Социум

                Это не та рукопись, которую сжигают.
                Это рукопись, за которую сжигают автора.


                Глава 1.

     Я, молодой человек, скажем, даже юный, со своими юными и простыми мыслями о жизни, отправился в лес за ёлкой. Обычной ёлкой для празднования нового года. В чем мне повезло, в тот год снега было мало, можно даже сказать, его почти не было. Так, припорошило на несколько сантиметров и, в сравнении с прошлым годом, не надо было надевать лыжи и прокладывать трассу меж деревьев и кустов для себя любимого, чтобы после, с зелёной добычей, вернуться. С ёлкой, правда, это делать гораздо сложней, нежели просто наслаждаться лыжной прогулкой, но в этом и состояло везение данного похода. Тем не менее, тот поход переломил все моё мнение о насущном бытии, и жизнь была повёрнута совершенно в другое русло.

     А дело было так: пройдя километр или два, а поиск ёлки это процесс творческий и необычайно занудный, особенно в одиночестве, так как найти то, что хочешь или хотя бы то, что нужно, а нужно, конечно, то, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И это точно должно быть сказочно и по-новогоднему незабываемо, то что должно ввести всех окружающих в полный восторг, где при виде данного колющего растения все должны хоть на секунду вернуться в своё детство, потому что у каждого в детстве была именно такая.

     В поисках неведомого, но вполне ожидаемого чуда, не существующего в реалии, но по образу и подобию прошлых лет, подбираемому в течение уже как двух часов, настроение начало меняться, и каждый следующий шаг внушал все настойчивей: как же надоело из года в год одно и то же приключение, и может все-таки пора перейти на искусственный вариант зелёного чуда, и не мучать организм ежегодными поисками несуществующего великолепия, рисуемого детскими красками своих воспоминаний?

     И в тот момент, когда все в душе запротестовало, и мозг, казалось бы, направил тело в обратный путь с мыслью о том, что может не все то, что видел по пути, так уж и плохо? И скорее всего, были вполне симпатичные варианты стройных зелёных ёлочек, я встретился глазами с ней, на долю секунды, на миг, на мгновенье…

     Уверенная в себе, с чётким осознанием своего существования, без эмоций и, в текущую секунду, без движенья. Волчица.
     Но не та, кто защищает своё потомство, а та, кто воспитывает и тренирует. Два голодных серых пса, стоящих рядом, её детки, правда, в моем понимании, а точнее то, что я видел перед собой, это были три злобных существа, каждый с оскалившейся пастью, и каждый готов растерзать все, что попадётся ему на пути, а в данный момент, на пути стоял я.

     Сердце билось с таким бешенным тактом и громкостью, что, казалось, по земле они должны ощущать каждый толчок и импульс моей крови. А судя по тому, что они не отступили при виде человека, их мысли и чувства были направлены на одно, раз отсутствие снега было препятствием для открытого следа и выбора направления в поиске, так не хватающей в  этот период белковой составляющей, а проще говоря мяса, надо пользоваться любой возможностью, и без разницы что это будет - мышь, заяц, кабан или ещё что-то, с той лишь разницей, что это что-то передвигается на двух ногах, а не как всё созданное Творителем ради волка, - на четырёх.
    
     Мозг, та, невидимая часть моего тела, которая должна работать, должна искать варианты, но увы, как говорят учёные мира сего, он использует лишь малую часть своих возможностей.
     - Стоп, -сказал я сам себе, - спокойно. Я подпрыгнул с криком и одновременным взмахом рук.

     Волки вздрогнули и даже, как мне показалось или хотелось, чтобы показалось, сделали шаг назад. Волки, но не волчица. Ни один её серый волос не отреагировал на нервное, предагоничное  состояние будущей жертвы. Она уже чётко прописала свой выверенный победоносный бросок, и в данный момент, от мига победы её отделяло лишь одно - добыча не стала бежать, тем самым усложнив свою казнь.
    
     Лишь теперь, может это и был тот момент, когда в последнюю минуту, вся жизнь, должна была промелькнуть перед глазами,  я осознал, насколько отстал  человек. Отстал в своём мире развития, в мире иллюзий властелина земли. Отстал от той малой планки, с которой мы  рождаемся, с которой начинается наш первый крик, и которая в нас  отмирает с каждой минутой развития. И планка эта – выживание. С утробы матери наши инстинкты были правильными, наш плач был всегда вовремя, заплакал-поел, поел, значит, выжил, выжил, значит счастлив. Как же мы это упускаем, неужели инстинкты в наше время это лишняя трата  времени, а если это спасёт твою жизнь?

     Вспомнил, в кармане ручная цепная пила, это хоть что-то. Конечно, старый добрый топор был бы куда лучше, но, увы, прогресс туризма даёт о себе знать, и его место  заняла небольшая заострённая цепочка с ручками, занимающая небольшое место в кармане, тем самым освобождая руки туриста для небольших вылазок налегке. Я чётко помню расположение всех вещей в карманах: справа в куртке сигареты, с той же стороны в брюках - мелочь, в заднем кармане брюк - мелкие купюры. Карман слева в куртке   для перчаток, но те на руках, значит свободен. Нагрудный для телефона, но даже  если он не занят, острое и режущее, я в него точно не положу, значит, цепь в том, который был для перчаток, но оказался свободен, слева в куртке.

     Я начал расстёгивать молнию левого кармана, волчица оскалилась и сделала шаг вперёд. Её рык явно что-то означал - два молодых волка пошли в стороны от неё, тем самым окружая меня малым, но кольцом. Я резко дёрнул язык замка молнии. Этот звук не был ярким и громким, но в сложившейся ситуации он прозвучал как выстрел, а в перепонках моих противников это был гонг начала схватки.

     Я видел, как волчица рванула с места, толчок её лап поднял не только пыль снега, но и малый примёрзший слой земли. Я видел, как, почти одновременно, но на мгновение позже рванули её молодые отпрыски. Я видел её бег, точнее прыжки, как приземляется сначала передняя левая лапа, доли секунды спустя-правая задняя и, сливаясь,  правая передняя и левая задняя лапы. Как напрягаются мышцы ног и мышцы всего тела в преддверии следующего прыжка. Менее чётко, но в том же такте, совершали прыжки,  оттачивая своё мастерство, пара молодых волков.
Я видел и позже, не раз прокручивал, насколько мог, эту картину в своих воспоминаниях, я все это видел. Это невозможно, но именно каждый миг, каждое мгновенье, каждую мелочь и каждую деталь я видел. Вот чего я хотел, но чего не ожидал от своего мозга. То есть решение и выход из данной ситуации было не в изобретении метода борьбы или варианте спасенья, а в использовании своих сил, своих возможностей, где стали проявляться качества и способности, о которых я  не подозревал.  Я видел столько в движении своих противников, сколько в обыденной ситуации увидеть почти невозможно. Мы смотрим кино на большом экране и замечаем на большом экране, что происходит и справа и слева и по центру экрана, но только в кино важно уловить смысл, не потерять нить сюжета и просто совместить все моменты увиденного. Но когда речь идёт о том, что каждое пропущенное движенье это роковая ошибка и, возможно, последнее что ты видел, все меняется, все переходит в другое русло. Поэтому сейчас мой мозг обрабатывал каждый шорох, каждую ветку  дерева или куста, который мог понадобиться или мог помешать. Пни, камни, стволы, все вокруг. Мозг вычислял толщину, вес, изгиб рельефа, все, что может повлиять на исход. Тот рывок повторялся в моей памяти вновь и вновь, толчок лап, взлетающий снег, земля и, несмотря на уже большой отрыв от места старта, я видел, как приземлялась земля, вырванная лапами зверя.

     Моё сердце сменило темп, я вдруг понял, что чист от всех мыслей и забот. Только я и три стремящихся разорвать меня хищника. Я не знал, что произойдёт сейчас, что произойдёт через секунду, я просто отдался своему подсознанию, тому, что заложено в нас природой, я вверил себя инстинктам.

     Всё, до меня три метра. Лапы волчицы отрываются от земли. Прыжок. Я видел, она не стремится схватить зубами, она хочет сбить. Передние лапы направлены на мою грудь, голова чуть в сторону, видимо, чтобы после толчка впиться зубами снизу, тем самым подбросив мое тело вверх, чтобы совсем обескуражить жертву.  Я замечал в пять, десять раз больше, чем мог бы заметить  обычно. Я изначально видел все мелочи, замечал ворсинки и волоски, мышцы и их действия, но в том-то и дело, своё тело, свои мышцы и себя, я, конечно, исправить не мог. Я не мог молниеносно подпрыгнуть или сделать что-либо невероятное. Только простота движений могла меня спасти. Мозг отреагировал, шаг в сторону. Всё, что мне требовалось, это просто сделать шаг в сторону.  Я сделал шаг влево, после шаг вперёд. Волчица пролетела справа от меня, клацнув около уха зубами, но мимо. Казалось бы, первый шаг и первая маленькая победа, но нет, мозг постоянно отслеживал любое мимолётное движение, ведь справа и слева я был целью ещё для двоих. После шага в сторону, уклоняясь от первого зверя, я уже видел прыжок второго… третьего.

     Только наклон, никаких лишних движений, и в наклоне шаг вперёд, не напрягаясь, без лишних движений, влево, наклон, вперёд, небольшой разворот, чтобы ни одно движенье противника не было пропущено.

     Казалось бы, всё нереально, но каждый, вспомнит из своей жизни те нереально сказочные случаи, когда, к примеру, ребёнок начал падать, а ты тут как тут. Или  опрокинулась бутылка, и ты, заметив её краем глаза поймал. Будто она опрокидывалась и летела медленнее, чем обычно. С бутылкой вина или другого напитка всегда так. Из всех падающих бутылок разбилась одна из десяти. Тарелки, блюдца, кружки – всё падает, всё бьётся, а алкоголь нет. В компании все будут видеть замедленное движение, как кто-то, задевает локтем бутыль, как он накреняется, как наступает миг отрыва дна от стола и как стоящий рядом подхватывает её и ставит ближе к центру стола. С личным бокалом всё аналогично, только за него беспокоится лишь хозяин. Да, иногда, кажется, что время имеет свойство, в помощь нам, замедлиться, но нет, увы, время постоянно, время не ждёт, время идёт своим ходом и замедлить мы его не в силах.

     Всё так, с одной лишь поправкой, мы можем быть быстрее, чем нам кажется. Только не каждому это дано или не каждому это известно. Наша цивилизация и наш прогресс в науке и во всём остальном сыграли злую шутку с нашим физическим и психологическим состоянием, что конечно отразилось на нас. Еда в магазине, одежда там же, нам не надо добывать, не надо защищаться, надо только жить. Но сможет ли выжить зверь, который в сущности своей хищник? Где  добыча, азарт, охота? Мы теряем свой дар зверя, в хождении между прилавками супермаркета и, конечно, загоняем себя в рамки животного, которого если не готовят на убой, то, по крайней мере, готовят впрячь в упряжь.

     Волки, приземляясь после первой атаки, как мне казалось, немного опешили. Ощущалось, что их мозг заранее проработал победоносную картину, как падает жертва после первого прыжка. А два последующих, идут  контрольным выстрелом, разрывающим плоть, плавно переходящим к насыщению, несмотря на попытки сопротивления еще живой добычи.
    
     Пауза, возникла пауза. Пауза, которой не было, но пауза, в которой было мгновение для того, чтобы все были в моём поле зрения. Теперь пошла другая битва. Если бы на нас смотрели со стороны, показалось бы, что кинолог играет со своими воспитанниками – прыжки, рычанье, клацанье зубов, и снова, и снова, и снова.
     Да, после первого прыжка волки, может, и были в замешательстве, но это, явно, не отбило их желание, которое из-за злобы и запаха моего выступившего пота, даже возросло. Их зубы должны были входить в мою плоть каждое мгновенье, но нет, наверное, я слишком хотел жить, даже не осознавая величие этой мысли. Именно это и защищало моё тело, уводя в сторону от укусов руки, ноги, поворачивая и изворачивая тело в неведомых кульбитах, но в то же время, простейших движениях. Мышцы работали напрямую от подсознанья, не было промежуточного звена, не было той временной задержки на раздумье и на оценку действий. Может и не зря бытует мнение, что первая мысль – она самая верная, и сейчас тело работало, повинуясь только данной первой и единственно верной мысли.

     Поворот, наклон, шаг вперёд, назад, в сторону, присесть, встать, опять в сторону, и всё это отчётливо видя и осознавая: вот волк набрасывается зубами на ближайшую к нему часть тела, раскрывая пасть и убирая назад язык, одновременно пытаясь дотянуться когтями чуть дальше, зацепить чуть больше. Я, видя направление и нацеленность данного зверя, действую согласно командам своего серого вещества и, отслеживая другую пару зубов и когтей, как бы играючи, но отнюдь без признаков веселья убираю и отвожу в безопасную зону руки, ноги, голову, всё, что поддаётся движению, и так ежесекундно. Если и были у кого-то паузы, то только не у моего тела и мозга.

      Когда-то, полгода отходив на занятия боксом и поняв, что это не моё, ведь как оказалось, бой на ринге – это только поверхность айсберга. Три минуты одного раунда так быстро пролетали, глядя на бой со стороны, долго длились, когда на ринге ты сам, но ещё более нескончаемо, эти три минуты тянулись на тренировке. Три минуты боя с грушей, которая не даёт сдачи, что казалось огромным плюсом, но она не даёт пауз, она на тебе не повиснет, не отбежит в сторону. А тренер, играя заботливого папашу, говорит: к бою не готов, к сопернику не допущен, тренировка с грушей. И опять перед тобой она – без нервов, без переживаний, без чувств. Как кошка даёт поиграть котёнку уже задушенную мышь, так, для игры, для воспитания или сама выступает в роли дичи, лёжа и изредка взмахивая хвостом, на который её отпрыск нападает. Кому из котят не интересно, не известно, сможет ли тот себя прокормить. А кто заинтересовался и играет с  мышью днями напролёт, явно будет королём двора. Так и тренер изначально пытается добиться от своего воспитанника игры с дохлой мышью, тем самым выявив, на что этот котёнок в будущем может претендовать. Так, большая часть начинающих в данном виде спорта, и отсеивается, а может и во всех видах спорта.

     И я когда-то сдался, думая, что эти три минуты с грушей – время измотать ученика, мало чего дающих для реального боя. Но нет, три минуты активных движений – это не просто выработка характера, это, как оказалось сейчас, шанс на твоё выживание. И это ещё при условии полного отсутствия сопротивления с твоей стороны. То есть три минуты уклонения от перчаток противника, с одной поправкой – вместо перчаток, зубы и когти, противника три.

     Да, характер всё-таки остался. Три минуты я выдерживал, не поник, не сдался, готов к продолжению боя. Но были и другие важные моменты тренировок, которые хочется пропустить мимо ушей, но которые оказываются важной составляющей знаний. А именно: тренер постоянно твердил – удар идёт от ноги, вся мощь, вся сила должны войти в удар, и сейчас этот урок мозг великолепно подтверждал, направив знания в сторону защиты своей жизни. Я замечал, как идёт напряжение ног волка, как мышцы, играя и перекатываясь по телу, дают старт для следующего броска, тем самым выдавая время, силу и изначальное направление следующей атаки. Я успевал заметить в каждом противнике это начало, тем самым предугадывая, чем должно завершиться нападение.

     Прошли те самые три минуты первого раунда, начался второй. Хищникам, похоже, начало это надоедать. Если бы они играли, может быть, это их раззадорило, но сейчас ими двигал голод, эти постоянно уходящие в никуда броски добавили агрессии, и от этого их движения стали ещё более предсказуемыми. Промах за промахом, от злости зубы клацали всё громче и громче, и если в первые минуты эти звуки для меня были почти не слышны, то сейчас слух начал улавливать своё дыхание, вновь начало учащаться  сердцебиение.    
     Это было плохим знаком, я начал уставать, несмотря на все мои победы, а точнее, на отсутствие в текущий момент победителя. Все должны были понимать: трое против одного – это преимущество, и возможно, скоро сменится тактика, и бой перейдёт в режим выжидания. Волчица, будто прочитав мои мысли, после очередного прыжка остановилась, взяла паузу на отдых. При смене друг друга, мне они пауз не дадут, и будет пир. Опять, в мысленном обращении к самому себе, я задавал вопрос на поиск решения данной задачи. Противника пока два. В освободившуюся нишу обработки информации добавлена задача на поиск вариантов борьбы за жизнь. Есть, вспомнил, с чего начал! Левый карман куртки уже расстёгнут. Нужна секунда для левой руки. Заранее продумав чёткость движения, я уже не просто уворачивался, я готовился. Старался освободить левую руку от движений, убрать или прижать, чтобы она не была дразнящей частью тела. После очередного броска ещё один волк взял паузу и, высунув язык, дышал, не отводя от меня взгляда. Боковым зрением я уловил напряжение мышц волчицы. Больше шансов не будет. Я сунул руку в карман, схватил цепь, одновременно с этим, с места рванула волчица.

     Всё-таки рука в кармане не осталась незамеченной. Молодой волк успел схватить чуть выше кисти, но после стольких промахов и клацанья зубов впустую, видимо, уже машинально раскрыл пасть в ожидании очередной неудачи, тем самым освободив захваченную цель, так долго желанную, но упущенную.

     Главное не стоять на месте, стоять, значит проиграть. Шаг вперёд, назад, вправо, снова вперёд. Менять позицию, менять место, но не суетиться, не тратить силы.
     Волчица задела, но не повредила. Третий соперник не стал долго отдыхать, видимо, заметив малые, но успехи своих соплеменников. Прыжок. Нет, я всё видел, но я уже знал свои дальнейшие действия.

     Пару лет назад, читая одну из газетёнок жёлтой прессы, попалась интересная статья – интервью телохранителя одной известной персоны, и он, на вопрос, как же победить противника зимой, когда на тебе много одежды и ты неповоротлив, но в то же время непробиваем, ответил: просто надо бить по ногам. Не надо целиться в голову, или искать печень, только по ногам. Вот и сейчас мозг мгновенно вывел информацию и расписание ударов, исходя из положения тела, наличия преимуществ и количества противников.
         
     Цепь в левой руке, во время шага вперёд и разворота, переброс цепи в мою привычную правую. Уход от прыжка разворачиваясь, но в то же время, нанося удар по низу. По горизонтали, по ногам приземляющемуся волку. Не обращая внимания на взвизгивания, как будто ничего и не происходило, шаг в сторону в уходе от второго. Шаг назад мгновенно, без пауз в уходе от третьего, но цепляя ноги противника своим оружием, шаг вперёд, будто наступал, но уверенно проводя по низу вдоль земли цепью, и в то же время, готовясь сделать шаг назад. Развернувшись сделать шаг в обратном направлении, чтобы держать под контролем всех троих.

     Яростный прыжок молодого волка, полет цепи, причём может даже случайно пришёлся по морде, визг, мой шаг дальше, разворот и цепь летит уже по ногам следующего нападающего. Цепь не останавливалась, в то же время ни одного лишнего взмаха не было. Я не снимался в фильме, где за красоту движений могут доплатить, я выживал, пусть не каждый удар был силен и хлёсток, но уверен, что каждый был чувствительным. Каждое касание по телу волка, в большей части по ногам, не защищённым жировыми слоями, а значит по мышцам. Удар, рык, снова удар, визг, шаг, снова, снова, снова…  Волчица остановилась. По её лапам текла кровь, впрочем, боязни в её виде и какого-либо страха в глазах не было. Её ноги и тело судорожно  тряслись, не сколько от усталости, сколько  от злости, от бессилья понять, как действовать дальше.  Челюсти тряслись, быстро сжимаясь тихо клацая зубами. Моментом позже остановились и молодые отпрыски, которые в последние минуты также сбавили темп, потеряв надежду на быструю победу. Теперь они просто огрызались с места, не нападая  и явно боясь прыгнуть, получив снова по конечностям.
   
     Так прошло секунд тридцать, может минута-две. Каждый стоял на своём месте без движений. Каждый оценивал своего противника, свой следующий ход, но никто не сделал ни единого движения. Она в этой сцене была главной, все зависит только от неё. На нее никто не смотрел, но все ждали ее решение. Волчица также понимала, вожак стаи она, а противник, какой бы силой он не обладал, может быть либо повержен, либо по ее воле помилован. Она наклонила голову к своим ногам, лизнув несколько раз кровоточащие раны, сделала несколько шагов вдоль виртуального круга нашего боя. Вернулась на место с которого сошла и еще пару раз лизнув раны направилась в сторону леса, откуда я ее первый раз и увидел. Молодые волки не стали испытывать судьбу и рванули за ней. Я еще несколько минут стоял не сходя с места, тихо. Я не знал, что можно ожидать от волка, было желание просто сесть в снег, а вдруг вернутся, нет, все-таки сначала выйти на дорогу.

Через десять минут я сидел на обочине не веря во все происходящее, но с чувством, что что-то во мне сильно изменилось.


                Глава 2.

Прошло несколько дней. Не то что бы были какие то переживания, но каждый вечер я прокручивал в воспоминаниях эту встречу вновь и вновь. Мне не давала покоя та мысль, которую я успел уловить во время боя. Я видел слишком много, и ни одна деталь не была лишней. Мое подсознание работало напрямую с нервными окончаниями моего тела, отдавая лишь верные команды. Исчезла та нить, отвечающая за выбор между тем или иным решением. Может тайна великих учителей боевых искусств основана вовсе не на знаниях владения своим телом и оружием, а на искусстве познания своего разума. И в основе боя, лежит воспитание духа, но не в том виде, в котором мы привыкли его воспринимать, а в глубоком познании самого себя. А умение слиться с природой, по учению Конфуция, это не умение насладиться пением птиц сидя в красивой позе, а как раз-таки, настроить свой разум воспринять каждый шорох. Почувствовать изменение ветра, заметить прыжок кузнечика у себя за спиной, увидеть крылья  бабочки внутри цветка, тем самым осознать силу свою в простоте движений. В заложенных самой природой чудесах умения подчинить свое тело, копируя увиденное  ничего не придумывая. Может и появлялись разнообразные стили восточных единоборств, но только был тот, кто изначально понимал, что делает его тело, а были последователи, пусть и превосходящие в силе и в умении скопировать движения учителя, но не понимающие, как же им одолеть своего наставника. Стиль за стилем  появлялись, исчезали, объединялись и совершенствовались. Стиль богомола, обезьяны, аиста и даже дракона, где каждый пытался доказать силу своего умения и лишь единицы, познав себя, никому ничего не доказывали, тем самым находя признание и занимая нишу мудрецов и великих учителей.

     Все могло быть так, могло быть по-другому, но все что видел и чувствовал я - осталось, не важно, верил кто моему рассказу или нет. Я верил, я знал, картина боя не была нарисована после, ничего не было придумано или приукрашено. Только раз за разом я воспроизводил все в своем сознании заново, в поисках каких-либо ответов на незаданные себе вопросы.

     Тем не менее, жизнь продолжалась. Для окружающих, во мне ничто не изменилось,  а история на мне никак не отразилась, я остался тем же жизнерадостным и веселым парнем, но изменения начались. Не зная пока зачем, но я записался на курсы восточной гимнастики ушу, направление «Тайцзицюань», так, для себя. Я по-прежнему вспоминал ту простоту движений в лесу и этой простоты и легкости я хотел добиться от себя, точнее от своего тела, но уже в обычной, не стрессовой ситуации. Та кажущаяся простота движений восточной гимнастики, на деле оказалась не так проста, и эти медленные движения  только сбивали с толку и поначалу не поддавались, ни разуму, ни телу. 
     Хотелось, если уж делаешь шаг вперед, то и сделать его, но переносить массу тела с одной ноги на другую в режиме медленного или даже покадрового просмотра фильма, причем в любой момент необходимо уметь включить паузу, застыть, вернуться в исходное положение, либо кардинально изменить направление шага. Предполагаю, что для достижения, каких либо успехов, надо посвятить этому годы. Я не так много смог уделить времени данным курсам, но мне нужны были азы. Хотя бы начало,  небольшое умение владеть своим телом, что должно было способствовать большему познанию самого себя.  Я как обычный дворовый мальчишка, желающий научиться играть на гитаре, хотел запомнить пару-тройку аккордов, а далее, либо перерастет в музыку и будет совершенствоваться, либо так двумя аккордами и завершится.

     Изо дня в день, каждое движение я пытался контролировать, исправлять по мере ощущений или избавляться вовсе. Ушла размашистость рук при ходьбе, шаги стали короче и мягче.  Нога обязательно должна плавно перекатываться с пятки на носок, но в то же время, голова при ходьбе не должна прыгать и, тем более, на каждую поступь не должны реагировать лицевые мышцы.

     Посмотрев другими глазам на окружающих, стал замечать, какое количество снующих вокруг людей шагают так, что на асфальте должны оставаться вмятины, а лица от каждого шага сотрясаются, норовя от последующего вздрагивания начать отваливаться от черепа. Не зная почему, но я представлял, что от таких шагов серое вещество в голове постепенно превращается в коктейль, но в борьбе за выживание, конечно цепляется за все, лишь бы остаться самим собой. И я начал совершенствовать себя и изучать.

     Из многих мелочей складывалась целая картина, как не тратить лишние силы, как экономить свою энергию, которая в большей степени должна тратиться на работу мозга. Азы гимнастики помогли при преодолении каких-либо препятствий, будь то ступенька, камень или лужа. Теперь нога  не поднималась для высокого  длинного шага, а проходила горизонтально, в нескольких сантиметрах, зная, что в любой момент можно, либо опустить ногу и иметь надежную опору двух ног, либо замереть и вернуться назад. Следить только лишь за собой, дело не столь интересное, гораздо интересней и полезней оказалось следить за другими. Что-то можно было увидеть и примерить на себя или точно понять, что в себе надо это искоренить. Лишние жесты, мимика, поза, но и это мелочи, в сравнении с тем, что говорили лица.
     Я старался запомнить все, что мне казалось странным и интересным, что бы позже, лежа на диване, анализировать увиденное. Часть заметить в себе и отсеять лишнее. В мимике лица много лишнего, но с другой стороны, лицо оживает, становится индивидуальным. Будь то, вскидывание бровей при удивлении, или плотно сжатые губы при злобе. В то же время, есть мимика без прямого общения. Кто-то щурится, показывая, что читает рекламу, что фокус его зрения дальше, а ты ему совсем не интересен. И также, кто-то отклоняет голову, как бы говоря, не переживайте, я не на вас смотрю, а на то, что за вами. При этом оба понимают, что от наклона головы большего обзора не получится, но жестами тебя уверили, что с тобой все в порядке и не ты объект пристального внимания. Своими жестами и немыми движениями мы общаемся друг с другом, сами того не замечая.

     Метро прекрасное место в походе за знаниями. Так много лиц, информации, движений, суеты, спокойствия, улыбок и печали. И наблюдая за происходящим изо дня в день, нередко складывалась безрадостная картина -  на лицах мало улыбок, если не брать в расчет толпу студентов, а наблюдать за теми, кто спешит на работу или по каким-либо неотложным нуждам. Не то чтобы я надеялся, увидеть вагон улыбающихся и радостных лиц, нет, в глазах не было блеска мыслей и счастья. Почти каждый, с серьезным видом решал какую-то, одному ему известную задачу, но без искры, без энтузиазма, будто каждого, заставляют думать, о чем либо, насильно. От этого  казалось, что большинство проблем на лицах, надуманные сами собой трудности. Как нет лёгкости в походке, так и лица не отражают плавность и текучесть своей жизни. Неужели, бытовая жизнь искореняет позитивный настрой и стремление лететь.   Я рискнул заговорить с абсолютно незнакомыми мне людьми с одной целью - выяснить, верны ли мои доводы.

     Подход был одинаков, я представлялся и говорил, что пишу диплом по психологии и просил коротко, в двух-трех словах описать причины переживаний в данный момент.
     Две молодые девушки совпали почти одинаковыми ответами, но суть была одна: плохие продажи на работе. Еще у одной, недопонимание с родителями. Парень в джинсовой рубашке, хочет поменять работу, но сомневается, будет ли на другом месте лучше. Мужчина лет сорока, не согласен с новым руководством. Пожилой мужчина ответил, как истинный мудрец: Вам, молодой человек, не понять.

     Что ж, раз не понять, не буду ломать голову. Правда, по другим выводам, мысль была по-прежнему той же. Люди погружены в проблемы и на поиск их решения. И именно в проблемы, вот в чем нелепость. Проблема продаж, проблема с родителями, проблема с руководством. Никто не хочет ставить себе цель, задачу, которую надо решить. Все видят проблему. Казалось бы, абсурд, смысл-то один, в чем разница? Разница огромная, и никакого абсурда.

     Каждому, еще со школы, привито понятие – задача. То есть то, что надо решить. Есть легкие задачи, есть сложные, но их необходимо решить и обсуждению это не подлежит. Каким образом они решались, сколько времени на это уходило, мало, кто вспомнит, но каждый вспомнит, что успевали бросить соседу записку, упасть со стула, посмеяться, дать списать или самому списать, но задача была решена.  Проблем не было, они появляются гораздо позже, с возрастом, причем, изначально они только показные. Говоря кому-то слово проблема, мы говорим о важности или опасности решаемой задачи и со временем сами начинаем верить в смысл данного слова, проблема. Оно само за себя говорит, внимание, стоп, остановись, впереди что-то сложное и непонятное.  Отсюда и хмурый вид, и отсутствие легкости в поиске решений для несуществующей задачи при созданной проблеме.   Но, все же, без углубленного изучения, не только психологии, но и личностей самих отвечающих, нельзя было твердо сказать, надуманные это проблемы или от их решения зависит, чья-то  жизнь или судьба. Поэтому, вывод я мог сделать только один: искать больше и глубже в том, чью жизнь можно разложить, рассмотреть  и не гадать, какие мысли  у него в голове. А этой подопытной персоной мог выступить только я сам.

     В это утро, я почувствовал легкое недомогание, был заложен нос, першило в горле. Не очень хорошая новость, учитывая, что через три дня у меня должно было быть собеседование, по вопросу трудоустройства на свою первую работу. Но, закралась мысль: организм должен бороться. Управляет всем организмом мозг, поэтому необходимо предоставить ему поле деятельности, не расслабляя помощью лекарственными средствами. Итак, я решил отказаться от таблеток, возложив миссию выздоровления на свой организм.
     День спустя поднялась температура. Я  не сдавался, но и вирус, посетивший меня, только набирал силы. Градусник менял свои показания ежечасно, и, увы, не в мою сторону. К вечеру ртуть на шкале подползла к цифре сорок. Я решил не менять тактику.    
     Ночью было холодно, жарко, душно. Состояние ухудшилось. Утром еле заставил себя встать. Дрожащее тело, то ли от слабости, то ли от холода требовало вмешательства и помощи. Завтра собеседование, напоминал мне мой разум, когда я, обжигая губы, глотал какое-то подобие чая. Полчаса просидев в обнимку с кружкой, поджав к себе коленки и хоть как-то, пытаясь сформулировать самому себе очередной шаг, решил сдаться. Развел в стакане пару больших шипящих таблеток с функциями жаропонижения и выпил маленькими глотками. Проветрил комнату, оставив небольшую щель, раскрыл настежь шторы, что бы весеннее солнце заглянуло в набитую микробами комнату.

     Полдень. Ровно через сутки я должен быть на ногах. Сколько надо выпить таблеток, чтобы выздороветь? Надо в описании посмотреть, когда следующий прием, а пока, взяв в помощники второе одеяло, снова в кровать. Проснувшись через несколько часов насквозь мокрым, инстинктивно переоделся, поменял постельное белье и снова погрузился в сон. Сквозь сон пытался понять, что забыл принять лекарство, но тело уже расслабилось, мозг отключился.
 
     Восемь утра, будильник не звенел по причине отсутствия завода, но я проснулся, причем во вполне прекрасном состоянии духа и тела. Не задумываясь о чуде выздоровления и волшебстве лекарственных средств, оделся, умылся и отправился на собеседование. Прошло оно очень даже удачно. Я был принят на должность менеджера в магазин бытовой техники. Утром следующего дня - вперед, во взрослую жизнь, работа зовет!
     Но до утра еще был вечер подведения итогов прошедшего дня. Что сегодня я почерпнул: во-первых, болезнь ушла более скоротечно, нежели это происходит обычно, почему? Неужели была подсознательная команда - хватит болеть? Почему организм  не реагировал на мои сознательные команды?

     Собеседование тоже удивило, я как никогда был уверен в себе, причем не сколько твердыми ответами, а больше четким взглядом на будущее место работы, с твердым мнением, что продать товар любому человеку мне не составит труда и важно не просто что-либо продать, а увеличить затраты покупателя до соответствующего его уровню максимума. Этого стало достаточно для скоротечного ответа: - вы приняты. Что ж, -король фенов и утюгов завтра выйдет к людям, - смеясь про себя, подумал я, продолжая вспоминать, чем еще был примечателен день, но мысли уже кружили в воображаемом приходе на рабочее место, где я долго и убежденно буду доказывать какой-нибудь бабуле несомненную радость при приобретении чего-нибудь полезного.

      Стоп, я воображаю, придумываю и мыслю о том, что мне  еще неизвестно, но чего я, в общем-то, долго ждал, а это ли не яркий стимул для моего сознания, резко пойти на поправку. Может это явилось побуждением того чудесного исцеления, а таблетки  просто дополнительный допинг для толчка, на который я самостоятельно пока не способен? Надо над этим поработать. 

     Первый день работы состоял из знакомства с коллективом, общего кругозора имеющегося товара, обзорной экскурсии по закрепленной за мной территорией и мелких указаний, куда ходить, куда не ходить и что можно, а чего нельзя.
     Следующий рабочий  день, был полной противоположностью первому. Я был предоставлен сам себе. Какой либо помощи и советов со стороны снующего персонала не поступало вовсе, но может, это было и к лучшему. Осваиваясь самостоятельно, я больше смог запомнить, особенно, после повторного изучения всех полок и шкафов в поисках фена для первого клиента, которого,  естественно, по накладным числилось десяток, а по факту, только тот, что на витрине.

     Уже по привычке, вечером, воспроизводя и анализируя картину рабочего дня, пришел к выводу, что создавал слишком много суеты, чем нервировал покупателя и, не менее, самого себя.

     День третий. Вспоминая вечерний тренинг и настрой на рабочий день, сам подошел к покупателю с предложением оказать ему помощь, чего ему не потребовалось и я спокойно начал наблюдать за всем происходящим вокруг. Естественно,  рассматривание бытовой техники меня мало интересовало, я смотрел на людей. Лица покупателей заметно отличались от лиц пассажиров метро. Не важно, хотели они что-либо купить или нет, но  магазин определенно вдыхал в лица жизнь. Одни, знающие, зачем пришли, уверенно брали коробку, читали, убеждаясь в правильности выбора, и сразу направлялись в сторону кассы. Другие, шагали от ценника к ценнику, смотрели на товар справа, слева, заглядывали внутрь, спрашивали, советовались и в размышлении бродили дальше. Третьи, просто гуляли, иногда останавливая на чем-либо взгляд, соображая, надо, не надо, подойдет или нет? Возможно, в поисках подарка, а может, просто убивая время.

     Путем простых наблюдений отсеялась та часть покупателей, к которым подходить было бессмысленно. Поэтому, в отличие от себе подобных менеджеров, я довольно быстро избавился от суеты и беготни вокруг потенциального клиента и, почти каждый раз безошибочно, подходил именно к тому, кто нуждался в совете. Как мы все-таки предсказуемы в ожидании совета. Большинству мужчин,  требовалось услышать  комплемент в свою сторону, что он сделал правильный выбор и без моего совета, и лучшего товара  подобрать невозможно, все остальное явно уступает по характеристикам, если, конечно, не смотреть на более дорогой сегмент.
     Женщинам требовалось внимание, и все наоборот, я должен был  знать все характеристики приборов.  Говорить о товаре можно все что угодно,  очень уверенно и желательно очень много.  Если ошибся, и тебе на это указали, то столь же уверенно надо сказать, - спасибо, что поправили, конечно, вы правы, но…. и  продолжить, желательно с примерами из жизни, обращая внимание на цвета и  товары, на которых задерживается женский взгляд.   При   нотах сомнения и при возможности покупателя, заплатить чуть выше, можно продать все что угодно, правда, необходимо все-таки знать, что продаешь и не забывать вставлять слова о грамотности покупателя, который  знает, зачем пришел.

     Уверенность в себе, крепла день ото дня, но в то же время, мои попытки разобраться в себе особых результатов не достигли. Возвращаясь в очередной день с работы, я решил совершить прогулку через парк, тем самым заменив пару остановок на метро, временем прогулки на открытом воздухе. Уже темнело, но это не  сказывалось на комфорте, да и дорожка была вполне просматриваема. Не знаю как, но вдруг я начал ощущать чувство опасности, а спустя еще некоторое время, впереди показались две фигуры.
     Через минуту я уже различил силуэты, это были два рослых парня. Один спортивного телосложения, с легкой пружинящей походкой, второй   худощавый,  но не худой, с плавными ровными шагами, что делало его более внушительным и уверенным в себе. Почему-то я четко понимал, что они явно нацелены причинить мне ущерб. Шли без разговора и уверенно на меня. Я вспомнил то происшествие с волками и подумал, вот она проверка для моего сознания и тела.

     При той скорости, что я имел с волками, здесь мне бояться точно нечего. Я пошел чуть быстрей и более уверенно прямо на них. За несколько шагов  я уже проработал тактику действий. Более крупному сразу бью в переносицу, он не должен успеть закрыться.    
     Второй, худощавый, пусть и более уверенный в себе, вряд ли успеет сообразить, как действовать, но в любом случае я должен действовать по ситуации. Если он успеет сделать шаг в сторону, брошусь в ноги, если замрет, бью в кадык, благо, что его худощавость сказалась на длинной шее. 
     До встречи три шага, худощавый начал говорить заученную фразу: - парнишка, закурить не найдется? Не помню, успел он договорить или нет, но я уже подскакивал к его товарищу с резким выбросом кулака, одновременно отмечая боковым зрением действия товарища,  и просчитывая свой следующий ход. Я просчитался. Не знаю, достиг ли цели  мой первый удар, но уже в своем первом же шаге я падал, теряя сознание.

     В отключке я был не очень долго, пять или десять минут. По уже отсутствующим на руке часам  посмотреть   было невозможно. Впрочем, отсутствовало и все остальное, что представляло какую либо ценность. Денег при себе было не много, но и та часть на данный момент, увы,  исчезла.  Я присел, приходя в себя. Удар был нанесен  сзади,   трубой или битой, но точно в голову. Как, пока было не понятно. Что же я упустил? в чем ошибка? В моем понимании, все должно было быть по моему расчету.

     Я сидел и соображал, что могло пойти не так. На дорожке, в тот момент, ни кого больше не было, за мной, тоже никто не шел. Что ещё,  по диагонали слева от меня, как мне казалось, бежал то ли спортсмен, то ли с собакой кто-то резвится. Но мой разум был занят тактикой боя, поэтому, большего внимания я ему не уделил.
     Но тут же одна мысль опережала другую, если спортсмен, то есть дорожки и зачем бегать вечером по газонам, а если с собакой, то где она, собака? Но есть что-то типа палки в руке, поэтому и ассоциация с собакой, только ассоциация. Не было никакой собаки, был бегущий человек с палкой или трубой в руках, а я не счел обратить на это внимание.
     Я был занят своими расчетами и почти празднованием победы. Я занял свой разум не тем, а точнее сказать, я просто занял свой разум, а надо было его освободить. Именно я виновник своего поражения и шагая в сторону дома, я был больше зол на себя, нежели на нападавших. Это был неплохой урок, поучительный, может найти тех парней, поблагодарить? Ну, раз чувство юмора заработало, значит, точно жив и уже прихожу в норму.


                Глава 3.

Утро не предвещало, какого либо разнообразия, но все же очередной факт изучения мной самого себя приключился.
     Один из менеджеров магазина подошел ко мне и вполне дружелюбно пригласил на перекур. Да, почему бы и нет, согласился я, и мы вышли на улицу с черного хода нашего магазина. Но, не дав мне прикурить, он предложил мне, по его словам, для смеха, покурить его прекрасной табачной смеси, создающей особое расположение духа и новые возможности сознания. Почему бы и нет, это будет еще один эксперимент.
     Уже  после второй тяжки,  мой собеседник хохотал от того, как я пытаюсь подражать ему в особых вдыханиях дыма  данной смеси. Меня, конечно, это больше смущало, но я усмехался вместе с ним, как бы создавая компанию. Еще минут через десять, он уже не сдерживал себя ни в чем,  и для него все окружающее создавало иллюзию сатирических комиксов, мало граничащих с реальностью.
      У меня создалось впечатление, что мой уровень удовольствия находится, все-таки, на более высшей планке и данный наркотик до него не дотягивает. Однако, кое-что было.

