Тьма на пороге. Глава 11

Настя и Надя. Выбор

Моюсь под душем. Но не так, как обычно, а долго, очень долго. Точно так же долго, как тянется этот бесконечный день. Правда, ещё вопрос, тянется он или летит прочь, набросав целую кучу событий, оставив прорву вопросов, большая часть которых пока что остаётся без ответа.
А те ответы, которые получил, мне очень сильно не нравятся.
Кому понравится информация, что тобой всё это время манипулируют? И ненамного легче от того, что эти манипуляции ничем не угрожают товарищам и людям вообще. Ведь Папа может ошибаться, а слова чёрного призрака не значат ровным счётом ничего, учитывая тот факт, что собственно она и есть кукловод игрушки, которую зовут Леонид Громов.
Кожа уже натурально скрипит, а я всё продолжаю тереть её мочалкой. Что собственно от меня хотят? Пусть полковник прав и действительно – оружие. Но смысл? Я же не могу в одиночку уничтожить армию врага и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы осознать этот факт. А мой кукловод – весьма разумная личность, если постоянно умудряется переиграть наших аналитиков. Значит у неё имеется какой-то план.
Хорошо, если бы эта самая мать-тьма просто объяснила, чего она хочет добиться. И без этих своих загадочных фраз, а просто взяла бы и сказала: тебе, Лёнечка, предстоит сделать то-то и то-то.
А ещё лучше, просто оставила бы меня в покое.
В моей жизни и так хватает проблем и неприятностей. Однако, тот кто управляет моей судьбой, очевидно считает иначе. Потому что в раздевалке на диванчике сидит Настя. Вне всякого сомнения, Михальчук поджидает меня. Учитывая ту чертовщину, которая творится последнее время, я, на всякий случай, уточняю:
-  Ты – это ты?
Её мой вопрос не удивляет. Анастасия обозначает губами улыбку и взяв меня за руку, садит на диванчик рядом с собой.
- Я тебе это в любом случае не докажу, - говорит она. – Твоя Мать-тьма, будем звать её так, как она сама себя зовёт, работает с такими глубинными слоями разума, что ей нетрудно создать в твоём воображении целый мир и оставить тебя в нём навсегда.
- Откуда знаешь? – возвращаются былые подозрения. Очевидно, Насте понятен ход моих мыслей, и она похлопывает по руке.
- Думаю, тот, кто общался с нами прежде – именно она и всплески ментальной активности возле тебя – её работа. Мать – необычайно мощный телепат, мощный, даже на уровне тех, с которыми мне приходилось встречаться. А попадались…Скажем, я своими глазами видела, как десять бойцов бросили оружие и брели на убой, когда их взяла под контроль одна тварь.
- Так почему бы ей попросту не вынести мне мозги?
- Нет, - Михальчук качает головой. – Ей нужно что-то другое. Мало того, она, насколько я поняла, пытается обучить тебя защите от ментальных атак.
- Так, - я пытаюсь улыбаться, хоть мне совсем не весело. – Теперь я верю, что ты – это ты. Иначе в приватной беседе, я бы уже получил все пояснения.
- Лёня, - Настя смотрит мне в глаза. – Сколько у тебя уже было приватных встреч с …этой? Молчишь? Не одна, правильно? И ответов ты не получил. Думаю, что до поры до времени, ты будешь оставаться в неведении. Ладно, собственно я тут ждала тебя не затем, чтобы гадать на кофейной гуще о мотивах этой твари. Я собиралась к тебе зайти сегодня вечером
Я молчу и думаю. Думается хреново, мысли с трудом ворочаются в жиже уставшего мозга.
- Готовить шампанское и свечи?
- Задницу готовь, - Настя вздыхает. – И руки. Буду тебя ковырять. Вчера закончила экспериментальную вакцину. Будут сдвиги, немного доработаю и пустим в производство. Возможно получится стопроцентная фиксация второй стадии заражения.
