Семейные хроники. Юрий. Переезд в Волгодонск. 1959

                Семейные хроники.  Юрий.  Переезд в Волгодонск. 1959 г.


         Наступил 1959 год. Иллюзорный проект или, как угодно, жизненный план отца (Пётр Парфентьевич  Линник 27.04.192 – 21.07.1990) начал рушиться.  Мечтал он обустроиться с женой и детьми  в Шахтах,  подле  родителей - стариков,  рядом с младшим братом Иваном, жить большой семьёй на родной с детства земле, растить детей, помогать родителям. Создать этакое родовое гнездо. Для этого он с семьёй  в сентябре 1953 года покинул Стерлитамак и вернулся в Шахты, но, думается, что через пару-тройку лет начал понимать, что совершил ошибку.  Проработав на   электростанции, которая   устарела и потеряла своё значение, несколько лет в должности начальника смены пыле-приготовительного цеха, он увидел, что никаких перспектив ни профессионального роста, ни заработка у него не было.  Оставалась единственная перспектива доработать до пенсии, до которой оставалось ещё ого-го сколько лет,  и та  зашаталась. Печально ещё было то, что отец  в течение почти 5 лет     реализовывал  свой план с усердием, достойным  лучшего применения.  Рядом с домом  родителей красовался уже почти готовый дом, на  который были затрачены немалые усилия и средства.  Годы наша семья отказывала себе во всём, а имевшиеся накопления и зарплата шли на строительство дома. В году 1957-58  поползли слухи, что в городе будут  строить крупное металлургическое предприятие  «Центролит». Отец оживился,  как утопающий  за соломинку,  он хватался за любую возможность, чтобы сохранить задуманное. Но время шло, а завод строить не собирались. Да и завод тот всё-таки  был металлургическим, а отец был химик-технолог.

     Только сейчас, когда сам стал уже стариком, я понял трагизм положения отца, вникнув в его мысли и переживания.  Планы его рушились, и он ничего не мог  с этим поделать. Не идти же ему работать в шахту, плюнув на то, что он закончил блестящий московский ВУЗ, да и  Военная академия химзащиты за плечами обязывала ко многому. А новенький , пахнущий свежей краской, построенный с любовью, но с такими усилиями, дом, саднящей занозой сидел в сердце.      Конечно, он совершил ошибку, пытаясь построить благополучие семьи  на песке. Как  дальше сложилась бы его жизнь, да и моя  не известно, но с 1 января 1959 года на электростанции, где работал отец,  началась реорганизация.  Пыле-приготовительный цех  объединили с котельным, и несколько начальников  смен  были сокращены. Отец, как недавно работающий и имеющий не профильную специальность, попал в их число. Его перевели в соответствии с его специальностью химика  в химлабораторию на должность старшего лаборанта. Конечно, это был удар, но  каким бы неприятным он ни был,  отцу этот неотвратимый толчок судьбы  был   просто необходим.   Он встряхнул отца и заставил действовать. Он понял, что необходимо возвращаться в свою специальность и работать так, чтобы добиться успеха.  А это означало то, что придётся распрощаться с  идиллическими мечтами и  вновь покинуть родовое гнездо. Не получилось, и слава богу.  В Шахтах мы бы все закисли, как  некоторые мои друзья.
      Отец отправил письма на ближайшие крупные химические предприятия с просьбой о приёме на работу -  на  Северодонецкий, Невинномысский химкомбинаты и  строящийся   Волгодонский комбинат синтетических жирозаменителей. Это были годы грандиозной химизации страны, строились десятки новых крупных химических  комбинатов, расширялись старые.  Политический  лозунг той эпохи, провозглашённый Никитой Хрущёвым звучал так: «Коммунизм – это есть советская власть плюс  электрификация всей страны и плюс химизация народного хозяйства». В этом смысле  отцу повезло, он как бы попал в струю. Но пять лет  вне профессии, пять лет, потраченных на безуспешные попытки закрепиться в Шахтах, были безвозвратно потеряны для его карьеры. 
      Неизвестно, каковы были предложения от всех предприятий, но отец остановился на Волгодонске -  опять же, родная Ростовская область, не так далеко  от  Шахт (двести километров), да  и  перспективы на новом предприятии  были  многообещающие.  Из ознакомительной поездки в Волгодонск отец   вернулся в приподнятом настроении, словно  гора у него свалилась с плеч. В Волгодонске  ему всё понравилось; и встретили его  хорошо, и специалисты химики  были нужны, и работу ему сразу предложили, и зарплата была неплохая, и квартиру обещали в новом доме. Он с увлечением рассказывал о месте, где нам предстоит жить, о городе  на берегу  Цимлянского водохранилища, которое было таким большим(180х30км), что люди  его называли Цимлянским морем. Отец уехал на новое место работы в марте 1959 года. Мы, мама, сестра и я остались в нашей старой коммунальной квартире в посёлке Шахтинской ГРЭС в ожидании обещанного отцу жилья. Тем более, мне надо было  заканчивать     четвёртый класс, а сестре Ирине - первый.

