Клуб Анонимных Сыновей. Часть первая

КЛУБ АНОНИМНЫХ СЫНОВЕЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Время умирать в одиночестве.

Павел открыл глаза.

Как понять, что ты проснулся по настоящему, а не оказался в еще одном сне, спрятанном в первом кошмаре?!

Взять с прикроватной тумбочки коммуникатор, наверное; проверить время, открыть ленту вечерних новостей, убеждаясь, что за время недолгого мучительного сна во внешнем мире не произошло ничего ужасного, запустить программу очистки памяти – вряд ли такое возможно в мире грез. Примерно то же самое, как ущипнуть себя за руку.

Три часа мелкой, липкой июльской ночи. Долгое угасание минувшего дня скоро сменится зыбким рассветом.   

Действительно, время умирать в одиночестве.

Павел вздохнул.

Едва слышно шелестел кондиционер, включенный в ночном режиме. Обманчивая прохлада; за раздвижной дверью спальни – духота квартиры, слишком просторной для одного человека. По утрам и днем, да и, большей частью, по вечерам Павел не обращал внимание на избыточность  окружавшего его пространства  Напротив, чрезвычайно удобная планировка как раз для холостяка: холл и гостиная, небольшая функциональная кухня, напоминавшая, благодаря немецкой технике, отсек космического корабля, спальня, кабинет, две ванные, маленькая постирочная.  Спальня – для сна и секса, кабинет – для работы, гостиная – для встреч с редкими гостями или чтения на уютном диване. Для каждого занятия – своя комната.  Однако в тяжелые ночи квартира превращалась в заброшенный замок с призраками, путь по коридору из спальни до кабинета длился вечность, не согретую женскими вздохами, детским сопением, пыхтением собачки.

Кошмар отступал.

Павел осторожно сел на кровати, убедился, что окончательно вернулся в реальность, отложил коммуникатор и зажег свет, небольшую простую лампу, которую выбрал сам, несмотря на горячие протесты дизайнера, помогавшей с обустройством квартиры и после окончания основного ремонта.

Забыл принести в спальню  стакан воды. Ну что же, на кухню, выпить сока.
Павел никогда не спал в пижаме, но и зимой, и летом надевал перед сном просторную футболку.  Он знал, что выглядел в таком ночном наряде забавно и уж точно не сексуально, но его подругам приходилось мириться и с этой привычкой Павла, даже если в их изящных головках и  возникал образ медвежонка в курточке, но без штанишек.  Впрочем, в Павле не было ничего медвежьего;  несмотря на рост под метр девяносто и мощь, обретенную за годы тренировок в спортивных клубах, он, одновременно вкрадчивый и стремительный, хотя и напоминал хищника, способного нападать из ниоткуда и исчезать, не оставляя следов, но другого, возможно, кого-то из семейства кошачьих.         

Выйдя из спальни, Павел включил освещение в коридоре. Обычно, если он просыпался ночью и, вспомнив что-нибудь важное, связанное с делами, шел в кабинет, или поддавался голоду и, как бы невзначай, отправлялся на кухню за мороженым,  то обходился без лишнего света – он очень хорошо видел в темноте, а коридор, не заставленный мебелью, не таил в себе никаких опасностей.

Однако в ночи кошмаров Павлу требовался весь свет, какой только был в квартире.   

На кухне он взял из холодильника бутылку яблочного сока и сел у небольшого стола. Глоток.  Еще глоток. Пусть сок немного согреется, иначе не чувствуется вкус. 
Тишина. Покой, готовый взорваться стоном или криком.

Павлу всегда, с раннего детства,  снился один и тот же кошмар, немного изменившийся с годами, но не ставший менее жутким - его мать, Инна, превращалась в ведьму.

Менялся ландшафт сна, но сюжет оставался одним и тем же. Павел гулял с матерью в чудесном месте – то в парке с цветниками, то в весеннем саду, то у ласкового моря. Во сне ему всегда было пять лет – в этом возрасте он впервые увидел свой кошмар, Инне – двадцать семь, и она выглядела также, как в то далекое время – хрупкой, несмотря на высокий рост, перешедший по наследству сыну, нервной, ранимой, очаровательной.  Нежный цветок на тонком стебле. Во сне Павел чувствовал ее любовь.  Мама улыбалась ему, державшему ее за руку, шутила с ним, говорила что он – ее любимый маленький мужчина, самый хороший мальчик на свете, ее рыцарь.  Они играли, мир переливался нежными красками; бывало, к матери и сыну прилетали птички и  бабочки, выходили ласковые зверушки, в спокойной морской воде резвились рыбки. Затем, в неуловимый миг кошмара, Инна начинала меняться.  Она то больно щипала Павла, то толкала его, то дергала за ухо, кричала на него, обзывая плохим, ни на что негодным, и на глазах испуганного мальчика сквозь маску мамы начинало проступать другое лицо – злое. Идиллический пейзаж шел трещинами. Бабочки превращались в жалящих насекомых, зверушки злобно скалили гнилые зубки, от рыбок веяло смрадом.  В конце концов, пятилетний Павел оказывался наедине с ведьмой в жутком месте, из которого не мог убежать. И бежать  было не к кому, не к кому – мама исчезла.  Мальчик с ужасом наблюдал, как менялось милое мамино лицо. Нежные карие глаза превращались в черные провалы зла, изящные губы вытягивались до заострившихся ушей,   зубы становились  клыками. Злобное существо намеревалось убить мальчика, съесть, поглотить, чтобы от него ничего не осталось.   

Павел взболтал сок и сделал несколько глотков.

Кошмары детства.  Но те годы, когда в сны Павлика  откуда-то просочились ужас и злоба, в их семье не происходило ничего явно плохого. Явно плохого.  Скрытое разрушение уже шло. Инна всегда отличалась тревожностью, склонностью к беспокойству.  Она волновалась из-за сына, вечно объятая предчувствием неотвратимой беды, так никогда и не случившейся. Однако страх за Павлика  заслонял собой страх совсем другой, скрытый так глубоко в душе Инны, что она сама его не осознавала.   Инна боялась потерять не сына – она страшилась лишиться мужа, Андрея. Молодую женщину ужасала не вероятность несчастного случая или стремительной болезни – ее преследовала тень соперницы, разлучницы. Удержать Андрея от встреч с другими женщинами Инна была не в силах; тот,  яркий и необузданный по натуре, не желал становиться домашним.   Однако Павлик, в раннем детстве поразительно похожий на отца, должен был принадлежать только Инне, матери.  Этого она могла достичь.

Десятилетия спустя Павел все еще помнил, как они с ней, мать и сын, брошенные их богом – Андреем,  ждали звонка в праздничные вечера, которые тот упорно отказывался считать «семейными» праздниками.

- Веди себя хорошо, и Андрей к нам приедет, - убежденно говорила  Инна, прижимая к себе Павлика, - главное, хорошо себя веди. Ну и что – поехал загород , подумаешь! Можно и передумать, верно? 7 Даже с полдороги вернуться. Мы же так его ждем, верно?

В ее прекрасных честных глазах прирожденной лгуньи Павлик видел искреннюю веру в силу любви.  Всеми силами души он хотел помочь маме, позвать папу домой, но не мог ничего поделать. Андрей не приезжал, Инна начинала потихоньку, с достоинством плакать. Актриса от природы,  она заламывала гибкие руки, обращаясь к сыну, единственному, но самому преданному зрителю:

- Не в этот раз, не сегодня.  Не все праздники удаются, Павлик, всегда это помни. Не заслужили мы с тобой вечер с Андреем, не заслужили.

Андрей всегда возвращался  к жене и сыну, только не тогда, когда его ждали.
Он появлялся в просторной квартире, свежий и веселый, и кружил Инну,  в танце.
- Моя акварельная красавица, если бы ты знала, как я сегодня спешил домой!

Андрей, в отличии от Инны,  мастерски умевшей превращать ложь в полуправду,  никогда не лгал – он действительно торопился к своим, жене и сынишке, бессердечно оставленным  скучать в праздничный вечер накануне.  Не поддаваться женским уловкам Андрея научил отец, передавший  послание от его собственного отца, деда Андрея и прадеда Павла: «Быть мужчиной значит зарабатывать как можно больше денег и, заработав,  делать, что хочешь. Для женщин важны только деньги, и деньги искупают все».

Взрослый Павел поднялся со стула.

В спальню, вытянуться на удобной кровати, провалиться в  забытье.  Он знал, что в эту ночь кошмар не повторится, также как знал, что угодит в него, ложась спать несколько часов назад. Так случалось всегда, когда он навещал мать и ее вторую семью и передавал им деньги.

Павел стал очень, очень влиятельным человеком; он курировал инвестиционное направление в огромной финансовой группе, единолично принимал важнейшие решения, обладал широчайшими связями в деловом мире.  И он был безусловно хорош собой, притягателен властностью, которую уравновешивало прекрасно развитое чувство юмора.

Какие бы призраки не преследовали Павла, он рано научился держать их в узде. Никто не знал, что Павел был самозванцем, лгуном, еще более изощренным, чем его мать, хранившим постыдную тайну. Ничто в мире, никакие личные достижения, не могли убедить его, что он достоин любви.  В этом заключалось наследие его детства, и эта же глубочайшее, неосознаваемое презрение к самому себе  давала Павлу небывалые силы для все новых и новых свершений, которые ему было не с кем разделить.

* * *

В девять часов утра Павел, ясный и свежий, вышел из квартиры, готовый к новому дню.

В лифте он внимательно посмотрел на себя в зеркало – раньше, за бритьем,  он так глубоко ушел в мысли о крупном проекте, который собирался одобрить, что привел себя в порядок, не вглядываясь в отражение , и быстро выбрал одежду для долгого рабочего дня . Павел любил простой крой костюмов – тот, для которого требуется мастерство портного. Ему шли сложные приглушенные оттенки серо-зеленого, сине-зеленого, темно-серого , но никогда коричневого.   Осенью ему исполнялось сорок. Он не стремился выглядеть моложе – он хотел чувствовать себя молодым, именно чувствовать, ощущать вибрации жизни в своем теле, знать, что в любой момент готов принять любой вызов и победить.  Однако даже в приглушенном синеватом свете кабинки лифта никто не дал бы ему сорока. Зрелость читалась только во внимательных, холодных глазах.

