибудь неожиданно.
Выпишем это на листок бумаги по пунктам.
И что теперь? Вот «осколки»-причины, кои формируют ее недовольство. Мы их теперь «знаем»; предполагаем, верно, но что-то здесь совсем реально отражает ее мысли, а что-то мы, может быть, упустили (наверняка). Но и того что есть достаточно для начала формирования круга. Ее стелла статусности — в данном случае — назревающая убежденность что муж ее обманывает. Почему статусности? Это же нормально для женщины — подозревать если есть повод. Надуманный повод. Посему, ненормально. Зачем себя накручивать? Каждая ситуация, конечно же, уникальна, но возможны ведь иные способы убедиться еще до того, как начнет расти внутри «стелла статусности», то есть, нагнетание собственной важности, субъективно, но в опоре на действительное и объективное состояние (положение) у жены: ведь она самым кардинальным образом ощущает себя женой. И важность сия — имеет только одну цель, в конечном итоге: найти аргументы для обвинения мужа. Это становится самоцелью. Не разобраться, по уму, в ситуации, а обвинить. Почему так? Потому что это проще, не ломать особо мозги, а поскорее возыметь сии аргументы, а там пусть «выкручивается», и сам себя обличает своей растерянностью. Приблизительно так. Это в мечтаниях, и наращивается стеллой статусности, все интенсивнее. И вот первый скандал. И вот замаячил развод. А все было, в принципе, просто. Сохранить баланс статусности и причинности внутри себя. И вовне себя выражаться, проявляться, на основе этого баланса. Взаимная любовь, уважение, счастье, семья.
Статусность, к слову, по жизни необходима, конечно же, но тут одна закавыка: она подчас старается быть самонадуманной, не действительной. Это когда хочется рассказать, что у тебя есть дядя, моряк дальнего плавания, который «такое видел!», и тебе рассказал. Это подростковое время. С возрастом это, бывает что, не перерастается.
Итак, на модели индивидуальной было рассмотрено, что и как делать с «ох, конечно же» на уровне общемирового политического поля. Потому что европарламентарии просто люди, хоть и «обремененные» статусностью целого Евросоюза.

А с женой из примера как быть, что делать?
Нужно подвигать к ней сии вопросы, по два, то есть, чтобы они соседствовали, шли в паре, сближаясь с ее статусностью в данной ситуации. Мы здесь не возвышаемся над женой, никак, не проводим психологический эксперимент, а помогаем разобраться, для прочности семьи. Слова не всегда работают («вот честное слово, я только машину чиню»), даже при очень доверительных отношениях может закрадываться червь сомнения. И живет внутри, молча, нагнетая стресс, терзания.
Итак, по два, не обязательно единовременно, весь процесс может занять недели. Постепенно, аккуратно. Чтобы она смогла посмотреть на ситуацию нашими глазами. Мы-то знаем что и как на самом деле, верно? Если действительно обманываем ее, то использовать такой метод никак нельзя — при обнаружении правды, это будет необратимый распад отношений. Она нам «все припомнит», и «стеллу» свою, хотя сознательно никогда не поймет, что мы делали, о чем-то «нечаянно между делом» у нее спрашивая... или даже утверждая, подходы могут быть разными при донесении «камня причинности» до стеллы. Припомнит ориентируясь интуитивно.
Внедрив два камня, что по пути ментально скрепились в своем логическом основании, а значит, легли в основании стеллы сей (образовавшейся относительно данной проблемы — для нее проблемы, но, выходит, уже и для нас тоже), вводим, внедряем, все-так же продуманно, аккуратно, и как бы невзначай, третий... четвертый, уже можно по одному (вопросу-камню), основа-то есть! Один камень в основу не заложить.
Заложили два, и не медлить с третьим (что пояснено, см.выше).
Конечно же, сам процесс здесь не описать, ситуация ведь обрисована приблизительно, а в жизни каждая конкретная ситуация вполне или довольно-таки уникальна. Тогда бы пришлось роман писать. Но достаточно и приблизительного понимания как и что тут.
Пример показан со стороны (действий) мужа; так же, разумеется, и жены: его раздражает ее шопинг.

Все дело в том, что нужно учиться и уметь в конце концов разговаривать, общаться по уму, а не по химии (или только по химии). Но разговор разговору рознь. Сперва ступенька — общаться не только по химии. Потом ступенька — уметь общаться более по уму. Третья — общаться с наилучшим и обоюдно полезным результатом.
Вот когда так будет в мировой политике, мир воспрянет, и перестанет жить «на пороховой бочке» в своих ожиданиях будущего.



II

Касательно провокации в Гляйвице, то есть, инсценировки нападения Польши на немецкую радиостанцию в городе Глайвиц (ныне Гливице), проведенной СС 31 августа 1939 года в рамках широкомасштабной «операции Гиммлер» для создания повода для нападения Германии на Польшу, что может быть сопоставлена с (предполагаемыми) действиями «аналогичного характера» советской стороны, на почве требований руководства СССР предоставить в аренду на определенный срок острова для надлежащей обороны в случае нападения фашистской Германии на СССР, дабы укрепить наиболее уязвимый участок советской территории.
_______________________________________
14 апреля 1938 года в Хельсинки, в посольство СССР в Финляндии, прибыл второй секретарь Борис Ярцев. Он встретился сразу с министром иностранных дел Рудольфом Холсти и изложил позицию СССР: правительство СССР уверено, что Германия планирует нападение на СССР и в эти планы входит боковой удар через Финляндию. Поэтому отношение Финляндии к высадке немецких войск так важно для СССР. Красная армия не будет ждать на границе, если Финляндия позволит высадку. С другой стороны, если Финляндия окажет немцам сопротивление, СССР окажет ей военную и хозяйственную помощь, поскольку Финляндия не способна сама отразить немецкую высадку. В течение пяти последующих месяцев он проводил многочисленные беседы, в том числе с премьер-министром Каяндером и министром финансов Вяйнё Таннером. Гарантий финской стороны в том, что Финляндия не позволит нарушить свою территориальную неприкосновенность и вторгнуться в Советскую Россию через ее территорию, было недостаточно для СССР. СССР требовал секретного соглашения, состоящего в обязательном своем участии в обороне финского побережья при нападении Германии, строительства укреплений на Аландских островах и размещения советских военных баз для флота и авиации на острове Гогланд (фин. Suursaari). Территориальных требований не выдвигалось. Финляндия отвергла предложения Ярцева в конце августа 1938 года. [Википедия]
_______________________________________

То, отсюда следует, что в соответствии с требованиями прежде всего здравого смысла, и общим координирующим принципом международного права, Финляндия, в той назревшей ситуации общеполитического (в Европе) характера, отказав, причем, без веских, достаточных, или просто понятных оснований, в возможности защитить уязвимый участок территории на случай войны, фактически объявила СССР войну, и вынудила к определенным действиям, несмотря на все попытки руководства СССР решить вопрос к обоюдному согласию между СССР и Финляндией. До сего момента, получается что, не было ясно чью сторону принимает Финляндия, фашистской Германии, или антифашистского блока. Но с отказом вопрос, в таком случае, максимально прояснился: еще не было нападения на СССР, фактичного, но, получается что, бьло, в виде такого отказа, что совершенно прямым образом выглядел как заявление: мы не дадим вам возможности полноценной обороны. Что это, если не объявление войны, только не официально, или, пусть даже, косвенно. Но и Германия, несмотря на пакт о ненападении, вероломно, что называется, напала на СССР. И какая разница? Финляндия объявила войну СССР действием отказа в помощи по обороне, отклонила предложение СССР получить самим помощь при нападении, а значит, заявила этим свое причастие (участие) к политике и образу действия фашистской Германии.
Это очень просто понять, юридически.
И хотя до самого критического момента, как и водится, сохранялся политический нейтралитет, но после того как черта была перейдена, жирный намек Финляндии о своей лояльности нацистскому режиму Германии — обрел четкие очертания фактичности. Намек сей заключался в отказе в помощи по обороне.
Политика зачастую тонкая «штука», и не все знаки сразу читаются, и не всеми, и возможны ошибки, разумеется, но время, как бы ни было, расставляет по местам всю правду и неправду.
_______________________________________
Советско-финская война (1941—1944) (в русскоязычных источниках — обычно советско-финский фронт Великой Отечественной войны, в финской историографии — «война-продолжение»). В ходе войны Финляндия выступила на стороне стран Оси [Страны «оси», известные как нацистский блок, гитлеровская коалиция, — агрессивный военный и экономический союз Германии, Италии, Японии и других государств, которому противостояла во время Второй мировой войны антигитлеровская коалиция] с целью возврата утраченных в ходе Зимней войны (1939—1940) территорий, а также захвата территории СССР до «границы трех перешейков» (Карельского, Олонецкого и Беломорского).
_______________________________________

Может показаться, что Финляндия вступила в Оси с целью вернуть свои территории, которые были потребны СССР «как воздух» для обороны, которые были запрошены только в аренду, и не иначе, на определенный срок. И исходя из сложившейся ситуации вполне можно было проникнуться безусловной важностью такового запроса от СССР, причем, на вполне дружественных условиях. Это аналогично тому, как просьба предоставить временно трос, ибо задняя часть машины зависла над пропастью, и есть тягач, но нет троса. И водитель проезжающего мимо автосредства — упрямо отказывается, по непонятной причине. И еще хлеще картина, если представить, что в кабине ребенок, у него застряла каким-то образом между сидениями нога, и машина по миллиметру сползает, и могут не успеть...
Именно такая картина рисуется исторически по данной ситуации с Финляндией.
Вывод: СССР была объявлена война со стороны Финляндии.
Если браться разбирать по суду, то результат будет только такой: «оставление в опасности». Но просто ли «оставление»? Или мотивы иные? То есть, подыгрывание фашистскому режиму.

