5. Прокофья Людмиловна. Письма любимой

Автор – Прокофья Людмиловна – Марфа Лисичкина http://proza.ru/avtor/galinaborisovna



5 мая

Ты ушла, оставив Вселенную боли. Любовь подняла меня в небеса, а потом сбросила вниз, разбив о камни. Дурацкое время, которое должно было стать моим помощником, ни черта не лечит. Скальпель воспоминаний вспарывает грудь, точным ударом опытного хирурга попадая в сердце.

Моя нынешняя жизнь — бессмысленная череда механических движений: встал, умылся, поел, потащил унылое тело на ненавистную работу, вернулся домой, прожевал пресный бутерброд (я перестал чувствовать вкус), лёг, уставился в потолок, призываю сон так же рьяно, как шаман — дождь. Забвение — мой спасательный круг.

Где-то рядом течёт жизнь, в которую я не вписываюсь. В ней чужие люди гуляют по радостным улицам, ходят в кино, читают книги, пьют кофе, влюбляются, строят планы, покупают квартиры, рожают детей, исправно оплачивают налоги. Той жизни не важно, буду ли я жив, а я лишь пережидаю свой век, пока не умру.

По улицам бродит моя одинокая тень. Тень пытается улыбаться, потому что так принято, но моя настоящая улыбка умерла вместе с тобой.

«Я не хочу, чтобы ты провёл остаток жизни в одиночестве», — это было твоё завещание. Прости, я нарушу его.

7 мая

Ты приснилась мне — прекрасная, с трогательным венком из полевых цветов. Мы держимся за руки и идём по полю, глотая жизнь жадными глотками, впитывая её всеми пятью органами чувств. Наши босые ноги нежно целуют изумруд травы. Слушаем шелест Природы и дышим в такт Земле.

Прикасаемся взглядами к солнцу, оно приветствует нас в ответ своей сырной улыбкой. Ты пытаешься слизнуть лохматую сладкую вату облаков, смеёшься, и твой голос звенит, отталкиваясь от неба. Я целую тебя глазами. вдыхаю запах нежности и не могу надышаться.

Подходим к реке. Пьём воду, у неё дынный вкус. Рисую пальцем на прохладном зеркале реки: «Я тебя люблю», и вода от слов-заклинаний начинает пульсировать, нагреваться. Подобно реке, горячая жизнь течёт по нашим артериям.

Горизонт краснеет, день капает на нас своими последними каплями света. Впереди виднеются длинные, почти бесконечные фотообои леса. Хочется обнять его, уткнуться носом в пушистую листву. Кажется, что там, за занавесью деревьев, нас ждёт настоящая магия, и мы отправляемся на этот зов.

Заходим в лес и попадаем в ловушку. Небо насупливает брови, колется холодным взглядом-ветром, наливается свинцом туч и изрыгает молнии как проклятья. Твоё красивое лицо искажается. Ты вырываешься из моей руки, и незримая сила заставляет тебя бежать. Уже через миг уменьшаешься до маленькой точки.

Лес, мгновения назад такой приветливый, превращается в злого колдуна. Бегу за тобой, продираясь сквозь внезапно выросшие плотные джунгли. Ветки плётками больно хлещут по лицу, оставляя на щеках красные следы, щупальца-коряги хватают меня за ноги, я падаю. Плюю на боль, поднимаюсь, продолжаю бег.

Лес заканчивается. Обрыв. Ты у края. Зову. Поворачиваешься. Молчишь. Качаешь головой. Палец у рта: «Тссс»… Делаю шаг. Отступаешь ближе к пропасти. «Не делай этого»! Отступаешь ещё на шаг. Кидаешь прощальный взгляд. «Прости. Пора». Прыгаешь, расправляя руки. Кричу: «Нет!...» и просыпаюсь от собственного крика.

Подушка вся промокла от боли. Горе следует за мной по пятам, течёт вместо крови по венам. Оно со мной, когда я сплю и когда работаю, когда чищу зубы и когда ем, — всегда.

11 мая

Я хотел бы, чтоб случился квантовый скачок: уснул, проснулся — боли нет, встряхнул бы её, как градусник, до нулевой отметки. Разлюбил тебя в одночасье. Но ведь так не бывает, правда? Запиваю горечь таблетками, но она никуда не девается, прорубая мечом путь к сердцу.

Вчера ночью я лежал на холодной, стеклянной кровати, укрывшись беспощадным одеялом тоски. Стало невыносимо. Я существовал — не жил — в своём одиночестве. Мне захотелось покончить с этим одним махом, исчезнув без следа. Зачем мне мир, в котором нет тебя?

