Приключения на Севере

 




                Татьяна Ушакова


                Приключения на Севере


                Повесть



            
                Посвящается моим дорогим и близким




                Медуза



     Аля разулась и вошла в прохладное море. В воде к её ноге подплыла ярко-красная медуза. Аля медузой залюбовалась.

    — Эй! — послышалось со стороны. — Осторожно! Она ядовитая!

    Аля оглянулась. К ней обращался высокий мальчик. У него были глаза синего цвета. На вид ему было лет четырнадцать. Он был в холщовых брюках, закатанных до колен, и в светлой рубашке. Его волосы имели тёмно-русый цвет.

   — Девочка, выходи из воды, а то тебя укусит медуза, — по-северному «окая», тревожно сказал он. — У нас тут никто в море после шторма не заходит. Тут всякое бывает. Наступишь на морскую звезду, и будет больно…

   После таких слов Аля боялась двинуться с места. Ярко-красная медуза шевелила своей бахромой, ещё мгновение — и она прикоснётся к ноге Али. Рядом качались две другие неопасные прозрачные медузы. Мальчик решительно шагнул в воду, взял в ладонь медузу, перевернул её и отбросил в воду дальше.

   — Уплывёт! Ужалила! Не больно.

   Он подул на покрасневшую руку. Вышел из воды.

   — Укус несмертельный…

    Когда семья Али жила на Севере, в маленькой деревеньке Локотово, Але было всего семь лет.

  Локотово — это полузабытое богом местечко на Белом море, куда
можно долететь маленьким самолётом-«кукурузником» или доплыть пароходом. В Локотове ели рыбу и пекли шаньги1 с мелкой рыбёшкой. А ещё тут рыбаки смолили лодки и ловили нерпу. Лодок было много на берегу.

   Локотово стиснуто с разных сторон густым лесом, мягким песчаным берегом и безграничным морским пространством. Тут чайки в самом море склёвывают рыбу. Дети в Локотове любят ходить за грибами, блуждая в лесу. Они ловят в Белом море прозрачных медуз и ищут в песке клады. Вначале цветные стёклышки они закладывают мозаикой глубоко в песок. Потом они накрывают с трепетом такой клад кусочком прозрачного стекла, ведь клад будет закопан глубоко, чтобы его не выкрали. Перед захоронением дети любуются на него долго, рассматривают через стекло получившуюся мозаику и засыпают сверху песком. До следующего клада.

   Белое море действительно имеет бледный цвет, оно пахнет водорослями. А вот леса радуют насыщенной зеленью, таящей в себе изобилие грибниц, ягодные россыпи и много других даров природы. В лесах живут разные животные. Только их никто не видит.

   Аля сразу обошла пару узких, длинных деревенских улиц. Она ходила и считала бревенчатые избы. Несколько раз она появлялась перед дощатыми амбарами на берегу. В них хранилась пойманная рыба, и витал её удушливый запах. Сверху в воздухе с шумом метались чайки. Аля знала, что за деревней есть аэродром, куда
прилетали маленькие самолёты-«кукурузники». Они привозили редких пассажиров и почту.

1 Шаньги — круглые открытые пирожки.

    Именно здесь, в маленькой северной деревушке, Аля познала настоящую детскую дружбу.

   …Ну а началась эта история, когда Аля вместе с мамой и братиком Павлушкой приплыли на большом пароходе прямо из Архангельска в Локотово. А до этого они прилетели в Архангельск на самолёте с далекого Урала, где остался папа маленького Павлушки. Своего родного папу Аля уже не помнила.

   Где-то в километре от берега их ссадили с парохода на подплывшую моторную лодку. Дул холодный ветер. Первой в лодку с огромной высоты по верёвочному трапу со страхом спустилась мама. На ней был красный плащ. Маме было плохо. В дороге их сильно укачало во время шторма. Стоя в лодке, она глянула вверх, перевела дух и по-смешному сказала:

   — Ну, пришвартовались! Всю неделю матросы вверх-вниз. До сих пор дух захватывает и голова болит.

   Вокруг рассмеялись. Девятимесячного Павлушку в одеяльце передавали из рук в руки матросы. Але сверху показалось, что чужие люди его вот-вот уронят. В какой-то момент одеяльце внизу размоталось, и показались Павлушкины ножки в ботиночках. Ещё немного, и он соскользнёт из одеяльца в воду. Мама с испугом
приняла Павлушку и крепко к себе прижала.

  — Ну вот и Павлушенька у меня в руках. Спустился в одеяле. Крепче будет спать… А я испугалась. Вдруг уронят.

  Алю с высоты также передали из рук в руки в лодку. Мама произнесла:

  — Ну, вот и моя доченька пришла. Поплывём дальше.

   Девочку усадили на скамью рядом с мамой и всех успокоили:

  — Ну, сели, мама и ваша дочка? Теперь вам будет не страшно, хоть и штормит. Доедем до берега. Лодка хорошая, хоть и с виду мелкая. Специально для пассажиров.

  — Мы неделю плыли на пароходе. Мы и на Соловках были. К вам не могли попасть. Еле приехали. Спасибо, что вы нас встретили. Всю неделю был шторм. Мы не матросы. Очень плохо нам было. Особенно Але, — пожаловалась мама и повернулась к дочери.

  — Вон она у нас какая бледная. Ты мою сумку держишь? — спросила она у Али.

  — Держу, — ответила Аля, стискивая ручки маминой сумки.

  Сверху спрыгнул ещё один пассажир, молодой мужчина с портфелем. Лодка сильно закачалась. Мама тревожно сказала:

   — Перевернёмся, если так будете прыгать к нам в лодку.

   Новый пассажир прошёл на нос, уселся уверенно на первую скамейку. Заулыбался.

   Хозяин лодки маму Али успокоил:

   - Племянник мой. Из Архангельска он. Ничего не будет. Не перевернём лодку. Его и встретили. С ним и поедем. А то уплыли бы вы обратно. В Архангельск ваш.

  Пассажир обернулся и снова заулыбался. Ничего не сказал. Рядом с ними качалась большая моторная лодка. «Кaрбас», — её назвали. В неё сгружали какие-то ящики и тюки.

   Мама спросила:

  — Скажите, что там привезли?

  — Почту, посылки и продукты в магазин. Скоро пойдём, — был ответ.

   Але стало немного смешно.

  — Может, поплывём, — поправила она хозяина лодки, — мы же на воде, в море.

    В этот момент завёлся мотор, и лодка с пассажирами тронулась с места.

    — Ну, вот и поплыли, — сказала мама и крепче прижала к себе уснувшего в одеяльце Павлушку.

    Моторная лодка и моторный карбас долго среди высоких волн везли пассажиров и прибывшую кладь к берегу. Новую семью вышла встретить вся деревня. У мужчин, у женщин и детей были белые волосы, у одного-двух человек волосы были темнее. Они все были
одеты по-деревенски, на них была тёмная простая одежда, никаких ярких цветов. Некоторые пришли на берег в серых стёганых фуфайках и кирзовых сапогах. Прибытие на моторном судёнышке незнакомых людей для всей деревни явилось настоящим событием. Это было видно по взволнованным лицам всех, кто находился на берегу. По-видимому, всей деревней здесь всегда приходили навстречу пришвартовавшимся поодаль пароходам.

   Алю вместе с братиком и мамой по прибытии приютила временно одна большая дружная семья. Их поселили в другой половине дома. Было весело. Главной тут была Лидия Петровна — женщина, которая работала местным председателем в сельском совете. Она была светловолосой, с ясными серыми глазами. Она крепко держала в руках всю семью. Её муж, которого звали Григорием или дядей Гришей, был рыбаком. Он был худой и высокий. У него был тонкий длинный нос. Однажды вместе с другими деревенскими рыбаками он
уплыл в море на большой моторной лодке. Сразу вслед за этим разыгрался сильный шторм. Шторм был такой силы, что один обветшалый амбар на берегу сдвинулся с места, и его унесло в море. Рыбаков ждали несколько дней. Шторм долго не прекращался. Многие уже думали, что рыбаки могут не вернуться, как вдруг в один из самых пасмурных штормовых дней к берегу сквозь высокие волны пришвартовалась лодка. Оказывается, это вернулись рыбаки с богатым уловом рыбы. Дядя Гриша пришёл домой. Он оброс густой щетиной, хотел поесть за печкой. И тогда председатель сельского совета Лидия Петровна стала звать мужа к столу. Из-за её подола выглядывали два их сынишки — годовалый Олежка и двухлетний Саша. У стены поодаль мирно сидели на скамье сморщенные дед Саня и баба Шуня.

   Дядя Гриша заартачился и нескладно сказал:

   — За печь мне еду снеси, а то дети увидют. Бояться мою бороду будут.

   Лидия Петровна засмеялась и показала на двух его детей, которые из-за неё выступили. Передразнила шутливо дядю Гришу:

   — Уже «видют». И не боятся бороды твоей. Иди, Гриша, к столу. Я накрою.

  Дядя Гриша устало поел и улёгся спать на печь. Там у него была лежанка.

  И тогда Лидия Петровна с облегчением пригласила всех домочадцев к столу:

   — Садитесь все чай пить. Из самовара. Не зря я его разогрела. Несите сушки и баранки к столу. Слава богу, наш тятька вернулся.

   Аля и её семья недолго прожили у этих людей. Вскоре им выделили комнату в одном большом деревянном доме. Там были соседи. Одну соседку, пожилую старушку, звали смешным именем Домна Павловна…

   … А в тот первый вечер, когда они приехали в Локотово, Аля вместе с мамой и братишкой отправились на берег. Шторм полностью утих на море, и в воздухе потеплело. Втроём они смотрелись дружной семьёй. На маме было тёмное платье. Оно подчёркивало её яркие
черты лица. Мама была стройной. Она несла на руках Павлушку. У него были пухлые щёки и чёрные глаза. Сам он был светлый. Улыбчивый. Он был одет в кофточку и тёплые штанишки. Рядом шагала Аля. На её лице выделялись карие выразительные глаза. К волнистым волосам она прикрепила заколку с двумя жёлтыми пластмассовыми цветками. Светлое платье до колен радовало её. В какой-то момент она подумала, пусть другие увидят, какое оно на ней красивое. Её ноги были обуты в сандалии. Все, кто попадался им на пути, останавливались и провожали их взглядами.

  Весь берег был устлан выброшенными на песок водорослями, яркими морскими звёздами и прозрачными медузами. Народу в это время на берегу было по-прежнему много. Кто-то находился между лодками, кто-то собирал водоросли, многие стояли у воды.

   Аля разулась и вошла в прохладное море. В воде к её ноге подплыла ярко-красная медуза. Аля медузой залюбовалась.

   — Эй! — послышалось со стороны. — Осторожно! Она ядовитая!

   Аля оглянулась. К ней обращался высокий мальчик. У него были глаза синего цвета. На вид ему было лет четырнадцать. Он был в холщовых брюках, закатанных до колен, и в светлой рубашке. Его волосы имели тёмно-русый цвет.

    — Девочка, выходи из воды, а то тебя укусит медуза, — по-северному «окая», тревожно сказал он. — У нас тут никто в море после шторма не заходит. Тут всякое бывает. Наступишь на морскую звезду, и будет больно…

    После таких слов Аля боялась шевельнуться. Ярко-красная медуза шевелила своей бахромой, ещё мгновение — и она прикоснётся к ноге Али. Рядом качались две другие неопасные прозрачные медузы. Мальчик решительно шагнул в воду, взял в ладонь яркую медузу, перевернул её и отбросил в воду дальше.

    — Уплывёт! Ужалила! Не больно.

   Он подул на покрасневшую руку. Вышел из воды.

    — Укус несмертельный…

    — Ну-ка выходи, Аля, на берег! — запаниковала мама Али. — Ты ещё и простудишься, хоть и лето не кончилось, тут прохладно, вот у нас там, на Урале, ещё тепло. Вот не спросила у меня и вошла в воду.

  Она помолчала немного, добавила:

  — Вон какой мальчик красивый тебя от медузы спас! Надо же, у него волосы темнее, чем у всех остальных тут, в деревне. И глаза синие! Редкие какие! Добрый и очень честный. Из беды тебя выручил.

   Аля послушно прошлёпала мокрыми ногами на песок. Начала одёргивать смоченный в воде подол платья, неуклюже обулась.

   — Тебя как зовут? — доверчиво спросила у мальчика, которого похвалила мама.

   — Арсений, — отозвался мальчик и отошёл к ровесникам, которые ждали его в стороне.

   В небе с клёкотом летали чайки.

   — Ну вот, Аля, — глядя вдаль, со вздохом обобщила мама, — это и есть Север. Станем к нему привыкать… Посмотри, как тут дружно живут эти люди.

   Она поправила тёмные волосы и добавила:

   — А какие у них лица. Загляденье.

   В этот момент маленький Павлушка попросился у неё с рук на землю. Мама спустила его. Павлушка встал на песок, покачиваясь. Мама показала ему на круживших над ними чаек.

   — Там чайки, — ласково сказав, наклонилась к нему она. Придерживая его за руку, снова посмотрела
вверх. — Видишь, сколько там чаек. Их много.

    Она посмеялась и добавила:

    — А ещё тут есть рыбаки. И их дядя Гриша тоже рыбак. Тут у них все рыбаки! Навагу едят. И сорогу… Ну и названия тут у них! «Кaмбала». А нужно говорить правильно: «Камбалa».


               
                Про циклопа




  В один из дней мама объявила:

  — Ну вот, мои дети вели себя хорошо, за это сегодня пойдём в клуб. Фильм будем смотреть. Про Одиссея. И про циклопов покажут.

  Она повернулась к дочери, задала ей вопрос:

  — Помнишь, Аля, я тебе про Одиссея читала?