Отсюда можно видеть в чем разница между тем и тем эпизодом.
Далее, охватывая весь исторический период существования СССР, можно, конечно же, иметь разные взгляды, ибо сколько людей столько и мнений, но речь, все-таки, преимущественно, следует вести с позиции объективного и рационального охвата смыслов.
Прежде, почему она стала реальной, революция 1917 года? Народ утратил надежду, которую пестовал веками. И достаточно было искры, при удобных для сего, спонтанно или направленно, возникших обстоятельствах. Тема актуальная и для сегодняшнего дня, и для какого-то будущего, потому что «призрак социализма» блуждает по планете. Но какого социализма? И что (мы) знаем о социализме. То есть, насколько глубоко сия тема — в плане социалистического строительства, была исследована, изучена, и действительно ли слово «социализм» в устах приверженцев идеи отражает собой именно то, что следует понимать под, конкретно, социалистически реакультивационным образом бытия (если выражать по-простому).
«Ре», повтор, «а», отрицание, преткновение, и — «культивация». То есть, повтор в попытке (достижения) наилучшего результата, с одновременным отрицанием любого результата, то есть, наличием фактичной сомнительности. Это не означает блокировку в развитии, это означает крайне рациональный способ действия.
Вот это истинный социализм. Когда ставятся под сомнение даже такие элементы «социалистической реальности», как метод Стаханова. Было ли так в СССР? Да, но с утратой ориентации в самом общем (теоретическом) планировании, посему, СССР только коснулся аспекта действительной социалистической реальности.
А без опоры на этот общий аспект некое «социалистическое» достижение, может быть поставлено на постамент, а потом брошено в грязь лицом. То есть, при действительном социализме, если некое достижение уж возведено на постамент, то значит оно достаточно переосмыслено и целиком взвешено, чтобы на постаменте быть, то есть, являться маяком для цивилизации в целом.
Но разве стахановское движение в СССР критиковалось? Не об этом речь. А о том, что если оно утвердилось как некий акцент практикума, то даже при деформации политического строя, с обращением к элементам иной реальности в политическом поле, остается на века, как выверенный жизнью принцип. Таков настоящий социализм, то что возводит «в степень», то остается степенью навсегда. Что же тогда случилось? Идея была неверна? Отчего же, верна. Но не доведена до оптимальной результативности, не вставлена в «отверстие для закрутки» как болт в свое гнездо. Отсюда видно, что «машина социализма», попытки строительства коего были предприняты в СССР, — дребезжала всеми частями.
Но вина ли в том неких конкретных лиц? Нет, это «вина» времени, которое подстегивает самое себя, стремясь успеть за собой же: такова правда этого мира, такова его (сложившаяся) модель развития. И из-за «протечек пакета реальности» имеем исторически много грязи и непотребства, и из пакета течет-капает, также, и кровь. Человечество просто не успевает смотреть что в самом пакете (делается), и что кладет в него реальность. Но, что важно, точно фиксирует в себе намерение — пакет сей должен быть несен, и не утерян, несмотря на все сложности. И лишь придя к полному тупику, пропасти, забудет про него, но то уже, более от испуга и паники. Однако, с пакетом (причин и следствий, формирующих бытие), утратит и себя — окончательно.
Что касается Стаханова, и его трудовой модели, то следовало учесть (тут же, «там наверху»), что с усилением научно-технического прогресса вопрос стахановского прорыва в производстве начинает спорить с вопросом автоматизации, и речь не прямо-таки о роботах, о которых тогда разве что читали в фантастических романах-рассказах, а о банальном рабоче-крестьянском «прогрессе смекалки», ибо урбанизируется не только быт, возведением городов, и усложнением инфраструктуры, но и происходит усложнение и совершенствование специализации, ибо когда жизнь переходит от сохи к заводу (не просто ко станку), то вот это самое и происходит: человек растет всесторонне. А с ним растут потребности и возможности.
Но, товарищи на трибунах, увидев Стаханова и его последователей... совершенно не по-социалистически «потирали руки». Они думали: «вот, свершилось, вот решение всех вопросов, сейчас народ совершит прорыв». Народ бы и рад, но реальность не обмануть. Ибо параллельно со стахановской идеей в реальности присутствовало «нечто», что округленно можно назвать разумным подходом: не долбить в породу с наибольшей энергией, конечно же, придумав тут особый подход к процессу, некую схему оптимизации (труда), — а применить уж и некую механику, все-таки 20-й век, и машина часто заменяет человека, или весьма облегчает его старания. Посему, баланс человек-автоматизация, который в 20-м веке становится все более приметен, товарищами из ЦК был попросту проигнорирован: есть же товарищ Стаханов!
Который сейчас зажжет массы, и страна рванет еще щительнее.
Старательность Стаханова, и безалаберность товарищей из ЦК. Вот как нарушилось социалистическое равновесие на локальном участке социального поля, — а значит, для общего плана развития, — на определенном участке общего социалистического развития страны в целом.
То есть, активность Стаханова должна была быть поддержана на уровне социалистического планирования, и товарищам из ЦК следовало подхватить его инициативу у чертежной доски, как минимум в смысле усиления разработок по автоматизации (производства). И сбалансировать: усилия стахановцев «против» адекватного развития автоматизации. И, казалось бы, одно с другим не сочетается, метод Стаханова заключался в умении работать простым инструментом, но, дело ведь не в инструменте, Стаханов был новатором производственного стимулирования, дайте ему другую идею и возможность, и он стал бы придумывать как оптимизировать КПД-функционал трактора-копателя, еще не робота, но уже где-то близко (а не спился бы после всех головокружительных успехов). Однако, в среде товарищей из ЦК были свои «Стахановы» с папками документов под мышками? Это важный вопрос.
Ибо речь о том, почему машина цивилизации дребезжит всеми пластинами корпуса, не говоря уже о внутренностях.

Теперь вернемся к «Финляндии». Отчего же «никто» не видит, что Финляндия, по сути, объявила СССР войну в тех напряженных условиях шаткого мира, скрепленного перед самой (Отечественной) войной обманом «Пакта о ненападении»? Отчего блуждают мнения, что СССР вероломно (и нагло, разумеется) напал на финнов с целью захвата/отжима территорий?
Договор о ненападении между СССР и Германией был подписан 23 августа 1939 года. Советско-Финская война: 30 ноября 1939 года — 13 марта 1940. То есть, СССР опасался все-таки вторжения фашистской Германии и Пакту не доверял. И пытался совершенно дружественным путем договориться с Финнами о стратегических островах, начиная еще с апреля 1938 года.
Допустим, финны не видели угрозы со стороны Германии, хотя, юридически, это оправданием быть не может. Однако, по факту, если бы СССР не взял в свою сферу влияния сии территории, то ВОВ могла пойти совсем по другому сценарию, а какому, лучше не фантазировать, для спокойствия душевного.
Но... от эмоций к юридическому контексту. Внимательно оценивая историю, можно видеть, что отказом взаимодействия по единственно возможному на тот момент сценарию, — а именно, предоставление в аренду стратегических островов, — Финляндия наносила, пока, что называется, «виртуальный», но угрожающий для суверенности СССР удар. Это нет смысла оспаривать. А фактически, если смотреть совсем прямо, это было объявление СССР войны, косвенным сотрудничеством с Третьим Рейхом.
Посему, вопрос «нападения на Финляндию», имел место сей факт, или то было ответом на действия финских военных на границе, рассматривать как агрессию со стороны СССР совершенно неприемлемо в любом случае, ибо неформальное, или закамуфлированное объявление войны уже было.
Но люди мыслят странно, не логично, не углядывают и не прослеживают всех юридически проявленных нюансов реальности: именно не то, что в головах, не кажущееся, а действительное. Ситуация зачастую не позволяет сказать в глаза, как спросить: «вы объявляете нам таким образом войну?»... потому что не все части этой реальности еще сложились в пазловый образ, но уже ожидаются как целевая картина. Да и дипломатия не позволяет подчас говорить совершенно откровенно. Потом та же дипломатия не позволяет в учебниках по истории заметить, что «таким образом фактически была объявлена война». Да и какое-то время часть информации все еще остается засекреченной.
Но вот раскрываются архивы, и одновременно с этим прорывается глас: «СССР вероломно и подло напал на Финляндию!». То есть, отобрал трос, чтобы вытащить ребенка. Но сперва просил, чуть ли не унижался, потому что в такой критической ситуации когда долго и усиленно просят, это всегда выглядит как унижение. Но у того кто просит только одна мысль в приоритете: успеть бы (спасти).
Итак, вместо добрососедского обмена островами и гарантиями по возврату, и денежным эквивалентом, и не только так, возможно, а еще с неким довеском благодарности за помощь, Финляндия вынудила СССР, причем, дотянув до последнего своим однозначным политическим вредительством, не желая войти в ситуацию, по-соседски, — именно что вынудила СССР расценить отказ в помощи в данной ситуации как косвенное объявление войны (на фоне подавляемой Третьим Рейхом Европы это могло выглядеть только так).

О чем речь в теме? О том как складываются стихийно образованные «правила политического диалога», выдавая себя за нечто весьма взвешенное, но будучи порождением хаоса, на самом деле, и не будучи плодом разума, ведут к совершенно никому не нужному результату: это стояние на краю пропасти (всей человеческой «ватагой», всеми народами), и любование солнцем.
Кто возьмет за руку этих детей, и отведет от пропасти? Хотя бы на более менее безопасное расстояние.