     Мозг становился не то что бы чище, он стал избирательней, улавливающий дополнительные штрихи, невидимые в обычном сознании,  и может быть поэтому, рядом заливался от смеха мой новый приятель. Только избирательность мозга у каждого своя. Во время обычного перекура, он бы и не посмотрел на меня, а сейчас его смешило каждое мое действие или   бездействие, додуманное его воображением.
     Я же, наоборот, его как будто не замечал. Он был отдаленный фон, еле слышный, но не мешающий уловить другие звуки и движения, происходящие вокруг. Может подсознательно  я видел больше, чем ступени, на которые был направлен взгляд,  все раскладывал по своим невидимым полкам, что бы в нужный момент взять самое необходимое, а может просто ушел в мечты и от этого организм расслаблялся  и отдыхал.

     Определенно, наркотик, даже самый легкий, давал дополнительный толчок для работы мозга, вопрос только, как совладать и направить действия данной работы в знания.
     Как сказал мне мой веселый спутник перекура: - Парень, по-моему,  тебя неплохо прибило, ты уже минут двадцать смотришь в одну точку и ни на что не реагируешь.
     - Да, наверно, - сказал я и, после небольшой паузы добавил, - пора на рабочее место, пока искать не начали.

     Я подошел к своему прилавку, с мыслью,  поправить какую-то коробку, но услышал голос, почему то мне знакомый. Я обернулся. Девушка, лет двадцати, о чем то болтала по телефону, с явным чувством то ли возмущения, то ли досады. Из разговора я выхватил пару фраз, говорящих о том, что она потеряла кольцо. Теперь стало понятно, чем выражено данное настроение и тон говорящей - потеря какой-то безделушки, типа кольца.
     Но, почему-то, мне показался ее голос знакомым? Мысленно я начал вспоминать всех, у кого я мог ее встретить, с кем общался, может, учились вместе или по-соседски стояли в очереди в магазин. Нет, никто не подходил, да и голос был очень знаком, будто слышал я его, если не сегодня, то совсем недавно. 

     Стоп, надо подумать, вспомнить, а точнее, прокрутить память чуть назад. Только что, она шла мимо моего отдела, до этого я был на улице, еще перед этим, я снова в своем отделе и ко мне подошел продавец из соседнего отдела, с предложением  выйти на перекур.
     Так, стоп, пауза, голос девушки был как-то связан с ним. Нет, он подошел один, рядом никого не было. Мысль крутилась на месте, ее голос определенно ассоциировался с ним, точнее с его голосом.
     Почему с его голосом? Вместе я их не видел, я бы запомнил, а тем более, сегодня. Почему с его голосом? Он и она? Когда я мог их слышать вместе? О чем они могли говорить?
     Надо представить любую фразу, которую я слышал от него, чтобы представить его образ отчетливей.
     Нет, как только я представляю его голос, её образ, будто пропадает. Будто и не мог он с ней говорить. Стоп, нет, не с голосом, она ассоциируется не с его голосом, с его смехом. Смех и ее голос, смех и голос, а его смех был во время перекура.  Да, он смеялся, я стоял рядом, мимо прошли две женщины и начал приближаться именно этот голос. Ошибиться  я не мог, она так же, как и сейчас   говорила по телефону, только с другим настроением.      
     Да, в тот момент она просто болтала, беззаботно и весело, а значит без мысли о потере. А мой товарищ покатывался рядом от смеха. Перед входом остановилась, была какая-то пауза, пауза в движении, телефонный разговор продолжался.
     О чем она могла говорить?
Мое подсознание перебирало все звуки данной минуты. Мог ли я бросить на нее взгляд? Вряд ли, иначе я вспомнил ее быстрей, она молчала, возникла пауза, голос  в данном  моменте не всплывал в памяти. Да, правильно, она не говорила, она слушала. Слушала, не входя в дверь, что могло происходить в данный момент?
     Звук, был звук, будто упал небольшой  гвоздь, либо что-то с таким же звуком, нет, гвоздь не может долго прыгать. Именно, звук был многократный, так у меня кольцо от ключей звучало, стоп, кольцо, кольцо, именно кольцо. Она остановилась снять перчатки перед входом, кольцо могло слететь вместе со снятой перчаткой и по причине занятого внимания на выслушивание своего собеседника, этот звук мог пройти мимо нее. Перехватив телефон в другую, уже без перчатки, руку она вошла внутрь. Пока мысленные видения не развеялись, я уже спешил к запасному выходу, проверить свою теорию.

     Недолгий поиск увенчался успехом. Рядом с крыльцом, точнее в углу самой нижней ступени, лежало тонкое, золотое колечко с маленьким обрамленным камнем. Я бы сказал, ничего такого, за что можно переживать, но суждения мои и суждения хозяйки данной вещицы, тем более женского пола, могли отличаться.

     Я поднялся обратно в магазин, но у своего отдела, владельца безделушки не увидел.
Где же ее найти? 
     Хотя, может это не так и сложно? Раз она входила со стороны служебного входа, значит, она либо работает здесь, либо к кому-то пришла. Встречающих на лестнице не было, значит шла не первый раз, поэтому можно предположить, что все-таки работает.    
     Для бухгалтера - слишком молода, как, впрочем, и для отдела кадров. Раньше я ее не замечал, значит,  она не менеджер типа меня, да и начало рабочего дня уже давно прошло. Поэтому, если она, все-таки, здесь работает, остается менеджер по работе с корпоративными клиентами, что вполне подразумевает выезд на встречи и продвижение товара в массы. Оставив еще на некоторое время свой пост, я отправился в зал, где, в моем понимании, работают продавцы воздуха. То есть те, кто  необязательно знает принцип работы продаваемой техники, да что уж там, кто мог даже не знать,  как продаваемое им выглядит, но, тем не менее, они ловко справляются с задачей выписать счет, заполнить ту или иную накладную, проверить правильность,  причем самим собой, заполненных бумаг, и передать всю информацию в отдел доставки.

     Я не ошибся. Она сидела за столом и явно смотрела сквозь монитор, не замечая ничего происходящего вокруг, да и вряд ли осознавая, что происходит на экране монитора. Неужели ее так поглотила печаль от столь мелкой потери. Уверенной походкой я подошел к ее рабочему месту, протянул руку и положил на стол кольцо. Рядом сидящая с ней, темноволосая, чуть полноватая, но явно не страдающая от этого девушка воскликнула:
     - Смотрите-ка, нашей Юлечке,  прямо на работе замуж предлагают выйти, - и закатилась смехом,  явно довольная своей шуткой.
     Юля, как я уже услышал, подняла глаза на меня, посмотрела на свою соседку и, будто проснувшись, поймав взгляд своей подруги, указывающий на стол,  перевела внимание на предмет смеха. Казалось, что от счастья в ее глазах, все должны были встать и начать аплодировать. Но  увы, этот миг счастья заметил только я. Все вокруг были заняты работой,  в надежде благодарности и премии от начальства и более быстрый карьерный рост. Исключение составляла лишь та темноволосая соседка, уже не понимающая, а не была ли ее шутка, попаданием в цель. 
   
      - Откуда? Как?  Где вы нашли? - не зная с чего начать и чем закончить  свои вопросы от переполняющих эмоций, она просто замолчала, смотря на меня широко открытыми глазами.
     - Пустяки, - сказал я, и больше ничего не произнося,  развернулся и направился  к выходу.
     В душе я чувствовал себя героем, жаль только, что даже, спасибо, не получил. Но, может от этого, мое геройство в моем же лице даже выросло.

     По дороге домой я в сотый раз пытался  осознать, как все произошедшее было возможно. Может просто глупое совпадение? Случайно услышал звон, случайно запомнил голос и, совершенно случайно обнаружил пропажу, но одновременно с этим я ощущал какой-то триумф, правда, не от своих способностей, а от произведенного на девушку впечатления.

     Утром следующего дня она сама меня нашла.
     - Доброе утро,-  сказала она.
     - Доброе, - ответил я.
     - Вчера я не решилась подойти.
     - Я так страшен? - улыбчиво спросил я.
     - Нет, просто я так переживала от потери и была так счастлива подарку судьбы, что кольцо вновь ко мне вернулось,  что даже не знала что сказать.
     - А сейчас? - перебил ее я.
     - Сейчас? – сейчас да, это кольцо, начала она, но я снова ее перебил
     - Это кольцо вашей мамы, или бабушки?
     - В общем-то, верно, а почему вы так решили?
     - Предположу, что если бы, это был подарок молодого человека, вряд ли бы вы стали меня искать,   эмоций было бы меньше, а если и были бы, то не такие. Тем более кольцо выглядит старше, чем возраст предполагаемого  молодого человека. Значит подарок детства или наследство, и опять-таки, эмоции, они многое выдают. Ведь самое ценное в любой вещи это не цена, а ее история и в вашем случае, любовь к данной вещице, определена именно этим - историей.
     - Да, с вами интересно узнать саму себя, - сказала она, - еще раз спасибо, - она замешкалась перед уходом, чем я и воспользовался,
     - Первое спасибо,
     - Что? - переспросила Юля,
     - Первое спасибо,  сказал я, - больше спасиб не было, а вы сказали, ещё раз спасибо, - усмехнулся я.
     - Значит, второе скажу позже, - улыбнулась она, - может,  встретимся на перерыве, кофе попьем?
     - Ну, теперь точно жених отпадает, - парировал я  своим юмором, - через три часа в кафе наверху пойдет?
     Ее спина была не совсем утвердительным ответом, но исходя из инициатора предложения, это было скорее да.

     За чашкой кофе,  Юля все расспрашивала,  как  и где я нашел ее пропажу.  Я без лукавства и прикрас  рассказал,  как все было.  История ей показалась больше смешной, чем правдивой.
    
     Спустя некоторое время, наше знакомство переросло в более тесную дружбу, и в скором времени я переехал жить к ней. Она жила в   просторной трехкомнатной квартире, правда, с бабушкой. Ее родители переехали в город своей мечты - Париж, оставив ей в распоряжении роскошное, по нашим меркам, жилье, но вместе с тем и присмотр за бабулей.
     Помимо наших отношений, я продолжал работу над собой, правда, в один из моментов откровений, я рассказал Юле и про волков и про свои идеи изучить свой организм и про идеи экспериментов над собой. Она это восприняла как какую-то забавную байку и мальчишечьи фантазии.  Тем временем, еще один эксперимент не был закончен. Ранее, придя к мысли, что для выздоровления больше нужен стимул, нежели лекарства, я понимал, данный вывод надо подтвердить,  желательно не единожды.
     Пройтись до магазина в  рубахе на голое тело, или выйти покурить на балкон босиком, при погоде отнюдь не летней, было уже больше забавой, нежели попыткой заболеть. В очередной раз, прогулку «не по сезону» решил увеличить по времени. Продрог, как говорится, до самых костей. Пришел, трясясь от холода, с посиневшими губами. Пальцы, даже после струи горячей воды из  крана, были полусогнуты, сжать их в кулак не получалось. Руки не слушались, и согреться чаем, пока не представлялось возможным.    
     Наливать ванну себе не стал, пытался прийти в себя, просто находясь в теплом помещении. Тело еще около часа колотило от холода, но вместо горячего чая, я взял из холодильника сок. Выпив залпом, стакан холодного напитка, пошел на балкон с сигаретой, чиркая по пути зажигалкой. Раза с шестого получилось добыть огонь, но при очередном втягивании в себя дыма, почувствовал, в сравнении с предыдущим перекуром, вкус сигареты изменился. Аромат стал сладковато-горьким, с отдаленным оттенком горелой шерсти. Это был признак того, что организм начал сдаваться и вместо помощи, получал от хозяина тела дополнительные испытания. Еще через час, горло сжалось,  и место голоса занял хрип и сипенье. Что ж, завтра на работу, но я точно понимал, эта мысль явно не стимулирует мозг. Что же будет стимулом, что может им быть?

     Животное  выздоравливает быстро, у него всегда есть стимул – еда и не стать едой. Еда, которую надо добыть, а добыть ее можно только здоровым. Добыл - выжил, нет - стал добычей. 
     Человеку ради еды нужно работать, а работа, ни для одного животного не была и не будет стимулом и не важно, кто это животное. Сейчас мое сознанье подсказывало, настроить себя на важность выхода на работу невозможно, пропустить день-другой  на судьбе не отразится. В прошлый раз, при  трудоустройстве, стимул был, это был шаг в неизвестность, и в то же время, шаг в очередную степень взросления, сейчас такого стимула не предвиделось.
    
     Мои размышления прервались, пришла Юля и, увидев мое состояние, достала целую сумку лекарственных средств с явным желанием вылечить меня всего и сразу.
     Я прохрипел, что ничего не надо, только чай.
     - Опять ты со своими дурацкими экспериментами и изучением себя - любимого? – проворчала она.
     Еще десять минут сипенья и хриплого кашля, с покрасневшим от натуги и нервного общения лицом я все же добился своего, вместо порошков и таблеток мне был предоставлен чай, с малиной.  Выпив кружку, я начал готовить себя и свой организм к выздоровлению.  Я попросил Юлю ничего не спрашивать, просто приносить мне через каждый час кружку чая с малиной. Если я буду спать, будить и не уходить, пока не выпью. Рядом с кроватью положить несколько полотенец. Прервать мой эксперимент, можно только в крайнем случае. С трудом, и со словами: сумасшедший, но она согласилась. Время было около шести вечера. Я умылся, разделся и попросил очередной чай. Закутавшись в одеяло, попробовал заснуть. Через пять-шесть часов и столько же кружек чая, а также не меньшего числа мокрых полотенец, которыми я вытирал пот со всего тела, хрип пропал, голос вернулся. И все-таки завтра на работу.
     С этими мыслями я погрузился в сон и с мыслью о том, что хочу спать, меня из сна вырвал будильник. Болезнь, если не ушла, то и не проявлялась. Кашля не было, температура была в норме. Чуть ломало тело, но не сколько от болезни, сколько от бездействия в лежачем положении, по крайней мере, мне так показалось. Эксперимент все же был неудачным, вероятно я и заболеть не успел, возможно просто перепад температур дал о себе знать.

     Нужен вирус. Время моего маршрута с работы увеличилось еще на час. Этот час был отпущен на прогулку по коридорам ближайшей поликлиники и чем хуже выглядели пациенты, ожидающие своей очереди, тем больше они являлись предметом моего интереса и моей компании. Я интересовался, какая температура, долго ли держится, что принимают и что советует доктор. Мне казалось, что вот-вот и у меня начнется то же самое, но увы, утро каждого дня, было даже без намека на болезнь.

     Прошла неделя. Мои походы сквозь океан микробов и бактерий больницы ничего не давали. Пока можно сделать паузу, заболела Юля и вирусов должно хватать и дома. Я всегда старался быть рядом, как для оказания помощи, так и для очередной попытки переманить болезнь на себя. Под  чутким руководством Юли, я разводил всякие шипучие лекарства, приносил и раскладывал таблетки исходя из времени и очередности приема.    
     Через три дня пошел процесс выздоровления. Я возобновил маршрут через больницу, правда, ненадолго. Заболела  бабуля. Метод ее лечения мало чем отличался, но примерить этот недуг на себя мне также не удалось.

     После выздоровления обеих, эксперимент продолжился. Еще две недели моих  часовых процедур рядом с пациентами медучреждения закончились теми же симптомами домочадцев, только в другой последовательности. Сначала температура подкосила бабулю, два дня спустя – внучку.    Я был здоров, их же выздоровление, теперь не шло так гладко и плодотворно, как накануне. По просьбе Юли я вызвал врача. Пришла полноватая  особа  с  голубой сумкой через плечо, наполненной, не сколько лекарствами, сколь разнообразием бумаг. И магия лечения начнется не ранее, чем часть данной документации будет заполнена. Финал всех процедур - волшебный рецепт и направление за чудо-снадобьем в аптеку. Я попытался прочесть написанное вслух, но меня тут же перебили – в аптеке все поймут.

     - Хорошо, - сказал я, и начал одеваться.
     - А вы, как, уже выздоровели? - вдруг спросила докторша, увидев меня одетым.
     - Да я и не болел.
     - Как, я почти каждый день вас в очереди на прием, перед своим кабинетом вижу, в этой самой куртке? - вы уже больше недели ходите, правда, на осмотр я вас так ни разу и не дождалась.
     -Да нет, вы ошиблись, сказал я и быстро вышел за дверь.

      Пытаясь подольше задержаться, я пропустил пару ближайших аптек, закупив то, что смогли расшифровать в очередном пункте продажи лекарств. Далее, не спеша, с остановками на перекур, что бы не встретиться с внимательным, да еще с хорошей памятью доктором, пошел домой.
     Слабость и болезнь двух ожидающих меня женщин, не стали причиной долгих сборов моих вещей. То ли вещей было мало, то ли вера в принесенные мной лекарства придала им сил, но со словами:
     - ты со своими чертовыми экспериментами готов всех угробить, думаешь только о себе, башкой побейся об стену, изучи сколько ударов она выдержит, и тому подобное доносилось до меня, стоящего уже на улице, с сумкой и размышлениями, куда в данный момент мне отправиться.

     Впрочем, и до этого я жил не пойми где и как, то у друзей, то у родственников, то снимал.  Можно было, как обычно в трудную минуту, к родителям, но не хотелось их стеснять, или, говоря правильней, напрягать.
     Надо собраться мыслями, вечер поздний, но не ночь. Рядом есть пару гостиниц, мало чем отличающихся от общежития, где цена   соответствует почти отсутствующему  сервису. Правда, от номера ожидать более чем койко-место с бельем, не приходилось. Впрочем, если не жить, а перекантоваться несколько дней - сойдет.

     За время наблюдения за людьми я подметил, к удобствам все привыкают очень быстро, отвыкают неохотно. С деньгами, аналогично и даже  говорят, деньги портят, но нет, не соглашусь, портят, не совсем верное слово. Ведь у человека появляется  шанс выбора, шанс проявить и показать себя. Шанс быть заказчиком, а не только исполнителем. Вселяется уверенность и твердость говорить я хочу и мне нужно. А раз увеличился выбор в товарах, не говорит ли это о том, что появился выбор в круге знакомств и круге интересов?
      Расширяется круг общения, а значит, сокращается время общения с прежним кругом. А насколько были интересны люди в прежней компании, насколько интеллектуально развиты, находчивы или остроумны?
     Может не человек испортился, сменив или изменив вашей дружбе, а вы остались на месте, в нежелании повысить свой  кругозор, интерес и прочее? И все те слова, что деньги портят человека, не исходят ли они не от зависти к достатку, а от зависти к разуму?    
     Конечно, есть и те, кто независим от финансового положения, и действительно остается прежним, но, увы, их единицы. И те, кто причисляет себя к таковым, либо не имеет ничего, либо все уже имеет, а значит, имеет полное право так считать.  Я причислял себя к первым, не имеющим ничего. Не успевшим избаловать себя чем либо, поэтому к комнате и к гостинице в целом, претензий не имел. Номер был мал, плохо освещен. Помимо кровати был стол и стул. Для полного антуража, не хватало пера и чернил.

     Утро. Я понимал, Юля через мой отдел в ближайшее время не пройдет, даже если и быстро поправится, это будет дело принципа. Звонить ей, пока тоже не имело смысла, я погрузился в работу. Занимаюсь товаром, отвлекаюсь на клиентов и, конечно, наблюдаю.
     За последним, меня и застал мой недавний знакомый:

     - Все витаешь в облаках? Эээй, эй…

     Я наблюдал за дамой лет пятидесяти, даже, ближе к шестидесяти. Выглядела она, не сколько богато, сколь вульгарно. Она заняла своими вопросами юношу из отдела фото и видео. Я не слышал их разговора, но из-за того, что выбор ее падал то на один фотоаппарат, то на другой, а то вдруг брала в руки видеокамеру, крутила, спрашивала и ставила на место. Я понимал, техника интересует ее меньше всего. Тогда зачем все эти действия?  Украсть, вряд ли получится, как-либо запутать и обмануть продавца, тоже не вариант, все равно все через кассу и рамки безопасности проходят. Уговорить менеджера оплатить самому, смешно. Даже если она маг, чародей или великий гипнотизёр, доходы менеджера, продающего товар, несопоставимы с ценой на этот товар.
     - Ээй…
     Только сейчас, я услышал и почувствовал, что меня кто-то толкает.
     - Неужели заметил?
     - Да, привет, извини, задумался.
     - Стелла понравилась? - спросил он меня.
     - Какая Стелла? - недоуменно переспросил я в ответ.
     - Та женщина-вамп в самом соку, на которую ты любуешься уже некоторое время.
     - Не понял, это твоя знакомая или какая-то проверка персонала на выдержку? Вижу, что товар ее интересует меньше всего, - продолжил я, - больше какую-то суету разводит, вокруг да около, очень много разговоров и пауз, будто ощупывает продавца и ищет какие-то его слабости, только какие и зачем, представить себе не могу.

     - Ты наблюдательный, ответил мне собеседник, - да, крутится она вокруг одного и того же. Ей нравятся юноши и она, разными вопросами ищет к ним подход, их слабые места.    
     Вот вдруг, этому малому, фотоаппарат так нравится, что давно он о таком только мечтал, а тут добрая фея, готовая подарить ему  мечту, в разумных пределах естественно.  Он, сначала будет не совсем понимать, чего от него хотят, но несколько наводящих вопросов, типа, раз он так разбирается в фототехнике, то не согласится ли он сделать фотосессию у нее дома, что все профессиональные фотографы делают совсем не то, что требуется ей, ну и в конце концов, мечтал он стать владельцем этого устройства или нет? Ну а там, бедный юноша вырвется из ее объятий не скоро.

     - И это нормально? - спросил я.
     - Вполне, его же никто не заставляет, предлагают заработать, или, правильней сказать, отработать, причем не самым сложным способом.
     - Она же для него бабушка.
     - Это визуально и это твоё мнение, она же, себя чувствует и представляет  юной, опытной восемнадцатилетней девчонкой-проказницей.
     - Ты так говоришь, будто уже проходил эту школу страсти?
     - Давай-ка,  пойдем, покурим, - быстро перебил он тему и достал аккуратно забитую папиросу.
     - На меня только товар переводить, - ответил я,
     - Сочтемся, да и компанию составишь, а то в одно лицо курить как-то беспонтово, - бросил он через плечо, удаляясь в сторону выхода.
     - Ладно, все равно кроме Стеллы покупателей нет, да и не дай бог она в мой отдел пожалует.

     Пару тяжек, я все-таки сделал. Эффекта особого не испытал, но появилась одна мысль, чертовски не здоровая, может даже бредовая:
     - Послушай, - спросил я своего приятеля, - а что там из твоих трав самое существенное, так что бы сорвало, даже нет, наркотик, но такой, что бы попробовав, сразу подсесть, впасть в зависимость или как там это называется?
     - Тебя в каком смысле это интересует?
     - Пока просто в качестве вопроса, есть ли наркотики, что бы, не месяц там употреблять и втянуться, а за раз, ну два?
     - Ну, пожалуй,  к герычу люди привычны, но раз на раз не приходится, кому-то раз достаточно, а кто-то более стоек.
     - У тебя есть связи? - сразу переспросил его я, - хочу попробовать.
     - Какой-то ты странный, - рассмеялся он, и хохотал минут пять, держась за живот, то садясь, то вставая и,  как только его взгляд встречался с моим, его снова схватывал приступ  смеха.
     Я уже собрался уходить, но он, все так же смеясь, схватил меня за плечо и еле сдерживаясь,  начал говорить:
     - Да ты не понимаешь, как же это смешно звучит: «Хочу подсесть на наркотик, есть что-нибудь, да что бы с первого раза». Все наоборот, переживают, не подсяду ли я? А не вызывает ли привыкание? А тут ты такой: «А у вас есть,  на что можно подсесть»?
     Я улыбнулся, а он, все еще держась за мое плечо и пытаясь сдержать приступ веселья, сказал: - да не переживай, найдем мы тебе хорошего доктора, принесет он тебе лекарство от всех болезней, - и все еще дергаясь от бурлящей в нем радости, он направился в сторону своего отдела.

     Стелла все-таки добилась своего, менеджер отдела фото электроники, зашнуровывал ботинки, искоса наблюдая по сторонам, но явно дожидаясь пока его новая подруга пробьет чек и направится к выходу. Выходить с ней под руку, ему явно не хотелось. Но и продавать себя дешево он не стал, выбрал одну из самых дорогих моделей в своем отделе, тем самым объединив два в одном, и отделу  прибыль  и себе хорошо. Теперь, как бы не пришлось недельку потратить на отработку дорогого товара с условно юной девой, но выбор был сделан. Стелла, подмигивая охраннику, была на подъеме, как покупатель она была довольна своим выбором и своей «покупке» и это был тот случай, когда читать инструкцию необязательно.

     Закончив рабочий день,  я отправился в свое новое временное жилище, пристанище у родственников и знакомых теперь точно не требовалось, во время перекура была рождена очередная идея, впереди новый эксперимент.

     Уже в номере я еще раз осмотрелся, и с более трезвым умом оценил обстановку. Стол имел ящик, при открытии которого я обнаружил несколько чистых листов, ручку, карандаш и открывалку для бутылок. Странный набор, но ещё накануне я отмечал, что не хватает пера и чернил, оказывается, все есть, только чуть современней. На окне стоял графин и два стакана. А кроме входной двери, оказывается, есть дверь шкафа купе, оклеенная обоями в цвет стен, поэтому  не удивительно, что её я только обнаружил.
    
     Да я король, хотел было сказать я себе, но за неизвестно кем придуманной  дверью  шкафа-купе, полок не оказалось,  за дверью скрывался  туалет и душ. Да, окажись здесь и сейчас мой весёлый друг, любитель покурить и посмеяться, его восторгу не было бы предела. И уносили бы его санитары, а он бы все повторял: - туалет в шкафу, или: - шкаф со всеми удобствами. Но я был один и шкафу со всеми удобствами я был рад, не придется бегать к местам общего пользования в коридор.

     За время  своей работы скопились небольшие сбережения, вовремя не потраченные на Юлю и бабулю, поэтому, я заранее оплатил на неделю вперёд. Этого времени вполне хватит на поиск съёмной квартиры, причём,  может даже дешевле, чем здесь, а возможность приготовить еду, немаловажный фактор в экономии средств. Да и проходы каждый раз через вестибюль, где  сидела, встречающая гостей и постояльцев дама, типаж которой, чем-то напоминал Стеллу, только уже ничего не хотевшую от жизни, разве только перекусить, как то напрягал.

     Итак, потратим время на раздумье, что мне понадобится для моего эксперимента, если вдруг удастся достать наркотики?  Допустим, в соответствии с моим планом,  появится зависимость. Далее, от этой зависимости будем избавляться, без докторов, без лекарств, только мозг. Заранее надо все продумать, может даже составить список, что бы ни упустить никакую мелочь. Возможно,  придётся расклеить для себя какие либо напоминалки и указания, как бы смешно это не звучало, но что будет происходить во время ломок и тому подобной чертовщины, я представить себе не мог.
     А сейчас, пока ясная голова и раз есть листы бумаги и ручка, начнём: вода, хоть  существует водопровод и в кране она всегда есть, но надо подстраховаться, вносим в список. Спиртное, вполне может быть - пишем. Наручники, мысль тоже неплохая, но, пожалуй, лишнее.
     - Так, ладно, - отбросив ручку, проговорил я сам себе, - до эксперимента ещё неизвестно сколько, а житейские вопросы надо решать сейчас. Нужно найти нормальное жильё и, желательно, дополнительный источник дохода, мне нужны будут деньги.

     Квартиру я нашёл довольно-таки быстро и, мне повезло вдвойне. Хозяин квартиры оказался начальником какого-то участка на стройке и дополнительная рабочая сила, ему нужна была всегда. Грузчик или разнорабочий в свободное от основной работы время, вот он и дополнительный заработок.
     Как бы ни было удивительно, при моей не столь огромной комплекции, я справлялся с ролью грузчика лучше остальных. Благодаря изучению своего тела и разума, я просто отключал в себе мысли об усталости. Моя выносливость была выше физических возможностей, поэтому я преуспевал в скорости. Там где Вова, здоровый парень, работающий грузчиком уже не первый год, брал три мешка на плечо, а после делал пяти или десятиминутную передышку, я, чётким размеренным шагом шёл за четвертым мешком. Без передышки, без отдыха, пока не закончу весь объем. Хорошо хоть, мы не вагоны грузили, а строительные материалы, по мере их привоза, поэтому больше чем на час, работы по разгрузке редко когда бывали. Правда, первых два-три дня мышцы сопротивлялись, но после пришли в норму и были готовы к дальнейшим нагрузкам.

     Ещё один грузчик Николай, обладал чуть меньшей комплекцией, чем Вова, но все же был, поздоровей меня. Во время работы он  постоянно сжимал скулы от натуги,  кряхтел и морщил лицо. Я мог бы ему сказать, что легче ноша от этого не станет, а сил истратишь больше. Что мышцы должны работать в своей очерёдности, спина, руки, ноги, расслабляем, напрягаем, те которые не заняты, должны отдыхать. А если это мышцы лица и помощником в работе они не выступают, то и напрягать их не надо, только кислород быстрей сжигать будут. Но Николай, мало к кому прислушивался, мало с кем общался. Таскал и таскал, что скажут то и делает, куда позовут, туда и идёт, молча и беспрекословно.  Эта работа была не для него, но нужда есть нужда и у каждого свои цели и свои  методы и возможности заработка.

     В очередную из смен  нашей погрузо-разгрузочной бригады, произошло небольшое происшествие.  Мы таскали мешки, с каким-то клеем или штукатуркой, на четвёртый этаж строящегося дома.  Лестница к эксплуатации была ещё не готова, по причине отсутствия перил и прочих мер безопасности. О лифте и мечтать не приходилось. Строители шустро бегали вверх и вниз по ступеням,  не замечая и не думая про наличие перил и поручней. Они были приучены, не подходить к краям, так как, чтобы не обтирать и не обдирать  перила, а также, чтобы те, не мешали заносу чего-либо громоздкого, их устанавливали в последнюю очередь. Правда, если должен был появиться какой-нибудь проверяющий, очень быстро сооружалось что-либо похожее, дабы уверить всех, что техника безопасности под контролем. Мы же   обеспечивая строителей материалом и с опаской глядя на край лестницы, носили мешки. Финиш был уже рядом, оставалось пару ходок. 
    
     Я уже собирался положить мешок, но при сбрасывании мешка с плеча, вдруг увидел, последний шаг Николая не попадает на ступень. Видимо из-за усталости, но в то же время близкого окончания рабочей смены, ему показалось, что последняя ступень это край лестничной площадки, где надо поворачивать и можно  смещать ногу влево. Но была ещё одна ступень и ногу левее, значит мимо, это еще не поворотная секция. Как определить ту скорость мысли, а главное реализации, предстояло в будущем обдумать, всё повторилось. Как тогда, в лесу, с волками. Время замерло. Будто мозг нажал паузу и начал замедленную прокрутку. 
     В тот момент, когда я сбрасывал мешок с плеча и увидел, уже зависшую над пустотой его ногу, свой ниспадающий мешок я толкнул рукой в его сторону. В момент их соприкосновения он уже падал, но тяжести мешка хватило, для того, чтобы изменить его траекторию и Коля кубарем скатился вниз по пролёту. По пролёту, но не между. Вверх поднялся столб пыли от лопнувших мешков. Я сбежал в облако штукатурки. Коля сидел белый от пыли, от страха, от спасения. Поднял руки, подвигал ногами и начал истерично смеяться. На грохот прибежал Вова, но видя заливной смех сидящего в, похожей на муку массе, товарища, тоже начал гоготать.
     Я улыбнулся и сел на край ступени. Сердце колотилось, но ритм его постепенно выравнивался, волнение,  не успев взять верх над разумом, затихало. Коля ещё минут десять посидел и, придя в себя, спокойно сказал:
     - Ребят, давайте, может, вечером посидим, не часто так падаем.
Позже, вечером, он со смехом рассказывал, как в тот момент, в его голове успела пролететь мысль, что всё, конец, и тут бац, его сдуло мешком. Но через час посиделок, уже без улыбки, он вдруг произнёс:
     - самое скверное, что мысль про то, что мне конец, была не такой и пугающей, а может даже наоборот.
     Это была наша последняя встреча. На следующий день, от начальника мы узнали, что Коля приходил с утра, выглядел скверно, будто за ночь лет пятнадцать к возрасту добавилось, написал заявление, сказал, что больше не выйдет. Возможно, появился страх, и он не смог пересилить себя, может что-то ещё. Я же, в очередной раз подчеркнул работу подсознания, выбирающего мгновенное  и, главное, верное решение.

     График работы в магазине пришлось подкорректировать и брать дополнительный день для моих заработков на стройке, где платили куда больше, чем в магазине. Но работа была непостоянной, закончится эта стройка и следующая, может, появится только через месяц, а бывало и больше, как говорили мои напарники. Поэтому основной работой пока остаётся магазин.
     За пару месяцев, моя копилка не только восстановилась, даже существенно пополнилась. Тратить деньги на что либо, кроме еды и квартиры не приходилось. Можно было бы, конечно, вслед за модой и прогрессом, обновлять свой гардероб, либо гнаться за  техническими новинками, вышедшими на рынок, но развитие самого себя, меня интересовало больше.  А вот окружающий меня мир, казалось, наоборот, стремился забыть, на что способен человек сам по себе. Разум и действия большинства были направлены на создание уюта и современности в своём доме, что вроде вполне нормально, но что, в моем понимании, приводило это большинство к рабству. Зависимость  человека жить и работать ради обустраиваемого им вокруг себя мира вещей и электроники, где радость от жизни сводилась к радости, от достигнутой цели в виде новой покупки.

     Прогресс неумолимыми шагами разрушал все человеческое в человеке, вычёркивал или   притуплял  инстинкты, заменяя их, на продвинутые достижения науки, либо подменяя реальность на несуществующее, но как будто вполне осязаемое компьютерное  общение.
     Тех, кто пытался сохранить в себе и зародить в других те уходящие чувства, живого общения, и юношеский задор после тридцати, было все труднее разглядеть за яркими и сочными рекламами, обещающими дать все или, почти все, и совсем даром или, почти совсем.
     Моя же уверенность, в самого себя, росла. Вирусы и болезни, может и обитали вокруг, но их силу на себе я испытать не мог. Если и закрадывалось, какое либо подозрение на болезнь, чай и крепкий сон убирали все помыслы микробов, организм справлялся без моих умственных вмешательств. Где-то там, на пока недосягаемом для меня уровне в сером веществе, нейроны  дёргали  нужные нити, регулируя мою температуру, запах, объем пота, крепость и продолжительность сна и тому подобное.

     Но этим, я был, как раз-таки, не удовлетворён. Я хотел научиться управлять  своим телом, вплоть до мельчайших подробностей, сам, но в то же время, я понимал, что для правильного управления, нужно не только желание, но и знания. Знания медицины, психологии и всех тех наук, что связаны с организмом человека.
     В то же время, я боялся этих знаний. Я боялся, что знания приведут меня только к одному – это невозможно. Невозможно управлять телом не тренируя тело, невозможно охватить мир подсознания и сочетать его со своими знаниями, невозможно давать верные результаты, не зная принципов решения и формул. Но сейчас, пока знаний нет, возможно  всё, по крайней мере, так казалось или, как говорил Эйнштейн, «Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно — он-то и делает открытие»

     Вот и сейчас,  мои мысли были поглощены предстоящим экспериментом над собой. Без знаний, без опыта и самое ужасное, без  страха. А ведь каждый неверный шаг может оказаться последним и именно об этом я не задумывался, я был уверен в себе, я справлюсь, я смогу, я научусь.

     На следующий день, я нашел в магазине своего приятеля по перекурам
     - Привет.
     - Здорово, - ответил он.
     - Помнишь, я задавал тебе вопрос, а ты обещал оказать помощь в поиске некоторых вещей?
     - Ты все-таки этого хочешь? Я бы подумал на твоем месте, взвесил все за и против?
     - Да, я все решил, - не раздумывая ответил я.
     - Хорошо, после смены поднимайся на третий этаж в бар, возьмём по кружечке пивка, все обсудим, - и, развернувшись, он поспешил по своим делам.

     Проверив в конце дня своё рабочее место, и не обнаружив замечаний к своему отделу, я попрощался с охранником и поднялся в бар. Мой друг уже был там, стоя у барной стойки он заметил меня и жестом показал сесть на ближайшее ко мне свободное место.
     Я сел, пару минут спустя, ко мне подсел какой-то парень.
     - Занято, - сказал ему я.
     - Говорят, ты что-то ищешь? - Парень суетливо смотрел по сторонам и изредка, на меня.
     - Ну, если говорят, значит, так оно и есть.
     - Бабки с собой? - спросил он, ещё больше суетясь.
     - Мне ещё не назвали цену, - спокойно ответил я, - да и качество товара меня интересует не меньше.
     - Так, я не понял, - шипел, сжимая скулами мой собеседник, - ты товар пришёл брать, или ждёшь, пока тебе меню с картинками вынесут?
     - Меня интересует цена, качество и желательно, краткое описание товара, а точнее дозы, метод приёма, график, - спокойно продолжил я.
     - Да пошёл ты, - он резко поднялся и только вид охранника сдержал его не перевернуть стол или швырнуть куда-либо стул, он злобно посмотрел на меня и пошёл к выходу.

     От стойки бара отошёл мой товарищ, держа в руках две кружки пива, он направился в мою сторону.
     - Это кто такой был? - спросил я, делая большой глоток пива.
     - Это, маленькая проверка.
     - И в чем она заключалась?
     - Узнать, может, ты сидишь уже давно, и тебе просто укол нужен, а где его в нашем комплексе взять ты не знаешь. Там где знаешь, тебе не доверяют, или задолжал всем, ну и так далее. А ради дозы, - он сделал глоток пива и продолжил, - ради дозы, многие  такой театр могут устроить, что их  Станиславский должен был без проб в свою труппу брать. А дело это сам понимаешь, не допускает ошибок и людей непроверенных.
     - А если бы мне просто доза была нужна, без моих с тобой разговоров, что то изменилось бы, в чем разница?
     - Разница в цене, в качестве, в количестве, во всем. Те, кто подсел, качеством только после интересуются.
     - То есть для меня, будет какой то особый товар?
     - Если бы начал искать что-либо сам, по подворотням или ещё где либо, а ещё веселее, спрашивал бы каждого встречного, не подскажите ли, где мне купить и кто продаёт.   То, в итоге, может тебе и впихнули бы чего-нибудь, но таких обычно пугают, опускают на деньги и все на этом заканчивается. Или дали бы шанс подсесть, клиентура нужна все-таки, но качества на улице не получишь, на качество нужны деньги и связи.
     - То есть, - перебил его я, мне с тобой повезло?
     - Можно и так сказать, из-за того, что я тебя знаю, тебе даже в долг дадут, под моё слово, конечно, а это, увы, дано не многим. И качество будет высоким, хотя я даже сам не понимаю, ради чего это я так для тебя стараюсь. Но ты внушаешь доверие, по крайней мере, пока, - усмехнулся он. - Да, ты так и не сказал, зачем тебе все это?
     Я вкратце рассказал.

     - Забавный ты и более сумасшедший, чем кажешься. Ну да ладно, получишь ты свой эксперимент, за результат отвечать тебе.
     - Сколько нужно заплатить?
     - Пятьсот зелёных.
Я достал деньги, пересчитал и сунул обратно в карман, после суетливо заерзав на стуле:
     - Ой, ничего, что так, в открытую, может надо было  конверт приготовить или в журнале как-нибудь передать?
    - Не суетись, чем больше спокойствия, уверенности и открытости, тем меньше подозрений.
     - На сколько мне этого хватит? – перебив тему, спросил я.
     - Все зависит только от тебя, здесь пять полноценных доз, но одну я разделил пополам, начни с половины, чтобы не пропустить кайф,  и не уйти в нирвану, а то даже не вспомнишь что было.
     - Ясно, но меня ещё интересует как.., - но он меня тут же перебил,
     - На чём я остановился, да, дозы я разделил. Дней приёма не существует, это от тебя зависит, захотел, принял, не захотел, значит, не захотел. Принимать можно по всякому, хочешь в соке разбавь, хочешь в папиросу забей, но укол, конечно и быстрей и надёжней.
     - Но это же порошок, чем-то разбавлять надо, для укола?
     - Совершенно верно мыслишь, есть несколько вариантов,
     - Подожди, - прервал его я. Отпил несколько глотков пива, достал из сумки блокнот и ручку. Сделал ещё глоток и, открыв блокнот на чистом листе сказал: - готов, диктуй.
    
