Книга 1

Глава 1

Далеко, на востоке от Запредельных Морей, раскинулся материк Ремел. БОльшую часть материка занимают степи, пустыни и горы. Два солнца освещают материк. Большое Солнце в пустынях Ремела кажется сквозь песчаные вихри кроваво-алым, а Малое Солнце за песчаной пылью и вовсе не различить.

Есть там пустыни, в которых перемежается угольной черноты песок и монолитный, неизвестно как образовавшийся, чёрный камень, который кочевники анги называют Песчаным Камнем. Вряд ли разумно кочевать в малопригодных для жизни Чёрных Песках. но племена ангов искони возвращаются в эти пустыни из всех своих кочевий по материку, потому что в Чёрных Песках живёт благосклонный к ангам бог ЭлИ. Это бог тьмы, войны и смерти.

К западу от скалистых и недосягаемых Заоблачных Хребтов расположены отдельные, ведущие друг с другом междоусобные войны княжества народа лаяр…

Анги со своими верблюдами с незапамятных времён кочевали между Чёрными Песками и степями на севере, называемыми ангами попросту: Долины.

Периодически кочевники снимались с места в Долинах целыми племенами и отправлялись в Чёрные Пески поклониться своему богу Эли. В Чёрных Песках на много переходов вперёд и назад ничего не растёт кроме чахлой, жёсткой Верблюжьей Травы, и, сколько ни кочевали анги по Чёрным Пескам, ни разу не встретили они там ни речки, ни ручейка, ни озерца, ни самого малого оазиса — никакой воды и никакой, кроме Верблюжьей Травы, растительности.  Жилистые, выносливые двугорбые верблюды прекрасно подходили для таких кочевий. Впрочем, и в Чёрных Песках ангам и их верблюдам надо было что-нибудь пить, и анги знали, как добыть воду из воздуха. Когда анги останавливались в Чёрных Песках стоянкой, жрецы огораживали верблюжьими шкурами своеобразный бассейн, и оставляли на ночь в этом бассейне свои абсорбирующие воду старинные мистические амулеты; наутро бассейн бывал полон.   


Под самым боком у одного из княжеств лаяр кочевали в тучных травою Долинах и граничащих с ними Чёрных Песках некоторые племена ангов. В Долинах эти племена откармливали и отпаивали своих верблюдов между кочевьями по Чёрным Пескам. С лаяр анги то торговали, то грабили лаяр военными набегами. Во время грабежей анги брали у лаяр золотые нити — разменную монету среди лаяр и ангов. Этими нитями потом, после очередного перемирия, расплачивались при торговле с теми же лаяр — покупали одежду, предметы быта. У самих ангов всё, что было произведено ими самостоятельно, производилось из верблюжьей шерсти, да ещё из красной глины Предгорий; или вытачивалось из Песчаного Камня. Двумя священными вещами были для ангов из поколения в поколение передававшиеся ковры и большие, в каждой семье хранившиеся слитки золота — как своим коврам, так и своему золоту анги придавали магическое значение. Кроме золота в слитках, море золота было в ушах и на запястьях чёрных женщин ангов, в ушах и на поясах халатов чёрных мужчин — воинов, магов и скотоводов. В поселениях ангов всегда бывало шумно, кальянно, и всё происходила какая-то бестолочь, вечные народные гуляния. Рядом с каждой группой шатров бывало огорожено пространство, в котором воины совершенствовались в одиночном бое на ножах. Ревели верблюды. Носились, поднимая клубы пыли, полуголые чёрные дети.


Во Времена Мутных Лун, когда в Чёрные Пески впервые пришли разрушительные песчаные бури, анги потеряли милость Эли и военную удачу. Лаяр объединились, выставили многотысячное войско — гнедые скакуны, белолицые светловолосые всадники — и стали оттеснять ангов из Долин. Анги ушли в Чёрные Пески — в этих Песках, вотчине Эли, поклонявшиеся Солнечным Богиням лаяр побоялись ангов преследовать.

Периодически у ангов рождались дети-шаманы, анги таких детей называли Шаху. Только недавно научившийся говорить Шаху Крим изрёк Старейшинам волю Эли: сниматься с места и идти через Чёрные Пески на Восход. Старейшины посовещались и отправили туда на Восход в Чёрные Пески трёхсотенный караван разведчиков на верблюдах — небольшое племя со всеми его пожитками. Разведчики должны были выяснить, есть ли за Чёрными Песками иные пригодные для жизни земли. На этот великий поход разведчикам отводилось несколько сотен лун…

Глава 2

Чёрная кочевничья ребятня сгрудилась вокруг сидящей у своего шатра старухи Анхи. Шатёр был крыт коврами с ткаными на коврах сложными чёрно-ало-жёлтыми орнаментами. Старуха куталась поверх выцветших шаровар в длинный, грязный, широким поясом перехваченный халат цветов шатра. Лицо старухи было словно высечено из чёрного Песчаного Камня и обладало морщинами глубокими и рельефными.


Пустынный ветер нёс во время кочевий мелкий злой чёрный песок и частицы жёсткой колючей Верблюжьей Травы. Ветер швырял всё это в лица, набивал под халаты и шаровары. От постоянного соприкосновения с песчаной пылью лица ребятни уже были изрезаны морщинами, и напоминали большие сморщенные черносливины.


Там и здесь по вылощенной ветрами, заваленной внутренностями выпотрошенных верблюдов стоянке ангов были разбросаны высокие ковровые, ало-жёлто-чёрные шатры.



Около некоторых шатров собирались женщины, все в серых шароварах, все в длинных пёстрых, грязных чёрно-ало-жёлтых халатах, все с грязным золотом в ушах и на запястьях. Собравшись, женщины садились перед шатром в круг, прямо в чёрную песчаную пыль, и начинали быстро-быстро, гортанно лопотать, передавая друг другу сплетни. В центре такого круга болтливых кочевничьих кумушек разводился костерок, и булькало привешенное над костерком в казане варево из верблюжатины.

Ребятня собралась, плюхнувшись в пыль, в такой же, как кумушки, круг; только в центре круга, вместо казана на костре, величественно, как древний иероглиф с грязно-золотыми вкраплениями, расположилась старуха Анха.


Анха гортанно рассказывала иногда дерущейся между собой, иногда, для разнообразия, внимательно слушающей ребятне о Великой Древней Прародине. 


Анги, рассказывала Анха, не всегда кочевали, не всегда перегоняли стада злых и тощих верблюдов с места на место. Сотни тысяч лун назад предки ангов жили в больших грубо тёсанных крепостях, и каждый день лицом к лицу общались с Древним Богом Эли. Эли проливал на них свою милость, даруя непоколебимое бесстрашие. Они постоянно присоединяли к Древней Прародине новые земли, забирая из завоёванных земель золотые нити и рабов, подчиняя завоёванные земли премудрой власти Эли…

Анха рассказывала всё это ребятне за одиннадцать лун до того, как высланные вперёд двадцать разведчиков принесли Старейшинам весть о том, что на закатной стороне от стоянки найдены странные пустыни с бурым песком и такими же бурыми тысячелетними грубо тёсанными заброшенными крепостями — точь-в-точь такими, как в легендах о Древних Предках и Эли. На одну из башен в этих крепостях разведчики взошли, и там, на заброшенной башне, старику Ирму будто бы явился сам Эли. Ирм рассказывал, что вдруг он, Ирм, очутился в вихревой тьме; и каркающим голосом, доносившимся в этом тёмном вихре со всех сторон сразу, Эли благословил ангов поселиться в древних крепостях и начать войны с Храш — так называли анги людей, не чтущих Эли.

Старик Ирм был бывалым воином и опытным мистиком. В ловкости, собранности, точности движений он давал фору молодым — поэтому его и взяли в отряд разведчиков. Но после видения на башне Ирм лежал без сил несколько часов.


Глава 3


Княжество лаяр было громадным рукотворным оазисом, обнесённым высокими белыми каменными стенами. Каскады зелени спускались ярусами как будто зелёные покрывала, наброшенные на мир Солнечными Богинями с самогО неба. Чистейшие хрустальные протоки соединяли многочисленные озёра. В озёрах били фонтаны. Лабиринты фигурно подстриженных деревьев перемежались с небольшими увитыми плющом беседками с белыми колоннами — для размышлений и свиданий. Собственно, всё княжество казалось одним большим причудливо выполненным из белого горного мрамора дворцом.

Двадцатилетний наследный принц Белир сидел за работой в своём кабинете.


Белир родился своеобразным. Чего только стоила хотя бы его внешность. Белир был тощ, как скелет, а кожа его была мертвенно-белого цвета. Белир, к тому же, был альбинос: негустые зачёсанные за уши длинные, до плеч, его волосы тоже были белы, как крахмальная скатерть у хорошей хозяйки. Порезом на лице вытянулись в ниточку ярко-алые губы.



В кабинете Белира, также служившем ему спальней, стоял старинный каменный стол с обильно инкрустированным бронзовым подсвечником на этом столе. По дневному времени подсвечник стоял на столе без дела. Белир сидел за столом на резном каменном стуле, весь погружённый в своё занятие: аккуратно, по миллиметру, он наносил тончайшую гравировку на небольшую золотую пластину. Это было его хобби. Кроме гравировки, Белир на досуге ещё бывал занят тем, что ловил и коллекционировал бабочек. Панно с громадными, в ладонь размером, бабочками висели по стенам спальни-кабинета, а на каменных полках этажерок были во множестве выставлены золотые гравированные пластины. (Лаяр всё, что можно сделать из камня, делали из камня: хорошее, годное для производства бытовых предметов дерево -редкость в их краях).

В кабинете Белира были непомерно высокие, где-то там в выси терявшиеся потолки. Белые каменные стены были где завешаны коврами, где выложены мозаикой. Высокие полукруглые витражные окна, распахнутые в каскадами струящийся сад, переливались под солнечными лучами разноцветным слюдяным блеском.

Будь на то воля Белира, ковры, завешивавшие стены его кабинета, были бы ало-чёрно-жёлтыми коврами ангов. Но Белир пока что был не князем, а всего лишь наследным принцем, и пристрастие к древней культуре и тёмной мистике ангов ему приходилось скрывать от своей правящий тётушки. Белир должен был вступить в права наследованья и правления в двадцать  восемь лет (сейчас ему, как уже было сказано выше, было двадцать лет). Потому пока что ковры в кабинете Белира были голубых, золотых и белых цветов, а мозаичные картины по этим стенам изображали сцены жизни и деяний великих Солнечных Богинь, которым поклонялись лаяр.

Неподалёку от рабочего стола Белира располагалось ложе с небольшим бело-голубым балдахином над ним.

Белир с детства рос странным, нелюдимым, погружённым в себя ребёнком. Его никогда не тянуло ни к играм с другими детьми лаяр, ни к служению Солнечным Богиням. Зато бог смерти Эли, тёмный бог ангов, сразу заворожил и заинтересовал Белира. Неизвестно, в какой конкретно момент и каким образом Белир приобщился к культуре и мистике ангов, но с раннего возраста анги стали страстью Белира (несколько отстранённо-холодной, как все его страсти) — наравне с гравировкой по золотым пластинам и коллекционированием бабочек.