  — Помню, помню. И по радио постановку помню, — оживившись, весело ответила Аля и пропела:


            Ты куда, Одиссей, от жены, от детей?


  Сделала голос погрубее, будто она Одиссей, снова пропела:


            Шла бы ты домой, Пенелопа.


  Добавила:

   — Очень страшно про Одиссея. И про одноглазого
циклопа.

  Вечером пошли в клуб. Зрителей пришло много. В основном, дети без взрослых. Мама с Павлушкой и Алей устроились во втором ряду. Павлушка сидел на коленях у мамы. Грыз баранку. Перед ними в первом ряду расселись самые маленькие зрители. Они шелестели фантиками, ели конфеты. В зале выключили свет. Начался фильм. Аля внимательно смотрела на экран. Вот Одиссей и его команда отправляются в плавание. Вот они посещают различные места. Вот наступает момент, когда они едут к острову, где живут свирепые циклопы.

   Мама наклонилась к Але и тихо ей на ухо проговорила:

  — Скоро циклопы будут. Будешь бояться — я тебя знаю — отворачивайся, на экран не смотри.

  — Ладно, — взволнованно кивнула головой Аля, приготовилась отвернуться.

   Наконец на экране появляются одноглазые циклопы. В наступившей тишине в зале один из зрителей в первом ряду громко икнул. Аля с испугом всем телом повернулась к спинке своего сиденья и уставилась в неё глазами. Как только на экране возник шум и чей-то громовой голос начал что есть мочи звать Одиссея, она на миг оглянулась, успела увидеть на экране страшного одноглазого циклопа и тут же в ужасе соскочила со своего места, спряталась под деревянным сиденьем на полу. Сидящие на соседних местах зрители при взгляде на неё стали ёрзать на своих местах и неуверенно похихикивать. Стесняясь, через время Аля у мамы из-под сиденья заговорщическим тоном спросила:

   — Циклоп ушёл?

   — Нет ещё, Аля, — ответила мама. — Сиди пока там. Я позову.

   Когда циклопа не стало, мама позвала Алю наверх. Аля выкарабкалась, уселась на своё место и уставилась на экран. С облегчением перевела дух. На экране Одиссей и его уцелевшие товарищи решали, как им выбраться на свободу. Прошли мгновения.  Вдруг снова появился грозный циклоп. Перепуганная Аля сорвалась с места и опять спряталась под сиденьем. На неё стали оглядываться с переднего ряда маленькие зрители. Двое из них тоже полезли под стулья. Вдруг циклоп стал реветь с экрана на весь зал. Его ранили в глаз пленники в пещере. Циклоп, не умолкая, выл во весь голос
и метался по экрану. Многим в зале стало казаться: ещё мгновение — и раненый циклоп переберётся с экрана в тёмный зал к зрителям, будет метаться по проходу. Несколько других маленьких зрителей с переднего ряда от страха спустились и спрятались под стульями. Аля в своём укрытии ухватилась за мамину ногу.

   На экране наступила тишина. Мама вслух на весь зал произнесла:

   — Вот это сняли фильм про Одиссея!  Всех распугали!

   Потом она наклонилась и у дочери спросила:

   — Может, пойдём домой?

   Аля жалобно ответила:

   — Нет, буду сидеть тут. Выберусь, когда циклопы уйдут.

  Фильм кончился. Два раза Аля пряталась у себя под сиденьем, два раза выбиралась обратно. Вот так «Приключения Одиссея»! Вот так сходили на фильм!




                Одноклассники




  Когда Аля засобиралась первого сентября к своим новым одноклассникам в школу, она с волнением надела школьное платье и атласный белый фартук. Она попросила у мамы духи «Красная Москва» и пояснила:

  — Я только понюхаю их.

   И тише добавила:

  — И чуть-чуть ими мою шею помажу.

  Она открыла пузырёк духов, действительно понюхала духи и, как это делала мама, мазнула ими шею. Духи немного пролились на атласный фартук. На нём сразу образовались пятна.

  — Ой, а тут пятнышки! — растерялась Аля-первоклассница. — Что же делать теперь? Может, постирать мой фартучек надо?

  Мама расстроилась:

  — Ну какая стирка?! В школу опоздаешь! Времени не осталось! Иди уж, горе ты моё луковое, так, в этом фартуке. Другого белого фартука нет…

  Мама заметно разнервничалась и нагнулась к Павлушке. Он сидел у неё на коленях и, послушно открывая рот, ел с ложки манную кашу.

  — А ты, Павлушенька, ешь-ешь, кушай кашку. Не позавтракаешь потом в садике, и ничего страшного в этом нет.

  Мама погладила сыночка по голове.

  — Нас ведь наша заведующая Анастасия Ивановна не поругает. Я у неё две ставки занимаю, я у них теперь и воспитательница, и медсестра в нашем детском садике.
 
  Она промокнула пелёнкой Павлушке перепачканные губы. Повела плечом. Продолжила разговор:

  — Вот как у нас теперь жизнь складывается. Всё к лучшему. Поэтому голодного Павлушеньку я в садик не поведу. Разве можно голодного ребёнка без завтрака по улице утром вести? Он может и замёрзнуть. А Аля свой фартук пусть стирает сама. И не придумывает ничего больше с дорогими духами.

  Аля ещё не ушла и от отчаяния не знала, что делать. Она не хотела появляться перед сверстниками в фартуке с разводами от маминых духов. Она ничего не ответила маме, ведь мама могла ещё больше рассердиться и не пустить её в таком фартуке в школу. Аля подобралась к умывальнику и начала мыть водой фартук. А вдруг взрослый мальчик Арсений, спасший её от медузы, обо всём узнает. Ведь вместе с ней в классе будет учиться его родная сестра Тоня. Вдруг дразнить Алю начнёт. Ей про Тоню говорили, но они ещё не познакомились. Аля мыла-мыла фартук. Потом встряхнула. Ничего не помогло. Пятна от духов на атласной материи так и остались.

  В классе её встретили смешками.

  — У тебя фартук испачкан! У тебя фартук испачкан! К нам некрасивая новенькая пришла! В таком фартуке!

  Она вскипела от негодования, стала отвечать обидчикам, стоя у доски:

  — Ой, а вы все жители какой-то деревни! Деревенские вы!

  К ней выскочил веснушчатый мальчик,  стал выкрикивать:

  — Городская, городская, раз не так, как мы, говоришь. Почему у тебя уши немытые?

  — Уши немытые?! — возмутилась Аля. — Они у меня всегда чистые! Вот смотри!

  Она показала ему свои чистые уши и для всех добавила:

  — Я не грязнуля!

  А потом одному ему досказала:

  — И не городская, как ты сейчас говоришь! Там у нас был посёлок городского типа, но не деревня, и никто ни с кем не ссорится, как у вас тут. Мальчики, я видела, здесь обижают некоторых девочек! А девочек обижать нельзя! А тут что, рыбу, фу, сразу сырую и солёную едят? У многих желудки заболят. Вот мы принимаем рыбий жир, потому что он безопасный и полезный! У нас желудки никогда не болят! Вот так!

  Какая-то девочка ей крикнула:

  — Тогда почему у тебя на фартуке такие пятна? Некрасивые! Смотри, а ну-ка не соври!

  Аля бойко ей ответила:

  — Это духи моей мамы! Вот, слышите, как они пахнут! Мама моя тут у вас в детском садике работает! Потому что у неё образование — медсестра. Тут у вас медпункт и больницы нету. Она пока в детском садике будет воспитатель и медсестра, сразу всё вместе. Она и уколы делает. И дед мой родной был врач. Он главный был, а теперь он на пенсии и у вас тут не живёт, как видите!

  Она схватила с края доски кусочек мела, нарисовала на доске квадрат, пририсовала к квадрату сверху ручку, а внутри квадрата — крестик.

  — Вот видите, это медицинская аптечка. В ней все лекарства нужные находятся. Вот у кого дома есть аптечка?

  Аля упёрла руки в бока. С любопытством обвела глазами  сверстников. Сверстники молчали. Она победно объявила:

  — Вот у нас дома есть аптечка. Потому что у нас в семье одни медики. Моя бабушка была старшей медсестрой.

  Она окинула всех взглядом. Снова победно у всех спросила:

  — А у кого из ваших мам есть духи?

  Сверстники снова ей не ответили. Кое-кто хихикнул.

  Аля продолжила:

  — У моей мамы есть духи «Красная Москва», а у ваших мам их нету! Потому что ваши мамы у вас на ферме все работают и коров доят! Им нельзя духами пользоваться.

  — Иначе все коровы разбегутся, — смешливо досказала за неё другая незнакомая девочка.

  Аля от её шутки прыснула в кулак и проговорила:

  — И ещё говорите вы все непонятно и всё время «oкаете»! Что за слово такое у вас: «О! О! О!»?

  — А у моей мамы есть какие-то духи, только названия их не помню, — заикаясь, сказала какая-то новая девочка и затрясла головой. Пальцем в ухе повертела, будто так проверяла, слышит ухо или нет. У неё были тонкие губы и глубоко посаженные глаза, обрамлённые белыми ресницами. Она часто шмыгала носом.

  — Ты Тоня, сестра Арсения? Он меня от медузы ядовитой спас! — догадавшись, воскликнула Аля и уставилась на говорившую девочку.

  — Да, я Тоня, я сестра Арсения, только он тебя не спас, а медузу в море выбросил… чтобы никого не укусила.

  Сказав такое, Тоня весело заулыбалась, будто не хотела обидеть Алю такими словами.

   — Так давай с тобой дружить, вон какие у тебя волосы красивые, белого цвета, а у Арсения, твоего брата, они темнее, — предложила ей обрадованно Аля.

 — Ну, раз белые у меня волосы, давай дружить, — поспешно отозвалась Тоня, убрала палец от уха и достала из портфеля тетрадку.

  В это время зазвенел звонок на урок. В класс вошла учительница Елизавета Васильевна. Она плотно прикрыла дверь и осмотрела всех детей. В том числе и Алю у доски заметила.

  — Здравствуйте, ребята! — промолвиля она. И обратилась к Але: — И ты, Аля, здравствуй, ты новая девочка с Урала. Это ты на доске мелом что-то нарисовала?

  Кто-то выкрикнул:

  — Это она аптечку нарисовала!

  Елизавета Васильевна протянула Але тряпку. Отчётливо проговорила:

  — Вытри свой рисунок, новая девочка Аля.

  Она подождала, пока зардевшаяся от смущения девочка вытрет с доски рисунок. Поучительно сказала:

  — Пройди на какое-нибудь место. Где портфель твой? Какого твой портфель цвета?

  Аля вернулась к своему портфелю, присела на скамью за парту, хотела учительнице ответить, но Елизавета Васильевна продолжала:

  — Я задержалась в учительской. Нас всех собрали.

 Она коснулась волос, собранных в узел на затылке, и вздохнула:

  — Вы все сели сейчас неправильно. Я посажу вас по местам. Не шумите так, я к вам ещё не привыкла. Мальчиков я посажу с девочками, чтобы слушали меня внимательно и не отвлекались на самолётики.

  Дети стали дружно смеяться.

  Елизавета Васильевна поправила очки и произнесла:

  — Сейчас у нас тысяча девятьсот семьдесят третий год. А когда-то, после революци, мальчики и девочки учились порознь, в разных школах. Их гимназиями называли. Вот такие школы раньше были.

  Дети по очереди удивлённо переглянулись и снова засмеялись.

   — А ещё мы с вами познакомимся, — заулыбалась
сухо Елизавета Васильевна, — я ведь не знаю вас совсем…

  Она развела руками, неловко пошутила:

  — В сад вас не водила и хороводы с вами не устраивала. Так ведь?

  В классе и на этот раз раздался дружный смех. Учительница поделилась мнением:


  — Я вот, почему-то, думаю, что все вы будете у меня хорошо и прилежно учиться.

  Она взяла со стола журнал и раскрыла его. Потом опять закрыла. Снова повела беседу:

  — Но какой-то непоседливый мальчик, по-моему, Алёша Петров — он сегодня не причесался — толкает сейчас другую девочку, Олю Никитину; наверное, она ему чем-то мешает. Придётся вас пересадить. Зачем же вы вместе сели? Вернее, Оля пусть на своём месте останется, а Алёшу я переведу на последнюю пустую парту. Вот там он пусть и сидит.

  Елизавета Васильевна остановила взгляд на Але. Её глаза были светлыми и скучными. Учительница проговорила, обратившись к девочке:

  — Я знаю, ты, Аля, ходила у тебя на Урале в подготовительный класс. Вас там учили цифрам и разным словам. Так твоя мама говорила. И у тебя разные прописи были.

  Она вдруг приблизилась к парте неугомонного Алёши Петрова. Он в это время дёргал другую девочку, которая сидела перед ним, за косичку. Учительница взяла его осторожно за руку, повернула к себе. И вновь обратилась к новенькой:

  — А как у вас в вашем подготовительном классе непослушных пареньков…

  Она умолкла, подёргивая в раздумье себя за рукав платья, снова проговорила:

  — Прости меня, Аля, у нас так говорят: «Пареньков».

  Её лицо осветила улыбка.

  — Так как у вас таких непослушных детей воспитывали? Их не наказывали? Из класса не выводили?..

  Она поучительно посмотрела в глаза Алёше Петрову и в очередной раз перевела взгляд на Алю. Сменила тон. Произнесла гораздо теплее:

  — Ну да ладно, Аля, не отвлекайся на свои воспоминания, будь с нами наравне.

