1. Предчувствие

Фонари ещё не зажглись, но сумерки уже опускались на город. Кремовое стало серым. Тени легли глубже.

Лавируя в толпе, Карина летела по ведущей от вокзала шумной, грязноватой Кайзерштрассе. Тёмно-русое каре растрёпано, свободное прямое пальто распахнуто: несмотря на март, ей было непривычно жарко. Иногда она резко останавливалась, выхватывала телефон, как пистолет из кобуры, и делала фото. Прозрачно-серые глаза были устремлены куда-то вдаль, маленький рот сжат. Казалось, воздух вокруг неё сейчас заискрит от напряжения.

Оно копилось уже больше недели.

...В тот день во время обеденного перерыва позвонила Анна. Слово за слово, и Карина рассказала ей о внезапном предложении - и настолько же внезапных сомнениях.

- Даже не знаю...

- Ну что значит «не знаю».

Голос в телефонной трубке звучал размеренно и назидательно - знаки вопроса превращались в точки.

- Это же такое серьёзное мероприятие. Даром, что проводится впервые. И ты не маленькая, сама должна понимать: это возможность хорошо себя поставить. Сколько ты уже работаешь, третий месяц? Так самое время. Пускай видят, что ты ценный кадр: не просто девочка с рисуночками, но ещё и с прекрасным немецким языком.

Карина глубоко вздохнула, отвернувшись от динамика. Она вроде как привыкла к учительскому тону старшей сестры. Пренебрежение родных к своей профессии тоже старалась пускать по боку – причём старалась изо всех сил. Но сейчас была на нервах.

Хотя всё-таки сдержалась.

- Ань, я своим немецким года четыре активно не пользуюсь. Сомневаюсь, что его можно назвать прекрасным.

- Это ты зря, - отрезала Анна, - не прибедняйся! Вот окажешься в среде, и дело пойдёт. Резкое погружение, потрясение, стресс – всё это идёт на пользу и мигом возвращает память. Вообще, я удивляюсь твоим колебаниям. Это же Германия! – В её тоне зазвучала плохо скрытая зависть. – Хоть вырвешься в другой мир. Я в кои-то веки за тебя рада: солидная контора, зарплата – кстати, я надеюсь, тебе дадут за командировку премию?

- Не знаю, - пробормотала Карина.

Во рту пересохло, сердце трепыхалось.

- Господи, опять «не знаю». Живёшь, как на облаке. Да как бы там ни было, что тут знать? Соглашайся. Это твой шанс.

За коротким, игристым словом скрывалось нечто большее, чем отличие и вознаграждение. Причём настолько большее, что делалось не по себе.

Что-то – но что?..

Такое предчувствие вроде бы называют «интуиция». Но что с него толку, если оно несёт не информацию, а только тёмную тревогу?

- О, Корбут! Очень кстати!

Карина отняла трубку от уха и резко нажала отбой. Замдиректора, Крукович, возвращался с перекура и шагал по коридору в её сторону. Он подошёл и требовательно осведомился:

- Так что, вы подумали?

- Андрей Валерьевич, вы ж сами говорили, что это предложение, от которого я не смогу отказаться, - усмехнулась она. – Так что здесь думать?

Зам одобрительно сверкнул модными очочками и хрустнул костяшками пальцев.

- Вот это, я понимаю, настрой. Ну давайте, оформляйте приказ!

В этот момент она выдохнула и поняла, что делает важный шаг. Только бы знать, почему он важен и к чему ведёт. Но не может же её трясти совсем без причины?

Вообще, всё началось утром: замдиректора вызвал её к себе – «Немедленно!». Это показалось странновато. Но, не желая теряться в догадках, Карина просто явилась без лишних слов и вопросов.

Крукович расхаживал по кабинету, ей тоже сесть не предложил. Остановившись, он озабоченно забарабанил пальцами по столу и начал без приветствия:

- Так, Корбут! Разведка донесла, что хоть вы у нас и дизайнер, но у вас ещё красный диплом иняза, языки – английский-немецкий.

- Третий шведский, - на автомате прибавила она.

- Ну, это уже лишнее, - снисходительно проронил Крукович и объявил: - Выставка иллюстрации и дизайна во Франкфурте в конце следующей недели. Нам срочно нужен переводчик.

- Но разве Оксана не...

Зам только скривился:

- Эта Белявская!.. Её в больницу с сотрясением увезли. Вот сейчас, когда она со своей Курасовщины на работу ехала. Нашла, блин, время на мотоцикле гонять, нет, чтоб на транспорте, как нормальные люди! – Он поднял сухую ладонь, предупреждая расспросы, и подвёл: - Вроде состояние сносное, но её мозгами мы воспользоваться не сможем. Теоретически, мы могли бы пригласить переводчика из бюро, со стороны...

Карина даже мысленно не хмыкнула тому, как он скривился снова (ох уж это вечное и повсеместное желание сэкономить).

Вместо иронии накрыл пугающий экстаз на две секунды.