- Ага, а я тут, как подопытный кролик?
- Без всякого: «как». Кролик и есть. Помнишь, как говорил мне, что тебе всегда мало?
- Давно это было, - мы смотрим друг другу в глаза. – Давно и неправда. Ладно, заходи, раз уж так. Значит, обойдёмся без свечей и шампанского.
- В другой раз, - и вновь скрещенные взгляды. – Сегодня, можешь чаем угостить, не откажусь.
- Ага, ты во мне дырки ковыряешь, а я тебя чаем угощаю, - непонятное напряжение отступает. Настя поднимается с дивана и подмигивает. После этого машет рукой и покидает раздевалку.
Появляется Егор. Он взъерошен и супит брови. Бормочет что-то матерное и трёт левую руку около запястья.
- Что-то не так? – спрашиваю я. Хоменко раздражённо отмахивается.
- Потянул, что ли? – говорит Егор. – Кости ломит, аж руку выворачивает, чтоб её. Ладно, не обращай внимания, ща мотнусь в медблок, колёс выпрошу.
- Заодно попроси, чтоб внимательно осмотрели, - советует Фёдор, вытираясь большим лохматым полотенцем, - а не просто таблетками закинули. Один, - он кивает на меня, - уже занимался самолечением. Видишь, к чему привело?
- Ага, к тому, что он такие штанги тянет, на которые я и смотреть не могу, - болтун получает по загривку от командира. – Хорош! Шутю я, шутю.
- Подкинешь? – спрашиваю я Федю, и он кивает. Я поворачиваюсь к Хоменко. – Ты со мной?
- Не-а, - он мотает головой. – Надо в центр заскочить, по особой надобности.
- Надобность как звать? – интересуется Молчанов. – Ладно, не вздумай только нажираться – душу выну. И не забывай, что полковник сказал: в любой момент могут ввести комендантку. Думаю, нас заранее известят, но всё-таки…Лёнь, где тачка ты знаешь, там ещё Надя на хвост падала, так что в дороге не заскучаем.
  Надя уже стоит возле машины и смотрит в темнеющее небо. Там уже появились звёзд и тонкий серп молодого месяца.
- Просто не верится, - говорит Кротова, когда я подхожу ближе, - что сегодня столько всего разного происходило. Кажется, во всём мире тишь да покой.
Почти сразу, диссонируя с её словами слышится вой сирены. Следом – ещё и ещё. Судя по звукам, едут скорые и пожарная.
- Ну вот, - Надя вздыхает, - поломали пасочку. А так хотелось представить, что наступил мир и уже ни хрена плохого не произойдёт. Знаешь, - она смотрит мне в глаза, - как хочется, всё это бросить и просто жить обычной человеческой жизнью? Нет, даже не так – обычной бабской жизнью, с мужиком и парой детишек. А тебе хочется?
Что ей сказать? Что я уже так жил? Она это знает и без меня. Поэтому просто пожимаю плечами. Надя понимающе улыбается.
- Я к тебе сегодня вечером зайду, - говорит Кротова. – Есть чуток наливки, делала в прошлом году. Отпразднуем сегодняшние приключения, выпьем за их благополучное завершение.
- Отставить, - говорит Федя, приближаясь к нам. – Только одному по ушам надавал за поползновения, а тут уже эти двое договариваются.
- Молчанов, - Надя хмурит брови. – Ты меня с тем охламоном не сравнивай. Я по сто грамм, для настроения, а не килограмм в одно рыло. И вообще, будь человеком, чай не каждый день выпиваю, а раз в столетие.
- Ну, если сто грамм, - Молчанов садится за руль. – Тогда разрешаю.
За всем этим трёпом, я как-то забываю, что на сегодня ко мне уже собирается прийти одна гостья. А после просто не знаю, как отказать Надежде. Подумав, мысленно машу рукой: может Настя уже закончит свои медицинские эксперименты, к тому времени, как придёт Надя.
