Цветы и песни Сан-Ремо в Москве

К середине 80-х годов итальянский бум в среде российских меломанов достиг своего апогея. Магнитофоны и проигрыватели, телевизоры и радиоприёмники то и дело извергали песни в исполнении «рубахи-парня» Адриано Челентано, мелодиста-одиночки Тото Кутуньо, сладкоголосого дуэта Аль Бано и Ромины Пауэр, эксцентричного Пупо, насмешливого рокера Друпи, меланхоличного Риккардо Фольи и многих других - как находившихся в зените своей популярности, так и только что «народившихся» звёзд итальянской эстрады.

В преддверии горбачёвской «перестройки» и без того не бедствовавший «Госконцерт», державший даже в пик застойно-коммунистического периода «нос по ветру» в музыкально-гастрольном плане (достаточно вспомнить концерты в СССР Элтона Джона, Мирей Матье, Джо Дассена, оркестра Поля Мориа, Бони М и др.) зарядил серию гастролей итальянских артистов справедливо полагая, что они, находящиеся в особой чести у советских меломанов, принесут немалую прибыль. И не просчитался!

Уже первые «ласточки», прибывшие в СССР в октябре 1985 года - Пупо и Марина Фьордализо, принесли «Госконцерту» многомиллионную прибыль. К началу выступлений на площадке Дворца спорта «Динамо» билеты на все десять программ были проданы.

Сценический псевдоним Пупо, что в переводе означает «дитя», «малыш» дал композитору и исполнителю Энцо Гинацци его первый менеджер. Фирма грамзаписи, которая вывела начинающего музыканта в люди, называлась «Бобби рекордс», и обращалась она к новичкам не иначе как: «Если вы не собаки и вам есть что сказать, приходите к нам». До этого Энцо тыкался во многие фирмы, но везде неудачно, а здесь ему повезло. Он опередил три-четыре тысячи конкурентов. Это случилось в 1974 году и к настоящему времени Пупо «обзавёлся» несколькими «золотыми» дисками и массой шлягеров, которые писал не только для себя, но и для других певцов.

Песни у Гинацци разные. Иногда грустные, иногда весёлые, иногда ему хочется «бередить старые раны», иногда хочется думать и тогда появляется «Шоколадное мороженое»... Песни рождаются из настроений дня, и он поёт о том, что его в данный момент больше всего волнует. Иногда ему хочется петь о равнодушии. И тогда появляются такие строки:

Я могу всё понять:
День на день не похож.
Я могу понять, почему
У тебя меняется настроение.
Я принимаю это -
Я и сам немного такой.
Все мы такие,
У нас у всех свои проблемы.
Я пойму тебя,
Даже если в один
Прекрасный день
Ты меня разлюбишь.
Но никогда не приму
Твоего равнодушия.

В этой песни Энцо выразил свои мысли, своё понимание поэзии. Пусть лучше его ненавидят, только пусть не будут к нему равнодушны.

Он всегда был смелым. Когда-то был отчаянно смелым, теперь у него смелость осознанная. Он взрослый человек, ответственный за свою жизнь и жизнь своей семьи. Тот образ, что создан им на сцене, - образ обычного парня, такого как все, который пришёл, чтобы дать зрителю час-полтора отдыха, - не совсем соответствует его истинному «Я». И если Гинацци решит, что пора отказываться от такого сценического образа или вообще уйти со сцены, он это сделает.

Он не ментор, не учитель, его песни - просто развлечение для усталых людей. Но если бы ему позволили сформулировать свою систему, если бы его спросили, что главное в искусстве жизни, он бы сказал: умение уважать других. И ещё для него очень важно уметь идти на компромисс: «Жизнь могла бы быть легче, если бы люди умели сдерживать свои амбиции, если бы каждый занимал отведённое ему место».

В свободное время, которого немного, музыкант занимается спортом, ведёт биржевые операции, коллекционирует картины. Он давно обеспечил себе тылы, купив гостиницу. Он женат, у него есть дочь. «Кто такой ненормальный?» - спрашивает себя Энцо Гинацци. - И тут же отвечает: «Это тот, кто грабит банки и убивает людей. И ещё ненормальный - это тот, кто всегда стремится выйти победителем. Я терпеть не могу героев. Хотел бы жить в XIX веке. Тогда умным жилось легче: было много глупцов».