Репрессии, — в образе таковых, —  в Союзе, навеяны антагонизмом сознания «великого позора», который страна навлекла на себя явлением массового террора по отношению к собственным гражданам, при которых люди подвергались преследованиям, арестам, расправам в застенках НКВД. 
Но представим ситуацию, плывет по океану судно, однако, команда и пассажиры обеспокоены, кто-то постоянно поджигает и в трюме и на палубе, и в машинном отделении, и складывается ощущение, что судно вот-вот «должно» затонуть, вернее, есть незримый некто, кто весьма сему способствует. Не мудрено, что самым основным вопросом, повесткой каждого дня, будет выявление, обнаружение этого загадочного индивида. У кого-то складывается также ощущение, что сии возгорания случайны, он озвучил эту мысль несколько раз, но из-за общего нервозного состояния, из-за своих высказываний стал в глазах корабельной общественности «врагом народа». И если таковой словоохотливый фантазер «враг», то что же говорить о действительном поджигателе: в охватившем корабль паническом состоянии,  очевидно, — найдут, поставят тут же к стенке. Сперва для суда. А там, по итогам сего суда, будет видно.
От страны целиком, огромной, только-только образованной, причем, на новом (социалистическом) поприще, можно представить установленный на корабль двигатель нового образца, который следует прямо на ходу опробовать, и подтвердить, что дееспособен, не барахлит, образ сведен к путешествующему в неизведанную и непредсказуемую даль кораблю. Где начинают происходить странности, что действуют всем на нервы.
Вопрос, собственно, следующего характера. Представим себя на миг, краткое мгновение, сотрудником НКВД.
Сему сотруднику (в описанной общей, напряженной, ситуации) на стол кладется письмо с доносом. Он обязан реагировать.
Поставим на его место любого репрессированного. И представим, что данный сотрудник честно исполняет свои служебные предписания, нет в нем зловредной амбициозности, на первом месте именно (социалистический) долг, он читает Маркса-Ленина, и вообще, стремится, что называется, быть политически подкованным. Идейный.
Трудно представить на его месте репрессированного?
Страна позвала. Пришли и сказали: «товарищ, будешь бдить государственную безопасность, тебе доверено святое». Отказаться. Нам в руки дали ребенка, при посадке в вагон, — «пожалуйста, присмотрите пять минут, я только занесу вещи» (мы вызываем доверие). Да, несколько надумано, но, с другой стороны, что делать, особенно в условиях тревожных, радиорупор не переставая вещает: «товарищи, фашистские войска заняли город... хрмр... хр... настоятельно рекомендуется, если есть возможность, гражданскому населению, женщинам с детьми, покинуть месторасположение... хрм... победа будет за нами».
Так вот, нам просто вручили ребенка, годовалого, на пять минут. Мы даже рта не успеем раскрыть, чтобы или возразить, или спросить что. Аналогично здесь. «Тебе доверено».
И тот репрессированный, который в данном перевернутом образе занял место сотрудника НКВД, видит перед собой письмо с доносом. Прочитал. Вдумчиво. Что будет делать?
Он будет проверять, потому что — должен.
Прежде должен, а вторично то, что если не проверит, отнесется халатно, или усомнится, или даже, совсем-совсем не поверит,.. пожалеет (даже так представим), то сам станет врагом народа, и не шутя.
Он не планирует реальность, тем более охватом. Он просто делает свое дело, свою, порученную ему работу. Или она.
Он не Господь Бог, как говорится, чтобы видеть наперед в этой ситуации, да и охватом, исторически, вдруг, оказавшись возле газетного киоска в году 2005-м, развернув свежую газету, читающий (обывательски) заметку о репрессиях, ужасающийся глубоко внутренне, качающий недоуменно и пораженно головой. Он все понял. Ему заметка все рассказала-поведала. Вот она правда.
Но вернем его в кабинет сотрудника НКВД, перед ним письмо с доносом.
И этот человек будет сейчас арестован, рука уже тянется к аппарату. Он — должен.
Так же как мы, в суматохе вокзальной, должны подержать ребенка пять минут. И нечего сказать, возразить мамаше. Мы же человек, тем более, мужчина, опора и надежда, во всех, разных смыслах.
И теперь вопрос. Немая часть работников НКВД, исторически — стоят перед всеми нами, как призраки, и сумраком лиц спрашивают, молча, напряженно, спрашивают: отчего... отчего им приходилось рассматривать на столе своем рабочем сии письма, эти доносы, где сосед стучал на соседа, завистник стучал на того, кому завидует, охваченный жаждой мести стучал на соотечественника, потому что не мог решить проблему сам, свою личную, а привлекал государственные органы для расправы. Потому что каждый такой кляузник мерзкий знал: будет нужный ему или ей результат, ибо все напряжено кругом, и «все» ищут поджигателя.
Каков процент письменных доносов? Которые отвлекали НКВД от реальных дел, и зная это, сотрудники терзались глубоко внутренне мыслями, что какой-то донос пустышка, его следует проигнорировать, но как знать наверняка что пустышка, и как проигнорировать даже если знаешь, ибо тебе не поверят товарищи.
И есть процент действительно пакостных людей, людишек, моральных вырожденцев, что способны с легкостью отправить соотечественника во тьму и страдание, имея все возможности и основания уберечь его от несправедливого обвинения, и есть еще общая напряженная ситуация, коя бродит по улицам тенью-призраком с плакатом «Найди врага». И этой тенью вырожденцы прикрываются, чтобы «гнать процент» раскрытых подрасстрельных дел, политических, выстраивая себе из трупов ступеньки к пьедесталу карьеры. И вот таким образом наверху оказывались люди без чести и без социалистического самосознания — действительные враги народа.
Но время как стремительная река, несет собой ветки, бревна, мертвую рыбу, много чего несет. И все это течет мимо момента истины, ибо жизнь, в нашем лице, банально не успевает различать.
К чему это? А к тому, что у истории следует учиться, дабы не повторять ошибок. А ошибки сии могут проявляться в разных вариациях реальности, не обязательно один в один: «вот, так уже было, несли доносы, а оказывалось, что люди невинны». Не обязательно так. Но дух мерзости присутствует. Нужно учиться различать дух мерзости в деяниях человеческих, становясь мудрее, прозорливее.
Этому нас учит время. И не учиться сему — преступление; прежде всего нравственное. Но от такового, морального, нравственного, один шаг до погубления чьей-то жизни.
А (мы) имеем право? Погубить жизнь?
Сами по себе никак. Если так складываются обстоятельства (мы вынуждены были защищаться, или врач сделал все возможное, но пациент все равно скончался, или не смогли подоспеть вовремя на крик о помощи), то это уже сама жизнь, это не мы как таковые. Но будем мучимы совестью, потому что реальность категорична в своем назидательном укоре. Не только совестью: на нас смотрят со стороны, кто-то жалеет, сочувствует, кто-то осуждает. Из-за нас погиб человек.
Насколько из-за нас? Как это точно определить в том общественном складе мотивов и обстоятельств, общего склада бытия, в котором мать, за то что желала защитить ребенка от отца-забулдыги, что кинулся к ребенку с ножом («не дашь денег, зарежу твоего гаденыша», или как это было... как это бывает?), ударила первым что попало под руку, сковородой, и получила срок, какой дают за умышленное и жестокое убийство, и потеряла ребенка, потому что семья «мужа» за десять лет отсидки полностью промыла отпрыску мозги. За что? За судебную ошибку?
«Я сижу десять лет за судебную ошибку, за безалаберность властьпредержащих, за социальную неустроенность общественных «установок на правильность», за то, что на юридическом факультете плохо обучают, или там нет специального отбора, выявляющего действительную способность человека исполнять функции судьи... и что еще... что еще»? И я потеряла сына по этим же причинам, и смогу ли обрести вновь? Не говоря уже о потерянных невозвратно бесценных годах своего материнства, пока он рос, развивался. Кто вернет это счастье? Или что.
Вот какие вопросы стоят перед обществом, если оно считает себя прогрессивным.
Говорите, реальность СССР была жесткой, противоречивой?
Посмотрим же на мир, мы многое не видим, мы не хотим... видеть. Мы «умнее реальности»: просто не будем смотреть и всё.
Но придет само, дыхнет сзаду перегаром или вонью прошлогодней листвы, обнимет волоком.