Глава 4

В полночь в княжестве лаяр прокричали Первую Стражу.


Обряд Срединного Полнолуния, проводимый ангами неподалёку от крепостной стены княжества, в древнем святилище в Чёрных Песках, должен был начаться, когда у лаяр прокричат Третью Стражу. Там, где у самых крепостных стен начинались Чёрные Пески, начинались и земли, запретные для тех из лаяр, кто истинно и истово веровал в Солнечных Богинь.


Луна заливала спальню-кабинет Белира, играла разноцветными отблесками на мозаиках и витражах.

Белир сносился с ангами регулярно — через свою чернокожую старуху-служанку.

В Первую Стражу Белир погасил свечи на своём рабочем столе и завернулся в сливающийся с ночной тьмой старый бесцветный плащ — такие плащи у лаяр носили разведчики. Плащ принимал цвета местности, по которой разведчик пробирался. 

Белир был приглашён ангами поучаствовать вместе с ними в обряде Срединного Полнолуния. Неслышно, как тень, Белир выскользнул из дворца и, едва касаясь ногами травы, двинулся сложными закоулками к тайному подземному ходу, ведущему из княжества лаяр прямиком в Чёрные Пески.

...Ревели в Чёрных Песках верблюды, далеко по пустыням разносились песни и пляски ангов в честь Полнолуния. Белира повели мимо костров и стоянок, дальше и дальше в пустыню. Целью пути были целые скалы причудливо взгромоздившегося друг на друга Песчаного Камня — там, в расселинах этого камня, обитали используемые ангами для связи на дальних расстояниях летучие мыши-вампиры. Средний размер такой мыши был полголовы взрослого человека. Анги приручили вампиров, которых использовали теперь не только как почту, но и для мистических ритуалов.

Вампиров прикармливали кровью умудрённых годами духовных учителей и детей Шаху. Выпив крови, вампир впрыскивал в рану своей «жертве» небольшую порцию особого яда, который в кратковременной перспективе вводил «жертву» в глубокий транс, а в долговременной повышал мистические способности «жертвы».

Анги вытачивали из Песчаного Камня сложные свистки. Если подуть в такой свисток, раздавался созывающий вампиров ультразвук.

Между скалистых нагромождений Песчаного Камня Белир увидел застывшее, лаково блестящее в лунном свете озеро. Такие озёра, наполненные не водой, а какой-то тягучей мазутоподобной массой, в Чёрных Песках встречались. Свет луны дробился на идеально гладкой озёрной поверхности.

Забили барабаны, Посвящённые анги расселись вокруг озера кто на корточках, кто прямо на песке. Обряд Срединного Полнолуния, во время которого дети Шаху посвящались богу Эли и делились с ним собственной кровью, начался.

Дети Шаху от рождения отличались бесстрашием, презрением к боли и тяготам жизни бОльшими, чем те, которыми могли похвастаться бывалые воины. Этой ночью пять только начавших говорить Шаху должны были поделиться с богом Эли своей кровью. Обнажённые, сверкающие в лунном свете яркими белками своих глаз, отрешённые, сосредоточенные, Шаху поочерёдно подходили к грубому алтарю, вырубленному из Песчаного Камня. Алтарь был установлен над озером. Быстро просвёркивал в руке Верховного Жреца нож, и кровь из рассечённого предплечья и рассечённой ладони каждого следующего Шаху окропляла мазутоподобную массу, которой, лаково затвердевшей, полно было озеро. При соприкосновении с поверхностью озера кровь Шаху начинала дымиться и испаряться — дым и пар вились мелкими причудливыми синеватыми змейками, Эли принял очередное посвящение. 

Под особенно громкий барабанный грохот и протяжный вопль Верховного Жреца первая часть обряда  кончилась. Наступило время Всеобщего Транса.

Верховный Жрец раздал находящимся в Святилище Посвящённым жевательную смесь. Эта смесь делалась на основе сочных мясистых листьев растущего в Долинах кустарника Эл-Хан. В размолотые в кашицу листья кустарника добавляли кровь Шаху и яд летучих мышей-вампиров, который сцеживали с ранок тех, кто подкармливал вампиров собственной кровью.

Жевали вдумчиво и в молчании, под сменившие барабанный грохот заунывные звуки флейты — флейта на что-то жаловалась луне… Белир сосредоточенно двигал челюстями. Прямой как палка, тощий, посеребрённый лунным светом, он сидел среди других Посвящённых прямо на песке, завернувшись в чёрно-жёлто-алый национальный халат ангов. Что-то, с точки зрения жующего и постепенно впадающего в транс Белира, происходило с лунным светом. Мощными млечными потоками лунный свет начинал литься на Белира то вдруг справа, то вдруг слева, заливал, заполнял сознание. Луна безмолвно, беспонятийно, внелогически говорила с Белиром, и это была речь бога Эли… Вдруг оказывалось, что заполняющую сознание белую туманную млечность льёт не луна, а флейта — и вдруг потом снова становилось понятно, что всё-таки луна…

Сидящие у грубого алтаря пять умащённых блестящими маслами, яростно сияющих чернотой своих тел Шаху тоже жевали. Не жевал и не впадал в транс только Верховный Жрец. Жрец спрятал ритуальный нож за шитый золотом пояс своего халата, и вытащил из-за пояса ульразвуковой свисток для пробуждения и призыва из их обиталищ летучих мышей-вампиров. Обряд Срединного Полнолуния завершался, и в конце его пять маленьких Шаху должны были накормить вампиров своей кровью.

Слетевшиеся на ультразвук вампиры прокусывали плоть Шаху с явственно слышимым клацаньем. Погружённые в транс Шаху были бесстрастны. Белир почувствовал странное и сильное опьянение происходящим.

-И я! — Закричал он со своего места в круге Посвящённых, перекрывая своим криком жалобы флейты. — Я тоже хочу поделиться с Эли своей кровью! Пусть укусят и меня!

Неизвестно, как бы отреагировал на этот крик Белира чтивший традиции Верховный Жрец. Согласно традициям, своей кровью могли делиться с Эли только Шаху и умудрённые годами духовные учителя ангов. Но произошло небывалое: на призыв Белира, не дожидаясь посредничества Верховного Жреца, откликнулись сами вампиры. Большая летучая мышь отделилась от пирующей кровью Шаху стаи, подлетела к Белиру и впилась своими как бритва острыми белыми клыками Белиру в горло. Степень транса-опьянения достигла своего предела, и Белир потерял сознание. Победно прогрохотали завершающие барабаны. Обряд Срединного Полнолуния удался. 

Глава 5

Белиру снилась женщина в коротком приталенном чёрном шелестящем плаще. Плащ походил на сложенные за спиной крылья летучей мыши. Из-под плаща струилась прямая чёрная юбка в пол из того же блестящего на изломах и складках, шелестящего материала, что и плащ. Чёрные, воронова крыла, волосы женщины разлетались вокруг лица короткой асимметричной причёской. Женщина разбойно улыбалась и кивала Белиру благосклонно и понимающе.


Безмолвная улыбающаяся женщина в чёрном приходила к Белиру не только во сне, но и наяву, во время транса. Анги после участия Белира в обряде Срединного Полнолуния поделились с ним своей жевательной смесью.

Полученная от ангов смесь хранилась у Белира в резной шкатулочке, выточенной из Песчаного Камня. Анги оказали Белиру своё особое доверие и расположение, выдав ему на руки смесь — её выдавали только избранным из Посвящённых. Рассветные лучи разными цветами преломлялись сквозь высокие витражные окна, слюдяно мерцали на мозаиках по стенам кабинета-спальни Белира. Проснувшись, Белир зевнул. Длинным, медленным после сна движением он потянулся к стоявшей в изголовье шкатулке. Со скрежетом сдвинул массивную крышку, запустил в шкатулку сложенные щепотью пальцы, отправил себе в рот шмат вызывающей транс смеси.


День обещал быть интересным: это был день-предвкушение. Белир предвкушал тайное ночное собрание-концерт тех из лаяр, которые были увлечены культурой и мистикой ангов.


Собрание должно было проходить в скрытых пещерах, расположенных под дворцовой библиотекой. Лаяр, увлечённые культурой ангов, называли себя обществом «Летучая Мышь». Адепты «Летучей Мыши» обнаружили прятавшиеся под дворцовой библиотекой пещеры совсем недавно, не более года назад. Белир и ещё один лаяр, известный среди адептов «Летучей Мыши» поэт по имени Ривен, копались в тот день в старых архивах библиотеки в надежде найти в этих архивах что-нибудь об Эли; пожелтевшие от времени свитки с причудливо выполненными на них красной и чёрной тушью письменами стояли рядами на каменных полках. Случайно Белир встал на ничем не отличавшуюся от остального пола мраморную плиту. Что-то щёлкнуло, лязгнуло, стена со шкафом отъехала вправо; на месте бывшей стены открылся тёмный, уводящий под землю коридор. Впрочем, откуда-то из-под земли по коридору неравномерно лился молочно-белый свет.


Белир коллекционировал такие вещи: тайны, секреты. Он ничего не рассказал во дворце о своём открытии; велел молчать и Ривену. Своей чтущей Солнечных Богинь правящей дворцовой родне Белир был чужим, и старался лишний раз с этою своею роднёю не соприкасаться и не общаться; тем более не делился он с роднёй своими секретами. Белир и Ривен вернулись в библиотеку тою же ночью. Через пять минут исследований тайный коридор вывел в смежные друг с другом довольно большие сводчатые пещеры. Яркий молочный свет оказался на поверку свечением гроздьями налепленных по каменным чёрным стенам грибов.


-Это же знак и воля Эли, что нам всё это открылось! — Экспрессивно воскликнул Ривен. — Больше не нужно будет всякий раз ломать голову, где в следующий раз собраться!! Вот же готовое место для собраний, прямо под находящимся в самом центре княжества дворцом!! С самой далёкой окраины княжества сюда ходу не более часа, каждому удобно будет добраться!


Эхо гулко и нежило множило возбужденные восклицания Ривена… Белир улыбался.

*
Нынешней ночью «Летучая Мышь» собиралась, чтобы послушать иногда мрачные, иногда таинственные стихи Ривена, а также фантазии на тему обрядовой музыки ангов лютниста с псевдонимом Бесноватый; были и другие, желавшие выступить.

Весьма часто общавшийся с Белиром Ривен увлёкся в последнее время акростихами. У Белира хранилось большое количество автографов Ривена — на новеньких белоснежных бумажных свитках. Свои автографы Ривен тонко, каллиграфически выводил чёрной и кроваво-алой тушью.

Р убин огнями высветит мой дом.
У йдут, вернутся отблески. Споём.
Б ыть как рубин сумеет ли поэт
И песней озарять пространство? Свет
Н а гранях камня… Канет без примет.

