Гостья из Кузнецка

Эта история произошла в 2016 году, совсем недавно, в недалёком от нашего всеобщего пандемического периода жизни году. Когда человечество всего Земного шара даже представить себе не могло, что его ожидает, какая мерзкая и коварная зараза настигнет его спустя каких-нибудь... четыре года. Впрочем, это было потом, а тогда в по-летнему жарком мае шестнадцатого года в понедельник я, шестидесятитрёхлетний пенсионер, обдуваемый вентилятором, тупо прохлаждался на диване в одних трусах, уставившись в чёрную рамку жидкокристаллического телевизора «Самсунг» и наблюдая, как Анна Ковальчук в роли красивенькой скромницы-следователя Следственного комитета Марьи Сергеевны раскрывает очередную тайну следствия. В этот момент зазвонил наш домашний телефон, заставивший меня всё-таки подойти и снять трубку. Хотя я и не торопился, в глубине души надеясь на то, что у звонившего не хватит терпения, чтобы дождаться ответа. Ан нет. На моё «алло, слушают вас», я услышал до боли знакомое:
- Бедя, это ты?
- Аллюшка, ты что ли?! – внезапно осипшим голосом с удивлением спросил я.
- У меня что, так голос изменился?
- Да нет, конечно, я узнал тебя сразу. И разволновался что-то, аж в сердце кольнуло!..
- Бедненький. «Валокордин» выпей, легче станет.
- Мы «Корвалол» пьём, если сердце жим-жим.
- «Мы» - это кто?
- Я и моя новая жёнка, - не без злорадства ответил я женщине, с которой не жил аж... с 2005-го года, уже оказывается одиннадцать лет!
- По паспорту, на сколько я помню, я-а... пока ещё считаюсь твоей «жёнкой!»... Или ты что-то с документами нахимичил, а, Бедя?
- Клянусь, что ничего не химичил! Как была ты Бе'дова в моём паспорте, так по сию пору и записана... Если хочешь, могу тебе показать?! – искренне воскликнул я, желая убедить некогда свою Аллюшку-Алю-Аллочку.
- Не надо, верю... – она помолчала, потом спросила, - И давно вы-и... сошлись?
- Пятый год уже пошёл.
- А как же сын?
- Сын – взрослый мужик. С кем хочет, где хочет, с теми и живёт.
- Стало быть, с вами молодые не живут, - утвердительно заключила моя собеседница.
- Ну, нравится мужику жить в примаках у тестя, пусть живёт...
- А если выгонят за какую-нибудь дикую пьянку?..
- Если выгонят, к матери пойдёт жить. Тем более, она сейчас со своим сожителем в раздоре.
- Понятно... Всё повторяется, - изрекла моя умненькая бывшая жена.
- А ты со своим... мужичком-то живёшь? – полюбопытствовал я.
- Живём...
- Нормально?.. В смысле, дружно?
Она помолчала и тихо ответила:
- Нормально... И даже дружно.
Я не удержался, чтобы не съехидничать, и спросил уже смелее:
- Как мы с тобой, «тарабанитесь-то»?..
- По-моему, все нормальные пары так... «тарабанятся!».
- «Нормальные» - это во все дырочки?!.. – чуть форсируя голос, язвительно спросил я.
Аллюшка не ответила, разумно промолчала, должно быть, обдумывая, как ответить. А я терпеливо ждал её ответа, которого так и не дождался. Выждав долгую-долгую паузу, она решила продолжить разговор, переменив его «остренькую» тему:
- Понимаешь, Бедечка... Мы с мужем уже пять лет живём в Кузнецке. Там у нас сейчас дом, хороший дом, от Юркиного отца в наследство остался...
- Твоего супружника зовут Юрием?
- Да. Юрием Петровичем. Я когда-то тебе говорила. Наверно, запамятовал?..
- Наверно... И что-о?
- Ну-у, что-что... казалось бы, жить-поживать да добра наживать. Жильё есть, машину не новую, но гораздо лучше, чем была, купили, комнату гостиничного типа купила в Арбеково и регулярно её сдаю... дочь с мужем двух девчонок растят – всё нормально, всё хорошо, казалось бы, но... 