III

Таким образом, были те, в среде сотрудников НКВД, которые легко соглашались с таким положением дел: на сего поставлено клеймо врага, значит, нечего особо разбираться (да и недосуг), он — враг. Кем, как поставлено, это уже вторичные вопросы. Как часто мы сами, по жизни, услышав про кого-то осуждение, склонны думать «значит, не зря». Да, видимо не зря, но мы-то сами фактов в лицо не видели, мы видим просто лицо, человека, который для нас «осужденный» (общественным мнением); и в нашем представлении это лицо понурившееся, ибо ему стыдно, он прячет глаза. Ему должно быть стыдно, ибо все смотрят на него с укором, ибо он что-то такое сделал... что именно, говорите, сделал?.. да вы что!?
Факты где? Не зря в одной мудрой книге сказано «не судите, да не судимы будете». Не мы потому что судим, а жизнь, в конкретной ситуации. Не мнения и пересуды, а реальное взвешивание на весах достоверности. Ибо завтра осуждающие взгляды облепят нас, как мухи, и нам станет трудно дышать: мы-то знаем, что всё не так как люди представляют себе! Не совсем так, они видят искаженно, они не всё знают, но доказать не можем, а, соответственно, и не можем сказать об этом, ибо не поверят, будет только хуже, и морально хуже, и по-всякому... знают только часть, и по этой части судят нас, мнением своим, которое как гильотина. 
А когда фактичность идет наперед мнения, тогда и свершается реальность правды, и устанавливается баланс социальных соответствий. И настает гармония.
Но оценивать фактичность сложнее чем просто предполагать, ставя мнение (свое и то, что близко нашему) на пьедестал, выводя в приоритет. Отсюда, возникает проблема «смазанного основания» в юридическом поле. И выносится вердикт, хотя дело не разобрано как следует, но мы так привыкли: судить прежде самой реальности, жизни. Ибо реальность еще не успела подвести итог, как мы опередили, все решили, расставили как «следует». И мать, защищавшая ребенка своего от пьяного мужа, и нечаянно убившая, садится на десять лет, теряет ребенка, ее жизнь разрушена. Если человек сильный то поднимется, воспрянет... будет жить надежной, что сын переменится к ней, и когда-нибудь она снова станет для него «дорогой мамочкой». В то самое время, как институт семьи и материнства должен был встать на ее защиту, ибо дело не только в ней, она воспитывает ребенка, сама, раз муж уже «в параллельной реальности» своего насыщенного алкогольными парами мира.
Но как защитить? Да просто. Временно оградить сего индивида от семьи. Разве не требуется на больших и важных объектах, государственного значения, люди? Хоть подносящим. Это удаленные стройки, это «БАМ» сегодняшнего дня. Раньше молодежь рвалась на такие стройки, неся в голове, как знамя, идею всеобщего светлого будущего, сегодня... морально опустившийся алкоголик не может быть направлен на такую стройку, вахтой, месяца на три, полгода (?). И деньги заработает, и профилактика в физическом и моральном смысле. Это же трудотерапия. Человек себя потерял, и — начнет обретать, если остался хоть как-то человеком, а то, может, и обретать уже нечего... и некому.
А юридическое основание для такого? Это ведь лишение свободы, в плане свободы воли?
Здесь все довольно просто. При заключении брака они оба подписались под семейным кодексом, обещая любить, в горе и радости, поддерживать друг друга... посему, имеется факт нарушения именно что семейного кодекса? Ведь не просто так в пустоту произносятся слова и ставится подпись. Это не есть только лишь соблюдение некой «формальности», ибо существует семейный кодекс, акт брачевания, церемония, и все скрепляется подписью, как личное свидетельство каждого о том, что создается новая ячейка общества. И один нарушает свое же (нравственное) обязательство. Это не уголовное преступление, и вообще, рассматривать таковое [нарушение] в качестве конкретно уголовного неправильно (если муж перешел черту и подверг жену насилию, поставил, намеренно, ее жизнь под угрозу, то это уже поле уголовного кодекса; или наоборот, жена мужа подвергла насилию).
Таким образом, нужно что-то делать? Они же ставили подписи не просто на бумажке, а на документе, они подписали правовой акт их обоюдного тесного, семейного, взаимодействия по жизни, подписали перед обществом.
Но жена не будет заявлять на мужа, потому что и боится, и хочет сохранить от семьи «то что осталось», и даже любит (еще), и много всяких, понятных только им причин. Так... значит, не будет. Потому что отсутствует социально выверенная почва. В обычном случае, если все-таки заявит, может надеяться только на то, что его посадят. Но он не преступник в обычном понимании, ибо внутренние причины, что привели к такого рода затяжному семейному конфликту не могут быть, скорее всего, рассмотрены общественным институтом, с вынесением вердикта, ибо много неясного между ними — для общества — и он, пуская слезу перед судом, обвиняет ее в том, что она его «довела до такого», и кто здесь разберется? Могут разобраться только сами. Пока не разведены, происходящее между сиими двумя есть терра инкогнита для общества.
Но ясно одно: им нужно отдохнуть друг от друга. Нарушение семейного кодекса налицо, и, поскольку, она заявитель (особенно если есть дети — у нее приоритет, при условии, что доказано ее соответствие как матери), то самоизолируется от семьи, на время, он. Вон, сколько пространств и ресурсов надо осваивать, Россия велика. Полгода — вахта на удаленный объект.
Ситуация непростая в любом случае, так что, всеми «за» и «против», специальной комиссии, в общем согласии супругов, обнаживших свои психологические внутрисемейные проблемы перед специалистами-психологами «Центра Адаптации», выносится решение, которое, как бы, согласовано с самими заявителями в лице заявителя активного (жена), при участии «заявителя пассивного» (муж).
Жена: «вот, он найдет себе на стороне»...
Если она доведена до крайности разладом в семье, то насколько ее волнует этот вопрос? Раз дошло до подачи заявления в ЦА? Главное чтобы вернулся, в семью, слегка вправивший себе мозги, в отдалении от семьи, да плюс к этому, заработавший (сыну, дочери, на вкусняшки). Почувствует себя человеком. Это наперво.
Это точно будет работать? А... какие (еще) варианты?
Что будет работать точно, известно только той высшей реальности, которая нам неведома, которая создает причины и следствия глобального мироздания.

Убежит, ведь он не на зоне, он свободен, на самом деле.
Сей функционал семейного кодекса надлежит развивать, не на все вопросы сразу есть ответы. Убежит? Он совсем без царя в голове? Или есть некие причины, побудившие на сие? Работай спокойно, живи, переосмысливай. Иногда смена обстановки помогает «взбодриться», что ли. Почувствовать себя по-новому, вспомнить о том, что невозвратно утеряно, дни пьяного угара, которые могли быть посвящены семье. Ведь для чего-то же он сходился с этой женщиной? Родил ребенка. Для чего? Сойтись, родить, и присосаться к бутылке... Жизнь сложна, она запутывает, сбивает с толку... Ну, вот и решение: ЦА.
Аналогично со службой детской опеки. Родители алкоголики? Направить детей в санаторий, по спецпутевке. Там и детсад, и школа, на полгода. Тут и станет видно, насколько важны им дети. Как отнимать сразу детей? Это фактический фашизм, как бы громко и резко здесь это слово не звучало.
Поработать с ними, помочь разобраться в себе. Полечить.
Глядишь, какая-то семья и восстановится, встанет на утраченный путь столь драгоценного житейского счастья.

Какая во всем этом связь? От высокой политики, что есть, обзор с уровня высокого политического поля, потому что словосочетание «высокая политика» может звучать в некоторых случаях неоднозначно, и не сразу, подчас, понятно, что именно имеется в виду. Но это если смотреть «подкожно», вглубь, то есть, в стремлении добраться до корня. Конечно, кто-то сразу в сочетании «высокая политика» поймет то, что (ему/ей) надо.
Есть умение классно водить автомобиль, что не сразу видно, это надо показывать, если нужно, и есть классный автомобиль. Мир, буквально дышит таким интеллектуальным перекладыванием деталек конструктора, что зовется «познание». Но это, по сути, детский формат интеллектуальной игры в «Познайку» (аналог «Угадайки»). И вопрос: ты что выберешь, классный автомобиль, или быть «Шумахером»? Это сложный выбор. Особенно в столь запутанном мире. Но, в общем-то, по простой логике, все-таки, обрести умение опытного гонщика приоритетнее классного автомобиля. И вот на таких «угадайках» ребенок учится постижению реальности и способу самоопределения в ней.
Так вот, есть площадка Европарламента, а есть серьезный политик. И на площадку некий индивид как бы депутатского вида приносит резиновые перчатки, и показывает представление, и как он полагает, достойное всяческого внимания — ведь интересно же.
Но «интересно» или «зрелищно» это еще не политика. И самое опасное на политическом поприще — выказать себя, что называется, «клоуном». Это можно (нечаянно) сделать неким поступком, можно словом, а можно и мысленно, ибо мысли, зачастую, обнажают нас не хуже зеркала, что отражается на тысячи зеркал по миру, потому что мысль и действие, зачастую, так плотно связаны. И порой, мы сами не поняли что сказали или сделали, но мы, внезапно, и необратимо, предстали перед всеми «голым королем». Который глубоко убежден что на нем костюм из особой волшебной ткани, и он несказуемо самоочарован (чего и всем желает). По уму ли, по совести? Или весьма прочувственно...
Ведь должно быть понятно, что ... «ох, конечно же, что я говорю... президент Белоруссии, а не Украины» (в данном случае такое звуковое оформление, в другом будет другое) — и есть выход «голого короля» на подиум мира. На площадку политического Олимпа? Не совсем так. Площадку политического Олимпа нужно заслужить, а не просто объявить: «у нас есть площадка политического Олимпа, прошу любить и жаловать, господа, всё ваше внимание»... — ПЛОЩАДКА! Эффектно.
Но это только декорация, театр, который, к сожалению, многие воспринимают как эталон разума.
И вот в этом представлении, ныне, новый акт, или новая пьеса: «Воздыхания по Белоруссии». Расставлены стулья видом как шикарные кресла, дамы обмахиваясь веерами занимают места, по центру ходит мужчина в важном сером костюме-фраке («цыплячем смокинге»): действо уже на сцене, все места в зале заранее куплены.
— Мы решили, что Белоруссии нужен новый президент, а России следует поменять Конституцию.
(Одна из дам, обмахиваясь веером)... с видом донельзя утомленной аристократки: ее утомили бряцания фортепиано от занятий отпрыска, и спасаясь от звона в ушах, она посетила представление в качестве некоей важной героини всего спектакля (обошлись бы и без нее, но вот решила посетить, и как бы нечаянно оказалась на сцене... разумеется, на Олимпе, «что я говорю»; а на счет «обошлись бы и без нее», то это строго между нами, ладно? Хорошо)... и воссела на один из стульев, и теперь обмахивается, томно поводя глазами.
— Это... которая все время на кого-то нападает?
(Легкая задумчивость, инверсия шага, молодой, — или не молодой, не особо понятно, потому что мельтешит сильно, — человек разворачивается на месте).
— ...О, да, мадемуазель...
— Я мадам.
— Мадам, — буквально вырывает из глотки ходящий, и тряхнув головой в извинительной позе сердцевидца, продолжает ходить.
Спонтанный диалог (такова задумка режиссера) обсуждает мировую политику и лучший способ приготовления креветок под санджм... (аэкх... кх... м... хкммм)... анжднм... (ахкммм)... ским соусом.
(Так неудобно, право, забыл название столь представительного соуса, его еще подают с тихоокеанскими креветками, если не изменяет память).
Это (данный текст) сведение или попытка, вернее, сведения, от некоего рафинированного верха к экстрамодальному низу, к вопросам семьи, ибо сама жизнь прежде сводит к семье все вектора и парадигмы, и далее возносит к Олимпу властного высвечивания путей развития, как маяк, но данный «маяк» ощупывает окружающее пространство реальности для вероятного шага (в развитии). Представим шагающий экскаватор, самый большой, какой только сможем. Вот: это образ мира, цивилизации. И точного плана «копания» нет. А должен быть.
Копания в каком смысле? Видимо, в том, что нужно не только идти, но и «окапываться», периодически, дабы, в некотором смысле, столбить вехи. Строить города. Государства.
ВОЗВОДИТЬ ВРЕМЕНА.