     С перерывом на очередной бокал пива, мой товарищ диктовал мне способы разбавления, нагрева и введения доз, с чем можно мешать, а с чем нежелательно. Как можно курить или просто вдыхать данный порошок.  Я, как прилежный ученик, записывал все, вплоть до описаний первоначальных ощущений от каждого приёма, хоть они у каждого свои, но что то общее все равно должно быть.
     - Хорошо, - сказал в конце разговора я, у меня последний вопрос, - я своими мыслями ни с кем по данному эксперименту не делился, ты первый. Могу ли я рассчитывать на тебя, на какую либо возможную помощь в ходе своих испытаний?
     - Смотря, в чем эта помощь будет заключаться, вряд ли это должна быть ещё одна доза, или как?
     - Да, ты правильно понял, доз не должно быть никаких, только напоминание об окончании эксперимента.
     - Без проблем, но когда ты будешь умолять меня, и говорить,  что  эксперимент уже послан к чертям, готовь деньги.
     - По рукам.
Мы пожали друг другу руки, после чего я достал деньги и положил на стол.
     - Никогда не отдавай деньги, пока не увидишь товар, это так, тебе на будущее, - и он махнул головой в сторону. На этот жест отреагировал бармен и принёс бумажный пакет  перевязанный резинкой.
     - Здесь все, как я говорил, домой придёшь, разберёшься, все, пока, если что, ты знаешь,  где меня найти.
     Я сунул пакет за пазуху и отправился домой.  Сегодня, что - либо начинать,  я не собирался. Во-первых, поздно, во-вторых, пиво тоже давало о себе знать, да и утром на работу, а каким бывает утро после наркотических доз, пока неизвестно. Я рассмотрел полученный товар, белый порошок, расфасованный,  на пять мелких пакетиков.  Искушать себя и судьбу, что бы  вскрыть понюхать я не стал. Свернул все обратно и убрал в шкаф.
    
     Включил лампу и сел читать записанный в баре конспект, вроде все было понятно, но если даже я что-нибудь  упустил, бежать и спрашивать, показывая своё беспокойство или страх, я бы не пошёл.
Утром, на работе мне сообщили, отчасти благоприятную для меня весть, через две недели моя персона идет в отпуск на двадцать восемь календарных дней, да ещё и оплачиваемый. Вообще, я заметил, что как только я начал изучать или пытаться изучать себя и свои возможности, удача была где-то поблизости. Чего бы я ни начинал, чего бы мне не хотелось, к данным достижениям я шёл каким-то  более простым путём, не всегда тем способом, что планировал, но в итоге все оказывалось легче и быстрей, чем ожидал.
     И быстрое устройство на работу, и квартира, подвернувшаяся вместе с попутным нахождением дополнительного заработка, приятель из магазина, имеющий связи с криминальным миром,  о существовании которого лучше не знать, и даже ссора с Юлей пришлась как нельзя кстати. И это, только часть того, что пришло на ум. А если задуматься,  и вспомнить,  что было ранее. Думаю что каждый день, а может и каждый миг,  что то, но происходило, неприметное глазу, но отложившееся куда-то  в глубину сознания, что и помогало в определённый момент сделать не задумываясь, верный шаг.
     Может, неспроста придумана пословица: - первая мысль-всегда верная? И эта первая мысль, не что-то вдруг пришедшее в голову, а плод, созданный нашим подсознанием, то,  что в глубинах коры головного мозга складывалось как пазл,  из каждого мгновения, из каждой окружающей нас паутины мелочёвок, в итоге,  преподнесённое нам, как наше чувство интуиции или провидения. А спустя время, мы забываем данные моменты нашей жизни, считая их положительный результат удачей и горстью нелепых совпадений.
     Я уже был  уверен,  человек, радующийся жизни и черпающий из неё лучшее, притягивает к себе меньше гадости и всевозможных происшествий, чем тот, который живёт, как он считает, предусмотрительно осторожно, кто заранее пессимистично настроен на любой,  особенно худший итог, но итогом он получает то, на что он настроен.
     Конечно, отправная точка, это наше детство. Отсюда начинается наше жизненное путешествие, наполненное,  прежде всего тем, что в тебя заложили. Говорили тебе, что ты красив и умён, помогали тебе этому следовать изо дня в день, всё, тебе некуда деваться, тебе прямой путь на вершину счастья и наслаждений, если, конечно,  ты сам готов следовать этим путём. Или внушали тебе, что жизнь, это тяжкое бремя, что счастье нужно заработать, нечего радоваться мелочам, впереди ещё много сложностей  и проблем, значит, с этим ты и будешь жить, если, конечно, не захочешь  изменить себя и начать радоваться жизни, вопреки твоему воспитанию.

     Придя домой, в еще не обжитую мной  квартиру, я решил навести порядок. Разложил закупленные по пути продукты на свои места, что в холодильник, что в стол. Помыл оставшуюся после завтрака грязную посуду,  протёр полы на кухне и перешёл с уборкой в комнату.
     Изначально, комната не предполагалась для съёма кому либо,  она больше напоминала старый кабинет советского инженера чертёжника, кем,  может, когда то и был хозяин квартиры. Почти по центру комнаты стояла огромная чертёжная доска. На ней были закреплены листы бумаги, чуть пожелтевшие от времени. Напротив стоял диван, и ощущение было такое, что именно так все и задумывалось. Например, на тот случай, что если вдруг, гениальная  мысль инженерии посетит ночью, тут же встанешь и к рабочему месту.  Или просто, сидя с дивана  осмотреть и додумать  следующий шаг, для воплощения на чертеже. По краям дивана тумбочки, мало чем отличающиеся от дешевых тумб гостиницы, но, тем не менее, вполне себе сочетающиеся с диваном. Окно, к которому из-за доски было подойти проблематично, завешено шторами, и распахнуть их, значило поднять всю, пусть не вековую, но изрядно осевшую и впитавшуюся в них  пыль.    
   
      Но одно пятно жизни бросалось в глаза, правда, только при закрытой в комнату двери. Чёрный круг с красными и белыми вставками,  ярко выделялся на общем фоне, как двери, так и комнаты в целом. На двери  висела мишень для игры в дартс. Но и это пятно жизни тускнело,  из-за отсутствия дротиков для данной забавы.
     Я осмотрелся на предмет наведения порядка. Вроде все чисто. Внизу чертёжной доски, на маленькой полке, лежало множество карандашей вразброс, и несколько, ещё не распакованных пачек, различных по буквам на торцах, что определяли твердость грифеля. Там же, несколько стирательных  ластиков, и скальпель. Он, притягивая  к себе внимание, уже через мгновение оказался у меня в руках. Лезвие острое и, судя по следам грифеля на нем, его предназначение – заточка карандашей. Сильно сжав  ручку ножа, я вдруг почувствовал какой-то  прилив сил и энергии. Машинально, не задумываясь, я метнул нож в мишень на двери. Рядом с центром, но это было не важно. Лезвие вошло  по самую рукоять, жёстко засев в самой двери, насквозь пронзив материал мишени. 
     Я не верил в удачу, ведь перед броском,  я даже не смотрел в сторону цели. Вытащив нож, я отошёл обратно к доске и метнул ещё раз. Скальпель ударился ручкой и отскочил. Ещё раз, результат тот же. Попытался рассчитать, сколько оборотов он делает,  и с какого расстояния лучше бросать, что бы лезвие, наконец, вошло в цель. Бросок, ещё, нет, все тщетно. Скальпель не метательное оружие, при условии, что ручка, занимает  три четверти всей длины ножа, лезвие его практически ничего не весит. Не создан он для этой цели. Его назначение прямо противоположно. Он повинуется врачу, его движению руки и пальцев, и ни на миг не должен остаться вне контроля и вне руки. Выпустить его из рук можно только в одном случае - стерильная обработка.

       В очередной раз,  я отметил для себя, что мозг, отдавая приказы телу без моего вмешательства, то есть, не размышляя о том, как это сделать, с какого расстояния, куда целиться и с какой силой  выполнить бросок, мгновенно дал верную команду, а тело машинально верно исполнило.  Как давать такие верные команды своему телу, как дойти до подсознательного уровня, но остаться в сознании и было моей   целью саморазвития.  Я вдруг ещё раз метнул нож, как будто без подготовки, но нет. Лезвие брякнуло об пол и замерло.


                Глава 4.

     Пятница. Утро. Начало эксперимента было намечено на сегодня. В  прекрасное  настроение по пути на работу подмешивалось чувство волнения, будто сегодня экзамен, к которому теоретически готов, но есть  шанс вытянуть  билет, который меньше всего знаешь.  Рабочий день мало чем отличился от дней предыдущих, а вот по пути домой волнение нарастало. Я спешил, как бегущий на первое  свидание юноша, переживающий предстоящую встречу, ведь от того, как оно пройдёт,  зависит, не станет ли оно и последним.
      Отвлекаясь на всевозможные воображаемые сценарии,  я понемногу успокаивался. Вошёл в квартиру, разделся и, обдумывая следующий шаг,  налил стакан томатного сока и сел за кухонный стол. Открыл лежавшую на столе тетрадь, с рецептами приготовления порошковых блюд в домашних условиях и в очередной раз пробежался глазами по записям. Не так много информации таила эта тетрадь, я и так все помнил, просто ради собственного успокоения, а может ради окончательного решения пролистал те  несколько листов, что были записаны в баре.

     Посмотрев на ещё не тронутый стакан сока, я встал, достал из шкафа свёрнутый пакет. Взял один из тех двух, что  были изначально разделены и подготовлены для меня, как для новичка. Засыпал содержимое в стакан, тщательно размешал и сделал пару глотков. Вкус сока ничем  не изменился,  или действительно наркотик высшего качества или я не ставил себе задачу, сравнить вкус до и после разведения. Так как наркотик поступит не напрямую  в кровь, я вполне осознавал, что зелье подействует не сразу.
     Взял стакан и пошёл в комнату, по пути отпивая и наслаждаясь вкусом сока. Я ходил по комнате в ожидании того, что будет происходить. Ни в голове, ни в теле особых изменений я пока не чувствовал. Подойдя к чертёжной доске, я взял один из кучи карандашей и нарисовал на чистом листе треугольник.

     Треугольник получился небрежным.  Вытянутый верх, одна из длинных сторон пошла дугой внутрь. Мне пришел на ум рассказ «Маленький принц» - нарисуй барашка, - повторялось там многократно. Но если тот барашек, оказался  в коробке, по причине, либо отсутствия художественного таланта автора, либо большой дотошности вопрошающего рисунок принца,  то мой очутился в кривобокой юрте. Смешно звучит, барашек в юрте, барашек, барашек, барашек… это слово вдруг поменяло свой смысл и ассоциативно переросло в барашки волн. И на белом листе с кривобоким треугольником я нарисовал нечто, похожее на барашки волн, еще, еще и еще.
     Волна одна за другой появлялись на холсте. Пена образующихся волн растворилась, так как постепенно, волны заполоняли весь лист. Рука ходила из стороны в сторону, то размашисто, то коротко и, в какое то мгновение, сквозь множество линий, я увидел тот, изначально нарисованный треугольник. Теперь, в заполненном вокруг него пространстве, он выглядел   парусником,  пробивающим себе дорогу сквозь океан. Вокруг него начиналась настоящая стихия.
     Не зная как, но в левой руке оказался второй карандаш, и пока правая рука застыла в передышке, левая провела по всему листу линию горизонта, проходящую чуть выше паруса лодки. Перехватив карандаш после передышки, и держа его почти параллельно холсту, небо над водой начало чернеть. Кое - где ещё оставались светлые пятна, но уже становилось понятно, шторма не избежать.
     Вдруг, видимо надавив чуть сильнее на карандаш, грифель  хрустнул и, оставив маленькую вдавленную чёрную точку, полетел вниз. Этот хруст,  разум воспринял как щелчок молнии и правой рукой я дорисовал зигзагообразный штрих. Да, одно из светлых пятен, это определённо освещение неба молнией, которое, необходимо подчеркнуть вокруг особой чернотой. Нет, надо оставить только яркость полосы. Карандаш  тёр своей деревянной оболочкой по бумаге, превращая места, где он прошёл в глянец, грифель совсем скрылся. Неужели все?  И пока в моем сознании,  парусник остановился на  волне, а небо замерло, рука нащупала скальпель. Я не спускал  взгляда с полотна, а руки  отдавали команды медицинскому инструменту вдохнуть жизнь в сломанные и сточенные карандаши. Уже несколько раз грифель был срезан,  что бы через мгновение появиться вновь.

     Гром, после молнии должен был прогреметь гром, как я об этом забыл и возможно ли это отобразить? В то же мгновение, будто испугавшись собственных мыслей, тело дёрнулось, скальпель скользнул по указательному пальцу левой руки. Я одёрнул руку и несколько капель крови брызнули на полотно. Машинально  засунув палец в рот, я дошёл до кухни, взял салфетку и обернул вокруг пальца. Прихватив с собой ещё пару, вернулся к рисунку.

     Я в шоке смотрел на происходящее. В воде, неподалёку от лодки, еле заметно кружили тени акул. Карандаш юркнул в руку и на воде стали отчётливо вырисовываться их плавники, кружащие в своём танце вокруг недавно появившихся пятен крови. Как же быстро разносится в воде  запах крови. С надеждой взглянув на парусник и увидев его на месте целым и невредимым, я успокоился.  Значит, кровь не принадлежала тому, кто в лодке, но это было отнюдь не тем, что теперь можно успокоиться. Акулы буйствовали из-за отсутствия того, зачем они сюда пришли. Кроме запаха в воде ничего не было и от злости они стали нападать друг на друга. На уже свежую кровь,  подходила очередная свора и все повторялось. Самых слабых рвали на куски и растаскивали в разные стороны, сильных и уверенных в себе, в воде тоже  не осталось, каждая особь следила за пространством вокруг себя, чтобы не оказаться жертвой.

     Порыв ветра отогнал лодку от этой кровавой разборки, а карандаш, не успев оторваться от волны, в задумчивости очертил небольшой полукруг. Неужели смерч? Но карандаш уже творил. Кружась и набирая высоту, спираль начинала уходить в небо. Вихрь,  поднимая воду,  не успевших уйти в глубину мелких морских  рыб и неизвестно откуда-то принесённый мусор,  набирал силу и мощь.
     Карандаш снова издал хруст, но на этот раз грифель выпасть не успел, а был подхвачен указательным пальцем и прижат к листу. Деревянная  палочка неспособная рисовать ловко перешла под три пальца кисти, следующих за указательным, а тот в свою очередь творил широким мазком положенного на бок стержня. Только бы не дошёл до лодки, смерч  для неё, верная гибель и какого черта не спущен парус в такой шторм?
 
     Повинуясь неведомо чьим приказам, рука нащупала внизу доски стирательную резинку и несколько её движений  разорвали смерч, ещё несколько, и  вихрь распался на глазах,  кое-где появилось просветление.  Шторм подходил к концу. Ластик прошёл по углам и начал смещаться ближе к центру, задев край паруса.  Да, его неплохо потрепало, но в конце концов, он уцелел, а значит тот,  кто в нем, справился не только со стихией, он справился с собой, не сдался, боролся, жив.

     Бросив взгляд на пустой стакан, я вдруг понял, что чертовски устал. Выдохся. Кто больше потратил сил, я или тот выживший в лодке. Мысли  путались, организм трясло от переутомления и от избытка чувств, но я понимал,   все закончилось, уже  можно,  лечь на спину, можно лечь и отключиться.

     Во сколько я вчера пришёл, около семи вечера, плюс минут тридцать-сорок до момента первого глотка сока. Сколько сейчас, взглянув с надеждой на часы – шесть утра, сегодня выходной, завтра тоже, я автоматически, пошёл в ванну, умылся, почистил зубы и лёг снова, но уже раздевшись.

     Открыл глаза, сколько я проспал, думать не хотелось, но судя по своему состоянию, произошло какое-то перевоплощение меня. Первый раз, в своей сознательной  жизни, я встал без мыслей, без эмоций, без желания покорять мир и точно, без ожидания чуда. Любое другое моё утро,  начиналось если не с улыбки то, по крайней мере, с хорошего настроения, либо с хорошего настроя и с оптимистичным взглядом на день грядущий, независимо от состояния здоровья, удач или неудач прошлого дня, уверенно и бодро. Сегодня этого не было.

     Я встал, не замечая чертёжной доски,  отправился на кухню. Приготовил крепкий чай, сел за стол и сделал несколько больших глотков. Только сейчас я начал просыпаться и приходить в себя. Ещё несколько глотков и оторвав взгляд от стола, я начал замечать изменившуюся со вчерашнего дня обстановку.

     Повсюду на полу валялись салфетки, часть в крови, часть просто измятых,  и только теперь,  я обратил внимание на перебинтованную левую ладонь. Да, вспомнил, порезался, когда точил карандаш. Я начал снимать бинт, с надеждой  заменить его на тонкую полоску  лейкопластыря.  Бинт ещё не успел присохнуть к ране, точнее к ранам, которые я не совсем ожидал увидеть.
     Указательный палец имел несколько, почти одинаковых параллельных порезов. Средний, безымянный, мизинец, не отличались целостностью. Каждый был в  метках скальпеля, с одним направлением, различающимся только глубиной и длиной рассечения.         
     Сколько их было, может два десятка порезов, может три. Я промыл руку, перебинтовал заново свежим бинтом и начал собирать  испачканные кровью салфетки. Путь до чертёжной доски был красно-белым, от   сотни скомканных или затоптанных бинтов, салфеток и обрывков туалетной бумаги. Пол возле самой доски имел черно-серый оттенок. Теперь стало понятно количество порезов. Перемешенные обломки и части  карандашей, стружки и грифеля.  Судя по объёму мусора, карандаши были заточены, сточены и срезаны не один десяток раз, а судя по распечатанным и валяющимся в этой же куче трём разорванным пачкам, сточено не менее тридцати карандашей. Невольно мой взгляд поднялся на творение ночи.

     Я отошёл от холста, сел на кровать и закурил, осознавая увиденное. Что ж, по - крайней мере, я увидел треугольник. Не совсем правильной формы, вытянутый вверх, одна из сторон которого вышла дугой вогнутой внутрь.

     И все.

     Больше на листе ничего не было. Ничего, значит ничего.

     Карандаш этого листа больше не касался. Край самой доски был затёрт до блеска дерева, его гладкость нарушали только остатки резинового ластика.

     Мысли перебивали одна другую, переплетались, путались, возвращая меня то назад в ночь, то в момент взгляда на чистый лист. Сквозь эти думы пробивалась и стучала ещё одна мысль, пока не поздно, встать, быстро спустить остатки порошка в унитаз. Встать и не раздумывая ни секунды это сделать. Встать.
     Когда я очнулся, уже стемнело. Я сел, потирая виски, и  пытаясь понять, что происходило на самом деле, а чего не было.

     Взглянул на шедевр ночи, на общее состояние комнаты и квартиры в целом. Все было скверно, включая моё состояние.  Так, спокойно. Надо расставить все по своим местам.  Что мы имеем, так называемый холст, начало процесса в виде треугольника и нескольких капель крови там же. Далее, все, что вокруг рабочего места – мусор, как в прямом смысле этого слова, так и в поставленной сейчас задаче осознания происходившего. Значит,  мусор, включая комнату и кухню,  отбросим и делаем выводы без них.

     Цепочка мыслей обрывалась, как только я задумывался о каждой вещи в отдельности или собирая все в целом. Я не мог собрать себя, я просто не мог сидеть и рассуждать. Надо как то собраться, нет, наоборот, надо расслабиться, отвлечься и, после начать заново. Ничего не трогать, одеться и выйти проветриться.

     - Черт знает что, - рассуждал я, медленно шагая по улице, неужели данное состояние, а именно состояние с утра, не отбивает желание употребить наркотик второй раз? Это не похмелье и  не депрессия, это состояние пустоты. Пустота во всем, в теле, в мыслях, в желании. Или только я очутился в этой пустоте, ведь как говорят, у каждого свой приход, почему бы и  моим окончательным кайфом, не явился вакуум?  А если бы я оказался в каком-нибудь клубе, может и удовольствие,  было бы получено иным, а тем самым и исход. Но в этом и разница, меня интересовало не наслаждение, а изучение своих возможностей, возможно поэтому, утро мне задало задачу, не просто восстановиться, а продолжить искать.
Но пока, кроме как навязчивой мысли о том, что мир несовершенен, в голову ничего не приходило.
     Усталость, как морально, так и физически завела меня в бар, где после первой кружки пива, появилось желание взять ещё, заодно перекусить, а это уже неплохо, значит,  организм требует еды, а это, в свою очередь, верный признак того, что он хочет жить.

     Мясо и пиво начали возвращать меня в прежнее русло, теперь бы поймать волну, именно на удачу, были нацелены мои мысли. Как справиться самостоятельно со своим серым веществом, а точнее направить его на правильную работу, я пока не осознавал, но идея уже мелькала и манила. Быстро закончив с остатками еды в баре, уже более бодрым шагом, я направился в сторону дома, не забыв по пути взять ещё несколько бутылочек пенного напитка. В квартиру я вошёл с уже чётким осознанием чего я хочу.


                Глава 5.

     Обстановка  внутри жилища за время моего отсутствия не изменилась, но чувство пустоты моего разума, сменилось на рвение получения новых знаний.
     Итак, начнём, сказал я сам себе. Ещё раз осмотрелся, подтвердил свои мысли, что может и получится  и, пытаясь отбросить лишнее, сел перед своим ночным шедевром. Я сосредоточился только на треугольнике, меня интересовало только то, что с ним связано. В левом углу несуществующей картины  было несколько мелких пятен высохшей крови. Их можно было и не приметить, но во что они воплотились, я отчётливо помнил, значит, их не учитывать нельзя, они породили часть сюжета. Что ещё, было что-то ещё? Да, было слово: барашек, именно он послужил началом и точкой отправления в мир воображаемого пространства, окружающего треугольник, причём, вроде ещё в сознательном состоянии.

     А теперь главная мысль, смогу ли я повторить?
Я взял карандаш и попытался нарисовать волну. Нет, увы. Мои руки держали карандаш, но разум держал все под контролем и сам себя спрашивал:
     -  а так ли я держал и держу карандаш, так ли проходила волна и где на самом деле шла линия горизонта?
     В голове рождалась не ранее, хоть и виртуально созданная картина, а вопросы, как она была нарисована.

Может…
     Нет, я отгонял от себя мысль пойти тем же путём, а точнее воспользоваться остатками сока и второй половины от разделённой надвое дозы. То, что порошок может дать определённый эффект я не сомневался, но вот за направление   и последствия, гарантии никакой. И усмехнувшись, про себя добавил: – как бы не начать устраивать шторм, наводнение и качку из подручных материалов, где в роли помощников вполне сгодятся краны на кухне и в ванной комнате, а  парусник неплохо заменит чертёжная доска.
     Так, шутки в сторону, продолжим. Открыв бутылку пива, я наполнил стакан почти до краёв и, отложив карандаш в сторону, начал пристально всматриваться в треугольник. Глоток за глотком, не отрывая взгляд от юрты для барашка, стакан опустел. Долив остатки бутылки, я продолжил свою медитацию. И ещё пару бутылок пива растворились на фоне белого полотна.

      Это оказалось не таким простым занятием. На протяжении длительного времени смотреть на предмет, на один предмет, который на самом деле, предметом и не являлся. Он не отбрасывал тени  и не имел объёма. Смотреть было не просто сложно, почти невозможно. Но я не сдавался. Прошло не много времени, но оттого, что взгляд не отрывался и не отвлекался  ни на что другое, линии карандаша  из чётких превращались в размытые и обратно. Будто хрусталик человеческого объектива не знал на чем нужно сфокусироваться.  Только треугольник, только он.…
     Наступил момент, когда вдруг, звуки, царящие вокруг,  начали затихать. Наступала полная тишина, где первыми звуками до меня донеслись ритмичные удары моего сердца. Ритм его снижался и вместе с тем затихал. Не сходя с места и не отводя глаз от чертёжной доски, чтобы не спугнуть свой настрой, я попробовал  пошевелиться, покачать головой, встать и заново сесть.  Пока все получалось. Может,  где то вдалеке и мог звучать шум машин и клаксонов за окном, но он не отвлекал, а я уже вошёл в свой мир иллюзий и волшебства.

     Как мультипликатор, я в своём воображении начал работу над треугольником. Потянул за верх и фигура начала вытягиваться. Мысленно   выпрямил линию треугольника, которая была дугой, и вернул все на место. Превратить треугольник в кораблик было проще простого, дорисовать пару линий снизу и вот он, маленький парусник. Добавить гребень волны и выгнуть  одну сторону наружу,  и он уже несётся по волне. Загнуть парус обратно,  и он будет готовиться к повороту. Я виртуально оторвал фигуру от холста, покрутил и перемещая вдоль полотна,   прикидывал,  как и где лодка будет смотреться интереснее, а после поставил обратно, не найдя лучшего места, чем первоначальное. Линия горизонта проявилась сама собой, будто и не должно было возникнуть мыслей и вопросов  чуть ранее,  как и где она должна пройти.
     Да, пока все это было без карандаша, зато в полном сознании, где я начинал понимать, что смогу воссоздать не созданную, но уже утраченную картину.
     Волна шла прямо на парусник, но, уже не боясь за его судьбу, я останавливал величие стихии, уменьшая высоту ее волн до той степени, которая не причинит вреда маленькому судну. Капли высохшей крови, обнаруженные на холсте, должны были придать зловещности картине, но  представив кружащие плавники акул, я решил пока их не воссоздавать. Небо  было   затянуто пеленой, но не мрачной и чёрной, а будто после ночной прохлады, туман не успел рассеяться и медленно поднимался выше, где ветер вступал в игру с белым паром, придавая причудливые очертания вновь образованным облакам.  Что ж, пока все шло удачно, а главное я понимал, что передо мной не галлюцинации, а плод и игра моего воображения.

     Я осмелел и подошел ближе к доске, нить мыслей не обрывалась. Взял карандаш и без малейших сомнений провел по представляемому контуру горизонта. Начал обводить воображаемые волны, довел до узнаваемости предмет моего созерцания и треугольник исчез. На его месте шёл по волнам парусник, теперь уже не воображаемый, а отчётливо выделяющийся на фоне моря. Где-то вдали кружил в зачатии молодой вихрь, но море не поддавалось искушению поднять волну и показать всю свою силу и мощь. Сопровождая кораблик, вдоль его бортов шла стая дельфинов, вливая в картину радость жизни и стремление  постигать неизведанное.

     Для меня это была победа, где победителем был разум, запущенный в свободное плавание, но вполне управляемый, разум, способный не заставить тело, а направить  его даже при условии отсутствия навыков и знаний. Это был не художественный шедевр, но это был тот скальпель, вошедший по рукоять в мишень, только на этот раз, осознанно.


                Глава 6.

     Выходные подошли к концу. Утро понедельника ничем приметным не отличалось, кофе, дорога на работу, начало рабочего дня. Размышляя о проведённых выходных, мысли возвращались и напоминали о начале нового эксперимента, где первая его часть прошла вполне успешно, а основная часть была ещё впереди. Порошок после первого раза остался нетронутым, к нему не тянуло, значит,  привыкание с первого раза, ко мне не относилось, хотя мой товарищ говорил, что многим достаточно одного раза. Многим, но шаг за шагом, от многих я себя уже отделял.
     Я не владел гипнозом и прочими экстра способностями, но понимал, что могу перенастраивать людей,  направлять, а где то и управлять ими. Просто нужно было постараться услышать, что человек хочет, а после понять, что он хочет  услышать. Несомненно, этому способствовало моё общение со всеми. Я разговаривал с каждым, при любой возможности. С кем сталкивался по работе или просто в транспорте. Не важно, о чем был разговор, важна была суть и аура общения. Меня интересовало не просто услышать, я хотел проанализировать и запомнить каждый момент услышанного и увиденного. Как вздрагивает мышца на лице собеседника, какая мимика при разговоре и при молчании.  Что делает тело, как меняется стойка, как ведут себя  руки, плечи, куда нацелен взгляд и как часто, он встречается с моим.  Какие бывают паузы, и много ли время уходит на раздумье.  В уме, я посекундно  перебирал  каждый момент, который чем-либо выделялся. Не явно, конечно, но в уме передразнивал оппонента, чтобы понять, что могло породить тот или иной жест, на чем он делает ударение. Как меняется его настроение при каком-либо странном вопросе, чем его можно выбить из колеи и как это отразится.

     Меня не интересовала его жизнь, его мировоззрение и прочее. Через это общение я пытался понять и узнать самого себя, а заодно и увидеть, что присуще мне. Как ни странно, но мое нежелание узнавать человека ближе, наоборот влекло и притягивало ко мне людей. Я мог слушать, а многим только это и требовалось. Да, спрашивали, интересовались моим мнением, вопрошали совета, но это было второстепенно, просто до настоящего момента, сколько бы близких у них не было,  не было того, кто мог их услышать. Услышать без привязки к личной жизни, без чувств  и обвинений,  особенно, если их точка зрения была ошибочной.  Большинство историй однотипны, семья, работа, любовь, деньги, успех. Поэтому мне, в свою очередь, нетрудно было дать совет, правда,  чаще всего я этого избегал. Я считал, что правильней не советовать, что делать, а направить мысли собеседника, рассмотреть все с другого ракурса. Не переживать проблему, а искать поиск её решения, не искать виноватого, а оценить, есть ли то, за что винить,  и, конечно, не раздувать из мухи слона, особенно если муха уже улетела и поймать её  уже не возможно.

     За этими мыслями меня застал руководитель отдела.
     - Привет.
     - Здравствуйте, - отвлёкся я.
     - Меня удивляет твоя работа, - сказал он по-свойски, и продолжил:
     - вроде ты всегда стоишь, не за кем из покупателей не бегаешь, изредка даёшь какие-то советы, но твой отдел сделал несколько рекордов продаж. А поскольку все рекорды были только после твоего трудоустройства и только в твою смену, полагаю, что в этом есть некая закономерность, не поделишься секретом?
     - Вроде нет секретов, - начал я, но он перебил:
     - Ну да ладно, неважно, я не за этим подошёл. Я хочу тебе предложить своё место, повышение  иными словами, как думаешь, справишься?
     - Да, - непринуждённо ответил я.
     - Как-то твоя уверенность настораживает, особенно в части отсутствия размышления на ответ.
     - Но если я буду задумываться и размышлять, не будет ли это сигналом потратить время моих размышлений на аналогичное предложение другому менеджеру? - ответил я, вопросом на вопрос.
     - Все зависит от, - начал он, но его перебил звук сирены торгового зала. В это же время наш этаж перекрыли от посетителей, а к моему собеседнику подошёл начальник охраны и отведя его в сторону, начал что то рассказывать.

     Спустя несколько минут, охранник ушёл, а наш начальник поднял руки вверх и редкими громкими хлопками начал привлекать к себе внимание. Через небольшую паузу он начал всех подзывать:
     - Прошу весь персонал подойти ко мне.
Вполголоса спрашивая друг друга, что случилось, возле него собралось порядка десяти человек, включая меня.
     - Прошу вашего внимания, начал он, как только все притихли,
     - Напомню, тому, кто забыл, меня зовут Аркадий Иванович и я руководитель вашего отдела, а точнее всего этого этажа. У нас случилось ЧП. Из отдела фото и видео пропал фотоаппарат. Это случилось в промежутке между десятью и двенадцатью часами, то есть за прошедшие два часа. В настоящий момент служба безопасности изучает записи с камер видеонаблюдения, но вдруг у кого-то появится информация раньше или виновник поймёт, что время, только лишь усугубляет вину, я жду в своём кабинете. Покидать этаж до особого распоряжения запрещено.
     - Как это случилось и откуда этот временной интервал? - спросил я
     - Менеджер отдела, где произошла пропажа, в десять утра отпросился у меня на пару часов по личным обстоятельствам. Вернувшись, он обнаружил пропажу, о чем сразу доложил начальнику службы безопасности. Если вопросов больше нет, я у себя.
    
Аркадий Иванович быстрым шагом ушёл в свой кабинет, а мы, не спеша разошлись по своим отделам.
     Ожидание через некоторое время наскучило, но делать было нечего, все понимали, сейчас все зависит от того, что расскажет охрана после просмотра записей с камер на этаже.
     На перекур тоже никого не выпускали, но эта мысль натолкнула меня на воспоминания с кольцом.  Может попробовать вспомнить, как тогда, вроде и не задумывался, а кольцо нашел. Я сел, чуть откинул голову, прислонившись к стеллажу.
Но тогда я был в другом состоянии, но с другой стороны, я уже доказал себе, на что способен после ночных зарисовок.
Что ж, попробуем.

     Итак, я зашел в магазин, как и весь персонал, со стороны служебного входа. На этаже нас не так много, и почти все уже пришли. Я поднялся по ступеням, зашёл в широкий коридор, после, один пролёт по лестнице, дверь и вход в торговый зал. По пути я кого-то встретил, сказал привет и пошёл в сторону своего отдела. Вот, в общем-то, и все воспоминания. Нет,  так не пойдёт, это ничто. Не помешал бы перекур, но никого не выпускают. Так, так, так, мысль о перекуре, меня точно сбивает, надо сосредоточиться. Пробуем заново.
    
     Я поднимался по ступеням, открыл входную дверь и зашёл в коридор. Нет, надо медленно, посекундно, надо как-то уйти в себя.
     Я закрыл глаза и начал то ли вспоминать, то ли представлять, но было уже не важно, я погрузился в себя.

     Я поднимался по ступеням, стоп, поднимаясь, я повернул голову направо, недалеко от входа стояли две женщины и о чем-то беседовали. Дальше, открываю дверь, делаю шаг внутрь. Слева наверху, на потолке, по-другому светит одна из четырёх ламп в светильнике. У всех холодный свет, у неё тёплый, видимо недавно поменяли, а на цвет не обратили внимания. Что ж, хорошо, хоть это и вряд ли относится к сегодняшнему случаю, но это значит, что воспоминания все-таки, где-то хранятся. Шагаем дальше, иду по коридору, никого по пути нет и снова подъем. Открываю дверь в зал, много света, направляюсь в сторону своего отдела. За мной входят две девушки, одна в сером, вторая в красном платье. Что-то друг другу сказали и остановились.  Навстречу мне прошёл менеджер из отдела с пропажей, сказал привет и направился в сторону выхода.  Я сделал несколько шагов и обернулся, девушки отошли от входа, ещё что-то друг другу сказали и разошлись. Та, что в сером платье пошла более быстрым шагом, прошла мимо меня и далее через зал. Та, что в красном следовала почти тем же маршрутом, но медленно, то и дело останавливаясь. Я направился к своему отделу. Не хватает, чего то не хватает.
    
     Я встал и направился  в кабинет руководителя. Постучал и на его удивлённый взгляд сразу ответил,
     - Нет, я не для признаний, а как бы наоборот.
     - Не понял, - задал он вопрос, всем видом показывая, что до него и в самом деле не дошел смысл мною сказанного.
     - Я хотел спросить, что за фотоаппарат, просто не понятно, большой, маленький, в кармане его спрячешь или пакет нужен.  Не могли его унести вчера и ранее или есть надежда, что он ещё в магазине. Стоит ли нам всем по этажу в поиски пуститься или нет смысла? 
     Аркадий Иванович коротко сказал: - унести ранее, не могли, так как это единичный товар и его пропажа сразу будет очевидна, что сегодня сразу и подтвердилось. В карман не спрячешь, коробка не меньше, чем электрический чайник, поэтому книжкой на полочке тоже не прикроешь. А поискать смысл есть, правда сейчас, уже более важна не пропажа, а виновник. Все?
Кивнув, я вернулся на своё место медитаций. Бегать в поисках коробки мне было неинтересно.

     Итак, ещё раз. Я подхожу к служебному входу, справа стоят две женщины, курят или нет, может и не важно, у кого-то из них зазвучал телефон, я уже поднялся и начал открывать дверь. Лампа с тёплым светом, дальше камера, стоп. Видеокамера. У неё всегда светится красный огонёк, иду дальше. Стоп, обратно, огонек на камере, он вдруг погас. Огонька нет. Или в данную секунду он пропал, либо мой взгляд поймал какой-то отсвет.
     Попробуем ещё раз, и ещё медленнее. Перевожу взгляд с лампы вниз, вижу камеру,  направленную на вход, огонёк погас,  пока я перевожу взгляд дальше в коридор на дверь. Либо камера в данный момент отключилась, либо какой-то сбой. Иду один пролёт по лестнице, но в то же время начинаю понимать, почему охрана долго смотрит записи. Видимо из-за этого сбоя, записи с данной камеры нет. Так не отвлекаемся. Открываю дверь, яркий свет. В зале очень яркое освещение, в сравнении с коридором.  Делаю шаг через порог,  и уже вижу,  в моем направлении идёт продавец из отдела фотоаппаратуры. Ещё шаг или два и я как будто пытаюсь поставить свои воспоминания на паузу. Именно, на паузу. Именно этот менеджер на прошлой неделе уходил со Стеллой и уже, видимо, отработал свой приз.
    
     Мозг принимает такую массу информации, что обычное сознание ее просто не может переварить. Итак, пауза. Продавец почти поравнялся со мной, что у него в руках. Сумка, пакет, что-то должно быть, если это он. Нет, маленькая сумка, в которую фотоаппарат точно не влезет. За пазухой, нет. Лицо тоже, более-менее спокойно, без напряжения и суеты. По сторонам не озирался, шёл уверенно, быстро, но не бежал. Ещё шаг. За спиной рюкзака нет, поэтому, точно ничего не выносит. Поздоровался быстро, тут же переключив свой взгляд на выход. Что там, да, правильно, вслед за мной вошли две девушки, остановившись у дверей. Конечно они интереснее, чем я. Ещё шаг, он вышел, я только краем вижу, что девушки начали движение. Важны ли они? Что там дальше, в отделе,  где была пропажа, и почему меня так подробно заинтересовало время  прихода на работу? Впереди ещё два часа, во время которых мог пропасть аппарат. Если так подробно перебирать каждый миг, можно до утра в медитации просидеть.
Отвлёкшись от воспоминаний, я понял, что подойдя к своему месту, после возвращения от начальника не успел даже присесть.  Мысли, которые, как мне казалось,  я перебирал несколько минут, пробежали за секунды. Да, работа мозга поражает, может современный компьютер и способен на большее, но для этого его и создавали. А мы рождаемся с этим, но вот научиться этим пользоваться, способен не каждый. А может,  каждый способен, но никто к этому  не стремится.  Я сел, расслабился и продолжил. На чем я остановился…

     Девушки начали движение, почему я на это обратил внимание? Как обычно, потому что в том числе, на них обратил внимание, шагающий мне навстречу и мельком взглянувший на меня продавец. А так как его взгляд был ярким и целенаправленным, значит, там есть на что посмотреть, неважно девушки это, клоун или конец света. Интерес одного, наталкивает любого заинтересоваться и посмотреть в ту же сторону. И в данную секунду, его интерес, породил во мне инстинкт обратить своё внимание в ту же сторону.  Что интересно, они будто тоже заметили его взгляд и, в свою очередь,  поспешили не заметить проходящего мимо, отчётливо жестикулируя,  и явно не собираясь, хоть на мгновение, отвлечься друг от друга. За ним закрылась дверь, а они, сказав  что-то напоследок друг другу, начали движение. Только почему они разошлись, почему пошли врозь?
     Я точно могу сказать, что маршрут их был, по крайней мере, в моем поле зрения, одинаков. Попробуем понять. В это время, я уже от них отвернулся, держа направление в сторону своего отдела. Мимо прошла девушка в сером платье. Шла прямо, уверенно, даже не посмотрев в мою сторону.  Я по пути скидывал куртку, что бы забросить в свободный от техники ящик,  дабы не  нести верхнюю одежду в служебный гардероб. С не очень громоздкими вещами, многие продавцы так поступают, и время экономят и спокойствие, что всё свое под своим присмотром. Снова надо сделать паузу. Я снимаю куртку, а они?
     Они шли без верхней одежды, значит, уже раздевались. Снова вернёмся на улицу. Поднимаясь по лестнице,  я заметил, что  стояли две женщины, возможно курили. У кого-то из них зазвонил телефон, после чего они, вероятно, пошли вслед за мной. Далее я их заметил уже наверху. Я снимаю куртку, мимо прошла первая девушка в сером платье, спустя десять, или чуть более, секунд, вторая. Вторая, в  красном платье, то и дело останавливалась, то ногти посмотреть, то причёску поправить. Недалеко от меня она остановилась, будто, что то заметила на своей обуви. Хотела наклониться, но это видимо неудобно из-за платья, поэтому чуть присела, будто собираясь протереть кончик туфли.    
     Что-то было не совсем правильным и логичным, но что? Есть грязь или нет, а точнее, было ли что протирать,  я даже в своём лучшем воображении не смог бы заметить. Какая-то ошибка, несуразица в этом крылась. Ещё одна пауза для восприятия и воспроизведения данного момента.  Я точно смотрел на неё, может в этом и подвох? Красное обращает на себя внимание,  и она, пользуясь этим, отвлекает от чего-то меня и окружающих?    
     Правильно. Вот в чем ошибка. Она увлеклась. Присев протереть, как бы запачканную обувь, она на неё не смотрела. Она смотрела вперёд, на объект своего наблюдения, как это делают в самых дешёвых фильмах, заостряя для нас на этом своё внимание. Только в фильме это сделано специально, а у неё это вышло само собой. Куда направлен её взгляд?    
     Я стою от неё в десяти шагах, моё боковое зрение должно захватить объект её наблюдения. Да, есть. Её подруга уже вышла из отдела, где совершена кража. С коробкой, наспех засунутой в пакет, у которого не сходились ручки, она быстрым шагом направилась в кабинет нашего руководителя. В свою очередь, девушка в красном, убедившись в успехе совершенной операции, встала, в очередной раз поправила волосы и направилась следом.
     Больше, что-либо вспоминать и напрягаться,  думаю,  было бессмысленно. Может, они входили и выходили из кабинета, может, и коробку куда-нибудь перенесли, но все это под прикрытием нашего шефа.