Марина Фьордализо начала петь в двенадцать лет. Отец юного дарования был ударником в эстрадном ансамбле, с ним она и пела. До двадцати четырёх лет Марина выступала на различных дансингах, а потом мама, тайком от неё послала кассету с песнями дочери на конкурс и Фьордализо пригласили на фестиваль молодых певцов «Кастрокара». Для начинающих исполнителей это был очень важный этап. Потом - Сан-Ремо, где Марина (к моменту приезда в Москву) побывала четырежды и с каждым разом её профессиональный уровень возрастал.

«Для нас Сан-Ремо очень важен, - говорила мне Марина, - он помогает продавать пластинки. Ведь у нас сейчас (1985 год) с пластинками кризис, люди не покупают. И Сан-Ремо помогает в этом деле, а заодно даёт международную известность. После Сан-Ремо меня знают многие, в том числе и в вашей стране».

Надо сказать что в Италии в то время проходила настоящая операция, называвшаяся «безликая музыка». Брали какого-нибудь певца или певицу с хорошим голосом, но не отличающихся внешними данными, записывали фонограмму, потом брали какую-нибудь красотку или красавца - фотомоделей, манекенщиц, и пожалуйста: красотка пожинает на телевидении лавры славы. Про Марину Фьордализо ходили такие слухи: будто вместо неё кто-то поёт. Узнав об этом Марина заявила: «Если кто-то хочет заключить со мной контракт - пусть разрешит петь «живьём». Это мой протест против таких сделок».

Марина также мне рассказала, что много читает: по пять-шесть часов в день. Учится. Раньше не читала - только комиксы. «Ведь в школе как? Не говорят тебе: читай ту или иную книгу. А говорят: учи наизусть стихотворение. Так что начинаешь ненавидеть литературу и вообще классику. Однажды мне пришлось учить поэму Джузеппе Пасколи - двадцать пять страниц! Да любой ребёнок возненавидит после этого литературу!»

Книги Марина открыла для себя только года за три до приезда в Москву. Она отдавала предпочтение Виктору Гюго. Особенно нравилось ей стихотворение о Пьеро, мальчике, который погиб. Фьордализо выучила его наизусть из-за «нежности». Пообещала прочитать Льва Толстого, как только закончит гастроли в СССР. Книги по словам певицы «развили мою речь - а ведь раньше говорить толком не умела. Они открыли мне глаза на людей, я стала лучше их понимать. И ещё я открываю для себя новые слова, о существовании которых и не подозревала. Мы - поколение, которое выросло уже при телевидении. А телевидение отбивает охоту читать, телевизионные люди утрачивают инициативу, у них нет ни капли фантазии. Детей сажают к телевизорам с четырёх лет, чтобы освободить мать от забот. С восьми утра - мультики, мультики, и так до восьми вечера. Я не хочу, чтобы мой сын был «телевизионным человеком», я читаю с ним сама.

Ему уже тринадцать лет (напомню, что моя встреча с Мариной проходила в 1984 году), и я очень боюсь за него. Вы даже не представляете, что у нас сейчас творится. Ведь есть подонки, которые торгуют у школ конфетами, леденцами, начинёнными наркотиками, и дети пробуют их с семи-восьми лет. А к тринадцати-четырнадцати становятся законченными наркоманами, начинают воровать, убивать - и всё ради наркотиков. Я же всё это видела: многие мои одноклассники погибли на улицах от наркотиков. Как я боюсь за сына! Я бы действительно ввела для тех, кто распространяет наркотики, да ещё среди детей, смертную казнь. Я бы сама их убивала, на месте! Счастливые вы, не знаете этого ужаса». (Как же Марина была далека от нашей действительности! Если в «совке», возможно, наркомания и не имела такого угрожающего размаха, как в Италии тех лет, то нынче Россия по этой части, впереди планеты всей!)

«Я хотела бы, - продолжала Марина, - чтобы у меня была песня, которая бы говорила о сегодняшних проблемах. Как была когда-то песня у Джанни Моранди «Есть такой парень», о войне во Вьетнаме. Но песни о любви понятны всем, а песни о социальных проблемах понятны только нам, итальянцам, они не пройдут за границей. Конечно, о социальных проблемах надо писать книги, серьёзные книги, что песня - три минуты, но я хотела бы, чтобы для меня написали такую песню, в которой можно сказать о наболевшем. В Италии, например, возле Рима, стоят бараки. На Сицилии люди умирают от голода, целые семьи. А я пою песенки о любви. Жалко, что сама не умею писать».