      Я в то время бредил кораблями и морем и конечно же загорелся  новым  местом жительства  и нетерпеливо ждал отъезда. На Волгодонск  у меня были большие надежды, которые, забегая вперёд скажу, почти все исполнились.  Так родители  мне клятвенно пообещали разрешить на новом месте  ходить на море с друзьями.  Этого я был лишён в посёлке. Ребята в жаркие летние деньки ходили купаться на местный став. Мне это было категорически запрещено, поэтому я так и не научился плавать, в то время, как малявки младше меня уже прекрасно плавали. Разумеется, я чувствовал свою ущербность в этом вопросе, хотя,   был ловчее своих друзей, быстрее всех бегал , дальше всех прыгал.
 
      Кроме неумения плавать у меня были ещё  два болезненных для моего самолюбия пунктика.   Каждое лето почти вся пацанва  уезжала в пионерлагерь Гантиади на Черное море,  а я, так любивший море и мечтавший стать моряком, ни разу не удостоился   этого счастья. На то были причины, но как я завидовал пацанам, уезжавшим из посёлка, насквозь пропитанного гарью из труб электростанции, и как мне было обидно, когда они возвращались и, загоревшие и поздоровевшие, оживлённо обсуждали свои приключения на море. Ну и, наконец, я, к своему стыду, не умел  ездить на велосипеде.  Почти у всех  моих друзей во дворе в семьях были велосипеды, пусть старые и  разбитые, и дети с ранних лет учились ездить.  Совсем маленькие  ездили  под рамой, ибо с сиденья не могли достать ногами педали.  И каково мне было смотреть на них и видеть это?  Ребята постарше  собирались группами на велосипедах и уезжали  в какие-то места, о которых  я знал из их рассказов, но никогда там не был. Я оставался один и вынужден был ожидать возвращения своих  друзей, ибо одному и играть то не во что.   Ещё в Стерлитамаке был у отца хороший немецкий  велосипед, который продали  при переезде в Шахты. Как он был мне нужен в девятилетнем возрасте!   Так вот отец   клятвенно пообещал, что,  как устроимся на новом месте, он купит мне велосипед.  Ради велосипеда я был готов ехать куда угодно и с нетерпением ожидал переезда, после которого должна была исполниться  моя голубая мечта.
 
      Отец обещание сдержал. Может быть,  он чувствовал свою вину в том, что постройка   дома лишила нас с сестрой   чего-то важного  для детского счастья. Не прошло и месяца после нашего приезда в Волгодонск,  как моя мечта воплотилась в прекрасный цвета морской волны  дорожный велосипед Минского велосипедного  завода. И сегодня, более шестидесяти лет спустя, я благодарен отцу за такой подарок, Быть может, во всей последующей моей жизни я не чувствовал себя таким счастливым, хотя были у меня и новые автомобили и другие приятные вещи.  Научился я ездить быстро, любил кататься на велосипеде и ездил в походы в составе класса и с друзьями.
      И ещё у меня была одна задумка  для нового места.   Незадолго до отъезда я прочитал рассказ  Юрия Сотника «Архимед Вовки Грушина» о том, как ребята построили на реке маленькую подводную лодку. Я загорелся идеей построить такую же. А здесь, как говорится и карты в руки – переезд на море.  Чего греха таить, любил я заниматься прожектёрством не меньше  гоголевского Ноздрёва. Всё лето носился я с этой идеей - фикс, но воплощать  её так и не принялся.  Дело стало за малым – я не знал с чего  начать, да и как продолжать не ведал.  А в книжке у Вовки Грушина казалось всё так просто.
   
