Эстония без масок. День второй

Здесь можно посмотреть видео: https://www.youtube.com/watch?v=gwTP0AOMM_I&t=13s

«Настроение прибалтийской погоды всегда отдаёт меланхолией», – не раз говаривал физрук одной латвийской школы, глядя на рыдающее небо и ставя лыжи в угол. Вот и мы посмотрели с утра на насупившиеся тучи, взяли с собой куртки и зонты и поехали в порт олимпийской регаты за немцами. Дорога – новёхонькая с иголочки. Открыли недавно. Лена рулила по ней впервые. Словом, быстренько у нас и туда, и обратно получилось, а вот мимо въезда на стоянку, что у площади Вабадусе, два раза проскочили. К счастью завсегдатай здешних мест баба Дуся показала нам нужный поворот. Поблагодарили за помощь и пошли Старый город осматривать.
 
Мимо взлетающей в небо церкви Св. Иоанна, которую из-за её «парящей», не вписывающейся в окружающее пространство конструкции уже дважды собирались снести, но, благодаря самому старому колоколу с надписями на эстонском языке, слава Богу, оставили. Мимо башни Кик-ин-ди-Кёк («загляни на кухню»), названной так потому, что с её вершины служивые видели всё, что готовится на кухнях горожан. По таинственным улочкам, где от каждого кирпича и камня исходят «флюиды» средневековья, добрались мы до церкви Нигулисте (Св. Николая), функционирующей сейчас как концертный зал и музей, в котором кроме прочих ценных экспонатов сакрального искусства находится «Пляска смерти».
 
Бывают такие мечты со стажем, когда знаешь о предмете почти всё, но сам предмет никогда не видел. «Пляска смерти» – это как раз то полотно, на которое мне позарез надо посмотреть.
 
Началось всё это ещё в университете. Можно сказать, с откровения. Обнаружила, что, оказывается, стихотворение Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека» не само по себе, а из цикла «Пляски смерти». В школе нам постеснялись об этом сообщить. А студенткой кинулась я разыскивать два знаменитых четверостишия в собрании сочинений, а их нет. Я и по алфавиту прошерстила, и по годам – как корова языком слизала. Пришлось читать всё подряд. В «Плясках смерти», разумеется, нашла и его, и ещё много чего интересного, а после слов «проститутка и развратник» оценила целомудренность наших учителей. Но речь здесь не об этом. Захотелось узнать об истоках темы цикла. Прежде всего в литературе. А они, ясное дело, христианские и корнями уходят в глубину веков. Более отчётливо прослеживаются с конца 10-го, когда так же, как и в недавние времена, со дня на день ожидался конец света. С апокалипсисом, правда, и тогда у них что-то пошло не так, однако переживания по этому поводу в поэтические формы облекли.
 
Но милениумы, сами понимаете, случаются крайне редко, и на них особо не разгуляешься. Выручили моровые поветрия. Тут уж поэтам было где развернуться: чума, холера, оспа – всё рождало мысли о бренности земного бытия и приводило к сочинению замысловатых аллегорий. Кем только Смерть ни была: и земледельцем, поливающим поле жизни человеческой кровью, и карающим царём, и шулером, обманывающим всех налево и направо, и заводилой хоровода людей всех возрастов и званий, и музыкантом, заставляющим всех плясать под свою дудку. Кое-как добрались, наконец, до обёрнутого саваном скелета и дали ему в руки музыкальный инструмент. В 14-ом веке к стихам прибавилась визуализация, и пошло: смерть заплясала на страницах книг, в живописи, в скульптуре и даже на коврах. Изображения, конечно же, воцарились и на стенах кладбищ, а оттуда перекочевали в церкви.
 