  Девочка не успела сообразить, что нужно ответить. Она с нетерпением схватила с парты карандаш, потом обратно его положила. Пожала плечами, негромко хмыкнула. Елизавета Васильевна осмотрела класс и всех предупредила:

  — Меня надо слушать внимательно и ни с кем не разговаривать. Вот вы все до сих пор переговариваетесь, и я теперь не знаю, что надо сказать нашей новой Але, ведь в её классе все дети во время урока помалкивали и внимательно слушали говорившую у доски учительницу. Так ведь, Аля, подтверди мои слова?

  В это время Алёша Петров приподнялся со своей скамьи и кинул в сторону сидящей слева от него другой девочки скомканную промокашку. Елизавета Васильевна стояла рядом, она руку ухватила у Алёши Петрова и усадила его обратно. После этого она опять посмотрела на новенькую.

  — И ещё скажи нам, девочка Аля, нравится ли тебе твой новый дружный класс?

  Она прошла к своему столу и повернулась к Але с ожиданием. У неё было приветливое лицо. Аля сделалась пунцовая от смущения и неестественно бодрым голосом ответила:

  — Нравится! Только можно я буду одна сидеть?

  — Это почему же, добрая девочка Аля? — переспросила её Елизавета Васильевна.

  Аля пожала плечами и решительно произнесла:

  — Вообще-то, на самом деле, мне все ваши дети не очень-то и нравятся. Они дразнятся!..

  Неуверенно добавила:

  — Сердитые они, что ли.

  Елизавета Васильевна улыбнулась и ответила:

  — Твои ровесники, Аля, не сердитые, как ты хотела сказать, а ещё не вполне образованные. Вот ты нам сейчас покажешь, возьмёшь мелок на доске и напишешь свою фамилию и своё имя на этой доске прописными буквами, как мама тебя этому научила. Она мне об этом
при нашей первой встрече здесь в школе рассказала, когда вы принесли твои документы, Аля. Напишешь?

  — Напишу! — обрадованно отозвалась девочка и снова вышла к доске, схватилась за мелок. Красивым почерком, как научила её мама, медленно написала на доске: «Аля Егорова». Строчка получилась ровная. Класс замер от волнения. Она с гордостью взглянула на
Елизавету Васильевну.

  Елизавета Васильевна произнесла:

  — Садись вон за ту парту, Аля, где твой портфель?

  Аля села за пустую парту, на которую ей показала учительница, поставила в ноги свой портфель. Недалеко от неё на окне стояла герань с красными цветками. От неё источался терпкий аромат. Учительница продолжила, по-прежнему обращаясь к новенькой:

  — Ты очень красиво написала прописными буквами своё имя и свою фамилию, Аля.

  Она вдруг легонько потрогала за плечо сидящую перед ней худосочную девочку с бесцветными, почти белыми ресницами. Девочка что-то весело нашёптывала своей соседке на ухо. После того, как её потрогали за плечо, она сразу выпрямилась и уставилась на Елизавету Васильевну испуганно.

  Учительница говорила дальше, не выпуская из поля зрения новенькую:

  — Но я тебя буду заново переучивать, девочка Аля. У тебя наклон у твоих букв другой. А надо, чтобы все первоклассники писали верно в нужную сторону.

  В это время дверь в класс неслышно открылась, и в неё заглянул какой-то долговязый ученик из старшего класса. Он сделал страшные глаза и, опасаясь учительницы, быстро прикрыл дверь. Ребята прыснули от смеха.

  Елизавета Васильевна оглянулась на дверь, затем перевела взгляд на своих учеников, покачала с укором головой и сказала, изучая глазами новую ученицу:

  — Зато теперь, Аля, твои одноклассники видят, как я к тебе отношусь, и будут так же к тебе относиться с нужным уважением. Поэтому их всех надо полюбить, чтобы вы все стали друзьями.

  Она провела рукой по волосам.

  — Так вы будете все вместе друзьями, мои первоклассники? — переспросила у ребят снова учительница.

  — Будем! — дружно ответили все дети в классе.

  И вдруг Алёша Петров, который много вертелся, бойко выкрикнул:

  — А почему Аля свои буквы неправильно написала? Недоучка она, что ли? Папа мой сказал, чтобы в классе у нас недоучек не было!

  Егорова сверкнула в его сторону глазами. Громко ему ответила:

  — Это у меня не буквы, а слова такие, прописью написанные, моё имя и моя фамилия! Сам ты букв никаких ещё вовсе не знаешь, а я имя и фамилию уже прописью пишу и одну детскую книгу толстую сама уже всю вслух прочитала. Алан Милн написал. «Винни-Пух
и все-все-все» называется. Я сама читала, мне мама моя буквы заранее показывала и называла, а я их все и запомнила, как они звучат!

  Она повернулась ко всем детям. Попыталась объяснить:

  — Я же не виновата, что у меня такой наклон моих букв, которые я написала, и что наклон мой учительнице сейчас не понравился.

  Алёша Петров хмыкнул, почесал свой нос и показал Але кулак. Аля отозвалась:

  — Можешь не грозить мне, Алёша, ты меня не испугал.

  Елизавета Васильевна перебила её, сделала Алёше замечание:

  — Напрасно ты, Алёша, себя так ведёшь. Мы от тебя устали. Ты за девочку не вступаешься, а её просто так пугаешь. Она ведь приезжая у нас и хочет нам всем показать, что она уже пишет и, наверное, считает, раз она ходила в подготовительный класс, и у них там были прописи, в которых они занимались.

  — Мы в прописях писали, а не занимались, — поправила её Аля. — Извините меня, пожалуйста.

  — Ты мне замечание делаешь и извиняешься, я тебя не пойму? — сказала по-прежнему приветливо Елизавета Васильевна, но уже с другими нотками в голосе. — Ты мне не понравишься, если будешь так со мной говорить.

   Аля зарделась, подумала немного и добавила:

  — У меня на Урале целая библиотека книг есть. Нам скоро вышлют, и не надо будет в библиотеку к вам в школьную ходить. Хотя я лично библиотеку люблю очень. Я книги люблю. Если есть интересные. Мне мама всё время читает вслух.

  Выслушав её, Елизавета Васильевна повертела в руках журнал, который она держала. На её лице снова появилась улыбка. Она вдумчиво изрекла:

  — Ну что ж, сказала много наша новая девочка Аля: и как она ко мне относится, и как относится ко всем ребятам. Одно я поняла из её слов — ей наша бедная деревня не совсем, наверное, нравится и, наверное, все её жители тоже не нравятся, зато ей нравятся книги —
это очень, конечно, хорошо. Но к нам надо привыкать и нам плохое не говорить.

  Она помолчала и посмотрела в окно. Побарабанила пальцами по столу.

  В это время в классе раздался шум — это неугомонный Алёша Петров ударил по парте ладонью рядом с принесённым букварём, пытаясь спугнуть подлетевшую муху. Дети снова засмеялись. Елизавета Васильевна выдержала паузу и сделала ему замечание:

  — Вот ты, Алёша Петров, совсем не умеешь в новом классе себя вести. Много вертишься, с места выкрикнул, по парте рукой ударил. Чуть букварь не задел. Книги нужно беречь, как все послушные дети берегут.

  Алёша упрямо сложил на парте руки, одна на другую, спрятал в них подбородок, неподвижно уставился перед собой. Учительница снова посмотрела на Алю, назидательно сказала:

  — Вот у Али Егоровой, которая знает алфавит и освоила первый класс, с её любимыми книгами всё в порядке. Она ведь их читает и бережёт. Мне её мама говорила, что её надо бы во второй класс сразу. А у нас это не положено.

  Она поймала взгляд несчастной девочки и снова поучительно произнесла:

  — Я не стала тебя, наша новая девочка Аля, к нашему директору отводить и все твои знания показывать. Так своей маме и передай. Будешь учиться у нас в нашем первом классе. А не в подготовительном и не во втором.

  Учительница победно вздохнула и добавила:

  — У нас здесь нет таких подготовительных. Есть сразу первые классы. А теперь, мои дети, мы станем знакомиться по школьному журналу, и я вас правильно рассажу.
 
  В классе зашумели. Задвигались стулья. Елизавета Васильевна прошла на своё место и села. Положила перед собой журнал. Поправила волосы. Потом, когда всё утихло, она снова обратилась к новенькой ученице и попросила:

  - Аля, подойди ко мне после урока. Мы с тобой поговорим.

  После урока, когда в классе осталась одна Аля, учительница ей сказала:

  — Дай мне, пожалуйста, Аля, все твои прописи и тетради, которые у тебя были на Урале в твоём подготовительном классе. Я по ним сверю свои записи и у себя их весь год подержу. Тебе ведь не жалко, Аля, твоих тетрадей? Я тебе потом их примерно через год обратно отдам.

  — Не жалко, — ответила Аля и достала свои тетради. Протянула их Елизавете Васильевне.

  — Ну, вот и хорошо! Ты молодец, Аля, очень добрая ты, — похвалила её учительница. — Иди вместе со всеми на перемену. Тебе ещё надо от первого урока отдохнуть.

  Когда Елизавета Васильевна отпустила детей после уроков домой, девочки сгрудились стайкой и стали выходить на улицу. Мальчики поджидали их у крыльца. От них отделился Алёша Петров и, обратившись к девочкам, грубо заявил:

  — Мы после школы теперь всегда будем делать так!

  Он шагнул к Але, больно дёрнул её за руку, отнял портфель и бросил его на землю. Потом он подскочил к маленькой Иринке Павловской, толкнул её, тоже вырвал у неё портфель, портфель оказался на земле. Иринка Павловская молча подняла портфель. Стала пятиться назад. Петров крикнул, обращаясь к красивенькой Снегирёвой Маше:

  — Тебя, Маша, не тронем. Ты моя двоюродная сестра. Я родичей не трогаю. Иди домой.
 
  В наступившей тишине Снегирёва Машенька отделилась от девочек и гордо пошла домой. Мальчики, как по команде, кинулись в сторону девочек. Побросали их отнятые портфели на землю — и по домам.

  Дома Аля стала жаловаться на мальчишек-обидчиков маме. Маме было некогда. Она готовила ужин и посматривала в сторону Павлушки. Он сидел в кроватке и вертел в руках рубашечку. Мама не придала значения словам Али, забрала у сынишки рубашечку,
дала ему поиграть сшитого Чебурашку из серого каракуля. У Чебурашки не было только лапок, зато был блестящий носик. Мальчик пальцем стал щупать носик у Чебурашки.

  Аля вечером принялась снова рассказывать маме, как ей и другим девочкам досталось от одноклассников-мальчишек.

  — Завтра пойду к директору! — отмахнулась от неё мама, купая в ванночке Павлушку. — Так и будем тут жить среди забияк. Ну и приехали! Какая-то мама, по имени Груня, приводит маленького Калину к нам в садик. Имя у него Калина. А сама болеет. Нога или рука у неё болит. Их не поймёшь. Будто папы или бабушки там нет. Мучается, болеет и водит. Ну и приехали! Ну и Груня!




                Мышь




  Как-то раз мама принесла из медпункта сироп шиповника. Показала бутылочку с этой тягучей сладостью и отдала Але.

   — На, Алевтина! — обратилась к ней, как ко взрослой. — Убери под кровать. Будем пить его… К чаю… Люди говорят: «Вкусно…» На-ка, попробуй.
 
  Налила сироп в маленькую ложку, протянула дочери. Аля попробовала сироп, обрадовалась.

  — Вкусно. Сладенький.

  — От авитаминоза, — авторитетно сообщила мама. Заглянула в стол-буфет. Покачала головой. — Ставить некуда. Ну что ж, убери под кровать. Есть… то есть пить нужно немного… К чаю. Убрала?

   — Убрала. А у меня что, авитаминоз? Я что, болею?

   Аля поставила бутылочку под кровать далеко в угол. Раз от авитаминоза.

  — Ты не болеешь. И авитаминоза у тебя нет, — хитро покосилась на неё мама. — У нас сироп шиповника будет просто к чаю. Ну, хорошо, этот сироп шиповника буду пить просто я. А то я уже сама боюсь. Вдруг у тебя авитаминоз будет.

  Она посмеялась над своей шуткой, задумалась, будто вспоминая, потёрла себя по лбу.

  — Как тут северяне в деревне говорят? Вместо «девочки» у них слово какое-то другое. Резкое. Сейчас забыла. Какой простой народ! Вот тебе! Ой, смешные северяне! Научимся у них неправильно говорить, будем говорить, окать: «Дрова». А не просто «дрова».

  Мама вдруг уставилась на ухват, поставленный кем-то у двери. Она выносила его в коридор ещё в первый день приезда в этот дом. Он им не понадобился. У них не было русской печи. Была простая печная плита. Значит, внесла опять заботливая соседка Домна Павловна, пока они куда-то уходили. Мама вынесла за дверь ненужный ухват и стала переодевать маленького Павлушку ко сну.
Аля тоже легла. Обед был вкусный. Можно было угодить маме, тоже днём немного поспать. Через несколько дней Аля о бутылочке с сиропом забыла. Так как она любила иногда немного пошалить, она решила поиграть в садовника, нашла во дворе круглое полено с сучком и внесла его в дом, придерживая за сучок. Спела песенку:

             Я садовником родился, не на шутку рассердился,
             Все цветы мне надоели, кроме... этого полена!

   Выпалив: «Этого полена!», Аля закатила увесистое полено под кровать, стала заталкивать его туда вглубь ногой, над своей шалостью посмеялась. Под кроватью что-то хрустнуло. Не придав этому значения, она отвлеклась на другие дела. Вечером спохватилась, хотела залезть за поленом под кровать, но её опередила мама. Мама стала доставать свой тапок, который нечаянно туда подвинула. Вдруг она заметила в темноте под кроватью полено, выкатила его, строго спросила у дочери:

  — Это что такое у тебя тут под кроватью? Дрова? Печку топить?