Спускался лифт недолго. Не по-московски изящный новый дом насчитывал девять этажей и стоял в Хамовниках, в тихом переулке недалеко от Новодевичьего монастыря. Переулок спускался к набережной; при желании, можно было пешком дойти до Усачевского рынка и наесться всякой вкусной чепухи, Иногда Павел так и делал.

Он развелся  два года назад, решительно завершив бездетный брак,  и без малейших колебаний оставил  бывшей жене просторную квартиру в Сокольниках.  Павла не интересовали деньги кА таковые, и,  в придачу к квартире, он выплатил жене очень существенную сумму – чтобы было на что квартиру содержать, и самой не бедствовать. Впрочем, после развода та вернулась к жизни деловой женщины – до замужества она работала в западной консалтинговой компании, и познакомилась с Павлом, в общем-то, именно благодаря этому. 

Дом в Хамовниках Павлу порекомендовал давнишний деловой знакомый, и легкое, но легкомысленное строение, спроектированное  в стиле минимализма , Павлу сразу же понравилось  именно своей лаконичностью.    Квартир в доме было немного, на седьмом этаже, где поселился Павел – всего две, его и другая, в которой шел все еще тихий, упорный ремонт. Соседей Павел ни разу не видел. Обустройство квартиры самого Павла заняло больше года. Все это время он снимал апартаменты в центре, недалеко от банка. Хотелось своего жилья, своих стен, не хранивших памяти о прежних обитателях.

Лифт плавно остановился на первом этаже, и Павел решительно прошел через вестибюль, к выходу, у которого его уже ждал водитель, Максим.

- Доброе утро, Павел Андреевич! – Максим сдержанно улыбнулся и сбежал по ступенькам к машине, представительскому «Мерседесу», чтобы открыть Павлу дверь.

Садясь в машину, Павел вспомнил, что в тот день, как и всегда по средам, должна была прийти его домработница, Елизавета Петровна.  Она убиралась у Павла три раза в неделю, по понедельникам, средам и пятницам, а также, весьма сурово настояла на том, чтобы готовить ему легкую, полезную, но домашнюю еду – в представлении Елизаветы Петровны,  питаться исключительно в ресторанах и было крайне не полезно. Она словно бы не работала у Павла, а искренне опекала его.

- В банк, Макс, - распорядился Павел, - как сам? Твои вчера улетели на море?

- Отлично,  Павел Андреевич! – с готовностью ответил Максим. – Мои на месте. Вернутся в августе. Спасибо.

Павел кивнул и позвонил своей помощнице, Валерии.

- Доброе утро, Павел! – Лера ответила после первого же гудка. – В десять тридцать придет Карамышев.  Созвонилась с его офисом, должен быть вовремя.

- Отлично. Я еду. Возможно, прогуляюсь по банку. Задержусь минут на десять. Выдай ему шоколадку , - сказал Павел и чуть улыбнулся. – У него жизнь сложная,  это мы – люди простые. 

Лера с восхищением  рассмеялась.

Влюбленная молодая женщина, и Павел прекрасно знал о сладком,  запретном,  мучительно-прекрасном чувстве, которое к нему питала Лера. Пять лет назад она  пришла к Павлу на собеседование, недавняя выпускница очень хорошего института, полная сил и планов относительно своей собственной карьеры – поработав с Павлом и заручившись его рекомендацией, можно было перейти в любое подразделение   банка.  Однако произошло то, чего организованная и целеустремленная Лера  предусмотреть не смогла.  Она с первого же взгляда влюбилась в Павла.  Ее поразил высокий, явно очень сильный, властный и в то же время любезный мужчина.  Рост. Прекрасные светло-светло-карие глаза, полные мягкой иронии.  То и дело падавшая на лоб прядь темно-русых волос. И ум, и чудесное чувство юмора, и так далее, и так далее. Павел увидел обожание в глазах Леры и решил оставить ее у себя. Несмотря на все его обаяние, с ним было очень трудно, временами невозможно, работать изо дня в день. Он щедро платил – его помощницы получали намного больше других секретарей в банке, но требовал абсолютной преданности. В ярости Павел становился страшен  Он не переносил тупости, и когда сталкивался с ее проявлениями в ком-то из подчиненных, приходил в холодное бешенство, ранившее по касательной всех, кто в те минуты находился поблизости. Искреннее чувство помогло Лере  приноровиться к начальнику. Она забыла о переходе на «настоящую» работу, всецело посвятив себя Павлу, его успеху, привычкам, растворилась  в нем.  Бесконечные рабочие дни, особенно рабочие субботы,  давали Лере иллюзию близости с Павлом.  Она видела его уставшим, она стала невольной свидетельницей его дикого загула после развода, она знала о Павле все – все, что ей позволялось знать.  Он воспринимал ее любовь с пониманием, на Новый год, ее день рождения и по другим случаям приглашал Леру на долгие ланчи в каком-нибудь очень дорогой ресторан, дарил ей сумки и платки, платил премии. Удобная девочка.    

- Я сегодня с кем-нибудь обедаю? – спросил Леру Павел. – Смотрел, в календаре пусто. Разсинхронизация?

- Нет, - горячо возразила Лера, - не обедаете.  Я  нашим айтишников такого страху нагнала, когда в прошлый раз у вас не отобразилась встреча, вы бы только видели!

- Тогда закажи мне что-нибудь вкусное, - решил Павел. – Не паровую рыбу, уж точно.

- Лазанью? – коварно уточнила Лера.

- Да, Лера, лазанью, - расхохотался Павел. – И супчик. Легкий. К часу дня. И проверь мою запасную спортивную сумку, будь добра.  Может быть, потренируюсь вечером.

На этом Павел закончил разговор с Лерой.

Максим чуть слышно включил тяжелый рок – Павел всегда просматривал утреннюю  аналитику под музыку. Листая страницы на своем планшетнике, Павел начал подпевать суровым парням из «Моторхед».  Теперь  восхищенно рассмеялся Максим. Он боготворил своего шефа. Тот был… настоящим.   Павел добился успеха сам, своим умом, в отличие от многих других в руководстве финансовой группы; он слушал правильную музыку, никогда не говорил с Максимом свысока, знал толк в машинах, мастерски водил сам, помог разобраться с ипотекой, а то наделали бы глупостей, к Новому году платил личную премию из своих денег.  За годы работы с Павлом у Максима не раз появлялось чувство , что они, в сущности, похожи, и каждого свое дело: у Павла – руководить , у Максима – водить машину. Именно этого и хотел Павел. Преданный водитель служил источником информации о коллегах Павла и, что было не менее важным, не болтал о своем собственном шефе.

Прочитав отчет, Павел вял коммуникатор, включил диктофон, быстро надиктовал замечания и отправил файл Лере для распечатки. Он работал именно так, решая возникавшие повседневные вопросы по ходу дела и не упуская мелочей.  Очень давно, в студенческие годы, Павел осознал истину, простую, как и все истинное: сосредоточиться на важнейших целях он мог, только не перенося изо дня в день груз нерешенных второстепенных вопросов.

Затем начались деловые звонки. Максим выключил музыку. Утренние минуты единения с шефом закончились.

Разговаривал Павел со всеми в разной манере. 

Например, в то утро он прочувствованно, со значением,  пропел кому-то: «Отцвели уж давно хризантемы   в саду» и в зеркало подмигнул Максиму.  Тот едва сдержал смех.

Так, за разговорами, они добрались до главного здания банка и, заодно, финансовой группы.

Одиннадцать лет назад, когда Павел начал здесь работать , финансовой группы, в ее нынешнем виде, еще не существовало. Шло бурное развитие банка. Павел пришел в первую команду, запускавшую  инвестиционный блок под руководством веселого рыжего американца Мэтью. В то время можно было легко обратить на себя внимание не только  непосредственного начальника, но и владельцев банка, крайне заинтересованных в успехе своего дела. Павел, благодаря и уже накопленному на предыдущем месте работы опыту, и свободному владению английским, и обаянию,   легко  поладил с Мэтью, весьма впечатленным двумя высшими образованиями серьезного русского парня – техническим и экономическим (заочным, для упоминания в анкетах отдела кадров).  Второй диплом  Павел писал по ночам. 

Не прошло и года, как Мэтью, женатый на строгой американке, приезжавшей в снежную Россию несколько раз в год (ее карьера имела не меньшее значение, чем карьера мужа), угодил в не очень приятную историю с танцовщицей стриптиз-клуба и, помучившись, поделился своей проблемой с Павлом.  Мэтью искренне верил, что компрометирующие фотографии, сделанные тайком его эффектной подругой,  навсегда разрушат имидж гуру фондового рынка  в глазах русских олигархов (тогда еще будущих олигархов), и не представлял, как избавиться от очаровательной шантажистки – заплатить?! В противном случае его ждал позор – публикация разоблачительной статьи в русском таблоиде, развод с женой, изгнание из России.  Проблему усугубляло то, что Мэтью не говорил на русском (и, как понял Павел, мог наобещать коварной соблазнительнице  золотые горы, толком не понимая, о чем та вела речь). Мэтью видел единственный выход – бежать из России до скандала.

Павел едва отговорил Мэтью от бегства и вместе с ним, в качестве доверенного переводчика, отправился к одному из владельцев банка, Марату, английский знавшему не очень хорошо. Павел предполагал и не ошибся, что проблему можно решить, передав дело банковской службе безопасности.

- Я здесь исключительно, как переводчик, - мрачно предупредил Павел Марата перед началом встречи, - но едва уговорил Мэтью не уезжать, бросив все дела. Ему очень неловко. Другой менталитет,  Марат Ильясович.