15-16 века в Западной Европе прошли под знаком Пляски смерти. Парад возглавила Германия: Берлин, Базель, Берн, Любек, Дрезден, Страсбург... До наших дней дошли крохи: фрески в сенях под колокольней церкви Св. Марии в Берлине и каменный рельеф на кладбище в Дрездене. Но в связи с Таллином нам интересен в первую очередь Север Германии, так как именно померанский мастер Бернт Нотке повторил в Нигулисте полотно, написанное им ранее в любекской Мариенкирхе. В марте 1942 года Королевские ВВС превратили Любек в море огня. Мариенкирхе сгорела. От тридцатиметрового монументального творения осталась лишь черно-белая довоенная фотография, из которой, однако, можно судить, что таллинский вариант по композиции очень близок к «первоисточнику». Но проблема в том, что Таллин в 1944-ом тоже бомбили, и Нигулисте тоже сильно пострадала от пожара. К счастью треть полотна (семь с половиной метров) реставраторам всё-таки удалось восстановить, и у нас теперь есть возможность рассмотреть его во всех красках и прочитать стихи (на нижненемецком, кстати) под каждой парой «действующих лиц».
 
Это произведение, конечно, очень отличается от всем известных гравюр Ганса Гольбейна Младшего и от тех сюжетов, которые нам довелось увидеть на знаменитом люцернском крытом мосту. У Нотке тон всему задаёт проповедник, вещающий с амвона о том, что никому не удастся избежать смерти. В подтверждение сказанному тут же сидит Она самая и наигрывает на волынке, а рядышком её подружка уже несёт на плече гроб и эдак ненавязчиво приглашает к танцу Папу Римского, потом императора, следом – императрицу, кардинала и короля. И всё это происходит на фоне прелестного осеннего пейзажа с милыми средневековыми домиками, башенками и замками. К сожалению, сохранившийся фрагмент на этом заканчивается. Судя по любекской чёрно-белой фотографии, «кордебалетную» вереницу продолжали герцог, герцогиня, рыцарь, ростовщик, судебный пристав, доктор, купец, монах и так далее вплоть до простого крестьянина.

Мы сидим напротив мягко подсвеченного полотна и представляем, как бы выглядели в цвете утраченные две трети персонажей. И тут некоей параллелью всплывает в моей памяти мартовский телефонный разговор с одной знакомой. Разговором это я, вообще-то, сгоряча назвала, потому что дама, захлёбываясь соплями и слезами, в трубку рыдала:
 – Коронавирус! Какой ужас! Теперь мы все умрём!
 – И даже спорить не буду, – кое-как удалось мне вставить между её всхлипами, – но только далеко не все теперь, и далеко не все от коронавируса. А так – да. Все до единого.

И дама успокоилась. Ей бы ещё на «Пляску смерти» Бернта Нотке вблизи посмотреть, чтобы напрочь закрепить психическое равновесие разящей силой искусства.

Когда выходили из Нигулисте, прочитали на стенде историю церкви. Из неё следовало, что Таллин в 1944-ом бомбили советские самолёты. Нас с мужем это очень задело и испортило настроение. А тут ещё дождь на улице – носа не высунуть. Лена предложила короткими перебежками добраться до ресторана «Олде Ханса» («Старая Ганза» по-нашенски) и провести ненастное обеденное время с пользой.
 
Ох, как же там приятно: свечи, деревянные столы и лавки, глиняная посуда, официанты в стилизованных под средневековье костюмах. А меню! Даже медвежатина! Не говоря уж о такой банальщине, как студень померанцевый из языка бычьего или пудинг из роз. И даже вегетарианцам нашлось, чем поживиться. Мы заказали сыр печёный наможжевеленный, отвар из лесных грибов по рецептам графских замков, квасу жбанчик да хлеб с орехами и целебными травами в придачу. Наши мясоеды тоже себя не обидели: взяли по мясному вареву, колбаски из кабана, лосятины и медведя, а на десерт медовые яблоки печёные в тесте хрустящем. Карта вин осталась невостребованной: кому ещё за рулём сидеть, а кому и кефир крепок.
 
