Наши немцы

Родился я в поселке Изумруд, что в 8 километрах от города Асбеста. На немецких картах XVII и даже XVIII веков этот район России обозначался надписью «Die grosse Tatarei» («Великая Татария»), хотя его можно смело назвать Великой Тюрингией,  так как на этих территориях вековали люди тюркского происхождения, а в последнее время немецкого.
 
Когда пришло время рожать, мою маму в больницу провожала старуха Опалева. Дело было вечером. Опалевы жили на втором этаже двухэтажки. Дочь стариков  Зинаида вышла замуж за немца Федора Лос, и у них был сын Коля. По малолетству он себя называл Опаля Колай. Мы с ним вместе начинали учиться.  Вместе плясали танец «Яблочко» под  гармошку. У Коли оказался музыкальный талант, и он быстро освоил хромку. У меня таланты отсутствовали, но была бескозырка и морской ворот с тремя полосами в честь трех великих побед российского флота.

Всего Лосов было шестеро: Соня, Саша, Виктор, Лида, Федор и младшая Эльза. Самая младшая, 1936 года рождения, умерла раньше всех. Лидия Ивановна Лос, в замужестве Винтер станет тещей брата Сергея, который в 70-е годы женится на ее дочери Эрике и уедет семьей в Германию.

Немецкая тема в истории семьи нашей будет иметь продолжение. Дочь сестры Лидии Наташа после окончания Уральского университета в г. Свердловске  выйдет замуж за однокурсника по журналистскому факультету Владимира Кем. Позднее выяснится, что его родители, немцы по национальности,  проживают в Краснотурьинске, а его родной дед,  как и мой отец отбывал там срок, трудился на БАЗстрое.

Отца Володи Кем звать Рейнгольд, а маму Нина. Поженились они в Краснотуринске, там где были в ссылке. Получается, история наших фамилий переплелась еще ранее. Сам Рейнгольд из Энгельса, а Нина с Украины, тоже немка. Вначале семью Рейнгольда (отец Иоган Иоганович) сослали в Красноярский край, жили на реке, на острове. Была охота, рыбалка. На соседнем острове собирали рыжики. Все бы хорошо, да только не было хлеба. Питались дичью и картошкой.

С войной, по указу грибная жизнь закончилась, повезли на Урал обеспечивать обороноспособность. Трудовую повинность спецпоселенец Рейнгольд отбывал до 1948 года. Срок вначале отбывал в Ивдель-лагере и работал на шахте, кормили рыбой соленой. Чтобы она отошла от соли вывешивали и вялили.

 Дальний предок фамилии Кем Яков Яковлевич Розерт был конезаводчиком. По рассказам, всех своих лошадей отдал Буденному, однако имел счет в Швейцарском банке. Родственников Рейнгольда Колю и Кейту (вероятно с Украины) во время войны угнали в Германию, работали в семье. Когда их вернули в СССР, сослали в Асбест,
жили возле Больничного городка и трудились в Леспромхозе. Сейчас они в Германии. Наташа еще что-то говорила, но я так записал, что позднее не смог разобрать. Такой уж у меня стал почерк.

В 30-е годы в Асбесте на ул. Союза в бараках жили поляки. Они были вывезены из Польши во время действий там Красной армии. Позднее в город в массовом порядке прибыли советские немцы. После сроков они были освобождены, но в прежнем месте (Саратовская область) проживание им было запрещено. Жили немцы-репатрианты в лагерных бараках в районе 67-го квартала.

Крупный лагерь был в пос. Лесозавод. Пленные там работали на лесозаготовках, а также строили кирпичный завод. Еще один лагерь располагался вдоль автодороги пос. Свердлова. - Малышева. В лагере было восемь бараков, баня, своя котельная, небольшая лесопилка. Пленные работали на лесозаготовке и в шахтах.
 
Перед репатриацией военнопленных лагеря выступал немец Герман Шиндлер. Не он ли составил «Список «Шиндлера»? Был такой фильм. Спустя годы бывшие заключенные изготовят почетный знак лагерного сообщества «ВАС» (Воркута-Асбест-Сталинград), на котором будет изображена статуя «Протяни руку к свободе» работы профессора Ф.Тайльманна. После войны отношение к пленным изменилось. Отдельные из них решили остаться на Урале, особенно это касалось венгров, финнов и румын.

Больше было немцев: Андрей Гауэрт, Герцен, Махт, Руц, Трайзе, Бальцер, Энгель, Эдуард Августович Лаар. До ареста и ссылки Лаар жил с отцом в Эстонии, у них была автомастерская. Знания техники помогли ему стать механиком в Леспромхозе. Только он разбирался в запчастях, которые у него, как в аптеке, лежали в мастерской на полочках
Часто немцы и русские Кольцовы и Функ Онищенко и Лос отмечали семейные и прочие торжества. Жить было тесно и люди, на радость детей, собирались на лесных лужайках, угощались чем могли, песни пели, фотографировалис. Русские в нашей стране были ущемлены не менее немцев.