IV

В общем и целом есть нужда понять, что мир теснится в своей ментальной скорлупе, вынашивая впечатления и образы той реальности, которая ему — в лице всякого индивида — видится, чувствуется, ощущается как данность, но человек сего мира более склонен отдаваться кажущемуся, нежели действительному. Почему? Наверное, потому, что так проще. В вековом русле человеческих взаимоотношений, на всех уровнях бытия, блуждал призрак знания, сдабриваемый потребностью статусности, но не столь уже выраженной потребностью категоричной оценки фактичности этого знания.
Здесь просто понять. Что важнее, скажем, ученому? Получить почет от завершенного исследования, или исследовать более скрупулезно, хоть это и отдаляет миг триумфа? Все зависит от самого человека, конечно, но миг сей столь сладостный и столь манящий! Посему, где-то недокручен болт в крепежной части колеса, говоря утрировано: чтобы не делалось в самых высоких сферах мышления, все сводится к простейшему факту закрутки болта... на тракторе, автомобиле, самолете... космическом челноке. И знание как таковое не есть то знание, которое сводится конкретно к болту. Это и философия, в том числе, или прежде всего, которая «этапирует» реальность, в попытке познать ее, как правило незаметно направляя поток рассуждения и размышления на тупиковый путь. И знание оказывается в тюрьме домыслов.
Так было испокон, что бы человек не познавал, он делает это чуть-чуть не до «конца», и хоть познание и бесконечно, но под «концом» следует понимать некую целевую формацию утвержденности в знании, с наличием которой открывается совершенный итог исследования, он локальный, речь не идет о некоем охватном познании, ибо это, прежде всего, открытие некоего «механизма сути» во всей его простоте, относительно, что называется, простых вещей. Тот же болт. Как сделать его таким, чтобы при движении и вибрации не выкручивался постепенно, так что время от времени приходится подтягивать ключом? А наоборот, чтобы от той же вибрации только вкручивался... Да, в итоге его будет не так просто выкрутить, если нужно разобрать конструкцию, ибо от движения и вибрации он внедрял себя по резьбе, самозакручивался.
У болта есть резьба, и заходит в свой канал он по резьбе канала. Соответственно, и выходит по ней же. Но при движении наличествует эффект микровибрации. Смысл в том, что если болт идеально подогнан к резьбе канала, то вибрация будет влиять весьма слабо на положение болта в канале. Но так не бывает, иначе резьбовой канал пришлось бы делать под конкретный болт, а в реальности у любого изделия есть свои микроскопические особенности, и резьбовой канал, и то что в него заходит закруткой — не идентичны в идеале. Посему, при вибрации происходит «выталкивание»  канального тела по резьбе, но пока что это только эффект выталкивания. Добавим крутящий момент, и сие тело начинает буквально «вытрясаться» из канала — по той резьбе по которой вкручивалось... идет обратным порядком, «осевым тембром». Какая связь со звуком? Такая, что речь об «акустической вибрации», — «акустика является одним из направлений физики, исследующих упругие колебания и волны от самых низких до высоких частот», скажет нам технический словарь.
На микроуровне звук ведет себя специфически, особенно зажатый в щелевом пространстве резьбовых выступов. Как известно, акустический эффект звукового резонанса имеет разрушительную потенцию, и особенно влиятелен на стекло. А в межрезьбовом пространстве, во первых отступы витков одинаковы (расстояние между ними), причем, с обеих сторон, со стороны канала и со стороны ствола, штока. И от механической вибрации наращивается потенциал «звукового барьера», приводящего к слабому, но действительному эффекту резонирования, сперва на уровне «сжатого звука», а далее с переходом эффекта на механически волновую фибриляцию (мерцание, трепетание). Итак, фибриляция канала, и крутящий момент, причем, интенсивный, что выводит самодостаточный покой связки канал-шток из утвержденного равновесия: шток болта начинает двигаться по резьбе, но свободно, то есть, «работая» не на вкручивание, а наоборот.
Таким образом, если акустический эффект звукового резонанса создает силу, что разрушает стекло, то, соответственно, потенция звукового «экранирования», что наращивается в межрезьбовом пространстве, от механической вибрации, так или иначе, начинает воздействовать на связку — резьбовой канал плюс шток.
И совершенно свободным, естественным путем, преодолевая трение, болт микроскопически движется по «экранной» резьбе, то есть, и своей, и канала, наружу. Но почему не движется внутрь, по той же самой резьбе, закручиваясь сильнее? Это особо интересный вопрос, найти ответ на который не так просто. В принципе, можно ответить просто: каким образом зашло, так и выходит, имея только такой путь входа-выхода, и при растряске на микроуровне колея резьбы естественным образом направляет вовне. Мы не закручиваем болт... гм, изнутри, иначе (только как это представить?) ослабление и самовыкручивание болта являлось бы как раз закручиванием, но это фантазия, совсем не научная, как бы. Аналогично тем сюрреалистическим полотнам, где, скажем, табурет изображается с ножками что «запутались» в себе.
Здесь работает эффект «реверсивных весов» на микроуровне силовых мер.

 

И перевешивает в ту сторону, с которой происходила закрутка.
Но можно сделать так, чтобы перевесило вовнутрь.
И тогда при осевой вибрации — в крутящем моменте — болт будет не выкручиваться, а закручиваться, то есть, машина едет, крепления колес (на болтах) от этого только прочнее.
Что нужно сделать? Прежде всего переполовинить шток, сделать его состоящим из двух соединяющихся половинок, со штоком-вкладышем. А как будут крепиться друг ко другу половинки? Просто: самим резьбовым каналом. Шток-вкладыш служит для правильного совмещения половинок при закрутке, вернее, закладке в резьбовой канал. Белой линией и точкой на шляпке показана прорезь под отвертку, если речь о шурупе.


(иллюстрирование показано в pdf.файле, см. после всего текста)


Белыми отметинами внизу справа показан шаговый момент реверса осевой вибрации (он, разумеется, на обеих половинках). То есть, теперь вибрация в канале будет «поглощать» болт — вовнутрь — а не выталкивать его: поменяется направление пути «вибрационного самообращения».
Смысл всего описанного в том, что когда был изобретен болт (а это было давно), единовременно мысль пошла бы дальше, к завершению конструкции, и человечество не знало бы проблемы «потери колесных болтов», впрочем, как и самого колеса. Не знало бы вообще. Но, может быть, и верно, когда был изобретен болт не было еще таких автомобилей, а если и были повозки, то их скорость не вытрясала болты из колес. Всему свое время, то есть. И это верно, конечно же. Но речь о другом. О том, что исторически мир развивается несколько «запаздывая» за реальностью. То есть, реальность опережает разум, а нужно, чтобы хотя бы двигалось это вровень... — зеркально. Как резьба канала и самого болта. Таким образом, зачастую мир обнаруживает проблему когда она уже в стадии явления своего, мир не может предупреждать проблемы, а тем более, планировать на столетия вперед (развитие свое). И то понятно, какое «развитие», когда мир не вылезает из войн, конфликтов, и неурядиц.
Допустимо ли, что представленная схема не работает, а просто фантазия? Это, на самом деле, показательный набросок, ради... как бы развития мысли, идеи, в плане завершения ее. Для наглядности. Чтобы осознать основное: человечество «идет по грибы», но забывает лукошко, и собирает в подол (образно).
В чем здесь основная суть? В том, что половинчатость болта в канале — прежде всего будет перенаправлять вектор вибрации таким образом, что тело болта будто бы склонно (теперь) поглощать вибрацию; излишки виброфона, через «акустический излом механики», движут тело болта по резьбовому «зеркалу» не вовне, а вовнутрь. Почему вовнутрь? Потому что половинчатость тела болта меняет экран механического сдвига по длине штока на 180°.
Дополнительно шляпку болта можно прижать сверху. Или шурупа.
И крепление такое применить не везде, а где это нужно.

 

Может быть даже такой способ уже применяется где-то, может это нечто новое; а может он вообще не работает, то есть, выводы ошибочны. Речь о том (только), что миру нужно развиваться охватывая реальность в каждом элементе познания, прогресса, охватывая эту самую реальность, что глобальна, причем, в непосредственном элементе, как в примере, в случае болта, что кре;пит колесо — охватывая. То есть, не должно быть водительских «охов» по поводу переживаний, что колесо может отвалиться, тем более при езде. Тем более у автобуса, с пассажирами, тем более, если пассажиры — дети.
Это значит, что изобретая болт с резьбой, когда-то, некто, и иже с ним, задумались о данном элементе «механической реальности» охватно, рационально, с максимальным завершением мысли, идеи, разработки. Но как было на самом деле? А на самом деле, обнаружив, что на болт с резьбой возможно (прочно) посадить некий каркас, деталь, и прочее, изобретатели возликовали, и на этом «реальность болта» была остановлена, исчерпана (в развитии мысли, идеи). И спустя годы, десятилетия, столетия, у кого-то отвалилось колесо у повозки или автомобиля. И тут обнаружилось, что ликовать было преждевременно. К тому же, данное обстоятельство неслабо связано с техникой безопасности при вождении.
Аналогично, от болта — ко вселенной.
Теория Большого Взрыва «объясняет» как возникла вселенная. Да, это теория, но она управляет, хотя бы частично, мировоззрением, и научным потенциалом. А фактически, блокирует развитие мысли в направлении разработок по плану энергосбережения, и новых, прогрессивных источников энергии, потому что, для того чтобы осуществлять такие разработки, нужно и теоретически, и на практике, проникать в глубины микромира, постигать физику (атомного) ядра, и открывать законы преобразований вещества, но прежде всего — причинное состояние материи.
Как будто все это понимают, но никто толком не делает: таково сознание, его ментализированный формат, существующий по тому же принципу, как и сознание, кое изобретает болт, а спустя век-другой у автобуса отваливается на ходу колесо, и сам автобус становится прообразом «гроба на колесах».
Вроде бы мелочь, резьбовое крепление. Но оно управляет судьбами, как видно. И много еще аналогичных элементов реальности, которые прежде всего требуют досконально творческого подхода, который не перехлестывается «преждевременным ликованием».
От образа вселенной до болта.
Все это строит наш мир.
Нами. Потому что в основании мысли — человек разумный.