Мэтью, запинаясь и морщась от брезгливости к самому себе, изложил суть дела. Марат вызвал начальника службы безопасности банка и коротко пересказал ему историю американца. Павел начинал жалеть, что не помог Мэтью упаковать чемодан и улететь домой.  Марат мог подумать, что Павел причастен  к развлечениям американца. Что за черт! И время шло, драгоценное время рабочего дня. .

В конце концов, Марат отпустил Мэтью и начальника службы безопасности, но попросил Павла задержаться. «Ну, начинается», - мрачно подумал тот, готовясь к увольнению.

- Слушай, Павел, - сказал Марат, когда они остались вдвоем, - перейду на «ты».Во-первых, спасибо. Только бегства Мэтью нам и не хватало.  Не люблю иностранцев, но без них никак. Пока никак, во всяком случае. А, во-вторых, что он вообще за человек?

Затем он вздохнул и добавил:

- Нам крайне важно, чтобы наш инвестбанк стал лучшим в России. У нас большие планы. Рекомендации у Мэтью блестящие. И в Польше поработал, и в Чехии. На новых рынках.  Ему можно доверять?!   

- Мэтью – толковый спец, - теперь вздохнул и Павел, - честно, я вижу его стратегию, и она верная.  Единственно верная.  Думаю, ему здесь одиноко, скорее всего. Мы же практически живем в офисе. Трудно расслабиться.  Можно ли ему доверять?

Павел собрался с мыслями.

- Марат Ильясович, я сам верю в личную ответственность за деловые решения. Вообще за все решения, включая деловые. Видел на прошлом месте, что происходит, когда пытаются что-то решить сообща. Ничего хорошего.  Должен быть кто-то один , готовый принять риск.

Марат с интересом слушал Павла.

- В моем понимании, Мэтью, как и любой экспат, то есть иностранец, с опытом, которого нет у нас самих, полезен. Но он – наемный менеджер, пусть и высшего уровня.

- Москвич? – спросил Марат, с интересом всматриваясь в Павла. 

Их мысли были созвучны. Марат никогда не разделял восторженного  отношения к иностранцам; он понимал, что те обладали опытом, которого еще не могло появиться у своих, но присутствие в банке совсем чужих людей его раздражало. И Павел был прав, прав – ответственность этих… экспатов была, в сущности, невелика. Напортачил, сослался на бестолковых русских и гуляй себе дальше, дураков на безбедную жизнь хватит. 

- Да, - Павел читал биографии владельцев банка и знал, что Марат приехал в Москву студентом.

- Чем именно занимаешься?

- Аналитикой, если просто, - Павел чуть улыбнулся. – У меня первое образование техническое. Данные  -  моя тема.

- Что заканчивал? – Павел все больше нравился Марату. Спокойный. Умный. Смелый. Осторожный в выборе слов.

-  МГУ,  -  ответил Павел,. – Прикладная математика.

- Я – Станкин, - улыбнулся Марат. – Верю технарям. Голова по другому работает.

- Тоже круто, - одобрительно кивнул Павел. – Да, но учиться сложно.

- До сих пор радуюсь, что больше не нужно экзамены сдавать, - искренне сказал Марат. – Честно.

Они поговорили минут пятнадцать, и Павел простым языком, как технарь – технарю, без лишних трескучих терминов,  объяснил Марату, что в то время происходило в инвестбанке.   

 - Слушай, - решил Марат, - ты женат?

- Нет, - ответил Павел. К чему этот вопрос, пронеслось у него в мыслях.

- А возьми нашего американца под крыло, - Марат серьезно посмотрел на Павла. – Пройдись с ним по клубам. Так же делают? Пьешь? В смысле, алкоголь?

- Как можно реже, - признался Павел. – не люблю пьянеть.

- Ну, придумай, как Мэтью познакомиться с какой-нибудь приличной девицей, - Марату понравилось, что Павел не пил. Правда, хороший парень, хоть с сестрой знакомь, была бы сестра. – Хватит ему бедокурить.  Выдадим тебе корпоративную карту прямо сегодня.  Отчитываться не нужно. 

Затем Марат объяснил:

- Не хочу вводить Мэтью в свой круг. Приехал, уехал. Ему у нас, на самом верху, не место. Понимаешь? Ты верно сказал, наемный менеджер.

- Да, - кивнул Павел. – Понимаю. Сделаем.

- Паш, - решил Марат, - мне нужен свой человек в инвестбанке. Поиграем в шпионов, - он рассмеялся. – Если что пойдет не так, хотя бы что-то тебя насторожит, тут же дай знать.  А так, у меня есть отдельный офис.  Особо им не свечу, для своих,  о нем и здесь не все знают, но, если что, встретимся там.

Марат достал из потайного ящичка в своем столе карточку с  телефоном и адресом, но без имени, и передал ее Павлу.

- Держи,  для личной связи.

- Есть, - Павел взял карточку.

- Я родом из Казани, - неожиданно для самого себя сказал Марат. – Со студенческих лет в Москве.

- Я читал вашу биографию, - улыбнулся Павел. – Всегда хотел в Казани побывать.  Старинный город.

- Хорошо. Мне пора. Мэтью спросит, о чем говорили, скажи, я попросил индексы мне объяснить. Или что-нибудь такое.  И напоследок.  Обращайся ко мне по имени, я так люблю. На «вы», но по имени.

- Ясно, Марат, - Павел вновь сдержанно улыбнулся. – Был рад с вами пообщаться.
Мужчины пожали друг другу руки, Павел вышел из кабинета. Его пробрала дрожь. Он только что беседовал с богатейшим, умнейшим человеком, который, родившись в простой татарской семье, вошел в деловую элиту огромной страны, богатой на таланты.

Вечером Павлу принесли «золотую» корпоративную карту.

Он вскрыл конвертик с пин-кодом, запомнил цифры, опустил листок в уничтожитель бумаг и заглянул к Мэтью. Они еще не говорили наедине после встречи с Маратом.

- Можно? – Павел вошел в небольшой кабинет американца и обаятельно улыбнулся. – Мэтью, по русской традиции, выпьем по бокалу вина сегодня? У нас так принято: сделал сложное дело – расслабься.

- С удовольствием, - осторожно ответил Мэтью. Он не понимал, как ему лучше держаться с Павлом, но  как же хотелось еще раз обсудить события дня, выпить, действительно, по бокалу вина, не больше, вкусно поесть, посмотреть на красивых русских женщин, пусть и коварных, как его теперь уже бывшая Яна! И Павел был своим, своим парнем,  русским, и в то же время западным по складу ума, достойным доверия, даже дружбы.

Мэтью проработал в банке еще год и больше не попадал ни в какие истории. Оказалось, в Москве было много чудесных самостоятельных женщин, которым и сами искали легких отношений, потому что берегли все силы для карьеры. Когда же Мэтью уехал, его должность занял Павел. Так решил Марат.  Он лично представил Павла правлению, семи небожителям, отрекомендовав, как человека, который готов принимать ответственность за свои решения и развивать инвестиционный блок, как этого и хотели основные акционеры банка.  Для Марата Павел тоже стал своим. Их сблизило ясное мышление и редкая способность избегать, даже в мелочах, самообмана.  Оба они интуитивно чувствовали, когда  следовало пересмотреть планы или свое отношение к тому или иному человеку; оба были беспощадны, но ни один, ни другой не понимали, что в первую очередь строго судили к самим себе. 

Еще через год Павел вошел в правление банка, которое, за месяц до этого важнейшего события, в результате серьезного конфликта с Маратом и Евгением, вторым после Марата человеком, покинул один из его давнишних членов.  Теперь Павла рекомендовал Евгений.  И у него нашлись добрые слова об их с Маратом протеже; под руководством Павла инвестиционный бизнес процветал. В правлении собрались разные люди, в большинстве – зрелые и прекрасно образованные. Приятное разнообразие обеспечивал молодой красавец, женатый на невзрачной дочери влиятельного чиновника и, как подозревал Павел, не совсем грамотный, но очень добрый. На длившихся допоздна заседаниях, красавец, как правило, молчал, но внимательно слушал коллег и, если большинство из них улыбались, тоже улыбался.  Он ничего не курировал, ни за что не отвечал, украшал собой жизнь своей умной супруги, доктора экономических наук,  и не мог никому навредить.  Павел вызывал у красавца  Толи восхищение. Единственная женщина, Тамара, курировала филиальную сеть банка.  Перфекционистка, она болезненно воспринимала любую критику  от Марата и Евгения,  вспыхивая до корней волос. Каждый из новых коллег Павла видел в нем того, кого хотел увидеть, и все они почувствовали укол ревности, когда, позднее, Павел вошел в  крайне узкий круг избранных   – у него появился небольшой пакет акций компании, объединявшей финансовую группу . В то время он уже провел инвестиционный банк через первые кризисы двухтысячных и курировал инвестиционные проекты всей финансовой группы.

Теперь же Павел легко вбежал в столь хорошо знакомое ему здание. Он всегда двигался очень быстро.

Итак, в десять тридцать его ждет Игорь Карамышев.  Коллега по Правлению, умница, светлая голова, глава розничного бизнеса.  Игорь, все годы, сколько его знал Павел, переживал то одно страстное романтическое увлечение, то другое, и всякий раз – барышней из банка.  Игорь не скрывал свои романы ни от кого, кроме своей супруги, в прошлом – спортсменки,  горнолыжницы. Он искренне не хотел ее расстраивать, иначе поделился бы и с ней.  Когда-то Игорь хотел направить свои чары на только что пришедшую к Павлу Леру, но Павел решительно запретил с ней флиртовать – уйдет, снова проходить через мучительный поиск помощницы?!

Теперь Игорь встречался, как он сам говорил, с девочкой из отдела маркетинга. Все правление банка,   включая председателя, уже знало, только чтобы забыть позднее, ее имя – Настя. Павел не сомневался, что Игорю нужно было выговориться, поделиться последними событиями в нескончаемой мыльной опере его личной жизни.  Поэтому, из озорного желания помучить Игоря,  он и не спешил в свой офис.         