При одном названии города сердце подскочило и люто погнало кровь – она ударила в голову до звона в ушах.

Что-то внутри оборвалось.

В глазах потемнело. Карина зажмурилась, чуть пошатнулась – но, сжав кулаки, открыла глаза.

Лощёный белый кабинет, холодный отблеск тонированных стёкол, безликие растения в геометрических кадках – всё то же. Замдиректора ничего не заметил: как раз уткнулся в айфон. Оторвавшись от экрана, глянул поверх очков:

- Как-то вы озадаченно смотрите. Какие-то проблемы? Да, шенген-то у вас есть?

Переводя дух, Карина как можно ровней проговорила:

- Строго говоря, пока что нет. Я недавно подала бумаги. Надо позвонить в посольство и уточнить: будет готово к сроку, не будет?

- Уточняйте! И сообщите мне после обеда.

Карина помедлила, слегка зарумянившись.

- Ещё какие-то вопросы?

- Кхм...  Андрей Валерьевич, а почему не Храмцова? Она тоже с немецким.

- Ну-у, - протянул Крукович не то снисходительно, не то заговорщицки. – Это же всё-таки выставка, - с нажимом произнёс он, - работа на стенде, с потенциальными клиентами, это впечатление. Как важна визуалка – это не мне вам объяснять.

Карина вспомнила его оценивающий взгляд при входе в кабинет. Бегло просканировав её глазами, Крукович будто выставил балл и черканул галочку в воображаемой графе – прогрессивная общественность могла бы возмутиться. Но со своей точки зрения он был прав, а для Карины всё складывалось хорошо.

Прямо даже слишком хорошо. Почему она и переспросила насчёт Храмцовой (которая потом изойдёт ядом из-за этой командировки): «А это точно происходит со мной?».

Нет, она не боялась этой зависти, потому что с самого начала решила держаться за это место и доказать, что она достойный спец, и никакие происки старожилов ей нипочём.

Нет, она не боялась немецкого. Всё, что говорила сестра – университетская  преподавательница – было справедливо. Да Карина и сама это знала по опыту.

Нет, она не боялась летать. Наоборот, ей нравились самолёты и всё, с ними связанное. И она даже знала о них немножко больше, чем средняя девушка – хотя главным образом любила просто саму эстетику и романтику полётов.

Нет, она не боялась не успеть с визой – документы подавались больше недели назад.

А ещё с командировкой появлялся хороший способ заткнуть рот Паше. Что ж поделать, Европу он не любил и считал шенгенскую визу бесполезной прихотью.

Вообще-то, эти шестьдесят евро он Карине не выдавал. Но это не помешало пересчитать их на краску и шпаклёвку и начать бухтеть. Притом что зарплата айтишника и Каринина неприхотливость не давали повода, а к ремонту он собирался приступить ну вот уже года два. Два из их трёхлетней совместной жизни.

Чем дольше она продолжалась, тем больше вылезало противоречий. Хотя какие-то имелись изначально, пусть и спускались на тормозах. Например, без поездок Карина тосковала. Когда Паша отвечал на её недоумённый вопрос, а как же он так спокойно живёт домоседом, то его пожимание плечами: «Да как-то лень...» - казались ей попросту кощунственными. Хотя к Пашиной чести, в отпуск они всё-таки выбирались - пару раз в год, обычно в какие-то жаркие страны. В этих путешествиях Карине больше нравились непосредственно перелёты.

А с этой командировкой расклад вырисовывался идеальный. Вот только подспудная, необъяснимая дрожь никуда не исчезала.

Но, опять же, нет – она не боялась возложенных обязанностей. Опыт работы на выставках уже был. Карина боялась упустить какой-то шанс, и вовсе не тот, о котором говорила Анна. Она ощущала, что поездка станет переломной, но всё зависит от её чуткости, зоркости и той же самой – чёрт бы её побрал – интуиции.

Впереди ждало какое-то открытие. Да-да, пойди туда, не знаю, куда, найди то, не знаю, что. Но это «незнамо что» обещало стать неким тумблером, переключить жизнь в иной режим.

В настоящий. Истинный. Правильный.

Чем дальше, тем больше охватывало неприятное чувство – и самое паршивое, что оно было знакомым. Карине казалось, что она проживает какую-то фальшивую, не свою жизнь. Она с болью и кровью научилась методично, по капле выдавливать это ощущение. Тем более, у неё перед глазами был пример одной подруги, которая так и не выдержала испытания подобными переживаниями, и закончилось всё очень жутко. Но сейчас разочарование прорвалось и нахлынуло жгучим приливом, и чем ближе ко дню отъезда, тем нестерпимее становилось.

Первым ритуалом успокоения стали сборы. Затем Карина «постановила», что с прохождением паспортного контроля и таможни в аэропорту должно стать легче, обязательно станет. А когда служащая оторвала корешок посадочного талона, ей показалось, что в этом тоже свой символизм, и с пунктирно отстроченной бумажкой отрывается и выбрасывается всё её прошлое до настоящего момента.

И не сказать, что она сильно об этом жалела.