- Но?.. – с откровенным любопытством спросил я.
- В прошлом году моего Юру инсульт разбил... Я как на грех в этот злополучный день с утра укатила в Бессоновку тётке помочь обои поклеить.
- И что же?..
- В этот день отборочный матч должен был состояться. Наши с Македонией должны были играть...
- А-а, помню!! Матч не доиграли из-за хулиганства болельщиков! Македонцам потом засчитали поражение, Акинфеева, помню, травмировали: прямо в глаз попали петардой!..
- Да ху... хрен бы с этим Акинфеевым! Вместо того, чтобы вызвать «скорую», мой дурачок целые сутки дома с инсультом просидел из-за этого чёртового футбола! Представляешь?!.. Время драгоценное потерял, болельщик хе... хренов! Нужно было два-три часа - и немедленно помощь оказывать, а он сутки!.. – голос Аллюшки сорвался. В трубку было слышно, как моя бывшая шмыгает носом, видимо прослезившись от жалости к «своему»... гражданскому мужу.
- Слушай, а твой же Юра, по-моему, молодой. Лет на десять моложе меня?.. – не без довольства собой заметил я.
- Вообще-то на двенадцать.
- Даже на двенадцать?! Бедняга!.. Не повезло. Вот уж действительно не повезло! Хм, хм-хм... – я спохватился, сообразив, наконец, что мой радостный тон совершенно неуместен, тут же посерьёзнев, - Так, чем я могу тебе помочь, Аллюшк? Говори прямо, безо всяких ухищрений. Деньги, может быть, нужны?!
- Деньги совсем не нужны. Его вызвали на бесплатную реабилитацию в Пензу, в областную больницу, с 20 мая...
- Это прям рядом со мной, на улице маршала Крылова! – перебил я её бодро.
- Да помню я, Бедька! Не понимаю только, чему это ты так всё время радуешься? – строгим голосом спросила она.
- Честно?!.. – и не дожидаясь ответа, выпалил: - Я очень рад тебя слышать. Только сейчас понял, дошло до меня, что очень... соскучился по тебе. Душа возрадовалась и ликует!
- Зря ликует. Я сейчас совсем старенькой стала, страшненькой.
- Ты у меня всё время стоишь перед глазами молодой, миловидной и улыбчивой... в тёмно-синей юбке, цвет которой постепенно переходит в светло-голубой оттенок к низу. Помнишь, была у тебя такая плиссированная юбочка?
- Помню. Я её больше не надеваю: износилась совсем, вытерлась... да и маловата, признаться, стала, я с тех пор прилично поправилась.
- Жаль, она хоть по длине и за колено была, но очень тебе шла и мне очень-очень нравилась.
-Да-а... Красивая была юбка, - задумчиво согласилась она. -
Значит, ты-и... в принципе не против, если я-а поживу у-у... вас с-с... Прости, не знаю, как зовут твою жену?
- Мара... В смысле, Мария.
- Не будешь возражать, если я поживу в твоём с Марией доме, пока моего Юрика будут реабилитировать?
- Буду только рад!
- А Мара твоя не будет браниться? – вопрос Аллюшки, Аллы Ивановны Давыдовой по первому мужу и Бедовой – по второму, мне напомнил, что она, согласно моему же завещанию, единственная наследница моей пятистенки с утеплённой жилой мансардой, баней и большим сараем-гаражом. После моей смерти, разумеется. О чём я в тот момент наших переговоров напоминать ей - почему-то - не стал.

Девятнадцатого мая, как мы и договорились, в шестнадцать часов по московскому времени Аллюшка вместе со своим Юрием Петровичем сидели у моих ворот в тёмно-зелёной «Ниве» ВАЗ-2131, которую наш остроумный народ прозвал «крокодилом». Эти машины начали выпускать в начале девяностых прошлого века, но выглядела она ещё довольно прилично: побитости из-за хорошей и тёмной покраски не бросались в глаза, а удлинённый размер кузова придавал автомобилю довольно солидный вид. Но, как говорится, крокодил есть крокодил и о красоте и элегантности авто не могло быть и речи. Аллюшка увидев, что я открываю ворота, спешно покинула водительское место и, смущённо улыбаясь, выскочила мне навстречу. Я никогда ранее не видел её за рулём, но инсульт Юрика вынудил её в пятьдесят пять лет освоить шофёрскую профессию. Год регулярной практики за баранкой многому её научил в этом плане: появились уверенные навыки вождения, а, главное, она весьма прилично усвоила правила дорожного движения, что в совокупности с её женской осторожностью, сделали из далеко не молоденькой женщины совсем недурного водителя.