  Аля прыснула в кулачок; не дожидаясь её ответа, мама унесла находку на двор, в сарай.

  В выходной утром Аля открыла глаза. В комнате вовсю звучало радио. Мама привычно включала его, делая громче, чтобы дочь сама просыпалась и вставала. Радио было как будильник. Аля потянулась в кровати, зевнула. Неожиданно вспомнила про сироп шиповника,
заглянула под кровать. Ойкнула. Под кроватью разлилась сиропная лужа, лежали осколки разбитой бутылочки. А в сиропе застряла барахтающаяся мышь.

  — Мышка! — вскрикнула Аля. — У нас мышь попалась в сиропе!

  При этих её словах мышь испуганно рванулась в сторону, выскочила из сиропа и умчалась куда-то в тёмный угол.

  Вот и весь сироп шиповника. Чуть не превратился в мышеловку.




                Морковка




  Однажды перед уроком физкультуры девочка Тоня Чудина, у которой был старший брат Арсений, спасший Алю в день приезда от медузы, померилась с Алей ростом. Она торжественно объявила:
 
  — Я тебя выше.

  Аля на такое заявление Тони обиделась, так как они были одного роста. Она положила ладонь на Тонину голову, потом на свою. И возразила:

  — И ничуть ты не выше. Вот видишь, моя ладонь на моей голове на той же высоте, что и у тебя на твоей голове. Так что мы одинаковые по росту. Что ты выдумала, Тоня?

  Чудина нервно ткнула её рукой. Скакнула на месте.

  — Ничего ты не одного со мной роста! Будешь стоять в шеренге за моей головой, раз тебе моя голова так сильно понравилась, а я тут буду стоять самой первой.

  — Нет, мы с тобой одного роста! — не отступалась Аля.

 Тоня оттолкнула её. Выставила ногу.

  — Я тебя выше!

  И осталась стоять в шеренге на уроке физкультуры самой первой. Второй в шеренге поставили Алю. После уроков Тоня подошла к Але и сообщила, что приглашает её сегодня к себе в гости. Аля подумала, вспомнила про свою обиду, но прийти согласилась.

  — Приходи к нам на поветь2, мы там будем нашей  компанией играть. И тебя возьмём. Наш дом на угоре3 находится. Придёшь? — спросила Тоня.

  Аля кивнула головой и произнесла в недоумении:

  — А что такое «поветь»? И где такая ваша поветь находится?

  — В доме, — ответила Тоня. — Она у нас такая большая-пребольшая. И всех кормит.

  — Кого это, всех?

  — Ну, быков наших домашних, овец. Их у нас много, — подёргала головой хвастливо Чудина.

  — А что в повети той находится? Еда, что ли? — завистливо поинтересовалась Аля. Ведь у неё в доме, где они жили с мамой и Павлушкой, повети не было.

  — Еда, еда для быков и овец, — подтвердила Тоня. — Сено. Ну, так придёшь? Сейгод4?


2 Поветь — специально обустроенное помещение в задней части бревенчатого жилища в виде сеновала (диал.).
3 Угор — высокая гора (диал.).
4 Сейгод — сегодня (диал.).



  — Приду, — кивнула Аля.

  — Спросишь у деревенских, где Чудины живут. Тебе все покажут, — авторитетно заявила Тоня. — Только приходи.

  Аля ей подмигнула, снова задала вопрос:

  — А что такое у вас тут «угор»? И где он находится? И что такое «сейгод»? Ничего у вас не пойму.

  Тоня сверкнула глазами, потрясла сжатыми круглыми ладонями, будто внутри них была копилка. Ответила:

  — Угор — это у нас гора такая большая. Тут много угoров. Наш высокий самый. Придёшь?

  Аля снова кивнула:

  — Приду. «Наш самый высокий», говоришь? Значит, на самый высокий и приду.

  Она смешно покрутила головой, вспоминая.
 
   — Так что такое сейгод, не пойму.

   Чудина рассмеялась. Задиристо ответила:

  — Сейгод — это у нас тут «сегодня». Сегодня, значит. Что ещё спросишь? Один дядька приезжий всех нас одолевал: «Что такое у вас тут рундук5?» Никак не забуду. «Что такое рыпак6?» Незнающий такой. Из газеты. Ненашенский какой-то. Ну, в общем, мы ему ответили, что рыпак в воде находится. Он вообще испугался, растерянный такой стоял, напуганный. А ты-то знаешь, что это такое: рундук и рыпак? У вас там не говорили, где вы там жили?

  Аля растерялась и отрицательно затрясла головой.

  — Нет, у нас такие слова не говорили, я даже таких слов не знаю. У вас что, таких слов очень много? Как же ими разговаривать?

  Тоня звонко ответила, зачастила:

  — У нас слов таких непонятных для вас очень много. Вот в рундуке, например, спрятаться можно, потому что это такой сундук. У нас их в деревне в каждом доме найти можно. Рассказ «Чук и Гек» помнишь? Там или Чука, или Гека, уж не помню точно кого, в рундуке потеряли…

  — В сундуке! — спешно поправила её Аля. — Это был Гек. Он им потом песенку под ёлкой про север и юг пел. Я из фильма помню.


5 Рундук — сундук (устар.).
6 Рыпак — ропак, льдина (устар.).


  Чудина сунула ей в руку ириску в мятой обёртке.

  — Ну ладно, угощайся вот «кис-киской», ириской. А я говорю, если из фильма про Гека помнишь, значит, это хорошо. Я про рыпак тебе историю расскажу. Рыпак — это такая льдина. Только она у нас в море далеко. На ней по Северной Двине плавают, папа рассказывает. Двина от нас далеко, под Архангельском. Только они могут потонуть, такие смельчаки. На льдине плавать нельзя. Утонуть можно и к рыбам на дно заглянуть… Ой, я так много тебе рассказала. Ты приходи лучше, там и договорим, — сказала Тоня и помахала Але на прощание рукой.

  …Большой дом семьи Чудиных высился на пологой горе, на окраине деревни. Он был обшит досками. За ним стояли ещё два таких же дома, только они были из брёвен, а дальше начинались поля, и за полями простирался северный лес. Небо было синим, но уже по-осеннему глубоким. Аля пришла к деревянному крылечку, стала топтаться в нерешительности. Вдруг из-за угла вышел коротко стриженный белобрысый мальчик, похожий на Тоню. Он был старше. На вид ему было десять лет. Сверкнув в сторону гостьи озорными глазами, он показал в приветливой улыбке белые зубы и небрежно
у неё спросил:

  — Ты кто? Зачем к нам пришла?

  Аля решила у него уточнить, где живут Чудины. Она спросила:

  — Здесь Чудины живут?

  Мальчик кивнул и обронил:

  — Здесь. Заходи, раз пришла. Ты к Тоньке, моей сестрёнке?

  Аля ответила:

  — К ней.

  И добавила:

  — А тебя как зовут? Меня Алей.

  — Женька я.

  Махнув ей рукой, мальчишка позвал:

  — Ну так пойдём к нам на поветь. Там все играют…

  Аля вошла за ним следом. Откуда-то неслись приглушённые голоса ребят. Мальчик провёл её за какую-то дверь. Они вышли в другую часть дома, где было много сена. В сене резвились ребята. Аля заметила свою новую подружку Тоню и ещё одну девочку. У девочки были прямые волосы до плеч и очень худые руки. Она была вся в веснушках. Они обе сидели по пояс в сене. Завидев гостью, подружки оживились и выскочили ей навстречу.

  — Пойдём на морковку! Мы уже тут наигрались!

  — Меня Ниной зовут! — объявила Але худенькая Тонина подружка. — Я уже хожу во второй класс. Нам оценки ставят. Пойдём с нами морковку с грядок рвать!

  Аля несказанно удивилась.

  — А зачем её рвать? Собирать, что ли? Мы кто, рабочие, чтобы её с грядок рвать?

  Тонина подружка заливисто рассмеялась:

  — Мы её просто будем рвать, и всё.

  Было видно: она что-то недосказывает.

  — Я, например, её есть люблю. Она вкусная очень. И сахарная. Так папа говорит.  Мой. Ну, так что, пойдём или нет? — задала Нина свой вопрос, обращаясь к Тоне и к пришедшей Але.

  Тоня по-хозяйски тряхнула головой. Преувеличенно громко промолвила:

  — Пойдём не пойдём, нам и решать. Лично я иду.

  — И я иду! — согласилась повторно худая Нина.

  Аля помолчала в нерешительности. Выдавила робко:

  — Ну и мне придётся с вами идти. Раз уж я к вам пришла. Не оставаться же тут на вашей … — она стала вспоминать нужное слово, — повети.

  В неё полетел пучок сена, пущенный братом Тони Женькой. В озорной улыбке он показал белые зубы. Аля смахнула с себя сено, помахала ему рукой, направилась вслед за своими новыми подругами.

  В деревне было полно огородов. Все они находились за домами. Ограждений вокруг них не было. Аля думала, что девочки ведут её на свои грядки, где можно свободно рвать морковку. Она немного побаивалась: а вдруг грядки всё-таки чужие. На грядках, куда они пришли, из земли выглядывала тощая жёлтая морковка. Тоня и её худая подружка остановились, потоптались в нерешительности. Аля подошла к ним, поравнялась с девочками.

  — Ну и морковка! — вымолвила она. — Она же ещё незрелая. Разве можно её рвать? А где же взрослые?

  Она поискала глазами людей. Больше никого не было.

  Тоня негромко рассмеялась и нескладно произнесла:

  — А кто нам нужен? Мы тут все сами.

  И принялась выдёргивать из земли длинные жёлтые «пальчики» морковки. К ней присоединилась Нина. Надёргали обе по охапке — и к ручью. Аля постояла в нерешительности, вытянула из земли несколько морковин и последовала за ними.

  — Лишь бы червяков дождевых на моей морковке не было, — проговорила весело Тоня, окуная свою охапку в ручей.

  — И на моей! — откликнулась задорно Нина и поправила перепачканной землёй ладонью волосы. Обе захихикали. Девочки вымыли морковку, как сумели, и давай корнеплодами вкусно похрустывать. В какой-то момент Тоня куда-то взглянула, зачем-то перебросила к ногам новой подружки Али свою морковку и пригнулась к земле. Нина тут же последовала её примеру. Аля перевела удивлённый взгляд туда, куда смотрели обе девочки, и вдруг заметила бежавшую к ним из-за крайнего дома большую, дородную женщину с растрёпанными волосами, которая зачем-то размахивала руками. В следующую минуту Тоня с худой Ниной улизнули в разные стороны. Аля от растерянности онемела и застыла на месте как вкопанная. Шумно дыша, женщина подбежала к ручью, махнула рукой в её сторону. Девочка от неожиданности присела на землю и стала пугливо озираться, надеясь увидеть других взрослых, которые бы защитили её. Но никого, к её ужасу, не было. Ещё мгновение… и растрёпанная женщина опустила вниз руку.

   — Ты почто мою морковку-то воруешь? — грозно начала она. — Ты чья така будешь?

   — А я… и не ворую, — едва промолвила, заикаясь от страха, Аля. — Я тут с девочками, Тоней и Ниной, пришла просто морковку рвать. А не воровать. У нас за это мама может наказать. Она у меня бывает очень строгая.

   Женщина снова угрожающе взмахнула рукой.

   — Я те покажу — «пришла просто морковку рвать»!..

   — Ой, не наказывайте меня! — пискнула Аля и отпрянула в сторону. — Я у вас тут новая девочка в вашей деревне, мы недавно к вам сюда приехали. Вы зачем рукой в мою сторону так машете? Мама говорит: так разбойники на людей нападают!

  — Каки таки разбойники? — снова угрожающе взмахнула рукой, заговорила по-северному женщина. — Ты почто на мою грядку забралась? Ты кто така будешь?

  — Вы хотели сказать «такая»… что ли?.. — поправила её в нерешительности Аля. — Я мамина. Я Аля.

  — Ма-амина? — удивлённо растянула женщина и подбоченилась. Пригляделась к Але.

  — Это вы, что ли, недавно на пароходе приехали? И у Лиды… Петровны остановились?

   — Мы, — обрадованно протянула девочка и смелее заговорила, — только мы теперь в другом доме живём, где живёт добренькая Домна Павловна. Только она старенькая очень, её беречь нужно, мама говорит, потому что у неё сердце старенькое и болит. И она из своей
комнаты почти не выходит.

  При таких её словах лицо грозной женщины подобрело.

  — Так ты дочь приезжей воспитательницы! — сделала она вывод и опустила обе руки.

  — Ну да! — поднялась с земли, выпрямившись во весь рост, обрадованная Аля. Она обтёрла руки подолом платья. — Только моя мама в детском саду ещё и медицинская сестра. У вас тут медпункт в деревне и даже больницы нету. Её, мою маму, уже на части рвут. То руку зашила одному рыбаку, он её в море гарпуном поранил, то дяде Васе одному глаз вставной промыла. Он у него выпал. Дядя Вася нечаянно споткнулся. Чуть без глаза не остался, бедный.

  Женщина рассмеялась.

  — А если я про твои таки проделки матери-то поведаю? Что тогда? — весело поинтересовалась она у Али.

  Девочка осмелела, попросила у неё прощения:

  — Извините меня, пожалуйста, я больше так не буду. Не говорите моей маме, что так вышло. Я ведь не знала, что мы вашу морковку нечаянно зря берём. Меня мои подружки Нина и Тоня обманули и привели на вашу грядку.

  — «Обманули»! Знаю, знаю я этих «подружек»! Завтра матерям-то их и расскажу.