     Я встал и направился к начальнику.  Остановившись у двери, я внезапно развернулся, быстрым шагом прошёл по всему залу, задал каждому, кто мне встретился, вопрос, видел ли тот, хоть что-нибудь и не получая внятного ответа, вернулся к двери начальника. Рассказывать о каких-то своих, вполне возможно, воображаемых способностях я не собирался, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа вошёл.
     - Ещё что-то? - поинтересовался Аркадий Иванович.
     - Нет, то есть да, - ответил я,  не зная с чего начать, но, тем не менее, продолжил уже более уверенно:
     - Я прошёл по нашему этажу, опросил всех, и мы нашли пропажу.
     - Интересно, и где? А самое главное кто? - больше с насмешкой, нежели с интересом, спросил сидящий руководитель.
     - Продолжайте, молодой человек, надеюсь, мы разберёмся в данном происшествии.
     - Вы, - ответил я.
     - Ну, или ваши помощники, две девушки, заходившие к вам в кабинет, примерно в десять часов пять минут, - закончил я.
     - Не понял? - Шеф встал и прошёл мимо меня, словно мимо пустого места. Подошёл к окну и, не поворачиваясь,  явно показывая своё превосходство, произнёс:
     - Продолжайте, что вы затихли.
Я рассказал все в мельчайших подробностях, будто этот рассказ был создан свидетелями, видевшими происходящее с разных мест. В конце рассказа я добавил:
     - И скорее всего, это было сделано в сговоре со службой безопасности, так как некоторые менеджеры торгового зала, заметили, что на период происшествия, красные лампочки видеокамер не горели. В общем-то, все, больше добавить нечего.
     Аркадий Иванович вполоборота сказал:
     - А что, занятная история, только как-то неверно, когда вы, молодой человек, меня обвиняете, а может, даже оскорбляете, а свидетелей нет. Зовите-ка  всех, они где, за дверью? - Он повернулся и быстрым шагом подошёл к двери и, распахнув её, театрально посмотрел по сторонам.
     - Никого, ну ничего, давайте-ка,  я всех позову, хотя нет, пусть начальник безопасности всех сюда пригласит, а мы подождём.

     Он вышел в зал, позвонил по телефону, не входя в кабинет, но в то же время, не упуская меня из виду, через приоткрытую дверь. После разговора, вошёл в кабинет, закрыл за собой дверь и, усевшись в своё кресло, не мог скрыть самодовольной улыбки. Я хоть и был уверен в своих словах, но эта неловкая пауза, немного настораживала. А вдруг, ошибся, а вдруг это мой самообман, выдумка, игра воображения и глупая мысль, что на многое способен?  Шеф сидел, улыбался и тарабанил пальцами по столу. Казалось, ещё минута и этот звук от пальцев, заполнит весь мой разум. Но вот стук был прерван, в дверь начали входить все, кто имеет отношение к нашему этажу, замкнул эту цепочку, начальник безопасности. Он же, отодвинул стулья в сторону, так как  на всех их все равно не хватило бы. Персонал затих, ожидая очередных нелестных слов от руководителя, в душе надеясь, что стоимость пропажи не будут вычитать из зарплаты.

     Аркадий Иванович встал, улыбнулся и начал свою речь:
     - Вот, наконец, и настал тот момент, когда вы поняли, что вы не просто менеджеры, каждый своего отдела, а вы единое целое, вы коллектив. И в своём коллективе, вы не просто помогаете, друг другу, изредка подменяя соседа ушедшего на обед или по личным делам, а подходите ответственно к своему труду и к своим обязанностям. Не просто смотрите вслед гуляющему покупателю, а примечаете то, что может пропустить служба безопасности, а может даже и полиция. Вы показали то, что вам можно и нужно доверять. Что из под вашего контроля не выйдет ни одна деталь, ни одна мелочь, способная негативно отразится, на ком-то в отдельности и на всех в частности. Так вот, подводя итог  вышесказанного, могу подтвердить, все верно.
     Аркадий Иванович подошёл ко мне, по-дружески взял за плечи и продолжил:
     - Всё, что вы сегодня успели заметить и связать, а этот молодой человек   мне всё рассказал, всё верно. Фотоаппарат взяли мои помощницы, что бы проверить, насколько вы, как коллектив, дружны и ответственны. Ну и поскольку, теперь  я могу быть уверенным не только  в вашей работе, но и в работе всего этажа в целом, в конце месяца всех ожидает премия. Не очень большая, - шеф чуть замялся, но быстро нашёл, чем продолжить, - но не менее половины зарплаты точно. А вы, молодой человек, - Аркадий Иванович посмотрел на меня и закончил, - видимо, уже готовы занять моё место.
     - Да, - ответил я, - но не ранее, чем через месяц, доработаю неделю и в моих планах, как впрочем, и в рабочем графике - отпуск.
     - На ваш отпуск никто не покушается, и, разряжая обстановку словами: - все по местам, за работу, за работу,  шеф весело захлопал в ладоши, направляя персонал к выходу из своего кабинета.
     Все расходились, так до конца и не поняв, что произошло, но слова о премии взбодрили всех, что сопровождалось шумным выходом  и весёлыми разговорами по пути к своим рабочим местам.

     Я же, направляясь к своему отделу, почему-то точно понимал, эта неделя последняя и в магазин я более не вернусь. Не то, что бы я заподозрил в нечестности своего руководителя, ведь неизвестно, вернулась бы пропавшая техника на место или досталась в качестве премии нашему шефу, нет. Я точно понимал, что данный процесс торговли мне больше не интересен. Все разговоры, все мысли, все действия будут идти по кругу. Буду я руководителем или менеджером, круг от этого не изменится.

     Вечером того же дня, я задумался о продолжении начатого эксперимента. Меня останавливал только факт выхода завтра на работу. Может все-таки стоит подождать? Всего четыре дня работы, а далее отпуск и свободное плавание. Или все-таки рискнуть? Нет, лучше спокойно, без происшествий закончить рабочую неделю, ведь от этого зависит и сам отпуск и сумма отпускных, а на первое время деньги мне даже очень пригодятся. Я ходил взад-вперёд в своих размышлениях и, неожиданно задумался: - а может это и есть привыкание? Все мысли только и крутились вокруг порошка, ведь не важно, есть физическая боль или нет, есть влечение,… я оттолкнул от себя эту мысль, нет, пока у меня влечение к опытам над самим собой, и не важно, наркотик это или что-либо ещё.
     Этот разговор с самим собой затянулся на долгие четыре дня. На долгие и тяжкие четыре дня.  Когда всеми мыслями ты уже в отпуске, а если быть точнее, ты  ходишь на работу, которой для тебя уже не существует, это нелегко. И каждый вечер я отгонял от себя мысль продолжить,  достать пакетик, чтобы хоть как-то убить время ожидания конца недели.  Конечно, я не лежал в депрессии, с мыслью о скорейшем увольнении или мыслью принятия дозы. Нет, я продолжал заниматься самим собой. Делая попытки и усилия самостоятельно входить в тот режим замедления времени, с которого всё началось, я часами мог сидеть и смотреть в одну точку, или замереть в какой-нибудь позе, наблюдая, что хочет и что требует мой организм.
     Самое простое, что получалось, это быстро перевести взгляд на секундную стрелку часов и наблюдать, когда она сойдёт с места. Иногда эта пауза затягивалась, но всегда, как только стрелка сдвигалась, далее она шла своим обычным секундным ритмом.


                Глава 8.

     И вот последний день. Я пошёл в бухгалтерию, одновременно с получением отпускных отдал заявление на увольнение и уже в конце дня получил полный расчёт. Что ж, сумма хоть и не большая, но вполне осязаемая, а при должном расходовании, на пару месяцев хватит.  Воодушевлённый независимостью, я не спеша шёл в направлении дома. И, как ни странно, эксперимент, влекущий к себе  на протяжении четырех дней, уже не тянул, а наоборот, хотелось подольше не возвращаться. Хотелось  наслаждаться свежим воздухом, ветром, шириной улиц и всем тем, что говорит о свободе. Подходил вечер и я, любуясь витринами магазинов, светящимися рекламами и прочим блеском города, решил зайти в бар, что бы завершить сегодняшний вечер кружкой-другой пенного напитка. Сегодня, ни о каких наркотиках и экспериментах, думать не хотелось. Было простое желание расслабиться.

      Сделав заказ, я сел за столиком  в ожидании напитка и еды. Бар был  в стиле пиратского корабля. Повсюду висели, стояли или были нарисованы какие-либо атрибуты моря. Внизу, на барной стойке разместился чёрный флаг, естественно с изображением черепа и костей, под которыми красовались песочные часы. На стойке бара также стояли песочные часы на массивной деревянной подставке. Размер часов говорил о том, что не каждый сможет их даже приподнять, не говоря уже об аккуратности перевернуть. И на удивление они были в работе, песок тонкой, едва различимой струйкой отсчитывал наше бытие.
     - Ваше время истекает, - как сказал бы один из капитанов с поднятым  флагом Весёлого Роджера. На сколько, интересно, их хватает, на час, два или на весь день? Додумать мне не дал принесённый заказ, состоящий  из двух кружек пива и большой тарелки, на которой расположились горка острых жареных куриных крылышек и гренки с чесноком и сыром, рядом поставили  соус двух видов и столовые приборы. Смотреть на барную стойку и песочные часы мне не хотелось, поэтому я пересел на другую сторону своего столика и приступил к трапезе.

     Осушив большими глотками полкружки пива и взяв, предварительно смоченный в соусе, кусочек курицы, я получал удовольствие от жизни. Совместно с насыщением я продолжал рассматривать приютившее меня в данный час заведение. Потолок был покрыт паутиной верёвок разной толщины. От тонких тросов до канатов. На противоположной стене, на спущенном вдоль стены тросе, был подвешен якорь, но для подстраховки, в стену были вбиты два гвоздя, похожих на костыли для крепления шпал, на которые, тот и был водружён. В метре от него, но под самым потолком, подвешена небольшая, но вполне возможно, видавшая воду небольшая шлюпка, купленная или подобранная в какой-нибудь заброшенной деревне. Стены бара были из морёных досок, а некоторые были надломлены, будто в это место попадало ядро. А этих чугунных снарядов, здесь  было множество. На подоконниках, сложенных в пирамиду, на полу, рядом с бронзовой пушкой на деревянных колёсах, на стойке бара, но уже в виде игрушечных пушек и зарядов с ценником на последней странице меню.
     Второй зал отделяла занавеска, точнее, изорванный в лохмотья парус, местами выгоревший от солнца, а местами от огня, и что дополнительно вносило колорит, остатками запаха жжёной тряпки. Столы и скамейки в том же стиле, из толстого обожжённого дерева, но радовало, что имелись массивные спинки и возможность чуть сдвинуть скамью. Они не были прибиты к полу, хотя штормов в таких заведениях не избежать.
    
     И как раз в этот момент послышались голоса шумной молодой компании, доносившиеся  из второго зала. Парус был неловко отброшен и их гогот наполнил первый, почти пустой зал, в котором находился я и ещё один человек, через столик за моей спиной. Три молодых человека вышли из-за занавески. Настроение их было приподнято, они явно что-то неплохо отметили. Один из них, самый, можно сказать, весёлый, по пути все пытался допрыгнуть до канатов, но это ему не удавалось, от чего все веселились ещё шумней. Правда, через некоторое время, один из парней, что поздоровей, подбежал сзади к прыгающему весельчаку, присел и, взяв того чуть выше колен поднял, и даже чуть подбросил вверх. Весельчак вовремя сообразил, что произошло, и в последний момент успел ухватиться за один из канатов. Потом, как обезьяна раскачался и перехватился за другой канат и какой-то тонкий трос, который вытянулся и лопнул. В этот момент, что то хрустнуло или треснуло, с шумом спрыгнув на пол, акробат, загнувшись  от смеха, сказал друзьям, что пора бы сваливать, пока тут ничего не развалилось. Они с шумом вывалились из бара, и тут я заметил испуганный взгляд бармена, стоявшего в оцепенении. Он смотрел куда-то на потолок, где только что болтался весёлый парень. Я перевёл взгляд туда же и понял, отчего бармен не мог пошевелиться.

     Маленькая спасательная лодка, оказалось, не была привязана, а просто висела на своде нескольких канатов. От обезьяньих раскачек, она начала просто вываливаться, и сейчас, её сдерживал, еле заметный тросик, цеплявшийся за нос. Одного дуновения ветра было бы достаточно, чтобы он лопнул или соскочил, и что в данный момент предпринять, бармен не понимал. Шлюпка была небольшого размера, не больше чем на двоих, но это не резиновая лодка, которая упадёт и все посмеются. Она была в том же стиле, что и всё окружающее, тёмное дерево, просмолённое дно, пара вставленных в уключины вёсел и отнюдь не того веса, что бы можно было подойти и придержать её, до устранения причин ненадлежащего крепежа.
     Но вот и последняя надежда лопнула, точнее, лопнул тонкий тросик, сдерживающий силу притяжения на спасательную шлюпку. Она поползла дальше по гирлянде канатов, и настал момент, когда середина лодки пересекла очередной трос, и центр тяжести переместился на нос. Ещё мгновение и она грохнется в паре метров от меня, но зацепившись уключиной за последний пересекаемый ею канат, она начала  описывать дугу в противоположную от меня сторону. Казалось, опасность миновала, полет лодки по дуге закончился её шумным врезанием в стену. Одно из вёсел выскочило из уключины и на мгновение  застряло, воткнувшись между стеной и якорем, центром моего первоначального внимания. Мгновения хватило, что бы столкнуть якорь с железных, вбитых в стену опор и тот, повиснув на страхующем его канате, повис. Всё затихло.
 
     Несколько человек, испуганных, но любознательных выглядывало из-за паруса из соседнего зала. Поцокав языками и покачав головой, с мыслью, что тут за бардак, они скрылись обратно. Якорь качался, как маятник медленных часов, но вдруг, что то скрипнуло, хрустнуло и с грохотом обрушилось с потолка, подняв клубы пыли. Балка, к которой был прикреплён кручёный якорный канат, не выдержав тяжести маятникового механизма, обрушилась вместе с последним. Видимо, она не была балкой перекрытия между этажами, а являлась очередным элементом дизайна. Но элемент дизайна был натуральным и его масса убила бы любого, кто оказался бы в данный момент под ним. А учитывая, что к его массе, добавилась пара пудов веса якоря, можно было понять. с какой силой он обрушился вниз. Брус упал на скамейку, треснул, но до конца не разломился, а перед этим, захватил с собой часть веревочной паутины, ранее опутывавшей потолок, и скопившуюся, со времени открытия, пыль и грязь верхнего пространства, чем и прикрыл, уже неподвижный, лежащий на полу якорь.

     Теперь в оцепенении был я. И не от того, что мой прекрасный ужин  был покрыт слоем пыли и грязи, а в пиве затонул слой упавшей штукатурки. И не от того, что скамейка оказалась крепче бруса, рухнувшего под тяжестью якоря.  Я был в оцепенении от того, что пять минут назад, на этой скамейке сидел я, но, не желая наблюдать за течением времени песочных часов, пересел напротив.
     - Ваше  время истекает, - вспомнилась мне фраза, которая, больше чем, подходила к произошедшему и я, невольно, посмотрел на песочные часы. Так и есть, нижняя чаша была полна, время остановилось.
     Уже опомнившийся бармен подошёл к столику и с дрожью в голосе сказал:
     - Сейчас мы всё подадим заново, пересядьте, прошу вас, в другую часть зала.
     Я достал сигарету и нервно прикурил.
     - Извините, у нас не курят, - начал говорить, не скрывая волнение бармен.
     - Да ты что, охренел, - вдруг вступился в разговор, тот, кто сидел позади меня, обращаясь к бармену.
     - А ты знаешь, что на этой скамейке, - указывал он пальцем, сначала на скамейку, после на  балку, лежащую на скамье, а после на меня и продолжал, -  вот этот парень, сидел три минуты назад, и если бы, чёрт побери, не счастливый случай, то отмывал бы ты сейчас, его мозги по всему залу и всё, что он успел съесть здесь, и что накопилось в нём до этого, ну и кровь само собой.
     Бармен не говоря больше не слова, проводил нас в другую часть зала, и пока наливал нам свежее пиво, что-то быстро и нервно докладывал по телефону. Принёс две кружки пива и быстро удалился, ничего не произнося, и не отвечая на начатый было вопрос от моего товарища по несчастью.
     В это время, второй зал и перекрывающий его парус оживился, и быстро покидая бар, на выход спешили гости и завсегдатаи данного заведения, видимо переживая, что обрушение дойдёт и до них.
     Не прошло и пяти минут, как в дверь быстрым шагом вошёл человек, лет сорока пяти, подошёл к стойке бара, и, буквально через минуту, направился в нашу сторону. Тут же его догнал и засеменил за ним, освободившийся официант из второго зала.
     - Господа, добрый вечер, мы приносим извинения за, небольшие неприятности.
     - Ни хрена себе, небольшие неприятности, - начал было мой, теперь уже, сосед за столиком, но был культурно, но твёрдо прерван.
     - Что бы ваш вечер, вновь заполнить нашим радушием, ваши заказы, вне зависимости от того, на какой стадии они были испорчены,  будут поданы вам заново, за счёт заведения. Может, желаете что-нибудь добавить из более крепких напитков?
     - Конечно, желаем, - тут же отреагировал мой сосед, - знаете, что этого парня могло тут уже и не быть, - продолжал он в запале.
     - Поэтому и предлагаем, для расслабления, что-либо из крепкого, - спокойно ответил, как мы уже поняли, стоящий перед нами, босс данного ресторанчика, и продолжил:
     - Рекомендую ром, как традиционный напиток нашего заведения.
     - Бодяга, - с видом знатока, хотел начать дискуссию мой сосед, но был так же, как и ранее, элегантно прерван.
     - Есть бодяга, а есть ром. И вряд ли у вас есть воспоминания о том, как вы пробовали и вам не понравился, ром двадцати или двадцати пяти лет выдержки. Только закуску придётся заменить. Желательно, использовать сыры, но вы, все-таки, не влюблённая пара, воркующая о неземном счастье,
     - Да, конечно, мы более о земном счастье сейчас будем ворковать, - опять пытался вставить своё слово мой сосед, но спокойный и деловитый тон шефа опять взял верх:
     - Поэтому, для вас подадут жареные острые, и копчёные,  в меру острые, свиные ребра. Естественно, морскую тарелку, устрицы, креветки, раки, мидии. Вам понравится.
     Не дожидаясь реплик возражений или восторгов от нашего столика, босс повернулся, какими-то знаками показал бармену, что требуется и, минуту спустя, нашу часть зала отгородил очередной парус. Ещё минута, и на нашем столике появилась пепельница, пару сигар и спички.
     - Ну, это другое дело, а то не курят у них понимаешь, - начал разговор, напротив сидящий, по стечению обстоятельств, теперь уже мой собеседник, но вдруг замолчал и замер в предвкушении, увидев  официанта с подносом. На стол опустилась большая, нет, огромная тарелка с ранее перечисленными морскими и земными деликатесами, графин и два бокала.
     Налив оба бокала по четверть, и стукнув о мой не дожидаясь, пока я возьму бокал в руку, он произнёс:
     - За жизнь.
Опустошив свой, и быстро закусив, не дожидаясь, пока я допью, он продолжил:
     - Охренеть, два спасенья и одно чудо за один день. Кому расскажешь, не поверят.
Я начал приходить в себя и спросил:
     - Чудо, это то, что меня не прибило?
     - Нет, чудо, это халявная жратва и выпивка, а то, что тебя не прибило, это твоё спасение.
После второго бокала, окончательно придя в себя, я спросил:
     - Раз уж чудо, это выпивка и еда, одно спасение это то, что меня не прибило балкой, а ещё одно, это то же здесь в баре?
     - Не, не в баре. Сам я водитель автобуса и представляешь, на очередной остановке, зашли пассажиры в салон, я закрыл двери, а тронуться и поехать не могу. Будто что-то сдерживает нажать на педаль газа. Я в зеркала ещё раз посмотрел, в салон обернулся, всё спокойно, а что-то не то. Вышел я из кабины, обхожу свой автобус и гляжу, бабка под передним колесом кряхтит. Лежит, а выбраться не может, как она туда соскользнула, ума не приложу. А с водительского места колёс не видно, ведь я поехать мог, а не поехал. Шестое чувство, наверно. Вот и говорю, первое спасение это бабка, ну а второе это ты. А так как бог троицу любит, то и третий прекрасный случай вышел, этот чудесным образом, бесплатно накрытый стол.
     - Всё просто, продолжил я дискуссию,
     - Ваше шестое чувство, это подсознание.  Видимо, вы успели её заметить, когда она перед автобусом прошла или пыталась пройти. Вы профессионал, а значит ваше подсознание профессионально отлажено на безопасность движения. Перерабатывая в себе множество информации, оно, подсознание, одну картинку не нашло. Перед автобусом прошла, а в зеркалах заднего вида, она не промелькнула, не сложилась картинка, что и сдержало ваши физические порывы. Это, как если чиркнуть спичкой, то должен увидеть, как она зажглась или бросить тарелку на пол, значит должен услышать, как она разобьётся. Не услышал, значит что-то пошло не так. И бабка эта, такой же пример, раз мелькнула здесь, значит должна мелькнуть и там, даже если вы в тот момент не смотрели в зеркала. Ваш мозг автоматически всё ненужное отсеял, а нужное отобрал. Учитывая данный факт, я не удивлюсь, если у вас и аварий не было.
     - Интересно ты говоришь, ну аварий допустим, и вправду не было, по крайней мере, по моей вине. Но, исходя из твоих изречений, можно предположить, что и ты, услышал заговор из соседнего зала, что на верёвки через некоторое время закинут обезьяну и если не якорем, то хотя бы веслом, она должна дать тебе по башке. Через секунду, водитель ржал до слёз от своей остроумной шутки и несколько минут не мог прийти в себя.

     В конце концов, алкоголь сделал своё дело, и мы уже весело обсуждали произошедшее. Нас никто не беспокоил, может по причине того, что ужин за счёт заведения, не предполагал  чаевых, а может потому, что весь персонал был занят уборкой и восстановлением декораций после крушения. Графин рома подошёл к концу, просить добавку у нас не хватило наглости, а платить за добавку, после, не единожды упоминаемого чуда бесплатного ужина, значило бы многократно преуменьшить величину чудес, тем более, мы не знали стоимость данного крепкого напитка. Поэтому, допив ещё изначально принесённое барменом пиво, и поблагодарив, не обращающий на нас внимание персонал, мы вышли. На улице было темно и учитывая без того затянувшийся ужин, мы попрощались.
     Кто бы знал, что последний рабочий день выйдет таким насыщенным. Дойдя до дома  и потратив последние  силы на раздевание, я погрузился в сон.

     Утро было не таким ясным, как хотелось бы. Может, расхваленный ром был не той выдержки, но скорей, пиво, до и после крепкого напитка, сделали своё чёрное дело по ухудшению состояния здоровья. Сполоснув лицо и выпив стакан воды, я вышел на прогулку. Свежий воздух потихоньку приводил организм в тонус, но я понимал, раньше, чем тело потребует восстановить силы, а проще говоря, когда организм затребует еды, прогулку заканчивать нельзя, даже, если этот момент затянется до вечера.

     Я присел на скамейку в одном из скверов, попытался вспомнить и осознать вчерашний вечер, но мысль о том, как бы побыстрей прийти в себя, сбивала и спутывала все остальные. К ней в подмогу, подкралась ещё та, что говорила о начатом эксперименте. А что, может быть и стоит продолжить сегодня? Завтра, как и следующих, неизвестно, сколько дней, на работу не надо, заодно, может, и вечер получится вспомнить. Этот клубок идей придал сил и взбодрил. Быстрым шагом я направился в обратный путь. Наскоро приготовив перекусить, я достал оставшуюся половину первой дозы. Сначала еда. Я быстро, но без удовольствия поглотил пищу.

Всё еще колеблясь, посмотрел на лежащий пакет.


                Глава 9.

     К чёрту мысли, высыпав содержимое на стол и соорудив некое подобие дорожки, как показано в фильмах, правда не банковской картой, а визиткой из вчерашнего бара, я, без изысков, наклонился и  протёр кончиком носа  стол, вдыхая белую полоску.
И..
Ничего не произошло.
     Нет, я, конечно, почувствовал, какой-то прилив адреналина, а может маленький кайф. Но, больше ничего…
     Такой же эффект я мог испытать от двух, трёх, может пяти бутылок пива.
Я, как алкоголик, сидел и не понимал, а чего я собственно хотел. Но в то же время, как тот же алкоголик, я понимал, что сейчас мне легче, чем было с утра. Просто чуть легче, чуть легче, легче, но нет той эйфории, того блаженства, которое я ожидал. Тут же, я осознавал, что, даже самый запущенный алкоголик, для того, что бы испытать удовольствие, радость и удовлетворение, должен иметь компанию. И правда, куда деть и откуда взять тот всплеск эмоций, как следствие следов какого-либо адреналина? Да, в первый раз, всплеск эмоций меня  затянул в запал художественного творчества, а сейчас? Сейчас ничего не было. Я опять пришел к той планке, когда мой уровень удовольствия был выше…
     Хотя, может, мои критерии удовольствия встали на другой уровень? Стоп.
Раз уж мои мысли, такие чёткие и осмысленные, может попробовать до мельчайших подробностей вспомнить прошлый вечер? Я замер в воспоминаниях. Передо мной мелькали кадры: часы, лодка, флаг, собеседник, бармен и его босс. Я не мог воспроизвести сейчас всё заново. Всё-таки порошок оказывал, какое-то действие, но сосредоточится, он не давал. Только отдельные кадры. Я вспоминал заново, но тот же результат. И проблема была не в том, что я, что-то мог упустить, а в том, что хотелось действий, не только эмоциональных, но и физических. А сидеть и вспоминать день вчерашний, ни тело не мозг не хотели. Будто стены квартиры  не только ограничивали её площадь, они ограничивали тот потенциал, который был внутри меня. Не хватало объёма, не хватало воздуха, и не хватало того, куда можно было выплеснуть ту энергию, которая сейчас во мне существовала. Маленькое возбуждение, маленький кайф, всё настолько неизмеримо мало, но, настолько же, энергия тела и мозга, были так необъятны и необъяснимы, что та малая жилплощадь, не принадлежащая мне, казалась  мышеловкой или загоном для животных. Нет, надо избежать этой скованности, замкнутости пространства  и этих стен.

     С этими мыслями, быстрыми шагами я миновал пару кварталов и остановился. Чего я хочу, что мне надо? Дойдя до трамвайной остановки, я сел на лавку. Транспорт в это время уже не ходил, и, факт сидящего, в этот момент, человека на остановке, говорил бы многим о том, что, либо человеку некуда пойти, либо о том, что он уже не способен дойти. Но сейчас, на лавке остановки сидел я. О том, сколько сейчас время, я не думал, но то, что спешить некуда, знал однозначно.

     Разгадать свой разум…  Сколько же умных и учёных людей, пытаются докопаться до истины. Но скольких ввёл в заблуждение тот факт, что разум, они пытаются раскрыть не свой, а с помощью своего, постичь чужой. И сколько, вследствие этого, появилось психологов, а больше, псевдопсихологов, которые и в себе разобраться не могут, но будут, по зазубренным урокам психологии направлять на путь истинный, своих пациентов? А все ли из них понимают, что  основа их обучения взята от философов и медиков, изучающих  следствие и последствия болезней, то есть не от азов развития существа и его становления, а от психологических проблем, возникающих у больных людей. Как им искать истину?  Гораздо  проще искать проблему человека,  просто потому, что когда то их научили…
     - Эй, алёё, алё-о…
Из мыслей меня вырвал голос, а окончательно вернул в реальный мир, хлопок по плечу.
     - Ты как, жив?
Рядом стояла девушка лет двадцати пяти и заглядывала мне в глаза.
     - Ну, вроде жив, а то не хватало жмуриков тут на остановке, - и, улыбаясь, она села рядом.
     - Водку пить будешь? - и, видя мой недоуменный взгляд, повторила, - ну, так что, будешь?
     - Да, буду, - ответил я неуверенно. Вроде и просидел то не долго, только пару мыслей мелькнуло. Но мой вид и заторможенность, говорили ей об обратном, будто прошла целая вечность, прежде чем она вернула меня в этот мир.
     - Меня Наташа зовут, хотя это не важно,- она сняла с плеча женскую сумку, открыла молнию и, недолго поводив внутри рукой, достала пол-литровую бутылку.
«Чего только не утаишь в этой загадочной маленькой или большой женской сумке, - подумал я».
     - Стаканов нет, поэтому из горла, - и открутив крышку, она протянула мне бутылку, - давай, ты первый, только не всю.
     Я сделал пару больших глотков и, оторвав горлышко бутылки от губ, суетливо посмотрел по сторонам и, будто вспомнив, что я не за свадебным столом, полным закуски и лимонадов, поднёс рукав к лицу. Втянул носом присутствующий в рукаве запах, перебивающий вкус и аромат напитка, после чего, резко выдохнул ртом, вдыхая уже обычный воздух.
     Наташа, запрокинув бутылку, как заправский алкаш, отпила чуть ли не четверть, закрутила крышку, и сев рядом продолжила знакомство.
     - Я вот поражаюсь, иногда посмотришь на вас, мужиков, так такое ощущение, что водку, вы каждый раз, как первый пьёте. И морщитесь и дышите, и скорей закусить или запить норовите. Нет, есть, конечно, те, кто, как стойкий оловянный солдатик, махнул и забыл, но чаще, это больше для понта, в общем, выпендриться, а у самих аж вилка из рук выскакивает, в поиске чего бы этой вилкой подхватить, да пожирней, и в рот скорей закинуть. 
     - Моё мнение, - начал я, - это природа нашего восприятия и сознания. То есть женщина, понимает, что этот напиток не вкусный, противный и тому подобное. Выпивает,  заранее настроив себя на неприятные вкусовые ощущения, а результатом этих подсознательных мыслей, является обыкновенная реакция организма. То есть, напиток невкусный, не приятный вкус подтвердился, ничего особенного не происходит.
     Мужчина же, наоборот, воспринимает крепкий напиток, как путь к удовольствию, к расслаблению или предстоящему горячему общению, чем вводит в заблуждение свои рефлексы. Вроде бы, должно быть удовольствие, а вкусовые рецепторы говорят об обратном, поэтому и реакция  такая. В общем-то, не важно, мужчина или женщина, но чаще всего именно так. Всё дело в нашем сознании и подсознании.
     - Ты прикольный, что-то даже рассуждать пытаешься, а вот мой муж не такой. Сидит сейчас, ждёт, злость копит, и не удивлюсь, если парой ударов встретит. Он рассуждать не любит.
     - Что же тогда домой не торопишься?
     - А, это не важно, раньше я приду или ещё пару часов пройдёт, вот, - она приподняла бутылку, - покажу остатки зелёного змия, может меня и не заметит.
На мгновение она задумалась, потом, словно вышла с верным, от своих мыслей решением добавила:
     - Ладно, на, глотни ещё, да я пойду.
Я сделал глоток, девушка быстро закрутила крышку, сунула бутылку обратно к себе в сумку, встала и пошла в направлении домов.
     - Может тебя проводить? Я все равно гуляю без дела, времени полно, - сказал я ей в спину.
Она развернулась, и медленно шагая  в том же направлении, только спиной вперёд весело громко прокричала:
     - Не, не надо, а то ещё в окно тебя увидит, тогда мне точно не поздоровится, удачи, - и, снова развернувшись, она поспешила прочь.
     Странная девушка, странная встреча, да и я, наверно, на её пути кто-то странный. Не удивлюсь, если завтра с утра я буду соображать, приснилось мне это или было на самом деле.
     Пока я смотрел ей вслед, я всё поражался тому, что она весело, именно весело попрощалась. Хотя, по её словам, ждать дома её могло всё что угодно. Умение радоваться каждой минуте жизни не многим подвластно. И эту минуту, она нашла в том, что с первым встречным, без особых манер знакомства, перекинулась парой фраз, с кем просто поболтала ногами сидя на скамейке, и в том, что кто-то может её понять, но в то же время не лезет  в душу и не пытается решить её проблемы.
    
     Кому-то нужно, что бы их пожалели, посочувствовали и посопереживали, хотя чаще всего, этим они загоняют себя в угол. Разум, вместо поиска решений, наполняется слабостью  и отчаяньем. А может, те,  кто их  жалеет и сочувствует им, они загоняют в угол? Они не дают выбраться и вместо спасательного круга рассказывают утопающему, что у них тоже так было, и тоже тонули, но то ли кто-то спас, то ли на берег вынесло, в общем, как-то спаслись.
     - Эй, алёё, алё-о…, ты как, жив? Ну, вроде жив, а то не хватало мне тут жмуриков на остановке.
Мои мысли судорожно начали метаться, я заново слышал тот же голос, а повернув голову, увидел ту же сцену. Неужели действие наркотика может дать и такой эффект?
     - Водку пить будешь?
     - Тебя Наташа зовут? – я ещё не понял, как себя вести и спросил первое, что пришло в голову.
     - Да, откуда ты знаешь? - удивлённо спросила она.
Ещё некоторое время у меня ушло на поиск ответа, но отвечать не потребовалось.
     Спустя эти несколько секунд, она, не сдерживая себя в эмоциях, смеялась и утирала слёзы.
     - Видел бы ты своё лицо. Будто яблоко упало на голову Ньютону, лицо озарилось светлыми мыслями, начали вырисовываться очертания формул, замелькала идея создания закона всемирного тяготения,  и тут вдруг, Ньютон подумал: «Я ведь под дубом сижу,  откуда на дубе яблоки?» – и она снова засмеялась. Спустя же пару минут добавила:
     -  Мне очень жаль, но твоё дежавю, накрылось медным тазом.
Она снова впала в состояние дикого хохота, но это был не смех укуренного товарища, готового смеяться над чем угодно, это был искренний, добрый смех, который хотелось разделить и в нём участвовать. Еще минуту спустя, мы  уже смеялись оба и корчили рожи, как мог выглядеть Ньютон, забравшись на дуб в поисках яблок, или как он вдруг широко раскрыл глаза от математической идеи, но на эти глаза опять попался дуб. Или, как бы мы сыграли сцену, где у одного – дежавю и он знает, что будет, а другая просто знает, что и как было. И так как, всё действие нашей встречи, в прошлом, занимало не более пяти минут, то мы подыскивали вариации. То отвечали друг другу не так, как это было на самом деле, а как-нибудь с подковыркой,  или с придумыванием какой-нибудь глупости, типа, после предложенного ею спиртного напитка, он берёт бутылку и выпивает её до конца, а потом с извинением: - ой, забыл оставить.
     Или она, после того, как услышала, что он, не против выпить, говорит:
- Ну, тогда сядь на четвереньки и погавкай. И тут же перебив саму себя, она придумывала новый ход, - не, не, по-другому, я тебя спрашиваю, - ну так что, водку пить будешь?  Ты такой, говоришь:
     - да, буду.
а я в ответ: - вон там, и показываю рукой, на пустырь, видишь, помойка, делаешь от неё десять шагов в направлении Полярной звезды и копаешь…
И, снова её заразительный смех заливал всю остановку.

     Через какое-то время мы выдохлись от наших театральных постановок, возникла пауза, и я, чиркнув зажигалкой, будто проверяя её надёжность, достал сигарету и прикурил. Моя собеседница просто сидела рядом и болтала ногами. Казалось, она сияла не меньше, чем звёзды, ищущие отражение в её глазах. В очередной раз я поразился этому человеку, которого не знал, но который был наполнен счастьем от нескольких минут смеха в компании с незнакомцем. И этой мыслью, я решил с ней поделиться:
     - Знаешь, я тебе поражаюсь, судя по твоим высказываниям о том, что тебя ждёт дома, ты чрезвычайно несчастлива, однако посмотрев на тебя сейчас, обретаешь абсолютно противоположное мнение. Даже теряюсь в догадках, где искать правду?
     - По тебе вообще нельзя было понять, жив ты или уже богу душу отдал, когда я тебя первый раз увидела, парировала она.
Я понимал, хочешь откровенного разговора, начинай первым, что ж, иногда, с незнакомым человеком говорить даже проще.
     - Ну, если ты никуда не торопишься, слушай… 
Я рассказал ей свою историю последних лет, начиная со встречи в лесу с волками и заканчивая начатым экспериментом над собой. Она внимательно слушала и не перебивала. Когда мой рассказ подошёл к моменту нашей встречи, Наташа, выждав паузу спросила:
     - Я не поняла, а чего ты всё-таки смог достичь? То, что к тебе не прилипают болезни, это верный признак закалки организма, во время твоих попыток заболеть. Ты начал разбираться в людях? Но зачем, если ты ни с кем не общаешься. Ты считаешь, что ты стал на ступень выше из-за того, что как-то в мозгах перекручиваешь время, что-то можешь вспомнить, что-то подметить, сделать какие то выводы? Но у тебя нет семьи, нет детей, тебе пока не дано понять, какие выводы могут быть правильными.

     Каких-то, три вопроса, но все три в точку. Три дурацких вопроса и мой юношеский максимализм рушился в голове как карточный дом. Три вопроса и уже выданные на них ответы запирали мой разум. Ловушка, где моим ответом может послужить только оправдание самого себя. Её ответы, звучавшие аксиомой, и не вследствие того, что  меня не услышали. Было ясно, что, не смотря на свой возраст, этот человек многое испытал и многое пережил. 
     - Ты умеешь находить и улавливать суть, начал я, - и со всеми твоими мыслями я согласен, с одной лишь поправкой, я хочу познать себя, а именно это, позволяет мне больше понять людей. Я, как бы это сказать, может где-то, как актёр, услышав  историю переживаний от кого либо, пытаюсь эту историю сыграть, про себя или в себе. Примерить маску рассказчика,  напряжение его мышц, как тела, так и лица. Перенять мимику и жесты и понять, что мне хотели сказать, а что было не сказано. И так уж получается, что войдя в образ, многое становится ярче и отчётливей, я вижу историю в более полном объеме, но в то же время становится печально, что большинство этих грустных историй, рождаются от нашей глупости.