В 1989 году я жил и служил в Алма-Ате. Как-то раз по телевидению демонстрировали хок¬кейный матч на приз газеты «Известий». Встречались команды Чехослова¬кии и Финляндии. Диктор Евгений Майоров представляет финского игрока и называет его фамилию - Кескинен. И сразу вспомнился родной интернацио¬нальный поселок и его жители Райсы, Функи, Лосы, Шмидты, Винтеры, Шрейдеры, Юнолайнены и Кескинены. Мамина подружка по фамилии Кескинен жила, рядом, на улице Шахтерской и работала вместе с мамой посменной дежурной на электроподстанции.

Многое читал о русских немцах. Пикуль в книге «Честь имею» писал: «… мы славяне, связаны с немцами узами, в том числе и языковыми и экономическими гораздо больше, чем с англо-американцами. Хотя мы с ними воевали, но уважали их решительность, честность, добросовестность, некий даже идеализм германцев. Германец надежный товарищ в труде и бою, у него достаточно широкая натура. У нас во многом общая судьба».

Действительно, общего много: Д.Фонвизин, А.Фет, К. Брюлов, С.Рихтер. Среди мореплавателей и полярных исследователей: И. Крузенштерн, Ф. Беллинсгаузен, Ф. Литке, О. Шмидт. Еще много разных ученых профессоров. Говорят, при царях быть немцем считалось за счастьем. Но счастье, как известно, переменчиво. Для немцев после царей  настали тяжелые времена.

В истории Российской Федерации 1924 год упоминался не только со смертью Ленина. В этом году появилась Автономная республика немцев в Поволжье, а еще несколько национальных районов на Украине и в Сибири. Там, по рассказам, действовали национальные школы, выходили журналы, газеты и книги на немецком языке. Но история, а точнее Адольф Гитлер, сделал русским немцам подножку. Война! Война! Для всех война, а для немцев вдвойне – и с Гитлером и со Сталиным.

Первые сражения на Волге начались с русскими немцами. Они были не просто эвакуированы, а высланы. Мобилизация немцев – мужчин в трудовую армию была проведена по постановлению ГКО от 10 января 1942 г.
7 октября 1942 г. ГКО принял постановление «О дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР», согласно которому в рабочие «колонны» поднимали не только мужчин в возрасте 15-55 лет, но и женщин от 16 до 45 лет.

Питание и промтоварное обслуживание мобилизованных осуществлялось по нормам установленным  ГУЛАГом НКВД. Та же участь постигла примерно 50 тыс. финнов, венгров, румын, итальянцев и других наций, воевавших против СССР.
Переселенцы входили в «производственно-военные строительные части», но жили по лагерным признакам: имело место изоляция от местного населения; размещались в специальных зонах под военизированной охраной; назывались трудармейцами.

По статистике в Свердловской области таких трудармейцев насчитывалось 53182 чел.
Первые группы немцев прибыли и на лесозаготовки в Асбестовский леспромхоз военного ведомства. Были они и на строительстве БАЗ строя (Богословского алюминиевого завода). Да, именно здесь отец впервые познакомился с немцами.
После войны положение спецпереселенцев облегчилось, но комендатуры еще оставались. Самовольно выезжать не разрешалось, и имели место побеги, за которыми следовало уголовное наказание вплоть до каторжных работ.

Когда я пошел в школу Президиум Верховного Совета издал Указ «О снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении». Однако возвращаться в места, откуда они были выселены, не разрешалось. Немцы продолжали жить и работать в поселке Изумруд.
В школе для учеников главным немцем был Людвиг Давыдович Ге¬феле - преподаватель немецкого языка. Жил он с супругой, русской по национальности женщиной, как и наша семья, на улице Крупской.  напротив Артемьевых. Как помнится, детей у них не было.  А до него, уже по воспоминаниям сестры, немецкий язык преподавал Рангнау. Он тоже жил в этом доме, но с другой стороны, где позже жили Дюньдины.

Склонный к полноте, несколько придавленный, вероятно тяжестью пройденного пути, он имел большой острый нос и горячие темные еврейские глаза. Это выда¬вало в нем энергичную и страстную натуру.
Немецкий язык я вначале изучал с интересом и за 5-й класс имел отличную оценку. Людвиг Давыдович уже пожилой и несколько больной человек любил детей-школяров и к процессу обучения относился творчески. Все объясняемое на словах, он старался продемонстрировать практически в натуре. И если на уроке изучали глагол «бросать», то он обязательно в кого-нибудь и что-нибудь бросал. И как-то мне в лоб прилетал его футляр от очков.
 