Эпицентр выброса сингулярной массы. Из сверхплотного очага взрыва [появляется] частица, как атом, во множестве. Какова сия частица? По образу двух и более металлических шариков на столе, что столкнувшись просто разбегаются, не имея внутреннего стимула для взаимодействия. Таковыми должны были возникнуть или проявиться первочастицы из «точки абсолютного сжатия». Они не могут взаимодействовать, а из-за прогрессии Взрыва они раскалены, крайне хаотичны, и неспособны соприкасаться на уровне поля, «того самого» поля, которого еще нет, магнитного, гравитационного, и т.д.
Смысл, в итоге размышления, в том, что сфера взаимовлияния никак не возникает, есть только хаос частиц, сверхразогретых, и разбегающихся на волне взрыва. Пространство тоже только структурируется, как следует понимать: в точке исхода пространственной структурности нет, она только «сооружает себя», как некий каркас, что на видео обратным порядком трансляции «восстает» и становится каркасом (дома), который рухнул; но его «реанимировали» — на видео.
Приблизительно так, при выносе волны взрыва структурируется пространство (чтобы как-то представить).
И здесь, тогда, тоже препятствие для образования физических законов, кои будут диктовать (в частицах) характеристики полноценных взаимодействий для образования вещества.
 
На иллюстрации видим вынос энерго-массы из абсолютной точки: первая секунда бытия «затрепетала временем».
Но каковы частицы? Каково их состояние...
Они, в любом случае, подобны металлическим шарикам на бильярдном столе, они будут стукаться друг о дружку бесконечно, без какого-либо результата, и пропадать в дырах «пространственной прострации», ибо пространство не утверждено. Почему же? А потому что хаос превышает состояние «продуктивного покоя». Единственно значимую функцию, или свойство, которое они смогут приобрести, это «функция равновесного движения в хаосе», то есть, каждая частица (это далеко не тот атом, который нам известен, который является буквально кладезем неограниченных и до конца непознаваемых свойств) способна лишь сохранять себя на уровне сформированности, да (пытаться) уклоняться от «прострационных дыр» не скрепленного физическими законами пространства: все плывет, вселенная это «туманный кисель» бессодержательности.
Вот, на самом деле, реальность теории Большого Взрыва.
И наука понимает данный «противоречивый момент», но тут же объясняет тем, что, например, частицы сперва зрели, как икра в рыбе, еще до сингулярного выплеска энерго-массы. Посему, частицы в этой куче своей напитывались свойствами.
Очень хорошо, какими? Свойствами, свойственными тому, [внутреннему] состоянию массы, в закупоренной «бочке» не-реальности, пока эта распирающая сила не нашла выход через «прорезь» абсолютной точки. Как-то так. И вот масса стала выходить, или, вернее, вышла: взрыв же. Только... имеется резкое изменение состояния массы. Бочка с селедкой взорвалась, и возникла река (времени), и селедки поплыли, поигрывая хвостиками, и пуская пузырики.
Как-то так.

По сему (чтобы много не расписывать, ибо должна быть видна уже очевидная несостыковка смысловых парадигм в вопросе), данная идея-теория существует как декорация, имея цель «заорать» слабенький голосок истины, что пытается несмело показывать суть, тяня ручки к миру, на ладошках держа нечто. Это подлинная картина происхождения, она незрелая еще, это будто мазки детскими красками. И картина сия пытается себя живописать (пока мазюкать только) из глубины выков. Но тщетно. И как бы парадокс: уже вышли в космос, гоняем по орбитам спутники, на Луну замахнулись, Марс и т.д. И продолжаем «туповато» смотреть на транспарант «теории Большого Взрыва», коий прицепили к геликоптеру и подняли на уровень солнца.
Нет, не о религии речь. Хотя религия важный элемент социальной реальности. Речь о науке здесь.

Итак, взрыв «сингулярного кокона» (здесь нет, на самом деле, достоверной терминологии), из абсолютной точки, хаос атомарного прогресса (возникновения-выноса) частиц, и эти частицы совершенно пусты, без свойств, ибо свойства наращиваются, причем, желательно, чтобы как бы планомерно, то есть, в согласии с естественным балансом, конструктивно плавным «разбросом» силовых векторов (прочь от хаоса), это как будто мириады крохотных весов, что непрестанно взвешивают «легитимность» того или иного процесса, и всех процессов охватно, в виде вселенской комиссии, принимающей сей «завод» для запуска: он должен начать производить продукцию. Вселенная, мироздание, это «завод».
Но ведь нет законов изначально, как они будут возникать и утверждаться, и какая такая «планомерность»?
Вот, один «весовой процесс» завершил себя, установился баланс. Черед другого, или уже несколько параллельно (идет усложнение всего образа взаимодействий, что еще далеки от качественного совершенства, чтобы создавать вещество, молекулы, а не быть просто пустыми от свойств атомами). Потом балансировка группами, и группы, будучи еще в разрозненном состоянии, обнаруживают единую гармоничную общность. От молекулы — к образованию чего-то более значительного.
И так, до планеты.

Но пороговая стадия фиксации свойств, которые так и возникают — от баланса, именно... в установлении равновесного периода, который, закрепляясь, и «провозглашает физический закон», махонький, сперва, но (!) действительный, реальный. То есть, по сути, формирующий реальность! Эта пороговая стадия как надзиратель-погоняло в тюремной камере, вернее, не совсем надзиратель, но погоняло. От сей пороговой стадии зависит быть ли прогрессу качеств. Или же, пороговая стадия не достигается, и хаос одолевает. Не наступает момента, за которым ощущается действие гармонии, порядка. Нет сего. А только будто бы наркоманы в прострации бродят-ползают по камере, и сталкиваются, и вяло отпихиваются, едва различая самих себя, в наркотическом трансе.
А пустой атом, «дохлый», но лишь разогретый взрывом, несущийся на волне хаоса, ничего не формирует. И так навечно, потому что для перехода в стадию образования, функционирования, следует перейти порог самодостаточной не инертности. Это означает появление свойств, у каждой атомной единицы: возникают внутренние силы, которые существуют по непонятным законам: атом объявляет о своей суверенности; и остальные атомы, и любой, в пространстве, который возникает отныне, — ибо и пространство пропитано уж, пронизано структурностью, что поддерживает собой атомарные свойства, способствует им.
Но как сего достичь во взрыве?
А то что вселенная, через Большой Взрыв, так легко и просто за некие миллиарды лет (тринадцать? более?) достигла такого совершенства внутренней своей обращаемости на уровне физических законов, «вихри снежные крутя» из этих законов, танцуя, по сути, с самой глобальной реальностью танго... вообще выглядит крайне критически во всех смыслах.
Но это отдельный разговор.
Хотя, мельком если... Сколько понадобилось природе, уж воплощенной в органике (на этой планете, как минимум), чтобы довести организацию химических процессов в организмах до уровня общедостаточной системы прогресса развития, когда таковая формация представляет собой не просто, на образе, цепь велосипедную, например, с разбросанными рядом спицами, а велосипед целиком? Миллиард лет? Более? Это с учетом того, что витальная формация, разумеется, сложнее чем структура камня, скажем. Итак?
А речь, в общем, идет о формировании базовых, наперво, законов во вселенной, для, собственно, прежде всего, образования этой самой вселенной! Значит, вселенная училась самоорганизации по экспоненте? В геометрической прогрессии? Этот прогресс такой... сумасшедший, так и продолжается, или пошел на убыль? Или настанет время, когда всякая эволюция станет эквивалентна взрывному характеру революции... и от только-только возникшей клетки сразу отрастут «ходули», и иные конечности, и вот пять минут... и уже «человечек»! И пошел в рост, попутно выходя из океана, и самосознание прямо на взрыве развития. Возникла в океане клетка, и за час пройдена вся эволюция через все стадии. И вот сидят вокруг костра бородатые люди, и поют песни.

Так о чем речь? О большом взрыве? О том как возникло все?
Нет. Речь о целесообразности решений-выводов.
Дабы сразу делать «болт» таким, чтобы не выпадал, когда автобус везет детей в школу.
А далее и до космоса тогда доберемся (целыми во всех смыслах).
И прекратятся конфликты, не будет недомолвок, истина подрастет, и выйдет на сцену, и спляшет «Польку-бабочку».

 


V

Еще несколько слов о статусности и причине.
«Итак, соблюсти — со стороны — баланс статусности и причины».
Со стороны, значит, объективно. Это когда наше высказывание, например, имеет силу, действие, «категорию значимости», как это оценивается, или может оцениваться оппонентами, или просто слушателями. Потому что мы говорим и по значимости, и по причине, и никак не определить, что у нас на первом месте: «я знаю, слушайте меня» или «есть причина к тому, что я говорю». Баланс того и того на весах здравомыслия, потребности осуществления.
И статусность и причину (мы) подвели к напольным торговым весам, или промышленным, потому что все серьезно, без игрового момента определенного бессмыслия, которое себе позволяем, потому что статусность сразу перевешивает: «меня должны слушать»... «мне должны внимать, верить».
А должно быть так, чтобы не ясно было сразу и никак, что же выступает наперед. И если для ситуации более важна причина, то жизнь здесь «купит» причину; или же наша статусность более значима, ибо причина несколько туманная, или скользкая, ее непросто ухватить, и посему нам остается только верить (со стороны), опираясь на нашу статусность: людям важно разобраться в ситуации, и тем или иным путем они бы желали достичь полноценного результата.
Но руководствуясь чистым помыслом (без «задней мысли»), откровенной совестливостью, адекватным освидетельствованием момента, мы покажем людям, что и статусность (наша самозначимость, что важна прежде нам, но также важна и для ситуации — чтобы прислушались к нашему мнению) и причина — для нас идентичны, равновесны, а там пусть решают, на что опираться, на наше слово, или на сознание причины, коя и создала неоднозначную ситуацию.
Если нарушается гармония между тем и тем, то сразу являет себя казус, он сперва маячит только, присутствует признаком, а потом входит в силу, и не остановить уже: люди нам не верят, не воспринимают всерьез. Но соблюдем баланс статусности и причины, и будут слушать: не в том суть что нас, а ситуацию... «слушать», нашими устами. И даже если мы правы, но основание причины зыбкое (как поднос, на котором мы неуверенно поднесли причину для внимания), а статусность выпирает, потому что, как нам кажется, нужно восполнить недостаток причины, отображение которой кладем на поднос в некоторой недостаточности... — то может возникнуть ощущение (со стороны) переизбытка нашего собственного мнения, и следовательно, недоверие нашим словам. Нам не покажут сего явно, но мы можем увидеть сомнительность, нерешительность, нам не верят с ходу, что ситуация имеет такой-то и такой-то подтекст, то есть, такую-то причину. И посему, формула «да я тебе говорю!» (подростковый вариант) не срабатывает, это только хлипкий крепеж, дабы совсем все не рассыпалось.
Конечно, если мы авторитетны, то достаточно и нашего слова. Ведь мы не будем ронять свой авторитет бессмысленными заявлениями. Если говорим, то точно по делу.