Личная жизнь самого Павла со стороны казалась яркой. До встречи с Жанной, ставшей его первой женой, он прошел через череду романов с интересными, во всяком случае, внешне, молодыми  женщинами. Они занимались или рекламой, или тем, что называется «связи с общественностью», или деловыми выставками, попадая в поле зрения Павла по делам, так или иначе связанным с банком.  Милые барышни  много  работали, мечтая, несмотря на свою кажущуюся независимость, выйти замуж, желательно именно за такого мужчину, как  Павел – молодого, ненамного старше их, привлекательного,  обеспеченного.  Павел же к созданию семьи не стремился, поэтому его увлечения вспыхивали и рассыпались никого не обжигавшими искрами.
Однако Игорь решил, что именно Павел мог понять его тоскующую  по любви душу, как никто другой, и временами заходил к нему поговорить по душам.

Жестокосердный Павел посмотрел на массивные часы на своем правом запястье, чуть улыбнулся и отправился на второй этаж, где на огромном открытом пространстве располагались трейдеры и аналитики.  Здесь его уважали и любили. Когда-то, не так уж и давно,  Павел Терехов начинал свою ставшую головокружительной карьеру с должности аналитика. Всего лишь аналитика! И – член правления банка, член наблюдательного совета финансовой группы, влиятельнейший человек. А, значит, такой шанс есть и у других.  Павел утащил с чьего-то стола шоколадку и всей грудью вдохнул наэлектризованный воздух этого зала.  Ему подкатили стул на колесиках. Лера уже успела расшифровать и отправить нужным ребятам присланный ей файл с замечаниями по отчетам. Началось обсуждение.  Время от времени Павел крутился на стуле.  Какая-то девочка, робея, подала  великому человеку еще одну шоколадку. Павел ласково ей улыбнулся. Он не видел ни смысла, ни чести в том, что бы вести себя заносчиво с рядовыми сотрудниками банка. Единицы из них поднимутся на ступеньку выше своих стартовых должностей, остальные погрязнут в обыденности, утратят пыл молодости, начнут всеми силами  держаться за то немногое, что им дала жизнь.  И те, кто на полступеньки поднимется вверх, тоже остановятся; их поглотит семейная жизнь, ипотека, развод, мелочные заботы. Однако, возможно, прямо здесь и сейчас, в общей массе хороших неудачников присутствовал победитель или победительница, готовые к бою за успех. Их-то и искал Павел, чтобы дать шанс – не на победу, а на сражение.  Так когда-то поступил Марат, и Павел знал, что должен отдать долг судьбе.  Он уже с месяц присматривался к новенькому пареньку лет двадцати пяти.  Самый возраст для первого рывка вперед. 

Поговорив с молодежью, Павел прямо на стуле ловко подкатил к столу Димы Коваленко, лучшего финансового аналитика банка, который вел один из инвестиционный счетов Павла, а также инвестиционный счет Марата, конечно же, при постоянных консультациях с Павлом, определявшим стратегию инвестирования. Дима большей частью существовал в наэлектризованном, лишь отчасти реальном мире фондовых рынков, но зарабатывал для своих клиентов внушительные, абсолютно реальные суммы. Однако со своими личными финансами Дима обходился кое-как, попросту тратя великолепную зарплату и премии на всякую чепуху.   

Затем Павлу позвонила Лера и напомнила о Карамышеве.  По ее сдержанному тону было понятно, что Игорь стоял рядом с ней

- Иду, - ответил довольный своей проделкой Павел. -  Дайте мне пять минут.

Он встал, заканчивая встречу, пожелал ребятам хорошего  дня и решительно направился к себе, в свой офис на пятом этаже.  По дороге Павел забежал в общий туалет у лифтов, царство мертвенного тусклого света,  и поздравил себя с тем, что располагал личной туалетной комнатой, примыкавшей к его кабинету.

- Извини, пришлось зайти к трейдерам, - искренне сказал Павел, входя в свою приемную. – Спасибо, что подождал. Идем ко мне.

Краем глаза наблюдательный Павел заметил, что Лера выглядела, как он говорил, «взъерошенной». Игорь подкатывал, решил Павел. Ладно, сама за себя постоит.

И начался прочувствованный монолог Игоря.

- Я так устал от всего этого, от всей этой лжи, Паша, - говорил он,  прохаживаясь по кабинету Павла, - брак – невероятно сложный процесс, именно процесс. Ну, ты сам знаешь.  Почему нельзя открыто признать, что мужчина может искренне любить двух женщин?! Именно любить.

Да потому что душевных сил не хватает даже на одну-единственную женщину, мельком подумал Павел.  Мы так заняты )он использовал гораздо более крепкое словцо), что строим свои личные отношения по уже придуманным другими сценариям, на творческий подход нет времени.  Только исключительная женщина способна выбить нас из колеи. Но где ее найти, богиню?

- Условности, - подал реплику Павел.  – Все мы подвластны условностям.

- Вот именно! – оживился Игорь.

В дверь кабинета постучали.

- Лера чай принесла, - сказал Павел.  – Лера, входи!

Та быстро внесла поднос с изящным стеклянным чайником, чашками и не менее изящной вазочкой с несладким печеньем.  Игорь сразу же взял две аппетитные на вид, но безвкусные завитушки.  Мужчины строго следили за своим весом, особенно на глазах друг у друга. Мороженое позволялось только под покровом ночи, в укрытии своих домов и квартир.    

Игорь вскоре выговорился. Перешли на деловые темы; Павел давно взял себе за правило знать, что происходило в банке и во всей финансовой группе, иметь представление о разных мнениях по тому или вопросу, получая информацию из первых рук, не из документов. Он умел внимательно слушать , то одним, то другим вопросом, заданным как бы невзначай, направляя собеседника к нужной теме. 

Светло-карие глаза Павла лучились глубоким пониманием того, что он слышал, а если что-то оказывалось непонятным, то Павел скромно просил пояснить.  Никто не мог устоять перед его обаянием, если Павел считал нужным включить свое очарование на полную мощность, и ни одно событие в банке и финансовой группе никогда не становилось для него сюрпризом. Как и для Марата.

Игорь едко прошелся по маркетинговому агентству, с которым сотрудничал по важному делу – обновлению линейки банковских вкладов. Неделей раньше Павел уже беседовал с владельцем этого агентства и понял, что и маркетологи относились к придирчивому Игорю прохладно. Так у Павла складывалась полная картина жизни банка; он находил время для встреч, ланчей и ужинов, слушал и запоминал, его беспощадный ум анализировал постоянно обновлявшуюся информацию, и Павел достигал того, к чему стремился: контроля. Контроля над людьми и событиями.

- Сложные ребята, - сказал Павел Игорю, - никогда сам не углублялся в маркетинг, но буду рад почитать их предложения. 

- Пришлю, - кивнул Игорь, - твою аналитику не прошу – ничего в ней не понимаю.

Мужчины посмеялись, утренняя встреча подошла к концу. Игорь быстро съел последнюю невкусную завитушку и ушел. Он оставил дверь в кабинет Павла открытой, как тот любил; Лера унесла поднос с чашками и опустевшей вазочкой, украдкой полюбовавшись своим шефом.

- Лер, мне нужно подумать, - сказал ей Павел. – Полчаса. Никаких звонков, только от Марата и Жени.  Потом отправляй меня дальше.

И день пошел своим чередом.   Происходили разные события. Павел то уходил на одно совещание, то проводил другое у себя; он много разговаривал по телефону в уединении своего кабинета, всякий раз подходя к окну, за которым изнемогал от зноя иссыхающий без дождей город, время от времени садился в кресло и, прикрыв глаза, тщательно обдумывал свои следующие действия. Ему подали  обед, около пяти часов дня Лера принесла ему кофе без кофеина. Выпив кофе и поболтав с Лерой, которой в такие минуты (смысл ее жизни) дозволялось сесть в кресло напротив шефа и забыть о том, что они принадлежали к разным мирам, Павел умылся в своем элегантном туалете с душевой кабинкой  и перевел дух, собираясь с силами перед завершающим раундом дел.

Все это время Павел неосознанно ждал. Ждал звонка от матери, как бывало всегда после того, как он завозил ей деньги.  Она никогда не перезванивала сыну. В конвертах, которые Павел перед уходом  оставлял на шатком комодике в прихожей,  всегда было по сто тысяч рублей, к Новому году и ее дню рождения – больше.

Отец Павла приезжал за деньгами сам. С возрастом Андрей стал элегантным стариком, сохранившим стройность если и не юности, то зрелых лет. Он охотно донашивал костюмы, куртки  и пальто сына, но обувь всегда покупал новую. Андрей существовал в полном, абсолютном ладу с самим собой. Его подруга, с которой они спокойно и весело жили уже лет семь,  была на пятнадцать лет моложе. Пятьдесят пять и семьдесят! Как вам такой союз?! Сын вырос прекрасным человеком. Он пошел намного дальше отца, намного, но в этом и заключался смысл отцовства, разве нет? Бывшая жена (и единственная жена, Андрей больше никогда не вступал в официальный брак) оказалась с годами вздорной и глупой, что тоже грело душу – сожалеть стало не о ком.  У Андрея, так и занимавшегося лет до шестидесяти строительным бизнесом,  были свои сбережения; он держал их в банке сына, конечно же, и Павел передавал ему вполовину меньше денег, чем матери.  Подруга отца, юрист, прекрасно зарабатывала и не скрывала этого . У нее не было своих детей; она гордилась Павлом, хотя видела его очень редко.  Андрей, благоухая одеколоном  и ласково улыбаясь, появлялся в приемной сына, целовал ручку Лере, недолго общался с Павлом и уходил, излучая добродушие.

Но Павлу была нужна мать.   

В девять вечера он, бледный от усталости, приехал в спортивный клуб.

В просторной раздевалке Павел достал из спортивной сумки кроссовки и помедлил, глядя на них и не вполне понимая, для чего он их взял  – дела дня все еще не отпускали его.  Ну да, точно, спорт. Снимаем костюм,  надеваем спортивную форму.  Не забываем о перчатках. Так, бутылка для воды. Главное, добраться до тренажерного зала. Там ждет тренер.