Пупо (Энцо Гинацци) - уже был достаточно известен советским поклонникам итальянской музыки. Он успел «засветиться» на фестивале в Сан-Ремо в 1983 году с песней «Большая любовь», выпустил несколько альбомов, в том числе знаменитое «Шоколадное мороженое», а вот Марина Фьордализо, несмотря на участие в том же Сан-Ремо, была у нас практически неизвестна, хотя на родине её очень любили.

Артистов поселили в гостинице «Россия», которая, по словам Фьордализо, просто «кишела людьми и тараканами». Эффектная женщина, жгучая брюнетка с огромными чёрными глазами, в ярко-красном платке, накинутом на плечи, она сразу же привлекла внимание лиц кавказской национальности, обильно обретавшихся в «России». Вследствие этого было решено организовать круглосуточное дежурство на этаже, дабы оградить Марину от посягательств «грачей».

Пупо же, напротив, оказался, несмотря на свой «метр с кепкой» рост и далеко не «аленделоновскую» внешность, очень похотливым молодым человеком. В первый же вечер после концерта он привёз в гостиницу некую даму, имя которой совсем скоро стало известно всему миру. Чем уж она приглянулась «малышу», остаётся только догадываться (во всяком случае, думаю, не знаниями истории древней Москвы), но, по возвращении в Италию, Энцо выдал хит, в котором и обнародовал имя московской незнакомки - «Лидия»...

Окрылённый успешными сборами «Госконцерт» в ноябре 1985 года привёз в Москву, пожалуй, самого популярного итальянского композитора и исполнителя, уступавшего, разве что, Челентано, - Тото Кутуньо.

В Италии, как известно, поют все. Иностранец, побывавший на родине Верди и Пуччини, поражается тому, что уже в самые ранние утренние часы из пиццерий, рестораций и маленьких кафе вместе с позвякиванием расставляемой посуды доносятся арии из классических опер или наимоднейшие шлягеры.

В 1983 году вся страна распевала «Я единственный итальянец, настоящий итальянец» - строчки из песни, которую и сегодня можно назвать музыкальной визитной карточкой Италии.

После того, как автор и исполнитель отошёл от микрофона и поклонился (был очередной сан-ремовский фестиваль), в зале произошло минутное замешательство, которое тут же сменилось бурным и яростным взрывом оваций. Темпераментные итальянцы не скупились на эмоции. Певца в чёрной куртке и белым узким шарфом на плечах буквально забросали цветами Все - и в зале и у экранов телевизоров почувствовали: в бурном потоке однодневок сверкнула песня, которой суждена долгая жизнь. Она (речь идёт о знаменитом «Итальянце») была признанием в любви и, вместе с тем, едким шаржем на своих соотечественников.

В тот вечер вся страна влюбилась в одного человека.

Тото Кутуньо (его настоящее имя  Сальваторе) родился в семье довольно известного джазового музыканта. Его отец, Доменико прекрасно играл на трубе. Сам Тото играет на пяти инструментах: контрабасе, гитаре, фортепьяно, саксофоне и ударных. Он рано начал сочинять собственные композиции и работал, не покладая рук, чтобы пробиться в композиторскую элиту: писал много и неровно, но, как ни банально это звучит, труд, помноженный на природную музыкальность, сделал своё дело. Композитор добился того, чего хотел. Причём на двух «фронтах»: на родине и во Франции. Три песни Кутуньо долгое время занимали верхние строчки во французских хит-парадах: «Индийское лето» в исполнении Джо Дассена, «Пока, мальчик» - Мирей Матьё, «Напевая» - Мишеля Сарду. Позже общеевропейскую популярность завоевали «Одинокие» в исполнении Адриано Челентано. Но, несмотря на известность этих песен в мире музыки, имя композитора оставалось в тени.

И вот Кутуньо выходит на сцену фестиваля в Сан-Ремо в качестве исполнителя (в тот момент ему уже было под сорок!). Чем он мог заинтересовать видавшую виды итальянскую публику, этот редко улыбающийся, статичный на сцене композитор с гитарой в руках? Быть может, уникальными вокальными данными? Вряд ли. Немецкий журнал «Браво» назвал его «прокуренным» и исключительно благодаря этому «достоинству» сводящим с ума толпы молоденьких итальянок. Думаю, журнал несколько преувеличивал вокальные дефекты певца, хотя он, разумеется, не Карузо. Важнее, наверное, индивидуальность, своя манера пения. И она - правда, простая и неброская - у Кутуньо есть. (Справедливости ради отметим, что голос его не лишён привлекательности - мужественный, резкий, а временами тёплый и мягкий, из тех голосов, про которые обычно говорят, что они «берут за душу».)