С трудом поднявшись, поплёлся к сонному окну. Захотелось прыгнуть в чернь ночи, в бездну, манящую облегчением. Подоконник недоумённо вздрогнул под ногами. Седой бетон соседнего дома понимающе подмигнул. Плаксивая луна вздохнула.

Темнота ласково обняла меня за плечи и прошептала медовым голосом: «Сделай шаг, не бойся. Тебе сразу полегчает». Я уже занёс ногу над вечностью, но тут с неба грянул ливень. Жёсткие капли больно хлестали меня по лицу — оплеуха за оплеухой. Я очнулся от наваждения.

Сквозь стену густого дождя отчётливо услышал твой голос: «Не надо». Я спустился на пол и долго не мог подняться. Зачем ты меня остановила? Зачем удержала от этого шага в уютную пустоту? Снова твой голос: «Ты должен жить». Если бы ты ещё рассказала, как. Я бы всё отдал, чтобы снова прикоснуться к тебе хотя бы на миг, что стал бы для меня вечностью.

13 мая

Мне кажется, подушка всё ещё хранит запах и тепло нашего счастья. Я обнимаю её, разговариваю с ней, будто это ты. «Дурак такой», — говорю себе.  Рассказываю подушке, как прошёл день. Глажу её, как гладил твоё лицо: вот тут смешной курносый нос, а здесь первые мимические морщины, вот щедрая россыпь солнечных отметин-веснушек, а вот шрам на подбородке. Этот большой шрам от падения с велосипеда был твоей милой изюминкой. Ты умела его носить так, как красотки носят красную помаду: гордо и естественно.

Мы были вместе год. Это так мало, чертовски мало, на как много было жизни в каждом миге. Помнишь, как мы шутили, что умрём в один день? Ты меня предала — ушла раньше. Почему я тогда не умер вместе с тобой?


15 мая

Янтарные мысли относят меня назад. Ты ворвалась дерзким ветром в мою привычную жизнь: врезалась на роликах, когда я шёл по улице. Я упал, не сразу сообразив, что случилось и почему так ноют колени. Потом увидел ноги — длинные, стройные, спортивные. Дальше заметил храбрый джинс короткой юбки, а после уж твоё лицо с бойкими веснушками и пламя волос, через которые пробивалось солнце.

Этот солнечный и, в то же время, дерзкий образ до сих пор у меня перед глазами: весёлая, задорная девчонка в короткой юбчонке, сразившая меня наповал в прямом и переносном смыслах.

Ты подала мне руку, чтобы помочь встать, и сама упала. Мы оба тогда засмеялись, как два идиота. Люди оглядывались на нас. Потом всё же мы встали после нескольких неудачных попыток. Ты извинялась, говорила, что залюбовалась платьем в витрине магазина, задумалась и не заметила меня.

Спросила, как можешь загладить свою вину. «Пойти со мной в кафе и налопаться мороженого», — улыбаясь, ответил я. Мороженое мне действительно было необходимо: в груди начался жар, и мне срочно нужно было его потушить. Он был потом со мной всегда — этот жар от чувств к тебе, и мне постоянно приходилось прикладывать холодный компресс из мороженого.

Мы сидели за столиком и болтали обо всём на свете. Не было никакого неловкого молчания незнакомых людей, каждая секунда была заполнена. Мы захлёбывались друг другом. Может, именно так и приходит любовь — с непринуждённостью, лёгкостью, естественностью?

Кафе ложилось спать, и мы пошли бродить по городу до самого рассвета, не разжимая рук. Шагали по улицам, где смешивались запах сладковатого тумана и нового дня. Хотелось взмыть в Космос, обняв весь мир, и чтобы этот полёт длился вечность.

Мы как-то перепрыгнули фазу стандартных букетно-конфетных отношений и сразу начали жить вместе. Букеты и конфеты были уже потом: мы праздновали каждый месяц знакомства.

Я никогда не любил путешествовать, но ты открыла мне мир странствий. Я — заядлый домосед и лежебока — карабкался вместе с тобой в горы, жил в палатках, топал пешком по 20 км в день. Ты не заставляла меня отправляться в походы — я просто хотел быть рядом с тобой.

Мы катались на воздушном шаре и роликах, считали по вечерам звёзды. Расставались только тогда, когда уходили на работу. Прочные канаты опотоволокна поддерживали виртуальную связь целый день.