Наталья хотела что-то вставить, но я попросил не перебивать:
     - Подожди, я хочу не просто познать себя, в итоге, я уверен, что доставлю счастье тому, кто будет рядом. Друзья, жена, дети. Вне зависимости от того, какой у кого будет характер,  я его пойму и перевоплощу во что-то более правильное, насколько мне это будет под силу.
     - Но ведь каждый хочет, и будет самим собой, и ты их ни как не переделаешь,  не удержалась Наташа.
     - Опять в точку, я и не буду никого переделывать. Для каждого я буду свой, они сами будут, как ты говоришь, переделываться. Не сразу, медленно, но будут. Главное задать направление. Вот была бы та моя жена, ты, конечно, сейчас будешь доказывать обратное, но тебя переделать проще. Ты умеешь думать, размышлять, с тобой просто надо общаться, хотя в итоге, может и переделывать бы, ничего не пришлось. Другой девушке, вполне возможно, потребовались годы, определённые подходы, и постоянный пример. Ведь, все мы как дети, копируем друг у друга те или иные привычки, жесты, а после и мысли.
     - Но, зачем? Ведь мы все разные и этим мы и интересны друг другу.
     - Так  и я не подразумеваю клонирование и единообразие. Мне просто кажется, что чем сложнее становится наш мир, тем сложней становятся и отношения. При неизменной физиологии человека за последнюю тысячу лет, мы себе прививаем новые формы общения, новую культуру и новые сложности, которых можно избежать.
     - Например? - вставила моя собеседница.
     - Например, правда, это было уже давненько, - с усмешкой сказал я, - когда мы оставались наедине, то в любую свободную минуту, друг у друга искали блох на голове и всё внимание уделяли себе, а не сидели в одной комнате, упёршись глазами в разные гаджеты.
     - Да, но когда забивали мамонта, самая крикливая и скандальная из самок, приносила в дом больший кусок мяса, а не самая интеллигентная и домашняя, заботливо вылавливающая блох у детей и мужа, тем самым показывая, что жизнь усложняется и надо к ней приспосабливаться и подстраиваться, - парировала она.
     - Возможно этим, она больше привлекала внимание самцов, нежели добивалась успеха большей добычи. Поэтому неизвестно, каким способом ей достался больший кусок, - вставил я, а она продолжила:
     - Ладно, спорить и рассуждать про древние времена можно долго. И, где то, я соглашусь, что друг другу мы сейчас уделяем меньше времени и внимания, правда, в  юные года это даже не помеха. Ведь когда есть чувства и симпатии, мы все силы бросаем друг на друга. И через гаджеты мы только усиливаем время очередной встречи, переписываясь каждую свободную минуту.
     - Так же как и отталкиваем друг друга, где вместо бурной, полной эмоций и переживаний встречи, от прожитого дня в разлуке, разговор может начаться со слов: - а почему ты мне не ответил на сообщение?
     - Но ведь это течение времени…
     - Течение времени, где общение переходит в переписку, встреча в онлайн трансляцию, а чувства в пережиток прошлого.  И это не самое страшное.  Хуже, что на задний план отступает искренность.  А если брать  более широко, то всё ещё печальней. Ранее были газеты, из которых мы узнавали новости и прочее. Пусть о многом умалчивали, что то недоговаривали, а что-то приукрашивали, но без того потока хлама и гадости, забиваемого в наши головы. А ввиду того, что сейчас,  у всех есть доступ, как к чтению, так и к публикации, то большинство новостного хлама исходит от нас же самих. И естественно, правду от вымысла никто проверять не собирается.
     - Но может, кому-то так даже интересней, может, кто то устал от рутины и, как говорил наш великий Александр Сергеевич: «Я сам обманываться рад» - вставила Наташа.
     - Да, согласен, по крайней мере, с Пушкиным, только писал он в другое время. А сейчас, рад ты обманываться или нет, в любом случае,  окунувшись в сеть и купаясь, как тебе кажется в мире свободы слова, ты имеешь все шансы потерять себя как личность, доверившись тем, кому и в кого ты хочешь поверить. Кумиром сейчас становится не тот, кто что-то сделал, а тот, о ком больше говорят. Да и всё, абсолютно всё, новости в телевизоре, реклама, шоу программы и прочее, наполнены, интересными для зрителя людьми, и ты, как зритель, всё время находишься в отслеживании чьей-то жизни и судьбы. О плохом человеке говорят или о хорошем, но из разных источников, о нём тебе напоминают ежечасно. Как только сказать будет совсем нечего, его сменит другой. Хуже, лучше, политик, актёр, не важно. Вопрос только, когда же задуматься о себе? Когда найти время вспомнить о родных? Сделать лишний звонок друзьям и родителям и узнать как у них дела, а не с целью рассказать о вновь услышанном, точнее я бы сказал, о вновь влитым в наши головы потоком новостей.
     - Так было всегда. Всегда был шанс довериться и поверить тому, кто может завести тебя в ту или иную сторону. И всегда, вне зависимости от прогресса, могли найтись дела, и было не до друзей и не до родных.
     - Да, только жизнь мы проживали свою, а не переживали за чужую.
     - Но может многие хотят, также как ты, увидеть и пережить пример кого-либо, и в конце передачи убедиться или даже посмеяться над теми, кто за той стороной экрана, причем, видя глупость некоторых героев, наверняка поднимается самооценка самого телезрителя. Правда, - с грустью добавила моя собеседница, соглашусь, что живое общение, особенно с родными, куда полезней.
     - Да ладно, - начал весело я, - ведь есть я, ты, и еще много, пока, по крайней мере, таких как мы, вот и будем спасать мир. Будем пользоваться прогрессом, но в то же время,  собирать друзей, напоминать о себе родным и близким. Вместо компьютерных игр, будем играть с детьми в футбол или прыгать через скакалку. Заменим  онлайн переписку, выездом на пикник,  ну и тем самым воспользуемся попыткой оттянуть крах человечества и возобновить веру друг к другу, закончил я, и мы снова погрузились в паузу. 

     Я снова закурил, положил пачку сигарет и зажигалку на скамейку, сделал несколько затяжек и робко спросил: - расскажешь о себе?
     - Хочешь примерить очередную маску рассказчика и познать новый образ?
     - В который раз я тебе удивляюсь, мало того, что ты меня слушала, так ещё была внимательна и может даже попыталась понять.
     - Боюсь, мне тебя нечем удивить, родилась, училась, вышла замуж. Ничего сверхъестественного.
Я попытался вспомнить ранее заданный вопрос:
     - Но ты выглядишь счастливой, жизнерадостной, а дома, как я понял, радость тебя не совсем окружает.
     - К некоторым вещам, как ты сам говорил, надо относиться проще и некоторых сложностей надо избегать. Особенно тех, на которые ты уже никак не повлияешь.
     - На многое можно повлиять и многое можно изменить, попытался вставить я.
Она взяла лежащую на скамейке пачку и, вытащив одну из нескольких оставшихся сигарет, закурила. На несколько секунд погрузившись в себя, словно вспоминая и переживая что-то давным-давно забытое, чуть отвернувшись в сторону, и сосредоточив взгляд на чем-то несуществующем,   она замерла, а после,  будто набрав сил  и мужества кому-то довериться и открыть что то своё, личное, заговорила:
     - Когда мне было тринадцать, у меня умер папа. Разбился на мотоцикле. Никто не виноват, неудачно повернул, улетел в дерево. Рядом никого не было, да если бы и был кто, спасти бы не удалось. Для меня он был всем. Учителем, другом, авторитетом и, одновременно с этим, любящим отцом.
     Это случилось вечером. Кто-то позвонил, мама куда-то срочно ушла, вернулась вся в слезах. Увидев меня, снова куда-то ушла. Я ещё ничего не знала. И даже особого значения не придала этим слезам, мало ли с подружкой поссорилась или что там у них взрослых бывает. Даже наоборот, оставшись одна в квартире, я как умалишённая бегала, прыгала, пела какие-то песни и смеялась, сама себе, выдумывая разные смешные истории.         Утомившись от беготни и увидев, что уже довольно поздно, а родителей всё нет, я, как самостоятельный ребёнок, решила, что надо доделать уроки и всем показать, что я и без надзора уже взрослая и самостоятельная.  Придут, увидят аккуратно сложенные на столе учебники и тетради и скажут, какая она у нас уже взрослая. И вот, погрузившись в тетрадь с чертежами и формулами по геометрии, я сама не заметила, как мама уже пришла. Она подошла ко мне, положила руки на плечи и сказала:
      - папы с нами больше нет, разбился в аварии.
Я резко встала, не понимая этих слов, но увидев лицо матери, уставшее и будто постаревшее за этот вечер я снова села. Мама, опустив руки, вышла из комнаты и пошла к себе. Не зная, куда себя деть и как себя вести я смотрела в тетрадь и пыталась доделать начатую задачу. Слезы катились градом, заливая формулы и расчёты, а я всё вдумывалась в них, искала ответ и решение. В голову приходил только один ответ, это не правда. Это что-то происходящее не со мной. Я сейчас, как обычно, доделаю уроки, умоюсь, почищу зубы, лягу и уже сквозь сон, услышу, как хлопнет входная дверь,  и мама, суетливо будет греметь на кухне тарелками, подогревая отцу ужин. Будто торопя события, я закрыла тетрадь, сложила всё аккуратно стопкой и пошла, готовиться ко сну. Комната родителей была открыта, мама лежала в одежде на кровати, уткнувшись в подушку и всхлипывала.  Я прошла в ванную комнату, умылась,  вернувшись к себе, переоделась и легла в кровать в надежде услышать щелчок замка нашей двери. Минута тянулась за минутой, а я всё ждала. Ничего не происходило. Когда же, когда? Сердце начало стучать сильней и тревожней, но я отгоняла от себя мысли, что это может быть на самом деле. Это просто ошибка, просто кто-то ошибся и нас с мамой обманули. Фамилии или номер телефонный перепутали, а мы тут паникуем. Сейчас откроется дверь и его голос скажет:
      - А что тут у нас за потоп, кто тут девичьими слезами полы мыть и пыль протирать собрался? 
Ну же, давай, подходи, только открой дверь и тихонько хлопни, даже спокойной ночи можешь не говорить.
      Еще некоторое время спустя я услышала, то, что совсем не ожидала, а может, не хотела услышать. Мама не смогла себя сдерживать и ревела уже навзрыд. Тотчас, будто не допуская ни единого шанса на надежду, тучи закрыли очертания месяца, стало темнее, пропали все звуки, все, кроме звуков горя и отчаяния, растекающегося по всей квартире. Какое то время сопротивляясь, я, лежа на спине, чувствовала, как слёзы катятся по щекам и впитываются в подушку, но очередной всплеск рыданий матери сломил мою волю, и полночи, плача навзрыд я, всё ещё с надеждой, уснула.

     Проснулась рано, вскочив с кровати, бросилась на кухню развеять страшный сон и увидеть семейный завтрак. Завтрака не было. Заглянув в комнату к родителям, увидела пустую, так и не расправленную со вчерашнего вечера кровать. Я была одна. Медленно я начала осознавать, нет, так не правильно будет сказано, осознавать я ещё не начала. Но начинать верить в произошедшее пришлось. Буквально через полчаса пришла мама, на голове был одет чёрный платок. Увидев меня и, наверно, не удивившись моему раннему пробуждению, она подошла, сдерживая все эмоции, обняла и сказала:
     - держись, мы с тобой справимся.
Эти слова, были как спусковой крючок к тому, что бы как раз таки не сдерживаться, а выплеснуть всё. Я ревела, а мама гладила меня по голове. То ли осознание того, что теперь она глава семьи, то ли материнский инстинкт не давал ей дать волю чувствам, не знаю. Она держала меня крепко, будто говоря, что сил у неё хватит на всё,  она рядом, сильная, волевая, но понимающая, что поддержка друг друга, требуется нам обоим.

     Два дня прошли как в вакууме. Ничего не хотелось, ни о чём не думалось, в голове витала только одна мысль, о чуде. Вдруг всё-таки что-то случится и всё будет как прежде. Я придумывала миллион версий того, как бы я тогда начала себя вести, как бы стала оберегать и заботиться о родителях. Прибегала бы со школы, быстро делала уроки, наводила порядок и бесконечно  их радовала. По любому зову прибегала бы, а не так, как ещё пару дней назад:
     - па, я занята, мне некогда, давай потом, не сегодня, и всё в том же духе.
Или вставала бы раньше всех и готовила бутерброды к завтраку. Ну что, что ещё надо было бы сделать, что бы всё было по-прежнему?
    
     Настал день похорон. Съехались родственники, пришли друзья и коллеги, соседи. Но также, в тот день, случилось нечто,  совершенно незаметное для всех окружающих, но, вполне возможно, определяющее мою дальнейшую судьбу.

     Много лет, мои родители дружили с семейной парой из соседнего подъезда. В этом ничего примечательного нет, но у них был сын, мой одноклассник, его звали Денис. С первого и до пятого  класса мы учились вместе, а потом произошёл несчастный случай. В его руках взорвалась то ли большая петарда, то ли новогодняя ракета. Месяц он пролежал в реанимации. Потерял несколько пальцев, частично лишился зрения, точнее даже сказать, что в первое время зрения почти и не было. Множество операций,  и спустя какое-то время, его зрение в три сотых, восстановили до трёх десятых. А пока это время шло, мы с одноклассниками бегали к нему, читали ему книжки  и с удовольствием поглощали всякие сладости, приготовленные его мамой. После, наши набеги были всё реже и реже, то он в больнице, то у нас куча дел, если, конечно, так можно сказать, про одиннадцатилетних подростков. Год учёбы он пропустил, поэтому, несмотря на соседство, наши интересы разошлись и случайные встречи обходились одним приветом.

     Так вот, в день похорон к нам пришли, как его родители, так и он сам. Как я говорила, зрение у него, уже более менее восстановилось, правда, надевать очки он стеснялся, но и под руку вести его уже не надо было. Я вышла заплаканная к автобусу, в который уже расселись большинство родственников, мне сказали побыстрей заходить внутрь, следом за мной, зашёл   Денис. Так получилось, что мы с ним оказались на последнем ряду автобуса, впереди, слева и справа сидели и перешёптывались мои родственники,  где-то в самом начале сидели наши с ним мамы, а в проходе, между креслами, прямо перед нами стоял закрытый гроб. Денис сначала молчал, видимо не зная, о чём в такие моменты можно говорить, но как только автобус поехал, он вдруг сказал:
     - А мой бы отец в гроб не поместился.
Надо сказать, что уже в пятом классе рост Дениса был около ста восьмидесяти сантиметров, ну а его отец, выше двух метров точно.
     - Что, не поняла? - переспросила я.
- Отец мой, не поместился бы, - повторил он,  - или ноги бы торчали или голова. Пришлось бы подгибать или отрезать, что бы рядом положить.
     Какая же это была глупость. Но в том возрасте не всегда думаешь, что говоришь. Он добавил ещё пару шуток, я, как бы из уважения улыбнулась, но после, он развернул прямо спектакль.  Поднимал ноги, что бы голова оказалась между ними или имитировал, что снимает голову и кладет подмышку, в итоге, я всё-таки  засмеялась.  А потом были шутки ещё и ещё, прямо, как мы с тобой, только что шутили про Ньютона, так и тогда, две его короткие фразы превратили нашу поездку в весёлое путешествие. Даже моя мама, сидящая в самом начале автобуса,  услышала и что-то сквозь автобус попыталась мне сказать, но её быстро успокоили родственники, сказав, что у девочки истерика, лучше не приставать, быстрей пройдет. Может и в действительности, мой смех был несколько истеричным, от пережитого за последние два дня. В то же время он был откровенным. Первый раз за эти дни, и дело даже не в смехе,  я отвлеклась. Отвлеклась от мысли потери, от мысли того, что жизнь остановилась, отвлеклась от тянущихся минут тишины и одиночества.
     Автобус начал останавливаться, наш с Денисом смех мгновенно исчез, будто мы, из какой-то страны Грёз, снова очутились в реальности. Все стали выходить из автобуса, Денис вышел первый и галантно подал мне руку. Еле слышно и уже снова со слезами на глазах, я сказала спасибо, но он, не выпуская мою руку и чуть отведя меня в сторону сказал:
     - Есть вещи, на которые ты уже не повлияешь, но есть много чего, на что повлиять сможешь только ты, и всё будет зависеть только от тебя, держись.
     После были слёзы, прощания, много слов и воспоминаний. Денис ко мне больше не подходил, но весь тот день, его последняя фраза не выходила из моей головы. После стольких глупых слов и шуток, было невозможно поверить в то, что он так мог сказать. Но вспомнив, сколько он сам пережил за последний год,  в каком он мог быть состоянии, когда вдруг, в один миг оказался в темноте. Когда все близкие были рядом, живые и здоровые, но в то же время, наяву, он  их, возможно, больше не увидит. Когда он ощущал тепло солнца, но ослепляло оно лишь яркими картинками воспоминаний из прошлого. Это были его слова. Не выдержки из романа и не интервью, записанные со слов великих и известных людей. Это были чувства ранее испытанные и пережитые. В его словах была боль, но в то же время, в них было лекарство, способное эту боль победить.

     Я только спустя несколько лет поняла, насколько в ту минуту мне помог Денис. Ведь он просто вырвал меня из плена, в который я сама себя пыталась заточить. Понятно, время лечит и так далее, но пока оно лечит оно и идёт. Знаешь, дети лучшие психологи. Вот был бы на его месте взрослый, что бы он мне мог сказать, как успокоить, чем отвлечь? Только наоборот, вогнать в большую депрессию. Особенно многим нравится: поплачь, легче будет, да отчего легче то?
     Так вот, в отличие от всех сочувствующих взрослых, он мне сказал и показал, что надо жить дальше. Только это было на нашем, детском языке и на детском восприятии и подсознании. И смысл был не в том, что в любую трудную минуту, найдутся люди, кто тебя поддержит. Смысл был в том, что как бы не было тяжело и больно,  время будет идти дальше, и на что ты его потратишь, будет зависеть только от тебя.  На слёзы, воспоминания, переживание  и грусть или на  заботу о тех, кто ещё рядом, на друзей, на любовь, на дальнейшую жизнь.

     И ведь, знаешь, спустя какое то время, я стала по-настоящему счастлива.  Я выливала всю свою любовь и заботу на маму, а после на мужа, далее на ребёнка.
В этот момент, слеза покатилась по её щеке, но быстро махнув ее, она продолжила:
     - Я понимала, что та частичка света в их глазах, их улыбки, их любовь, во многом зависят от меня. Многие приоритеты в моей голове были вычеркнуты, многие поменялись местами. Даже смерть отца я воспринимала, как его последний и самый главный урок:  всё, что он мог дать, он дал, детство кончилось и далее он должен не мешать мне взрослеть, по-настоящему, без помощи, без советов, без надзора. Теперь моя очередь.
     Конечно, не сразу всё стало так просто, я ещё долгое время верила в чудо, в глубине души надеялась, ждала, а вдруг…
     Но время шло, чудес не было, даже наоборот. Спустя, примерно, полгода, в дверь позвонили. Я открыла, на пороге стоял бородатый, и очень весёлый и жизнерадостный  дядька, лет сорока-пятидесяти, из-за бороды было не понять. И говорит:
     - Папу позови.
 Я была, отчасти, так ошарашена, что от волнения сказала, что его нет. На что он радостно сказал:
     - Да ладно, зови его, если спит, так буди, скажи Колька из гаража пришёл.
Я ничего ему не ответила и просто закрыла дверь. В тот момент мне было ужасно не по себе, да нет, мне стало просто очень плохо. И дело не в том, что я кого-то обманула, дело было в том, что в чьей-то жизни, он был ещё живой, кто-то его ещё ждал, причём без всяких чудес.
     Через час он снова пришёл и говорит:
      - Твой папка нам в гараже слово дал, что свой мотоцикл только у нас будет обслуживать и чинить, а если надумает продать, то в первую очередь обратится к нам, вот, и адрес свой оставил. Давненько его не было, поэтому я и пришел, вдруг он продавать надумал.
     Я заплакала и сказала, что он умер, полгода назад. Дядька ничего не стал больше спрашивать, его улыбка ушла, он виновато сказал, извините, и ушёл. Весь тот день, я была в воспоминаниях и слезах, спасала только та, засевшая глубоко в мозг, фраза Дениса: есть вещи, на которые я не повлияю.

Как то так, и надеюсь, сейчас ты не начнёшь доказывать, что повлиять можно на всё?

     Я был ошарашен этой историей. В ней было столько смысла, боли, столько несказанного, но столько для меня открытого, откровенного, что я не решался, что-либо произнести.  Теперь я понимал, почему её не ждут дома. Понимал, изначально  сказанное: родилась, училась, вышла замуж и сказанное в конце: выливала любовь на мать, мужа, ребенка.  Ребенка. Не просто так было сказано это слово. Я понимал эти вдруг выступившие слёзы. Я понимал, что она пытается быть сильной и не сдаваться. А эта встреча, была не чем иным, как повторением той встречи с её одноклассником, где она хоть на минуту отвлеклась. Я не люблю лезть с советами и влезать в личное, но в тот момент, мне показалось, что от меня ждут нечто большее, чем просто быть слушателем.
     - Как сказал твой друг детства, кроме того, на что ты не сможешь повлиять, есть многое, что будет зависеть только от тебя. Сейчас тебе не поможет ни мой совет, ни чей либо ещё. Для твоего мужа алкоголь, это вариант отвлечь себя и найти сострадание у других. Для тебя, как ты и сама понимаешь, уготовлен путь стать ещё сильнее, что, возможно, только и спасет ваши отношения. 
     - Может, ты и вправду понимаешь больше, чем сказано. Да, у нас умер сын, ему еще и трёх не исполнилось. Когда он родился, я сказала мужу, что хочу назвать его как отца - Миша. Муж был против, говорил, что каждому нужна своя судьба и своё имя, но я настояла. Когда сын заболел и врачи сказали, что бессильны, муж просто сорвался. И про имя вспомнил, что он был против, я не сдержалась и ответила, что он сам накаркал, в и вроде мы чувствуем, что нуждаемся друг в друге, а перед нами, как стена, невидимая, но несокрушимая. Как тени, ходим по квартире, друг другу слово сказать боимся.
     Я слушал,  понимая, что мой мозг перебирает сотни выслушанных и проанализированных историй. Ищет хоть какие-то совпадения и решение похожих ситуаций. Она снова закурила,  я задал несколько вопросов о её муже, пытаясь найти точки соприкосновения и его место в её жизни и сказал:
     - Я не могу дать тебе какой-либо совет, могу сказать лишь одно, все люди разные, но в то же время, все мы одинаковы. Все проблемы решаемы, если их хотят решить. Просто иногда, необходимо выбрать нужное место и нужное время. Видимо, ваше ещё не настало, и отчаиваться не стоит. Ты сильная...
     - Ладно, не продолжай, - перебила она, - а то у меня сложится впечатление, что я на исповеди, и начать я должна была со слов: - святой отец, я согрешила.
Она улыбнулась и сказала:
     - Давай всё с начала.
     - Не понял? - Я даже оторопел от её перемены,  от того, что одной фразой она не только решила перебить тему, но еще и настроение.
     - Водку пить будешь? - С той же интонацией, как и в  первый раз,  спросила она. Но на этот раз из сумки, кроме той начатой бутылки, она извлекла пару бутербродов, пластиковые стаканчики и длинный огурец, который она сразу разломала пополам.
     - Муж уже спит, наверно кто-то из друзей заходил, и закуска на столе осталась и даже спиртное.  В общем, я, как супершпион, утащила закуску и решила, что если явка не будет провалена, то есть, если ты к этому времени ещё не свалишь, то почему бы и не посидеть, и, озираясь вокруг, добавила, - в уютной остановочной атмосфере.
     Я понял, что личное должно уйти на дальний план и, взяв инициативу, в виде бутылки, в свои руки, разлил по стаканам. Встал со стаканом в руке и, замечая, что она явно переживает, за то, что я могу сказать первым тостом, я произнёс:
     - За Ньютона.
     - В точку, - поддержала она и мы, выпив одновременно, почти также одновременно взяли половинки огурцов и откусили, всем видом показывая, что наслаждение от трапезы и компании, совсем не зависит от места данного времяпровождения и количества яств.   
     Через пару тостов, за притяжение и размер яблок, я рассказал ей, недавнюю историю в пиратском баре. Она опять поразила меня своей внимательностью и вопросами обо всех мелочах, которые я мог вспомнить. Я ещё не анализировал тот день, ведь он был только вчера и поэтому, мы решили пройти по моим воспоминаниям вместе. Наибольшее внимание мы, почему-то, уделили невзрачным песочным часам на стойке бара. Именно они были зацепкой к тому, что стало моим желанием сменить место. Ведь, даже тот мужик говорил: - неужели ты слышал, что замышляет та компания, которая, позже, выходя из соседнего зала, решила начать беситься, прыгать и скакать как обезьяны? Нет, конечно, не слышал. Но именно фраза о том, что ваше время истекло, прозвучала в моей голове за секунды, до того момента, что я решил сменить место. Почему?
     - А знаешь, - сказала Наташа, - ведь не зря, многое из области фантастики, стало реальностью, может быть и в этом случае, то, что называют предзнаменованием и знаками судьбы с тобой и происходило?
     - Ну не являюсь же я избранным, даже смешно, ведь так, по знакам, каждый должен поступать или, в конце концов, отступать. Тем более, я думаю, в день происходит по сотне таких случаев, просто менее заметных.
     - Может, есть вещи, которые кто-то может заметить, даже, как ты говоришь, подсознательно, а кто-то не обратит на них внимание. Ведь помнишь, сколько историй рассказывают после различных происшествий или несчастных случаев. О том, как мать чувствовала, что нельзя отпускать сына или дочь,  ощущая что-то не ладное.  Или, как друзья погибшего говорили, что перед аварией, их друг как-то, через чур со всеми прощался и обнимался. И как все говорят, он, будто предвидел, что это его последний день. Как  сразу вспоминают  всякие странности и необычное поведение  последних дней. Вот и у тебя, был маленький, ничем не приметный шанс, который ты использовал и обратил в свою сторону. Прям, мистика какая-то.
     - В том то и дело, мне не хочется верить ни в мистику, ни во что-либо подобное. Хотелось бы логики и здравого смысла. В данном случае, допускаю факт удачи. Но в других,  случаях так называемой удачи, я все-таки вижу работу нашего подсознания, скрытого, но постоянно работающего. К примеру:
     - Только захотел сесть в автобус и вдруг передумал, а через пять минут этот автобус в канаве. Почему? Не почему в канаве, а почему передумал в него сесть? Может вид водителя показался болезненным, может запах тормозной жидкости был, может при приближении автобуса, что-то показалось неисправным? Мы об этом не думаем, просто будто какой-то порыв или вдруг появившееся дело отвлекают от поездки на этом транспорте. Но что-то управляет этим порывом? Может что-то глубоко запрятанное в голове, проводящее свой, независимый и просчитывающий сотни факторов анализ. Скорость работы подсознания должна быть колоссальна. В отличие от наших мыслей, на его уровне слова не нужны. Идет обмен информацией между какими-то отсеками разума и памяти, на основе чего принимается решение, которое, трансформируясь в наши ощущения, может выразиться  действиями или словами.  Что кошка, что человек, убегая от собаки, не будут думать: - о, вот дерево, сейчас я залезу на него. Все пользуются ранее заложенной информацией и, видя один из вариантов спасения,  его используют, без слов и без размышлений. Так и с автобусом, подсознание высчитало что-то, свело в одно место несколько незаметных факторов, говорящих о  возможной опасности и нашло причину отвлечь.  А позже, мы начинаем верить чудо, интуицию или шестое чувство.
     - Ты можешь назвать это подсознанием и работой мозга, но всем проще назвать это предчувствием или шестым чувством. В конце концов, - добавила она, ты не управляешь им, поэтому не в силах его объяснить. А то, что нельзя объяснить, исходя из логики и здравого смысла, проще назвать предчувствием или шестым чувством.
     - В точку. Ты попала прямо в точку. Ведь именно этим я и занимаюсь, только не смог тебе объяснить, чего я от себя хочу. Именно, дойти до уровня подсознания и, если не научиться им управлять, то хотя бы нащупать ту грань, понять его силы и возможности.   
     - А не нащупали ли ту грань, те, кто находится в сумасшедшем доме? С улыбкой спросила она.
     - Возможно, также улыбаясь ответил я и добавил: - только через чур уж многогранные люди там сидят и рваться к ним за знаниями, я бы пока воздержался. Правда, как показывает история, то само общество, политика и власть, иногда настаивают на принудительном получении знаний и, - после некоторой паузы добавил, - хотя, в то же время, я уверен, что некоторые интересные образцы там обитают.
     Наташа мгновенно отреагировала:
     - Может, в этих последних словах, и есть то скрытое от тебя, но подсознательно тобой продуманное и теперь произнесенное - образцы. То ли то, к чему надо стремиться, как к образцу подражания. То ли образец, как пробный экземпляр, не изученный,  и неизвестно пригодный ли для жизни, а что еще страшнее, не опасен ли этот образец для окружающих? И вот к какому образу дано приблизится тебе, остается загадкой. Пока, судя по твоим опытам,  напрашивается образ жмурика под забором от передоза.
     - Давай, на посошок, - добавила она, подставляя стаканчик, - а то уже утро, и скоро наше остановочное пристанище снова станет местом общественного пользования, да и пора. Мы молча выпили, она собрала в сумку всё, что осталось, перекинула ее через плечо и, не оборачиваясь, пошла в  направлении своего дома. Потом, так же как и первый раз, не останавливаясь, повернулась, и, шагая спиной вперед, крикнула: - спасибо тебе. И снова развернувшись, поспешила прочь.

     Время спустя, я вспоминал ту странную, случайную встречу. Мой изношенный, изнасилованный самим собой организм вел очередную борьбу за выживание, но обо всем по порядку.
     Только вернувшись домой, я почувствовал, как  устал. Через силу принял душ, почистил зубы и лег спать. Так много мыслей идей и споров с самим собой крутилось в голове, что хотелось кричать, но только не проваливаться в сон. Ведь наступит утро и нить мыслей этого мгновения уже не поймать, но утро уже наступило, мелькнуло в голове, я ведь пришел только утром…


                Глава 10.

     Открыв глаза, я ещё некоторое время приходил в себя, соображая, что было во сне, а что наяву. Судя по шести часам вечера, всё вчерашнее это не сон, как, впрочем, и происходящее днём ранее.  Анализ, каждому дню, я посвящал время на его анализ. С чего начать? Но эта мысль начала теряться в приступе головокружения, как только я решил повернуть голову. Замер, но приступ тошноты начал подступать к горлу. Встал и шатаясь направился в уборную. Вроде прошло. Так, спокойно, организм отравлен, обезвожен и чёрт его знает, что еще с ним происходит после двухдневного отдыха. В горле пересохло, но пить пока нежелательно. Сделав еще несколько шагов, почувствовал, как участилось сердцебиение, но возрастала слабость. Попытка лечь дала новый приступ тошноты, опять прошедший после нескольких шагов в сторону ванной комнаты. Ясно, как только я пытаюсь  расслабиться, расслабляется не только мышечная часть тела, но и внутренние органы, где каждый борется за свое выживание, в целом пытаясь не дать погибнуть всему организму. Если не двигаться, сердце замедляет ритм, кровь проходит более медленную очистку, мозг получает меньше кислорода, но для выживания дает команду желудку, избавиться от токсинов и прочей отравы, естественным способом, но по ближайшему пути выхода. А это, в свою очередь, заставит на некоторое время участить сердцебиение, схватить чуть больше кислорода, прогнать кровь через печень, тем самым подчищая уже впитанное и  после, будет легче отключить организм хоть на некоторое время, дабы сберечь силы и попытаться восстановить жизнеспособность.
      Если идти другим путём, значит надо двигаться и заставлять организм работать  самому. Пробежка, конечно, не помешала бы, подумал я, как бы пытаясь в мыслях пошутить  сам над собой, но надо хотя бы заставить себя выйти на прогулку.  На улице уже темнело,  медленно и лениво я шагал вокруг своего дома. Отдаляться от него не хотелось, что бы в любой момент, можно было не спеша вернуться, но и циклично повторять маршрут быстро наскучило, подметил я, проходя в очередной раз мимо своей парадной. Пока я представлял для себя два варианта, либо нагулять аппетит, а значило бы, что организм  приходит в норму, либо выбиться из сил и пойти спать, где на своем подсознательном уровне мозг сам раздаст все команды на восстановление.
     Аппетит  не приходил, усталость наваливалась. «А может?» - мелькнула мысль, «Воспользоваться порошком? Ведь на этом часть моего эксперимента и строится. Попробовать привыкнуть, затем силой своего разума и воли отвыкнуть, а может, дать понять себе, что для меня это не тот срок и не те дозы, что бы втянуться и подсесть на наркотик. Но почему мелькнула эта мысль? Может эксперимент уже дошел до той точки, когда следует остановиться?»
     Готовить раствор и колоть я был не готов, поэтому выбрал, как и в предыдущий раз, способ вдыхания. Теперь это была полная доза. Вдох, некоторое пощипывание в носу и замирание, чтобы не дать организму отреагировать естественным чихом. Минута, три, пять, время замерло…

     Да, вот он тот миг, к которому стремятся поэты и философы, гении и бездари. Возможно, эти секунды и мгновения, подметил   Омар Хайям:

«Когда бываю трезв, не мил мне белый свет,
Когда бываю пьян, впадает разум в бред.
Лишь состояние меж трезвостью и хмелем
Ценю я, - вне его для нас блаженства нет.»

     Миг, как лезвие бритвы, с которого лучше сойти, так как следующий шаг может оказаться последним. Но именно в эти секунды ты осознаешь  величие времени и ничтожность себя. Ту мощь своего разума и то бессилье, и скудость ума в его использовании.

     Я громко рассмеялся, - нет привыкания, ни с первого, ни со второго, а может и с десятого раза. Есть влечение к этим секундам, к наслаждению, которого, ты ни в какой другой миг не испытываешь. И не от привыкания, а от слабости человеческой возникает потребность к следующей дозе. Слабость, выражающаяся в отсутствии поиска пути к счастью. В ненадобности побеждать или быть побежденным. Где нет смысла искать любовь,  испытывать печаль или радость, где нет повода для обид и тем более, для дуэлей. Где не нужен адреналин и испытание себя на прочность. Где не надо показывать себя героем или бояться быть увиденным в глазах друзей предателем, не надо гордиться собой и уж тем более, быть гордым за кого то, где ты ни кому, ни чем не обязан.  Вот он, самый короткий путь к нирване. Избавление от всех бед, страданий, и мытарств в постоянной жизненной борьбе.
    
     Но здесь же и подвох, который не каждому суждено заметить. Есть миг, где мозг получает свободу от мыслей, тревог, переживаний, желаний и разочарований. И это мгновение, как огромная пропасть во времени, куда сделав шаг, будешь лететь, и не достигнув дна, будешь определенно полагать, что это и есть смысл жизни,  в котором прорисован радостный и долгожданный, в то же время недосягаемый финал. А можно, оставшись на краю пропасти, успеть удивиться широте граней своего сознания, где человеку открывается новый мир и понимание жизни, но в то же время…

     Я и сам не заметил, что неясно откуда всплывшие в памяти строки Омар Хайяма, сами собой вооружили меня ручкой и несколькими листами бумаги,  и на все той же доске для черчения, я записывал все те мысли, возникшие вместе со строками персидского философа.

     Я писал, наслаждаясь моментом той пойманной мысли, не важно, кем я был, гением или бездарем, важно, что я был тем, кто успел, кто сумел эту мысль вовремя  схватить  и не упустить. Ведь секунда может решить всё. Вот она грань. Купаться в мыслях, когда мозг позволяет тебе пользоваться своими дарами беспрепятственно, тянуть за нить и находить в мгновение нужный ответ или отображать сразу суть, не отвлекаясь на, казалось бы, значимые аспекты,  которые в любой другой момент, показались бы более первостепенными, чем искомое и истинное.

     Мозг открывал двери в давно забытые знания, где формулы, текли как чистый горный ручей. Черпнул ладошкой, и вот она, нужная, и не только буквенная, «а», «б», «с», «икс», «игрек», она объемная, где ты можешь смотреть на нее со всех сторон. Смотреть и видеть, как, словно лучи, от нее отходят аксиомы, теоремы, последовательности и прочее, то, из чего она слеплена. Несколько лучей ведут уже к другим, более сложным вычислениям и, в конце концов, в бесконечное множество теорем и доказательств. Какие-то, яркой вспышкой показывают, что это зазубрено и выучено, какие-то, теряясь и тускнея, как бы говорят: - этих знаний в твоей копилке нет. Нет, но ты можешь этого достигнуть. Тут же крутились другие буквы, цифры, исторические даты, личности, географические  точки, и все они, переплетаясь друг с другом, образовывали замысловатую паутину, которая, словно винтовая лестница, спиралью уходила в бесконечную пропасть. Стоп, стоп…

     Спокойно, вот он подвох. С чего я начал? С пропасти, в которую можно шагнуть? Нет, раньше. Путь к нирване? Влечение, наслаждение, нет привыкания. Да. Был мой смех и вывод, что нет привыкания. Но как же манит та открытая в данный момент глубина своего разума. Как хочется искупаться в  своих же знаниях, давно стёршихся, как казалось, из памяти. 

     В тот же момент, маленькая, расплывчатая и постепенно гаснущая мысль напоминала, это капкан. Капкан своего же разума, заманивающего проникать все дальше и дальше, уходить вглубь и, как казалось, встать на путь истинный, путь знаний, открытий, совершенствований и наслаждений этими дарами. Наслаждение, вот он капкан. Это стремление к наслаждению. И если мой разум наслаждался знаниями, поиском  и прочим, что я мог упустить или не осознавать в более раннем возрасте, то разум другого человека мог найти и находил наслаждение в других областях своего сознания. Будь то любовные воспоминания или воображения, приключения или страх.
     Да, мозг может нарисовать или дорисовать любое твое желание, реальность отходит на задний план, потому что реальность не подвластна только лишь желаниям. А здесь всё в твоей власти. Разум в этом состоянии готов предоставить тебе все, что ты хочешь. И нет ничего желанней, испытать это еще раз. Что такое оргазм - минута счастья, наивысшая точка блаженства, добытая ласками и, хоть приятным, но физическим трудом. Да это ничто. Ведь сейчас наивысшая точка блаженства может длиться час, два, три, причем  без лишних  усилий, без поисков партнера, без суеты, нервов, и прочего. В любой сфере, в любом направлении.
     Хочешь написать, сочинить новую, неповторимую мелодию, вот она здесь, только соединяй нужные нити, отбрасывая похожие в сторону, прокрути ее в своем разуме, замени несколько мелких фрагментов, выделенным ярким свечением, они кем-то уже созданы, и вот он шедевр. Вопрос только, хватит ли тебе сил, сесть за инструмент и все это записать, сделать это сейчас же или в блаженстве поиска новых форм  и звучаний ты окунешься дальше. Дальше, в капкан своего разума. Где, всё то, начальное, будет исчезать, а ты, в поисках нового, будешь уходить все дальше и дальше. В бездну райских ощущений, постепенно забывая, в чем была суть первоначального наслаждения и того, уже  созданного тобой, нетленного творения, но это не так уж важно, подскажет тебе мозг, уверенно погружаясь в эйфорию и беспамятство.

     Так, стоп, а в поисках чего я? В поисках себя, да, нет, но поиск себя это немного не то, нежели изучение себя. Да, вспомнил, нет привыкания. Необходимо быть рядом с этой мыслью, находить ответы только на свои вопросы. Ответы на вопросы.
     Вот она, одна из последних загадок. Удача, совпадение или работа своего подсознания. Пиратский бар и обрушение потолка. Что я мог видеть, и что ускользнуло от моего внимания. Где искать смысл и почему, глядя на песочные часы, мелькнула мысль, - ваше время истекло. Мозг будто очистился и превратился в черный необъятный космос. Затем начал рисовать план помещения, постепенно усложняя и выводя уже трехмерную картинку питейного заведения. Как в компьютерной графике быстро возводились контуры стен, потолков, барной стойки, столов, скамеек и прочего. И вот оно, смоделированное, полупрозрачное, объемное помещение из белых линий, очерчивающих каждое искривление и каждую деталь в трехмерном пространстве. А теперь память начала вырисовывать мой маршрут. Я вхожу, передо мной стойка бара, её образ преобразуется из графической картинки в реальную. Я будто переключаю вид модели на вид готового изделия и обратно. Бармен из реального человека превращается в мультяшный персонаж из линий и штрихов. Песочные часы текут тонкой струйкой песка или быстрыми компьютерными штрихами и точками. Поворачиваю голову налево, в ту часть зала, где произошло крушение. Охватываю весь объем помещения, после чего внимание моего взгляда обращается к потолку и к еще пока стоящей на месте балки, которая вдруг начала менять цвет и часть белых линий, в месте её соприкосновения с потолком, стали краснеть.    
     Будто инженер конструктор мне показывал в чертежах, на что надо обратить внимание и в программе редакторе увеличивал нужные  фрагменты. Линия балки не примыкала к потолку. Был виден прогиб, небольшой, не более пяти миллиметров и красная линия балки не соприкасалась с белой плоскостью потолка,  а как только мозг заменял рисованное изображение на реальное, было видно, как в месте их стыка, отслоилась краска и чернела щель. Это еще раз подтверждало, балка не держит потолок, балка только декорация. И об этом, видимо, знали не все декораторы. По крайней мере, те, кто прикручивал трос якоря и весь остальной крепеж с атрибутами моря, даже не догадывались об отсутствии несущей способности этого элемента. Картинка снова начала уменьшаться, снова был виден весь объем этого зала.    
     Я начал садиться на скамейку, но услышал голоса, доносившиеся из-за спины, а точнее из-за паруса в конце зала. Парус источал свет. Будто в мультфильме прокрутилась запись, как бармен приносит пиво с закуской, уходит, кадры вновь начали воспроизводиться с обычной скоростью. Мозг начал выделять цветом скамейку, на которой я сидел. Видимо весь антураж мебели был выполнен вручную, так как, нарисовав мой силуэт,  и выделив некоторые фрагменты другим цветом было понятно, что сидеть на этом месте, мне будет не комфортно. Угол наклона спинки был больше, чем у скамейки напротив. Также она была отодвинута от стола чуть дальше и человеку моей комплекции, для того что бы взять бокал, необходимо каждый раз, либо отрывать тело от спинки, либо постоянно вытягивать прямо руку. После, внимание снова было обращено на парус, еще более яркого свечения, чем несколько минут ранее. Это свечение нарастало, парус, словно в зеркало воды бросили камень, вибрировал от центра к краям, в такт шуму, скрывающемуся за ним и будто говорил, вероятна любая опасность.
     Картинка снова уменьшилась, теперь на первом плане был я, а парус, малым, но четким пятном пульсировал за моей спиной. Да, я понял подсказку мозга, ошибка в том, что к данной,  вероятной угрозе я сижу спиной, а незнание опасности, уменьшает шанс безопасности. Я, будто неосознанно, встал, обошел стол и занял, как я теперь понимаю, не только безопасное, но и более комфортное место. Сейчас парус был у меня на виду, он блестел и переливался всеми цветами, но был под контролем. Позвоночник расслабился почувствовав удобство спинки и уют.