А, может быть, дело не в голосе, а в тестовой основе песен Кутуньо? Действительно на родине он считается неплохим поэтом. Особенно сейчас, на фоне штампованных песенных текстов последнего времени, ловко сплетённых из самой расхожей итальянской лексики (аморе, спагетти, бамбино...) в расчёте на экспорт. Недаром, у нынешней итальянской молодёжи сверхспросом пользуется продукция стиля - дразнилки «Новая волна», появившегося как реакция на туповато-монотонные тексты, предлагаемые официальной эстрадой. «Новая волна» в Италии - это прежде всего издевательская словесная абракадабра: все слова знакомы, но стоят в таком порядке (точнее в беспорядке), что смысл фразы полностью ускользает. В этой связи мне вспоминается пародийное «Уно моменто» в исполнении Абдулова и Фарады (голосом Гладкова) из знаменитого фильма Марка Захарова.

Но вернёмся к Кутуньо. Его стихи занимают промежуточное положение между этими крайностями. Кое-какие тексты, к сожалению, изрядно присыпаны сахарной пудрой, но в то же время - всегда! - необыкновенно музыкальны. Впрочем, это известное свойство итальянского языка - говорят, в нём всё рифмуется со всем. Главная же особенность стихов Кутуньо - их безусловная искренность.

И всё же главный секрет успеха Кутуньо-исполнителя - в его композиторском даровании. Он всегда остаётся мелодистом. При этом его никогда не подводит профессиональный вкус, он умеет предугадать, что хочет слушатель. В рамках традиционной итальянской эстрады Кутуньо может делать всё. Но к эксперименту не рвётся.

...После триумфа в Сан-Ремо, в том же 1983 году, Кутуньо выпускает сольную пластинку «Итальянец», в мгновение ока ставшую «золотой». (Этот диск вышел по лицензии и в Светском Союзе.)

В год триумфа Кутуньо журналисты сбились с ног в погоне за интервью с ним. Но, к их огорчению, Кутуньо избегал и шаблонных расспросов газет, и длинных, многочасовых интервью для толстых журналов. Кутуньо не любил и не любит рассказывать о себе, считая, что вся его биография - в песнях. Газетчикам пришлось ограничиться «словесным портретом»: темноволосый и темпераментный, типичный итальянец, каким его изображают в книгах и в кино. Рост 185 см, при этом всегда ходит на высоких каблуках. Личная жизнь его также не даёт поводов для сенсаций: Тото предпочитает жить затворником в Милане с женой по имени Карла. Вместе они с 1970 года, детей не имеют. (Спустя 20 лет у Кутуньо родился внебрачный сын - Нико). Любимое занятие Кутуньо - помимо музыки - спорт. Увлекается горными лыжами, теннисом, подводной охотой (сейчас, разумеется, это ушло в прошлое!). Вот, пожалуй, и всё.

В Москву на гастроли Тото приехал, находясь в отличной спортивно-музыкальной форме. Его вместе с женой поселили в аристократической и тихой, нежели «Россия», гостинице - «Советская». Выбор на неё пал, я думаю, не случайно: удалена от центра города, заселена только иностранцами и по части тараканов терпима.

В Лужниках во время концерта произошёл курьёзный случай. Зрители (и я в их числе), пришедшие во Дворец спорта послушать заезжую знаменитость, были приятно удивлены, увидев сидящую в первом ряду выстроенного партера нашу «совковую» знаменитость - Пугачёву. Однако «прима» отечественной эстрады повела себя далеко не лучшим образом (впрочем, как обычно!). У Кутуньо есть песня «Влюблённые». Во время припева он спустился со сцены в партер и сидящим в первых рядах зрителям подносил микрофон, дабы те подпевали. Слов в припеве, как таковых, не было, надо было лишь напеть: «на-на-на, ду-ду-ду». Когда очередь дошла до Пугачёвой, «прима» грубо оттолкнула руку композитора и довольно громко (так, что микрофон уловил) воскликнула: «Да пошёл ты к чёрту!»

Кутуньо, естественно, не знал, что за тётка сидит в партере, но по её мимике и жесту, понял смысл сказанного. На этом его эксперименты с публикой закончились, а у большей части зала остался в душе неприятный осадок.

Подробно о Кутуньо я написал в очерке «Настоящий итальянец» (см.), так что повторяться не буду, а перейду к заключительной памятной встрече с итальянскими артистами, состоявшейся в Москве в 1986 году.

Концерты дуэта Аль Бано и Ромина Пауэр, проходили в СКК «Олимпийский» с 28 июля по 2 августа.