Машин на улицах мало, что и неудивительно: по радио то и дело звучит предупреждение, чтобы жители не высовывались без особой причины. То же самое, как я понимаю, передают по телеку и высылают на телефоны. Посему, по большей части попадаются полицейские патрули и ирбисы. Пару раз нас останавливают и проверяют документы. Извиняются и пропускают.
- Дебилизм, - бормочет Надя. – Нет, ну в самом деле, неужели они думают, что твари станут разъезжать на тачках?
- Что-то не то, - соглашается с ней Фёдор. – Папа прав: приближается какая-то жесть. Блин, надо думать, как отразить внешнюю угрозу, а нас – сплошные подковерные дрязги. Так и весь город недолго просрать!
- Не просрём, - говорю я, но без особой уверенности. Уж кто-то, кто-то, а я точно знаю, что далеко не всё заканчивается хорошо.
У въезда во дворик перед общагами нас останавливают ещё раз. В этот раз – только свои. Документы, понятное дело, не проверяют, зато сообщают о новшествах в безопасности. Жабы организовали патрули, которые имеют право в любое время дня и ночи проверять комнаты. Посторонним вход категорически запрещён и ещё миллион других ограничений.
- Совсем башкой трахнулись, - комментирует Надя, вылезая из машины. – Пусть ещё гинекологов привлекают, с проктологами, чтобы проверяли. Если какая-то жаба ко мне сунется, в тыкву прорежу.
- Завтра позвоню, - говорит Фёдор. – Пока всё в подвешенном состоянии, но у Папы имеются определённые мысли, так что особо не засиживайтесь и не больше ста грамм, ясно?
- Чего же тут непонятного? – почти в унисон говорим мы и улыбаемся друг другу. Федя ворчит и уезжает.
- Пойду, приготовлю всё к нашему интиму, - говорит Надя и в ответ на мой вопросительный взгляд, успокаивает. – Лёнечка, не бойся, я на твою девственность покуда не покушаюсь. Покуда…
Ну раз так, я иду к своему блоку, поражаясь непривычной тишине и пустоте между корпусами. Даже на балконах не заметно курящих, как это бывает обычно по вечерам. От всего этого становится тревожно и ощущается холодок в груди. Да и ощущение стремительно приближающейся беды. Уже в который раз, за последние дни.
На вертушке сидит не Валентин Степанович, а какой-то незнакомый мужик в штатском. Он долго изучает мои документы, сверяется со списком в планшете и кому-то звонит, отворачиваясь и приглушая голос. Естественно, со мной подобные штуки не проходят, и я отлично слышу, как голос говорящего, так и того, кто ему отвечает. Жабы, как я и думал. Жабы и пиджаки. Мужику советуют ничего не предпринимать и говорят, типа всё под контролем.
На этажах тоже тихо. Нет обычной беготни из комнаты в комнату, разборок на лестничных площадках и курильщиков возле пепельниц. Как повымерло. Всё это, плюс события прошедшего дня заставляют нервы напряжённо трепетать, в ожидании…чего? Нападения из-за угла? Атаки со спины. Я буквально ощущаю чьё-то тяжёлое дыхание за плечом и вижу, как на мою тень падает другая – выше и гуще.
Нервозность не спадает до самой комнаты и увидев приоткрытую дверь я ощущаю облегчение: ну, сейчас-то всё и начнётся. Приготовившись встретить если не мутанта, то отряд вооружённых жаб, я резко распахиваю дверь…
- Извини, - говорит Настя, сидящая на диване рядом с открытым чемоданчиком, - решила не откладывать в долгий ящик.
- Ты, - я тру лоб, - но как ты смогла так быстро?
- Опять подозреваешь? – она невесело улыбается. – да, Лёня, представляю, как тебе тяжело. Ещё раз, прости. Ребята из медцентра подвезли, поэтому и не стала напрашиваться к Молчанову.
