Сёстры. Часть 1. Начало

     Лида приставила ладонь ко лбу и, качая головой, с улыбкой смотрела, как умчавшаяся далеко вперёд Зинка, наскоро расправлялась со своей долей огородных рядков. Это была её часть. Одна четвёртая. Сама же Зинка и предложила поделить тот большущий отсек их необъятного огорода, нуждающийся в прополке, на них четверых.
- Чтобы не было путаницы, - строго объявила она, и многозначительно посмотрела на младших, Наташку и Варьку, - И чтоб по справедливости, а то я знаю этот народ, - добавила она, прицельно стреляя глазами в младших сестёр, чтобы ни у кого из присутствующих не осталось ни малейшего сомнения, что именно за народ ею имеется в виду:
- А то Наташка, понимаешь, снова уснёт на тяпке, а Варька себе очередную болячку придумает. Старшая Лида, которой уже на тот момент исполнилось семнадцать, махнула рукой:
- О чём ты говоришь, какая справедливость, Варьке всего десять, а Наташе действительно трудно, ну не её это…
Шестнадцатилетняя Зинка от возмущения подпрыгнула на месте:
- То есть, это что же получается, раз мы старше, то и огород весь наш? Мы двужильные, выходит? Нет уж, я на это не согласная! У меня и другие дела имеются… Нас четверо, вот и получается, по четыре рядка каждой, - Зина сердито фыркнула, - Мелких поставим возле себя, ясно? Чтоб не отлынивали… Я беру вот эти, здесь Наташка, там ты, а рядом Варька…- Она побежала к бане и принесла несколько колышков, которые тут же принялась вставлять в землю, наподобие своеобразной разметки, приговаривая:
- Вот так, хорошо, - затем выпрямилась, потянулась всем своим юным и гибким телом, взяла тяпку и направилась к «своему» участку:
- Лично я начинаю сейчас же, а вы, как хотите, но предупреждаю сразу, ни за кем доделывать не буду! Понятно? Слышь, Натка, кому говорю? Качайся на своей тяпке хоть до вечера, помогать больше не стану, тебе тринадцать лет на той неделе было, здоровая уже, стало быть, сама управишься. Пока она говорила, Лида уже начала прополку. Зина тоже включилась в работу, а затем, словно что-то вспомнив, повернулась в сторону самой младшей:
- А ты, Варька, гляди у меня, снова начнёшь в носу ковырять, я тя взгрею, ей-богу, не вру… Лид, помнишь, как в прошлый раз, когда сажали? Расколупала свой нос, да так, что кровь пошла и айда к матери, а та перепугалась, ой, Варенька, ой милая, да иди полежи, а этой лисе того и надо… А ты говоришь «всего десять»… Да она хитрющая, как сам дьявол… Лида молча работала, думая о чём-то своём.
- Отстань, Зинка, - хмуро огрызнулась Варвара, нехотя вставая к своим рядкам, - Не знаешь, так не говори, у меня от солнца кровь носом идёт, виновата я что ли…
- Ох, лень-матушка раньше тебя родилась, - явно повторяя за кем-то из взрослых услышанную фразу, протянула Зинка, - Натка, а ты чего там возишься? Тебе отдельное приглашение может прислать?
Наташа, единственная из всех сестёр, которая ещё не притронулась к тяпке, ходила по огороду, и подобранной там же у бани деревянной рейкой, перемеряла поделённые Зинкой участки:
- Лида-а! - отчаянно закричала она, возмущённая результатами проверки, - Зинка себе меньше всех взяла, а мне больше всех, Лида, скажи ей... Лида остановилась, вздохнула и посмотрела на Зинаиду:
- Брехня, - пожала та плечами, - ты чего, Натаху не знаешь? Что угодно придумает, лишь бы не работать… Ой, ну вас, как хотите, но сегодня в клубе танцы, а если я не закончу, мать ни за что не отпустит, - она развернулась, поправила косынку и принялась работать, только тяпка замелькала в руках, да в разные стороны летел сорняк, вместе со свекольной ботвой и комьями земли.
- Зина, - окликнула её Лида, - смотри, что ты делаешь, - протянула она на ладони срезанные сестрой шершавые свекольные листочки с вишнёвыми прожилками. Зина снова пожала плечами:
- Ой, да ладно тебе, это ботва всего-навсего, - она оглянулась на Наташу, которая, насупившись, сидела на ведре и ковырялась в земле палкой:
- Тебя, Наташка, как помрёшь, черти за твою брехню на огромной сковородке жарить будут, так и знай!
- Я не вру, иди, посмотри сама.
- Ещё чего, делать мне, что ли больше нечего, - продолжая полоть, кинула через плечо Зина.