Когда гости въехали во двор и поставили свою «Ниву» под навесом у сарая, мы с мой сорокадевятилетней слега полноватой, но приветливой Марой, наконец, получили возможность рассмотреть Юрия Петровича. Рослый, под сто девяносто сантиметров, чувствовалось, крепкий и, бросалось в глаза, улыбчивый, с аккуратными зубами мужчина. Если б не его хромота, заметная при ходьбе, и чуть отёкшая, слегка скрюченная, кисть правой руки, никому бы и в голову не пришло, что перед нами ишемический инвалид-инсультник второй группы, который прибыл в Пензенскую областную больницу на десятидневные реабилитационные процедуры.
Когда наши пары вежливо и откровенно радушно перезнакомились, мы, наконец, вошли в дом и, конечно, предложили моим «кузнецким» гостям пообедать, на что они с нескрываемой радостью согласились, так как и позавтракали дома раньше, чем обычно, и сама дорога до Пензы заняла у них не менее трёх часов. В общем, и мы с Марой ждали гостей, отчего не пообедали вовремя, и, как и Аллюшка со своим Юриком, были сильно голодны. Жрать хотелось всем, и все дружно набросились на обед, который целых два дня усердно стряпала моя жена... вернее моя сожительница Мара... Мария. Она оказалась единственной из присутствующих, кто не знал, что Аллюшка – была и до сих пор формально остаётся моей законной супругой. Изначально я принял решение скрыть этот факт, в тайне надеясь на то, что мне вновь удастся склонить к близости мою некогда страстно любимую Аллочку. Я упорно думал об этом последнее время, желал этого и тосковал по ней, не обращая внимания на то, что она мне откровенно и правдиво сказала по телефону: «Совсем старенькой стала, страшненькой». Я помнил, что так она мне говорила и тогда, когда была ещё довольно молодой, улыбчивой и-и... счастливой... И, наверно, оттого напрочь не видел внешних изменений, которые с ней произошли за годы нашей разлуки.
Под наливочки Мары и сытный обед из окрошки и салатов из свежих овощей, под разговоры о хозяйстве незаметно зашла речь и о бане. Тема бани всех оживила и напомнила нам с Аллюшкой наши скабрёзные спектакли, которые мы с моими коллегами архитекторами и их подругами разыгрывали некогда в банях. Впрочем, обо всех солёных и сальных выходках мы естественно благоразумно умалчивали, вспоминая только смешные и вполне пристойные происшествия. Моя бывшая жена беззаботно смеялась, глазки её горели бесовскими огоньками, которые она стыдливо отводила в стороны. Мы так были поглощены этими воспоминаниями, что совершенно не обращали внимания на то, как жадно разглядывал Юрий Петрович мою Мару, которая так же стыдливо, как и Аллюшка, опускала свои глазки и слегка краснела, когда моя очередная история всё-таки приобретала пикантный характер.
В конце концов, я уговорил наших «кузнечан» просто помыться в баньке без пара, потому что было очевидно, что инсульт и традиционный ядрёный пар сауны – две вещи несовместные. Через пару часов после обеда я объявил моим гостям, что баня готова, можно смело идти и мыться. Меня поначалу несколько огорчило, что Аллюшка собралась мыться вместе с Юрием Петровичем, но потом, взвесив главные обстоятельства, что «Юрик» был теперь не только мужем Аллы, но и инвалидом, в глубине души смирился с их «естественной» необходимостью мыться вместе.
Мара, проводив гостей до бани, всё им там показала, посулила
принести банные полотенца и оставила их там вдвоём. Потом домыла на кухне посуду, взяла нужные полотенца, отнесла их нашим гостям и, пока я увлечённо засмотрелся по телеку на матч Российской Футбольной Профессиональной лиги, выпала на какое-то время из моего внимания.