  Женщина упёрла руки в бока. Тут же посуровела и снова спросила у Али:

  — Будешь ещё на мою морковку-то ходить?

  — Нет, не буду! — снова напуганно пообещала ей девочка и отступила на несколько шагов назад.

  — Тогда уходи отсюда подобру-поздорову, а двум подружкам, которые с тобой сюда вместе пришли, передай, чтобы больше на грядки не прибегали! А не то я их отцам, Юрке Чудину и Сашке Майзерову, передам, на чьих грядках их дочки малые морковку едят!



                Кормушка для птиц



  …Однажды после экскурсии на природу, на которой Елизавета Васильевна много говорила о птицах и кормушках для них, Аля твёрдо решила соорудить дома собственную птичью кормушку. Она любила держать в руках молоток и что-нибудь им прибивать. Этому она научилась у мамы, которая всё делала сама, когда нужно было что-то отремонтировать. «Раз мужчины в доме нет, значит, буду забивать гвозди сама», — сказала однажды мама и действительно начала умело справляться со всеми надобностями по хозяйству.

  После проведённой экскурсии Аля вернулась домой, наскоро поела, схватила гвозди, увесистый молоток, отыскала ненужную фанерную дощечку от почтового ящика из-под посылки — и во двор. Приглядела место на самой верхушке деревянного забора, ограждающего палисадник. Оно находилось как раз напротив окон. А достать до верхушки не может. Она привстала на цыпочки, потянулась вверх руками, держа молоток и будущую кормушку. Ничего не вышло. Молоток перевешивал и норовил свалиться прямо на голову, а кормушка выскальзывала из рук и падала на землю. Мимо неё на удачу проходил Чудин Арсений, который спас её от красной медузы, брат её новой подружки Тони.

  — Ты чего так мучаешься? — сочувственно спросил он и предложил: — Дай я помогу. А то молоток на ногу себе уронишь.

   Арсений был высоким, он учился в седьмом классе. Аля обрадовалась. Именно он мог прибить кормушку к верхушке забора. Она отдала ему молоток, гвозди и кормушку. Арсений пару раз взмахнул молотком, и кормушка укрепилась в назначенном месте. Мальчик вогнал в нужное место последний гвоздь и вернул молоток Але. Сказал:

   — Давай хлеб, будем кормушку обновлять.

   Аля с радостью побежала в дом, вынесла краюшку чёрного хлеба. Половину отломила Арсению, половину оставила себе, торопливо и её разломила. Арсений, в свою очередь, покрошил хлеб, аккуратно разложил кусочки по прибитой дощечке. Аля привстала на цыпочки, с трудом дотянулась до кормушки, положила кусочки чёрного хлеба на самый край. У неё в руке осталось немного хлеба.

  — Чуть кормушку не отломила, — застеснялась она, отдала остатки хлеба Арсению.

  Арсений снова разложил хлебные крошки по кормушке.

  —  Ну я пошёл, — сказал он, отряхивая руки. Он посмотрел на Алю и улыбнулся.

  — Не забывай, Аля, корми своих птиц.

  Аля осталась одна. Она принялась снизу разглядывать кормушку и стала мечтать, как будет выносить во двор табурет, чтобы дотянуться до её верха. А потом будет выглядывать в окно, чтобы увидеть, как прилетающие птицы клюют её угощение. Тут она вдруг вспомнила, что пора идти выполнять в школьных тетрадках домашнее задание. Девочка кинула прощальный взгляд на кормушку и ушла домой. Она медленно выводила чернильной ручкой буквы и крючочки в тетради, боясь брызнуть кляксой. Вот и промокашку рядом положила. Не вытерпев, решила посмотреть в окно, чтобы убедиться, что птицы клюют её хлеб. Каково же было её изумление и негодование, когда она увидела такую картину: вооружившиеся камнями соседские мальчишки пробираются по двору в сторону её кормушки. Бац! Несколько ударов — и от кормушки ничего не осталось. Довольно хохоча, разбойники убегают в разные стороны. Аля в растерянности выбегает во двор, уставляется на остатки разбитой дощечки. Под оградой палисадника валяются разлетевшиеся щепки.

  Аля расплакалась и принялась утирать слёзы.

  — Нет моей кормушки. Что же делать?

  Она подняла остатки кормушки, в отчаянии проронила:

  — И зачем мы в это Локотово приехали? Здесь все обзываются и норовят меня обидеть!

  Она отбросила щепки от кормушки на землю и вернулась в дом.




                Колодец





  …На следующее утро, как обычно, мама Али собрала маленького Павлушку с собой в детский сад, где она работала воспитательницей и медсестрой. Она громко включила для дочери радио, чтобы та самостоятельно проснулась и сама отправилась в школу. После этого мама Али ушла на работу в детский сад. Аля проснулась, потянулась, выключила радио и снова прилегла на подушку. Вот бы остаться дома! Однако спать больше не хотелось. Она села в кровати, потянулась к окну, с любопытством выглянула из-под короткой занавески. Мимо дома проходили с портфелями ученики. Аля отдёрнула голову, спряталась за занавеску. Посидела, затаившись, понаблюдала из своего укрытия за жизнью на улице. Потом свесила ноги до пола. Нет, не нужно, наверное, сегодня идти в школу. Пусть туда другие ходят. Она достала из-под подушки потрёпанную книжку про Винни-Пуха. Открыла главу про ослика Иа-Иа, который потерял свой хвост; принялась торопливо вслух читать по слогам. С удовольствием про себя подумала, что она одна читает книжки в классе. Остальные её одноклассники знают только первые буквы алфавита и самые первые простые слоги. Так прошло много времени.

  Вдруг — топанье чьих-то ног по крыльцу, стук о косяк незапертой входной дверью. Затем раздалась возня под дверью, ведущей в комнату, где сейчас находилась Аля.

  — Эй, кто-нибудь тут есть? — послышался из-за двери чей-то приглушённый знакомый голос.

  Аля соскочила с кровати, босиком подбежала к двери, потянулась к щёлке:

  — Есть. А ты кто?

  — Я Чудина Тоня. К тебе сейчас придут, — заговорщически сообщила из-за двери Тоня.

  — Кто придёт? — испугалась Аля.

  — Наша Елизаветка пожаловалась по телефону твоей маме, что ты не пришла в школу, — взволнованно заговорила Чудина за дверью.

  — Говорит, может, ты заболела. А твоя мама сказала, что ты была здоровая. У нас сейчас будет физкультура. Я по огородам короткой дорогой сюда прибежала тебя предупредить, что за тобой идёт твоя мама.

  — А кто такая Елизаветка, я не помню? — ещё больше испугалась, наклонилась к дверной щёлке Аля.

  — Кто-кто? Елизавета Васильевна. Учительница наша! Ну, я пошла, а то на физкультуру опоздаю!

  Снова — топанье ног по ступенькам крылечка. Аля остаётся в одиночестве. Но в каком! Её охватывает паника. Если мама бросила работу и идёт домой, чтобы выяснить, что за болезнь у её дочки, значит, Але уж точно несдобровать. Девочка быстро оделась. Снова высунула нос под оконную занавеску. На улице пока никого. Напуганная, вздрагивающая при каждом шорохе как осиновый листок, она осторожно выбралась во двор. Стала искать где-нибудь поблизости укрытие. В сарае у дома не было двери, внутри — сплошные поленницы
из дров. И чей-то заблудившийся кот, вылизывающий языком шёрстку. Кот при виде Али невольно мяукнул. За углом дома тоже не спрячешься — хорошо видно со всех сторон. Остаётся один колодец с построенным над ним высоким дощатым строением. И с воробьями на треугольной крыше.

   Аля побежала к колодцу. Спугнула воробьёв. Открыла дверку. Заглянула внутрь. Тут стояло пустое ведро, и было свободное место от него сбоку. Только бы никто не пришёл за водой. Девочка хотела торопливо залезть внутрь, тут было не страшно, но нечаянно столкнула вниз пустое ведро. Вертушка, на которой крепилась цепь с этим самым ведром, стала стремительно раскручиваться. Ведро ударилось о воду и стало тонуть. Цепь натянулась, вертушка остановилась. Аля испугалась, что тоже может упасть в колодец. Она быстро подумала, что мама вот-вот появится во дворе с минуту на
минуту. Думая о возможном наказании, она порывисто отбежала от колодца и нечаянно с кем-то столкнулась. Это оказалась пришедшая за ней учительница Елизавета Васильевна.

   Аля испуганно ойкнула и сказала:

   — Здрасьте! А Вы тут что делаете?.. Елиза-ве-та Васильевна! За мной идёте? Так я заболела. Видите, я от колодца иду, хотела там воды напиться. Но не вышло, ведро в воду упало.

   Она обхватила ладонью лоб, уморительным тоном
добавила:

  — Занемогло… наше ведро.

  Опустила вниз ладонь. Елизавета Васильевна осмотрела её с головы до ног. Покачивая головой, с укором промолвила:

   — Вот так ты, Аля, шутишь. Что такое значит «занемогло ведро»? Ты могла бы мне объяснить, чем ты заболела, у тебя температура?
 
  Она тоже положила Але на лоб тёплую ладонь.

   — У тебя нет температуры, Аля. Что у тебя тогда болит?
 
   Она убрала с её лба ладонь. Аля потупилась. Скосила глаза в сторону. Ей стало чуточку страшно. Она решила сказать неправду.

   — У меня голова болит, — промолвила девочка. Она потрогала свою голову. — И горло.

  Она взяла себя за шею. Елизавета Васильевна догадалась, что девочка может говорить неправду, она, покашливая, произнесла:

  — Ну, если ты заболела, Аля, значит, надо ложиться в постель.

  Она взяла Алю за плечо и повела её к крыльцу.
 
  — Только я вот никак не пойму, — со вздохом продолжила притворным голосом учительница, — зачем же ты, девочка Аля, ходила больная к колодцу за водой. А ведро из дому взять забыла?

  Аля не знала, что ответить.

  — Ну вот что, сейчас я в школе позвоню твоей маме, — добавила Елизавета Васильевна, — и попрошу тебя сегодня осмотреть. Если ты заболела, попрошу её тебя вылечить. Если ты неправду мне тут сказала, завтра придёшь ко мне в школу, я тебя оставлю после
всех уроков, и мы будем по всем темам, которые сегодня с другими детьми пройдём, заниматься. До самого вечера. Чтобы ты больше так не болела и не заставляла меня, твою учительницу, за тобой перед всеми приходить. Вон люди идут и думают, что я тебя обратно из уважения к тебе, маленькой, привела, будто ты действительно заболела, и тебя с эскортом7 надо доставлять из
школы обратно.


7 Эскорт — военный конвой, охрана, сопровождающая кого-либо,
что-либо.



  Елизавета Васильевна отошла от девочки и строго произнесла:

  — Ну а теперь до свидания, Аля. Выздоравливай. До завтра.

  Вечером мама отправила Алю в угол. И отчитала:

  — Не надо школу пропускать! И нас с учительницей обманывать. Она мне на мою работу много раз звонит и меня ругает: «Кто вашу дочь обманывать научил? Она ещё мала, чтобы такое придумывать». Я едва с работы моей не ушла, чтобы тебя в школу отправить. Но меня никто не отпустил. У нас уходить нельзя. Детей нельзя оставить.

  Аля уткнулась в угол носом и, вытирая слёзы, им зашмыгала.
 
  Мама её пожалела:

  — Выйди из угла и вытри пол возле своей кровати. Тряпка мокрая у двери.




                Кукла-цыганка
   



  Как-то раз Аля в одиночку гуляла по Локотову. Моросил мелкий дождь. На ней были твёрдые резиновые сапоги и серое пальтишко. Перед прогулкой она повязала на голову платок — спрятала под него свои волнистые волосы...  Такая прогулка по пустынным улицам казалась ей скучной, но никто из сверстников в такую погоду не хотел выходить из дома. Вот Аля и стучала в одиночку сапогами по мокрым деревянным мосточкам, тянущимся сбоку по краю доргоги. Где-то вдали показались овцы. Пастух прогнал корову. Аля хотела пробежать в ту сторону улицы, где только что прошла пятнистая корова, но вдруг на скользких мосточках она заметила оброненный кем-то открытый новый тюбик, в котором обычно продавалось сгущённое молоко. Из железного тюбика действительно вытекало сгущённое молоко. Рядом россыпью лежали сорок пять копеек мелочью. Найденная мелочь для Али показалась целым богатством. На них можно было купить большой кулёк ирисок «Кис-кис». А вот сгущёнка была для неё самым любимым лакомством. Да ещё из железного тюбика! В те годы, когда все только и делали, что бесконечно говорили о первых
полётах в космос, дети мечтали кушать еду, как космонавты, прямо из тюбиков.
 
  Обрадованная находкой девочка подхватила с дощатого настила тюбик со сгущённым молоком, торопливо собрала в кулак с земли рассыпанную мелочь и припустила что есть мочи бегом к деревенскому магазину. Пока добежала до магазина, успела выдавить себе в рот из тюбика всю сгущёнку. Уронила
на магазинное крылечко опустевший тюбик, поправила сбившийся на глаза платок и торопливо вбежала в открытую дверь. Магазин внутри делился на два отдела: продуктовый и промышленный. Слева, в промышленном отделе, продавалось всё, вплоть до свечей, керосиновых ламп и гвоздей. Справа находились продукты. Среди продуктов,  на полках, сидели диковинные куклы, на вид глиняные, из папье-маше, одетые в яркие национальные костюмы. Так их продавали. Куклы были нарядные и красивые. Аля думала, что их никто не покупал. У некоторых кукол лица были тёмными, но всё равно выразительными. Например, у куклы-цыганки лицо было очень тёмное, а у куклы-узбечки оно было посветлее. У неё была пёстрая тюбетейка и цветное платье. А у куклы-цыганки была бордовая атласная юбка, из-под неё выглядывали коричневые лакированные босые ноги. Она сидела между стеклянными банками с насыпанными в них разными крупами. Аля приходила в магазин и рассматривала кукол. Они ей нравились. Только ими нельзя было играть.