— в очередной раз перечитал Белир валявшееся тут же в его изголовье рядом с жевательной смесью последнее — буквально позавчерашнее — произведение Ривена. Хорошо, хорошо начинался день; а ночь после этого дня обещала быть ещё лучше.

Глава 6

Найдя пещеры под дворцовой библиотекой, Белир с Ривеном обустроили их просто: натащили в пещеры ало-чёрно-жёлтых ковров, набрали в небольшие стеклянные колбы светящихся грибов — получились лампы. (Ковры не были оригинальными коврами ангов. Анги, придававшие своим коврам магическое значение и передававшие их по наследству, в чужие руки ковров не отдавали и не продавали.) Собираясь в своём новом пристанище, адепты «Летучей Мыши» располагались кто на корточках, кто сидя прямо на коврах — копировали манеру ангов сидеть на песке во время сборищ.

В клуб «Потайная Пещера» постепенно собирались Посвящённые — так называли себя адепты «Летучей Мыши», позаимствовав у ангов и это самоназвание. Посвящённых должно было этой ночью собраться человек от тридцати до пятидесяти.

Чёрно-ало-желтые ковры были разбросаны по небольшой сводчатой пещере в живописном беспорядке. Входя в пещеру, Посвящённые называли пароль «Величие Эли», и слышали отзыв «Велик Эли среди Ремела». Отзыв нестройным хриплым хором произносили те, кто успел уже собраться, и в разнообразных позах расположиться на коврах. Пароль, собственно, был формальностью: кроме Посвящённых, о пещерах больше никто не знал.

Посвящённые не были одеты в халаты ангов, но ало-чёрно-жёлтые цвета в свободных туниках мужчин и сложных драпировках женщин были предпочтительны. (Лаяр вообще одевались — мужчины — в длинные, в пол, туники; женские драпировки бывали, в смысле длины, тоже варианта «макси», то есть до пола, а в смысле верха — подхватывали своими складками женщин под горло; руки у женщин бывали обнажены по плечи. Как правило, цвета туник и драпировок бывали золотыми, белыми, голубыми, но помешанная на ангах «Летучая Мышь» этой обыкновенной у лаяр расцветке не следовала.) Женщины в «Летучей Мыши» имели обыкновение драпировать также и волосы, заматывая их в чёрно-ало-золотые тюрбаны или покрывая струящимися капюшонами. Так они скрывали свой ненормальный с точки зрения подражательниц ангам светлый цвет волос (все анги были черноволосы). Мужчины махнули на цвет собственных волос рукой.

Первым номером программы ночного собрания было знакомство с новинками творчества культовой для «Летучей Мыши» художницы с псевдонимом Эль-Гах («Избранная Эли» на языке ангов). Художница особым образом лакировала большие белоснежные бумажные листы, так что получался глянцевый блеск. Темами творчества художницы были Смерть, Маскарад, яркая, неправдоподобная реальность Иных Миров, в существование которых она верила непоколебимо. Всё остальное, кроме «Летучей Мыши», княжество лаяр считало художницу сумасшедшей. Как принадлежащая к богеме, Эль-Гах никогда не старалась мимикрировать под добропорядочных лаяр, и внешность имела самую фантастическую не только на собраниях «Летучей Мыши», но и в обыкновенной жизни. Свои светлые короткие волосы она красила в ярко-розовый и ставила дыбом специальными гелями. Ходила она в таких же, как волосы, ярко-розовых туфлях со сверхвозможными каблуками-платформами. Эль-Гах, собираясь на встречу «Летучей Мыши», не стала драпировать собственную причёску, которой она по праву гордилась. Из ушей Эль-Гах свешивались сложные посеребрённые серьги в виде довольно больших черепов.


-Великий Мастер знает, с каким пиететом я отношусь к его работе по возрождению на материке религии ангов, — подобострастно обратилась Эль-Гах к Белиру. — Когда он экзаменовал меня на звание Посвящённой, я было уже предположила, что не переживу экзамена. Столько всего нового пришлось узнать и изложить в ответ на вопросы Великого Мастера. Но, вот, я и Посвящённая — и до сих пор жива. — Эль-Гах тонко улыбнулась губами, накрашенными чёрной помадой. Чёрные тени и подводка вокруг её глаз создавали ощущение, что глаза провалились в глубокие мёртвые ямы.

В руках Эль-Гах, входя в пещеры и называя пароль, держала стопку бумажных листов с глянцевым покрытием — это были её работы. Устроившись где-то примерно по центру пещеры, Эль-Гах полулегла, оперевшись рукой на ковёр, и принялась раздавать интересующимся свои новые работы; каждый из Посвящённых, отсмотрев очередную картину, передавал её дальше по цепочке. Между коврами на камнях были расставлены большие, высотой по колено, стеклянные колбы — лампы со светящимися грибами. Чтобы лучше рассмотреть каждую следующую работу Эль-Гах, Посвящённые брали эти лампы в руки и подносили их к глянцево мерцающим листам с картинами.

На основной на сегодня, программной картине культовой художницы была изображена одна из Пещер — в том состоянии, в котором она находилась, когда Пещеры были только найдены Белиром и Ривеном: ни ковров на камнях, ни ламп между коврами. Смутный зеленоватый свет (его Эль-Гах придумала) туманной болотной дымкой поднимался от чёрного каменного пола, низко нависали чёрные своды, молочно-белым светились грибы . Посреди пещеры Эль-Гах изобразила миниатюрную, в чёрно-ало-жёлтой драпировке, лежащую на полу лаяр. Женщина как будто полуприлегла для светской беседы, как это у лаяр было принято. В руках у женщины был ритуальный нож ангов, и струилась в зеленоватую дымку и на чёрные камни кровь из взрезанных вен на левой руке.



Картина получила всеобщее одобрение.


Эль-Гах снова собрала свои отсмотренные собравшимися картины. С этими картинами в руках, держа их перед собой как нотные записи, художница вышла на середину пещеры, чтобы петь для собравшихся. В эту ночь в клубе собрался своего рода стихийный ансамбль: увлекавшийся этническими мотивами ангов лютнист и композитор Бесноватый, солирующая голосом Эль-Гах, несколько исполнителей, специализировавшихся по бубнам и барабанам. (Громадные бубны и барабаны тут же прикатили из смежной пещеры.) Написал музыку, которую предстояло исполнять ансамблю, Бесноватый.


Эта ночь определённо стала триумфом Эль-Гах: не только её картины, но и её партию солистки в этнических фантазиях Бесноватого публика приняла на «ура». Обладая мощнейшим высоким голосом, Эль-Гах периодически участвовала в чужих музыкальных композициях. Ведя своё соло, она в этот раз повышала и повышала голос, чуть не сводя его на ультразвук. От особенно высокой вибрации со стен даже осыпалась кое-где мелкая чёрная каменная крошка…

Глава 7

Проснувшись, Белир полулежал в своём кабинете-спальне на ложе под бело-голубым балдахином и мрачно вспоминал своё детство — школьные годы. Вспоминал себя в восьмилетнем возрасте. Сознание Белира заполнял большой, в ладонь величиной, перезрело-мягкий, жёлтый с коричневыми проплешинами, истекающий сладким соком плод дерева кулай.

В то зимнее утро восьмилетний Белир с неохотой продрал глаза. За окнами было ещё черно застывшей чернотой стужи месяца Кабр — самого морозного зимнего месяца. «Ну ещё пару минуточек поспать», слабым со сна голосом уговаривал расталкивающего его слугу Белир. «Ну ещё пару минуточек», по инерции лепетал Белир, втискиваясь в утеплённый по-зимнему вариант туники, натягивая под тунику шерстяные колготы. «Ну ещё пару минуточек»… Слуга уже раздирал расчёской свалявшиеся во сне колтуном негустые белоснежные волосы Белира. На обеденном столе ждала Белира жидкая, разваренная, отвратительная каша.

Белир чувствовал себя маленьким, ничего не значащим в этой комнате, в этом княжестве, в громадной, с потолками-аркадами, школе, куда ему предстояло сейчас отправиться. Над парадным входом в школу были мозаикой выложены Солнечные Богини — старшая Лаума и младшая Лайна. Богини призывали к скромности и трудолюбию. Всякий раз, когда Белир, подходя к школе, видел над входом священное изображение, его пронизывала острая и отчаянная ненависть к Богиням.

Тем утром Белир, как обычно, собирал в школу свой холщовый мешок со свитками и пишущими принадлежностями. Слуга завернул Белиру в школу этот самый, долго не выходивший после из памяти Белира, плод дерева кулай. Кулай затерялся где-то в мешке, Белир забыл о нём в школе. Вернувшись домой, Белир обнаружил беду — липкий, переспевший кулай оказался раздавлен в мешке между школьными свитками, свитки расквасились и пошли коричнево-жёлтыми потёками; Белира затошнило, когда он открыл дома в детской свой школьный мешок.

Это запомнилось, потому что такую же, разве что послабее, тошноту Белир испытывал от жизни вообще. От отвратительной разваренной каши по утрам, от необходимости зубрить в школе бесконечные даты и глаголы, от скромности и трудолюбия, которым учили его на уроках богословия.

«Так будет всю жизнь», тупо, ненавидяще думал Белир, «каждое утро, каждый день, каждый вечер. Расчёска, колготы, каша, изображение Богинь над школьным входом. Каждый день, дважды, утром и вечером, одна и та же изгибающаяся  улица — утром идёшь по улице в школу, вечером возвращаешься по улице во дворец. Вернувшись во дворец, смотришь на улицу из окна».

Думая это, сидящий вечером в детской Белир действительно смотрел в окно, на заснеженную улицу. Улица неподвижно застыла в морозной дымке. Улица была расчерчена узорной решёткой на окнах, заставлена комнатными цветами. Белир ненавидел улицу. Сидел, неподвижно уставясь сквозь решётку и час, и два, и три часа неподвижно. Сидел и ненавидел.

Теперь уж Белиру было двадцать лет... И было лето. На следующий день после собрания «Летучей Мыши» Белиру пришлось идти на обязательную еженедельную аудиенцию к магистру рыцрского Ордена Солнечных Богинь Кирфу.

По широким мраморным ступеням Белир вышел из внутрихрамовых покоев — резиденции Кирфа.

Белиру казалось, что он в бреду не менее тяжёлом, чем бред, вызываемый чёрной пустынной лихорадкой. У Белира черно мутилось сознание, он с трудом различал левую и правую стороны, сверкающий на солнце фонтан внутреннего двора.

Только что покинутая Белиром резиденция роскошно была обставлена причудливо выполненными каменными предметами мебели, застелена бело-голубыми коврами, покрывалами; бело-голубыми занавесями завешена. Обувь идущего по коврам по щиколотку утопала в ворсе, и утопал в бесчисленных мягких покрывалах восседающий на низком каменном кресле старый магистр. Лицом старик походил на бульдога. Сложные складки обвисли от нездоровой роскошной жизни под его глазами, колыхался над его ритуальной драпировкой студнеобразный, складчатый тройной подбородок; редкие волосы на его полуголом черепе совсем почти повыпадали от дряхлости.