- А я вот не встану, и вот не подумаю даже, потому что это нечестно, у меня самая большая часть, Зинка бессовестная…- канючила Наташа. Лида подошла к ней:
- Ступай на мои рядки, а я возьму твои, хочешь? Наташа улыбнулась, шмыгнула носом и кивнула. Зина укоризненно покачала головой, но ничего не сказала. Какое-то время все работали молча. И вот сейчас Лида, потирая поясницу одной рукой, другой, сложив ладонь козырьком, смотрела на Зинку, далеко вырвавшуюся вперёд. С этого расстояния сестра напоминала маленький, неутомимый двигатель, тюх-тюх-тюх… По взрывающимся из-под её тяпки земляным комьям, поднимающейся пыли, да летящим по обе стороны сорнякам, безошибочно можно было определить вектор её сверхактивной деятельности. Лида повернулась к младшим сёстрам. Наташа слегка возила тяпкой по земле, после чего устанавливала её вертикально, обвивала обеими руками, сверху укладывала голову и начинала равномерно покачиваться. Каким-то образом ей даже в этом положении, под всё сильнее пригревающим южным солнцем удавалось достичь внутренней гармонии и полного согласия с собой и миром. Она раскачивалась на тяпке с закрытыми глазами, убаюкивала себя, а может даже входила в трансовое состояние. При этом Наташа блаженно улыбалась, словно человек, который далёк от всего земного, который познал вселенскую мудрость и теперь перед ним стоит только одна задача: как передать людям это высшее знание, проводником и светочем которого она является.
     Варя рвала сорняк руками, поскольку быстро уставала от тяпки. Вздохнув, Лида поправляла слева пропущенные Зиной сорняки, а затем, быстро прополов свой участок, поворачивалась вправо и помогала Наташе. Зинка это всё видела, но решила не подавать вида.
- Да пусть как хотят, - пыхтела она от злости, заканчивая работу, - А Лидке, дурёхе, если больше нечем заняться, пусть работает за этих двух избалованных белоручек. А она, лично, Зинка, не нанятая, всё воскресенье на огороде уродоваться. Она дошла до конца межи, перепрыгнула на узенькую дорожку между грядками, полюбовалась на свою работу и отбив тяпку, положила её на плечо и с гордым видом, напевая и нарочито виляя бёдрами, медленно направилась к дому. Наташа перестала раскачиваться, захлопала ресницами и с завистью провожала Зинку глазами. Варя заправила за косынку выпавшую прядь грязной рукой, вздохнула и сердито отвернулась. Лида продолжала молча работать.
- Я закончила, - шествуя мимо старшей сестры, на всякий случай, с вызовом сказала Зина.
- Молодец, - не глядя на неё ответила Лида
- Так и будешь за всех горбатиться? - как бы, между прочим, поинтересовалась Зинаида.
- До полудня нужно закончить, мама просила, и потом за кого за всех, Зина? - Лида, наконец, подняла голову, вытирая лицо краем платка, - Это же наши сёстры… Младшие…
  - Господи! - простонала Зинаида, - Как же вы мне надоели, как же я от вас устала, - она сорвала тяпку с плеча и зашагала, широко переступая через ряды на «участок» Вари, - Рядом со мной иди, - приказала она засиявшей глазами Варьке, - И гляди, работать у меня, в носу не ковырять…
- Зина, Зин, - робко, вполголоса, начала самая младшая, - Я и то работаю, правда… Зина, а знаешь, ты очень красивая…
- Цыц, - прикрикнула Зинка, изо всех сил морща губы, чтобы не улыбнуться, -  будешь болтать, уйду.
     Некоторое время девочки снова работают молча. Окончательно просыпается Наташа и усердно трудится, догоняя сестёр.
Она тоже хочет сделать что-то приятное, чтобы отметить благородный поступок сестры:
- Зин, а ты знаешь, ко мне позавчера Денисов подходит, ну из параллельного, и вежливо так спрашивает, - А что, Зина Кудрявцева, твоя сестра родная? А я ему, - Допустим, и чё? А он такой, - Да ничё, в принципе... Ой, Зин, так и сказал, «в принципе», скажи, умора…- Привет передавай, - говорит, - Клёвая она…
- Это что ещё у вас там, у мелюзги, за разговорчики обо мне? - с притворным возмущением поворачивается к ней Зина, - Лид, слышишь? Та машет рукой и смеётся… Зинаида оценивает, сколько сделано, а сколько ещё осталось, хитро улыбается, оглядывая сестёр, и густым, раскатистым голосом вдруг затягивает:
- Па До-ону гуля-а-ет, па До-о-ну гу-ля-а-ет… Наташа первая тут же вскидывает голову, вся подбирается, вытягивается в струнку и чистейшим, звонким сопрано, выводит:
- Па До-ону гуляет, казак ма-ла-дой… Лидия и Варя, замерев всего лишь на  несколько секунд, дружно подхватывают:
- А там дева плачет, а там дева плачет, а та-а-а-м дева плачет,
Над быстрой ре-ко-ой…
Мелькают загорелые девичьи руки, сверкают улыбки, кипит работа, льётся песня...