   В магазине на этот раз толпилось много народу. Стояли мужчины в рабочей одежде. Выстроилась целая очередь. Кто-то даже громко сказал:

  — Ну вот, приплыли к нам рыбаки.

  Прямо у самого прилавка, в очереди среди рыбаков, Аля вдруг увидела маму в новом платье, с маленьким Павлушкой на руках. На голове у него была аккуратная шапочка. В этой шапочке он был похож на девочку. На нём были надеты тёмное пальтишко и ботиночки. Слева, у промышленного прилавка, по соседству с вениками, вёдрами и керосиновыми лампами, теснилось несколько бабушек в тёплых платках. Они были одеты в серые фуфайки. У одной из них на ногах были кирзовые сапоги... Вдруг одна из них задорно выкрикнула, обращаясь к продавщице:

  — Эй, Шура, рассказывай, перед кем это наша Галя-воспитательница, медсестра так «норядилась»? Перед нами или перед рыбаками? На руках своего ребёночка держит, а сама на приезжих рыбаков смотрит! Вот она какая!

  Бабушка так и произнесла: «Норядилась», нажимая на «о». В магазине стало тише. Бабушка озорным голосом тут же поведала остальным:

   — А недавно у нас в клубе эта вот Галя песни пела! Со сцены! У нас их все орут, а Галя пела! Так она говорит.

   И тут же рассмеялась, показав беззубый рот. Продавщица одёрнула её:

   — Не шуми, баба Манева, а то выведу. Не мешай мне работать, а людям не мешай покупать. Рыбаки ведь! Не то уедут, не закупятся. Им ведь в море что-то надо будет есть.

  Мама Али повернулась к бабе Маневе и с обидой проговорила:

  — Я всегда так одеваюсь и не наряжаюсь специально перед рыбаками, как вы, бабушка Манева, сказали. Рыбаки у нас не люди, что ли? Стали бы наши гости-рыбаки одни ваши кирзовые сапоги рассматривать, которые вы сегодня сюда в магазин надели, им
бы неудобно стало от скуки. А вот песни со сцены поют
и уж ни в коем случае «не орут», простите, как вы сказали.

  Она обратилась к окружающим:

  — Ну и Манева! Бабушка у нас тут! Всех опозорила.

  Вокруг засмеялись и зашумели. Алю охватила обида за маму. Она взялась за кончики платка. Повертела. Она хотела маму окликнуть, но вдруг рыбак, стоявший перед её мамой и уложивший в большую сетку много булок хлеба, попросил подать ему с полки куклу-цыганку. Он так и сказал:

   — Дай-ка мне вон ту куклу-цыганку из папье-маше, Шура. Держи десять за куклу.

   Все замерли в ожидании. Эта кукла стоила дорого: целых десять рублей. Большая продавщица тётя Шура, улыбаясь, охотно подала ему красивую куклу. Рыбак бросил на прилавок пачку мятых рублей, положил рядом розовую  десятирублёвую купюру. Затем он обернулся к маме Али, подмигнул ей и весело произнёс:

   — А вот это вам, женщина, и вашей маленькой дочке с тёмными глазками у вас на руках.
 
   И он вручил куклу Павлушке. Мальчик застеснялся и стал пунцовым от волнения. Он удивлённо впился взглядом в подаренную куклу. Мама Али прямо зарделась от смущения.

  — Да что вы, это у меня не девочка, а мальчик. Он просто похож на девочку, — с улыбкой проговорила она и хотела забрать подаренную куклу у Павлушки, чтобы вернуть обратно.

  Рыбак поднял тяжёлую сетку, заулыбался тоже, развернулся и быстро стал уходить из магазина.

   — Пусть играет с ней на здоровье, раз она ему пондравилась! — громко сказал от двери он и повернулся к рыбакам. — Я пошёл, робяты, подожду вас у лодки!

  И вышел на улицу. В магазине одобрительно засмеялись, гул голосов усилился. Алю рассмешили сказанные рыбаком слова: "пондравилась" и "робяты".  Аля подёргала маму за руку. Хотела сказать про рыбака, но неожиданно сама сильно смутилась. Вдруг все вокруг скажут, что куклу будет выпрашивать. Вместо этого она
ласково заговорила:

   — Мама, ты такая добренькая у меня, можно я ирисок  с тобой куплю? Я денежки нашла. Прямо на мосточках сорок пять копеек лежали. Ну, мамочка моя, ну оглянись на меня, пожалуйста.

   Мама послушно на неё оглянулась, сделалась растерянной. В недоумении воскликнула:

   — И ты сюда же, Аля? Неужели деньги и вправду нашла? Так давай ириски покупай!

  Она со смехом добавила:

   — Будем их перебирать, бумажки от твоих ирисок в коробку складывать.

   — Фантики! — поправила её Аля. — Фантики в коробку будем складывать, а не бумажки.

   Теперь уже обе весело рассмеялись.

   Дома мама уложила спать Павлушку, протянула куклу Але и чуть слышно
её назидательно попросила:

   — На, подержи её при мне. Ты ведь будешь к ней прикасаться. У неё ноги и руки, будто глиняные, и сама она, будто глиняная, но она из папье-маше, можно её сломать. Поэтому ты её можешь подержать в руках, но мне потом отдай. Я её уберу. Рано вам ею ещё играть. Мы были детьми, мы такими куклами не играли. После войны все куклы тряпочными были. Таких настоящих у нас кукол не было.

   — Не сломай! — снова попросила она дочь.

   Аля с волнением приняла в руки куклу-цыганку, уселась у себя на кровати и сосредоточенно перебрала кукольные юбки. Под верхней атласной бордовой юбкой у куклы оказалась ещё одна, такая же длинная белая, подшитая кружевной полоской. Под белой юбкой обнаружилась третья юбочка, более короткая, тоже с кружевной полоской по краю. Ноги у куклы-цыганки были отполированы до блеска. Аля счастливо вздыхала. Потом она брала красивую куклу за точёную шейку, щупала пальцами её маленькие жемчужные бусы, подергивала две её аккуратные чёрные косы. Осторожно
вдыхала их запах. Напоследок погладила пальцами лакированные ноги и руки цвета какао. Испытала невероятную радость и вернула куклу маме.

   Как-то, оставшись дома одна, она украдкой залезла на табурет, дотянулась до верха шкафа, достала куклу, доверительно шепнула ей на ухо:

    — Я только чуть-чуть с тобой поиграю. Совсем чуть-чуть.

    И принялась заново разглядывать и трогать пальцами все её одежды. Табурет качнулся, Аля едва не выронила из рук куклу и ударила ею об угол шкафа. Удар был такой силы, что у куклы переломилась пополам одна нога. Из образовавшейся трещины выглянула клееная бумага. Аля перепугалась - и в слёзы.

    — Мама говорила, что ты будто глиняная. А где у тебя глина? У тебя в ноге одна бумага!

    Стала приставлять обломок ноги куклы, а он отпадает. Еще больше разрыдалась.

    Она забыла, что окно на улицу было распахнуто. Мимо проходил из школы Чудин Арсений, тот самый взрослый мальчик, который помог ей прибить кормушку и который когда-то спас её от медузы. Услышал горький плач Али и решил подоспеть ей на помощь. Он легко перебрался через ограду палисадника и заглянул в открытое окно.

     — Ты чего так плачешь? Кто тебя обидел?

     Девочка не испугалась Арсения, снова всплакнула, стала оправдываться:

     — Я дорогу-ую кукулу слома-ала. Она стои-ит десять... рублей. Вот придёт сейчас ма-ма и накажет!


     — Не надо реветь! — успокоил её Арсений и улыбнулся доброй улыбкой. — У меня есть десять рублей… Я этим летом их с отцом собрал. Они мои. Пусть твоя мама тебя в угол не ставит, я пойду и куплю тебе ту куклу.

    Мальчик кивнул в сторону сломанной куклы. Сказал и тут же ушёл. Аля с готовностью спрятала цыганку под кровать. Высушила слёзы рукавом, подбежала к окну, стала из него выглядывать и с надеждой ждать. Не вытерпела, спустя время оказалась на уличной дороге. Снова долго ждала. Вдруг она увидела в конце улицы маму, идущую к дому. Мама несла на руках Павлушку, следом за её спиной от магазина отошёл Арсений. Але показалось, что он возвращается с пустыми руками. Она решила, что нужно посадить сломанную куклу на место. Иначе мама сейчас придёт и окончательно рассердится. И тогда ей, Але, несдобровать. Но тут она увидела, что Арсений обгоняет её маму. У неё отлегло от сердца. Мама вдруг остановилась, спустила с рук Павлушку. К кому-то в сторону обратилась, о чём-то заговорила. Затем она снова подняла на руки сынишку и собралась продолжить путь. Аля похолодела от испуга и приготовилась убежать в дом, чтобы вернуть куклу на место. Как вдруг мама с Павлушкой скрылись из глаз, к кому-то ушли.

    Когда подошёл Арсений, Аля с надеждой встретила его вопросом:

     — Ты куклу принёс?

      И уставилась на его пустые руки. Едва не всхлипнула снова. Она подумала, что всё пропало. Мальчик вдруг достал из-за пазухи новую куклу. Вручил её Але.

     — Ты больше не реви!

     Аля рассмотрела брови у куклы, с облегчением промолвила:

     — Слава богу, не кукла-узбечка. Ну-ка, нет на ней тюбетейки?


     Она ощупала голову куклы, притворно улыбнулась.

     — Тюбетейки на ней нет. А-то ведь нам цыганку подарили. Можно было и перепутать. Хотя и эта кукла  —  цыганка.


     Прижав к себе принесённую куклу, она заторопилась к крыльцу. Обернулась к Арсению.

     — Я её на место посажу, — проговорила она, — ты меня тут подожди. Я тебе ириски вынесу. У меня их несколько осталось. Подождёшь меня?

     — Подожду, — кивнул головой мальчик и замялся. — Только ты никому про нас не говори. Отец не хотел мне поначалу мои заработанные деньги отдавать. Я сказал в магазине: я эту куклу маме купил.

     Аля отступила, потом протянула ему нерешительно куклу обратно.

     — Возьми, а то тебе несдобровать.

     Арсений оглянулся, быстро проговорил:

     — Там твоя мама идёт. Будет тебе, если мне куклу отдашь. Спрячь свою.

     С готовностью кивнув головой, Аля торопливо взбежала на крыльцо.

     — Ты меня обожди. Я сейчас.

     Но когда она вернулась, держа в руке ириски, Арсения уже не было.

     — Ушёл, не подождал, — скорбно сказала она и сложила в карман ириски.



                Под крышей клуба



    Как-то раз — было лето — Тоня Чудина и её худая подружка Нина Майзерова, с которой они ходили на морковку, в один из выходных дней вызвали Алю на прогулку. Было прохладно, но светило солнце, и стоял безветренный северный день. Аля выскочила из дома в пальтишке. Так как у них было принято делиться друг с другом конфетами, она угостила подружек твёрдыми ирисками «Кис-кис». Она достала отданный мамой старый кошелёк.

    — Видите, что у меня есть. Кошелёк! — объявила Аля.

   Она положила в рот ириску. Попыталась её разжевать. Кое-как ей это удалось. Ириска стала мягче.

   Аля добавила:

   — Когда моя мама была маленькая, они брали с детьми кошелёк, который им мамы отдали, и к кошельку привязывали длинную нитку. Они внутрь фантики накладывали и одну конфетку, а кошелёк клали на дорогу. Кто брал кошелёк в руку, ну, из прохожих, тому конфетка и доставалась. Если он кошелёк крепко держал. Ведь кошелёчек могли и за нитку утянуть. Но, в основном, кошелёк никому из проходящих мимо и не доставался. Его за нитку быстро тянули обратно.

   Она не удержалась и хихикнула. Девочки тоже захихикали, а худая Нина подёргала себя за подбородок, да так, что изо рта едва не выпала ириска. Аля продолжила:

    — А прохожие за кошельком бежали, его ведь за нитку тянули. Мама мне сказала, что они так в детстве шутили. Хотя так нельзя со всеми шутить.

    Она вдруг хитро добавила:

    — Но иногда, я так думаю, можно.

    Подруга Тони Чудиной, худая Нина, от такого рассказа прыснула в кулачок, чуть не подавилась своей твёрдой ириской. Сама Тоня громко рассмеялась, приставив ко рту ладони. Она вдруг предложила, схватив из рук Али кошелёк и впившись в него глазами:

    — А давайте и мы так сделаем. Наложим в твой кошелёк фантики и одну ириску, как у твоей мамы было… Правда, у неё, как ты говоришь, была конфета, наверное, шоколадная…

    Она опять посмеялась, ухватив себя за подбородок. Досказала:

    — И станем твой кошелёк на дорогу бросать. Привяжем к нему нитку, длинную такую, люди увидят, поднимут его, подумают, что тут деньжищи, а мы его за нитку потянем, схватим и убежим. А если кто кошелёк и поднимет, то увидит внутри фантики. Вот будет смешно, им же не фантики наши нужны, а кошелёк. Вот так!
 
     Тоня затолкнула в рот свою ириску, которой её угостили, принялась эту ириску разжёвывать.

     — Вот они раштроятся, а мы пошмеёмся! — прошамкала она полным ртом и вручила Але кошелёк обратно. Потом приоткрыла рот, отодрала от зубов клейкую ириску, снова втолкнула её обратно.