- Только поэтому? – я снимаю куртку и вешаю в шкаф. – Ладно, ты тоже не сердись, когда я задаю идиотские вопросы: у меня в башке сейчас такая кутерьма…
- Садись. – Михальчук поднимается и достаёт из чемоданчика непривычно большой инъектор, ампулы у него установлены в своего рода барабане – четыре штуки, все разных цветов. – Видал, какого монстра для тебя приготовила? Эксклюзив, если что.
Из приоткрытого окна веет прохладой и слышен далёкий звук сирены. Вот и вся наша теперешняя романтика: вечер, мы двое и шприц. А всё это под аккомпанемент тревожных сирен. Я обнажаю руку, но Анастасия качает головой:
- Э-э, нет, раз уж мы уединились – снимай штаны.
- А говорила свечи не потребуются, - я ложусь на живот. – Может, музычку включить?
- Ковырять пятую точку под вальсы? – Михальчук смеётся, причём в её смехе почти нет напряжения. – Лёнь, да ты – истинный романтик.
- Хочешь сказать, что твои вкусы не изменились? – я поворачиваю голову и вижу, как Настя кивает. – Ну, это в музыке, а в мужиках, как я погляжу – очень даже.
- Хочешь сделать больно? В отместку? Валяй, я уже привыкла. Егорова я, к твоему сведению, никогда не любила, как и он меня. Он вообще никого и ничего не любит, кроме власти, почему и спит со всеми бабами, которые находятся у него в подчинении. Думает, что получает над ними дополнительную власть. Когда понял, что со мной это не работает, тут же отстал.
- А ты почему, тогда с ним? – тихо спрашиваю я. – Если не любила?
- Потому что, Лёнечка, женщинам тоже нужна полноценная взрослая жизнь. И если любимый мужчина далеко и ко всему прочему женат, то почему бы не использовать того, кто рядом и не вызывает отторжения. Тогда, не вызывал.
- Не помешаю? – я поворачиваю голову и вижу Надю, стоящую у двери. В одной руке у Кротовой – бутылка, в другой – сумка, по виду – тяжёлая. – Я вижу тут у вас веселье в полном разгаре.
- Интим, можно сказать, - сухо отвечает Настя и я ощущаю сильный укол, от которого позвоночник сворачивается в спираль, а перед глазами порхают бабочки вперемешку со звёздами.
- Ёкарный бабай, - в глазах темнеет, но тем не менее, я тороплюсь натянуть штаны. – Как же это прикольно! Как дубиной по башке.
- Может я позже зайду? – хмыкает Надя. – Пока вы тут…
- Я уже ухожу, - сквозь туман в глазах вижу, как Михальчук прячем инъектор в чемоданчик. – Лёня, если почувствуешь себя плохо, немедленно звони. Спиртное в больших количествах не рекомендую. В принципе, вообще бы нежелательно, но…
Пока я стою, совершенно дезориентированный, Настя закрывает чемоданчик, поправляет пиджак и неожиданно целует меня в губы. Потом идёт к двери, по дороге останавливается и смотрит Наде в лицо. Та щурится. Обе шепчут что-то короткое. Странно, но я не слышу ни звука. Дверь захлопывается за спиной Анастасии и Надежда идёт ко мне.
- Ну вот обязательно что-то да испортит настроение, - бормочет женщина. – Сначала этот мудень на вертушке, вот вынь ему да положь, к кому я иду и с какой целью. Да может трахаться иду, - Надя косится на меня, но я никак не реагирую. – твоё какое собачье дело, жаба? Поймай себе гадюку, да издевайся.
- Ты же ему это не говорила? – она ухмыляется. – Ох, Надя, небось ещё и не так сказала? Ну, точно! Ну ты и засранка. Опять Папе жаловаться побегут.
- А, пускай, мне не привыкать, - странно, но эта её фраза как-то переплетается с похожей, которую я слышал от Насти. Тем временем Кротова ставит на стол бутылку, до половины заполненную золотистой жидкостью. Из сумки появляются миски и кастрюли. Пахнет очень вкусно. – Вообще-то, готовила вчера, так что вкус – уже не айс. Ну, ты уж прости.