Дорогая шитая золотом драпировка, в которую закутан был старик, была обычная драпировка Ордена: все рыцари облачались как во время отправления культа, так и в быту, в драпировки, подобные тем, которые носили женщины лаяр. Отличие рыцарской драпировки от женской заключалось в том, что руки рыцарей не были обнажены — они бывали скрыты длинными широкими рукавами. На ногах у магистра, вместо обычных у лаяр летних сложно переплетённых доходящими до колен ремешками сандалий, красовались своеобразные шитые золотом домашние туфли с острыми загнутыми кверху носами.


Все манеры и повадки магистра были мелки, суетливы, он как будто жиденько подсмеивались над Солнечными Богинями и собеседником.

Магистр Кирф был дрянь.

С тех пор, как Белир употреблял жевательную смесь ангов, с ним случались внезапные «вспышки сознания», во время которых он видел скрытую суть человека. Основным побуждением магистра, понял Белир во время одной из таких «вспышек», было доказать себе и собеседнику, что собеседник — такое же подлое, трусливое ничтожество, каким был сам магистр. Магистр боялся всего: перипетий по служебной линии, некомфортного существования, смерти. Рыцарей Ордена он приближал к себе на основе шантажа. Магистр окружал себя только теми рыцарями, которые обладали тайными пороками. О тайных пороках своих приближённых магистр был осведомлён, этой-то своей осведомлённостью он их и шантажировал.


С покинувшим резиденцию магистра Белиром снова произошла «вспышка сознания». Во время этой вспышки Белир очень ясно, зримо увидел, как чёрный песок восточных пустынь врывается волнами в княжество, заметает внутренний двор резиденции, фонтан, саму резиденцию и паука-магистра. Белир встряхнул головой; видение пропало.

Трусость, подлость магистра вызывала у Белира эстетическое отвращение. Магистр представлялся Белиру чудовищем из параллельного мира, каким-то гротескным, не существующим в реальности образом. Что-то было об этом в поэзии Ривена… О людях-демонах, утративших человеческих образ и превратившихся в зловещую карикатуру на самих себя.

Эли и его последователи анги не были для Белира такими демонами. Бог мрака и смерти Эли своими мрачными, требующими от Посвящённых невозмутимости и стойкости обрядами как будто срывал с дневного мира уродливые покровы, возвращая всё в первозданный Хаос. Вернувшись в Хаос, в древнее противостояние Хаоса и человека, Смерти и человека, можно было начать всё с чистого листа. Можно было начать мечтать, добиваться, воевать. Жевательной смесью ангов и вызываемым ею трансом Белир гнал изо рта привкус чего-то гнилостного, распространяемого вокруг себя магистром Кирфом и его рыцарями, гнал из сознания мерещившиеся ему после аудиенций у магистра мелкое, идиотическое подхихикиванье.

Снова вспомнилась Белиру программная картина Эль-Гах, с умирающей на полу пещеры, вскрывшей себе вены лаяр. Героиня картины погибала чистой. Смерть её, в которой внятно было присутствие тут же рядом Эли, очищала её сознание от той пошлости, которой пронизана была для Белира религия Солнечных Богинь.

Взять опять ту же Эль-Гах. Как она пела на последнем собрании «Летучей Мыши» — всё повышая и повышая голос — до ультразвука. Ультразвук прорезАл пространство пещеры, и сыпалась со стен пещеры чёрная каменная крошка. Ультразвук был, может быть, самой Смертью; был, может, скальпелем, который прорежет накинутое на очередной день в княжестве лаяр обманное солнечное покрывало, вернёт всё обратно к древнему Хаосу. В этом Хаосе, во Тьме, подлость, подхихикиванье магистра и рыцарей распадётся на звёзды, погаснет вспыхнувшими на ветру искрами.


Глава 8

Шестнадцатилетний, научившийся уже презрительно отстраняться от Богинь и жизни Белир в тот раз пошёл ловить бабочек в неурочное утреннее время. Позавтракал фруктовым салатом, собрался, и. захватив сачок, отправился в сад.

Постепенно Белир отвоёвывал себе у дворцового распорядка, своей правящей тётки, вообще у мира Солнечных Богинь — своё собственное жизненное пространство. В шестнадцать лет Белир распрощался с опостылевшей детской, перебравшись жить в спальню-кабинет; уволил своего бывшего слугу и нанял на его место чернокожую старуху Лимху; сменил повара. (Несчастливая ежеутренняя эпопея с отвратительно разваренной кашей кончилась таким образом для Белира.)

Но в то утро Белиру не пришлось спокойно половить бабочек. Как-то сначала интуитивно, шестым чувством, гулявший по саду Белир ощутил общий переполох. И действительно: обернувшись назад, Белир увидел, что из дворца выбегают какие-то лаяр, другие вбегают во дворец. Послышались тревожные сигнальные рожки дворцовой охраны. Люди бегали и суетились явно вокруг и внутри кабинета-спальни Белира… Белир поморщился. Он не любил, когда в его комнате лазали посторонние. Надо было возвращаться и выяснять, что случилось.

Случилась какая-то катастрофа, понял остановившийся на пороге своих покоев Белир. От кресла и стола осталась каменная крошка и мелкие уродливые обломки, беспорядочно усеявшие комнату Белира. Каменные этажерки вдоль стен были выворочены из своих мест. Некогда любовно расставленные Белиром, а теперь повреждённые, золотые пластины с нанесённой на них гравировкой валялись как попало среди обломков камня. Потрясённые охранники бродили среди этого по-новому организованного интерьера и не знали, за что приняться. Всё это вместе оказалось последствиями взрыва: не удавшегося покушения на Белира.

Тою же ночью старуха Лимха сманила Белира из ненавистного ему дворца в Чёрные Пески — на его первую встречу с ангами. Анги встретили его звоном бубнов, боем барабанов, жалобами флейт, и провели прямо к Верховному Жрецу. На ломаном языке лаяр величественно возвышавшийся над чёрным каменным алтарём — сам такой же чёрный, как алтарь — закутанный в ритуальный халат ангов Верховный Жрец обещал Белиру поддержку и покровительство Эли. Жрец был огромный, музыкальные инструменты ангов звучали громко, чёрный песок и грубо высеченное из Песчаного Камня святилище были залиты ирреально струившимся лунным светом. Это был иной мир, и никакого признака присутствия Солнечных Богинь в этом мире не было.


Несколько ночей спустя Белир снова находился в святилище. Настала очередь Белира коверкать речь: произнесение ритуального текста на языке ангов давалось ему тяжело. Обнажённый Белир был неестественно бел, и выглядел в лунном свете особенно тощим. Положив руку на ритуальный нож ангов и повторяя за Жрецом магические формулы, Белир принимал посвящение богу Эли.


Глава 9

Будущая культовая художница «Летучей Мыши» Эль-Гах сидела вечером при свечах в своей комнате. Настоящее имя Эль-Гах было Карин.

Карин творила по вечерам и по ночам. В тот вечер она создавала специальными красками на довольно большой металлической пластине образ младшей Солнечной Богини — Лайны. Картина Карин была тёмной, решённой в мрачных синих тонах. Лайна получалась явно апокрифическая: со странно, болезненно удлинённым лицом, громадными провалившимися в чёрные ямы глазами, порезом тонкого рта. В ниточку сложенные губы Лайны были единственным в картине ярко-алым акцентом. Волосы Лайны были покрыты чернильно-синим капюшоном так, как, знала Карин от знакомых, драпируют свои светлые волосы на тайных собраниях женщины-лаяр, увлечённые культурой и мистикой ангов.


Чернильно-синий капюшон, чёрные провалы глаз, ярко-алый поррез тонких губ. Лайна на картине Карин завораживала, потрясала воображение. Порез ярко-алого рта Карин списала с Белира.


Как и прочие обеспеченные лаяр, Карин с матерью жили в небольшой уютной усадьбе с фронтонами и колоннадами — неподалёку от Дворцовой Площади и Дворца. На своих приусадебных участках некоторые разворачивали небольшое сельское хозяйство с огородами, овцами, козами, гусями и утками. Другие, как семья Карин, не утруждали себя и всю свою землю отдавали под сад. Такие усадьбы составляли центральную часть княжества, самую обширную. По окраинам же лепились типовые «многоэтажки» — 3-4 этажа. Там, в тесных гранитных коробках, гнездились нищие, люди без определённого занятия в жизни. Они батрачили то здесь, то там на подсобных работах, и получали скудные дотации от государства. Обеспеченные лаяр старались не замечать весь этот сброд, им и в голову не приходило считаться с этими людьми.


Мать Карин Кайна работала в школе, в которой учился Белир. Ему, как и Карин, как раз стукнуло 16 лет. Кайна преподавала для старшеклассников язык ангов — ведь надо знать язык своего врага. Начавший с этого года учиться у неё Белир быстро стал любимым учеником; через полгода он был введён в дом Кайны, познакомился там с Карин. Молодые люди были очарованы ангами. Белир нашёл в доме Кайны массу недоступной ему ранее литературы по ангам. Сам Белир к тому времени уже через посредничество собственной служанки встречался периодически с ангами в Чёрных Песках. Он об этом, общаясь с Карин, конечно, молчал пока — но будущая Эль-Гах чувствовала за плечами Белира какую-то зловещую, притягательную тайну.

В доме Карин бесконечно пировали близкие и дальние родственники, бывало весело и разнообразно. Карин с детства привыкла к многочисленной родне и совсем не задавалась вопросом об отце. Мать свою дочь обожала, старалась всячески раскрыть и развить её таланты. Карин платила матери ответным обожанием. Лет с шести мать водила будущую Эль-Гах на изобразительное искусство, пластический танец, игру на лютне, пение.

Достаточно быстро выяснилось, что более всего Карин склоняется к художественному творчеству. В 10 лет Карин приняли в общеобразовательную школу с художественным уклоном — при Академии Фольклора и Прикладных Искусств.

...Шестнадцатилетняя Карин задумчиво сидела у себя в художественной школе на уроке богословия… Рыцарский Орден Солнечных Богинь во главе со своим магистром Кирфом чутко следил за религиозным воспитанием будущих художников. Карин была здесь и не здесь: скашивала глаза на утренний медленно падающий в окне снег, небрежными движениями поправляла свою светлую, разлетающуюся шапку волос, разглядывала собственные немилосердно обкромсанные, с полуслезшим чёрно-синим  лаком ногти. Несмотря на все усилия Ордена по религиозному воспитанию творческой молодёжи, читающая лекцию профессорша богословия чувствовала, что здесь у творческих людей она в гостях, притом что в гости её не ждали.