Сидим. Ждём. Официанты с подносами снуют. Свечи мерцают. Вдруг видим, входит баба Дуся, оставляет в углу мокрый зонт и прямиком к нам направляется.
 – Вот знала я, что вы тут сидите. Да и где ещё быть туристу, коли дождь на дворе. А после обеда вы ж, небось, на Ратушную башню полезете... Не в службу, а в дружбу: гляньте, что там у нас нынче строится. Чует моё сердце, что на днях или раньше Ярвевана неугомонный про дорогу спросит. Аргумент мне нужен новый, а сама я 115 ступенек уже не одолею.
 – Заберёмся, баба Дуся, и даже фотки со стройками Вам на телефончик скинем, – заверили мы радетельную пенсионерку.
 – Ай да здорово придумали! А вы, я гляжу, вроде как чем-то озабочены? Еду что ль долго не несут? – участливо спросила она.
 – Не, баб Дусь, мы только что заказали. А печалит нас то, что в Нигулисте про Советскую армию написано. Не верится, что это она Таллин бомбила. Может Вы что-то помните.
 – Ну, сама-то я помнить никак не могу, ибо в 44-ом ещё сиську у мамки сосала. Зато знаю того, кто всё своими глазами видел.
Баба Дуся достала из сумки айфон.
 – Ярвеванушка, здравствуй, дорогой. Слушай, тут народ приезжий интересуется, кто Таллин в 44-ом бомбил? Ты же у нас не первый век живёшь, всё знаешь.

И старик рассказал вот что:
 – В 41-ом немцы заняли Таллин. Бомбили, а как же. Ещё как! И мирное население, не сбежавшее в Финляндию и Швецию убивали. И евреев. И в концлагерях морили, и в Германию десятками тысяч угоняли. Война шла уже далеко на востоке, потому немцы чувствовали себя тут вольготно. Что хотели, то и вытворяли. Потом Красная армия прорвала кольцо блокады Ленинграда и линия фронта снова двинулась в нашу сторону. А 9-го марта небо над Таллином загудело, а земля вздыбилась и покрылась огнём. Сначала авиация сбросила «рождественские ёлки» – маркировку для следующих бомбовых ударов и зажигалок. Потом пошли две адские волны ковровой бомбардировки. Ну, так, как это было до и после того во многих немецких городах, включая Дрезден. Пару десятков самолётов германские ПВО, конечно, подбили, но все они попадали за пределами Таллина, а вот один шмякнулся рядом с моим родным озером. Ну, я туда побежал. Смотрю, а это британская машина «Москито». А чуть поодаль лётчица на парашюте спускается и аккурат в лапы к немцам цела и невредима. На допросах поведала, что она капитан вооруженных сил Канады на службе в британских Королевских ВВС и в данной операции командовала первой волной авиационного налёта. Вот вам и ответ на ваш вопрос, – заключил Ярвевана.

На душе у нас сразу потеплело. Мы расцеловали бабу Дусю в обе щеки, с большим аппетитом уплели вкуснейший обед, запили всё кваском, рассчитались с официантом и покинули ресторан. Дождь закончился, временами даже солнышко украдкой гляделось в зеркальца прозрачных лужиц, но выйти из-за туч полноправной царицей так и не решилось.
 
Мы свернули к Ратушной аптеке. Только не подумайте чего плохого о нашем самочувствии или того хуже о «Старой Ганзе». Мы, слава Богу, по сей день в добром здравии, чего и вам всем от души желаем. А «Олде Ханса» вполне заслуживает быть причисленным «к лику» пятизвёздочного Мишлена. Тут всё дело в аптеке. Она ведь самая старая в Европе, действующая в одном и том же помещении. Даже Ярвевана бессилен назвать точную дату её основания, но из записи таллинского магистрата следует, что в 1422 году у неё был уже третий владелец. Здание, конечно же, и ремонтировалось, и обновлялось, и слегка перестраивалось, но присутствие аптеки оставалась в нём незыблемым, как касторка в медицине.
 