     Вот и всё. Предчувствие, удача, шестое чувство, как хочешь можно это назвать, но все складывалось и соединялось воедино из трех фактов. Факт возможной опасности, в виде плохо закрепленного элемента декора, факт вероятной опасности, в виде шумной, неизвестной компании и факт комфорта. Даже лодка особо не выделялась цветом, видимо не несла большой угрозы и дискомфорта.
     Ярко белыми, толстыми контурами было выделено место, где сидел водитель, как самое комфортное и безопасное, это еще раз подтверждало, что уровень его подсознания тоже не дремал.  Никаких песочных часов, «Веселых Роджеров и прочего. Игра воображения и надуманных иллюзий отличалась от подсознательных выводов. Фраза «Ваше время истекло», была просто воспоминанием на увиденный когда-то и предстающий теперь, черный флаг: череп, кости и песочные часы.
     Да, с той ночью мне стало все понятно, но раз уж разум так открыт, может, стоит найти ответ и на главный вопрос, как управлять своим подсознанием?

     Я снова, будто погрузился в черный бесконечный космос, на фоне которого, вдруг начали появляться рисунки. Сначала, простые: круг, квадрат, треугольник. Затем, звезды и прочие многоугольники,  разнообразие их росло и обретало объем. Тут же вырастали деревья, взлетали птицы, проносились друг за другом животные, ползали и летали насекомые и все это, нагромождалось одно на другое. Темп  воображаемого рисунка нарастал и вскоре, это был полный хаос из мелькающих и сливающихся друг с другом предметов, будто мозг хотел воспроизвести всё видимое когда-либо, а заодно, воображаемое и придуманное за весь период жизни. Тут же мелькали лица, фигуры, одновременно включались телевизоры с кинокартинами, новостями, спортивными программами, звенели будильники, колокола и со всех сторон из воображаемых динамиков доносились голоса рок-групп, оперных и прочих исполнителей, звучала классическая и психоделическая музыка. Рояль, гитара, труба, балалайка, пение птиц и рычание хищников, звуки прибоя и водопадов. Хаотичность и бессмыслицу этого нагромождения, уже нельзя было назвать какофонией. Частота звука  превысила доступные, для восприятия человеком диапазоны. Его громкость, должна была порвать барабанные перепонки и начать разрушать тело. Одновременно с этим, всё видимое, что мелькало в разуме, накладывалось друг на друга , пока не  слилось в один белый, яркий, обжигающий глаза свет.

     Мозг отключился, тело упало.  Из носа, ушей и рта стекали капли крови.

     Сколько я был в отключке, не знаю. Опять такое же утро. Такое же непонятное, как вчера, как по времени, так и по состоянию. Я все осознаю, но боюсь не только пошевелиться, даже глаза открыть. Зря боялся, всё произошло мгновение спустя, после первой осознанной мысли. Меня стошнило. Сдерживая следующий позыв, кое-как поднимаюсь и бегу в туалет. Все повторяется снова и снова, до тех пор, пока организм не начал выдавливать из себя жёлчь. Всё, опустошать больше нечего. Собрав силы, встаю, дохожу до ванной, умываюсь холодной водой. Не выключая воду, опираясь на край раковины, периодически подставляю руку под воду, смачиваю лицо. Тело выбивало мелкую дрожь. Позывы желудка не прошли, его, будто половую тряпку, выжимала уборщица со стажем, сжимало и вертело, но внутри пусто и выдавить что-либо еще, не представлялось возможным . Чтобы, хоть как-то, усмирить боль, пью тут же, из под крана и, минуту спустя, выплескиваю все в раковину. Снова подставляю ладонь под воду, что бы кроме болевых, телесных ощущений, были еще  какие-нибудь. После очередного глотка, все симптомы повторились. Теперь тело не просто дрожало, меня всего трясло. Сил не было. Но лежать было невыносимо. Единственная спасающая поза, сесть на корточки и обхватив руками колени упереться в них головой. После получаса забытья, открываю глаза.
     Надо вставать, но тело противится любому движению. Несколько попыток, всё тщетно. Руки отказываются разжать стиснутое в комок тело. Ощущение, что проблема, не сколько в мышцах, сколько в скелете, который будто отделился и переносит боль самостоятельно.    
     Будто все нервные окончания спрятались в нем и мышечная ткань не подвластна командам мозга. В то же время, я понимаю, что без проблем могу встать, походить, трезво поразмышлять, но что-то неподвластное, заставляет меня сидеть в этом сжатом клубке, дрожать и убивать все мысли, кроме одной - мне плохо. Мне чертовски плохо, мне ужасно плохо, мне… и тут же появляется маленькая, еще не заметная, полупрозрачная дума, преходящая в размышление, о том, как быстро встать на ноги и забыть этот момент раз и навсегда, просто взять порошок.    

     Всего то, чуть порошка, на минуту побороть это состояние, взять пакетик и войти в обычный ритм жизни.
     Эта идея, мгновенно забивающая все предыдущие мысли, а заодно и физические боли, быстро дает свои результаты. Я без труда сжимаю-разжимаю кисти, выпрямляю руки с характерным потрескиванием локтевых суставов. После, скрестив пальцы рук, закладываю их за затылок и, будто сопротивляясь и напрягая шейные мышцы,  отклоняю голову назад. Будто получив хороший заряд и позитивный настрой, расцепляю руки и выпрямляюсь. Попытка также бодро встать успеха не принесла. Тело опять судорожно затрясло. Видимо в отключке я провел больше суток. Когда я последний раз ел? Не помню, попытка вспомнить возвращала к мыслям о своем состоянии и жалости к самому себе, позитивный настрой испарялся быстрее, чем он наступил.

     Очередная попытка встать. Меня мотало из стороны в сторону, но опираясь на стену и дверь ванной комнаты, я, в конце концов, поднялся. Часть стены, на которую я опирался, занимало зеркало, из которого, на меня смотрело небритое, истощенное лицо, с засохшими подтеками крови из ушей и под носом. Красные от многочисленных лопнувших сосудов белки глаз, в которых едва различимым пятном мутнел зрачок, а на четверть закрывал слой гноя, высохший и частью прилипший к векам и ресницам. Буд-то в ответ, на незаданный вопрос о своем состоянии, мозг пронзила вспышка света и короткий, но громкий звук, заставляющий закрыть руками уши, а закрытые глаза сжать еще сильней. Это длилось менее секунды, но для запуска процесса воспоминаний, хватило бы и более короткого мига.

     Записи, были записи или это мой воображаемый бред? Тело, а точнее его несущая, скелетная часть, настаивало принять позу эмбриона, но держась за стену и пошатываясь, я вошел в комнату. Чертежная доска и на ней несколько листов. От дверей не видно, таят они в себе хоть что-либо или это просто листы, как тот, мой первый шедевр с треугольником-парусником. Мозг набирал обороты, и боль постепенно отходила на задний план. Несколько шагов в сторону рабочего места и я уже вижу размашистость своего почерка. Более не сопротивляясь порывам тела сжаться, но прежде схватив несколько листов, сажусь на пол, опираясь спиной на раму кульмана.
    
     Нет привыкания, есть стремление в мир наслаждений. Нет привыкания, нет привыкания и далее, эти два слова идут до конца листа, только написаны они в виде офтальмологической таблицы, где верхняя строка идет большими печатными буквами, а ниже буквы все меньше и меньше, пока не превращаются в тонкую прерывистую линию.
Отрываю руку от колен, чтобы взять следующий лист. Первая строка неизменна, «нет привыкания», «нет привыкания», затем слово «Капкан» и несколько раз та же повторяющаяся надпись, только  на английском «not addictive» . Далее шел вполне разборчивый текст,

     - Это капкан для твоего разума, где тебе позволено наслаждаться любыми своими знаниями, где для тебя открыт полный доступ к каждой ячейке своей памяти, где ты можешь постичь все, но даже сейчас, написав строку:  «Нет привыкания», - а после, сделав, казалось бы,  такую же надпись на английском: «not addictive», ты уже в первом капкане.
     Слова те же, а смысл вложен другой. Нет, ты не противоречишь себе. Ты переступаешь ту грань, где ты есть, и где тебя уже нет. Ты наверняка постигнешь, то недоступное или даже недосягаемое в области познания своего разума, разрушишь множество мифов, которые даже в сегодняшнем мире знаний и науки неподвластны ученым, и, возможно даже, успеешь наделить себя даром владения своим разумом, но вот воспользоваться этим даром, возможно, не удастся, помешает мысль…«not addictive»
    
     Сидячая поза эмбриона как-то успокоила дрожь, чувствовалось, что колени затекли, но менять положение не хотелось. Записи отвлекли, и разум начал тихо раскачиваться и работать. Взгляд остановился на англоязычном выражении, и даже закрыв глаза, оно так и находилось в памяти, будто с обратной стороны век, тем же почерком, сделана копия этой надписи. Оперевшись подбородком на колени, то и дело, открывая и закрывая глаза, я смотрел на эти  два слова и пытался раскусить собственноручно созданную для себя загадку.
    
     Первый капкан в этих словах. Ничего примечательного и выбивающегося из строя логики нет. Что же тогда. Первый лист заполнен этими словами на русском, каждая следующая строка уменьшалась в размерах, пока не исчезла совсем. Второй лист, те же слова, только на английском. Смысл тот же, слова вроде те же, но загадка говорит о противоположном их смысле. Я, конечно не специалист языков, не лингвист и не этимолог, но здесь вроде два простых слова. Бывает, конечно, что слово имеет разные значения, как например ручка двери и пишущая ручка, но вряд ли бывает, что одно и то же слово несет в себе антоним. Загадка: противоположные по смыслу. Здесь, оба выражения несут в себе отрицание, значит одно из них должно поменять смысл. Если не отрицать, значит, соответственно, утверждать или признавать факт чего либо. Нет привыкания и… есть привыкание, бред.

     Так, еще раз, но  подойдем иначе, слова первого листа уменьшаются и сходят на нет, может в этом подсказка. Как было бы хорошо, взять тот ручей формул, который мое сознание могло себе воображать. Стоп. Стоп. Стоп.
    
     Бережно, словно ухаживая за распустившимся в пустыне цветком, я пытался не упустить это воспоминание. Не из тех ли воспоминаний были почерпнуты воспоминания английского? Я пытался представить себе еще раз тот момент  открытого для себя разума, но вместо этого пришла назойливая мысль о затекших ногах и что через некоторое время, отсиженные конечности взвоют от вдруг поступившей в них крови. Надо пробовать сменить позу.
     Разомкнув руки и упершись ими в пол, я начал медленно выпрямлять ноги. Так просто тело не поддавалось, ног уже не чувствовал, но сдвинуть и выпрямить их руками не удавалось, в конце концов я повалился на бок, давая организму передышку и надеясь на его собственные инстинкты.  Мозг, обремененный состоянием разбитого организма, противился продолжать работать и отключился.

     Счет времени давно был потерян, утро, день, ночь, сколько я был в отключке?
Боль частично исчезла, по крайней мере, признаков тошноты не было, желудок молчал, при поворачивании тела с бока на спину, скелет не сопротивлялся. Встать получилось с первой попытки, но чувствовалось, что силы на пределе. Организм снова завибрировал. Дойдя до холодильника и заглянув внутрь на предмет чего либо, что сможет принять организм, неожиданно для себя обнаружил початую бутылку водки, несколько бутылок пива, ливерную колбасу. По крайней мере, это то, что бросилось мне в глаза, а точнее то, на чем я заострил внимание. Полуфабрикаты и прочее, что требовалось готовить, сейчас меня интересовали мало. Первый глоток пива и будто в клетку с тысячами змей бросили одного мышонка, который достался лишь одной гадюке, а у всех остальных проснулся аппетит и потекли слюни. Так и мне, с первой каплей, смочившей губы, хотелось опустошить ее в одно мгновение. Но пищевод сжался, не сколько от холодного напитка, сколько от заторможенности своих функций и второй глоток больше напоминал мяч для пинг понга, который я пытался протолкнуть в себя. Он застрял комом в горле, так и не пройдя внутрь. Прокашлялся. Пауза и еще одна попытка. Результат почти тот же. После,  решил перелить напиток  в стакан, для более тонкой подачи пива внутрь. Стакан опустошен, выдавил ливерной колбасы из оболочки прямо в рот, жевать ее особо не требуется, глотал также, придавливая языком к нёбу маленькими порциями.

Прозвенел звонок домашнего телефона, хорошо, что он тут же, на кухне. Я поднял трубку:
     -Да.
     - Здорово, браток, как ты там?
По голосу, я узнал хозяина квартиры.
     - Нормально.
     - Ты что там, бухаешь что ли, давай закругляйся, завтра вечером моя сестра приедет, на пару ночей попрошу тебя перекантоваться где-нибудь. Утром заеду, порядок наведи. Все, давай, до завтра.
     - Хорошо, - ответил я, уже коротким гудкам.
Прошел час, за который я смог осилить еще пару бутылок и остаток колбасы. Не скажу, что полегчало, но, по крайней мере, я чувствовал, что все при той же слабости тела, питательные вещества, хоть как-то возобновляют работу внутренних органов.

     Отложив мысли по воспоминаниям, сосредоточился на последней из появившихся задач.
     Завтра требуется освободить квартиру  и искать место для ночлега. Но перед этим, необходимо навести порядок, хотя правильней сказать, убрать весь бардак, в том числе замыть пятна крови и то, что недонеслось до раковины при тошноте. Не так тяжело заняться уборкой, как почти невозможно было себя заставить этим заняться. Но именно это и начинало поражать мое сознание. Это было очередное открытие, хоть и не очень приятное душе, но при том, что руки и ноги не были скованны, и тело, в общем-то, повиновалось всем командам, мозг противился их отдавать, находя причины для продолжения неподвижного образа жизни в настоящий момент.
     Он будто бы говорил себе, что все что вокруг, ничтожно, оно не стоит ни внимания, ни того, чтоб об этом задумываться, замечать это, и уж точно не стоит физических усилий. Мысли шли только в том направлении, что теперь есть какой-то другой уровень, пусть еще неподвластный и неизведанный, но надо к этому уровню стремиться, возвышаться над всем и всеми, потому что…, но тут же вклинилась другая мысль, - ведь каждый, каждый должен меня понять, и хозяин квартиры, и его сестра. Видеть, мое состояние, видеть, что есть причины, по которым мне не до уборки, Это мнение перебивала еще одна мысль, - а может наоборот, не понять им меня, не знают они ничего про жизнь, что есть не только работа, отдых, семья и прочее, есть наслаждение, причем наслаждение в высшей его степени.

     В ту же секунду  мозг будто ошпарило и заполнило одно слово, наслаждение. «Наслаждение», и «Нет привыкания» вновь начали крутиться в моем сознании не допуская ни одной посторонней мысли.

     Загадка, от самого себя, мне была адресована загадка. Пока я прокручивал детали и воспоминания, тело потребляло спиртное, не задумываясь и не вчитываясь в этикетки. Пиво еще не было допито, но на столе появился стакан и когда-то открытая бутылка водки. Несколько глотков крепкого напитка, пауза, и вслед отправлялось пенное.

     Лихорадка прошла, я будто вводил себя в очередной транс, который держит на паузе одну мысль. Шаг вправо, шаг влево и снова к ней. Мысль нельзя упускать. Всплывало в моей памяти и тут же слова загадки. В чем отличие двух слов на разных языках? Я должен это понять без словаря и переводчика, я их написал, я должен знать отгадку.

     Нет привыкания, наслаждение, not addictive.
Так, а если сначала, нет привыкания, есть стремление в мир наслаждений, эта мысль написана вначале, значит, в момент начала действия героина. Нет привыкания к героину, к наркотикам, да, с этой мыслью я и начинал эксперимент, а точнее к ней его вел. Но есть стремление к наслаждению, то есть я заменяю свою мысль о привыкании к наркотику, на мысль о привыкании к наслаждению. В этом и кроется противоречие, нет привыкания, но оно есть, только я заменяю вещь реальную, как порошок, на вещь воображаемую, на понятие, на другой мир, на наслаждение. Но доступ в этот мир, все равно идет через наркотик. Значит привыкание к нему есть, как бы я это не называл.

     Теперь вторая часть, not addictive. О чем она может говорить? Что в ней особенного? Может это всем известное выражение, или то, что можно где-нибудь прочитать, поэтому оно и всплыло в моей памяти. Но где, в рекламе, в газете, в метро, в каких-нибудь местах общего пользования?
      Будто на мои потуги воспоминаний, мозг отразился вспышками головной боли. Она была нестерпимой и я судорожно тер виски, что бы хоть как-то облегчить участь черепной коробки. Лекарства я уже давно не принимал и где они могли находиться в съемной квартире, я даже не догадывался. Стоп. Лекарства. Лекарства и поликлиника, в которую я когда-то, ради своих экспериментов ходил. Поликлиника увешана плакатами с рекламой лекарств. На некоторых из них всегда была выделена строка из двух слов: «not addictive».
    
     Not addictive - Не вызывает привыкания. Не вызывает привыкания, вот в чем загадка. Одним выражением я говорю, нет привыкания, а оно есть, вторым я себя успокаиваю, что наркотик, это лекарство, способное вести меня в мир моих фантазий и наслаждений, а лекарство не вызывает привыкания. Это игра слов, но это капкан для сознания, которое ищет подтверждения и причину для своих, следовательно, моих действий. А действие, это продолжение приема не вызывающих привыкания порошков.

     Странно, но головная боль ушла. Опрокинув полстакана прозрачного спиртного, я встал. Не скажу, что уверенно и бойко, но целенаправленно направился в ванную комнату, набрал ведро воды, взял тряпку и принялся за уборку. Все во мне сопротивлялось, но я понимал, одна пауза, одна мысль, что надо отдохнуть, вернет меня в прежнее состояние апатии. Впереди была ночь, утром надо сдать квартиру в полном порядке, время есть, но надо спешить.
     Спустя три часа, следы моего пребывания исчезли. Все было в примерно том состоянии, в котором я когда-то получил ключи от дверей. Последние штрихи - вынести мусор. Но прежде, я отобрал листы, на которых были мои записи, не читая, сложил их в рюкзак. Рисунок, оставленный когда-то на чертежной доске, выбрасывать и забирать  не стал, пусть остается здесь, он хоть как-то, в моем понимании, освежал и привносил жизнь в это, когда-то оставленное жилище.
     Долил остатки водки в стакан и сразу выпил. Положил пустую бутылку в приготовленный на вынос, забитый мешок для мусора. Понимая, что есть еще несколько часов до момента встречи с хозяином квартиры, попробовал заснуть. На этот раз, организм не стал сопротивляться, видимо как-то отвлекли спиртные напитки, я уснул. Как это часто бывает, когда тело не успевает набраться сил, будто тут же прозвонил будильник.
     В голове шумело, но тело ломало меньше, чем накануне. Вяло поднимаясь с кровати, я вдруг осознал, что забыл убрать порошок. В очередной раз, будто боясь забыть, тут же пошел к шкафу забрать содержимое. Остался один пакет. Странно, должно быть больше, но подсчитывать количество употреблений, сейчас, совершенно не хотелось. Сунув оставшееся в карман, тут же осознал, что лучше его убрать подальше и, не придумав более подходящего места, решил спрятать пакет под стелькой ботинка. Пересчитал остатки денег, на месяц жизни хватить должно. Оделся, вынес приготовленный мусор, еще раз осмотрел квартиру, запер дверь и по ранней договоренности с хозяином, в случае чего - положить ключ в почтовый ящик, так и поступил.

     Утро бодрило, но было чувство, что бодрость тела скоро кончится и начнется что-то невероятное, что совсем мне не понравится. Уже начинался, какой то зуд в позвоночнике и в области затылка. Я шагал по улице и чувствовал, нарастающий призыв мыслей, что пора сделать остановку, надо присесть, осознать свои планы и, желательно, сжаться в комок, так будет намного комфортней.

     Спустя какое-то время, я очнулся, сидя в какой-то подворотне, скомкав себя в клубок. Рядом сидел бездомный, неизвестно чего ожидая, то ли, пока я окочурюсь,  и с меня можно будет снять все ему подходящее, то ли, пока я очнусь, и тогда все пойдет своим чередом. На данный момент и час, я очнулся.


                Глава 11.

     - О, браток, очухался?
Я, ничего непонимающим взглядом осмотрел своего собеседника. Мужичок, лет пятидесяти, одет по-бездомному бедно, но не в рвань и чахлые обноски. Может и в обноски, но в не заношенное до дыр тряпье. Глаза серые, но добрые, брови седые, редкие. Волосы тоже в седину, но не скомканные в комок грязи и шерсти, а значит, за собой следит. Шапочка, чуть прикрывающая макушку, ни сколько спасающая от холода, сколь являющаяся быстрым превращением любого предмета в подобие подушки. Перчатки, не как в фильмах, показывающих бездомных, с проглядывающимися кончиками некоторых пальцев, нет, вполне себе обыкновенные дешевые перчатки, целые и невредимые, предполагаю даже, что появись на них дырка или обыкновенная затяжка, он с ними или расстался или привел в первоначальный вид. Ботинки тоже вполне годные. Все эти мысли пролетели в моей голове, опущенной на колени, спустя некоторое время после его обращения.
     Я очнулся, взглянул на него и тут же принял обратную позу, а уже  после его фразы мысли начали формировать его образ. Да, мои способности воспроизвести увиденное, еще не забыты. И того мгновения, которое я потратил на его осмотр, вполне хватало, чтобы сейчас я смог воссоздать его образ и понять хоть чуть-чуть, что представляет этот человек. А в этом чуть-чуть и заключалось то, что человек хоть и бездомный, но он остался человеком. В это же мгновение в голове сначала пронеслась вспышка боли, будто для того, чтобы я не пропустил мелькнувшую мысль, и мозг выудил последнюю фразу из разговора  девушки с остановки:
     - К какому образу дано приблизится тебе, остается загадкой. Пока, судя по твоим опытам,  напрашивается образ жмурика под забором от передоза.

     Я будто снова очнулся и вспомнил про того, кто смог остаться человеком. Открыл глаза и повернул голову в его сторону.
Он снова произнес те же слова:
     - О, браток, очухался.
     - Да, который час? - Ответил я вопросом.
     - Да не так и поздно, около девяти утра.
     - Долго я здесь?
Бездомный покачал головой и сказал:
     - Если судить по твоему виду, несколько дней, а если находится в реальности, пожалуй, не более часа.
     Я опять был в состоянии эмбриона, не желавшего выбираться из своего мира. Но, это не был мир иллюзий и наслаждений, это был мир страха и боли. Мир, где всё не имеет значения, но на этот раз, не из-за моей возвышенности и окружающего чуда знаний и воплощений, а в точности наоборот. Меня окружали те, кто никогда не испытывал… Стоп, а чего не испытывал? Нет, не боли, не страха и не одиночества. Всё возвращалось на круги своя. Кто не испытывал наслаждения, но к ним прибавились еще и те, кто не испытывал отсутствие этого наслаждения. Кто не может понять, что все и всё вокруг ничто….
     - Сынок?
Голос старика будто выдернул меня из проруби.
     - Тебе плохо?
     - Нет, ответил я, скорей, по привычке, уронив голову обратно на колени. Ведь раньше мне не приходилось сталкиваться с тем, с чем я может и не в силах справится. Если только в детстве, когда я был окружен заботой родителей, и все решалось, как бы само по себе.
     - Вижу что плохо, что делать намерен? продолжил он.
Мне не хотелось ни общения, ни его участия, но секунды спустя, меня будто осенило, а ведь возможно, это очередной случай сесть в нужное время в нужное место, как в том кафе. От этой мысли, мозг начал перебирать и выхватывать моменты, как я здесь оказался, но для того, чтобы картинка сложилась, таких моментов оказалось мало. Может подсознание на самостоятельном уровне привело меня сюда. Почему сюда? Как есть выражение, пришел домой на автопилоте, когда не помнишь, как, во сколько и каким образом пришел, приполз или привели домой, после особо пьяной вечеринки, так и сейчас. Только мой автопилот, если так выразится, хотя мне более близко – подсознание, привел меня не домой, а именно сюда. Ах да, квартиру я должен был освободить, соответственно смысла возвращаться в неё не было. А сюда, почему сюда? Передо мной снова появился образ бездомного, и последняя моя мысль, что он остался человеком. Не попрошайкой, задвинув свое я куда подальше, не алкоголиком, не нищим, а свободным человеком. Вот что меня могло к нему привлечь. В нем чувствовалась сила, сила духа и разума. Его не интересовал мир в плане денег, квартир и прочего. Он был свободен. И этой свободой были наполнены его глаза. Он дышал этой свободой и счастьем, в каком-то его, недосягаемом для меня понимании.

     - Мне надо где-то переночевать, - начал говорить я, снова открывая глаза и выныривая из своих мыслей и, словно пересилив себя, оторвал голову от удобных, успокаивающих колен.
     - Это тебе не поможет, ты ведь и сам знаешь. Тебе надо выжить, а для этого, нужно хотеть жить, - философски, но по-стариковски мягко и тихо сказал он.
     Я, как будто начал просыпаться, как долго я ни с кем не общался, как долго я был в своем, непознанном мире, в себе, но в то же время в беспамятстве и полном отречении от всего и самого себя.
     - Жить, выжить, - начал говорить я, с большими паузами.
     - Нет, - делая паузу, будто уходя в себя и вновь возвращаясь, - нет, у меня другая  задача, я хочу много больше, чем просто жить,  я хочу познать. У меня эксперимент.

     Тут мои мысли, словно по спирали, начали катиться с нарастающей скоростью вниз, вглубь, будто это слово, эксперимент,  было забыто и теперь, как пирамида, как одно из чудес света встало перед глазами и очаровало своим величием. Да, конечно, эксперимент. То ли в бреду, то ли наяву я говорил и говорил, не упуская из каждого предложения слово эксперимент. Оно было  главным, важным и связующим звеном с начала поиска самого себя. Эксперимент, он начался в съемной квартире, в ней, как мне казалось, он должен и завершиться. Но, нет, помешал случай. Но бывают ли случайности. Ведь с удачей и шестым чувством я определился, это находится в нас. А случайность?
     Да, случайность, как и фактор некоторой удачи или неудачи тоже вероятен. Это тот момент, который нам совершенно не подвластен, момент, который зависит не от нас. И в данном случае, случае съезда с квартиры, этим случаем был приезд кого-то, откуда-то. Факт, который от меня не зависел, и факт, на который я повлиять никак не мог. Хорошо хоть, что я не забыл забрать порошок и не повлиял на судьбу хозяина квартиры, кто знает, чем это могло ему обернуться, хотя, может его никто и никогда  не приметил. Что?

     Я и сам не заметил, как замолчал. Мозг вибрировал и суетился. Порошок? Как я мог о нем забыть. Мысль, одна сменяя другую. Порошок. У меня есть еще одна доза. Потоки, лавы идей и доводов текли в моей голове. Руки, кое-как расцепившись, но еще с затекшими кистями пытались вытащить из под себя ногу, дабы добраться до ботинка и заветной стельки, под которой лежит пакетик. Да, сейчас, еще чуть-чуть, и буду в норме.    
     Конечно, мне есть о чем поговорить с этим странным, но симпатичным мне бездомным. Я смогу объяснить ему все. Он именно тот, кто поймет. Ведь не зря я остановился и обратил на него внимание. Где-то мы, может, и не сойдемся в мыслях, но идею и замысел он обязательно поддержит. Он такой же, он так же готов на многое, а может многое он уже прошел и возможно, мне даже будет, что от него взять. Сейчас, сейчас. Руки не слушались, нога из под меня тоже не выходила. Естественно, я же сижу на корточках и нога, как опора под нагрузкой, просто так не выйдет. Я или упаду или, да, или надо сесть на пятую точку высвободив обе ноги. Опираясь спиной на стену и чуть отталкиваясь, я смещал вперед ноги, в нетерпении подталкивая их руками. Моя суета, конечно, была им замечена, но виду он не подал. Да, я в нем не ошибся. Сейчас я буду в полном порядке, возможно, зайдем с ним куда-нибудь, в бар или кафе, посидим, поговорим по душам. Ему есть, что мне рассказать. А после, после пойдем, побродим по ночному городу, мы впитаем друг от друга все нужное. Мы посидим, как сейчас, на тротуаре и понаблюдаем за прохожими, рассказывая друг другу, кто что подметил, кто прав, а кто нет. Поспорим, конечно, но  обязательно, будем подтверждать свои слова фактами, вплоть до того, что ринемся догонять прохожих и интересоваться, на чьей стороне правда.

     Всё, нога свободна, осталось только развязать шнурок и стащить с нее ботинок. Да, будет неплохо побеседовать с ним и на счет замедления в сознании времени и по воссозданию из глубин памяти воспоминаний, а точнее тех моментов, которые, как нам кажется, в нашей памяти отсутствуют, потому что мы их не замечаем, а раз не замечаем, то их нет. Но мозг то настроен по-другому.
    
     Будто назло, а может из-за спешки и нервов, затянулся узел и шнурок не поддавался. Черт бы их побрал, эти шнурки. Хоть зубами лезь. Попытка стянуть ботинок не развязывая не удалась. Снова ковыряясь, еще не разработанными пальцами с узлом, но в голове перебирая возможные темы для общения, я начал злиться сам на себя и на мою нерасторопность. А вдруг он уйдет. Вдруг ожидание продолжения моего рассказа затянулось и ему стало не интересно. Мне, порой, также переставали быть интересными собеседники из-за затянутости рассказа. Когда им, рассказчикам, казалось, что для эффекта их монолога, нужно взять паузу и, несомненно, длительную, а если кульминацией этой паузы, неожиданно, будет вопрос, нет, даже не так. И кульминацией этой паузы, по их мнению, должен быть вопрос от слушателя, замершего в ожидании:
     - Ну, что там дальше? - И только после этого, рассказчик, чувствуя себя этаким актером и театралом, но для приличия, еще чуть ожидая, будто полной тишины зала, продолжает свой бред. Я даже плюнул от таких воспоминаний, а может от того что в горле все пересохло от нетерпения и неудачности попыток, но вдруг, узел поддался и верх ботинка ослаб оголяя подъем стопы.

     Нет, он не уйдет, он же видит, осталось мгновение. Наверно, он и сам не прочь поговорить. Я не могу в нём ошибиться, он наверняка очень хороший, добрый и отзывчивый человек. Может, его не все понимают, но я то пойму.
     Быстро сдернув ботинок и резко выдергивая стельку, а затем также, в нетерпении сунув внутрь руку, одновременно понимая, что проще ботинок перевернуть и вытряхнуть, и будто в ответ на эти мысли, пальцы ничего не нащупали, вытащил  руку и подставил ладонь под него. Перевернул, чуть потряс, и легкий шелест коснулся пальцев. Пакет, проскользнув между указательным и большим пальцами, упал на асфальт. Резко опустив руку и накрывая его, будто он, словно кузнечик, может запросто выпрыгнуть и исчезнуть в траве, а после, также аккуратно, зажав трофей в ладони, я уже наслаждался.    
     Наслаждался моментом предвкушения и моментом маленькой победы, вот он, в руке. Еще мгновение и наслаждение растечется по всему телу, а после, после наслаждение дойдет до каждого нерва, до каждой клетки и, в конечном итоге, до мозга. Да, и тут уж, как бы не был старик великолепен в своей свободе, мы сможем продолжить нашу беседу, но уже на равных. Где я, не буду скрючившись сидеть и мечтать, что может быть он, моя последняя надежда и поддержка, как в поиске жилья, так и в моменте просто пережить день. Где пропадут вопросы, плохо мне или нет, хочу я жить или не хочу. Жизнь пойдет и всё станет на свои места. Секунды, и наш день и наша встреча начнет входить в историю.

     Я разжал ладонь. Пакетик был чуть смят, но нахождение его под стелькой, на его целостности ни как не отразилось.  Длительная секунда на размышление, каким образом употребить порошок и вдруг удар. Резкий, неожиданный удар по моей ладони снизу, пакет подлетел и на пике взлета был схвачен рукой бездомного.

     Я, опешив и не веря в происходящее, но точно понимая, что сейчас, именно тот момент, когда я вновь, будто в покадровом воспроизведении, вижу каждое мгновение. Именно, каждое, будто опять в лесу. Момент, когда мозг успевал обработать мимолётное движение шерсти волка от напряжения его мышц, еще до того, как он начнет движение в реальности. Как отрывается каждая его лапа, взрыхляя не промерзшую землю, и четко просчитывая, сколько будет прыжков и касаний лап  земли, до момента его последнего толчка и броска на меня. Вот и сейчас, пакет замер в воздухе, под него была подставлена ладонь старика еще с согнутыми пальцами, которые начали разгибаться в момент его взлета и сгибаться после достижения верхней точки и начала падения. Удар пакета о ладонь, попытка его отскочить, но капкан уже сработал и первым, кто прижал его край, был мизинец, но спустя мгновение, средний, указательный и безымянный, окончательно зафиксировали свою жертву.

     А после, после произошло нечто невообразимое, даже нереальное. Также медленно, на моих глазах, ладонь отошла чуть в сторону, пальцы чуть разжались и только кончик пакетика был еще прижат мизинцем, а большой и средний палец, к которым присоединился указательный, перехватили его, и, держа примерно в метре от моего лица, рука бездомного остановилась. Может на секунду, может на две, но для меня же это была вечность. Я был в полном ступоре и оцепенении.
     Вечность миновала, вторая рука старика по дуге приблизилась к висящему в воздухе мешочку, но удерживаемом теперь только двумя пальцами, большим и указательным. В свободной руке, мизинец, безымянный и средний сжались в кулак и два оставшихся, словно рыболовный капкан, впились в   упаковку порошка, как только приблизились, с другой стороны. Мгновение и теперь старик держал перед собой, как фокусник платок, мой маленький сверток, двумя руками, большими и указательными пальцами, а оставшиеся, поднялись вверх, открыв ладони, будто показывая, что в них ничего не спрятано и будет чудо. 
     Медленно, словно тянучка, пакет начал растягиваться, кончики пальцев от усилия побелели, а где-то вдалеке, разум даже понадеялся на шутку и не к месту употребленное чувство юмора, что сейчас это всё закончится и старик, смеясь и восхищаясь своей гениальностью, передаст мне мою заначку.
     Взрыв, это был взрыв и никак не меньше. Облако пыли и разлетевшийся в стороны целлофан. О боже, что ты наделал, пронеслось у меня где-то внутри, а голос, нет, это был не голос, это был хрип и шипение:
     - Что? что ты наделал? Что ты, мать твою, наделал?

Будто выйдя из гипнотического состояния, моя кожа покрылась пятнами, вены на шее, лбу, руках вздулись.
      Откуда, откуда  у меня в руках оружие?  Мой разум чётко нарисовал, что я выхватываю пистолет и бах, бах, бах. Кровь растекается по груди старика, он падает, а я, как говорят, в состоянии аффекта, вскакиваю и всаживаю в эту мразь пули, ещё и еще. Жму на спусковой крючок и жму. Обойма уже вся отстрелена и щелчков взвода не происходит, но указательный палец продолжает давить и давить. И только когда до сознания начинает доходить, что всё кончено, я, чуть ли не плача, роняю пистолет, опускаюсь рядом с телом на колени, обхватываю голову руками, но на глаза попадается обрывок от упаковки порошка.
     А вдруг, что-нибудь осталось? Вдруг высыпалась только часть, а вторая лежит здесь где-то рядом. На коленях я начинаю обшаривать все вокруг. Нет, ничего не попадается. Я переворачиваю тело, может под ним? Нет, под ним тоже ничего нет. Подполз обратно к стене, к одиноко валяющемуся ботинку, в нём тоже пусто. Может, эта старая, свободолюбивая сволочь, зажала его в руке?
     Я снова полз к телу, снова переворачивал, разжимал ладони и заглядывал в рукава. Пусто. Тварь, да он специально подставился, чтобы закончить свой путь, а заодно, что бы я не послал его в магазин или бар, к своему старому знакомому,  у которого можно было перехватить дозу или две. Ничтожество, как он смог меня так обмануть? Я явно недооценил этого подонка. Что, что делать? Всё еще сидя на коленях и опираясь на кулаки, я закрыл глаза, пытаясь собраться мыслями.
    
     Удар, еще, еще. По щекам били ладонью, и голова моталась из стороны в сторону. Начал открывать глаза и удары прекратились.
     - Вот так уже лучше, - передо мной стоял старик, целый и невредимый.
Я опомнился. Пистолет,  пистолет был только воображением, а разорванный пакет? Я потянулся к ноге в надежде нащупать, что тайник, он же ботинок на месте, но, увы. Тайник с вырванной стелькой валялся в метре от меня. Значит, первая часть, воображением не была.
     - Как ты, вы..
Обращения, ты и вы, смешались, и как закончить выражение, мог или могли, внесли паузу.
     - Так ты же сам просил, - прервал мою паузу бездомный и продолжил, - ты рассказал мне о своем эксперименте, сказал, что ты должен его закончить, и единственное, что тебя сдержало, тебя попросили съехать с квартиры.
     - Это была моя последняя доза, - сказал я сипящим голосом, будто говоря, что у меня всё под контролем.
     - Считай, что она была использована, - ответил бездомный, и пнул в мою сторону мой лежащий ботинок. Также небрежно шаркнув, ко мне подлетела стелька.
     - Это была моя последняя доза, - повторил я.
     - Если твоим желанием было подвести черту и покинуть грешный мир, то извини, что помешал, но минуту назад, ты утверждал, что ты хочешь не только жить, ты желаешь большего, ты хочешь познать, так давай, дерзай.
    
     Он достал из кармана какой-то небольшой пузырек, долго его встряхивал, после открыл и что-то всыпал в горлышко из своей ладони. Снова встряхнул и протянул мне.
     - Что это? - Недоверчиво, но беря сосуд, спросил я.
     - Пей, пора просыпаться.
На флаконе красовалась надпись «Настойка боярышника», и более мелкими, но четкими и удобными для прочтения буквами – «Доля этилового спирта семьдесят градусов, достаточно для приготовления одного литра настойки». Вроде когда-то и что-то я про данный продукт слышал, но в данный момент, мне было так все равно, что, не задумываясь, я перевернул  бутылочку над собой и сделал глоток. Горло обожгло и, как бы ни хотелось  выпить всё залпом, организм этого сделать не дал. Правда, на этот раз, никаких спазмов не было, появилось ощущение, что я просто забыл, как глотать. Смешно это или нет, но проглотив, я несколько секунд сидел в замешательстве, соображая, что делать дальше, рефлекторно закупорив языком горлышко, запрокинутое над собой. После, понимая, что второй глоток так и не сделаю, отслонил пузырек и только сейчас почувствовал крепость напитка и глубоко вдохнул. Может, мелькнула слабая надежда, он в эту настойку всыпал остатки моего порошка. Я сделал еще глоток.

     - Что вы в него всыпали?
     - А ты как думаешь? - Спросил старик с какой-то хитрецой в глазах.
Глоток, следующий и последний. От мысли, что там есть частицы наркотика, организм оживлялся. Ничего не говоря, вставил стельку в ботинок и одел. Ничего не происходило, то есть, какого либо кайфа или подобия его не было. Но становилось значительно легче. Может слишком малая доза и теперь, не как в первый раз, половинки, а тем более, если меньше, я, возможно, не почувствую.
     Старик тоже заметно приободрился. Подхватил мой рюкзак, бросил себе через плечо и, взяв меня под локоть куда-то повёл.
     - Куда мы сейчас, спросил я и почему-то вместо того, чтобы почесать, внезапно зачесавшийся большой палец левой руки другой, свободной рукой, сунул место его сгиба в рот и начал покусывать и, поворачивая тереть о зубы.
     - Заканчивать твой эксперимент, пока ты блох не начал зубами ловить, - посмотрев на меня и усмехаясь, ответил мой сопровождающий.

     Наслаждение, которого я так ждал так и не пришло. Что удивительно, пришло чувство стыда. Удивительное и давящее. Удивительное, потому что мозг начинал работать без требуемой ему дозы,  давящее - вследствие этой работы. Как так могло произойти, что еще несколько минут назад, я был готов на всё? Хоть это было только виртуально, но от придуманной больной фантазии до реальности меня отделял только шаг, и этот шаг мог бы дорого стоить. Но важно даже не это, важен тот факт, что в сознании произошла мгновенная перемена, перемена в своем же мнении. От восхищения личности, до полной к нему ненависти. Конечно, мозг заставлял придумать себе оправдание. Ведь, неважно, какого рода у тебя зависимость, от наркотиков или спортивной ходьбы, важно, что ради этого увлечения, можно придумать массу доводов и причин, по которым тебя должны понять. Но кто должен тебя понимать? Зачем?