Спохватился я только тогда, когда игра закончилась, и мне естественно пришлось пойти разыскивать свою Мару, которую я вскоре обнаружил идущей от бани со странным пятнистым румянцем на кругленьких щёчках и бегающими горящими глазками.
- Жёнка, ты где это так долго была?! – я с подозрением набросился на неё.
- В туалете, муженёк, в ту-а-ле-те.
- Ты же не любишь «удобства во дворе»? – сказал я, вглядываясь в её лицо.
- Пришлось «полюбить», - отвечала Мара, краснея.
- В смысле?..
- Живот прихватило! Еле добежала до очка... С окрошки, наверно...
Я долго смотрел на покрасневшую Марию и молчал, пытаясь понять природу этого смущения: то ли действительно мою сожительницу прошиб понос, то ли... увидела что-то, так сильно смутившее её?
- Подсматривала, что ли? – спросил я, настороженно улыбаясь и высказывая догадку.
- Да говорю же, живот скрутило так, аж мочи не было до дома добежать! – отвечала Мара, простодушно смотря мне прямо в глаза, да так, что я не выдержал и первым отвёл их в сторону.
- А если возьму и проверю?.. сказал я смущённо.
- Проверяй, если поносное дерьмо тебе так интересно, - грубо отвечала мне Мара.
Я посмотрел на неё и почему-то успокоился.
В этот момент на кухне засвистел чайник, который я поставил для гостей.
- Ну, как же, после бани – и чайку не попить, - подумалось мне.
Будто услыхав мои мысли, Мара заявила вслух:
- Они же не парились, поди, и пить-то не захотят, - и лукаво скосила глазки.
Минут через пять явились и гости, чистые, счастливые и, как ни странно, казались распаренными, на что я удивлённо спросил их:
- Такое впечатление, что вас кто-то хорошенько попарил?..
- Ну, что вы, просто мы-и... помассировали друг друга. Вроде, как бы и-и... попарились, - ответствовал Юрий Петрович, глубокомысленно переглянувшись с Аллюшкой. Мария, стыдливо опустив голову, немедленно побежала на кухню, приговаривая:
- Милости прошу чайку испить, гости дорогие!

На следующий день «кузнецкие гости» встали рано, сами позавтракали тем, на что им с вечера указала хозяйственная Мара, и укатили в больницу на реабилитацию. Оставив Юрия Петровича в новом четырнадцатиэтажном корпусе на седьмом этаже, Аллюшка поехала на рынок за гостинцами для своей родни: дочери, зятю и, конечно, внучкам Зине и Алине. Естественно на обед она не приезжала и вернулась только под вечер довольная, но заметно уставшая. После лёгкого ужина и чая с пряниками на моё предложение сыграть в картишки, она вежливо и ожидаемо для меня отказалась, извинившись, и ушла в маленькую комнатку для гостей спать, сославшись на «невероятную усталость». Завтра с утра начиналось суточное дежурство Мары в больнице, которое я с нетерпением ожидал, предвкушая, как останусь в доме один на один с почему-то невероятно желаемой мной Аллюшкой. Мне то и дело вспоминались отдельные сладостные моменты наших с ней семнадцатилетних отношений. Естественно, кое-что мне дико жаждалось повторить и испытать снова. Невероятно возбудившись от этих желаний, я уже не мог дожидаться завтрашнего утра, поэтому безо всяких церемоний набросился на свою Мару и грубовато, без каких-либо церемоний и прелюдий, овладел ею.

Таким образом, вчерашняя разрядка подействовала на меня умиротворяюще: я не набросился на Аллу, как мне представлялось в моих фантазиях, более того я проспал момент, когда она лежала, нежась в постели и думала в тот момент именно обо мне. Будто заполошный, я выскочил на кухню в одних трусах и увидел Алю, которая смирно сидела за столом и без звука смотрела телевизор, прикреплённый в углу кухни.
- Ты уже встала? – задал я глупейший вопрос.
- Как видишь... И даже позавтракала. Иди, умывайся, буду тебя сырниками кормить.