И опять. Две женщины, которым я нравлюсь, да что там, я и сам к ним неровно дышу, но…Я точно знаю, от меня обе не получат ничего, кроме неприятностей. Имею ли я моральное право, сблизиться с кем-то, чтобы после разбить сердце, как это сделала Ватрушка? Или, плюнуть на всё, ухватить хотя бы маленький кусочек счастья в стремительно ускользающих днях нормальной жизни? Стоит ли одно другого? И если да, то кто из этих двух более достоин? Та, кто так настойчиво добивается моего внимания, или та, кого жизнь истрепала до кровавых лоскутов?
Я запутался, я не знаю.
Надя хозяйничает в моих шкафчиках, извлекая оттуда посуду, о наличии которой я даже не подозревал. Картошка, котлеты и салаты так быстро оказываются в салатницах и тарелках, как будто процессом управляет колдунья. Представляю, как Надежда колдует на кухне. Кротова сейчас чудо, как хороша и я понимаю, что за очень короткий промежуток времени она успела не только собрать сумку с продуктами, но и поменяла одежду, наложив новый макияж. Узкая юбка обтягивает широкие бёдра, а светлая блузка подчёркивает большую грудь.
- Ну и чего мы молчим? – интересуется Надя, заканчивая сервировать стол. – Замер, как столб.
- Любуюсь, - честно отвечаю ей и Надя, смахнув чёлку, упавшую на глаза, смотрит мне в глаза. – Обычно на это нет времени, сама знаешь.
- Очень жаль, что его нет, - Надежда делает приглашающий жест. – Добро пожаловать, гости дорогие. Вообще-то это ты должен был сказать, как хозяин, но вижу, что сегодня гостеприимства не дождусь, так что приходится брать процесс в свои руки.
- Так ты уже давным–давно его взяла, - улыбаюсь я и сажусь за стол. Кротова уже сидит напротив и наливает в рюмки жёлтую жидкость из принесённой бутылки. – Приворотное зелье?
- Понюхай, приворотное зелье, - она протягивает мне рюмку. В глазах Нади пляшут чертенята, а на скулах горят ярко-красные пятна. Это делает женщину неотразимой, и я ощущаю волну жара внутри. – Потом ещё просить будешь, а я подумаю, давать тебе или нет.
Мы оба отлично понимаем двусмысленность фразы и пятна на щеках гостьи становятся больше и ярче. Нюхаю напиток, который пахнет далёкой горечью полыни. Потом выпиваю, ощущая, как настойка вяжет язык и обжигает горло. Впрочем, неприятные ощущения тут же отступают и сменяются теплом и послевкусием шоколада.
- Странно, - говорю я, - странно, но вкусно. Сама делала?
- А то, - Надя уже накладывает в тарелки. – Давай, пока горячее. Потом уже будет не так вкусно. Знаешь, я ведь с детства хотела быть поваром в ресторане. Нравилось, как всё это выглядит: все эти люди в белом, блестящие штучки и особенно ножи - всё так круто!
- И из всего тебе пригодились только ножи, - котлета оказывается зразой с грибами и сыром. – М-м, вкусно то как! Когда ты успеваешь? А как всё-таки к нам попала? Чёрт, уже столько вместе, а такие подробности узнаю лишь сейчас.
- Ага, потому что раньше и не спрашивал, - Надя накладывает салат и наливает в рюмку. Чёлка опять падает ей на лоб и это выглядит просто чудесно.
- Не убирай, - говорю я, когда Кротова тянется к непослушным волосам, - тебе идёт.
- Да? – теперь она пунцовая полностью. – А как попала? Так, как и большинство остальных. Не могла сидеть на жопе ровно, когда творится эта хрень. Разгребём всё дерьмо, а там может ещё и в повара пойду. А может, замуж выйду, - она исподлобья смотрит на меня, - и будет у меня трое-четверо постоянных клиентов. Ну, муж и трое ребятишек, в смысле. Хотел бы, чтобы тебя так каждый день кормили?