Касательно баланса статусности и причины, если человек нами недоволен, — сперва следует понять, разобраться, даже, не побоясь сего громкого слова, «постичь»... связанное с индивидуальной средой взаимной гармоничной контактности, — то... оценив, взвесив ситуацию, следует попробовать (сразу) выделить некие аспекты проблемности, причем, делать сие нужно не особо напрягаясь, потому что эти самые аспекты как правило на поверхности. Их много, на самом деле, некоторые скрыты так, вуалью действительности, что мы их и не увидим (никогда), но нам важно выделить самое-самое решающее, что ли, что особенно тут задает ритм действительности, и получается музыка, под которую и мы, и все (кто в ситуации) вынуждены плясать. Ага, вот флейтист, вот скрипач, и так далее. Да, кто-то еще, непонятный, и что он делает совсем не ясно, за спинами оркестрантов, какие-то взмахи руками, какие-то непонятные и странные звуки, вроде бы от него...
Вот так сознание, глубоко ментально воспринимает любую ситуацию естественным образом, и путается в ней. Да, замечает, подмечает аспекты причин тем же самым естественным путем, но тут же увязает в том, что «влипло в лицо», и «обеспокоило».
И если представить мультипликационный образ, то вот два сознания в виде туманных сфер, одно подплывает к другому, а то «за лицо держится». Спрашивает: «лицо отпадает?». Сознание «с лицом» вертит или трясет отрицательно «лицом», что стиснуто «руками», кои «отдирают» налипшее. Отвечает: «мне налипло».
Посему, нужно оглядеться вокруг себя (в ментальном смысле-ракурсе), чтобы не так просто было чему-то «налипнуть». Физика она и в ментале физика, посему, движение мысли, планомерное, взвешенное, устремленное, по-любому поможет достичь эффекта некоторой ясности по сложившейся ситуации. Да, проблема еще в том, что восприятие сразу «множества» неких аспектов, что формируют ситуацию, разумеется, затруднено, потому что по жизни, особенно, если «налипло», мы склонны поглощаться этим фактором, то есть, как только некое... ммм... как причина-фактор, как один из элементов создающих ситуацию, влипло нам в «лицо», во все внимание наше, то есть... то далее подключается психика, которая «работает»... нет, вернее, проявляется, как липкая лента для мух: только мухой для самих себя становимся мы сами.
Мы шли по светлой дороге, вдруг, ветка... надо перешагнуть. Это замаячившая проблема в виде наиболее явной (для нас) причины — возникшей ситуации. Мы заняты веткой. Это то самое, что (сейчас) «налипнет на лицо»... не в виде прямо ветки, произойдет трансформация сего причинного состояния ситуации, которое увидели наперед, вошли в это всем вниманием, потому что таким ментальным элементам реальности, которую воспринимаем, свойственно «менять форму», вообще, восприятие пластично, потому, два человека смотрят на один и тот же простой предмет, а видеть его могут чуть по-своему, по-разному: в неких несущественных мелочах. Разумеется, если это ружье, то оно «имеет склонность выстреливать». А нюансы восприятия придают так или эдак предмету некие особые черты, которые видны, заметны кому-то, кому-то не очень, кому-то совсем никак, или черты эти видятся по-разному. Но то что ружье стреляет, понятно сразу. Так ведь? Особенно испорченное. Это тоже черта, которая, относительно определенного предмета (ружья) кому-то видна сразу, кому-то не сразу, кому-то вообще невдомек. Испорчено, не заряжено... и может выстрелить.
Так вот, умея не... (тут к месту образ из фильма «Чужой», лицехват «внедряется в лицо»: переведенный на язык образов «функционал» ментальной сферы человека)... не поддаваться, уворачиваться, но имея в виду, держать в поле зрения — некие «вещи» рассудка, которые появляются от моментального или замедленного освидетельствования действительности, мы становимся способны и более спокойно смотреть на происходящее, и более охватно, и более проникновенно. Вывод-то или выводы все равно придется делать, это требование реальности. Но будем делать вывод мы с «лицехватом», или в позе готовности уклониться от ненужного мысленно-ментального хлама... зависит от нас, от нашего зрелого отношения к жизни в целом.
Нас может «придавить» мораль, например, в некой непростой ситуации, и «уволочь» в свое логово. Да, мораль нужна по жизни, но сперва оценим (ситуацию), все-таки, наверное, логически, что называется, или как-то близко просто к трезвому образу понимания того, что увидели, что происходит. Непосредственно мы в ситуации, или шли мимо... не важно это. Вернее, конечно же важно, и психика нам заявит об этом, наша психика... Но следует все-таки учиться беспристрастности, спокойствию, взвешенности.
Гармонизации.
Не в трансе «медитативном», или на волне аутотренинга, — а реально пребывая в ситуации, непростых обстоятельствах, и взвешивая, «по пунктам», которые следует еще толком обнаружить; один, как минимум есть, который являет себя сам: «а-а, я порезала ногу об стекло, здесь столько битых бутылок, что за ужас, я не пойду дальше!». (По пляжу идут босиком, подруга утопила свои шлепанцы). Вы можете дать ей свои, тем более, она уже «ранена». Но оценивая здравомысленно, понимание приходит, или присутствует, того, что вы с ней в равных условиях, в общем-то, и если она только заметила стекло, и потребовала у вас дать ей ваши шлепанцы, то как поступить? «Я боюсь порезаться». Очень, видимо, мнительная натура, прямо столбняк у нее от мысли, что порежется. «Я порежусь, и будет заражение крови». Да, но свои утопила, а у вас только те, в коих идете сами, или же несете в руках, желая быть с ней солидарной. Проблемная подруга? Или у нее фобия... И к фобии добавляется истерика.
Да, можете дать ей свои, а сами идти внимательно оглядывая тут дорогу.
Оглядите ситуацию как бы целиком, не влипая в «шлепанцы», не вгоняйте себя в ступор вместе с подругой.
У нее плохое зрение, а очки она тоже утопила.
И вы будете просто «сволочью», если не дадите ей свои шлепки. Это общая для обеих ситуация, и вы и она здесь не находитесь на «разных материках-континентах», вы участвуете друг в друге. Да, вы не представляете, не ощущаете, что такое плохое зрение, как это (ощущается). Но приблизительно доверяете той мысли, что такое зрение действительно создает проблему, когда надо с высоты роста, идя, выглядывать осколки стекла на дороге. А осколки прячутся в пыли.
Но если выглядит как каприз, со зрением все нормально, но она боится стекла, увидев разбитую бутылку, и вон еще... потребовала (как попросила) дать ей шлепанцы...
Что это? Оценивайте сами, ваша подруга. И где такую взяли, и зачем вам все это, и т.д. и т.п.
Но если уже порезалась? Посмотрите, ситуация на самом деле непростая, психологически, хотя, казалось бы, тут разбираться совершенно не в чем. Но, несмотря на то, что «не в чем», придется, однако, ибо психи, охи-вздохи, и «я дальше не пойду». Бросить ее? Она просто испугалась стекляшек, да, острых, но со зрением все в порядке. Идти без нее. Муж подруги спросит где потеряли ее, оставили, или куда она пошла. Оправдываться.
Как видим, ситуация от простой стекляшки... сейчас не просто испортит нам отдых, но аукнется на всю жизнь. Да, может быть и так. Каким образом? Нет нужды фантазировать излишне, просто, в образе, (мы), фантазируя приблизительно, довели ситуацию до самого судьбоносного апогея.