Большое семейство Карризи поселили в отеле «Континенталь», что рядом с Центром международной торговли. С Аль Бано приехали пожилые, но крепкие старики Карризи - донна Иоланда и дон Кармелло, а также трое детей Аль Бано и Ромины - 16-летняя Иления, 10-летний Яри и полугодовалая Кристель. Иления была очень похожа на мать, Яри - копия отца. У обоих - наследственное слабое зрение, они носили очки. Дон Кармелло привёз из Италии образцы собственного винного производства, и в первый же день знакомства мы с ним «надегустировались», вследствие чего на концерт не поехали.

Назавтра, ввиду «тяжести» моего положения приехала переводчица от «Госконцерта». Звали её Галина, но она представлялась как Гала, так как «галина» в переводе с итальянского означает «курица». Гала была очень эффектной дамой: блондинка с пышной грудью и «бля*ским» взглядом серых глаз. С первых же минут знакомства за ней «приударил» менеджер дуэта - Пиппо Гаудо.

В течение всех дней пребывания дуэта в Москве, Аль Бано и Ромину преследовали толпы поклонников. Меня поразило то, что в отличие от наших «звёзд», итальянцы ни одного человека, сопровождавших их всюду, не обнесли своим вниманием. На память дарили и фотографии с автографами, и буклеты, и плакаты, и кассеты. Одной девушке, по имени Алина, Иления преподнесла французские духи, а Аль Бано презентовал своему фанату (тоже близорукому), очки в золочёной оправе.

Донна Иоланда рассказала мне, что Аль Бано родился в Албании, вследствие чего и назвали его Албано (Аль Бано он стал позже, когда началась его певческая карьера). Ромина была дочерью известного голливудского актёра Тайрона Пауэра и Линды Кристиан. Она мечтала во всём походить на своего отца и стать актрисой. Сыграв в четырёх фильмах, Ромина вдруг решила переквалифицироваться в певицы. В 1969-м, бросив учёбу в американском частном колледже, она приехала на историческую родину - в Италию.

Молодой американке, однако, было не легко пробиться в чужой, по сути, стране. Желающих прослушать её запись, сделанную наспех на обычном магнитофоне, не нашлось, а самый популярный в Италии фестиваль в Сан-Ремо был уже на носу. Вот тут судьба и подарила ей встречу с 25-летним Албано Карризи. Профсоюз миланского завода «Инноченти» направил его, парня из художественной самодеятельности, в Сан-Ремо, чтобы тот смог попытать счастья на сцене. Их бурный роман развивался столь стремительно, что родные и опомниться не успели, как влюблённая пара уже стояла перед алтарём.

Избалованная калифорнийская девочка беспрекословно приняла патриархальный уклад и стала настоящей итальянкой, чему Аль Бано был несказанно рад. Они построили дом в Челлино-Сан-Марко, делали своё вино, хлеб, а их сыры славились по всей округе.

Первый диск супругов «Диалог» вышел в 1975 году, а в 1976-м они представляли Италию на конкурсе «Евровидение» и заняли седьмое место.

Спустя несколько лет после московских гастролей, я прочитал в газетах, что 6 января 1994 года в семью Карризи нагрянула беда - пропала старшая дочь Иления. Это случилось в Новом Орлеане, где девушка отдыхала на зимних каникулах. Усилия полиции ни к чему не привели. По официальной версии, Илению похитили. Кто и зачем - неизвестно. Однако, некоторые утверждают, что девушка просто связалась с хиппи.

Убитая горем мать не могла прийти в себя, сутками перебирая вещи дочери. Ромина была уверена в своей вине: бесконечные гастроли, записи, вечеринки - она так мало внимания уделяла своим детям. Аль Бано не знал, что делать - и однажды схватил жену за плечи и начал трясти, крича: «Иления умерла! Но у тебя есть я и дети»

Но Ромина не допускала и мысли о смерти дочери и не простила этого предположения мужу. Она подала на развод.

Разъярённый Аль Бано назло супруге, которая просила не устраивать шумихи вокруг семейных проблем, рассказал обо всём журналистам. Италия была в шоке, распался самый крепкий союз - предмет всенародного обожания.

Ромина переселилась в престижный район Рима, начала писать книги, участвовать в телешоу, пробовать себя в живописи.

Аль Бано по-прежнему поёт и «с головой ушёл в любовные похождения». Так это или нет, не знаю, но видел его как-то в Бриндизи в компании двух очаровательных молодых девушек...