     Сейчас я, не вдаваясь в подробности, плыл по течению, а точнее по воле старика в неизвестном направлении и происходящее, в глубине души, мне нравилось. Тем временем мы очутились на вокзале и мой ведущий, оставив меня на скамейке, вёл беседу с каким-то проводником. Через десять минут разговоров, смеха и прочего недосягаемого для моего слуха он махнул мне рукой. Проводник показал нам места, принес чай, и мы тронулись. Горячий напиток мне на пользу не пошел, буквально через пару глотков я покрылся испариной, голова закружилась, началась тошнота. Мой попутчик быстро отодвинул от меня чай, откуда-то из-за пазухи достал еще один пузырек настойки и передал мне. Стало легче, спустя полчаса я погрузился в сон.

     Поезд остановился и меня, ничего непонимающего спросонья, подхватили под руки и вынесли из вагона, усадив на ближайшую скамейку. Проводник ушел обратно, а старик и здесь, уже нашёл кого-то, точнее, он разговаривал с молодым коренастым парнем лет тридцати, показывая куда-то вдаль. Парень кивнул и оба направились в мою сторону.
     - Деньги есть? - Спросил мой попутчик, и я, не задумываясь, вытащил из кармана всё, что у меня было.
     - Хорошо, - сказал он, забирая мой скопленный запас. Парень подхватил мой рюкзак, старик ободряюще хлопнул меня по плечу,
     - Пошли.
Мы подошли к джипу, старый, будто еще довоенный уазик, залепленный грязью, но отнюдь не выглядящий развалюхой, стоял недалеко от платформы. В него кинули мой рюкзак, и, держа открытой заднюю пассажирскую дверь, махнули мне головой. Я сел, дверь хлопнула, а мои сопровождающие куда-то удалились. Минут тридцать-сорок их не было, но вот они появились, таща в руках по два больших мешка, то и дело, останавливаясь, чтобы перевести дух. Открыли заднюю дверь багажника, погрузили весь скарб, и автомобиль тронулся по проселочным и  по лесным дорогам. Да, пожалуй, кроме как на таком, проверенным временем и судьбой транспорте, здесь проехать было не суждено.
     Местами, дорога имела лишь название, дорога, и это понятие можно было отнести только к тому, что в этом месте не росли вековые деревья. Мелкую поросль джип, будто не замечал, и водитель уверенно вел своего коня, точно зная каждый изгиб этой несуществующей колеи. Два или три часа борьбы чуда автомобилестроения с природой и мы выехали на открытую местность, откуда сверху, открывался вид на заброшенную деревню, десятками лет никем не посещаемую. Спуск занял короткие пятнадцать минут спокойной, не подбрасывающей к потолку езды. И вот мы медленно курсируем между развалинами деревенских домов. От каких-то, остался только остов, некоторые и этого не имели, и об их существовании, можно было догадаться только по возвышающимся остаткам печных труб. Какие-то, представляли собой стены со сложившейся внутрь крышей, ну а часть, скрывалась за густыми зарослями и таила в себе загадку. И глядя на эти последние, как никогда можно было не только понять, можно было ясно увидеть, как природа перемалывает творения рук человеческих, восстанавливая свой первоначальный облик, возмущаясь, но терпеливо стирая следы царя природы.

     Миновав, казалось, всю деревню, мы начали огибать её, будто вида всей этой разрухи оказалось недостаточно и необходимо рассмотреть  весь этот хаос со всех сторон. Но нет, как оказалось, так раньше шла дорога и конец деревни был на спуске к реке, к которому имелся лишь этот подход и подъезд. Мы остановились.
     - Ну, вот и приехали, выгружаемся, - сказал старик, ловко спрыгивая с высокой подножки автомобиля.
     Я вышел, огляделся и только сейчас приметил, еле заметный, не то дом, не то землянку. Старик, чуть ли не бегом подошёл к двери, что-то поколдовал тут же найденным ржавым гвоздем, и вошел внутрь. Он будто помолодел, сразу было понятно, что это его, родное гнездо, в которое он давно не заглядывал. По-хозяйски подошел в один угол, что-то взял, в другой - и в руках оказалась древняя керосиновая лампа, чиркнул спичкой и любя поставил светящий антиквариат на стол. Сдернул с окон пыльные ткани и коморка преобразилась. Аккуратное, уютное и, как будто современное жилище в винтажном стиле. Стол, стулья, лавка, возраст  которых, явно превосходил мой, но как они выглядели… Годы, изношенность и пыль не могли скрыть их изящества и грациозности. И дело даже не в вычурности работы, дело в аккуратности и четкости всех деталей, подогнанных друг к другу до такой степени, что складывалось ощущение, что это литой монолит или резьба   из цельного куска древесины.

     Хозяин сел, погладил стол, провел рукой по спинке стула, улыбнулся, но тут же, будто вспомнив, что он не один, встал и начал передвигать мебель, освобождая центр комнаты.    
     Словно по команде, водитель начал таскать из машины мешки и складывать их на освободившееся пространство.
     - Всё, четвертый и это, - сказал он, опуская с последним мешком мой рюкзак.
     - Да, превосходно, спасибо Славик, будь любезен, подожди меня в машине полчасика, я быстренько объясню товарищу, что да как и тронемся.
     - Окей, - сказал, как теперь стало ясно, Славик, и вышел.
     - Ну так вот, - продолжил говорить хозяин жилища, - ты хотел где-нибудь перекантоваться, заодно эксперимент закончить, даю тебе такую возможность. Как-то ты из всех, таких, тебе подобных, из колеи выбиваешься, может и вправду, у тебя получится. Смотри и запоминай, в этих мешках, - и старик начал развязывать первый, из  принесённых Славиком тюков, - всё, что тебе может пригодиться. Пшено, греча, рис, макароны и прочее. В следующем, консервы, рыбные, мясные, всякие, в общем. В третьем, мелочи хозяйские, в последнем, спиртное, без него первые дни тяжко будет, но особо тоже не увлекайся, иначе из одной колеи в другую перескачешь.
     Далее он показал печь, где дрова хранятся, где топор, а также про лес, в котором тоже дрова есть и правильно будет, если количество дров из поленницы, пошедших на растопку, будет восполнено из лесной чащи. Керосина для лампы, по его словам, должно на полгода хватить, но в любом случае, он только для лампы и более ни для чего его не использовать. Койка и бельё чистые, но если вздумаю уходить, должен не забыть в реке всё после себя постирать, просушить, порядок навести, а после уж и честь знать.
     - До ближайшей деревни, километров семьдесят, тебя вряд ли кто побеспокоит, но и ты, если соберешься, понимать должен, сколько пешим ходом шагать. Если получится, Славик тебя навестит через месяц, но может и через три, всякое бывает. Ну, всё, давай, дерзай, - и он вышел.

     Если сказать что я охренел, то это ничего не сказать. Такого поворота событий я уж точно не ожидал. Была мысль, что Славик уедет, а старик поможет мне во всём, тем более он мне за порошок должен, но что бы вот так, не давая опомниться, и будто, в ответ  на эти мысли за дверью раздались слова молодого парня:

     - А ты не боишься, что он тут окочурится через пару дней, как-то не хочется мне с покойником, потом возиться.
     - Да, ты прав, - и снова зайдя в дом, а я как-то даже спокойно вздохнул, он обратился ко мне:
     - Документы есть?
     - Да, вот, - я протянул старику свой паспорт.
Он открыл, перелистал, снова вернулся на первую страницу и более медленно повторил процедуру чтения каждого листа.
     - Хорошо, запомнил, теперь хоть через год спроси, каждую букву и цифру вспомню, - с ноткой веселья сказал он, - но надеюсь, что это мне не понадобится.
     Он вернул документ, быстро развернулся и вышел. Раздался звук стартера, мотора, я не сразу осознал, но через мгновение, мой опомнившийся организм выскочил наружу. Было поздно. За эти секунды автомобиль удалился, и догнать его, суждено было только кенийскому или ямайскому бегуну стометровок, но их здесь не было, а я к ним не относился.


                Глава 12.

      «Как же он был прав, как был прав я и мой подсознательный голос, выбрав этого старика», такие мысли появились уже пару недель спустя. Первая неделя далась нелегко. Хотелось по стенам ползать и выть от досады, боли и одиночества. Но именно в этом был тот новый порыв к жизни, когда рядом никого, помощи ждать не откуда и не от кого, есть только ты, сам перед собой. Пару первых дней прошли в пьяном угаре, я вставал, выпивал стакан и снова ложился. Но на третий день, организм такой режим не выдержал, а мозг  не позволил. Держась за стол, стулья, лавки и стены я вышел на улицу, хотя больше  подходит слово  выполз.
     Ощутив чистый воздух, и не понимая, как можно было сидеть в этой конуре, до меня окончательно дошло, что я один. Опять один, снова один, но именно одиночество, чаще всего давало время на размышление. Только в этот раз, нет стопора, который может отвлечь, нет работы, нет семьи, нет телефона, телевизора, компьютера, нет ничего и никого, есть полная свобода. Свобода, которой необходимо пользоваться, свобода, которой почти все лишены.

     Открыв все окна и двери моего жилища, по пути, сунул руку в валявшийся под ногами мешок, достал и открыл первую попавшуюся банку консервов, налил себе пятьдесят грамм водки, выпил и принялся за жестяную трапезу с надписью: «Консервы мясные говядина тушеная  ГОСТ пятьдесят два восемьдесят четыре тире восемьдесят четыре», надеясь, но не проверяя, что изготовлена она  все-таки не в восемьдесят четвертом, налил еще стопку завершил свой завтрак. Состояние тела и души было катастрофичным, вот она, очередная грань, только на этот раз, грань познания себя, была связана с противоположностью наслаждения. Сейчас на чаше весов были не формулы и ноты, текущие как горный ручей, влекущие за собой в мир познаний и увлечений, сейчас были боль и страх, за которыми скрывались безумие, одиночество и конец истории.
     Да, ещё изначально, все мои мысли были верными. Нет привыкания. Как бы я не путался в своем сознании, как бы ни хотел себе доказать, что-либо иное, его нет. А что же есть?
     Как я и говорил, есть наслаждение. И есть сложность, потом его найти. Сложность почувствовать запах цветов, моря, и всего окружающего мира. Почувствовать вкус, любимый с детства. Побегать, погонять мяч, порезвиться с детворой, порадоваться первой игре в бильярд, теннис, и первой победе в шахматы. Устать от творения над чем-нибудь, а потом сесть, расслабиться, но насладиться выполненной работой. Да, это первые, наши с детства, моменты наслаждения, со временем затухающие, но раз за разом напоминающие о себе. Моменты азарта побед  и неудач,  смеха и слез, моменты, которых с годами начинает не хватать. Но чем вызвана эта нехватка? Наверно, от нежелания их постигать снова и снова. Ведь куда проще налить бокал пива и насладиться сушеной воблой, чем взять рюкзак и первый раз пойти в горы. Когда мы юны и беззаботны, нас ничто не сдерживает, и нам все хочется познать, нам все интересно. А сейчас? Зачем тратить деньги на путешествие? - всё можно  узнать из новостей, поэтому, гораздо приятнее и выгодней купить новый телевизор и насладиться сочными красками не слезая с дивана. Пойти кататься на санках или каруселях, зачем? - ведь мы не дети, лучше походить по магазинам, посмотреть, что появилось из новинок. Так мы подменяем свое понятие об удовольствии, считая, что это необратимый процесс взросления и понимания жизни по-новому.

     Мы все сидим на наркотиках, в большей или меньшей степени, с той лишь разницей, что один, забывая обычные радости жизни, пытается заработать и заменить их другими приоритетами, но бравирует, что у него нет ломки по утрам, а оппонент, доволен, что познал счастье и более ему не требуется. Кто из них прав? Наверно оба. Также, как оба не правы. И каждый, по-своему это осознаёт. И каждый по-своему это оправдывает.

     Всё, эксперимент завершён. Спустя три недели, я точно мог это сказать. Этой мысли не было ни в первый, ни в третий, ни в десятый день одиночества. Была борьба за выживание, которую я сам себе навязал. Но был новый виток жизни, который давал свой росток. Именно познав свое второе, грязное и неумытое я, способное ради удовольствия, если не на всё, то на многое, я открывал новые грани человеческого мышления. Да, выстрелы прозвучали только в голове, и старик, слава богу, жив, но они прозвучали. И грязные мысли в голове все-таки успели пронестись. Привыкания нет, те физические боли и ломка – многократно преувеличены своим собственным, томящимся в ожидании потока эмоций, мозге. И тот же, жаждущий эйфории мозг, запросто даст тебе сил, когда ты лежишь и корчишься от боли, встать и идти за маячащей вдали дозой. Прав был мой кореш, снабдивший меня порошком, - ради дозы, многие  такой театр могут устроить, что их  Станиславский без проб в свою труппу возьмет. Сидит такой страдалец, скрючившись, трясётся, но как видит шанс быстрого заработка или обещанного порошка, встанет, спинка ровненькая, походка дворянская, откуда силы? По этой же причине, лечение от наркозависимости малоэффективно. Физическую боль снимут, а мозг останется прежним. Мозг помнит наслаждение, он помнит чудо, а психиатр навязать или заменить чудо, не в силах, мозг пока тайна. И именно эту тайну я хочу постичь.

      Миновал месяц. Звуки гудка автомобиля прервали полет мысли. Как и обещал, старик с наполненным свободой взглядом, а теперь я начал понимать его свободу, приехал Славик. Удивился, но со вздохом облегчения, что ему не надо выносить тело, поздоровался и позвал к машине.    
     - Задержишься? Или со мной в поселок и на электричку? Нет, ни кто не гонит, можешь остаться, решай, а то я ненадолго, спросил он по пути.
     - Задержусь, - твердо ответил я.
     - Ну, Михалыч, также сказал, что вряд ли месяца тебе хватит, поэтому давай, помогай разгружать. Денег на тебя нет, а твои, в прошлый раз  все  разошлись, поэтому, что бог послал, - и он начал выгружать из машины мешки, упоминая каждый:
     - Это, Петровна картошки дала, это от Ефимовны, закатки да засолки. Этот, - и он, усмехнувшись, покачал головой, - от деда Данилы, от сердца, можно сказать, оторвал, - при этих словах, Славик достал из мешка бутыль самогона, открыл пробку, понюхал, громко и глубоко вдыхая пары, - ээх, песня, а не напиток, - снова закрыл пробку и убрал в мешок.
     - Ну и вот от меня, - он достал с заднего сиденья коробку с надписью «Пельмени Сибирские» и кинул её мне. От неожиданности и удивления, причем больше от того, с какой легкостью он это сделал, вместо того, чтобы её поймать, я попытался от неё увернуться. Он рассмеялся, а коробка грохнулась у моих ног, из которой высыпались пачки сигарет. Сигареты были дешевые, без фильтра, на красном фоне белым почерком выделялось название, «Прима».
     - Что браток, боялся, что пельменями зашибу? – и он снова захохотал.
     - Ладно, давай помогу чуток, заодно дом посмотрю, можно ли тебя здесь оставить, - он подхватил пару мешков и, не оглядываясь, пошёл в жилище.  Я сгрёб сигареты в коробку, взял оставшийся мешок и пошёл следом. Подойдя к дверям, из которых уже выходил Славик, я остановился, поставил свою ношу и сказал:
     - Спасибо, - и хотел было продолжить, но он меня перебил,
     - Давай, бывай, Михалычу спасибо скажешь, это его дом и его блажь поселить тебя здесь, а мне что, мне не сложно. – Он махнул рукой, сел в машину, и быстро, будто специально не давая мне произнести лишнее слово, уехал.
     Я сел на крыльцо, поджав под себя колени, смотрел на уезжающий джип, пока он не скрылся. Снова один. Ещё месяц, может больше. Надо этим пользоваться.


                Глава 13.

     Я придумал для себя график жизни на ближайшие тридцать дней и все тридцать, со следующего дня были одинаковы, как близнецы, но имели своё настроение и свой характер.
    
     Подъем в шесть утра, умыться, позавтракать, мелкие хозяйственные дела на два часа, второй завтрак, но более плотный. Час ходьбы, чай, а после два часа медитации. Я садился на крыльцо, просто поджав под себя ноги, не утруждаясь позами лотоса и подобными. Я смотрел, слушал, я заново учился получать наслаждение. Затем обед, два часа прогулки, еще два часа на хозяйство, готовку и прочее, ужин, чай и снова крыльцо. Размышления, воспоминания, анализ. Дождь или солнце, не были преградой моему графику. Казалось даже, наоборот, каждое изменение снаружи, задавало определенное настроение изнутри. Вечерняя медитация не имела точного временного отрезка. Я мог посвятить этому час, мог задержаться на шесть. Мог смотреть по сторонам или  вглядываться в одну точку, а мог сидеть, закрыв глаза, воспринимая мир только на слух и на рисуемые образы воспоминаний.

     Наслаждение это тонкая эмоциональная грань между вымыслом и реальностью. Эволюция, развитие и прогресс пытаются стереть эту грань. Будет ли одна эмоция или разные, от игры в футбол, где есть воздух, друзья, общение и от компьютерной игры, где более сочные краски, где у тебя не ограничены возможности и те же друзья, только по ту сторону экрана? Да, вещи разные, а эмоции? Эмоции одни?

     Сама природа, будто подыгрывала мне. Пошёл снег. Именно в момент очередных размышлений, с неба полетели белые хлопья. Сердце бешено застучало. Снег. Нет, не на изменение погоды участилось моё дыхание, так мозг отреагировал на время. Время, которое, казалось, замерло на краю этой деревушки, вдруг сдвинулось. Только теперь я обратил внимание, на частоту падающих листьев, давно изменивших свой цвет. Только теперь, вдруг, природа преобразилась и полностью поменяла свое лицо. И только сейчас я это заметил. Вот отчего вздымалась моя грудь, а сердце пыталось выскочить наружу. Вот оно истинное наслаждение, вот она настоящая, не подверженная искусственным транквилизатором эмоция. По щекам ползли слёзы, душа испытывала верх блаженства. Это был очередной шаг к познанию себя.

     Прошло еще три долгих, но быстротечных месяцев, когда я, наконец, приоткрыл двери в свой разум. То к чему я стремился, к чему шёл, ради чего подвергал себя экспериментам и ради чего, в конце концов, я оказался здесь. Может, на это повлияло то, что запасы моей провизии истощились и подходили к концу. Я не мог позволить себе поесть, я мог лишь позволить поддерживать свой организм. Чтобы не упасть, что бы были силы встать, растопить печь, чтобы не потерять сознание во время моих медитаций. Пару раз, правда, сознание все же уходило, но везение, что не было сильных морозов или подсознательная тяга к жизни вытаскивала раньше, чем я мог замерзнуть и не очнуться.

     Славик больше не приезжал, да и как тут проедешь, всё замело и даже тот намек на дорогу, по которой он добирался, исчез под толщей снега. Большой удачей, хотя правильнее сказать, благодаря хозяину моего теперешнего жилища, в доме нашлись валенки, теплые штаны, зимняя шапка и подобие тулупа. Точнее, раньше это был тулуп, только его перекроили на манер фрака. Спереди, как полупальто, много выше колен, сзади свисала длинная пола до икр. Там же, в зимних вещах, были обнаружены снегоступы, ручной, такой же изящной выделки, как лавки и стулья. Тонкие прутья, будто не имели начала и конца, их словно выращивали единым растением в форме удлиненной выбивалки для ковров. В первые дни большого снега, я опробовал свою находку, чему был несказанно рад. Легкие, не требующие особых навыков, сноровки и обучения. В меру широкие, не заставляющие задумываться о том, как сделать следующий шаг и не наступить ими друг на друга. По мере изменения маршрута прогулки, до меня дошел смысл перекроенного тулупа. При подъеме в гору, полы тулупа не создавали дополнительную нагрузку, они не мешали поднимать колени. И уж не знаю, было ли это предусмотрено мастером кройки и шитья, но если взяться руками между ног, за полу, свисающую сзади, то получался быстрый и веселый спуск с горы, где пола заменяла детские санки-ледянки.

     В один из дней, во время прогулки, как и положено моему расписанию, мое внимание привлек дом, с надломившейся, но не обрушившейся крышей. Свернув со своей тропы, предварительно надев снегоступы, а их я носил с собой всегда, нет-нет, да вновь упавшее дерево увижу, а значит поломанные ветки, а значит, дрова и сил тратить на порубку не надо. Но на этот раз дом. Прикинув свои силы и возможности решил, что надо дойти. Раньше, этот дом был не так заметен из-за разросшейся лозы и кустов, обрамляющих дом по всему периметру. Но сейчас он был как на ладони. И дело даже не в облетевшей листве, а большом количестве снега, массой которого, всю эту поросль разбросало и прижало к земле. Именно поверх заснеженных, загнутых и забитых порослей, я направился к чернеющему силуэту двери. Сначала, мне показалось, что дверь заперта, но, не увидев ни одной замочной щели, куда мог бы вставляться ключ, я дернул сильнее. Дверь поддалась, - видимо рассохлась, поэтому и не открывалась, - подумал я, и вошёл.

     Внутри, можно сказать, было пусто, разбросанный мелкий мусор, какие-то бумаги, битые тарелки и прочее. Скорее всего, последний, покидающий жилище, весь свой скарб забрал с собой, оставив только то, что с собой точно не возьмешь. Видимо поэтому, ничего  полезного и нужного мне не попалось. Прошел в следующую комнату, картина особо не изменилась, к мелкому хламу добавились невостребованные дитем игрушки, прочность которых была нарушена еще при их владельце. Еще пару комнат и подсобка тоже ничего не дали. Ну что ж, извините, что побеспокоил, мелькнула у меня мысль и, развернувшись к выходу, сделал шаг, но тут же, ещё не успев коснуться пола, остановил движение ноги, вернувшись в исходное состояние.  Комната, ещё две, подсобка, что-то не так, периметр не складывался. Конечно, вряд ли у таких скрупулёзных хозяев, что-либо останется, но раз уж зашел, надо закончить осмотр.
- Итак, - проговаривая про себя, я осматривал дом, с места, откуда можно было видеть, почти каждую дверь. – Из этой комнаты, я попадаю в эту, и существующие окна обоих комнат, говорят о том, что это наружные стены правой стороны дома. Иду обратно, - продолжил я, не сдвигаясь с места, - точнее выхожу из этих смежных комнат и смотрю на двери в две оставшиеся комнаты, напротив. Да, точно, они почти одинаковы, но из одной  можно войти в подсобку, а из другой, что бы их площади сравнялись, я никуда не входил. Проверяем, - я еще раз вошел в комнату, с недостающим метражом, но она более не имела никаких потайных дверей. Повторно вошел в соседнюю, с подсобкой, точно, напротив подсобки еще одна такая же дверь. Видимо это была кухня, а подсобки являлись упрощенной версией кухонного гарнитура, то есть всё здесь, только не в шкафчиках и ящичках, а за дверью, одной или другой. Впрочем, и последнее помещение ни чем не наградило.
Этот дом, был один из немногих, который не был  исследован мной раньше. Во время своих прогулок, я посетил почти каждое строение, где по моему представлению было безопасно и ничто не грозило обрушиться при малейшем шорохе. Один из домов порадовал меня самоваром, обычной формы, но с еле заметным логотипом завода изготовителя. После того, как я его очистил, эмблема ожила. В верхней ее части, на вырисованном флаге, красовался лозунг, «Пролетарии всех стран соединяйтесь», чуть ниже, щит, с символом, объединяющим рабочих и крестьян - серп и молот, еще ниже круг, с обрамляющей его надписью – «Н.К.Т.П. Тульский краснознаменный патронный завод». Что такое НКТП для меня осталось загадкой, внутри эмблемы, по кругу шел колос пшеницы, а центр заполнял тот же серп и молот на фоне восходящего солнца. К работе тульских мастеров претензий не было, как и полвека назад, он великолепно справлялся со своими обязанностями. Одну из хижин, я прозвал охотничьим домиком. На некоторых стенах остались висеть рога лося или оленя, скорее всего, по причине отсутствия для каждого рога пары, так как по соседству, оставались следы от других мест крепления, рассчитанных на двойной трофей. В пристроенном флигеле, остались проржавевшие капканы, всевозможные баночки, бочонки, пустые коробки и, что возможно пригодится, охотничьи лыжи. Крепление в таких лыжах всегда поражало своей простотой и за последних сто лет вряд ли  поменялось. Подходит для любой обуви и любого размера, просто вставил носок ноги под лямку, другой притянул пятку и вперед. Еще в одном доме я разжился керосиновой лампой, только другой модификации, нежели  была в моем жилище. У меня была настольная, а эту можно было вешать или выходить на улицу, не боясь разбить колбу, так как её, по кругу защищал проволочный каркас, а с двух сторон шли прочные дуги, преходящие в круглый воздухозаборник. Верх совершенства изделия заключался и в том, что лампа совершенно не боялась ветра. Были в домах топоры, инструменты, прочий инвентарь, посуда и ещё много чего, но тащить и захламлять, тем более не свой дом, я не стал.
     А этот дом пустой, похоже, что последним здесь хозяйничал не сам владелец, что он просто отдал команду каким-то подчиненным или рабочим, чтобы все погрузили и вывезли. Во всех домах хоть какая-то мебель или горшки с цветами или хозяйственная утварь да оставалась, а здесь ничего, только то, что могло разбиться или выпасть при выносе.

     Но награда все-таки нашла своего героя. В центре, на полу кухни, конечно, совершенно случайно, я заметил выделенный прорезью квадрат. Со временем он стал почти незаметен, но ввиду моего более тщательного осмотра и внимания к данному помещению, он не смог утаиться и все же привлек мое внимание. Для пальцев щель была узка, поэтому пришлось повозиться, выскребая мусор из шва куском разбитой тарелки. А пока скреб, на глаза попалась вилка, лишившаяся, в свое время, наверняка красивой ручки. Она и послужила ключом к загадочному тайнику. 
     Вниз вела наспех сколоченная из досок лесенка, вид которой не внушал доверия и прежде чем поставить на ступень ногу, я несколько раз покачал её, проверяя на прочность. Ещё три ступеньки и с каждой похожая операция. Постоял, осмотрелся и, усмехнувшись про себя, - мог бы и пораньше догадаться, что без окон и дверей, внизу я ни черта не увижу, - полез обратно. В большой комнате подобрал журнал, надпись на котором гласила: «Работница» Июнь 1964. Следующая страница   не вступала в противоречие с эпохой и так же, как и самовар того века, имела в своей шапке лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и раскрывала основу издания, что это не что иное, как общественно-политический и литературный журнал. Что было ценного в данном издании, что в отличие от современных журналов, он не пестрил глянцевыми обложками и страницами, а значит, и горит он лучше и дым не такой едкий. Но в любом случае, с таким подобием факела, надо быть осторожным, дом все-таки деревянный. Снова проверяя по очереди ступени, я сошел на твердую основу подвала. Зажег зажигалку и этого отсвета хватило, что бы понять, что его объемы не столь велики, а именно не более площади самой кухни. Не рискнув зажигать весь объем скрученного журнала, интуитивно открыл его посередине и, захватив пару листов, выдернул их со сдерживающей скрепки. Также скрутил, только в более узкую трубку и поджег конец. А вот и награда, ждущая своего героя.

     На самодельных полках стояли банки с солеными огурцами, помидорами, компоты и прочие заготовки. Сначала, сердце заметно участило свой ритм, как бы не медитировал организм, а голод знает свое дело и любой мозг не выдержит и даст волю чувствам. Но после рассмотрения продуктов ближе, меня ждало разочарование. Везде и во всем, в каждой прозрачной банке виднелись следы времени и испорченного плесенью продукта. Ничего не сохранилось. Затоптав догоравший факел и сделав очередной, продолжил осмотр, было понятно, что по прошествии десяти или двадцати, а вероятнее, более тридцати лет, сохранность какого-либо продукта маловероятна. Еще один огненный фонарь закончился, начал делать следующий и в темноте уперся ногой в какой-то ящик. Осветил зажигалкой, да, деревянный ящик, на который, можно присесть и не торопясь доделать очередную свечу из «работницы». Сел и наощупь вырвав очередную пару страниц, машинально их скручивал, думая в темноте о неудачных находках. – Ну, ничего, - успокаивал я сам себя, - зато дом исследовал и внес разнообразие в будничные дни. И, кстати, надо в ящик заглянуть, на котором сижу, а то вспомню о нём дома, и буду ломать голову, а что же в том ящике? Хотя, надеждой на  что-либо полезное, я себя не тешил.
    
     Щелкнул зажигалкой, поджег очередную трубку и, не откладывая на потом, приступил к его осмотру. Обычные замки-защелки на зеленом военном ящике, чуть прикипели, но усилив напор, открылись с громким лязгом. Отбросив крышку, я интуитивно отставил огонь подальше,  что правильно сделал. Содержимое скрывала парафинированная бумага, изнутри пахло машинным маслом. Неужели оружие? – мелькнула мысль, и также почти, одновременно с ней мозг прорабатывал версии об его использовании или бесполезности. Мой фитиль догорал, я аккуратно положил его на землю рядом с собой, оторвал часть парафинированной бумаги, быстро её скрутив, поджег от еще горящей на земле журнальной бумаги. Сейчас и вправду, в руке было подобие факела, но из-за моей спешки, и не плотно скрученного материала, огонь быстро подходил к руке, по которой тёк сползающий с бумаги воск. Дышать в погребе из-за дыма стало почти невозможно,  я положил горящий остаток к предыдущему, затоптал ногой, наощупь оторвал из ящика еще бумаги. Также, наощупь, попробовал  определить содержимое, что-то металлическое, круглое,  густо смазанное солидолом, отчего руки стали липкими и неприятными. Пытаясь меньше цепляться испачканными руками за ступени лестницы, больше с помощью локтей, выбрался из подпола наверх и вдохнул свежего воздуха. Интерес к коробке распирал, но понимая, что раньше, чем через полчаса, лезть обратно бессмысленно, сел и начал придумывать из добытой бумаги, более продолжительную по горению свечу. Аккуратно, обтер руки об угол стены, так, что бы прилипшая к пальцам густая смазка, скопилась в одном месте, может и она пригодится.
     - Сходить что ли за керосинкой? – пролетела в  голове мысль, но я тут же её отсек, может и не стоит оно потерянного времени и сил, сейчас что-нибудь придумаю, быстро осмотрю, а там видно будет, тем более, на осмотр минут пять понадобится, не более - подытожил я, разговор сам с собой.
     Нашел обрезок трубки, похожий на остаток от алюминиевой лыжной палки, длиной, чуть меньше метра. Плотно начал обкручивать один край листами от очередного журнала, чередуя с парафинированной бумагой, но через пять минут всё раскрутил и решил сделать заново, чуть изменив. Начал разрывать лист вдоль, чтобы горящая часть была сантиметров десять, и сделав один виток, на него сразу подматывал пропитанную бумагу, тем самым получая многослойную бумажную свечку. Бумага из подвала закончилась и мотать сверху обычную бумагу не имело смысла, но в любом случае результат мне нравился, осталось только чем-то это все скрепить от разматывания, и кусок проволоки не дал себя долго искать. Наверно, опять-таки, подсознательно, я его уже видел и запомнил, поэтому зайдя в комнату напротив и посмотрев в правый нижний угол, искомое было найдено. Готово. Заглянув в подвал и оценив на запах задымленность, решил еще подождать минут десять, достал из внутреннего кармана пачку примы, вытащил сигарету, потер ее кончик о волосы на затылке, так закруглялись края бумаги, и табак не лез в рот, после чего закурил, втягивая в себя дым и наслаждаясь минутами отдыха. Несколько минут спустя, тщательно затушил остаток сигареты, поджег свое изобретение, что бы убедиться в его работе. Конечно, надежда была на лучшее, он еле горел, норовя при любом дуновении ветерка или движении руки затухнуть, но с другой стороны, ветра внутри дома, а тем более подпола не было, а медленное горение давало шанс на большее время. Более ловко и без боязни за прочность ступеней, скорее спрыгнул, чем спустился вниз, нашел местечко закрепить свою свечу, чтобы освободить руки и дать пламени шанс не зависеть от их движения. Содержимое ящика  лишенного бумажного прикрытия сразу стало очевидно.  Конечно, как я сразу не догадался, никакое оружие таким количеством смазки не покрывается. Это была тушенка. Хоть срок хранения данных консервов и считается пять-семь лет, но при правильной консервации, что известно со времен первой мировой войны, такие банки могут  жить и  полвека. Тащить весь запас не имело смысла, все-таки, пока не понять, съедобно ли содержимое, поэтому, аккуратно, кончиками пальцев я вытащил пару банок и, привстав на ступень, поставил их на край пола первого этажа. Закрыл ящик и, взяв в руки факел, решил осмотреть последнюю из стен с хозяйской провизией. Все тот же результат, сквозь стекло закаток проступала белизна и зелень плесени, хотя нет, стоп, на средней полке, несколько банок без плесени. Точнее, они были совершенно не такие, будто плесень шла слоями. На варенье не похоже, что-то желтое, как растопленное масло или как мед, всеми забытый и простоявший на полке год или два. В  каких-то странных банках, точнее банки вроде как обычные, но со стеклянными крышками. Попытка открыть не увенчалась успехом, но на фоне пляшущего огня, сомнений не оставалось, это точно мед, засахарившийся, но, вполне возможно, съедобный. Взял одну, и отправил к паре наверх, если  жестяные банки, пока, вызывали подозрение к своему содержимому, то сладкая масса, наоборот, заранее  внушала полное доверие.

     Нижняя полка ничем не порадовала, но под ней, на полу, прижавшись друг к другу, стояли несколько холщовых мешков. Похоже на зимний запас зерна. Заглянув в первый мешок,   ничего особо не разглядел, слишком тускло светил мой фонарь, а внутрь подносить лучину было опасно, мешок почти рассыпался, и одной искры хватило бы для его поджога. Я зачерпнул содержимое ладонью и поднес к огню. Это мало чем отличалось от самого мешка, то ли овес, то ли пшеница, от которой осталась только внешняя иссушенная оболочка, шелуха. В следующем мешке аналогичная картина. Очередной, чуть отличался, похоже, что когда то это была греча. Но попадались и целые зерна, а значит, учитывая мои скудные пищевые запасы, можно было рассмотреть данную находку внимательней. Пламя начало прерываясь прыгать, сейчас потухнет, остался последний, неисследованный мешок. Быстро сунув руку внутрь, и в тот же момент, оставшись в темноте, свеча все-таки иссякла, ладонь наткнулась на более твердую зерновую основу. Набрал горсть, и секунды спустя, уже наверху, не веря своим глазам, держал в руке белый, неподвластный течению времени рис. Похоже, судя по попавшему в руку сушеному листу, крупа была проложена какой-то травой, мятой, полынью или еще чем-то, чем можно спасти зерно от грызунов и прочей живности. Попадались и черные точки, следы жучков, или их остатки, но в целом, это был живой продукт. Я набрал воздуха и дунул на ладонь, десятки белых крупинок подавали надежду на несколько зимних месяцев. Вырвав из середины журнала лист и скрутив кулек, спустился в подвал, наощупь, но аккуратно, не просыпая наполнил его чуть больше, чем наполовину, оставляя свободными края, что бы загнуть и подвернуть упаковку. После, завернул в такую же бумагу промасленные банки, и прежде чем разложить все по карманам, еще раз проверил качество упаковки банок, чтобы не испачкать карманы машинной смазкой. Стирать в зимнее время будет очень проблематично, и если поначалу, воду я брал из реки, то по мере её промерзания, больше пользовался растопленным снегом.

     Уже дома, выставил на стол добычу, но, не теряя самообладание, точнее, не рванув вскрывать банки на проверку их качества, вышел на крыльцо и принял привычную позу умиротворения. Шёл мелкий снег, и я пытался сосредоточиться только на нем. Внутри меня, конечно, томилось нетерпение. Но именно показное спокойствие снаружи, приучало весь организм перестраиваться и в итоге, нетерпеливость, голод и прочее отходили на задний план, теряясь в совершенстве других мыслей. А сейчас,  мысли и внимание, были поглощены снегом. Может  только что прошедшее  обстоятельство, или, вполне возможно предстоящий полноценный обед, внесли в разум не только воодушевление, но и надежду на будущее. Конечно, если бы провизия подошла к концу, я не стал бы дожидаться голодной смерти, пришлось бы идти в ближайшую деревню. По словам моих  доброжелателей, до деревни семьдесят километров, не так и много, если правильно подготовить себя к переходу. А если воспользоваться лыжами из охотничьего домика, за сутки можно управиться. Но на подсознательном уровне, я хотел остаться. До последнего обеда, до последнего шанса. И возможно эти мысли, обыгрываемые где-то в глубинах сознания, дали толчок для новых открытий:
     Сидя и наблюдая за падающими снежинками, уже вполне спокойный и не переживающий за содержимое банок, я вдруг заметил, что могу проследить за какой-нибудь отдельной снежинкой. В этом хаосе белого пуха, я выбирал то одну, то другую кувыркающуюся звездочку, провожал ее до земли и заново. Мозг открыл мне то, с чего я когда-то начал. Я снова видел все в замедленном виде. Будто нет беспорядка и путаницы в падении тысяч пушистых кристалликов.  И наблюдая за одним из них, сквозь сотни других я мог просчитать его траекторию, и казалось, даже запомню его форму, а после приземления,  обязательно определю на фоне миллионов, за каким я следил.  Конечно, время неизменно, постоянно и его ритм не зависит от моих возможностей, другое дело, мои возможности. А возможности говорили о том, что не время замедляется, а мозг начинает ускоряться. Он обрабатывает больше информации, чем в своё обыденное время. Вот они, недостающие проценты работоспособности серого вещества, нет, конечно, не все, но еще одна малая часть. Я встал, и прошел несколько метров, для того, чтобы понять, только ли в процессе умиротворения и безмятежности, доступна данная возможность. Нет, разуму было подвластно наблюдение и во время моих нескольких шагов, только еще шире. Я отошел от дома, и наблюдал, как на ветке дерева, снежинки, скапливаются друг на друге, изредка скатываясь, а иногда увлекая за собой еще несколько, но наполняя своей тяжестью ветвь. Какие-то секунды и уже заметен прогиб, но несколько неосторожных снежинок, почти одновременно упали лишь на одну сторону побега, и, нарушая равновесие общей массы, потянули за собой всех. Ветка вздрогнула и заставила всех остальных, не успевших  организованно налипнуть,  покинуть свои плечи.

     Так прошел час или более, но это было не мгновение замершей секундной стрелки, это была целая вечность. Время, отведенное и отсчитываемое для всех одинаково, было подобно кружке горячего чая, где один, жадно пьет большими глотками, обжигая губы, полость рта и горло, а другой, медленно черпает напиток чайной ложкой, дуя на поверхность, и смакуя аромат хорошего настоя. Всё прекратилось как-то само собой. Видимо, чувствуя грань своих возможностей, мозг отступал, давая возможность поработать себе и на благо организма в целом.  Разум напоминал о том, что есть дела обыденные, но важные: растопить печь, согреться и, в конце концов, поесть. В печи еще теплились угли, поэтому первых два дела времени не заняли.
    
     – Ну, с чего начнем? - спросил я сам себя,  но так как банка с медом была самой чистой и, возможно, готовой к употреблению, выбор был более чем очевиден. Возиться с крышкой долго не пришлось, она поддалась, как только я надавил ножом в месте стыка.  Этим же ножом ковырнул кристаллическую массу, поддел маленький кусочек и отправил в рот. Сахар с медовым вкусом, и хоть я и соскучился по сладкому, но данное содержимое лучше было растопить или растворить. В него не воткнешь обычную ложку, мед был настолько засахарен и тверд, что кроме как ножом, извлечь из банки больше, чем на его кончике, не представлялось возможным. «Так, ладно, чаепитие на потом оставим. Надо проверить тушенку. Сначала оттереть банку», - мысленно проговорил я.
Обернутой бумагой это сделать не получилось, слишком густа и прилипчива смазка. Взял из сложенных дров щепку и попробовал ей, но результат также не порадовал, а надо-то, лишь верх банки оттереть. Открыл дверь печи, бросил измазанную лучину, что бы случайно о неё не измазаться, в ответ, тепло печи навело на мысль быстрого избавления жестянки от горюче-смазочных материалов. Можно было бы просто бросить банку в печь, и все сошло бы быстрей, чем можно только предположить, но вероятность взрыва банки почти стопроцентная. Поэтому, держа банку за дно, подставил огню ее верхнюю часть, а секунды спустя оттирал поплывшую смазку. Еще пару раз и крышка блестела своим первозданным жестяным блеском. Два-три нажатия ножа и запах тушенки заполнил дом. Отогнул крышку, поддел кусок мяса с прилипшим к нему желе и, подставив руку, чтобы тот не сполз с ножа, забросил в рот. Да, в такие моменты можно поспорить о высшей степени наслаждения. Позволил себе ещё пару кусков и остановился. Одной банкой сыт не будешь, а жить еще долго, так что надо растягивать удовольствие.  Набрал кастрюлю снега, поставил топиться на печь. Не дожидаясь, пока весь снег осядет и перейдет в первозданный вид, прямо в него насыпал рис и добавил еще снега. Взял вторую кастрюлю, но её наполнять снегом не стал. Хоть снег и быстро тает, но воды от него слишком мало и приходится бегать по десять раз дополнять. В неё были уложены аккуратно отломленные, только что свисавшие с крыши сосульки. Тают медленней, но итог, в сравнении со снегом, всегда быстрее. Тем временем, в первой, от снега не осталось и следа, дно было заполнено рисом и покрыто чуть водой. Придерживая рис, вылил и снова набрал снега, надо было хоть как-то промыть, тем более, вторая кастрюля давала время, пока в ней происходило таяние ледников. Минут через пятнадцать лед исчез, а еще через пять-семь вода закипела. К этому моменту рис принял шестую снежную ванну и в очередной раз был задержан ладонью на краю алюминиевой пропасти. После, медленно высыпал рис в кипящую воду, заодно просматривая крупу на предмет посторонних примесей. Через десять минут кипения, аккуратно добавил в кастрюлю содержимое банки, подождал закипания и сдвинул чуть в сторону, для томления и предотвращения подгорания долгожданного обеда. Убрал со стола все лишнее, приготовил тарелку, ложку и подставку для горячего блюда, взял полотенце и только приподнял кастрюлю от плиты, как услышал доносившийся с улицы звук мотора.


