Дом, в котором...

Дом, в котором давно никого нет. Дом, в котором все умерли. Паутина по углам и патина на зеркалах. Дом, в котором никогда не было счастья. Дом, в котором жили люди. Были вместе, просто были. Сосуществовали. Были глубоко безразличны друг другу. Делали вид. Дежурно улыбались, банально спрашивали друг у друга «Как дела?». Завтракали и ужинали вместе. Принимали гостей, натужно улыбались, слыли хлебосолами. Просыпались вместе, засыпали вместе, не чувствуя друг друга. Но о доме заботились, это же важно – чтобы дом стоял. Дом кряхтел и выносил всё. Они его не любили, он платил им той же монетой, скрипя половицами и протекая крышей. Они лениво ругались, пытаясь залатать кровлю и починить лестницы. Они хотели, чтобы все было как у людей. И соответствовали. Дом, не любя их, старался все-таки держать марку, блестел окнами и красовался черепицей. Поколение за поколением, они старались выглядеть так же благопристойно, как и он. Никто же не знал, что творится внутри. Никто не видел той тихой ненависти, которая царила в доме. Они рождались, взрослели, старились и умирали. Дом их терпел, наполняясь их кровью и слезами. Даже мыши тут долго не задерживались, они как будто чувствовали, что здесь никому не рады. Забредавшие из соседнего леса ежи, суетливо похрюкивая, убегали от этого дома. Собака на цепи тоскливо выла. Трава быстро увядала, цветы не росли. Вечная старуха, подметавшая дорожки, вселяла ужас в соседей. Ржавая машина во дворе, которую хозяин вечно пытался починить, бормоча про себя «ну вот, сейчас еще поршни поменяю, и летать будет». Она не летала, обреченно чихала, когда ее пытались завести, и глохла. Только хозяйские дети иногда садились в нее и пытались представить, что они едут куда-то далеко-далеко, подальше бы отсюда, потом их прогоняла старуха. Дети все равно уехали и больше уже не возвращались. Остались только хозяева и старуха. Комнаты опустели и пришли в запустение. Старуха еще готовила какую-то бурду на хозяйской плите, хозяева уже не появлялись на людях, да и к ним никто не приходил. Краска на доме облупилась, огород зарос бурьяном, окна потускнели. Хозяевам предлагали переехать, но они как будто вросли в этот старый дом. Старуха ворчливо продолжала бродить по дому, не убирала, не мыла, просто ворчала.

И однажды хозяев нашли мертвыми, старуха ворчала над трупами, помахивая окровавленным топором. Ее застрелили, типа «при задержании», чтобы не возиться, похоронили на деревенском кладбище всех троих, никто и не пришел на похороны.

А дом стоит, никто не хочет там жить, репутация дурная, так и стоит, хлопая пустыми глазницами окон и скрипя дверьми. Его не любили, в нем не любили, он доживает свой век на холме, может быть, призраки так и бродят по нему, не найдя себя и не находя друг друга. Он проклят и забыт и никому не нужен, но разве не так же прокляты и забыты мы все?