Профессорша богословия напоминала древнюю черепаху. Её длинная, старая, торчащая из-под бело-голубой драпировки шея вся была в грубых складках, и в таких же складках было её лицо, голова была лысой. Профессорша гордилась своей профессорской степенью, которую она получила, всю жизнь копаясь во фразах и знаках препинания священных текстов, в не имеющих никакого приложения к реальности богословских логических построениях по поводу этих текстов. В материале, который она излагала сухо и с апломбом, творческая молодёжь не понимала ни одного слова. С портретов по стенам учебной залы сахарно улыбались сёстры-Солнечные Богини: старшая Лаума и младшая Лайна. Карин мутило от этих слащавых образов. Чтобы что-то противопоставить тошнотворному впечатлению от портретов на стенах Залы, в которой учащиеся слушали курс богословия, Карин и принялась создавать по ночам при свечах свой апокрифический образ Лайны.

Беломраморное здание школы было одноэтажным. Внутри строения располагались сообщавшиеся между собой просторные залы с высокими сводчатыми потолками, с полукруглыми застеклёнными окнами. В Залах для практических занятий по изобразительному искусству посреди каждой из зал стоял громадный резной мраморный круглый стол, вокруг стола — резные мраморные скамейки. В Залах для теоретических занятий скамейки стояли так же, по кругу, но в центре круга скамеек помещался не стол, а наставник — вот как, например. эта профессорша богословия. час занятий в обиходе лаяр назывался лакх: утренний лакх, полуденный лакх, послеполуденный лакх, в учебном дне бывало, как правило, три этих лакха. О начале каждого лакха учащихся оповещал громкий и медитативный удар гонга.

Карин подавляла зевки на лакхе по богословию и мечтала о следующем практическом лакхе, по начертанию илинических шрифтов — Карин нравилось обмакивать в разноцветную тушь тонкие кисточки и выводить на бумаге илины.

Глава 10

Деревья, кустарники поглощали наносимую в княжество из Чёрных Песков пыль; поэтому в основной, центральной части княжества, с её бесконечными садами и парками, пыли не было. Но на окраинах среди трущоб росла только чахлая, охряная, высушиваемая летним жаром, вымораживаемая зимними холодами трава. Чахлая трава, кривые улочки между щерящимися по обеим сторонам таких улочек трёх-четырёхэтажными гранитными коробками… Окна в большинстве трущоб, в незапамятные времена застеклённые, теперь почти все были выбиты. Кое-как, по причине зимних холодов, они были законопачены подручными материалами, в основном грязной полупрозрачной плёнкой вроде полиэтилена — её лаяр делали на основе мраморной крошки.


Высокий. костлявый, высушенный солнцем, иссечённый пылевыми вихрями мужчина с уныло обвисшими давно не стриженными светлыми волосами толкал по одной из таких улочек тележку, гружёную поломанной, пришедшей в негодность металлической мебелью — дерева, пригодного хоть для бытовых изделий, хоть для строительства, в княжестве не было. Тележка поскрипывала покривившейся осью, скрип этот напоминал монотонные, бесконечно повторяющиеся жалобы. Мужчина был Бран, отец Карин.


Бран был профессиональный революционер. Он ушёл в революцию, не окончив университета, и с тех пор в этой революции пребывал. С матерью Карин Кайной Бран когда-то сошёлся на почве общего интереса к культуре ангов. Но вскоре после этого он заскучал, обозвал Кайну добропорядочной мещанкой и скрылся из дома Кайны в неизвестном Кайне направлении… В направлении, Кайне не известном, а нам известном: Бран перебрался в трущобы ради революционной работы с массами.

С тех пор уже двадцать лет — Карин и Белир успели вырасти, закончить один университет, другая Академию Фольклора — Бран жил в трущобах тем, что собирал по домам пришедшую в негодность мебель, и, починив её и облагородив, продавал свои отреставрированные предметы обихода обеспеченным лаяр, жившим в центральной части княжества.

Тележка в очередной раз истошно скрипнула, всхлипнула и остановилась. Брана окружал несколько отдалённый от четырёхэтажных гранитных строений ближайшей улочки, по щиколотку занесённый чёрной пылью пустырь. Это было место работы Брана — мелкие работы он проводил на сравнительно  свежем воздухе. Более основательные манипуляции с предметами обихода Бран выполнял у себя дома: свою комнатушку на первом этаже гранитной четырёхэтажной развалины Бран оборудовал специальным станком.

Свои изделия и инструменты для мелких работ Бран рассредоточил прямо на пустыре. Воровства не боялся: проживающими в трущобах давно владела апатия, нельзя было понять, так они странно, без интереса, жили, или так они с какого-то времени медленно умирали. Все заботы Брана по сохранению инструментов и мебельных калек, которым он дарил вторую жизнь, заключалась в том, что, уходя, он накрывал всё это вездесущей грязной полупрозрачной плёнкой — на случай дождя.


На пустыре стояла кособокая, тоже выброшенная кем-то из жителей, чёрная металлическая скамеечка. Бран вывалил собранный им сегодня лом из в очередной раз всхлипнувшей тележки прямо в пыль, и, опустившись на скамеечку, приладился со своей стамеской к полке для посуды.

Бран давно понял, что ни на какую революцию полуживые жители трущоб подниматься не собираются. Он, впрочем, сошёлся с ангами, регулярно бывая — всё по ночам — в Чёрных Песках, беседуя с Верховным Жрецом. Зимнее время Бран и вовсе проводил в Чёрных Песках, в выделенном ему ангами особом шатре. Анги переодевались зимой в утеплённые по-зимнему красно-жёлто-чёрные халаты, накрывали загоняемых в стойла верблюдов шерстяными — из верблюжьей же шерсти — накидками и покрывалами. Колючая белая позёмка, смешанная с такой же колючей чёрной песчаной пылью, ходила из конца в конец всего того пустынного пространства, которое можно было окинуть взглядом…

Верховный Жрец говорил Брану, что торопиться не надо. Шестьдесят пять лун назад одно из племён ангов ушло на восток в поисках иных пригодных для жизни земель. Двенадцать лун назад с почтой летучих мышей пришло известие, что найдены на востоке Бурые Пустыни с заброшенными крепостями посреди них, и Эли благословил селиться и укрепляться в этих крепостях. Среди ангов ходили слухи, что заброшенные крепости в Бурых Пустынях — древнее Место Силы, место, в котором Эли являл — и явит ещё — особое своё могущество. Верховный Жрец обещал Брану, что в Бурых Пустынях будут проведены особые обряды — и эти обряды, среди всего прочего, вдохнут новую жизнь в жителей трущоб, побудят их, из революционных соображений, соединиться с ангами и напасть на княжество. «Каждый, кто к нам присоединится, получит у ангов свой собственный шатёр, женщину и верблюда», — обещал Брану Верховный Жрец.


Глава 11

Летели над эльфийским градом Лендоном невероятные, совершенно безумных форм, ярко-разноцветные облака. Два каких-то придурка яростно дрались у фонтана на шпагах – у фонтана, светлой струёй льющегося из пасти чёрного, изваянного посередине фонтанного бассейна дельфина. Вода обрывалась в бассейн с грохотом и пеной, возникали и пропадали среди взвеси брызг маленькие радуги. Облака неслись страшно низко, на скорости вроде той, какую развивают на скачках лошади.

Король эльфов Фирн сидел за рабочим столом в своём кабинете и смотрел в окно — на дерущихся под окном придурков. 

На руке короля эльфов горело кольцо с бриллиантом очень странной огранки, в бриллиант было вправлено миниатюрное, точёное, очень подробное изображение розы – можно было различить точку металлического блеска на кончике каждого шипа; различимы были мельчайшие прожилки и тональные переходы на листьях. Давно говорили, что бриллианты можно теперь выращивать, причём не худшего качества, чем природные камни. 

Король вычитал в старых манускриптах о кольце одного великого эльфийского мистика и воина. Кольцо это было подарено воину богами, и, неизвестно каким образом, в камень подаренного богами воину кольца было вправлено такое вот изображение розы. Обожающий старинные легенды Король загорелся иметь кольцо такое же, какое было у древнего воина, и ювелиры предложили ему искусственно вырастить бриллиант для кольца — как вправить изображение розы в природный бриллиант, никто придумать не мог. Бриллиант вырастили; и теперь Король всегда носил своё вычитанное в древних манускриптах, вымечтанное кольцо, на которое нет-нет, да поглядывал с глубоким удовлетворением. Преломлялся в искусственном бриллианте свет вечерних свечей. Преломившись, свет рассыпался бликами.

Широкие, в рамах с ненавязчивой резьбой на них, окна рабочего кабинета короля Фирна выходили, как уже было сказано, как раз на фонтан с дельфином и придурками-дуэлянтами. Король задумчиво смотрел на чуть менее чёткие, чем когда фехтуют в трезвом состоянии, выпады, и всё размышлял, не спуститься ли ему к фонтану и не надрать ли уродам уши. Спускаться к фонтану было лень. Один из дерущихся свалился в фонтан, правила фехтования, очевидно, вылетели из его башки напрочь, и он продолжал теперь отмахиваться от наскакивающего противника точно так, как отмахиваются полотенцем от надоедливой мухи. За дверью кабинета, в коридоре, стал слышаться нарастающий невнятный бубнёж. Достигнув предельной громкости, бубнёж стал, удаляясь, стихать, и наконец исчез совсем. Это бродил по коридорам штатный королевский поэт.


Король просидел в кабинете до ночи, занимаясь какой-то мелкой бумажной работой. Взошла луна, странными переливами и градациями света осветила фонтан с дельфином, небольшую площадь вокруг фонтана. Мистически светилась высокая астрологическая башня, что напротив дворца. В башне по ночам колдовала королевская дочь, имевшая какие-то странные новомодные магические теории и мечтающая их доказать. Лошадка чья-то процокала, стук копыт троящимся лунным серебром рассЫпался по переулку. Король чему-то кивнул сам себе и вышел из кабинета.


Глава 12

В описанный незаметно перешедший в полночь и далее продолжавшийся уже заполночь вечер Король не начинал новой дипломатической переписки. Необходимость начать эту переписку висела над Королём, отравляя его ленивое мечтательное настроение. Начинать эту сложную, важную переписку в тот вечер не хотелось. Король пошёл на сделку с собственной совестью: мелкие бумажные дела ведь тоже все надо было закончить — а проклятая переписка пусть подождёт до следующего вечера.

Эльфийский град Лендон был надёжно укрыт в неприступных горах и мало общался с внешним миром — но всё-таки общался.

На граничащих с горами равнинах — в бесплодных пустынях с бурым песком и монументальными древними строениями (храмами и крепостями) из такого же, как песок, бурого камня, в последние годы развернулась небывалая активность.

Не один только Король эльфийского града Лендона  зачитывался древними сказаниями о богах и героях. Внешние по отношению к скрытому в горах эльфийскому граду Лендону новояленные герои и воины из расы людей древними легендами тоже увлекались.