И точно, тренер прогуливался у входа  в зал, внимательно всматриваясь в свой айфон. «Он-то что проверяет?  Индексы рынков?» , - рассмеялся про себя Павел.
Однако тренер ему нравился;  двадцатисемилетний Петя, так его звали, как-то выживал в суровом мире, ведя хлопотливое и занимательное для Павла существование. 

- Сегодня жмем сотку, - серьезно сказал Петя, - именно сотку. Готовы?

- Готов, - кивнул Павел. – Сам тренировался? Как грудь?

Весной на соревнованиях по тяжелой атлетике Петя надорвал грудные мышцы с левой стороны.

- Тянет, -  Петя удовлетворенно нахмурился, - вы как? Обедали?

Это было важно для тренировки.

- Обедал, - отрапортовал Павел, начиная расслабляться. – Лазанью ел. Белково-углеводная еда, - находчиво добавил он.

- Ладно, -  кивнул Петя. – начнем. Разминочка.

На время тренировки Павел оставил коммуникатор в раздевалке – иногда он позволял себе роскошь покоя.  Час –полтора без него могли обойтись – не происходило ничего чрезвычайного.  Петя решительно вел Павла от упражнения к упражнению. Они скорым шагом перемещались по залу, от тренажера к тренажеру, а затем – к скамье для жима штанги.  Павел выжал «именно сотку» пятнадцать раз, строго по технике, от груди, передохнул и повторил подход.  На этом тяжелая часть тренировки закончилась. 

Оставались, конечно, отжимания на брусьях и многое другое, но основную цель, намеченную Петей,  Павел достиг.

Петя был абсолютным, прирожденным неудачником, одним из тех, кто накануне ответственных соревнований спотыкается на ровном месте, падает  и ломает руку, и в том, что Петя работал в элитном фитнес-клубе,  женился на любимой девочке, растил дочку, раз в неделю ходил с семьей в ресторан, чудом избегал серьезных проблем,  Павел видел исключительно божью милость.

Они тепло распрощались, и Павел побрел в раздевалку.  Он знал, что нравился женщинам из клуба, и порой думал, что, будь у него время или силы, мог бы познакомиться с одной из них, как делали другие мужчины. Но ни сил, ни времени не было.

В душе Павел вновь ощутил глубокую усталость. Он несколько минут постоял под мягким дождиком теплой воды, затем решительно растерся полотенцем и начал собираться домой. Галстук Павел бросил в спортивную сумку.

Несколько шагов через горячий воздух позднего июльского вечера, и он нырнул в прохладу машины.  Максим включил тихий джаз. Сам он провел время тренировки шефа в баре фитнес-клуба, попивая кофе со льдом и рассматривая красивых девчонок, которые сразу же распознавали в нем водителя и отводили глаза, ища состоятельных господ, пусть и несимпатичных.

- Как потренировались, Павел Андреевич? – спросил Максим.

- Ужасные вещи делал, - рассеянно ответил Павел, начиная просматривать свою вечернюю почту, - в общей сложности, тонн шесть переворочал.

- Круто, - уважительно сказал Максим и умолк.

До самого дома Павел читал вечерние новости и отвечал на сообщения.  Лера прислала ему напоминание о встречах, намеченных на следующий день.

- Завтра в восемь тридцать, - сказал Павел Максиму, - в девять завтракаем в «Кофемании» на Новой площади.  Потом в банк, буду там до семи.  Вечером ужинаем, ресторан не подтвержден. Лера завтра скажет, куда поедем.

Максим кивнул.

-  Сделаем, Павел Андреевич.

Когда Павел выходил из машины у своего дома, его слегка качнуло. Возраст, что ли, мельком подумал он. Или перетренировался. Или что-то случится. Что-то хорошее. Павел вздрогнул и попрощался с Максимом.  Спортивную сумку до дверей квартиры он всегда нес сам.  Но что может случиться?! Я нудный, с такими никогда ничего не случается. Не влюблюсь же я, в самом деле.  Зной, это все зной.  Не люблю июль, говорил сам с собой Павел.

Однако кое-что уже изменилось. Когда Павел вышел из лифта на своем этаже , то, к своему изумлению, увидел, что дверь второй квартиры, той самой, где шел и шел ремонт, приоткрыта. Павел замедлил шаг. Дверь распахнулась, и из загадочной квартиры вышел темноволосый мужчина с пустой картонной коробкой в руках.  Павел невольно остановился.  Мужчина увидел его и устало улыбнулся:

- Добрый вечер! Я – ваш сосед. Степан. Сегодня переехали, - он встряхнул пустую коробку и пояснил, - ставил лампу.

- Павел, - представился Павел. – Знаете, где мусорный бак?

- Да, спасибо, уже запомнил, куда идти, - вновь улыбнулся Степан.

Мусорный бак стоял в комнатке у лифтов; уборщицы несколько раз в день забирали оттуда мусор.

-    Поздравляю с переездом, - Павел с интересом смотрел на соседа.

Высокий, приятный, воспитанный.  Из тех легких, располагающих к себе мужчин, в которых навсегда остается юношеская открытость людям. Состоятельный, чем бы ни занимался.   В таких домах не жили случайные люди, квартиры продавали своим, спокойным бизнесменам с надежной репутацией, финансистам,  ценившим тишину и покой чиновникам.   

- Мы еще ждем кое-что из мебели, - сказал Степан, - недели две-три, и отпразднуем новоселье. Приходите, я вам дам знать.

- В будни бываю дома рано утром и поздно вечером, - сухо ответил Павел, не спешивший сближаться с соседями  - в выходные зачастую тоже работаю.

Степан быстро очень и внимательно посмотрел на Павла и чуть вздохнул.

- Это мне знакомо. В любом случае, оставлю вам приглашение у охранников. 
Спокойной ночи!

- Спокойной ночи, - отозвался Павел и решительно прошел к своей квартире.
Тишина, запах воска для мебели, сияющие полы.

Закрыв за собой дверь, Павел постоял в холле, собираясь с силами, чтобы раздеться.  Усилие воли требовалось даже для самых простых действий. Аккуратный Павел переложил мокрую от пота спортивную форму в стиральную машину и, немного гордясь своей самостоятельностью, выбрал и запустил нужную программу.  Рубашка и белье отправились в корзину для грязных вещей, костюм – в шкаф.

Павел не стал надевать домашние шорты и , как был, голым, отправился на кухню.

Елизавета Петровна приготовила ему и оставила в контейнере  весьма аппетитные на вид котлетки, но хотелось мороженого. После минутного раздумья Павел, прямо у холодильника, съел одну котлетку, взял из морозилки стаканчик с итальянским джелато и побрел в кабинет, к компьютеру, чтобы завершить  бесконечный день под аккомпанемент стонов из фильма для взрослых.

После развода и последовавшего загула Павел прошел, не замедляя шага, через несколько недолгих, тусклых романов (знакомства устраивали супруги деловых приятелей)  ; он ничего не ждал, ничего не обещал.  Властность, одна из основных черт его характера,  проявлялась  и в личной жизни; Павел неосознанно стремился к контролю над близкими женщинами, и интимная сфера не стала исключением. Он не претворял в реальность мрачные фантазии, нет – он просто безраздельно господствовал в отношениях, во всех их аспектах, начиная от выбора ресторана для ужина и заканчивая тем, когда отправиться в спальню и что там делать. Именно это и пугало его бывшую жену; ей казалось, что она теряет себя, без остатка растворяясь в муже.   

Очень умный и втайне склонный к жестокому самоанализу, Павел знал, что вел ненормально одинокую жизнь, что был ранен своим детством, своей юностью, не мог быть не ранен.  Однако ему все еще не хватало мужества, чтобы спуститься в глубины своей души. Он жил внешним, оберегая себя от внутреннего, как пестовал  бы сломанную руку, опасаясь сместить кость и причинить себе новую боль.

* * *

Родители Павла развелись, когда ему исполнилось тринадцать, и он остался с матерью.

Годы родительских  ссор были ужасны, но то, что последовало за агонией брака, оказалось чудовищным.  К тому времени Павел уже очень походил на отца, и после развода Инна перенесла ненависть к Андрею на сына. Она избавилась от одного мужчины, но оставался второй, юная копия изгнанного, но непокоренного мужа, и сходство с отцом превратило жизнь Павла в ад.  Его походка, манера речи, сам его облик приводил Инну в бешенство.

- Не смей на него походить!- кричала она сыну, - следи за собой! Вы отвратительны, вы оба!

К тому времени Инна утратила свою «акварельность». Она прибавила в весе, заедая то пирожком, то кусочком-другим сыра злость на мужчин, но все еще оставалась привлекательной женщиной, только теперь на другой лад.

Вначале Павел цепенел, затем стал давать матери отпор.

- Я – это я, - кричал он в ответ. – Какой есть, такой есть! Сами родили. Не мешай мне учиться!

Павел очень серьезно готовился к поступлению в МГУ.

После развода родителей у него начались приступы астмы. Задыхающийся сын вызывал у Инны брезгливость, но она сводила его к врачу,  очень опытному, который с удовольствием прописал бы юноше уйти от матери, будь такое возможно.

В одну из ссор мать спокойно, с ледяной ненавистью, сказала, с ликованием глядя на Павла:

- Если бы я знала, что будет мальчик, сделала бы аборт. Всегда хотела девочку. От мужиков одни неприятности. Все вы неудачники, только каждый по своему.

Павел замер. Он постоял под торжествующим взглядом матери, чувствуя, как в нем что-то непоправимо ломалось, затем молча вышел из комнаты. Он взял свой ингалятор и продышался в ванной.  Посмотрел на себя в зеркало. Бледный, с синими губами. Дал себе слово доказать матери, что она ошибалась. Он – не неудачник.