Когда-то ты спросила: что для меня Любовь. Чёрт его знает. Наверное, это когда хочется просыпаться и засыпать рядом, слышать звонкий голос, гладить, греть в своих руках маленькие, холодные из-за плохого кровообращения руки, объедаться на ночь пиццей и тортами...

Ты спросила: за что я тебя полюбил? Не знаю. Я просто почувствовал: вот мой человек, с которым я хочу провести остаток своих дней. Человек, о котором я всегда думаю с нежностью. Та, чьи дурацкие картинки для меня смешнее всяких комедийных шоу. Та, которую я уважаю и ценю. И та, без которой мне не жить.

Казалось, наше счастье безмятежно и будет длиться вечность. Но сказки не получилось.

Ты начала жаловаться на сильные головные боли. Таблетки давали облегчение лишь на короткий срок. Резко потеряла вес, не хотела есть, рвала, превратилась в вянущий цветок. Казалось, что внутри тебя сидел вечно голодный червь, пожирающий твою жизнь.

… Врач привычным голосом объявил диагноз. Он это делал уже тысячи раз. Наверное, все доктора со временем становятся циниками. Им ежедневно приходится зачитывать смертельный приговор, и нет им дела до чувств умирающего человека и его близких.

Неоперабельная опухоль, химия неэффективна. Нокдаун. Конец игры. Меня раздавил каток ужаса. Моя любимая, весёлая, жизнерадостная умирает. В этот момент мне вспомнилось наше знакомство, твой солнечный образ. Солнце закрыли беспощадные тучи. Закрыли навсегда.

Мы не знали, сколько тебе осталось — месяц, два, возможно, год. Разговаривали о чём угодно, но только не о болезни. Ты продолжала жить: рисовала одуванчики и ела малину, всё так же мы смотрели вместе футбол, обсуждали фильмы твоего любимого Джима Джармуша, критиковали наряды звёзд, листали альбомы с нашими совместными фото из путешествий и вспоминали, вспоминали, вспоминали.

Когда ты чувствовала себя относительно хорошо, мы выходили в осенний парк и много фотографировались. Это была самая красивая и самая трагическая фотосессия. Ты ходила по опавшему багрянцу листьев, как кинозвезда по ковровой дорожке, смеялась своей увядающей осенней красотой.

Сейчас я пишу тебе, а на меня с фото на столе смотришь ты — с пылающей короной из рыжих листьев, ещё живая, но уже угасающая, жутко худая, но всё ещё любящая и любимая.

Ты прожила полгода. Это были и счастливые, и ужасные месяцы. Я готовил тебе твои любимые протёртые супы. Ты стала часто плакать от неотвратимости. Мне так хотелось сказать: «Всё будет хорошо, мы ещё повоюем», но мы оба знали жестокую правду.

Было больно смотреть, как ты мучаешься. Ты гнала и звала меня одновременно. Но я не мог не быть рядом с тобой в последние мгновения твоей жизни.

В тот день мы посмотрели «Выживут только любовники». Фильм закончился. Я повернулся. Ты ушла с улыбкой на лице. Перестав жить, ты перевоплотилась в чистый свет.


20 мая

Сквозь горький сон я чувствую прикосновение ледяных и, в то же время, нежных пальцев. Открываю глаза. Ты лежишь рядом со мной бесплотным ангелом. Мы привязаны друг к другу незримыми нитями. У тебя в руках ножницы.

- Пожалуйста, живи. Ты не должен быть узником страданий. Я знаю, как тебе больно и одиноко, но не хочу, чтобы ты барахтался в своём бессилии.

- Я хотел бы жить, но не могу ни есть, ни спать, ни дышать. Ты сидишь в каждой клетке моего тела, в нейронах мозга, течёшь вместо крови. Как я могу выкинуть тебя?

- Ты и не должен выбрасывать — ты должен жить! Кто, если не ты, будет помнить о нас? Я всегда рядом, даже если я далеко. Однажды мы встретимся. Однажды, но не сегодня, не сейчас.

И с этими словами ты разрезала нити, будто сняла оковы. Боль отступила. Ты поцеловала меня холодными губами, расправила крылья и улетела.

Я отпускаю тебя… Отпускаю, чтобы помнить… Отпускаю, храня тебя внутри себя. Отпускаю, любя. Моя love of my life…


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2020
Свидетельство о публикации №220082200011

Комментарии: http://proza.ru/comments.html?2020/08/22/11