Король Фирн не разобрался толком, откуда перекочевали в Бурые Пустыни населившие их в последние годы люди. Но люди эти перекочевали не только сами физически, но и принесли с собою свои соображения и легенды. Легенды об Эли — Едином Боге, мощной мистической силе. Эли наделял своей силой поклонявшихся ему адептов и делал их неустрашимыми в бою, а в мирное время помогал не пропасть в мелком быте, поскольку поклоняющиеся всегда чувствовали свою Великую Духовность и Избранность.


Всё бы ничего, если б этот Эли не вознамерился — с незапамятных времён ещё — править миром. Теперь новые его адепты нападали на соседей, уничтожая чужую культуру и мистику, и везде пытаясь внедрить поклонение этому своему Эли. На эльфов Лендона кочевники нападать пока не намеревались, они хотели торговать: прежде всего, в Бурых Пустынях не было пищи для их верблюдов. Кроме того, с пятого на десятое выучившие язык эльфов кочевники предлагали обменяться религиозным опытом и мистическими откровениями. В Лендоне язык кочевников тоже учили в последнее время.

Король в тот вечер, закончив мелкие свои канцелярские дела, ещё некоторое время пошелестел бумагами с подробными справками о кочевниках, готовясь завтра приняться за дипломатическую переписку с ними…

Глава 13

Бессмертные, не стареющие эльфы сами себе выбирали тот возраст, на который себя ощущали. Королю Фирну было сорок пять лет, его дочери Элеоноре двадцать, отцу Фирна, несколько сотен лет назад отошедшему от дел бывшему Королю Куолу — сто. Жена короля Фирна, тридцатилетняя Мериам, какое-то время назад уехала из Лендона путешествовать и обратно не вернулась — бесследно пропала где-то в горах.

Отошедший от дел бывший Король Куол, реальный возраст которого был несколько тысяч лет, с годами, похоже, впал в род маразма — или, во всяком случае, был большим оригиналом. Он удалился в закрытые от посетителей покои на краю королевства, и из этих своих покоев давно уже никуда не выходил. Дни свои он проводил за единственным занятием: бормотал плохо срифмованные стихи собственного сочинения, наигрывая при этом на лютне.


Был он громаден, космат и сед, одевался эпатажно, посетителей не любил. Вряд ли стоит, думал Король Фирн, обращаться к тихо выживающему из ума отцу с расспросами о новых кочевниках — ангах, и о постепенно прогоняющих ангов с их обжитых земель каких-то «лаяр». Но разузнать обо всём этом было надо, и Король поручил придворному библиотекарю, тоже, как бывший Король, большому оригиналу, но всё же пока остававшемуся в своём уме Хранителю Кристаллов Информации Эльну подобрать материалы об ангах и лаяр.


Король Фирн начал просматривать эти подобранные для него Эльном информационные кристаллы со сведений о лаяр. (После сложной активации каждый такой кристалл начинал показывать что-то вроде фильма, проектируя изображение на специально завешенную белым стену. К некоторым кристаллам прилагались также рукописи.) Лаяр оказались довольно большим народом далеко на западе материка. Эльфы, позже мигрировавшие значительно восточнее и основавшие в неприступных для врага горах королевство Лендон — семь тысячелетий назад эльфы пересекались с этими лаяр (как, собственно, и с ангами). Взаимодействие с эльфами оказало на лаяр определяющее воздействие.


Тогда, семь тысяч лет назал, лаяр были рабами ангов и Эли, жили кое-как и кое-где, впроголодь, в постоянном страхе за свою жизнь. Эльфы пожалели лаяр. От эльфов к лаяр с просветительской миссией пришли целительницы-сёстры, старшая Лаума и младшая Лайна — лаяр назвали их Солнечными Богинями. Лаяр полагали, что сёстры спустились к ним с Большого Солнца, Лаума и Лайна не стали их разубеждать. В свою просветительскую миссию Лаума и Лайна сманили и некоторое количество других эльфов. Эльфы, под предводительством Лаумы и Лайны, дали лаяр новую медицину, новую мистику, обучили ремёслам и архитектуре; именно в то время у лаяр сложилась государственность.


Однажды анги напали на опорный пункт лаяр в Долинах. Там в этом опорном пункте Лаума и Лайна как раз собрали совещание приведённых к лаяр с просветительской миссией эльфов — были собраны все тридцать пять Наставников. Стражу лаяр в опорном пункте анги тогда перебили. Эльфы избежали пленения издревле известным им способом: развоплотились. Король Фирн видел на белом экране прекрасных, скорбных, худых и высоких эльфов. Вокруг эльфов закружилось радужное свечение, как будто мириады сверкающих бабочек начали порхать вокруг них… ...фигурки эльфов медленно истаяли, и вот уже только клонились к земле тучные травы Долин, а эльфов среди трав не было… Над Долинами нависали готовые пролиться дождём низкие кучевые облака.


«И вот теперь эти анги с их Эли снова у нас на границе», — думал уставший от штудирования кристаллов и свитков Король Фирн. — «Впрочем, что нам теперь с ними делить? И дочь туда рвётся, в их Бурые Пустыни, участвовать в обрядах и обмениваться мистико-философским опытом...»

Глава 14

Дочь Короля Фирна Элеонора собиралась отправиться в Бурые Пустыни, чтобы участвовать в особом обряде. Анги планировали этим обрядом вернуть Эли его былую мощь, утвердить власть Эли на материке. На сравнительно небольшие расстояния эльфы перемещались верхом на грифонах. Народ грифонов обитал на неприступных горных вершинах неподалёку от королевства Лендон. Яростные в бою, свободолюбивые, грифоны подчинялись только эльфам Лендона — по какой-то не рассуждающе вспыхнувшей симпатии между двумя народами.

Элеонора вышла на площадь перед дворцом — ту самую, с фонтаном-дельфином; вызвала заклинанием короля грифонов Верна, верхом на котором обычно летала. Верн и эльфийка дружили, встречаясь на досуге, часами играли друг с другом в нарды; или, тоже часами и далеко заполночь просиживая с эльфийкой, Верн рассказывал легенды и мифы своего народа.

Через пятнадцать минут после того, как эльфийка сотворила заклинание-призыв, грифон, сделав несколько кругов почёта над дворцом, тяжело приземлился рядом с фонтаном на площади. Верну было 300 лет, по меркам грифонов он стоял на пороге пожилого возраста, и скоро, часто жаловался Верн эльфийке, ей придётся уже выбрать себе другого «коня»: полёты с Элеонорой на спине уже давались Верну труднее, чем раньше.

Мощные львиные лапы грифона скребли дворцовую площадь, крылья отливали золотом, оперение орлиной головы с хищно загнутым клювом было иссиня-черно. На голове грифона тусклым серебряным светом светилась диадема с ясно сияющим рубином.

Эльфийка была одета в дорожный брючный костюм чёрно-ало-жёлтой расцветки ангов, ей шло. Свои роскошные длинные чёрные волосы Элеонора заплела в многочисленные косы; косы были сложно уложены вокруг головы.


До Бурых Пустынь летели полдня (обычными земными дорогами пришлось бы добираться неделю.) Верн ссадил Элеонору внутри одной из обжитых ангами крепостей.

Старейшины расположились в башне, в которой Ирму явился в видении бог Эли. Самое большое помещение в Башне Явления было отведено под ритуальные цели. Помещение завесили и устлали чёрно-ало-жёлтыми коврами. Окон в нём не было, оно освещалось факелами и масляными лампами. Из Песчаного Камня вырубили грубый алтарь, его установили у завешанной коврами противоположной от входа стены. Вдоль других стен поставили в беспорядке обломки того же Песчаного Камня — чтобы в этих обломках могли селиться летучие мыши. Установили несколько больших барабанов.

Той ночью, в которую анги проводили обряд, вдоль стен, вдоль обломков Песчаного Камня невозмутимо сидели обнажённые, отблёскивавшие в факельном свете обмазанными маслом телами дети Шаху. Под грохот барабанов и пение флейт Элеонора выступила на середину залы и, повторив за Жрецом ритуальные формулы, окропила алтарь кровью из собственной ладони. Обряд окончился под утро.

Элеоноре не спалось. Мерещились барабаны, Шаху, алтарь, обломки Песчаного Камня. В попытках уснуть Элеонора промучилась, по завершении обряда, весь следующий день — и заснула всё-таки под вечер тревожным, прерывистым сном. Во сне Элеонора увидела женщину, которую видел примерно в это же время в своих снах Белир: в приталенном длинном чёрном шелестящем плаще, похожем на сложенные за спиной крылья летучей мыши, с горящим, как не затушенные уголья, взглядом.

-Я — Лаума. — Тихо представилось Элеоноре видение. — Целительница Лаума, некогда отправившаяся на запад просвещать и лечить лаяр. После того, как я развоплотилась, я перешла в иной, параллельный мир. В мире Ремела я теперь могу воплощаться только в теле летучей мыши. Все тридцать пять эльфов и эльфиек, которых я повела за собой просвещать лаяр, развоплотились вместе со мной, и вместе со мной стали летучими мышами. Я теперь Царица Летучих Мышей, и я — воплощение бога Эли. До тех пор, пока я не стала Царицей, анги поклонялись призраку, мороку, собственным фантазиям. Но с тех пор, как я стала Царицей и богом, анги поклоняются мне.


-Ты — моя избранница, — продолжала Лаума. — Ты должна ехать туда, откуда пришли в Бурые Пустыни анги, чтобы примирить ангов с лаяр, Эли с Солнечными Богинями.


Видение подёрнулось рябью и растворилось, и чутко, тревожно спавшая — засыпавшая, просыпавшаяся — Элеонора проснулась в этот момент окончательно.



Глава 15

В Скрытых Пещерах под дворцовой библиотекой, в которых с недавнего времени регулярно проходили встречи клуба «Летучая мышь», Белир медитативно расставлял большие стеклянные лампы, наполненные светящимися грибами. Белир перемещал лампы так, чтобы они образовали собой пентаграмму. Лампы разливали по сводчатому, с низкими потолками подземному залу молочно-белый свет.

В княжестве как раз только что прокричали Третью ночную Стражу. Белир находился в пещерах один: встречи «Летучей Мыши» в ту ночь не было запланировано. Белир слонялся по пещере без дела, производил манипуляции с лампами, и ждал прихода Карин Эль-Гах, которая должна была явиться через малое время после того, как прокричат Третью Стражу.

Карин появилась почти без опоздания — в чёрно-ало-жёлтой, по-летнему лёгкой драпировке, со своей вздыбленной короткой ярко-розовой стрижкой, с большими серебряными серьгами-черепами, свисавшими из ушей. Распространился терпкой аромат ее духов. Лицо Карин было перепудрено до белоснежности, над губами была аккуратно наведена крупная коричневая мушка, тёмные тени вокруг глаз создавали такой эффект, как будто глаза провалились в ямы.

-Великий Мастер желал меня видеть… — Прошелестела Карин; пещерное эхо долго и недобро множило и повторяло с разной степенью громкости шелест её шёпота.