После ссор с Павлом Инна, выплеснув свой яд, обычно делала вид, что ничего и не происходило. Она затевала брань из-за пустяков, ища предлог выкрикнуть сыну то, что уже не могла выкрикнуть бывшему мужу.  И в тот вечер она, ища примирения, принесла Павлу бутерброды и чай.  Он сидел за  письменным столом,  поглощенный занятиями. Инна поставила рядом с ним тарелку и кружку.

- Спасибо, - вежливо сказал Павел, не поднимая на ее глаз. – Очень кстати.

Когда Инна вышла, он, немного выждав, выбросил бутерброды в окно, а чай позднее вылили в раковину в туалете.  У него мелькнуло жуткое подозрение, что мать могла его отравить, не смертельно, но отравить, подсыпать ему из злости какой-нибудь гадости.

Мать  стала чужой Павлу, чужой и недоброжелательной; к нему вернулся детский кошмар о превращении Инны в ведьму.

В то же время Инна познакомилась со своим вторым мужем. Они вместе работали в торговой компании,  и оба оставались на небольших должностях, так ничего и не достигнув с возрастом. Однако Иннокентий, Кеша, был полной противоположностью яркого, своевольного Андрея, и Инна , торжествуя, привела нового мужа в квартиру, оставленную ей мужем первым.

К Павлу Иннокентий относился спокойно, не претендуя на роль отца, как никогда ни на что не претендовал и в других ситуациях. Инна забеременела.

И тогда Павел понял, что ему оставалось только одно – уйти к отцу. Мать предала сына во всем, став для него мрачной, разрушительной силой.  Она самодовольно прохаживалась по гостиной, огромная в свободном платье для беременных, а Кеша вился вокруг нее, в восторге от скорого пополнения семьи.

Андрей принял сына, точнее же – выкупил; когда Инна начала угрожать судом за похищение ребенка, Павла, Андрей просто дал бывшей жене крупную сумму денег, и та затихла. О рождении сводной сестры Павел узнал, уже переехав к  отцу.          

И у отца жить оказалось непросто, но по другому.

После развода Андрей вернулся было к отцу, деду Павла, овдовевшему много лет назад, но уже через два месяца купил себе небольшую, полуторакомнатную квартирку, как раз для новоиспеченного холостяка. Строительное дело Андрея никогда не приносило огромных доходов, позволяя, в лучшем случае, жить на ступенечку лучше остальных.  Для двоих, Андрея и Павла, квартирка казалась тесной, но свободных средств для покупки жилья попросторнее у Андрея не было.  Полкомнатки как раз и достались Павлу.  По существу, как потом понял Павел, по размеру та комнатка скорее подходила для просторной гардеробной. Однако там было окно, и, хотя из него поддувало осенью и зимой, Павел чувствовал себя счастливцем.  Он взял на себя нехитрое домашнее хозяйство двух мужчин, научился готовить, управляться со стиральной машинкой, гладить.  Раз в неделю Павел, с детства очень аккуратный, проводил генеральную уборку. Он много занимался, сражался с астмой, узнавал мужской мир отца; раны, нанесенный матерью, не зажили, но боль стала тише.

Несколько раз Павел звонил Инне, но та, верная себе, с ним не разговаривала, бросая трубку.  Очевидно, при этом Инна отпускала столь жестокие комментарии, что бесхарактерный Иннокентий, ее второй муж, начал украдкой перезванивать Павлу, коротко, шепотом, делясь новостями. Сводную сестру Павла назвали Елизаветой, Лизой.  По злой воле матери, Павел впервые увидел сестру много лет спустя.

Дед Павла со стороны отца умер, когда Павел учился на третьем курсе.  Свою квартиру старик завещал внуку, и у  Павла появилось первое отдельное жилье.

Дедушка и бабушка со стороны матери о Павле давно забыли; они изливали заботу и внимание на внучку, балуя ее, как когда-то баловали дочь. Инна росла с абсолютной уверенностью, что она – самая лучшая девочка, самая привлекательная девушка; на ее руку и сердце мог претендовать только принц. Принцем стал Андрей; когда же Инна поняла, что ее чар, ее красоты недостаточно, чтобы принц всегда поступал так, как она хотела, Инна возненавидела его лютой ненавистью, на всю жизнь ранившей и Павла.

Унаследованная Павлом квартира располагалась в очень хорошем, пусть и старом доме.  Отец помог превратить ее в нечто, похожее на лофт, насколько это было возможно при низких потолках.  Ремонт сделали быстро, объединив две крошечные комнаты в одну и не забыв про шумоизоляцию. Павел начал по настоящему самостоятельную жизнь. Он нравился девушкам, однако желания привести одну из них в свое убежище и назвать, для начала, невестой, у него не возникало.

В глубине души Павел не доверял женщинам, ни одной из них. Если мать превратилась в ведьму, то чего же стоило ждать от остальных?! Природа, однако, неумолимо  влекла Павла к противоположному полу, и неосознанным решением стал контроль. Павел чувствовал себя спокойно, только если сам задавал тон в отношениях, не оставляя своей подруге выбора. Вернее, выбор был – подчиниться или уйти. Женщины никогда не представляли для Павла ценности. Он до обидного легко прощался, если девушка успевала заговорить о расставании первой, что случалось редко. Павел, не понимая, что именно с ним происходило,  мстил матери, не позволяя никому из женщин приблизиться к себе.

В ранней молодости  неопытные ровесницы принимали тяжелый характер Павла за мужское поведение, но даже их пугала властность его властность и  ее ужасная сторона – вспышки ярости при сопротивлении его воле.  Ярость всегда носила исключительно словесный характер; проницательный и жестокий Павел безошибочно находил то место в душе своей подруги, удар по которому  оказывался самым болезненным. В ссоре он метал слово за словом, копье за копьем, сокрушая защиту предательницы. Они все были предательницами, не могли не быть – женская натура и заключалась в коварстве, нечестности, поисках своей выгоды.  Павел не осознавал  мрака в своей душе, такого не случается в молодости. Прозрения – привилегия зрелости. Павел просто жил.

Затем начался его стремительный карьерный взлет.  Тогда же отступила астма; она не прошла полностью, в дни сильного напряжения или утомления появлялись предвестники приступа, но Павел научился улавливать приступы в самом начале и, не мешкая,  принимал лекарства . Павел полностью,  безраздельно сосредоточился на работе, вскоре ставшей его образом жизни.  Он нес колоссальную ответственность за свои решения, за свое направление деятельности. Теперь от женщин он требовал одного – возможности отдохнуть и понимания того, как важен для него был успех. На словах его подруги, как они убеждали не столько Павла, сколько самих себя, тоже стремились к «развитию». Однако все они разделяли общий идеал – состояться на работе и создать семью. Павел не верил, что подобное возможно, но держал свои мысли при себе.  Когда становилось очевидным, что Павел не собирался «развивать отношения», девушки менялись. Они начинали то капризничать, то ссориться, и, в конце концов, уходили, чтобы продолжить поиски будущего мужа.

Брак Павла продержался чуть больше двух лет. Вначале Жанна была околдована им, очарована; после свадьбы она оставила работу, чтобы самой следить за ремонтом квартиры в Сокольниках – влюбленная молодая женщина искренне хотела стать для Павла идеальной супругой, любящей, чуткой, готовой поддержать его, создав тихий, уютный дом. Решение отказаться от собственной карьеры стало для самой Жанны неожиданным – она поражалась самой себе, поглощенной Павлом.  Затем, мало-помалу, Павел начал пугать Жанну.  Резкий, требовательный, усталый, язвительный, занятый собой – теперь Жанна видела Павла таким.  Детей не хотели они оба, но, в глубине души, Жанна чувствовала себя уязвленной – муж мог бы заговорить о потомстве, учитывая, что они были ровесниками, но для нее, женщины,  время шло по другому. Жанна всегда была «папиной»дочкой, и отец баловал ее больше, чем мать. В женских делах Жанна терялась.   Теперь уход с работы виделся ей глупостью. И ради чего? Ради кого? Она не умела ссориться, поэтому они с Павлом начали тихо, но неумолимо отдаляться друг от друга.  После развода Жанна с облегчением вернулась в консалтинговую компанию, признав свое поражение в попытке обрести семейное счастье.    

Так складывалась жизнь Павла, деловая и личная. Чтобы с ним ни происходило, каких бы успехов он ни достигал, на его судьбе лежала мрачная тень – тень матери.

* * *

-Собрание собственников жилья?! Кто бы мог подумать…

Степан, сосед Павла, стоял у почтовых ящиков на первом этаже дома и недоверчиво смотрел на листки бумаги, которые только что достал из большого конверта. В его карих глазах читалось недоверие.   

Павел помахал своим конвертом.

- Да, тут имеется товарищество собственников, и есть также правление.

Он  рассмеялся.

- Проводятся собрания. Ни на одном не был.

Мужчины встретились случайно.  Стоял субботний полдень, и, для разнообразия, Павел не работал. После долгого, обстоятельного завтрака, включавшего в себя сырники, испеченные в пятницу Елизаветой Петровной, он спустился вниз за почтой. Как правило, в ящике он находил изящные рекламные буклеты, которые тут же отправлял в мусорный бачок, предусмотрительно поставленный рядом с почтовыми ящиками по распоряжению коменданта здания. 

- Отправлю на собрание Нюту, - решил Степан. – Нюта – жена, - пояснил он. – Анна, Анюта, Нюта.

- Может быть познавательно, - кивнул Павел.

У Павла никогда не было близких друзей, и с годами он начал исподволь ощущать то, как росла окружавшая его пустота. Цена успеха? Но о чем бы он говорил с другом? О фондовых рынках? Женщинах?  Машинах? Все это можно было обсудить на ланче с деловыми приятелями, когда заканчивалось обсуждение более важных вопросов.

Степан быстро и внимательно взглянул на Павла, как уже делал при их первой встрече, и предложил:

- Ближе к вечеру собираюсь прогуляться на Усачевский. Не хотите присоединиться?

Затем он добавил:       

- Нюта пишет, вернее, дописывает статью, пойду один, - и отчаянно вздохнул.