     Почти сразу после окончания занятий  в школе    наконец-то приехал долгожданный отец.  В один из светлых  июньских дней перед нашим домом остановился  бортовой ЗИЛ, из кабины которого лихо спрыгнул отец.  То-то было радости. С ним был веселый молодой парень – шофёр Вася.  Запомнилось, что он наш  большой фикус, мамину гордость, называл фокусом, на что мы дружно смеялись. Сестрёнка, ещё не понимавшая шуток, строго   его поправляла назидательным тоном: «Не фокус, дядя Вася, а фикус! Я же вам говорила, какой  же вы  непонятливый».
     Отец привёз громадного донского сазана. Мать нажарила котлет, накормила нас и соседей в нашей коммунальной квартире  -   семьи тёти   Маши Щербаковой и тёти Веры.  Весь следующий день пролетел в приятных хлопотах и весёлой суматохе – упаковывали вещи и грузили в автомобиль. Я тоже собирал свои вещи – книжки, папки с рисунками, карандаши и краски. Попалась мне коробка от обуви,  полная  некогда моих любимых финтифлюшек – катушек от ниток, спичечных коробок, пузырьков. Давно я не открывал эту заветную коробку. Вырос, теперь они мне не нужны.
      Выезжать решили утром следующего дня.   Отец с сестрой устроились в кабине рядом с шофёром, а мы с матерью  в кузове  на диване  среди тюков барахла рядом с фикусом  и домашней розой.  Выехали рано утром, но провожающие были.  Рядом с подъездом стояло несколько кроватей, на которых  ночевали любители  почивать на свежем воздухе. Они и стали первыми провожающими, немного погодя подтянулись ранние пташки из дома.
      Первые пару часов мне было интересно, особенно, пока ехали по городу и было,  на что смотреть. Когда выехали за город, трясти стало сильнее, дорога была грунтовой. Асфальтовое покрытие дороги между Волгодонском и Шахтами   появится лет через десять.  Рейсовый "пазик"  с завыванием проползал эту дистанцию  за  5 часов. Мы ехали, думаю, часов 6-7. Окружающий пейзаж  стал однообразным – поля, лесополосы, иногда оживляясь при пересечении речушек и оврагов.   Я прикорнул рядом с матерью, но потом и спать не мог от тряски, шума и пыли. Проехать двести километров по грунтовке в кузове бортового зилка – это, я вам скажу, далеко не фунт изюма.
     Часа через два остановились.  Переправа через большую реку.  Хоть какая-то смена декораций.   Да ещё какая! Большая река,  паром, невиданный мною доселе!   В ожидании парома спустились на землю. Я приметил  невдалеке на берегу   старый баркас . Мне он показался громадным. Мы с отцом подошли к нему и с интересом осмотрели.  Впервые я увидел такой большое судно не на плаву, а на суше целиком. Баркас имел классический деревянный набор корпуса с рубкой и мачтой.  Так вот они какие корабли - подводная часть  у  них  больше надводной.
    Подошёл паром. Несколько машин, телег и даже коровы освободили его палубу. Заехала наша и другие машины, ожидавшие переправы через Северский Донец.  Минут через двадцать  мы высадились на противоположном берегу.  Паромная переправа эта  просуществовала долго, лет через 15  на этом месте   возвели прекрасный мост, и время в пути сократилось почти на час. Ну а мы продолжили  наш нелёгкий путь на новое местожительства.  Останавливались ещё раз в каком-то песчаном месте возле  казацкого куреня, обнесённого  старым плетнём.  Выпили воды, сходили   в туалет. Здесь надо сказать, что мы ехали по старому грунтовому шляху, проходившему вдоль Дона. Новая дорога была пробита  значительно дальше от Дона и не петляла по донским хуторам и станицам, затем её заасфальтировали.
      Самое интересное началось, когда  достигли Цимлянска, небольшого, но красивого и уютного городка энергетиков  К тому же, мы въехали на асфальт, и тряска заметно уменьшилась, и  я, поняв, что наше нелёгкое путешествие подходит к концу, воспрянул духом. А минут через пятнадцать наш зилок начал спускаться под гору, и  слева, как раз там где я находился в кузове,  неожиданно показалось оно - то , о чём я мечтал.   Море!!!  Лазоревым  зеркалом, как драгоценность, оно  покоилось в обрамлении обрывистого берега и белесой ленты бетонной дамбы и простиралось  вдаль. Море ласково приветило  меня, обдав  разгорячённое  жарой моё лицо ласковым прохладным дуновением с лёгким запахом выброшенных на берег водорослей и  рыбы.  Вот и познакомились, теперь этот запах станет для меня родным на  многие годы.   И много лет спустя, при выходе из самолёта рейса Москва-Волгодонск после  пребывания на заморских карибских берегах, я с жадностью ловил этот запах детства. Присмотревшись, я увидел, как волны с белыми гребешками на макушках  мерно накатывались на обширный песчаный пляж  и облизывали квадраты  бетонных откосов  дамбы. Всё так – настоящее море - таким  я его и представлял.  Всего лишь какую-то минуту длилось  это почти нереальное видение.  Зилок наш  пересёк  железную дорогу, откуда-то снизу взмывавшую на гребень дамбы, и пополз вниз по бетонной дороге, проложенной по земляному  откосу плотины, и море пропало из вида. Но чудеса на этом не закончились. Мы выехали на мост через Дон. Гигантский гребешок водосливных проёмов, перекрытых  циклопическими затворами,  нависал над мостом и дорогой. Несколько затворов были приподняты, и  вода с бешеной скоростью и адским шумом низвергалась вниз под мост, по которому мы ехали. Я почувствовал   на лице  прохладные брызги, вылетавшие  из потока, и  меня  обуяло одновременное чувство  страха и восторга от грозного и завораживающего  зрелища буйствующей  водяной стихии. А  ещё через десяток минут мы въехали  на мост  через  знаменитый  Волго-Донской судоходный канал. Слева  - величественные  сооружения  шлюза №14, справа канал аккуратной лентой уходил к следующему шлюзу, увенчанному на высоких постаментах  скульптурами двух всадников- казаков с саблями наголо.   Невдалеке по каналу шёл  белоснежный  пассажирский колёсный  теплоход. Столько всего сразу я не видел за всю свою предыдущую жизнь. А вот сам город меня не впечатлил, хотя я нашёл его красивым, особенно главная его площадь в стиле,как сейчас говорят,сталинского неоклассицизма   Автомобиль подъехал к среднему подъезду двухэтажного дома  из красного кирпича.
      Приехали. Дом №16, наша квартира  на первом этаже  №7. Во дворе дома тротуары заасфальтированы, но в палисадниках не то, что  деревьев или кустарников, нет ни единой  травинки.  Фасадом дом выходит на улицу Ленина. Но это второстепенно, нам не терпится осмотреть квартиру. Заходим. Пахнет свежей масляной краской и шпатлёвкой на олифе. Значит,  всё новое и мы первые жители этой квартиры. Приятно и волнительно. Кругом всё чисто и красиво.  Вход в прямой коридор. Слева двухстворчатая дверь в большую комнату. В комнату только заглядываем.  Она просторная и светлая с большим трёхстворчатым окном. Проходим далее по коридору, который имеет ход налево и направо.  Направо вход в комнату с одним окном, налево – в довольно  просторную кухню. Между ними три двери. Открываем по очереди каждую и ахаем.  Ванная комната с большой чугунной белоснежной ванной. Следующие двери в отдельный туалет  и просторную кладовку.  Все довольны, особенно,  мама. Конечно, это на порядок лучше, чем в Шахтах, где мы располагали двумя проходными комнатами в коммуналке с общей кухней и туалетом, а ванной там не было и в  помине.  А здесь отдельная новая двухкомнатная квартира  со всеми удобствами. Для меня же главным  была ванная.  Ни разу в жизни я не мылся в ванне и мечтал об этом. Правда оказалось, что горячую воду в дом ещё не подали и подадут не скоро. Вышло так, что и ванна есть, а помыться в ней нельзя.