- Разжирею, перестану тебе нравиться.
- Не перестанешь. А чтобы не разжирел, я тебя на пробежки дополнительные выгоню, – она чокается со мной. - За тебя.
- За нас, - я смотрю ей в глаза. – Чтобы наши мечты сбылись, рано или поздно.
- Желательно пораньше, - Надя выпивает и трёт нос. – У-ух!
- Постоянно говоришь, что хочешь мужа и детишек, - ощущаю, как в голове начинает шуметь, - так в чём же дело? Ты же красивая, думаю, любой нормальный мужик со мной согласился бы.
- А мне любой не нужен, - она щурится. – Мне нужен только самый лучший. Такой, как ты.
Она закидывает ногу за ногу, и я даже удивлён: как это у неё получилось в такой-то узкой юбке?  Теперь тонкая ткань хорошо обрисовывает красивую ногу и жар внутри меня становится много сильнее. Пытаясь отвлечься, закусываю чем-то со стола и даже не понимаю, чем именно. Видимо, испачкал подбородок, потому что Надя смеётся и берёт салфетку. Наклоняется и медленно вытирает мою кожу. Сейчас лицо гостьи совсем рядом, но Надежда смотрит куда-то в сторону. На щеках всё так же алеют пятна смущения. Я ощущаю аромат духов – пряный и слегка тяжеловесный, однако, возбуждающий, как и всё остальное.
Надя убирает салфетку и в этот миг наши взгляды встречаются. В глазах женщины – такое неистовое желание, что я проваливаюсь в открывшуюся бездну. Некоторое время не могу понять, что происходит, а потом Надежда отрывается от моих губ и опирается о спинку стула. Надя берёт бутылку и наливает в рюмки. Внутри меня всё дрожит, словно я вновь -  неопытный юнец, который пришёл на первое свидание.
- Я хочу, чтобы ты исполнил моё самое заветное желание, - говорит Надя и смотрит на меня, через налитую жидкость. – Сегодня исполнил. Не знаю, что с нами будет дальше; остаемся ли живы и с кем останемся, тоже не знаю, но хочу, чтобы сегодня ты был только мой, - она выпивает, не дожидаясь, пока я чокнусь с ней. – И не вздумай отказать – загрызу и скажу, что так и было.
А чёрт с ним, со всем, - думаю я, пока пью из рюмки. Потом ставлю ей на стол и поднимаюсь. Надя – тоже. Её стул падает, но мы не обращаем на это внимание. Жар вырывается наружу и заполняет всё вокруг. Мы целуемся и срываем одежду, расшвыривая её по полу. Усталость от тяжелейшего дня отступает, словно ничего и не было. Да и нет ничего, только мы, и с нами - ощущение упругой кожи под пальцами, губ на губах и ноги Нади, обвивающие мои бёдра.
Сколько продолжается это безумие – не знаю, но когда всё заканчивается, мои силы тоже подходят к завершению. Могу только лежать на спине и смотреть в потолок. Надежда лежит на мне и её волосы разметались по моей груди и простыне кровати. Судя по ровному сопению, моя гостья благополучно уснула. Я тоже нахожусь на самой грани падения в яму сна, когда внезапно ощущаю посторонний взгляд.
Поворачиваю голову и вижу тёмный силуэт на стуле за столом. Мать-тьма играет опрокинутой рюмкой, вращая её по скатерти.
- В этом есть свой резон, - говорит пришелица. – Время уходит и надо успеть взять от жизни всё, что можно. Это то, что касается Кротовой, а ты…Скажи сам: чего больше было в этом: желания или жертвенности? Ты готов отдать всё, чтобы сделать счастливыми своих близких, да и людей, вообще. Завтра тебе это пригодится. К несчастью.
И она исчезает.