Прежде чем Павел успел решить, стоило ли сближаться с соседом, он услышал свой собственный голос:

- С удовольствием. Попозже немного. Только что позавтракал.

- Часов в пять? Тоже только из-за стола.

- В пять, - согласился Павел. – Я за вами зайду, - ему вдруг стало любопытно хотя бы глазком заглянуть к соседям 

-- Отлично, - просиял Степан.

- И можно на «ты», наверное, - решил Павел.

- О, да, - улыбнулся Степан. – На «ты».

Помахивая конвертами, мужчины направились к лифтам.

- Наш диван все еще не готов, - сказал Степан, - итальянцы на каникулах. Кабинет вообще ждем к ноябрю.  Новоселье задерживается. Как диван приедет с креслами, будем отмечать. 

- Это мне знакомо, - Павел вызвал лифт, - то лето, то Рождество. Думал, письменный стол никогда не приедет. За кухонным работал.

- Ну, я Нюте временно  простой столик под компьютер взял. И креслице. Как раз развалятся к прибытию кабинета.

Первым приехал самый просторный из трех лифтов.

- Хороший дом, - сказал Степан. -  Тихий. Ты давно заехал?

- Меньше года, - Павел краем глаза взглянул на себя в зеркало, - тоже, как у тебя – ремонт, отделка, мебель.   

На седьмом этаже мужчины простились до пяти часов дня. На Усачевский они решили идти пешком.

Павел закрыл за собой дверь, кинул конверт с материалами к собранию собственников жилья на низкий столик, поставленный в холле как раз для таких целей и потянулся. Чем заняться? Быстро сгонять в спортивный клуб? Но на этой неделе он уже занимался три раза, последний – вчера, в пятницу.  Просмотреть кое-какие документы? Сколько можно работать?!

Стоп. Пауза. Отдых.

И Павел провел послеполуденные часы, то сидя, то лежа на диване напротив огромной панели телевизора. Он опустил римские шторы на окнах, включил кондиционер и посмотрел одну за другой две части американского фильма ужасов, который ему рекомендовала Лера. В какой-то момент Павел поставил фильм на паузу и прогулялся к холодильнику за соком и оставшимися сырниками, очень вкусными даже в холодном виде. Елизавета Петровна пекла их, именно пекла, а не жарила, и добавляла изюм и морковку. Жизнь была… прекрасна. Павлу никто не звонил, не отправлял сообщений.   Никому не было до него дела. До визита к матери оставалась еще неделя – август только начинался, Павел обычно привозил ей деньги в десятых числах каждого месяца.

Ближе к пяти часам Павел принял душ, но решил не бриться - суббота.  Решил, что выглядел вполне прилично для мужчины, стремительно приближавшегося к сорокалетию. Месяц, и он окажется на магическом рубеже, за которым начинается непознанное.  Павел вздохнул, выбрал светлые джинсы и простую футболку, побрызгал на шею прохладным одеколоном.  Вполне вероятно, проведешь следующие сорок лет, все также трудясь в финансовой группе, с иронией сказал он себе.  Станешь ладным, опрятным стариком, как отец, но вряд ли встретишь закат жизни с подругой на пару десятилетий моложе. Характер не тот.

Павел немного постоял в тишине своей квартиры, а затем подхватил бумажник, коммуникатор и ключи, разложил их по карманам джинсов и, захлопнув за собой дверь,  отправился за Степаном.

Мелодичная трель звонка. Павел ожидал, что ему откроет Степан,  и на мгновение растерялся, увидев перед собой ладную девчонку с хвостиком. Та поняла замешательство Павла и представилась:

- Я – Анна.  Проходите. Степан заканчивает звонок.

- Приятно познакомиться. Павел, - и Павел шагнул в холл, такой же просторный, как и его собственный.   

Анна достала из стенного шкафа мужские кожаные шлепанцы, явно для гостей. Аккуратный Павел никогда не ходил дома в уличной обуви и оценил предусмотрительность хозяйки. 

- Вам придется подождать у обеденного стола, - рассмеялась Анна, - мебель для гостиной еще не готова.

Она, безусловно, была взрослой женщиной, явно старше тридцати, в любом случае, но выглядела удивительно юной. Шорты, свободная легкая рубашка, шлепанцы. Светло-каштановые волосы, серые глаза. Как бы немного смешная.  В ее легкости, в изгибе губ, в смелом, оценивающем возникшего перед ней мужчину взгляде чувствовалась спокойная, теплая сексуальность. Не обжигает, но греет, не накладывая на партнера невыполнимых обязательств всегда, во чтобы то ни стало оказываться на высоте.  В ладу сама  с собой, со своими желаниями, с желаниями мужа или друга. Так вот какие женщины нравятся Степе, мельком подумал Павел.   

- Степан сказал, вы пишите? -  вслед за Анной Павел прошел через пустую, гулкую  гостиную к столу, оценив по дороге великолепный  паркет. В его квартире гостиная отделялась от кухни раздвижными дверями, здесь пространство оставалось единым, а границу обозначала каменная плитка, которой был выложен кухонный пол.

- Время от времени, - Анна пододвинула Павлу изящный стул. – Налить вам лимонада? Сама делала, утром.

- Можно, - кивнул Павел.  – Цвета вам прекрасно дизайнер подобрал.

Анна искренне рассмеялась:

- Я и есть дизайнер. Спасибо, люблю оттенки серого и голубого.

Она достала из холодильника графин с лимонадом.

- Вам лед положить?

- Нет, спасибо.

Анна поставила перед Павлом стакан, тут же запотевший, несмотря на кажущуюся прохладу кондиционера – стояли знойные дни.

- Пишу иногда статьи, обзоры для журналов, - пояснила она, присаживаясь напротив Павла.  – Я работаю немного, беру проекты, которые мне самой интересны. И очень благодарна за это Степе.

- За что ты мне благодарна? – к ним подошел Степан. – И мне стаканчик, пожалуйста.

- За возможность жить, не заботясь о деньгах, - ответила ему Анна. – И заниматься тем, что мне нравится.

- Стараюсь, - сказал Степан. – Лимонад вкусный. Выходим?

- Да, - Павел встал и улыбнулся Анне. – Спасибо. Был рад познакомиться.

- Заходите,  - ответила Анна, - по-соседски. Как только доставят диван, приглашаем на новоселье.

- Если диван потеряется, устроим фуршет, - рассмеялся Степан. – Все, детка, мы тебя покидаем. Считывай статью.

- Люблю август, - сказал Павел, когда они вышли на улицу и зашагали в направлении Усачевского. -  Равновесный месяц.

-   Хорошо сказал, - согласился Степан. – Да, действительно, равновесный.

Он вздохнул и вполголоса продолжил:

- Отец умер год назад, как раз в этих числах. Твои родители живы?

- Соболезную. Да, мои живы. Они давным-давно разведены.

- Мои тоже были, - вздохнул Степан и невесело рассмеялся. – Думаешь, есть люди, у которых родители не разведены?            

- Должны быть, - вздохнул и Павел.

Затем, неожиданно для себя, он спросил:

- Как это, когда отца больше нет? Извини. Бестактный  вопрос.

- Нет, вопрос не бестактный. Ничуть.  Ощущение, что я - следующий в очереди.

Павел невольно вздрогнул.

- Ну, жизнь продолжается, - сказал Степан. – Как думаешь,  суши безопасно есть в такую жару?

Теперь Павел улыбнулся.

- Если есть очень быстро, то можно.

До самого рынка они со Степаном серьезно обсуждали, что будут есть.  Оба мечтали о суши и нашли немало веских доводов в пользу поедания сырой рыбы в зной, но именно на Усачевском, где и продукты свежайшие, и посетителей много.  Пицца рассматривалась исключительно как запасной вариант.

- Я коммерческой недвижкой занимаюсь, - сказал как бы между делом Степан, - почему-то все встречи деловые в итальянских ресторанах. Или, реже, в стейк-хаусах.  Хочется разнообразия.

-Я часто ем прямо у себя в кабинете, - рассмеялся Павел. -  У нас для правления своя кухня.  Готовят вкусно, но меню меняется редко. В выходные  хочется вкусной чепухи.   

-  Ты в банке?

- «Сигма».  Курирую инвестблок финансовой группы.

- Круто, - уважительно присвистнул Степан. – У меня основная компания – «Альтаир».

- У, - присвистнул и Павел. – Мы оба круты.

- Оба, чувак, - расхохотался Степан.

Мужчины подошли к рынку.

- Девочек сколько, - вполголоса заметил Степан. – Знаешь, как мне сорок исполнилось весной, стал замечать, сколько вокруг молодежи.

- Мне в октябре сорок будет, - сказал Павел. – Сорок вроде бы не отмечают?

- Есть такое,  широко не отмечают. Ну так, суши? – и они вступили в царство молодости и еды.

Внутри рынка Павел и Степан времени терять не стали, а целеустремленно направились к прилавку с японской кухней.  Там, как обычно, собралась небольшая очередь.

- Слушай, я постою, а ты займи нам вон те два места, - предложил Павел. – Тебе что заказать?

-А, всего,  и побольше. Две «Калифорнии» и всех острых суши по штучке,- и Степан сел к высокому столу, заняв место и Павлу.

В очереди Павел стоял за двумя милыми барышнями. От них пахло недорогими, сладкими духами; молодость девушек должна была бы волновать взрослого мужчину, но Павел не чувствовал возбуждения охотника.  Ему нравились женщины постарше, ровесницы. Барышни, однако, почувствовали присутствие мужчины за своими спинками и завертелись.  Степан, наблюдавший эту сценку со стороны, тихонько рассмеялся.

Павел сделал внушительный заказ и вернулся к Степану.

- Я – за вином, - предложил тот. – Не против, если выберу на свой вкус?

- Давай, -  согласился Павел. – Доверяю.

Степан, ловко огибая столики, скорым шагом отправился за вином. Павел достал было по привычке коммуникатор, но отложил его.  Отдых, так отдых. Когда он заходил на Усачевский один, то ел быстро, просматривая новости и проверяя почту. Теперь же Павел смотрел по сторонам, наблюдая за кипевшей вокруг него жизнью.