Белир расположился на одном из ковров, указал Карин на место рядом с собой, приглашая садиться. Пододвинул к Карин шкатулочку, из которой сам незадолго до этого цапнул шмат жевательной смеси.

-Великому Мастеру всегда приятно видеть несравненную Эль-Гах, — Белир церемонно наклонил голову. Наркотический эффект от смеси ангов мешался в его голове с полунаркотическим эффектом от духов Карин

-Собственно, зачем ходить вокруг ла около? — Оставил Белир подобострастный, шелестящий полушёпотом тон, в котором обыкновенно разговаривали члены «Летучей Мыши». — Карин, ты мне нравишься. Через восемь лет я стану правителем княжества. Будь моей женой и княгиней, давай разделим с тобой правление!

-Мы созданы друг для друга, — продолжал Белир. — Несколько ночей назад мне снова было видение — странная женщина в чёрном плаще. Она часто приходит ко мне после того, как я пожую смеси ангов. Но в этот раз женщина заговорила. Она сказала, что она — бог Эли, и одновременно Солнечная Богиня Лаума. Лаяр, сказала она, отошли от веры, которую она некогда несла, просвещая народ. Анги теперь правее лаяр — но всё же анги не вполне правы. Наша с тобой миссия как будущих правителей — соединить веру Солнечных Богинь с верой Эли. Я выбрал тебя, и Лаума сказала мне, что одобряет мой выбор, что через тебя со мной говорит проявленный Эли.

Карин улыбнулась тонкими губами — не подобострастно, а так, как улыбались когда-то друг другу Карин и Белир, встречаясь на досуге в доме Карин.

-Я согласна, — просто сказала она.

Глава 16

Свадьбу свою Белир и Карин Эль-Гах праздновали трижды. В первый раз — в Скрытых Пещерах, среди адептов «Летучей Мыши». На стенах залы в Скрытых Пещерах — поверх висящих по стенам чёрно-ало-жёлтых ковров — развесили работы Карин. Там и здесь в зале были расставлены макеты больших посеребрённых черепов, повторявших в увеличенном варианте любимые серьги Карин. Была музыкальная программа, потом читали стихи, обменивались картинами, устроили световое шоу. Подносили подарки молодожёнам. Карин дарили драгоценности и предметы одежды, всё с символикой Тьмы, Смерти, яркого чувственного наслаждения: брошь-паутину с филигранно выполненным пауком посередине — из любимого Карин чернёного серебра; яшмовые бусы в виде больших, очень реалистично выполненных Винных Ягод; чёрно-ало-жёлтую драпировку с принтом по ней в виде языков пламени. Белиру подносили редкие свитки об Эли, драгоценные письменные принадлежности и инструменты для гравирования по золотым пластинам. Молодые обменялись резными серебряными кольцами.


-Я хочу официальную свадьбу, — сообщил Белир обществу, цапнув из своей шкатулки очередной шмат жевательной смеси и отправив его себе в рот. Молочно-белая подсветка металась по залу, выхватывая лица, фигуры собравшихся. — Эль-Гах — глубоко нежелательная партия для наследника трона. Я хочу гласно объявить эту партию, пусть Магистр Кирф, сволочь, бесится.

-Правящая тётка Великого Мастера никогда не даст на то своего соизволения, — прошелестела Эль-Гах.


-Тётку я беру на себя, — самоуверенно отозвался Белир.


Брать на себя тётку Белир принялся через несколько дней.


Тётка Белира Менна — грузная, одышливая, старая — сидела на резном каменном троне в зале для аудиенций, полусклонённый Белир стоял перед ней скромно и пристойно. Тётка была властной, глупой, хамоватой. Любимым её занятием было развлекать себя плоским шутовством дворцовых карликов. Белир знал: Менна не горит желанием терять власть с наступлением его совершеннолетия.


-Дайте своё согласие на эту свадьбу, Ваше Величество — покорно, почтительно говорил Белир, — и я отрекусь от трона. (Отрекусь ли, это мы ещё посмотрим потом, — добавил он про себя. — сейчас мне нужна свадьба.)

Менна, соглашаясь, кивнула Белиру тяжело, медленно. Она была уже очень стара.

Свадьбу регистрировали в главном храме княжества. Переодевшаяся по случаю торжества в пристойную бело-голубую драпировку, покрывшая подобием капюшона свои ярко-розовые волосы, вынувшая из ушей серьги в виде черепов, смывшая с лица косметику Карин Эль-Гах была похожа на растерянного, нахохленного воробья. Белир с удовольствием смотрел на кисло перекривившееся от происходящего лицо Магистра Кирфа.


В третий раз свадьбу отпразновали у ангов в Чёрных Песках. Полнолуние заливало пустыню и святилище с чёрным алтарём неявным, мерцающим светом. Верховный Жрец соединил Карин и Белира по обряду ангов.

Глава 17

После свадьбы Белир и Карин переехали в Малый Дворцовый Комплекс — на границе с кварталами трущоб. Это была традиция: когда кто-либо из княжеской фамилии заводил семью, он выезжал из основного Дворца в выделяемое ему поместье. Всё сложилось к вящему удовольствию тётки Менны и Белира: обоим было неохота лишний раз встречаться друг с другом.

Новое поместье Белира и Карин утопало в зарослях культуры шалем. Эта напоминающая виноград культура называлась ещё Винными Ягодами. Поместье насчитывало несколько особняков. Перед самым большим особняком, в котором и поселились молодые, был разбит парк: широкие, хоть армию води по ним маршем, заасфальтированные прямые как стрелы аллеи, по обеим их сторонам подстриженные в виде шаров, кубов и конусов кусты. Ровные ряды Винных Ягод простирались далеко за пределы Дворцового Комплекса, переходя в плантации: подвязанные вьющиеся кусты по пояс взрослому человеку.

Собрания «Летучей Мыши» переместились из Скрытых Пещер под библиотекой основного Дворца в особняк Белира и Карин. Под эти собрания был выделен просторный, с высокими потолками зал в глубине особняка. В зале установили покрытые ало-чёрно-жёлтыми коврами резные каменные скамьи, настелили ковров и между скамьями, так что желающие могли сидеть или полулежать на полу по-старому, как это было в Скрытых Пещерах; другие располагались на скамьях. Часть залы занавесили тяжёлой винно-бордовой драпировкой. Имелось в виду, что драпировка — это занавес, отделяющий сцену от зрителей. Композитору и лютнисту Бесноватому с его этническими музыкальными фантазиями теперь было, где развернуться. Натащили из Скрытых Пещер стеклянных ламп со светящимися таинственным молочно-

белым светом грибами. По стенам развесили длинные узкие чёрные полотнища с написанными на них белой витой илинической вязью именами Эли.


Общество «Летучая Мышь» пополнилось новым адептом: в него вошёл отец Карин Бран. Белир встретил однажды Брана в Чёрных Песках у Верховного Жреца, и мужчины понравились друг другу.

-Хорошая, хорошая выросла дочь, — потирал руки Бран, впервые навестивший Карин и Белира в их новом жилище. Хозяева принимали Брана в небольшой уютной гостиной. Бран был тощ, жилист, загорел, с выгоревшими на солнце светлыми волосами, с цепким взглядом угольями горящих чёрных глаз. Белир пододвинул Брану шкатулку с жевательной смесью, и Бран отправил шмат смеси себе в рот, сосредоточенно задвигал челюстями. — Хорошая дочь, — продолжал он мычать с набитым ртом. — Не мещанка.

Бран провёл для Белира и Карин серию экскурсий по трущобам. Не подготовленных к убожеству, медленному распаду трущоб, к безволию их жителей, Белира и Карин на каждой такой экскурсии охватывала тяжёлая, вяжущая тоска.

-Трущобы не нужны княжеству, — ораторствовал между тем экскурсовод. — Трущобы не нужны княжеству, а княжество не нужно трущобам. Разве всё, что вы видите, не издевательство?

Под влиянием Брана Белир пришёл к выводу, что, став князем, он первым делом должен будет переместить крепостную стену так, чтобы трущобы перестали быть частью княжества и стали частью Чёрных Песков.

-До хрена места, — разглагольствовал Бран. — Селись не хочу, разводи верблюдов. Какого люди душатся в этих гранитных каморках?

Оба — и Бран, и Белир — надеялись на приход с востока новой эльфийской Наставницы, королевны Элеоноры. Весть о том, что Элеонора должна прийти, доставила Верховному Жрецу почта летучих мышей.

Глава 18

Присутствие Белира и Карин на официальной церемонии было обязательно: начиная с этого дня несколько недель должны были проходить похороны умершего от старости и болезней магистра Кирфа.

Белиру не было дела до похорон. Утром перед началом церемоний он сидел с Карин в гостиной, пил особый популярный у лаяр бодрящий напиток лиен, потирал свои провалившиеся в бессонные ямы глаза. Интерьер гостиной был решён в винно-красных тонах, Белир и Карин сидели на укрытых красными покрывалами каменных скамьях. Окна были зашторены красными шторами. Горели свечи: Белир не любил по утрам яркого солнечного света.

-Эти видения меня доконают. — Жаловался Белир. — Ночью я не сомкнул глаз. Приходила Лаума. Вряд ли это моё больное воображение, всё было слишком чётко и ясно.

-Как теперь с этим жить? — Уныло продолжал Белир. — Лаума открыла мне, что тогда, в 16 лет, на меня покушались анги. Нарочно чтобы переманить меня на свою сторону.

-А что, вполне вероятно… — Протянула Карин. — Знаешь, я и сама думаю иногда: слишком много ангов, этой их мистики, культуры… — Карин дотронулась до руки Белира. — Лаяр издавна воевали с ангами. Анги нападали на лаяр, брали добычу, уводили рабов. У нас, у лаяр, тоже не всё совсем уж так плохо, не хуже. чем у ангов. Тысячелетняя культура, как-никак. Этот твой Кирф, которого мы, по благости Эли и Солнечных Богинь, намереваемся наконец хоронить, извращал культуру, религию, то и другое мельчало, вырождалось в карикатуру, в издевательство. Но это же не значит, что культура плохая…

-Ладно, закончили, — устало вздохнул Белир. Протёр ещё раз глаза. В один глоток выхлебал остаток своего напитка. Решительно ударил рукам по коленям и рывком поднялся. — То ли примерещилась мне эта сегодняшняя Лаума, то ли нет. А нам надо отправляться хоронить Кирфа.

Оркестр играл траурный марш. Тело Кирфа в позолоченном священном облачении лежало перед главным храмом княжества на разубранном цветами бело-голубом ложе. К телу поочерёдно подходили прощаться официальные лица. На самом почётном месте в процессии как грузная каменная глыба возвышалась тётка Менна, невидяще глядела перед собой.

-Давно хотел познакомиться. — Белир обернулся. Ему ласково улыбался новый магистр, Кром. — Давно хотел познакомиться с молодым человеком, о котором ходят слухи, что для общественного блага он потерян абсолютно.