     Мать девочек, выйдя из летней кухни, вытирает мокрые руки, прислушивается и улыбается. Её муж рубит дрова, но топора несколько минут что-то не слыхать. Она проходит к поленнице, нужно звать мужа, пора обедать. А он, укладывая наколотые дрова в только ему известном порядке, дымит папиросой и улыбается в усы. И у него в этот момент такое лицо, что почему-то ей больно на него смотреть:
- Коля… - негромко зовёт она, - Обедать идём ...
Он спохватывается, словно застигнутый за чем-то недостойным, усиленно хмурит брови, но потом не выдерживает, поворачивается к жене и, кося хитрым глазом в сторону огорода, севшим неожиданно голосом произносит:
- От же ж шельмы, а, мать? И столько в этих словах искренней отцовской нежности, столько невысказанной теплоты, что её невозможно замаскировать ни суровым взглядом, ни нарочитым равнодушием, ни резким словом. Она буквально сочится из его голубых, с хитрым прищуром глаз, она витает в воздухе, она осязаема и материальна, как этот дом, построенный их собственными руками, как этот виноградник, предмет его тайной гордости, как их дочери, четыре звонкоголосых птички, четыре живительных ручейка, которые допели песню, закончили работу и наперегонки, хохоча и перекрикивая друг друга, подстрекаемые Зинкой-заводилой бегут сейчас к летнему душу.
     Его жена всё это чувствует настолько хорошо, что быстро отворачивается, как человек, который нечаянно увидел что-то сокровенное и тайное, что-то такое, что совсем не предназначалось для посторонних глаз. Поэтому она, самым будничным и обыкновенным тоном, на который только способна, произносит:
- Я во дворе накрыла… Пойду девчат позову…
     … В конце мая уже настоящее лето. Поэтому в особенно душные ночи, сёстры перебираются спать на сеновал. Там ещё полно прошлогоднего сена, там тепло, но не душно, там слышно, как внизу, под ними, уютно и по-домашнему возится, устраиваясь на ночь, корова Зорька со своим сыночком Тимошей, там пряный, кружащий голову травный запах, который успокаивает, приводит мысли в порядок и располагает к задушевной беседе.
- Зин, ну расскажи, - просит Наташа, а с кем ты ещё танцевала?
- Много будешь знать, скоро состаришься, - немедленно реагирует Зинаида, внимательно рассматривая, в пробивающемся сквозь щели лунном свете, свои руки, - Мне сегодня один инженер, городской, между прочим, так и сказал:
- Какие, говорит, Зинаида, у вас руки красивые…
- Да ладно, - выдыхает Варя, - а ты чего?
- Спи давай, «чего»! Подрасти, сначала…
Но тут же продолжает:
- Да зачем он мне сдался, хлыщ командированный! У него, небось, и жена в городе имеется… Знаем мы таких… В темноте раздаётся смех Лидии:
- Ох, Зинка, знаток человеческих душ… Девочки громко смеются, а звонче всех Зинаида. Внизу испуганно всхрапывает Тимоша. Внезапно с крыльца раздаётся суровый окрик отца:
- Да вы угомонитесь там, наконец? Сейчас живо разгоню оттуда… Девочки умолкают и, давясь смехом, сдержанно хихикают.
Зинаида поворачивается на правый бок к старшей сестре:
- В пятницу снова танцы, пойдёшь? Лидия пожимает плечами. А Варя, приподнимаясь на локте, шепчет:
- Лиде к экзаменам готовится надо… Она же в пединститут поступает…
Варвара снова ложится на спину, закидывает руки за голову и насмешливо говорит:
- Пединститут, ужас какой… Вот мне вызов из училища скоро прийдёт, я и сама в город уеду…И при этом никаких тебе экзаменов, - она замолкает и вздыхает мечтательно…
- А я певицей буду, - вдруг тихо и очень серьёзно произносит Наташа… Несколько минут все молчат, осмысливая сказанное.
- Ну, а ты, Варька? - спрашивает Наташа, чтобы только прервать это молчание, от которого у неё самой, как и от собственной смелости кружится голова.
- А я, как Лида, - отвечает та сонным голосом…
    … Проходит ещё несколько минут и все четверо спят крепким сном. Им снятся неведомые сны, в которых ярко, волнительно, но мимолётно и очень смутно они видят свою будущую жизнь, такую же бескрайнюю, загадочную и прекрасную, как это необъятное, чернильно-звёздное небо, широко и вольготно раскинувшееся над их юными головами.

Продолжение следует...