                Глава 14.

     Звук шел со стороны реки и нарастал. Еще минута, и он уже рядом. Пока я надевал валенки, шапку и прочее, на крыльце раздались шаги.
     - Судя по запаху, он все-таки нашел мои запасы.
     - Судя по запаху, он не отдал концы, - ответил знакомый голос Славика.
В дверь, ради приличия постучали, и тут же открыли. Славик и Михалыч, с мешками на плечах, только костюмов дедов Морозов не хватало.

     - Ну, здорово, как поживаешь? Смотрю, мы как раз к обеду? – спросил Михалыч, сбросив мешок с плеча, и пройдя внутрь, по-хозяйски открыл шкаф и поставил на стол еще две тарелки. Славик тем временем, достал из мешка бутыль и с важностью поставил на стол.
     - Да у меня еще те бутылки не початы, - как-то стесняясь и не зная, что сказать, произнес я, скорее Славику.
     - Да не тушуйся, - будто в поддержку меня продолжил Михалыч. – А чего огурцов солененьких не достал?
     - Так заплесневели все, и огурцы и все остальные банки, - ответил я.
     - Как заплесневели? Что ж ты с ними делал? Затопил подвал или парную в нем устроил?
Старик явно опешил от такой информации.
     - Да от времени все испортилось, - перебил его я, - крышки проржавели, внутри одна плесень, от крупы в мешках, пыль да шелуха осталась, рис только уцелел, да вот эти банки, - указал я на мед и вторую, не вскрытую банку тушенки.
     - От какого времени? Да этим банкам и года нет, Ефимовна их по весне только отдала, она мне все время отдает по весне, то, что за зиму не ушло, а я ей, пустые в ответ отдаю, для её новых засолок, а там глядишь, и мне что достанется. А с крупой, что не так? Мы ж ее при тебе покупали, я её в магазине сам в мешок укладывал.
     - Я, про другую крупу, ту, что в подполе.
     - Так там отродясь никакой крупы не было, - сказал старик, и начал отодвигать в сторону табуреты. После откинул половицу, где на полу вырисовывался такой же люк, как и в заброшенном доме. Теперь и я начал понимать его удивление и непонимание порчи продуктов. Он, тем временем, по-молодецки схватил лампу и юркнул в подпол.

     - Испортилось  у него всё, - доносилось снизу, - хватай, - и из подвала высунулась рука с банкой огурцов. Так же быстро он оказался уже рядом с нами, закрыл люк и, смеясь, приказал: - Теперь садимся за стол, кушаем, а там под рюмашку и расскажешь, а то с нашими расспросами, можно и до обеда не дотянуть.
     Мы начали кушать, ну уже через пять минут, после второй опрокинутой внутрь стопки самогона, я рассказал про мои находки и исследования домов.
     Славик чуть ли не под стол лез от смеха, - как, говорит, испортились? - а он ему, от времени, - и он снова брызгал смехом перегибаясь под стол. После, вытерев слезы и сопли, продолжал: - а лица, видели бы вы свои лица, то ли один ополоумел, то ли оба. - От времени, говорит, проржавело, заплесневело и шелуха одна осталась, - и он снова заливался, тем самым смеша и объединяя всю компанию.
     - Так можно и ополоуметь, - отвечал Михалыч, - вроде ж недавно банки все перебирал, а тут вдруг заплесневели все, причем разом.
     - И проржавели, - добавлял Славик.
Очередная порция спиртного чуть сбавила шум, Славик вышел на воздух перекурить, а Михалыч, хотел  еще раз уточнить, какой именно дом имел подпол. Что бы долго не объяснять, мы вышли на улицу, отошли от крыльца, и я указал на видневшуюся, полусложенную крышу.
     - Так это ж дом нашего председателя, начал старик. – Он один из последних уехал, а если не считать меня, то, пожалуй, и последним. Не хотел он покидать наше село, все разбежались, а он всё надеялся возродить. Но прогресс шагал, заводы в городе ждали, вот и его два сына в город уехали. Митя да Витя. От отца они много переняли, через пару лет уже на должностях были. Звали батю в город, а тот ни в какую. Даже жинка его уже не поддерживала, но Егор Палыч, так звали председателя, только отнекивался, чего, мол, мне там делать. А здесь ты чего делаешь, донимала его супруга, но, избегая споров, тот приходил ко мне, а мы уж находили и о чем потолковать и чем заняться. Тушенка, кстати, его заслуга. Недалече, часть расформировывали, склады освобождали, так он договорился с солдатиками, не знаю, чем он им там подсобил, но тушенкой его на десять лет вперед снабдили. Главное, как ему сказали, лучше ящики вообще не трогай, так она долго сохранится, а если открыл, то долго не тяни.
     - Пошли в дом, - хлопнув меня по плечу, сказал Михалыч, да и Славик, затушив окурок направился в хату.
     - Вижу, баночки у него еще остались, как, впрочем, и у меня. Поэтому-то я и подумал, что из моего подпола. Так вот,  Митька с братом не унимались, и любили и уважали отца и хотели, чтоб при деле был, в общем, провернули они аферу, - старик подмигнул Славику, а тот в свою очередь быстро смекнул, и наполнил рюмки, после чего все залпом выпили, тем самым, заполнив паузу рассказа. Старик закусил и продолжил:
     - Митька, хотя в тот момент, многие уж, величали его Дмитрий Егорович, получил квартиру, но переезжать от брата не стал. Договорились братья, кинули жребий, кому какая роль достанется в их деле. Виктору Егоровичу выпал жребий к отцу ехать и уговорить того с матерью на неделю у них в городе погостить.
     - Каким образом уговаривать - твое дело, - говорил ему брат, - но неделя, минимальный срок, на который те должны согласиться, выйдет больше, будет лучше.
И так и сяк Витька уговаривал, ужом крутился, а больше, чем на выходные дни, отец не соглашался. Не прельщали его ни достопримечательности, ни музеи, ни театры. Ну, и не придумав лучшего, Витька ляпнул: - а с невестами нашими, есть желание познакомиться?

     До чего Егор Палыч к уговорам был привычен и к разговорам на  тему переезда, а вот про невест, как то не в голову. Он даже и сел после этих слов, и слезы на глазах показались, ведь, правда, выросли детки. В его-то глазах, как были мальчишки, так и остались, а сейчас, посмотрел он на младшего, будто первый раз его таким видит. Высокий, плечистый, костюм важности добавляет, только глаза те же, веселые, игривые и будто нет в них того возраста, какой они имеют. Обнял он сына, тут же мать бросилась на обоих и рыдать.
      - Ты чего это удумала, мать, ну ка, не выть, - а у самого слезы текут, встал он и быстро на улицу, со словами: - Ща, погоди, до Михалыча дойду, узнаю, есть у того время за хозяйством присмотреть.
     Хотя все понимали, нет уж никакого хозяйства, грядки с зеленью, несколько соток картофеля, да десяток курей. Пришел он тогда ко мне, я, говорит:
     - На неделю отлучусь, ты присмотри за домом, невесты у сыновей появились.
А слезы так и катятся, но продолжает: - Я ведь с этими курами, как  сам не свой, будто забыл про детей, у меня только одна мысль и засела, что у них лишь одна идея,  надо в город меня везти. А ведь оно совсем не так, понимаешь Михалыч? Не так.
Сыпались слова у него вперемешку, да и я на него по-другому взглянул, будто не вчера мы виделись, а год-другой миновал, разволновался Палыч, чего отродясь с ним не было.
     - Езжай, - говорю, - не беспокойся, присмотрю, хоть неделю, хоть две.
     Он как на крыльях рванул, будто он только и ждал, когда его село отпустит, а село только в моих глазах то и оставалось.
     Быстро они тогда управились, часа не прошло, как собрались, сели в служебную, выделенную Дмитрием Егоровичем, машину и в путь.
     На следующий день, можно сказать, с петухами, слышу, мотор едет, думаю, никак поссорились или еще чего. Но нет, теперь старший, Митька приехал. Зилок с тентом, да солдатиков четверо с ним. Я подошел, а он, будто день через день здесь бывает, бросил через плечо:
     - Привет Михалыч, - и вовсю команды раздает. Быстро начали грузить все, что в доме было, не разбирая, не вытаскивая ничего. Бойцов крепких привез,  те берут шкаф, прямо со всем скарбом, и в кузов. Стол перевернули, в него все табуреты сложили и туда же. Видя мое недоумение, он как бы мимолетно:
      - Переезжает батя, а тебе, вот адресок, если что, в любой момент в гости приезжай.
Через два часа, только куры да грядки остались не тронуты, а дом подчистую выгреб. Не хочу, говорит, разбираться, а то скажут, мол, забыл самое важное, чугунок какой-нибудь от прадеда, передаваемый из поколения в поколение, поэтому всё заберу.
     Михалыч подвинул стопку, а для Славика, это был даже не намек, а команда, тотчас исполненная. Выпили не нарушая тишины, в ожидании продолжения рассказа.
     А в городе случилась следующая забавная штука, в тот день, когда Егор Палыч с супругой приехал, Митька стол накрыл, готовился к встрече. И вот входят все, отец, мать, Витька, а Дмитрий встречает их и сразу к столу ведет. Отец подходит к столу и говорит:
     - А чего это, нет-то никого? Я думал, что мы как раз ко времени, спешим, что сейчас встретимся, знакомиться начнем?
 Дмитрий удивился и усмехнувшись говорит:
     - Так вроде знакомы все, может, конечно, давно не виделись, но знакомится-то, вроде, как и лишнее.
     А Витька ему глазами моргает, рожи кривит, пальцами губы себе закрывает, да головой мотает незаметно. А отец продолжает:
     - Как это не с кем знакомиться, или зря мы с матерью приехали?
     - Да что ты, отец, - недоуменно, но добродушно ответил Митька и, подойдя к отцу, обнял его покрепче и продолжил, - садись-ка пока, сейчас все с вами обсудим, да и решим, с кем же, как не с родителями все вопросы решаются. Давай, мать и ты располагайся, а мы с Витьком сейчас подойдем.
     - Ну, рассказывай, - выйдя за двери, в полголоса, но очень серьезным тоном вопросил старший брат.
Младший, как и есть младший, хоть даже по сто лет обоим будет, а воспитание всегда младшего к послаблению направит, а старший, хоть и дважды два не сосчитает, но по любому, более умным будет  считаться, по крайней мере, в глазах младшего. Витька, чтобы не сразу от брата нравоучений получить, начал издалека:
          - Да вот, братец, надо бы одну задачку решить, как мы с ней справимся, так и удача будет на нашей стороне.
     - Какую задачку, что ты им там наговорил, уж, не с Генеральным ли секретарем я их должен познакомить?
     - Да с ним, пожалуй, попроще было бы, - ответил младший и заулыбался.
     - Ну, давай, договаривай, что то мне твоя улыбка ехидная совсем не нравится.
     - Брат, ты пойми, какие только я золотые горы не обещал, что только не придумывал, ни в какую не стронуть с места было, только одну лазейку к расположению отца и нашел. Мать то, готова была и так приехать, а с ним, ну ни чем его не проймешь. Ты кстати, на завтра с грузовиком договорился?
     - Ты мне зубы не заговаривай.
     - Мить, Вить, долго вы там? Выглянув из-за двери, спросила мать.
     - Да идем, идем, - с улыбкой ответил Дмитрий, - давайте-ка, наливайте, да тарелки с отцом наполняйте.
Мать прикрыла дверь, а старший, продолжил: - давай, говори уж, а то обоим не поздоровится.
     - В общем, позвали мы их, с нашими невестами знакомиться.
Если и ожидал старший брат какую-нибудь нелепость услышать, то только не эту. Ему и впрямь показалось, что с генсеком было бы проще отца познакомить, чем невест сейчас преподнести.
     Михалыч усмехнулся: - вот задачка так задачка, тогда ведь, не то, что сейчас, тогда, знакомство с родителями, это считай пол свадьбы отыграно. Нет, конечно, знакомые девушки у братьев на примете были, но на примете и только знакомые, и даже без намеков на какую-нибудь любовь, а вот тех, готовых и в огонь и в воду и, тем более, замуж, увы. Но делать что-то надо.
     Зашли они в комнату, Дмитрий сразу, не дав ни кому опомниться:
     - Ну что ж вы сидите, как на чемоданах.
Быстро подошел к столу, налил рюмки и продолжил: - давайте-ка, за нашу семью, а больше за вас, - направляя руку, держащую рюмку в сторону родителей, произнес он.
Все чокнулись, Дмитрий, почти тут же, наполнил стопки заново.
     - Ты куда погнал-то? – спросила мать.
     - Чтоб дом был полон, не гоже рюмки пустыми держать, - басом, выставив грудь колесом, быстро нашелся Дмитрий, а батя, исходя из своих традиций, сразу взял в руку вновь наполненную чарку:
     - Ну, хорошо, давайте детки, хотя, какие вы уж детки, давайте парни и за вас и за дом ваш.
После чего, почти тут же опустошил содержимое.
     - Раньше не было традиций каждый раз стопками друг о друга бить. Чокнулись раз и довольно, - продолжал Михалыч.
Как только отец или мать, хотели, что-либо спросить, Митька или Витька, ловко изворачиваясь от вопросов и, перебивая друг друга, начинали шутить или рассказывать какую-нибудь занимательную историю.
В какой-то момент, отец все-таки сдержал их натиск, поднял руку и, дождавшись тишины, сказал:
     - Вижу, что чего то вы не договариваете,  не буду терзать вас вопросами, вам виднее, давайте-ка, покажите, где нам с матерью разместиться, а утро вечера мудренее.
Витька показал спальню, а Дмитрий, тем временем, поспешил одеться и, что бы поменьше разговоров вести, крикнул:
     - Витек, завтра утром родителям культурную программу устроишь, а после обеда все по плану.
     - Что за планы? - Хотел встрять в разговор отец, но старший сын обнял его, похлопал по плечам и ответил: - завтра, всё завтра.
     - А на следующий день, как я и говорил, продолжил Михалыч,  Дмитрий, со сворой солдат, погрузив весь деревенский скарб, совершил переезд родителей, естественно, втайне от них. Эту историю, я, конечно, позднее, узнал, когда в гости к ним наведался, а на тот момент, остался я в деревне в полном одиночестве, если кур, конечно, в счет не брать. Ну да ладно, продолжу про Егор Палыча.

     Витя организовал родителям поход в один музей, да другой, на послеобеденное время, договорился с приятелем, что бы тот экскурсию на заводе провел, а это отцу, пожалуй,  поинтересней музеев будет. Сам тем временем, рванул брату помогать. К тому моменту, Дмитрий с бойцами разгружал в новую квартиру мебель и прочее, привезенное с отчего дома. Не спеша, расставили они все по квартире, что отдельно было, пихали в шкафы или под кровать, что бы обстановка была, будто кроме мебели, более ничего и нет. Пару шкафов, тумбы, стулья, стол да пару кроватей. Комнат в квартире было две, но по тому времени, что бы заставить их мебелью, надо было очень постараться. В деревне-то что, часть дома печь занимает, полки открытые, стол, лавки да кровать. Шкафы только со временем у Палыча появились, о них через пару минут скажу, так что, как бы не казался его деревенский дом большой, а нажито, как и у всех, сунешься собирать да подсчитывать нажитое, а окромя чугунков, ничего и нет. Так вот, запрятали они все по углам, шкафам и тумбам, еще раз осмотрели и, довольные результатом, поехали к своим.
 
     А в жизни, чего только не бывает. По дороге, они остановились у пивного ларька, взяли по паре пива, в то время, обычно, брали сразу по два. Первую пьешь сразу и сдаешь тару, чтобы не держать, а вторую уже смакуешь. Обсудили свой маленький подвиг,  и собирались было продолжить путь домой, как приметили на скамейке двух девчат. Те с жаром что-то обсуждали, а братья, веселые и задорные, после проведенной ими операции «переезд» и, чуть более смелые, после хмельного напитка решились подойти к ним.
     - Привет девчата, шум от вас на версту стоит, то ли на помощь зовете, то ли наоборот, отгоняете всех? – с улыбкой, но выделяя себя лидером, спросил Дмитрий.
     - Отгоняем, конечно, а то, как увидят скамейку от ларька пивного, сразу норовят с кружками сюда прибежать, типа вас.
     - Так мы без кружек, но если вам хочется, можем принести, - всё также весело продолжал Митька.
     - Не хочется, идите куда шли, - ответила та же, что и первый раз.
     - Да, ладно, девчат, мы же просто, компанию хотели составить, а вы сразу, идите куда шли, - теперь в разговор вступил Витя и продолжил: - мы вот с братом родителей из деревни в город перевозим, только что им квартиру обустраивали, настроение отличное, а поделиться не с кем. А тут видим, вы, наоборот, полны каких-то забот, вот и подошли, может и вас, на хороший лад настроим.
     Теперь вступила вторая, но такая же бойкая и боевая, как первая: - так может, готовы к нам на фабрику заступить, как раз две должности освободились, один будет начальником прядильного цеха, другой - ткацкого. На словах-то все смелые да бойкие, а как до дела дойдет, так и нет никого.
     - А прежних-то, что, довели? С усмешкой спросил Дмитрий.
     - Да погоди брат, ну ка, девчата, давайте поподробней.
Подруги сначала нехотя, но не прошло и пары минут, наперебой рассказывали, свои фабричные проблемы и переживания.
     - Место начальника цеха, мало кто стремится занять, мужики месяц  побравируют, на другой в запой уходят, а после и совсем, на другой завод перебираются, мол и зарплата там выше и работа более мужицкая. Конечно, бабы наши не подарок, и поплакать и обматерить могут, но станки хоть и с нитками работают, но в любом случае, мужицкого вмешательства требуют.
     - Да, ладно, - вмешивалась другая, - станки и Васька починит, а вот порядок в цехе навести, это ведь не просто, ты Мань сюда, а ты Галь сюда. Надо ведь и подачу материала обеспечить и отгрузку готовой продукции, чтобы цех не останавливался, а то последний бегал, бегал, темпы производства наращивал, пока рулонами готовой ткани въезд не завалили и что, остановили работу на двое суток.
     - А предыдущий, - тараторила другая, - забыл в лабораторию образцы отнести, километр ткани в брак отправили, а виноват кто? Да даже, если и он виноват, то план сорван, а нам наверстывай.
     - А что, если я не разбираюсь в ваших тканях, как руководить-то? – участливо перебил младший брат.
     - Да в тканях мы и сами разберемся, тут больше опыт общения с людьми нужен,
     - точнее, даже не общения, - задумчиво продолжала вторая, - общаться и так все умеют, а вот разложить всё по полкам, если так можно сказать. Не просто со всеми договориться, а принимать решение, бабы хоть и кричат громко да недовольны всем, а если увидят, что дело идет, то и примолкнут сразу. А если не пойдет на поводу, да пошлет вовремя, куда подальше, и толк из этого выйдет, так шелковыми  станут.

     И первая добавила: -  нам нужен не просто начальник, нам бы, типа, председателя колхоза. Кто и горой за бабу встанет,  и на место всех поставит, если надо, то и обматерит хорошенько, а хоть иногда, да надо, по-другому на заводе и не расслышать.
     После этих слов, Дмитрий начал понимать, к чему эти вопросы от младшего брата. Кто как не батя, прослуживший председателем сельсовета более двадцати лет, и для которого может и весь этот завод, а не то что цех, только как хобби воспримется. Ведь кто такой председатель сельсовета? - так просто и не опишешь. В голове и посевная и роженицы и трактора и коровы. И в район  смотаться, договориться, и своих не упустить. И на свадьбе отметиться и в последний путь проводить. Никого не забыть, не обидеть и спуску не дать. И дорога в исправности должна быть и свет не погаснуть. И школу за зиму выстроить, пока мужик на поле не занят и каток детям организовать, чтобы при деле были. Все дела да проблемы в голове держать, так как записывать, по сути, и некогда. И в конце концов, нести весь груз ответственности не только перед родиной, перед людьми. А люди, люди Егор Палыча уважали.

      И в эти последние минуты, пока девчата жаловались на жизнь, Дмитрий вдруг понял, что весь этот затеянный ими переезд, это такая мелочь и, в то же время, такая полная катастрофа для их родителей. Ведь не привыкли те без дела сидеть, в окна да в телевизор смотреть. Да мы же с братом, более в гроб хотели отца загнать, нежели добро ему сделать. Хоть мельком и говорили они с братом, что надо отца куда-нибудь пристроить, но не это было основой. А теперь, будто слилась воедино, та верная и окончательная мысль. В последний миг, будто сама судьба направила им этих девчат. И нашлась настоящая, будущая основа жизни и направление для их главы семейства, а там может и для матери что найдется. От переполненных мыслей и чувств, Дмитрий вскочил, обнял, сильно прижав голову брата к себе и потрепав с чувством выпалил:
     - Голова ты Витька, голова, - и тут же повернувшись к девушкам спросил:
     - Во сколько у вас смена на фабрике начинается?
     - Первая в семь.
     - Завтра в  шесть, на этом месте встречаемся, будет вам председатель колхоза, даем слово, а может, и мужья вам сыщутся, грех таких ответственных девчат упускать, - с восторженным видом закончил старший брат и будто опаздывая, подхватил младшего под руку, уводя в сторону дома. Шагов через десять остановился и обернувшись крикнул через плечо: - завтра в шесть.
     - Да куда же ты так рванул? - замедлив шаг, спросил младший брат, - даже имена у них не спросили.
     - Так даже надежней, что не познакомились и не спросили, они, только лишь от любопытства, точно придут. А начали бы знакомиться, суть да дело упустили бы, проворковали бы о кино, звездах и прочей дребедени, не пойми чем и дело бы закончилось.
     Михалыч, подвинул стопку ближе к разливающему, а Славик не заставил себя долго ждать и, после небольшой паузы, он продолжил: - И ведь все получилось у сорванцов. Утром, по дороге к месту встречи, братья обрисовали отцу картину, что без того завод загнется и, если не может отец или сил в себе не чувствует, то, может, хоть чуть подсобит, научит кого, а там и дело сдвинется. А попробуй, скажи мужику, мол, сил у тебя может маловато, так обязательно полезет под телегу удаль свою молодецкую показывать. Так и Палыч, встрепенулся:
      - Как так мужики не выдерживают, да еще и у баб на поводу идут?
Как с девчатами у того разговор пошел, так даже Митька с Витькой за голову от удивления и восторга брались. Ведь никогда не был отец на той фабрике, а по дороге вопросами сыпал, будто оттуда в отпуск уходил:
      - Сколько смен работает, три? Ясно. Первая и вторая по восемь часов, ночная семь? Хорошо. Если нитки заканчиваются или что там у вас, криком зовете, бежите или сигнализатор какой есть? Непорядок, надо над каждым станком лампочку повесить, да в красный покрасить, загорелась, значит у станка помощь нужна. А обновление линии, когда было? Чистка и смазка по графику или от поломки до поломки? Непорядок. Может ли подвозящая заготовки машина, сразу забрать готовую продукцию и место в цехе есть для  складирования?
     Если сказать, что в тот день, Егор Палыч задержался на заводе, это значит, ничего не сказать. Братья, сначала каждые полчаса подходили к проходной, интересовались, вышел или нет, после, через час, а как темнеть начало, так уж и домой засобирались, но тут и батя показался. Митька с Витей утомленные от безделья и ожидания, аж подскочили, увидев его - цветущий, бодрый, веселый. Идет, знакомые уже девушки, рядом, с двух сторон и под руки.
     - Что заждались, бездельники? Ваши невесты, во вторую  смену готовы были со мной заступить?
Сколько от него по дороге радости и жизни выплескивалось, было не передать. А те, вчерашние знакомые и в самом деле стали женами его сыновей. Вот такие бывают истории. А, чуть не забыл, - добавил Михалыч, - вечером, отец говорит сыновьям:
     - Эх ребятки, все бы хорошо, только вас стеснять мне не хочется. Пока на заводе дадут комнату какую, придется вам потерпеть нас.
     - Пойдем-ка отец, прогуляемся, да и ты мам, одевайся, с нами пройдешься.
Приводят они родителей в подготовленную ими ранее квартиру, открывают дверь, включают свет.
     - Да вы что! – воскликнул отец, - никак у Михалыча заранее мебель заказали? А он-то, он-то, как от нас это в тайне схоронил? Будто копии ваял с нашего стола да табуретов. Отец подошел к столу, с воодушевлением провел рукой по его поверхности, но тут рука остановилась. Небольшая, но глубокая вмятина, зашкуренная им лично, после неудачного соскальзывания ножа, красовалась под указательным пальцем. Новым взглядом посмотрел на табуретки, шкаф, готовый вот-вот лопнуть, от количества запрятанной в нем утвари, сердито посмотрел на пацанов, а потом как рассмеется:
      - Ну, сорванцы, ну если бы не мать, я бы вам надрал уши.
Хлопает по столу и заливается: - копии Михалыч ваял. Причем днем, пока я на грядках, размеры с табуретов снимает, по ночам строгает, а после, по реке сплавляет, чтобы я не заметил, - и снова его разбирал смех.
     Михалыч, рассказывая, сам заливался, будто все при нем и происходило, но успокоившись, задумчиво и многозначно добавил: мда, сколько воды утекло с тех пор, а Егор Палыч, до сих пор, жив-здоров, в свои восемьдесят с хвостиком, бегает на завод, молодых поучает. Не может он просто так, для себя жить, никогда не мог, - и, выдержав небольшую паузу, добавил, - да и зачем, впрочем, для себя-то жить.
     Старик замолчал, пауза затянулась, будто Михалыч специально дал время подумать над его последними словами.
     - Давай-ка, Славка, на ход ноги, и помчим своими делами заниматься.
Будто по команде, они выпили, встали и, словно их задачей было не дать мне опомниться, пошли к выходу. На ходу Михалыч сказал:
     - Мы тебе продуктов подвезли, плюс, ты небольшое  хранилище обнаружил, до весны тебе хватит. Не провожай. Да и сам надолго не задерживайся, затворничество это не твое, наверняка, тебя ждут другие, пусть более мелкие, но точно, великие дела.
       С крыльца я наблюдал, как они сели на снегоход, развернулись и включили полный газ, чтобы из под гусениц фонтаном взлетел снег, будто они не уехали, а растворились в снежной пелене.
     Грусти не было, наоборот, осталось воодушевление, подъем, мысль, что я на правильном пути и не менее важная мысль, что кто-то обо мне помнит, а возможно даже, переживает. Что обязательно будет тот момент, когда я их отблагодарю. Но, всматриваясь в удаляющуюся точку снегохода, почему-то, появилась мысль, что больше они не приедут. Что дальше, всё только в моих руках.

                Глава 15.

     За несколько дней моего труда, подвал председателя изрядно опустел. Я перенес все, что можно было спасти. Рис легко очистил от пыли и прочего, прокалил на печке и заполнил в стеклянные трех и пятилитровые банки, взятые в том де подвале, вычищенные и вымытые от прежнего, испорченного содержимого. Ни много ни мало, а получилось добрых пятнадцать литров. С гречей было сложней. Для ее разбора требовалось и света больше, так как более половины зерен были пустыми и, соответственно, внимания. Пришлось даже на пару дней изменить свой режим, чтобы возле окна, с рассветом, выбирать целые зерна. Но, чем-то, данное занятие, заменило медитацию, так как требовало от себя большей усидчивости и терпения, но в то же время, не мешало думать, рассуждать, вспоминать, давать оценку. Когда с ней закончил, стало даже жалко, что я слишком быстро управился, всего за два световых дня, а в результате, лишь пять литров, хотя мешок был, куда больше чем с рисом. Правда, если бы я знал, что время было потрачено зря, а порцию гречи мной было решено сварить, только по окончанию всего объема, что и было сделано вечером второго дня. Оказалось, что в отличие от риса, она совсем не сохранила свой вкус. Был похожий аромат, но взяв ложку на пробу, каша оказалась безвкусно-горькой. Прокаливание не помогло, но выбрасывать не стал, вдруг и до такого вкуса дело дойдет. А вот мед, совсем не изменил ни, вкус, ни аромат. Твердый, как скала, но как только кусочки попадали в горячий чай или просто кипяток, дом наполнялся медовым ароматом и травами.
     До весны, точнее до освобождения природы от снега, времени еще хватало, хоть условий по времени моего проживания мне никто не ставил, но все же я предполагал, что будет неверно пользоваться гостеприимством дольше. Этот период и расставил все мои приоритеты, дал то, к чему я стремился, а скорее, удержал от неверного шага и мыслей.

     С каждым днем мозг позволял мне все больше и больше, его работа стала более четкой и предсказуемой. Теперь мне не приходилось часами медитировать, чтобы наладить скорость его обмена информацией со всеми органами тела. Но и в этом, казалось, невероятном успехе, меня подстерегали, вполне ожидаемые сюрпризы. Если тогда, с волками, тело четко и молниеносно реагировало на все команды, то сейчас я начал осознавать, что мой городской ритм жизни, отсутствие постоянных спортивных нагрузок, излишний алкоголь и прочее, из серии моих экспериментов, не только лишили скорости мое тело. Упавшая реакция и координация беспокоили меньше, чем забывшие спортивный и здоровый образ мышцы. Вот медленно летящая, в моем мышлении, капля с крыши, и нет ничего проще, подставить под нее ладонь. Хотя на самом деле, капли струились одна за одной, только я, своим умением должен выбрать нужную мне, и выбросить вперед ладонь, чтобы попалась лишь она одна. Мозг отреагировал четко, рука молнией взметнулась к капле, но через мгновение, я с криком боли сидел на коленях, держась за плечо этой стремительно выброшенной руке. Растяжение, а мог быть и разрыв. Даже в детском саду нас учили, сначала разминка и разогрев. Ведь проснувшись, мы не бросаемся решать задачи или читать книги. Туалет, ванна, чай, это время, когда мы, как бы разогреваем мозг для работы, своеобразная пробежка. Как и тело, не разогревшись, не подготовившись, он не в силах работать в полную силу. Может быть, конечно, и возможно, только лишь усилием воли и мысли разогнать в жилах кровь, мгновенно прогреть все мышцы, но сколько же энергии должен потратить организм? Куда проще держать тело в тонусе самостоятельно. Вероятно, в свое время, правильно я рассуждал о знаниях великих учителей боевых искусств, что их тайна  основана  не на умении владеть своим телом и оружием, а на искусстве познания себя, только сейчас, к этой мысли, все-таки добавится, что познание себя, не отменяет их ежедневные занятия и тренировки.
Я не стал истязать себя тренировками. Мне было достаточно понять, что это возможно и идти в  познании себя дальше. А дальше все было стремительно, и страшно. Страшно не за себя, не за свой организм и здоровье, не за своё будущее, а просто за свою попытку проникнуть в то неведомое и неизученное.


                Глава 16.

     Я наслаждался единением с природой, я купался в своем наслаждении и в том, чего не мог замечать ранее. Ветер, проносимые облака и хруст сломанной вдалеке ветки. Звук падающих с крыши капель, который невозможно, казалось бы, услышать, но мозг сам дорисовывал образы и звуки. В полном ощущении, что я только вышел, что только присел на порог, час, два или десять могли пронестись передо мной, но тут же, в мгновение, я будто в ускоренном режиме перематывал время назад и наслаждался этим заново, только теперь внутри себя. И вот, настал тот момент, когда я без труда, начал вытаскивать свои воспоминания, как тогда, в том наркотическом опьянении, только сегодня я не стоял на краю бездны. Сегодня у меня не было границ и времени действия наркотика. Не было той жадности и упоения самим собой, того метания увидеть все и сразу. Сегодня, меня мало интересовали формулы и знания, я шел по воспоминаниям фраз, обрывков слов, историй и прочего, в чем были задействованы друзья, знакомые, родные. Передо мной мелькали лица, улыбки, смех, слезы, эмоции. Десятки, сотни лиц, и каждый с чем-то своим, с отдельной чертой характера, со своей мыслью, со своими переживаниями, со своими ошибками и со своей правдой, но вместе образуя мой жизненный социум.    

     Я вынырнул из своих воспоминаний, но последняя мысль застряла в голове и, нарастая, будто снежный ком, начинала ломать и крушить мой недавно созданный мир природы и забвения. От непонятных мне переживаний, я зашел в дом, налил стакан, по словам Славика, от деда Данилы, выпил, и снова вышел на улицу. Будто в сказке, про аленький цветочек, когда часы пробили лишний час и чудище начало погибать, так и моя природа внезапно поменяла свое лицо. Вместо наслаждения, я ощутил сильный, пронизывающий до костей холодный ветер, мокрые хлопья падали на лицо, неприятно обжигая,  а с крыши с грохотом свалился пласт снега, и первый раз за эти месяцы я вздрогнул, слезы покатились из глаз, мое спокойствие и умиротворение закончилось.

     Вот она, приоткрытая дверь в глубину моего разума, и теперь надо понять, хочу ли я в нее войти. Все просто, на чаше весов две несоизмеримые величины. Одна из них, мой вчерашний мир, социум со всеми проблемами и со своими радостями, люди, мечтающие о богатствах, любви и мире или война, смывающая с лица земли историю и величество самого человека. На другой чаше, мой сегодняшний мир. Мир наслаждения и соития с природой. Мир, где человек, как личность не интересен. Где сердце и мозг начинают биться в унисон с дыханием планеты. Где я велик и всесилен, но где я полностью осознаю свою ничтожность. Где я, своим разумом постигну любое знание, но оно будет малоинтересно, так как ничтожно, перед следующим открытием.    
И нет середины, нельзя встать двумя ногами на обе чаши весов. Нельзя быть и там и там. В первом варианте не приживусь у людей я, и буду для них изгоем и отшельником, во втором варианте, не нужны люди, так как они просто не интересны. И в этом балансе и есть наш  стопор, который не дает работать мозгу больше, чем требует наша социальная жизнь. Одна лишняя капля познаний и мы разбежимся в наслаждении миром. Капля, которая даст каждому доступ ко всему нераскрытому и к ничтожности своих мыслей ранее. Но она же, находясь вне границ понимания, но всегда рядом, сдерживает и продвигает нас в наших земных открытиях, которые медленно свершаются с течением времени.
    
     Может, уйти в монастырь и вести свой, ведомый только тебе образ жизни вблизи людей? Но, ведь, да простят меня верующие, что такое монастырь? Нищие, бездомные, воры, неудачники и безвольные, не способные к самоубийству или наоборот, сдерживающие свои злобные порывы, пытаясь не нанести вред окружающим? Сброд людей, которые потеряли все или все-таки, истинно верующие?  Но, если верующие, то кто будет разносить веру, и творить добро в мире? Кто-то другой, но не ты? Тогда в чем твоя вера? Нет, верующий, творящий добро и дарующий надежду, там может быть только настоятель. Он и послушников в монастыре на путь истинный направляет и в Миру, идеи свои в жизнь претворяет. А остальные, лишь скрываясь за ширмой веры, признались себе в своем бессилии жить.
     Но что есть вера? Что есть библия? Может это и была первая попытка встать на обе чаши весов нашего разума? Только, по прошествии веков, стократ переписанные летописи, дополнены в неосознанности ранее сказанного, а значит, исправлены и выведены на удобный для социума вариант?  Может  Иисус Христос и был тем, кто познал себя и готов был дать это счастье другим.  А далее, все по аналогии, умение каяться в своих грехах, значит уметь осознать свои ошибки. Не творить зло, ни словом, ни делом, все верно. Бескорыстно любить и добрых и злых и друзей и врагов, ведь они также будут стремиться к обретению высшего своего разума, а значит, равны с тобой, либо станут равны и достигнут понимания своих ошибок.
     Но каков итог, когда каждый познал себя и стал богом? Крах? Все возможно. И возможно также, что  изначально, смысл веры и Писания был не в том, чтобы в поклонении богу, войти в Царство Небесное, тем самым обрести вечную и бессмертную душу, а  быть богом, и бессмертие получать путем постижения себя. Ведь, что в существующем  виде Писания, что в мной предполагаемом, нигде нет места для науки, так как и ранее её никто не предполагал, да и впоследствии она для существования Библии не стала нести никаких основ. Но в существующем виде, есть место для социума, где есть определенные правила, для жизни данного общества, в предложенном мной – нет. Нет никого и, в конечном итоге, ничего. Постижение себя и пустота. Очередной шаг в пропасть. Та следующая капля познания себя, воплотится в долгую медитацию, где будет много открытий и постижений, счастья и бесценного опыта. Это будет вход в новый мир, из которого, вероятней всего, будет не выйти.
 А может Каиафа, имел ввиду совсем другое, говоря: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб», чем понимаем мы, из обрывков найденных летописей? Может, таким образом, он и пытался удержать всех от краха?  Когда каждый, познав себя, поймет, насколько все вокруг несовершенно и настоящее благо, жить,  совершенствуя себя вне общества.
Нет разницы во времени, когда людей постигнет финал, две тысячи лет назад, сейчас или еще через две тысячи. Где-то глубоко, все понимают, человечество ждет крах, но почему и вследствие чего, пока не дано знать никому. Недоразвитость нашего мозга это и есть отсрочка конца света, не Земли, как планеты, а человечества. И только наше шестое чувство, или как я говорю, - подсознание, пытается его оттянуть. Пытается помочь, но в то же время, не дает зайти далеко.
    
     Неужели все зря? Неужели именно на этом мои познания придется остановить и довольствоваться тем малым, что успел понять?
     Я собирал свой рюкзак,  подмечая, что надо убрать, что спрятать, а что выбросить, чтобы оставить после себя чистоту и порядок.
 
        Нет, иногда в чем-то малом, кроется то, чего не постичь и за целую жизнь. Не зря, напоследок, подсознание вывело меня не на формулы, а на мой жизненный социум. Не зря я вспомнил лица друзей и родных, знакомых и просто первых встречных. Их сотни вопросов, просьб, шуток, смеха, и всего прочего, что не обходило меня стороной. Социум состоит из множества людей и мнений, но вектор его движения и развития, определяется единицами. Есть тысячи примеров, когда мнение одного, несмотря на его правоту, забивается сотнями других, но всегда будут единицы, которые вопреки тысячам, будут иметь свое мнение, свой моральный стержень и свое лицо.
    
     Я, как человек, живущий сейчас, именно в этот день и час, могу сказать, что себя можно и нужно познавать и открывать, но лишь малыми крупицами, чтобы соблюдалось равновесие жизни. Важно помнить, что существенной составляющей своих познаний и самосовершенствования,  будет труд, труд в любом его образе и виде, но с единственной целью, для утверждения на земле добра, мира и любви. Или,  словами Михалыча:
 - Не может человек просто так, для себя жить,  да и зачем, впрочем, для себя-то жить.


P.S.

     В эту историю трудно поверить, тем более странно, что за всё время, никто не назвал меня по имени, а я, соответственно, никому не представился.
Возможно, всё дело именно в тебе, в том, кто дочитывает эти строки.

     Может, в тебе живёт тот я, кто пытается разобраться в себе, кто хочет понять, на что он способен, кто не идёт чётким выверенным курсом пробитой кем-то дороги. Что ж, вполне вероятно, что наши имена совпадают.

     А, в ком-то, угасает тот, кто хотел, кто пытался,  но решив не испытывать судьбу и поддавшись течению времени, исчезает насовсем. Остаётся лишь тело, ведомое и направляемое кем угодно, а имя его ни чем не выделится и не запомнится, да и так ли оно важно?