Как нам поступить зависит от самой ситуации, не от нас, во всяком случае напрямую — не от нас. Это жизнь, она (часто) направляет сама, и ставит, расставляет по местам, тем более если мы смотрим на ситуацию без «лицехвата», и действуем соответствующе. Однако же, понятно, что не во всех случаях можно ментально «отстраниться», дабы ощутить свой уже охват, восприятия, ума, чувства (сердца), и будучи хотя бы условно в свободном от «пут ситуации» состоянии, трезво оценить обстановку. Да, бывает, что и думать некогда, нужно действовать спонтанно и решительно, а там как выйдет.
Но имея в себе ментально-духовный приоритет «свободного состояния» во внутреннем зрении, то есть, не захватываясь проблематикой происходящего, а «держа на весу», но сама ситуация даже «на ногу» нам не упадет, не то что совсем придавит, мы можем оценивать реально, с утверждением в себе «аспектуального освидетельствования» (происходящего).
И мы берем, спонтанной намеренностью, свой «видоискатель» интеллекта, чтобы взять в «поле значений» аспект, который сам просится под руку. Готовые уклониться от «лицехвата» навязчивой интриги возникших обстоятельств, коя пытается сделать нас заложником одностороннего видения, освидетельствования (возникшей, или имевшейся уже ситуации, в которой мы, вот, оказались, нечаянно, или как-то иначе). Как этого добиться? Психологически мы, как люди, конечно же, уязвимы, в той или иной степени, и даже если полагаем себя устойчивыми, в немалой степени зависит от самой ситуации — насколько мы способны сохранять ясность ума, спокойствие как внешне, так и внутренне, и все это нужно для того, прежде всего, чтобы иметь способность «держать ситуацию на весу», не ронять, а сделав весьма существенную попытку разобраться, сказать, расставляя по полкам нюансы: вот так и так, а тут еще вот эдак, и посмотрите, вот здесь должно быть так.
Для сего требуется понимание, что, во-первых, всякая ситуация состоит из фрагментов (реальности), иначе быть не может, если видится что-то одно, прямо напирающее, то это «лицехват», который от самой ситуации («напав на нас»), становится уже нашим, собственным, мы взяли непроизвольно и неосознанно, ситуацию себе, прижали к сердцу. Да, это, как говорится, ради Бога, нам близко́ все что происходит, и место всему происходящему именно у сердца нашего... но нет ли нужды прежде разобраться по уму? Сердце-то никуда не денется.
И окинув взором внутренним, и держа сердце «в охапку», дабы не выпрыгивало, и не мешало смотреть открытым лицом сознания, которое не обуял «лицехват восприятия» (восприятие поспешно хватает то, что кидается нам «в лицо» наперед, и делает нашим внутренним, родным, неотъемлемым, доминирующим, делает пульсом нашим, входит в кровь... становится нами)... следует увидеть фрагменты ситуации, даже приблизительно, в первые моменты это не суть, и найти пару фрагментов, как-то связанных, взаимно похожих, соседствующих. И вот мы держим их на ладонях (образно-ментально, мысленно), и взвешиваем, какой из них существеннее, но они связаны, не забываем об этом; да, их связали мы, оглядывая происходящее, мы выбрали их из «кучки» фрагментов, — хотя там может быть не кучка совсем, а всего-то, эти самые два-три фрагмента и есть, и более не разглядеть, — но, тем не менее, отчего нам сомневаться в их обоюдной сочетаемости (относительно данной ситуации, ведь фрагменты могут содержать в себе и нечто общее, не относимое конкретно к происходящему, но и здесь и сейчас они присутствуют).
Охват ситуации зрением, и чувством и помыслом, мы стараемся взять ее цельно более менее, не сильно при этом напрягаясь (психологически), остальное, что не увидели сразу, на подходе, ибо мы начали ситуацию оценивать, и «приманивать» фрагменты, уклоняясь параллельно от «лицехвата восприятия», чтобы не оказаться нам с одной единственной причиной-фрагментом на лице сознания, да в муках неопределенности, и некоторой не совсем явной для нас жути, ибо эта «бестия» входит в нас, и становится нами — мы захватываемся тогда идеей, что внесена таким образом, мы становимся «чужими» самим себе, воплощаясь в идею, что пришла со стороны, в эту причину-фрагмент, и становясь ей, совсем лишаемся возможности оценивать объективно: «Мы видели, это ты его ударил! тут не в чем разбираться!» и т.д.
Да, несмотря на то, что восприятие наше взяло только одну причину происходящего (во внимание), мы становимся заложниками неопределенности, потому что субъективно нам кажется, что «все ясно», а объективно... относительно реальности как таковой, самой жизни, что же нам «ясно»? И хоть сознательно мы настроены полагать так, но глубже мы колеблемся, ибо стоим с «лицехватом» на лице сознания, ослепленные, но внушающие себе, спонтанно и как бы неощутимо для себя, что во всем разобрались тут. Это то же, как некто ищет очки, что надвинул на лоб. Нечаянный самообман. Если такое, наглядно, возможно в физической действительности, то что же говорить про ментал, который весьма пластичен?
И мы, на самом деле, в растерянности, но скрываем это даже от себя. Таково устроение человеческой сущности, непросто она устроена. Отсюда и разговоры о том, что «люди носят маски» и прочее.
Итак, мы стоим с лицехватом. Вокруг что-то происходит, кто-то кого-то обвиняет в «ты его ударил». Может быть обвиняют как раз нас, но пока «побудем зрителем». Который оценивает ситуацию — вместе с остальными. И... на лице — уже известно что.
Фрагмент ситуации, который становится нашей кровью.

Но всякая ситуация дробится на фрагменты порой сама, достаточно вглядеться.
Итак, оказались в ситуации, зритель мы, или непосредственный участник, или сам центр происходящего, следует нам судить, или оправдываться, или просто быть зевакой... С момента как ощутилось явно, ощутилось само собой, что мы уже в некоей иной «сфере» реальности, то есть, вот, скажем, шли по дороге, о чем-то мечтали, и вдруг, все изменилось, набежала толпа, и далее «ты его ударил», — вот с этого момента смотрим охватом, берем ситуацию плотно, цельно, наушники сняли с ушей, если слушали музыку... ибо это уже не та действительность, что имела место минуту-другую назад, мы будто телепортировались в «сумеречную зону».
Охватом. Стерегясь (своего, и не своего, а идущего извне, со стороны) напора «досужего мнения», что является нам в образе человека выходящего из общественного туалета, и к его подошве прилипла лентой туалетная бумага... Он не подозревает об этом, он доволен. Но он наступил, как вляпался — в причину общего сдержанного смеха над собой. Это не со злобы (люди будут «хихикать» про себя или громче), такова психика, потребность разгрузки от нервного напряжения, что копится за день, неделю... жизнь. Потом ему заметят это, и он уберет, сконфузившись, и бросит в урну. Но сие только конфуз от едва налипшей на ногу туалетной принадлежности, что есть просто бумага, по сути, хоть и из отхожего места. Но «лицехват восприятия»... чуете разницу? Это может быть ведь уже на всю жизнь: чужой самому себе, с искаженной потребностью восприятия, и освидетельствования реальности.
Теперь выявление фрагментов-причин, выделение их, очертаниями существенного, как границы между государствами на контурной карте, чтобы было видно, «вот я, — вот они», «я просто шел», «появились они, требуя чего-то». Потом дошло до потасовки.
Некие фрагменты могут выглядеть как спаренные фрагменты (причины), это ничего, пусть будет спарено, главное «контурность».

Они обознались. Вывод.
И тогда рука поднимается: «Стоп, граждане!».
Вы разобрались, вы ставите сии причины по углам, как расшалившихся детей, и идете себе дальше, напевая.
Что было бы если бы не разобрались, если бы сознание ваше (сразу) вошло в ступор, метнулся «лицехват»... Вы не просто побиты, тут целая история, и опять... судьбоносный отпечаток бессмыслицы.
Потом суд, ведь кого-то поранили... Думая, что на вас напали, а они приняли вас за другого, что выясняется на суде, но человек от вас пострадал, ибо он схватил вас за ворот, встряхнул, вы ответили, но более энергично... и ему больница, вам тюрьма.

И такой расклад (нам) ни к чему, естественно.
Просто «тупо лень» даже сознавать, что такая пакостная ерунда может с нами приключиться (как подумал бы подросток-юноша). И весьма печально, что такое может с нами произойти (как подумал бы более зрелый индивид). Но что подросток, что взрослый, перед ситуационной неразберихой могут стать вполне равны: вообще младенцами, уж и бессловесными, и «хотящими на ручки к маме», настолько все тупиково в ситуации, и гвалт со всех сторон, и некая тень (происходящего) прямо толкает спиной к пропасти.

СТОП.

Возьмите ситуацию. Охватом. Фрагменты... причины. Одну... вот еще одна. Фрагменты. Что-то среди них общее, единящее их. Нет, не совсем то,.. вот этот фрагмент потребен тут, берем его. Взвешиваем. Держатся относительно друг друга. Еще берем... есть еще фрагменты? Ага, вот. Цепляется к ним, есть эффект цепочки? Как будто бы. Рискнем скрепить. Чтобы показать. Но риск благородное дело.

— Смотрите, обратите внимание! Вы сказали, что я... (их претензия). Но я никого из вас не знаю, и я просто шел по дороге. НО ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО ЗНАЕТЕ МЕНЯ.
Так ли это?

Вы только лишь хотите разобраться, раз оказались в центре сей несуразности, чтобы не мучиться совестью: вдруг, вы «ночной потрошитель», маньяк, у которого расщепление личности, и днем одна жизнь, а ночью другая, как в «Маске» с Джимом Керри, только все-таки именно потрошитель, убийца, а не забавный малый. Это здесь шутка, конечно, но жизнь полна сюрпризов. Итак, вот причина, чтобы вам разбираться в этом. А так,.. просто вызывать полицию, видимо.

Таким образом, взяв ситуацию, уклонившись от «ментального лицехвата» (который почти что ваш, вашего восприятия), оглядев сию ситуацию, в поиске причин-фрагментов, взяв пару, взвесив, найдя еще... скрепив цепью, кою возможно замкнуть... Одеваете сию цепь на них, им на шеи.
Или, представьте, как будто с неба упала цепь, и заключила их собой, в круг свой.

Прежде всего вы сами, оказавшись внезапно в ситуации, не стали заложником «нервозного исхода»; далее вы вникли в ситуацию, как сумели. Потом, ибо вы спокойны, из самой ситуации в ваше видение «полезли» фрагменты, то есть, она раскрывается вам, как будто со цветка раскрывшегося опадают лепестки, и вы подбираете их, обнаруживаете два как бы похожих («я никого из вас не знаю»... — «но вы уверены, что знаете меня»). И буквально цепляете к этой связке найденный третий (фрагмент-причину): «я просто шел по дороге». Вы шли по дороге. Если бы не шли, данной ситуации вообще бы не было, ибо дорога пуста, и им тут «ловить» нечего, случайно или намеренно. Они, как видно, ищут обидчика, но обиженный из их среды не помнит толком его в лицо, но как-то... помнит. И вот ищут. Похожая ситуация была у автора данной книги, в юношестве. Довольно неприятно. Тебя обвиняют, и почти хотят драться уже с тобой. А ты точно знаешь (разумеется), что человек просто ошибается. Дело не в «драться», но... зачем мне чужие тараканы? Это прежде всего. Своих хватает.
И закрепляете весь эпизод: «Так ли это?», — данный вопрос может быть необходим, чтобы люди не подумали, что вы просто сотрясаете воздух, или заговариваете им зубы.
Люди ведомы «лицехватом», это не правило, но так происходит довольно часто (по жизни). Посему, — «Эй, два месяца назад меня так били вот у этого самого подъезда! и... один был похож на тебя... это был ты?».
(Пить меньше надо).
Нет, не я. Но как же тебя успокоить, друг?



_________________

/ Это не весь текст, но данный фрагмент можно рассматривать как самостоятельную книгу. /

pdf — https://cloud.mail.ru/public/53EH/21TpvYRJx