-Сейчас здесь нам, конечно, не развернуть философской беседы. Не примет ли наследный принц княжества приглашения посидеть со мной за чашечкой напитка лиен? Скажем, завтра, когда прокричат дневную Четвёртую Стражу. Как раз окончатся церемонии. 

-С большим удовольствием, -поклонился Белир.

Старик Кром был невысокого роста, сух, подвижен; его карие глаза смотрели остро и цепко. Волосы на голове он сбривал, но при этом на лице его имелись тщательно укладываемые и расчёсываемые светлые усы и светлая бородка клинышком.

Кром принял Белира в рабочем кабинете, обставленном по-спартански. Хозяин и гость сели по сторонам резного каменного стола на такие же резные каменные скамьи.

-Оно конечно, неплохо иногда перенимать и чужие обычаи. — по-отечески улыбылся Кром. — Вот, подливайте в лиен жирного верблюжьего молока. Я давно пристрастился к этому напитку. И печенье берите.

-Моя разведка не дремлет, — продолжал Кром. — Что бы вы там ни обещали в обмен на свадьбу, но ваша тётка, скажем прямо, выживает из ума. По достижению совершеннолетия вы должны будете взойти на трон. Тётка вами не интересуется — она, впрочем, не интересуется больше уже ничем, кроме этих её карликов… Варварское, уродливое пристрастие. А вот я вами давно заинтересовался, и навёл справки. И насчёт этих ваших Скрытых Пещер с «Летучей Мышью», и насчёт ваших экспедиций к ангам в Чёрные Пески. И насчёт Брана, с его дурацкой идеей отдать ангам часть территории — вы, как я понял, восприняли и поддержали эту идею.

Магистр шумно отхлебнул из чашки. 

-Ну, положим, побеседуем сначала об ангах. Я интересовался «Летучей Мышью», творчеством адептов собрания — картинами вашей жены, музыкой Бесноватого, стихами Ривена. Вы все соображаете, какая пропасть между ангами и вами? Ваше творчество рафинированное, эклектичное, с некоторыми мотивами культуры этих наших с вами кочевников. Что будет, если в княжество придут настоящие малообразованные анги? А что тут гадать. Как только придут анги, тут эта ваша «Летучая мышь» и закончится. Далее об идее отдать ангам часть территории. Сегодня трущобы получают дотации от государства. Вы спрашивали у населения, горит ли оно желанием стать частью Чёрных Песков и поголовно разводить верблюдов? Вы там планируете перенести крепостную стену. На это нужны деньги. Не разумнее ли потратить эти средства на переобучение и социальную адаптацию жителей трущоб?


-Давайте сотрудничать, молодой человек, — прихлёбывал напитка магистр. — Эта ваша «Летучая мышь»… Это интересно. Необычно. Даже завораживающе. Я бы с удовольствием посещал периодически ваши встречи.

Глава 19

У эльфов в Лендоне видения Элеоноры не вызвали большого интереса: дела семитысячелетней давности теперь уже мало кого волновали. В частности, Король Фирн был занят не столько мистическим бредом дочери, сколько ситуацией с обитающим к северу от Бурых Пустынь народом вельнов. Эльфы торговали с вельнами, а прибывшие с запада кочевники начали вельнов грабить, совершая молниеносные набеги на их земли, и прекратить это не было никакой возможности.

Живущие по берегам большой судоходной реки вельны были народом торговцев и ремесленников. Это были рослые, смуглые люди, все как на подбор с голубыми глазами и медно-рыжими волосами. Мужчины вельнов ходили в тёмных штанах и расшитых длинных белых льняных рубахах; женщины — в узорчатых длинных сарафанах, поверх которых бывали обильно увешаны украшениями из янтаря. Строили вельны из дерева, строения получались и на века, и нарядные. Земля вельнов именовалась Вилен. Вилен был не только торговой и ремесленной, но также художественной столицей восточного Ремела. Из всех земель в Вилен ехали художники, чтобы рисовать своеобразную деревянную архитектуру, а также пейзажи. В частности, эльфийская художественная академия в приказном порядке посылала в Вилен слушателей третьего класса — писать с натуры.

-Мне как отцу, конечно, не хочется отпускать тебя чёрт его знает куда с не вполне понятной целью, — говорил Король Фирн своей дочери. В Лендоне был вечер, Элеонора и Фирн стояли у окна королевского рабочего кабинета и смотрели во двор с фонтаном-дельфином. Элеонора была в своём любимом глухом, с прямой юбкой в пол, шерстяном сером платье, покрой которого разнообразил разрез по левой стороне юбки — чуть не до бедра. Разрез подчёркивал стройные ноги Элеоноры.

-Куда ты там собралась отправиться, к каким лаяр, к каким ангам… — Со вздохом продолжал Король. — Но раз уж собралась и решения не переменишь… Если эти кочевники нарастят в Бурых Пустынях свою численность, для вельнов, а опосредовано и для нас, это будет катастрофа. Анги совершенно неуправляемы. Так что я посылаю тебя на запад с эльфийским посольством. Разберись не только со своими видениями, но также с ангами и лаяр — что там они никак не могут поделить. Пусть анги, как и прежде, живут на западе, в Бурых Пустынях им делать нечего.

Поучаствовать в посольстве набрали 30 эльфов и эльфиек, считая среди них и Элеонору. Посольство пошло через Чёрные Пески на запад с караваном ангов — все эльфы и эльфийки были в простых брючных дорожных костюмах не маркого в Песках чёрного цвета. Ехали, как и анги, на верблюдах. С собой везли легкие просторные палатки, в которых останавливались на ночёвки. Анги ночевали под открыты небом. Караван ангов был отправлен на запад Старейшинами, чтобы посланные лично рассказали оставшимся на западе племенам о Бурых Пустынях.

Элеонора мерно покачивалась в седле между горбов своего верблюда. Посольству предстояло идти три года. Как раз по истечении этого срока, кстати, Белир в княжестве лаяр должен был достигнуть совершеннолетия и вступить в права наследования.

Глава 20

В Чёрных Песках неподалёку от княжества лаяр снова должен был пройти обряд Срединного Полнолуния. Готовящиеся к обряду анги волновались, переговаривались.

Анги волновались уже десять лун. Говорили, что должно начаться Новое Время Эли. Так говорили регулярно примерно раз в сто-двести лун, когда являлись Знамения, предсказанные Легендой.

Реально являвшееся Знамение всегда бывало только одно: сильные бураны в Чёрных Песках, сквозь которые Большое Солнце виделось гранатово-красным (вместо обычного своего белого цвета). Но этот природный катаклизм всегда обрастал самыми различными слухами и домыслами, так случилось и теперь. Говорили между собой, что кто-то видел не два солнца, а три, эти три солнца перекрещивались. Говорили между собой, что священная белая верблюдица Верховного Жреца принесла двухголового верблюжонка.

...Обряд Срединного Полнолуния подходил к своему завершению. Дымилась синими змейками пролитая на поверхность чёрного мазутоподобного озера кровь детей Шаху. Чёрной громадой возвышался над вырубленным из Песчаного Камня алтарём Верховный Жрец. Шаху сидели неподвижно, и с отчётливо слышимым клацаньем летучие мыши-вампиры прокусывали их умащённую маслами, сияющую в лунном свете чёрную кожу.

Вдруг четырёхлетний Шаху вскочил и издал протяжный вопль. Глаза его стали безумны. Он несколько раз дёрнулся, как будто что-то проглатывая, и заговорил не своим глухим каркающим голосом. Барабаны и флейты оборвались, Шаху вещал в звенящей, нарушаемой свистом ветра в чёрных камнях тишине.

Легенды говорили, что раньше именно таким образом говорил с ангами бог Эли.


-И отделил Эли лаяр от ангов — хрипло выплёвывал слова Шаху. — Отделил и сказал: «Начнутся новые времена, и снова смешаются лаяр с ангами». Новые времена наступают, не напрасно я, Эли, послал вам Знамения. Пусть те из лаяр, кто пожелает, покидают обжитые земли и селятся в Долинах. Пусть снова селятся в Долинах и анги. Пусть помогают они друг другу на новом месте.


Шаху умолк, упал, его колотила крупная дрожь, глаза пытались вылезти из орбит. Анги загомонили, изумляясь и перекрикиваясь, и гомонили всё сильнее.

...Караван ангов, шедший с посольством эльфов из Бурых Пустынь, остановился на ночёвку. Элеонора находилась в своей палатке — сидела перед тёмным гадательным  шаром, вглядывалась в шар, бормотала. 

Элеонора закончила свои манипуляции с шаром и накрыла его чёрным шёлком. Это именно она транслировала впавшему в священный транс Шаху «речь бога Эли». Элеонора знала о вновь постигших ангов «знамениях», и решила их использовать в своих целях: из почты летучих мышей, посылаемой от Белира, ей было известно о тесноте трущоб в княжестве лаяр-шимху и о гуляющих среди ангов и лаяр идеях присоединить трущобы к Чёрным Пескам. Такое присоединение стало бы началом конца княжества. Элеоноре жаль было княжества с тысячелетней культурой, притом ещё, что это именно эльфы помогли лаяр на заре времён создать государственность…

Элеонора ворочалась на постели: думала о княжестве лаяр.

Закон предполагал, что власть в княжестве единоличная, и принадлежит она князю. В реальности второй закулисной властью в княжестве был Орден Солнечных Богинь, существовавший на пожертвования крупных промышленников — жертвовать на Орден считалось хорошим тоном. Князь тратил поступающие ему налоги по собственному усмотрению, на свои личные инициативы. Князь был скорее символической фигурой, чем государственной: обеспеченные лаяр видели Солнечных Богинь на изображениях, князя на троне, и понимали, что всё спокойно и всё в порядке.

Консервативные лаяр полагали, что верят в Солнечных Богинь. Белир и другие адепты «Летучей Мыши» полагали, напротив, что консервативные лаяр вообще ни во что не верят и ничем не интересуются — ни религией, ни собственными традициями. Приверженность собственным традициям исчерпывалась у лаяр, по мнению Белира, бело-голубыми цветами одежды и интерьеров; вера их в Солнечных Богинь заключалась в том, что Солнечные Богини повсеместно сахарно лыбились с дурно выполненных картин. Это было обывательское болото, против которого бесилась молодёжь и разновозрастные диссиденты. Диссиденты, в пику обывателю, начинали проповедовать культ Эли и подражать ангам.

Элеонора вздохнула, засыпая. Белир, «Летучая мышь» и подобные ей клубы, тётка Менна, Орден, трущобы… Притязания ангов на территорию лаяр… Всё это было сложно.

Эпилог

Через три года Элеонора с посольством ангов торжественно въезжала в княжество лаяр.

Тётка Менна не дождалась осбственного свержения: умерла как раз на совершеннолетие Белира. Достигший совершеннолетия Белир и его жена Карин стали правящими князем и княгиней…


Продолжение следует