Лет 400 тут одна только династия врачей-фармацевтов Бурхартов делами заправляла. Потом её Лехберты сменили. Каких только вельмож не пользовали изготовленным в этих стенах зельем! И для российских царей лекарства делали. Да какие лекарства! Порошок из черепа – от головной боли. Волчья кишка – от болей в животе.Фиолетовый аметист – от алкоголизма. Мясо гадюки –от проказы. Сок чистотела – от желтухи. От чумы – подвешенные к потолку сушеные жабы. Послушайте, а может эти самые жабы и от коронавируса помогут? Ну, хотя бы от того, который в головах у паникёров. Для пущего устрашения заразы можно копыта жеребца и обожжённых ежей добавить. И всё это полить маслом дождевого червя, присыпать жаренными пчёлами и украсить обесцвеченными собачьими фекалиями (пардон, господа, но из рецептуры компонента не выкинешь). Одна проблема: все эти исключительно целебные препараты находятся теперь в аптеке только в качестве музейных экспонатов. Но чем не пожертвуешь, коли речь идёт «о жизни и наоборот»!

Каюсь и каюсь, но лично я терпеть не могу вообще никаких лекарств. Однако даже для меня здесь нашлось одно крайне привлекательное снадобье – марципан! Правда, доктора прописывают его только для восстановления памяти и смягчения любовных переживаний. Хотелось бы уточнить: необходимо страдать и тем и другим оптом, или в розницу тоже позволительно? От парочки дополнительных терабайтов в своей черепной коробчонке я бы точно не отказалась, но вот смягчать любовные переживания в моём возрасте – это, ей-богу, негуманно. В общем, марципан мы купить не решились, а вот в чесночной шоколадке отказывать себе не стали.
 
В двух шагах от аптеки находится церковь Святого Духа. Она тоже не молодушка. Впервые, как и Нигулисте, в документах магистрата упоминается в 1316-ом году. И, если Нигулисте – это музей сакрального искусства, где некоторые экспонаты спрятаны в застеклённые витрины, а все остальные «руками не трогать», то церковь Святого Духа – полная противоположность официозу, хотя ценностей в стилях от готики до классицизма в ней ничуть не меньше. Один главный алтарь чего стоит! Это второе произведение Бернта Нотке, созданное в Таллине. На двух средних створках любекский мастер изобразил сцену явления Святого духа, на боковых – сцены из жития Св. Елизаветы и из «Страстей Господних». Кроме алтаря к готике относятся также колокол, отлитый в 1433 году и распятие на балке триумфальной арки. Резная скамья хоров с апостолом Андреем – переход от готики к ренессансу. Некоторые люстры, спинка второй скамьи хоров, изображающая мотивы легенды Виргилиуса – это расцвет ренессанса. Старейшая в Таллине висячая кафедра – переход к барокко. В таком же стиле выполнена и резьба боковых стен, на которых расположены 57 картин под название «Библия для неграмотных». Чистый барокко представлен люстрами, картинами и эпитафиями, а классицизм – одной лишь картиной.
 
Но на этом энциклопедия стилей не заканчивается. На внешней стене церкви под самой крышей есть барочные часы, сработанные Аккерманом в 1684 году. Старинные часы не только «ещё идут», но и являются «свидетелями и судьями» всего того, что происходит на Ратушной площади. Как раз сейчас кто-то, так же как и мы, праздно шатается, разглядывая достопримечательности, а кто-то пьёт кофе под крытыми террасами. А раньше здесь шла бойкая торговля, актёры и музыканты устраивали представления, а правосудие – публичные казни. В 1441 году зародилась традиция ставить в центре площади большую Рождественскую ель. К счастью ёлку здесь устанавливают и теперь. Значит, есть смысл побывать в Таллине в декабре, подышать морозным, сдобренным запахом хвои воздухом, полюбоваться разряженной в пух и прах зелёной красавицей, потолкаться по предпраздничному базару, чтобы купить там расписанный стеклянный шарик и сгрызть кулёк засахаренного миндаля.