    Аля сделала разъяснение, так как она любила всех поправлять:

    — Ты хотела сказать: «Вот они расстроятся, а мы посмеёмся». Так ведь?
   
    Тоня согласно кивнула головой. Худая Нина тоже стала разжёвывать ириску. Подражая своей подруге Тоне, она полезла пальцем в рот, чтобы оторвать от нёба прилипшую конфету. Она, в свою очередь, предложила, смешно шепелявя:

     — А давайте мы туда лучше… кхы-кхы… муки положим. У наш муки полная деревня. Кто жалежет в кошелёк, у того нош и жаболит! Мука же сухая и им в нош попадёт.

     Тоне Чудиной второе предложение понравилось больше. Она поправила подружку:

     — Надо говорить «у нас» и «заболит». И не «нош», а «нос». Эх ты — «жалежет»! Правильно говорят: «Залезет». Идёмте, будем бросать кошелёк. И ты, Аля, с нами иди. Боишься, что ли?
   
     Аля постояла в нерешительности.

     — Ладно, — произнесла она. — Только давайте будем без муки. Это же будет издевательство над людьми. Они все перепачкаются ею. Что мы, не люди какие-то, что ли?

     Сказано — сделано. Набрали цветных фантиков от конфет, положили доверху в кошелёк. Добавили одну ириску. Привязали длинную нитку. Бросили на дорогу кошелёк. Спрятались за сарай-амбар. Притаились. Стали ждать. Появились несколько трактористов. И один дядя Вася со вставным глазом. Тракторист в тёмной кепке поднял кошелёк, передал его дяде Васе, тот в надежде ухватился за кошелёк, да так сильно, что чуть не вытащил из-за амбара за длинную нитку всех трёх девчонок. Подружки кошелёк выпустили, а потом, видимо, дядя Вася здоровым глазом в кошелёк заглянул, разглядел фантики и ириску… И понеслась над деревней брань.

     — Ругается! — напуганно выдохнула Чудина Тоня. Заплетающимся языком неправильно проговорила: — Убегим!

     Убежали. Девчонки примчались к невысоким амбарам на морском берегу. С трудом перевели дух. Бледное море выплескивало на берег спокойные волны, но чайки вели себя тревожно, летали с клёкотом в воздухе, словно чувствуя приближение непогоды. От амбаров пахло рыбой.

     Тоня Чудина походила у амбаров, как будто к чему-то прицениваясь, повертела головой под крики чаек и вдруг объявила:

     — Подруги мои, по амбарам будем прыгать!

     Аля насупилась:

     — А как это «по амбарам будем прыгать»? Лично я не буду.

     Тоня бросила на неё испепеляющий взгляд:

     — У нас тут многие по амбарам прыгают. И парни из нашего класса тоже прыгают. Я же не виновата.

     — Какие такие «парни» из нашего класса? Им сколько лет? По восемь, — пожала плечами недоумённо Аля. — И маленькие у вас тут в деревне парни, что ли? Они же маленькие ещё, наши одноклассники, чтобы быть парнями.

    — И маленькие — парни. А кто же ещё? — презрительно хмыкнула Тоня.

    — Мальчишки или мальчики, вот кто, — пояснила ей Аля. — У вас тут грубияны все, что ли? Надо про всех маленьких детей говорить «девочки» и «мальчики». Или «девчонки» и «мальчишки». Так все люди о детях говорят. Они же ещё не взрослые, эти дети. Что ж их взрослыми названиями-то называть?

    Она пожала плечами. Снова недоумённо добавила:

    — Ба! Что вы за люди? Прямо смешные какие-то. И по-смешному все неправильно говорите.

    Тоня лягнула ногой воздух. Гоготнула громко.

    — И ты смешно и неправильно разговариваешь. Что такое это твоё: «Ба-а!»? Зачем ты так такое слово говоришь: «Ба-а!»?

    Аля обиженно сглотнула, недовольно проговорила, подобрав пустую ракушку:

    — У нас так все на Урале говорили: «Ба!», когда сильно удивлялись, и в книгах так пишут, если герои книг удивляются сильно: «Ба! Знакомые всё лица!» Ну тебя, Тоня, я пошла.

    Она отбросила ненужную ракушку. Небрежно сказала:

    — Неинтересно с вами. Прямо съели всю — «ба» да «ба», будто не знают, что все так везде говорят. Вот у вас тут все, например, когда в дверь заходят, сразу говорят: «А я пришла». Или: «Пришёл». Невоспитанные! Надо говорить: «Здравствуйте!» вместо: "А я пришла». Или: «Пришёл». Родную речь не знают, что ли, эти люди
местные. Прямо скандальные какие-то.

     Чудина сказала ей примирительно:
 
     — Ладно, пусть по-твоему будет, уральская. Ты из другого места приехала. Не уходи. Давайте прыгать по амбарам!

     — Сами по ним и прыгайте, а я за вами посмотрю, раз вы такие прыгуны! — обиженно отозвалась Аля. Но с девочками осталась. Тоня повернулась к своей подруге Нине, шутливым тоном у неё повелительно спросила:

    — Может, ты, Нинка, ко мне на спину залезешь?

    По Нининому лицу было понятно, что скакать по амбарам она умеет и на чужие спины она влезает без труда. Она сказала своей подруге Тоне тонким голоском, тоже пытаясь пошутить:

    — Давай ты ко мне, а то я боюсь, вдруг твоя спина согнётся пополам, и будут твой радикулит лечить, как многим лечат, не битьём так катаньем.

    Довольно хмыкнув, Нина повернулась к стене ближайшего амбара, согнулась пополам — её спина стала напоминать большую удобную ступеньку. Тоня, недолго думая, ловко влезла ей на спину, со спины забралась на отвесный амбар, а потом, хватаясь рукой за боковой край дощатой крыши, полезла вверх. Зацепилась в одном месте за сучок подолом цветного платья. Ещё немного — и подол бы разорвался напополам, но Тоня изогнулась и сняла с сучка зацепившуюся материю. Взобралась ещё выше. Уселась верхом на узкий деревянный конёк. Под ней раздался тихий треск. Не обратив внимания на этот звук, она посмотрела мечтательно в морскую даль.

     — Вот здорово, что я здесь очутилась! — выкрикнула Чудина. На мгновение опустила глаза. Потом снова взглянула в сторону моря, заметила вдали моторную лодку с рыбаками, выдохнула: — Вон Минькины плывут, рыбу у моря украли! Так они шутят перед всеми, так смешно говорят, будто и правда крадут, а сами её ловят. Вот здорово!

     Она склонилась к коньку, чтобы сползти на другую сторону, весело обратилась к подругам:

     — Нинка и ты, Аля, идите к другому, Минькиному амбару, а я тут слезу и туда перепрыгну. Ну что встали, как столбы, соли не просите?

     Она показала рукой в сторону моря. Добавила:

     — Вон стоит палка моя деревянная на берегу, недавно я её поставила, как в учебнике «Природоведение» нашем написано, соль на ней образовалась. И учительница наша Елизавета Васильевна говорит: "Палку в воду, которая на море, на песке положите, соль и образовывается".

     Вдали на песке действительно стояла воткнутая в песок и облепленная кристаллами морской соли чья-то деревянная палка.

     Тоня отряхнула обе руки, повелительно поинтересовалась:

     — Так, идёте или нет? Тунеядствуете вы сейчас, что ли? Ой, опять я так с вами шучу, лишь бы ты, Аля, не уходила. На мои шутки не обижалась.

     Пока она бурчала подобное и что-то спрашивала, находясь на крыше, Аля и Нина нацелились перейти к другому амбару, но продолжали терпеливо её ждать. Вдруг она вернётся и слезет к ним на песок. Тоня спустилась с конька крыши на противоположную сторону амбара и исчезла из поля зрения совсем.

     — Вот, — громко вдруг объявила с обратной стороны крыши она, — слезла я к амбару другому, сейчас прыгну, а где вы, знайки такие?.. Вот! Я прыгнула!

     С обратной стороны крыши раздался громкий шум. Видимо, неугомонная Чудина снова куда-то перепрыгнула. Стоящие на песке девочки сорвались с места и перебежали на другой пятачок, туда, откуда было видно на новой амбарной крыше Тоню.

     Та в это время присела на плоской крыше, подула на руку.

     — Больно как!

     Але не понравилось, что Тоня всё время с ней и Ниной грубо разговаривает.

     — Ну вот, Тоня уже «знайками» нас называет, а до этого мы, по её словам, «тунеядствовали», будто мы бездельники, раз на одном месте стоим и никуда не идём, — на всякий случай шутливо пробурчала она. Она неохотно засмеялась и добавила: — То зовёт нас, то прогоняет.

     Она с опаской приблизилась к амбару, где сидела неустрашимая Тоня. Следом за ней двинулась худая Нина. Тоня радостно выкрикнула:

     — Пришли?! Идите сюда, я вас сама наверх затащу! За руки! Не бойтесь, тут не страшно совсем. Ну, так полезете?

     Она свесилась с амбара, протянула в сторону Али руку. Аля в нерешительности постояла. Её подкупила протянутая Тонина рука. Она неуклюже взобралась на подставленную Нинину спину, взялась за протянутую Тонину руку и оказалась на крыше. Нина вскарабкалась следом. Под ними затрещали доски амбарной крыши. У Али перехватило дух от волнения.

     — А теперь прыгнем на тот амбар.

     Чудина показала на соседний сарай. Промежуток между крышами тут был узкий, но другая крыша, на которую показала неугомонная Тоня, деревянная, почерневшая от времени, казалась ниже этой, на которой они все вместе стояли. Аля никогда не прыгала по амбарным крышам. От страха у неё закружилась голова. Тоня снова прыгнула, подруга Нина последовала её примеру.

     Она неуклюже вцепилась в покатые доски противоположной треугольной крыши, покачалась на одной отвесной доске и умело перелезла вверх. Уселась на коньке и стала рассматривать в ладони большую занозу. Аля оцепенела. Она находилась на самом краю крыши.

     — Не трусь! — крикнула ей смело забияка Чудина. — Перепрыгивай. А то засмеют!

    Ей стала вторить её верная подруга Нина. Она язвительно крикнула со смешком:

    — Если ты боишься, не ходи больше с нами гулять!

    Аля постояла в нерешительности. Преодолев оцепенение, она перепрыгнула на отвесные доски новой крыши. Она вцепилась в них через щели между ними, оцарапала руки. Повисела на качающихся досках и увидела, что песок под ней находится примерно в полуметре. Так и застыла на одном месте. Тоня и Нина смотрели на неё не отрываясь. Потом опять стали посмеиваться над ней.

    — Ну что, боишься?! — крикнула ей голосом забияки Нина.

    Аля в отчаянии спрыгнула вниз, на мягкий песок. Завидев сидящую вдали у воды чью-то полную женскую фигуру, стала уходить в её сторону. Под ноги ей попадались пустые стеклянные банки из-под конфитюра и соусов. Она отталкивала их ногами и пугалась чёрных нитяных водорослей, которые назывались тут турой8, склонялась над узорчатыми морскими звёздами, брала их в руки, дула на них и бессвязно говорила:

    — Любимые вы мои звёздочки! Пусть мои желания исполнятся! Я хочу уехать отсюда и забрать с собой маму и Павлушку. Мы уедем отсюда! Снова на Урал! К мамины-ым близким!


8 Тура — морские водоросли, напоминающие тонкое сплетённое
волокно чёрного цвета. Тура имеет ценные свойства. После сбора
подвергается обработке, применяется в медицине (диал.).




    Слёзы обиды текли из глаз Али. Отпущенные морские звёзды медленно уползали в разные стороны. Она обходила играющие на солнце перламутровые раковины, поднимала сухие кусочки лодочной смолы, выискивала цветные стёклышки, складывала всё это богатство в карман, пускала в набегающую волну найденную на песке кисельную медузу.

    В какой-то момент подружки догнали её. Стали с ней мириться.

    — Извини нас! — выкрикнула Тоня и схватила её за руку. — Пошли в кино! Сейгод фильм, правда, какой-то опять старый. Всё время кино старое к нам привозят, новое не привозят. Басурманы! Всё равно все идут и кино у нас в клубе смотрят.

    Худая Нина подула на руку, в ладони у неё виднелось несколько заноз. Аля увидела, как вдали за полной фигурой обозначившейся женщины какие-то люди в тёплых фуфайках жгли костры и смолили лодки.

    — Ну, пойдёмте, — согласно ответила она и вытерла слёзы. Тут же привычно спросила: — А что такое у вас тут сейгод? Опять забыла.

    Тоня покрутила головой, небрежно хмыкнула:

    — Я уже говорила тебе: сейгод — у нас, значит, сегодня. Ну и учить тебя придётся слишком много.

    Девочки мирно направились в сторону, где были люди.

    Тоня вдруг вынула из песка литровую стеклянную банку.

    — Будем сдавать!

    Её подруга Нина поспешно добыла вторую. Обе двинулись к сидящей у воды на стуле женщине. Але не повезло, потому что чистых банок в песке больше не было. Она подняла пупырчатую, с остатками жира на стенках, кое-как водорослями вымыла её в море.

    — Всё равно грязная, — недовольно пробурчала она. Стала догонять подружек.

    Женщина сидела на стуле прямо у воды. В двух метрах от деревянного ветхого сарая. В проёме двери внутри шевелились от налетающего ветра сваленные водоросли чёрной туры. У её ног змеились ленточные водоросли, рядом собралась груда сваленных стеклянных банок с надписью: «Тара». Она выдала обеим подружкам по пятаку. А вот на протянутую тару Али строго воззрилась.
 