Вернулся Степан с бутылкой белого в ведерке со льдом и двумя бокалами.

- Ведерко и бокалы нужно будет вернуть, - сказал он, разливая вино - скорее бы суши подоспели. Давай пока по паре глотков за встречу.

- Рад познакомиться, - улыбнулся Павел.

- Взаимно, - кивнул Степан. – Превосходно.  Я крепкие напитки не очень люблю. Вино, да. Крепкое пьется как-то быстро.

-  Точно, - сказал Павел, - я сам водку в последний раз пил еще в студенческие годы, насколько помню.

- Где учился?

- МГУ, прикладная математика. А ты?

- МЭИ, - ответил Степан. – Точно, наше техническое образование – лучшее в мире. Можно чем угодно заниматься. Пойду, про суши разузнаю.

И начался чудесный вечер.

Если  за общий стол рядом с Павлом и Степой присаживались парочки девушек, Степа серьезно спрашивал у них:

- Девушки, мы – журналисты, проводим опрос для статьи. Вы – феминистки?

- Да, - гордо отвечали девушки.

- Жаль, - искренне  говорил  Павел, и девушки вспыхивали негодованием, а некоторые демонстративно пересаживались подальше.

Когда же по соседству с  Павлом и Степой присели несимпатичные шумные дядьки, Степа подмигнул Павлу,  проникновенно посмотрел на него и сказал так, чтобы его услышали дядьки:

- Всю неделю мечтал о тебе, дорогой. 

- И я, - с мягкой лирикой в голосе отозвался Павел, нежно глядя на ролл «Калифорния» и очень стараясь не засмеяться.

Дядьки злобно посмотрели на них и ушли, а Степа, в восторге от своей проделки, захохотал им вслед.

Немного позже освободился отдельный столик; суши доели, Павел заказал две пиццы, а Степа сбегал за второй бутылкой вина.   

Разговор шел обо всем на свете. Вспоминали студенческие годы, истории из путешествий по миру, деловые сплетни, вполголоса обсуждали девушек-феминисток, то и дело попадавших в их поле зрения. Мало-помалу, и Павел,  и Степа захмелели. Время шло к восьми, пора было возвращаться домой.

- Возьму Анюте пиццу, - нежно сказал Степа. – А еще лучше – две. Или даже три, если вдуматься. Посидим еще у нас.  Ты никуда не спешишь?

- Не спешу, - ответил Павел, - я вам не помешаю?

- Нет, конечно, - улыбнулся Степа. – Иду за пиццами. Вино, однако, хмельное. Или это из-за жары?

- Из-за жары, - убежденно подтвердил Павел, чувствуя приятнейшее головокружение. – Две бутылки всего выпили.

Пока готовились пиццы, мужчины съели по две порции жареного тайского мороженого
Степа забрал коробки с пиццей и вызвал такси.  Стараясь никого не задеть и ничего не опрокинуть, они с Павлом вышли из здания рынка и угодили в знойные, безветренные ранние сумерки. В подъехавшем такси работал кондиционер, но и там было душно. Однако Павел чувствовал себя… превосходно.  Превосходно; заботы, мысли о делах, все тяжелое растворилось в болтовне со Степой, который, как понял Павел, и сам хотел отбросить мрачные мысли об умершем год назад отце.

Когда они подъехали к дому, из внутреннего дворика с парковкой им навстречу выехал роскошный внедорожник.

- Кто это у нас разбогател? -   простодушно изумился Павел. Машина была очень, очень дорогой; даже он, более чем состоятельный холостяк, призадумался бы, прежде чем купить такую.

- А мы тут скромно, с пиццей, - вздохнул Степа.

Стараясь держаться как можно непринужденнее, мужчины расплатились с таксистом  и, едва уловимо покачиваясь,  вошли в нарядный и единственный подъезд дома. Они ловко вызвали лифт и приехали на нужный им этаж.

- Я опьянел, - признался Павел, - Степ, может, я лучше к себе?

- А пиццы? Сейчас протрезвеем в прохладе. Мы просто много смеялись, Паш. Я давно заметил – когда пьешь и веселишься, сильнее берет.

На этих словах дверь Степиной квартиры открылась.

- Мы оба слегка навеселе, - сразу же дипломатично сказал Степа, передавая Анне коробки с пиццей. -   Понимаешь ли, детка, зной.

- Павел, проходите, - улыбнулась Анна. – Тапочки все те же. Степа, пиццы сюда. К столу, господа!!

- Мне бы умыться, - понизив голос, сказал Павел Степе. – Куда идти?

-По коридору, первая дверь налево, гостевая ванная.- ответил Степа. - Я на кухне руки помою.  Набрызгаю воды, Анюта это любит, - хихикнул он.

В серо-жемчужной гостевой ванной комнате Павел основательно умылся. Пьян, сказал он себе, пьян и счастлив. Он взял мягкое серое полотенце, промокнул лицо. Прекрасные, легкие цвета квартиры соседей успокаивали.  Анна – отличный дизайнер, решил Павел. Превосходное чувство цвета.

- Статью отправила, - сказала Анна, когда все они расположились у стола, - могу расслабиться.  Павел, вы как относитесь к бургундскому?

- С должным уважением, - рассмеялся Павел. Он, как и предсказывал Степа,  протрезвел. Тот тоже не выглядел захмелевшим. Можно было продолжать вечер. И, как порой бывает, несмотря на все съеденное на рынке, снова хотелось пожевать что-нибудь вкусненькое.

- Ко мне, кстати, заезжала Саша, - Анна с наслаждением сделала глоток вина, -  вы немного разминулись. 

- Какая-такая Саша? – встрепенулся Степа. – Не знаю никакой Саши.

- Я  тебе говорила, - миролюбиво ответила Анна, - познакомились в фитнес-клубе. Я сказала, что занимаюсь дизайном, она заехала посмотреть квартиру. Неожиданно позвонила. Я помню, Степа, осторожность превыше всего. 

- Фамилия есть у этой Саши? – поинтересовался Степа и объяснил Павлу, - У меня бизнес сложный. Случайных людей рядом быть не должно.

- Не знаю ее фамилию, - вздохнула Анна. – Женщины по фамилии не представляются.  Мы – по имени.  Но визитку свою я ей дала.

- Кстати, Павел Андреевич Терехов, - важно представился Павел и рассмеялся.

- Степан Ильич Трофимов, - в тон ему ответил Степа и хихикнул, - а у Ани другая фамилия. Ха-ха!

- Анна  Захарова, -  и Анна объяснила Павлу, - У нас гражданский брак.

- Лет двадцать уже, - довольный Степа утащил с общего блюда кусок пиццы с ветчиной и грибами, - Ну, не двадцать. Пятнадцать, точно. Как минимум.  Вырос на Аниных глазах. Она старше лет на…

Анна ущипнула Степу, и все трое расхохотались.    

К себе Павел вернулся ближе к часу ночи. Снова пьяный, , хихикнул он про себя, очень много вина. Отличные соседи. Павел с достоинством, но сумбурно принял душ, налив воды на пол, и повалился на кровать, едва успев сдернуть покрывало, которое набросил утром на постельное белье, но по случаю субботы не стал расправлять.

Воскресенье тоже прошло не совсем привычно.

Павел проспал до десяти утра, хотя обычно в выходные просыпался в девять; ему снились дурашливые, смешные сны, забытые в то же миг, когда он открыл глаза.  За утренней баночкой йогурта Павел отправил Степе сообщение с благодарностью за прекрасный вечер. Он попросил передать искреннее «спасибо» хозяйке.

Затем Павел уехал в спортивный клуб. По выходным он занимался сам, без тренера, но в это воскресенье ему встретился сердитый и взъерошенный Петя, поругавшийся в субботу с женой и ночевавший у своей бабушки, на узеньком диванчике. Павел утащил Петю заниматься; полтора часа он выполнял упражнения для спины, плеч и бицепсов, попутно утешая Петю.

- Я домой не вернусь, -   с отчаянной решимостью повторял Петя, - поживу у бабуси. Ну и что, диванчик скрипит. Ничего. Жена сама позвонит.  Тогда и приду.

После тренировки Павел спустился в бассейн. Обычно он ненадолго заходил в турецкую парную, проплывал две дорожки и уходил, но в этот раз изрядно прогрелся, время от времени обливаясь ледяной водой и перекидываясь парой фраз с другими любителями влажного жара, подремал на лежаке, укрывшись двумя полотенцами, и долго плавал. После клуба Павел поехал в стейк-хаус и решительно съел огромный стейк с картофельным пюре на гарнир.

Степа ответил на утреннее послание Павла; соседи, как и Павел, проводили воскресенье в спортивных клубах, очевидно, в разных.

Вечер Павел провел в приятной полудреме, слушая музыку и читая, едва ли не по буквам, документы, сохраненные на рабочем планшетнике.  В одиннадцать он уже спал. 

За субботний вечер и ночь в Павле произошла перемена, настолько глубокая, что он осознал ее намного позднее. Его покинуло чувство одиночества, или, вернее, чувство отделенности от других мужчин.  Он вспомнил то, что интуитивно знал в детстве и ранней юности, но потом, поглощенный противоборством с матерью, забыл – свою принадлежность к мужскому братству, объединявшему всех мужчин рода человеческого: всех когда-либо живших, всех живущих ныне и всех, кому еще предстояло прийти в этот мир.

(продолжение, часть вторая http://proza.ru/2020/10/20/1476 )


Рецензии
Кора, весьма интригующее начало.
Интересны подробности работы, жизни, психологии героя.
Удивляет немного его пищевая зацикленность. Вроде бы, высокий, много работает.
Я вот у мужчин такое не часто вижу.

Лика Блэк   08.11.2022 17:18     Заявить о нарушении
Спасибо, Лика! Павел, конечно же- собирательный образ многих топ-менеджеров, которых я хорошо знаю. Еда, каким бы странным это ни казалось, весьма для них важна.

Кора Персефона   08.11.2022 17:51   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.