      Ближе к осени отец   установил в ванной водогрейную  колонку на дровах – титан. И ванну первый раз мы приняли  по-настоящему месяца через два после вселения. Дровами поначалу обеспечивал я. Ходил по стройкам, собирал обрезки досок, палки. Отец купил топор. Перед каждой помывкой (по субботам) я готовил дровишки,  во дворе мелко рубил обрезки и относил в ванную. Разжигал титан и грел воду. Вода в титане нагревалась долго, зато потом хватало помыться всем и даже хватало матери  постирать бельё.  Жара в ванной была ужасная, но, когда наступили холода было приятно погреться.
     Правда, однажды во время рубки дров я засадил крупную занозу в левое запястье. Занозу врач вытащил, но почти полтора сантиметра  осталось в руке, и сидело так долго, что я свыкся.  Спусти пару лет оставшаяся часть занозы начала нарывать, промыли, но она не вышла. Наверное, ещё через год стала расти шишка, росла долго. Я уже учился в техникуме, когда  заноза пробилась, и показался её кончик. Тогда  я уже без помощи врача ухватил занозу за кончик зубами и вытащил. Больше сантиметра и толщиной более миллиметра. До сих пор, а прошло более  60 лет, у меня на левом запястье остались два шрама. Первый со следами шва от  хирурга, второй мой короткий. В общем, натерпелся я от этой занозы, но до свадьбы, как говорят, прошло, и слава богу.
 
     А в этой квартире мы прожили   счастливо, но не так долго.  В 1963 году я уехал  учиться в энергетический техникум  в Шахты. А осенью 1964 года отцу дали трёхкомнатную квартиру улучшенной планировки в трёхэтажном доме, расположенном в этом же квартале. Получается , что  остаток детства с 1959 по 1963 год у меня прошёл в этой квартире.