Собачий вальс

           Мы приезжаем в приют рано утром, когда ещё нежарко, народу немного и можно нормально припарковать машину. Как-то поставили её около ворот, и к нам носом, под необъяснимым углом, в районе передней пассажирской двери, притёрся  старый Мерседес, оставив отвратительные царапины. Раньше бы я воспринял их, как царапины на собственном теле, теперь же только досадливо крякнул. Тётка из Мерседеса искренне расстроилась.
           То есть, сначала мы подъезжаем к закрытым воротам, звоним в звонок, или я, или Молли, ждём, потом киваем открывающему въезд одноглазому работнику и аккуратно пробираемся на стоянку около административного здания.
           Начинается лай.
           Молли исчезает по каким-то своим таинственным делам, а я выхожу из машины и иду к уличным клеткам.
           Теоретически – это невыносимо. Собаки бросаются к передней стенке из железных прутьев и начинают лизать тебе руки, умоляя – забери, забери меня отсюда. Практически – как-то привыкаешь.
           По двору болтаются в изобилии работники. И все, вроде, заняты делом. Кто тащит матрасы, кто – собаку гулять, кто ведро, чёрт знает с чем, кто новую штыковую лопату. Подметают, чего-то пилят, о чем-то галдят.
           Главного зовут Муса. Он строг и исполнен чувства собственной значимости. Как я понимаю, шантажирует начальство увольнением и выбивает себе повышение денежного содержания. С нами, гостями, а не волонтерами, он сдержан, но лоялен. Мы просим кого-нибудь погулять. Обычно заранее зная, кого, но иногда я вижу собаку, она мне нравится, и я прошу её.
           Мне нравится большинство собак. Честно говоря – все.
           Но особенно американские стаффордширские терьеры, и почему-то я млею от бульдогов. Бульдоги вгоняют меня в состояние сюсюкательного умиления и острого желания их потискать.
           И если никого не надо везти в больницу, я гуляю с двумя-тремя собаками по очереди. А если надо – мы везём их на УЗИ, компьютерную томографию и всякие уколы-прививки. Ездим вдвоём с Молли, редко – втроём с работником. Я вполне себе справляюсь, и мне доверяют мощных псов.
           Я одномоментно потерял страх перед собаками.
           Раньше, и это очень странно при сегодняшней моей симпатии, я собак недолюбливал и даже боялся. Думал, что кошатник. Оказалось – нет. Собачник. Если верить, что люди делятся на две категории. А если не делятся, то мне нравятся – и собаки и кошки. И птички с лошадями и дельфинами. И так далее.
           У приюта немаленький прогулочный двор. Рядом огромный аэропорт, и над нами низко и красиво пролетают фантастические самолёты. Я с изумлением их разглядываю. Мы ходим по кругу. Обязательно сворачиваем к канаве с водой, целому рву, и проверяем собаку на водобоязнь. Я спрашиваю, купаться пойдешь? Собака отвечает, нет. Моли комментирует, во даёт!
           Из всех собак, с которыми я здесь ходил, безоговорочно в воду полез только Стамбул – сразу и радостно. Ухнул по самые уши и поплыл, пока поводок позволял. Потом я помог ему вылезти на крутой бережок, и он отряхнулся, счастливый, обдав меня брызгами с головы до ног.
           Идём по деревянному настилу через гать. Иногда замечаем неубранные кучи кала. Бывают такие огромные, что я останавливаюсь и восхищаюсь. Восхищение смешано с удивлением – какие же птеродактили это оставили? В какие легендарные времена?
           Молли разговаривает с кем-нибудь из волонтеров или работников приюта. Я не вмешиваюсь. Хожу между уличными клетками или сижу на скамейке около подъезда, разглядываю людей. Их всё больше и больше, приезжают целыми семьями – отец, мать, дети, берут собаку, проводника, идут гулять. Много одиночек. Мужики предпочитают больших лохматых и мощных псов, женщины – обязательно собак с тяжёлой судьбой – гладкошёрстных, среднего размера. Волонтёрша Ирина идёт мимо, на поводке у неё огромный аргентинский дог – белый с красными глазами, он подходит ко мне, и я кладу ему руку на голову. Волонтёрша Ирина испуганно кричит – осторожно, осторожно! Я убираю руку, дог тыкается носом мне в живот, и Ирина оттаскивает его.
           Появляется довольная Молли.
           Говорит, ну как?
           Хорошо.
           Ну и молодец.
           Потом она добавляет – Светка чего-то колобродит… И вообще…
           А-а… соглашаюсь я.
           Я не совсем представляю, кто такая Светка и чего она колобродит, но мне всё здесь нравится.
           Ну что, погулял, уточняет Молли, или ещё?
           Если я говорю "еще", мы берем очередную собаку и идём гулять, а если – нет – Молли спрашивает, поехали?
           Ага.
           Мы садимся в машину и по дневной жаре возвращаемся в город. Я открываю окно, высовываю локоть, убери, пожалуйста, просит Молли, мне зеркала не видно. Я убираю. Мы летим. Молли любит быструю езду и отлично справляется с автомобилем. Почти не ругается на окружающих. Не бесится в пробках.
           Я бешусь.
           По дороге обсуждаем шлейки, ошейники, корм, собачий стул и внутреннюю политику приюта. Мне всё это достаточно интересно, а значит, я теперь почти настоящий собачник.
           Ношу во всех карманах кофт и курток пакеты для говна, тряпки для слюней и козявки сухого корма для воспитания.
           И из всех вальсов для меня важнейшим, естественно, является Собачий.