Самое замечательное - это почтовая переписка с немецкими школами, которую организовал наш учитель. Людвиг Давыдович находил адреса школ в ГДР, писал туда, организовывал каждому учащемуся личную пере¬писку. Так я познакомился с девочкой из Карл Маркс - штата по имени Ута. Обмен письмами продолжался около 2-х лет. Остались чудные впечатления от далекой, и загадочной для уральских ребятишек страны братьев Гримм. Многое о ГДР мне стало известно из открыток и различных цветных переводных картинок. Возможностей удивлять немецких ребят и девчат у изумрудцев было значительно меньше, а точнее их не было. Я  не знал, что послать в ответ.

Одно время хотел послать свою фотографию, специально ездил в городское фотоателье. Снимок не получился, и пришлось вырезать свою физиономию со старого семейного снимка. К седьмому классу у каждого, кто переписывался, накопилось большая пачка писем и красивых к ним приложений. Однажды пионервожатой школы пришла в голову «светлая» мысль организовать выставку экспонатов интернациональной дружбы СССР и ГДР. У всех изъяли переписку, а потом не вернули. Объяснили это просто - ее похитили, хотя, скорее всего это было не так. Как мне сейчас представляется, таким образом, переписку пресекли, а Людвигу Давыдовичу, как говориться, поставили на вид.

 Это событие и явилось главной причиной потери интереса изучать иностранный язык. Людвиг Давыдович и домой приходил, и с родителями общался, но, как у нас говориться, что упало, то пропало. А жаль, потребность в знании иностранного языка возникала не раз, и в каждый такой момент я добрыми словами вспоминал умного наставника, и добросовестного учителя немецкого языка.

В 1964 г. в СССР узнали, что обвинения против немецкого населения страны были огульными. При этом, запрет на выезд в места прежнего расселения оставался в силе до 1972 года.  Дождавшись разрешения, Людвиг Давыдович с женой уехал в Краснодарский край, по слухам там и умер. Были ли у него дети или родственники, я не знал. Наверняка о себе он больше рассказывал ученикам параллельного класса, где он был классным руководителем. В этом классе, учился мой двоюродный брат Боря Онищенко, и он от Людвига был в восторге. Много позже он рассказал забавный случай, связанный с Гефеле, или как некоторые школяры говорили -  Галифе.
 
Однажды один из учеников Бориного класса пришел в школу в таком же костюме как у Людвига Давыдовича. На одной из перемен между ребятами класса завязалась обычная молодецкая возня с догонялками. В преследователи попал и ученик в знаменитом  костюме. Над ним решили пошутить, и чтобы не задавался, «подмочить» его репутацию в буквальном смысле. В погоне, в суете коридорного ажиотажа, объект погони на секунду был потерян из виду, и кружка холодной воды из  крана попала за шиворот не ему, а нашему уважаемому учителю Людвигу Давыдовичу. Вот такая случилась история.

Вторым «главным немцем» в школе считалась учитель музыки и пения, мама моей одноклассницы Лоры Максимовой Людмила Николаевна.
Людмила Николаевна вела школьный музыкальный кружок. Одно время и я за небольшую сумму посещал занятия ансамбля аккордеонистов, научился играть «Полюшко-поле» и еще что-то в этом роде. На большее способностей, а может усидчивости, не хватило. По этой причине, когда в городе Асбесте проходил школьный смотр-конкурс, мне и некоторым еще таким же «способным» музыкантам, доверили озвучивать шаг кавалерии в песне «Шел отряд по берегу» на деревянных ложках.
 
Пели на занятиях и в хоре, в основном, патриотические песни о войне и революции: «Вихри враждебные вьются над нами», «Смело мы в бой пойдем, за власть Советов». Особенно запомнился «Бухенвальдский набат» и слова «люди мира на минуту встаньте». Сидя эту песню петь никак было нельзя. А еще об одиноком дубе, который стоял «Среди долины ровная», «Куба любовь моя, остров зари багровой Были и лирические напевы :
 
«Вот солдаты идут, по степи опаленные.
  Тихо песню поют про березки и клены».

Остался в памяти рассказ, как  возвращался дядя Петя домой с войны. Перед границей все в вагоне начистились, нагладились, готовились к торжественной встрече, а их на первой советской железнодорожной станции встретили голодные ребятишки, с протянутыми руками. Дети победителей просили подаяние, а немцев в то время кормили до отвала солдатской кашей. Как-то в России все шиворот навыворот, чужих больше холим чем своих.
 
И Лорка и её мама мастерски играли на аккордеоне.  Маленькую, рыжую в конопушках Лорку, когда она взваливала себе на колени тяжеленный аккордеон, было просто не видно, только чуть торчала её головка с заплетенными в косички огненными волосами. Её пальцы бегали по клавиатуре, не останавливаясь, и получалась музыкально-визуальная «Карусель» - так назывался её коронный номер.
Кроме Лорки со мной учились: Ира Шмидт, Валя Вальх, Анна Банман, Володя Руц и Саша Шрейдер. Мы, послевоенные дети, дружили и жили одним миром. Теперь я уверен, что важным моментом культурного влияния на меня и всех жителей поселка Изумруд явилось  присутствие организованных и воспитанных немцев.