Но пока на дворе только начало августа, поэтому мы просто прогулялись по улочкам Старого города. Посмотрели вблизи на Толстушку Маргариту. От тоски по Долговязому Герману она отнюдь не иссохла, а совсем даже наоборот, в ней расположился Морской музей, и от посетителей отбоя нет. Бока у барышни, правда, немножко пообшарпались, но это лишь Ярвеване на заметку, чтоб и не мечтал даже.
 
Потом добрались до Вирусских ворот, которые в стародавние времена считались серьёзным фортификационным сооружением, а нынче представляют собою две симпатичные угловые башни и часть бастиона. Затем прошлись вдоль городской стены и по крытому переулку Св. Катарины и очутились рядом с бронзовой косулей. И тут настало время очередной легенды.
 
Вы ведь в курсе, что Таллин некогда именовался Ревелем? А почему? Да не смущайтесь вы! Я тоже полагала, что его название происходит от прежнего княжества Ревала, столицей которого он был. Наивная! Всё было совсем не так! Охотился как-то датский король Вальдемар в тутошнем лесу и увидел прекрасную косулю. Его так ошеломила её грация и изящество, что он приказал изловить животинку и доставить её...нет, не на королевскую кухню, а в королевский зоопарк. Слуги, очертя голову, ринулись выполнять желание своего сюзерена. Однако косуля, разгадавшая ход их мыслей, решила, что лучше «умереть стоя, чем жить на коленях». Ну, «стоя» у нее не очень получилось, а вот упав с разбега со скалы, – вполне. Впечатлённый суицидом король воскликнул: «Reh fall!» С тех пор это место стало называться Ревелем. Потом, как вы уже догадались, тут построили город, унаследовавший это имя.

Ну вот, собственно, и вся история. А нам пора бы выполнить данное бабе Дусе обещание. Но сначала пару слов о самой Ратуше нужно сказать. Она того заслуживает хотя бы потому, что впервые в письменных источниках упоминается аж в 1322 году, да и устроена была прелюбопытно. В подвале находился винный погреб и торговый зал, ибо продавать вино позволялось только под бдительным присмотром магистрата: акциз в казну должен был капать сполна. На первом этаже располагался бюргерский зал для торжественных приёмов и праздников горожан. Магистрат, суд и городская управа заседали этажом выше. Тут же было и казначейство (сейчас в нём кабинет мэра). Кроме всего этого, Ратуша имела кухню, в которой повара готовили еду для больших праздников (где-то сегодня есть такая опция?). Вода на кухню поступала из колодца, что находился на площади, а канализацией служил длинный каменный жёлоб, открывающийся прямо на улицу. На Ратуше он «оформлен» в виде головы дракона. Представляете, идёте вы себе в средние века по улице, даже чайкам инфантильным на хвосты не наступаете, а в вас сверху дракоша помоями плюётся. Каково?

Слава Богу, сейчас вокруг Ратуши всё спокойно, лишь дождик снова накрапывает. Поэтому осмотрели мы здание, отыскали Старого Томаса на высоком шпиле и полезли на башню. Она вначале-то ничего себе – широкая. А потом всё уже, уже. И в конце по винтовой лестнице еле одному протиснуться. Хорошо, что среди нас все поджарые, как борзые псы. Словом, забрались мы на самую макушку. И такой нам Таллин оттуда открылся! «От можа до можа», ну, то есть от Юлемисте и до Балтики. От души поснимали. А ведь строек, и в самом деле, очень много. Целую подборку тут же бабе Дусе отправили. Пусть порадуется за свой город и претворение в жизнь деструктивного плана Ярвеваны ещё на несколько лет отсрочит. А там, глядишь, «либо эмир помрёт», либо мечи на орала сами перекуются.