Л. Балашевич. Углубляясь в историю. ч. 10-я

    На снимке: Густав Маннергейм в скромной форме финского генерала. 1918 год.

    Как и предсказывал Маннергейм в своём письме сестре Софии, в Финляндии его действительно ждало мало привлекательного. С одной стороны, к середине ноября в стране наметился путь к независимости от России. Парламент (эдускунта) объявил себя преемником властных полномочий царя, по совместительству Великого Князя Финляндского. Несмотря на то, что в парламенте тон задавали социал-демократы, а его председателем был сторонник силового захвата власти рабочим классом К. Маннер, было сформировано буржуазное правительство под председательством вернувшегося из сибирской ссылки П. Свинхувуда.

    Большинство социал-демократов в парламенте были сторонниками постепенного улучшения положения рабочего класса законным путём, но радикальная их часть открыто призывала к вооружённому восстанию. Вскоре после захвата власти большевиками в России в Финляндии 9 ноября 1917 года был создан Центральный революционный совет, в который входили также представители нарождавшейся Красной гвардии и профсоюзов. Его сопредседателями стали Маннер, Мяки и Лумивуокко, а членами Куусинен, Гюллинг, Сирола и другие будущие лидеры вооружённого восстания.

    Революционный совет немедленно приступил к действию, объявив 14 ноября всеобщую стачку, и приступил к созданию своих вооружённых отрядов Красной гвардии. В Хельсинки эти отряды появились уже в ноябре и к началу стачки насчитывали около 4 000 человек, в основном из безработных и деклассированных элементов.  Они отличались крайним радикализмом и агрессивностью. В ходе всеобщей стачки они захватили и разграбили летний ресторан Кайвогуоне, перепились там и разграбили запасы продуктов.
    
     В конце ноября без всякого противодействия со стороны правительства в Хельсинки состоялась чрезвычайная конференция социал-демократической партии, на которой присутствовал новоиспечённый народный комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин. Он выступил с призывом к социал-демократам силой взять власть, пообещав поддержку Ленина. На этот раз, правда, сторонников немедленного вооружённого захвата власти Сирола, Хаапалайнена и других большинство участников не поддержало, но события декабря показали, что это лишь временная отсрочка. Атмосфера этого периода хорошо представлена в книге Антеро Уйтто «Финоед» Отто Вилле Куусинен», изданной на русском языке издательством «Гйоль» в 2017 году.

   Серьёзную угрозу представляли новорожденной республике также более 40 000 российских солдат, продолжавшихся находиться на территории Финляндии, а также революционно настроенные матросы Балтийского флота, корабли которого базировались в Хельсинки.

   А что же предпринимало законное правительство и его сторонники? Председатель правительства Пер Свинхувуд даже в январе 1918 года не верил в возможность насильственного захвата власти радикалами. Собственной армии у правительства не было, финские силы обороны были распущены в процессе проводившейся Россией руссификации. Тем не менее, сторонники правительства на местах еще летом 1917 года начали создавать по собственной инициативе в противовес Красной гвардии отряды самообороны от радикалов в своих коммунах (кунтах), которые назывались пожарными отрядами (palokunta), поскольку, вероятно, их ядром были добровольные пожарные дружины. Позже их стали называть охранными отрядами (suoeluskunta), которые в русской литературе известны как шюцкор (шведский вариант названия отрядов). Эти отряды были плохо обучены и слабо вооружены. Кроме того, ещё в 1915 году в Германию начали нелегально выезжать финские молодые противники руссификации, из которых был создан учебный егерский батальон. Это всё, на что могло рассчитывать правительство в случае вооружённого конфликта.

    В качестве советника правительства по военным вопросам выступал работавший на общественных началах с 1915 года Военный комитет (SK), который должен был вести подготовку к созданию армии.   К моменту приезда Маннергейма в Хельсинки этот комитет состоял преимущественного из достигших солидного возраста бывших офицеров, военная карьера которых была завершена лет 20 тому назад, и никто из них не занимал высокого командного положения в армии. Организатором и стимулятором работы совета был ротмистр Hannes Ignatius, бывший командир учебного эскадрона финского драгунского полка и будущий генерал-квартирмейстер в ставке Маннергейма.

      Надо сказать, что Маннергейм был не единственным офицером финского происхождения, вернувшимся на ставшую независимой родину после развала русской армии и придерживавшихся сходных взглядов. В декабре 1917 – январе 1918 годов с фронтов Первой мировой войны в Финляндию прибыло более сотни бывших офицеров царской армии, в числе которых было два генерал-лейтенанта, включая Маннергейма, два генерал-майора, 19 полковников и подполковников и более 80 офицеров менее высокого  ранга (В. Никитин. Финская армия – русский след. Люди и оружие. СПб, 2017. – С. 18 – 19).
        Вторым генерал-лейтенантом был Клаес Шарпентье (Claes Charpentier).
 возглавлявший кавалерийскую бригаду в Варшаве ещё до перевода туда Маннергейма, а во время войны командовавший 13-й Кавалерийской дивизией. Он также имел боевой опыт командования крупными соединениями в современной войне, но оказался лишним в Российской армии и прибыл в Финляндию раньше Маннергейма. Он и стал в начале декабря 1917 года  руководить работой SK. Вскоре, однако, членам комитета стало ясно, что при всех своих положительных качествах достигший к тому времени уже 60-летнего возраста и не отличавшийся крепким здоровьем Карпентье  не проявлял высокой активности и недооценивал серьёзность момента. Как отмечал в своей книге Эрик Гейнрихс, «настоящего лидера с бесспорным авторитетом, который бы стал главнокомандующим в нужное время, до последнего времени не было (Erik Heinrichs. Mannerheim Suomen Kohtaloissa. - Osa I& Helsinki, 1957. – S.20 – 21).