Я перевёл глаза с неё на телевизор и увидел знакомый фильм «Молодая жена» с Анной Каменковой.
- «Молодая жена»? – мой вопрос прозвучал с интонацией утверждения и одновременно вопросительно.
Аллюшка, наконец,  включилась в реальность, которая её окружала:
- А я смотрю, актриса знакомая?.. Да, Анна Каменкова, которая выходит замуж и остаётся жить с немолодым деревенским мужичком.
- И его дочкой от первого брака, - добавил я.
- Правильно. Иди, умойся, хватит разговаривать! – буквально приказала мне Аллюшка.
Я по-военному козырнул ей и ушёл в ванную. Там тщательно помылся и почистил зубы. Потом постоял, посмотрел на себя в зеркало, снял трусы и, подмывшись жидким мылом, вытерся насухо и, бросив трусы в корзину для грязного белья, вышел голышом в кухню, где меня уже ждали согретые в микроволновке сырники и чуть дымящийся кипятильник. Аллюшка с любопытством рассматривала меня, то и дело посматривая на мои гениталии.
- Что, сравниваешь наши «агрегаты для соития»? – спросил я её.
- Успокойся, Бедя, ваши «машинки» практически одинаковы. К тому же, они не только нужны для соития, но и для мочеиспускания.
- Что ты этим хочешь сказать?
- После инсульта мой Юрик гораздо чаще стал бегать по малой нужде, чем прежде.
- И-и... что с того? – вопрошал я.
- Да ничего особенного, - Аля с иронией посмотрела на меня,
- просто мне стирать приходится чаще.
Я подошёл к ней вплотную и слега обнял за талию. Аллюшка стояла спокойно и вдруг привычным для нас обоих манером взялась за мой детородный орган и стала его легонько мять.
- Вчера перед сном я очень хотел тебя, - признался я взволнованным, внезапно осипшим голосом.
- А я утром, когда проснулась, думала о тебе с вожделением. Вспомнилось, как ты «драл» меня у нас на кухне, а какая-то женщина долго стояла и подсматривала за нами со стороны двора. Помнишь этот случай, Бедя? – спросила Аллюшка, задумчиво улыбаясь.
- Помню. Я показал ей кулак, и она сразу же ретировалась.
- Мы тогда были всё-таки ещё довольно молодые, беспечные
и-и... бесстыжие, - закончила свою глубокомысленную фразу Алла и припала к моим губам, теребя гораздо энергичнее мой «агрегат»... нет, пожалуй, всё-таки «агрегатик».
...Минут через десять упорных обоюдных усилий, доведших нас до сильного потоотделения, мы с бывшей женой худо-бедно соединились... спустя одиннадцать лет вновь. Я разглядывал её постаревшее за годы нашей разлуки лицо с явственными и теперь при утреннем солнце явно зримыми возрастными морщинками.
- Ты что так пытливо меня рассматриваешь? Заметил, наконец, что я сильно постарела, да? – спросила она.
- Нет, - соврал я, - просто не вижу никакой радости на твоём личике.
- Радости?!.. – последовал удивлённый вопрос.
- Конечно, радости, мы же с тобой воссоединились спустя одиннадцать лет!
Алла вздохнула с голосом и изрекла:
- И зря... В реку жизни, как и в любую реку, нельзя войти дважды... на мой взгляд.

Десять дней пролетели быстро. Завтра утром Алла должна будет  забрать своего Юрия Петровича из больницы и увезти в Кузнецк. Невероятно, но за четыре суточных дежурства Мары: того, самого первого, в общем-то, совсем неплохого, по моему мнению, в смысле качества нашего соития с Аллюшкой - соединялись потом только один раз. Сухо, бесстрастно и мучительно, поскольку мне не хватало сил и энергии, чтобы извергнуть из себя дурной и желанный сладостный «сок любви»...
Может быть, потому, что любви между нами, и я это ясно осознал после первого же раза, уже никакой не было. Остались только бередящие тело чувства и воспоминания о нашей горячей и пропавшей, неизвестно куда, некогда страстной, но, честно признаться, всё-таки порочной и на редкость похотливой близости.

14.09.20.