    Как и следовало ожидать, по возвращению в Финляндию Маннергейм не собирался оставаться лишь свидетелем разворачивающихся драматических событий. Свою позицию он определил уже давно. Во время встречи со своим земляком Мартином Ветцлером в Буковине летом 1917 года Маннергейм сказал ему: «Здесь в качестве военного делать больше нечего, но как финляндцев наш долг попытаться воспрепятствовать тому, чтобы штормовая волна с востока поглотила нашу родину» (Erik Heinrichs. Mannerheim Suomen Kohtaloissa. Osa I: Valkoinen Kenraali 1918 – 1919. Helsinki, Otava. S. 16. Перевод мой).

   Маннергейму не понадобилось много времени, чтобы правильно оценить обстановку в Финляндии. В своих воспоминаниях он писал: «Уже тогда, когда в декабре 1917 года в течение недели я был в Хельсинки, я почувствовал, насколько угрожающей была ситуация. Вернувшись в момент смены года из Петербурга, сразу понял, что вопрос не в том, будет ли Финляндия вовлечена в вихрь революции, а в том, когда это случится» (Mannerheim. “Muistelmat”, Osa I, S. 247, перевод мой). 
 
    Несмотря на крайнюю сложность обстановки, Маннергейм всё же считал, что основания для оптимизма были. «Несмотря ни на что, у меня сложилось впечатление, что наша страна имеет совершенно другие возможности спасти свою культуру и общественное устройство, чем Россия. Там я видел только отсутствие смелости и пассивность, а на родине столкнулся с несгибаемой волей сражаться за свободу страны» (Mannerheim. “Muistelmat”, Osa I, S. 248, перевод мой).

   Сразу после окончательного возвращения в Финляндию, что произошло, вероятно, 7 или 8 января 1918 года, Маннергейм связался с руководством SK и был приглашён в число его членов. В это же время, 7 января, SK был признан официальным правительственным органом. Дальше события для Маннергейма начали развиваться в невероятно быстром темпе. С 11 января в течение трёх дней Маннергейм участвовал в заседаниях SK, и уже к концу третьего заседания понял, что руководство Комитета совершенно неадекватно оценивает ситуацию в стране, и заявил о бессмысленности пребывания в его составе. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы и заставило задуматься членов Комитета. Вероятно, они поняли, что в лице Маннергейма появился именно тот лидер, которого так не хватало Комитету. На следующий день, 15 января, большинство из них обратилось к Маннергейму с просьбой принять на себя руководство Комитетом, на что Маннергейм дал согласие. Карпентье с чувством облегчения согласился на свой уход, вероятно понимая, что ему не по силам такая высокая ответственность. Он постепенно угасал, и в конце года скончался. В тот же день они явились к премьер-министру Свинхувуду в здание Сената и объявили о смене руководства Комитета.

    Через день, 16 января, Свинхувуд сам пригласил Маннергейма в Сенат и объявил ему, что Правительство с учётом развития событий приняло решение о создании сил правопорядка и просит Маннергейма принять на себя пост Главнокомандующего.  Маннергейм ответил согласием. Вот так буквально в течение нескольких дней из военного пенсионера, изгнанного из армии, которой он отдал 30 лет жизни, Маннергейм превратился фактически во вторую по значимости после премьер-министра фигуру в новорожденном  Финском государстве.

     Свойственная Маннергейму с молодых лет способность тщательно просчитывать текущую ситуацию и соответственно строить свои планы и в этот раз проявилась с полной силой. На примере революции в России он понял, насколько уязвима страна, где все важные органы управления собраны в одном городе – достаточно было большевикам взять штурмом Зимний дворец, как власть была полностью парализована. Поэтому уже в день назначения Главнокомандующим он принял решение немедленно покинуть столицу и организовать свой штаб в городе Вааса. Он заявил членам SK: «Если господа могут выехать на север от Хельсинки уже сегодняшним ночным поездом, немедленно отправьтесь туда, где будет располагаться главная квартира и всеми способами займитесь её организацией. Если не сможете сделать это сегодня, выезжайте завтра. Пришло время действительно делать что-то, а не только писать» (Erik Heinrichs. Mannerheim Suomen Kohtaloissa. Osa I: Valkoinen Kenraali 1918 – 1919. Helsinki, Otava. S. 32. Перевод мой). Через два дня Маннергейм также прибыл в Ваасу и начал бурную деятельность по подготовке к боевым действиям. Ждать долго не пришлось – вечером в воскресенье 27 января 1918 года красные начали вооружённое восстание. Прогноз Маннергейма оказался точным.