    — Негодная! — сказала она. Повертела сальную банку. — Фу ты! Вся в пупырях…

    Аля стала просить её:

    — Возьмите мою баночку, пожалуйста, иначе я не попаду в кино.

    Женщина немного подумала, произнесла:

    — Сгодится, ладно, иди в кино!

    Вручила ей пять копеек.

    У клуба какой-то человек в стёганой фуфайке голосил на всю деревню:

    — Ой, Нюра меня отходила по боку! Ух, Нюра! У-у-у! Чтоб её силы небесные вынесли из недра Дуная шальным ветром солёным! Ы-ы-ы!..

    На выщербленной скамейке поодаль сидела маленькая Иринка Павловская, которая в этот день ничего ещё толком не ела, и от этого у неё под глазами образовалась синева. Она тоже закончила первый класс, в котором училась Аля. У неё торчал хохолок надо лбом. Она была одета как мальчик - в стёртые штанишки и такую же потёртую кофту. Здесь же, в Локотове,  все женщины и девочки носили платья, блузки и юбки. Только очень неяркие. Им нельзя было носить красивую нарядную одежду. Здесь так было заведено. Брюки женщинам и девочкам тоже носить не разрешалось. Здесь все люди были простые. Утончённых, богатых не было. Лишь одна Иринка Павловская носила всё мальчишеское, потому что её мама зарабатывала немного, и им часто нечего было есть, не то что правильно одеваться. Горемычную Иринкину судьбу знали все в деревне, но кормили её бесплатно только в школе, в интернате, а так, бывало, кто пожалеет, тот и угостит сытной едой. Аля при виде Иринки полезла к себе в карман, нащупала твёрдую ириску, достала её оттуда. Шутливо Павловской сказала:

    — Бери свою! 

    Кинула её в Иркинкину раскрытую ладонь. Конфетка пролетела мимо и выскочила из обёртки. Павловская соскочила со скамейки, подхватила ириску прямо с земли, жадно её облизнула и тут же целиком нечаянно проглотила. Тоня и её подруга Нина жалостливо заревели в голос. Стали гладить Иринку по спине. И дали ей по последней ириске. Павловская поочерёдно засовывала ириски в рот и каждую проглатывала. Аля отошла в сторону и подумала, что ей, наверное, будет очень плохо, если она ещё раз увидит, как кто-нибудь целиком проглотит ириски.

    Расположенный поблизости клуб был выложен из брёвен и обшит досками. Строение выглядело длинным, высоким, в ширину оно было уже, чем в длину. Оно было выкрашено в вишнёвый цвет. Внутри из-за его стен часто доносились громкие шумы, звучала музыка — значит, шёл фильм. Иногда здание молчало. Значит, кино показывали в другие дни. И деревня скучала.

     Сейчас тоже шёл киносеанс.

     — Раз мы опоздали, полезем на клуб. Гнёзда будем трогать, — объявила с восторгом Тоня.

     Аля, в свою очередь, стала уточнять:

     — А как это «трогать»? Там же птенцы могут быть. Может, лучше в кино пойдём. Нам билеты продадут, порвут билетёры отрывные талоны и посадят на ряд кино посмотреть.

     Тоня раздражённо выкрикнула:

     — А как это на «ряд... посмотреть»?! Пойдём тогда гнёзда рушить да талоны отрывать, зазнайки вы, вот вы кто!

     Аля обиделась на её бессвязную речь и собралась уйти совсем. Чуть не расплакалась.

     — Сами решайте, кто будет гнёзда разорять, а я птичек люблю, не чета вам. Вот!

     — Ну, мы пойдём разорять, а ты нет, что ли? — стала уточнять неугомонная Чудина и повернулась к подруге Нине, подёргала её за рукав.— Ну что, Нин…ка, пойдём, что ли, на клуб, полезем вверх, за заботой ходить будем.

     Аля смешливо у Тони переспросила:

     — А что такое «за заботой ходить будем»? У тебя, Тоня, ничего не поймёшь. Говоришь ты бессвязно очень. Иногда.

     Добавив слово «иногда», она всё равно испугалась: вдруг нервная Тоня её за такие слова стукнет.

     — Увидишь — всё узнаешь, когда на клуб с нами пойдёшь, — не обратила внимание на её замечание, ответствовала Тоня. — Недавно он горел, да не прогорел весь. Там, где полезем, он и горел, только не выгорел. Там и место есть, где можно полезть.

     Аля с любопытством уставилась на клуб, увидела расщелину между стенами, всю в чёрных подпалинах, уходящую глубоко в стену, делившую здание на две половины. Это было прямоугольное углубление, здесь доверху отбили доски, всюду торчали обгоревшие перекладины.

     — А как же вы туда полезете? — не отступала она. — Там же всё чёрное-пречёрное, вы же все испачкаетесь!

     Тоня, а за ней и Нина без лишних слов направились в сторону клуба. Иринка Павловская, помявшись, в благодарность за ириски тоже двинулась за ними следом. Аля принялась дурачиться, догнала Иринку, легонько подтолкнула её в спину. Выговорила:

     — Можно, я по-вашему спрошу: «Куда вы пошли сейгод, девчонки?»? Надо, кстати, сапоги надеть, а вы все в туфлях весенних! Как на клуб лезть будете? Там вон сажа сплошная.

     Подражая воинствующей Тоне, озорным тоном прибавила:

     — Багульником вас по лбу!

     И первой оказалась возле обгорелой расщелины. Осторожно пролезла внутрь. Внутри всё было чёрным. Пахло гарью.

     — Тут клуб жгли! — подойдя ближе и посмотрев вверх, снова объявила Тоня. — Правильно говорил дядя Митяй Гинёв: «Нельзя быть вредителем, надо пользу приносить. Не сжигать же всё подряд».

     Продолжая смотреть вверх, она многозначительно добавила:

     — Гибельно всё. Тут милиционер наш дядя Гриша синеокий был. Рапорт составил. Вот смеху-то было. «Кто клуб сжёг или не совсем поджёг?» Нету виноватых.

     — Я пойду наружу! — напугавшись из-за милиционера, сразу решила попрощаться со всеми Аля. Негромко пояснила: — Я боюсь.

     И выпрыгнула на улицу. Неуклюже упала на четвереньки. Руки и колени сразу перепачкала мокрой землёй, потому что накрапывал дождик.

     — Останусь тут, — пробормотала она и поднялась с четверенек. Она взялась  зубами за рукав, попыталась отодвинуть его выше. — Иначе мама увидит, будет ругать за мою одежду в грязных разводах.

     Девочки, напротив, пролезли внутрь сажной расщелины, стали карабкаться вверх. Оттуда начали раздаваться их весёлые голоса. Аля расстроилась. Ну вот, опять всё самое интересное без неё. И всё-таки лезть на клуб вслед за остальными было страшновато. Вдруг обратно не спустятся. Она постояла в нерешительности, вспомнила про гнёзда и живых птенцов и снова оказалась внутри расщелины. Высоко над ней карабкались между стенами три её подруги. Павловская была ниже всех.

     Аля видела, как та, неуверенно поднимаясь вверх, цеплялась за какие-то металлические скобы и сажные выступы и всё время причитала:

     — Вещи бы мне не испачкать. А то от мамы достанется…

     Алю пробирали страх и любопытство. Постояв немного, она  поставила ногу на край какого-то обгорелого бревна и тоже полезла вверх. Она бралась за выступы, помещала ноги на попадающиеся по пути края брёвен, упиралась локтями и коленками, точно распорками, в сужающиеся стены. Взбиралась всё выше и выше. При этом, не сдерживаясь, всё время чуть слышно бормотала:

     — Ой, как я боюсь тут с вами. Ой, как мне страшно!

     Карабкающаяся над ней Павловская, сдёргивая паутину, обнюхивала стены и бубнила, повторяла как старушка:

      — Хоть бы вещи не испачкать. Ой, рукава уже у меня все чёрные…

      Через время добавляла:

      — Аля, как там тебя, я тебе на голову ноги не ставлю?

      — Не ставишь, — пыхтя, отнекивалась та. — Лезь выше. А то тут под тобой неудобно в воздухе висеть.

     В какой-то момент Павловская едва не полетела вниз, схватилась за какой-то выступ, он шевельнулся. Иринка чуть не соскользнула прямо на Алю. Но тут её нога попала на какой-то торчащий брус. Павловская резко упёрлась ногой в этот брус. Аля, в свою очередь, при подъёме едва не ударилась головой об этот брус. Возникла заминка. Аля вцепилась в какую-то скобу. Ей показалось, что она вот-вот упадёт вниз. Мимо неё пролетела какая-то рейка. Она решила немедленно спуститься обратно, но в этот момент сверху раздался победный голос заводилы Тони:

      — Ну, так вы там лезете или как? Я уже почти наверху, но тут семь брёвен осталось!

     Она чихнула.

     — Тут пыли так много. Я всю паутину собрала. Я птенчиков слышу. Они в стороне. Их пожар не успел достать. Как они там дышат? Мы тут от сажи вот-вот задохнёмся, а им хоть бы что.

     Ей ответила карабкающаяся следом Нина:

     — Так пожар был давно, и он быстро потух. Тяги не было. Твой папка всем говорил, что горело неопасно, клуб остался целый. И птенцы вывелись… Вот и я долезаю до верха.

    — А у меня сажа в носу, — пожаловалась плаксивым голосом Иринка Павловская. — И руки от сажи все чёрные. Вот мама мне устроит.    

     — Путаница у тебя какая-то в словах! — попрекнула её с высоты Тоня. — То руки у тебя все чёрные, то сажа у тебя в носу.

     Она издевательски хихикнула и объявила:

     — А я уже наверху!

     Посыпались труха и чёрная сажа. Попали всем карабкающимся девочкам в глаза и на волосы.

     — А я уже не хочу лезть! — Аля обиделась и стала спускаться вниз, проворчала: — Надоело! Ваша сажа надоела. Ух! Как я тут боюсь!

      — И я тут устала! — пискляво поддакнула в свою очередь Павловская. — Тут, в самой саже, что ли, побуду.

     — Не сидите там внизу, Аля и Ира, надоест! — стала поучать их ворчливо сверху Тоня.

     — Полезли, Аль, дальше, лезь за мной, — смиренно откликнулась Иринка.

     — Не хочу! — ответила решительно Аля и через пару минут спрыгнула на землю.

     Возле её ноги вдруг прошмыгнула крыса. В расщелину ворвался худой серый кот. Он кинулся на крысу, но она успела нырнуть в какую-то норку. Мимо пронеслась ещё одна крыса, по размеру больше первой. Перепуганная Аля схватила кота в охапку и полезла с ним снова наверх. Было весело, кот мяукал, но боялся высоты. Он царапался, залез ей на плечо, оцарапал ей шею и щёку.

     — Помогите! — перестав бояться, кричала весело Аля. — У меня кот на шее!

     Сверху раздался озабоченный голос Тони:

     — Где кот? Какой кот?

     Она стала переспрашивать:

     — Васька, что ли?

     — Возьмите кота, пожалуйста! — скороговоркой попросила Аля.

     Её голова вместе с кошачьим хвостом возникла над прямоугольным проёмом, там, где заканчивался подъём. Кот трясся от страха у неё на плече. Тоня, Нина и Иринка окружили прямоугольный вход на чердак, застыли как вкопанные.

     — Это Манькин кот. Она у нас хлеб возит. Ты зачем его затащила наверх-то? Мне же достанется, если узнают, что я его тут приголубила-то! — с нарочитым испугом проговорила Тоня и присела на корточки. — Ты что наделала? Спусти его вниз!

     Аля решительно выбралась наверх, хоть ей и было трудно. Сбросила с себя кота. Успела оглядеться, заметила сбоку от себя открытое окно. Чердак был завален опилками и стружками. Здесь тоже пахло гарью, но не так сильно, как внизу, на входе.

     — Всё, можно жить смирно, раз не спускают тебя вниз, — по-доброму сказала Тоня, обращаясь к серому гостю, и погладила его по спине. — Будешь мышей ловить?

     Кот замяукал, просясь наружу. Тоня отбежала в дальний угол.

     — Давайте посмотрим гнёзда! — крикнула она. — Идите… сюда! Здесь гнёзда!

     Девочки поспешили на её зов. В углу, в одном широком гнезде, среди перьев и пуха, копошились двое маленьких птенцов. Они были желторотые. Птенцы пронзительно пищали. Один сразу повернул голову в сторону непрошеных гостей и выкинул её из перьевого углубления так, что шея натянулась как струна, а потом сразу исчезла, утонув в перьях и пухе.

     Аля хотела вытащить птенца из пухового укрытия, но едва она протянула к нему руку, как Тоня слегка её руку отдёрнула, недружелюбно произнесла:

      — Не трожь! Ты не его мать! Возьмёшь — не на то место потом положишь! Он может умереть!

      Аля в испуге отступила. Решила Тоню снова поправить.

      — Надо говорить правильно «не трогай…» Я тогда вниз пойду, — добавила она и пошла к проёму.

      В это время Иринка отбежала к открытому окну, осторожно высунула голову наружу, глядя вниз, кому-то крикнула:

      — Э-эй!..

      И осеклась, потому что сзади её от окна принялась оттаскивать шумная заводила Тоня.

     — Ты что, космонавтка, что ли, раз из окна выглядываешь? Упадёшь! — тряхнув Иринку, пробормотала она. К ним подоспела худая Нина. Она тоже принялась трясти Павловскую за плечи, стала угодливо приговаривать:

     — Не падай вниз, не падай вниз. Ты же не космонавтка!

     Иринка вырвалась из рук своих подруг, откинулась на спину, прямо в опилки, похлопала себя по животу, стала жалобно приговаривать:

     — Нет, я не космонавтка. У меня ваши ириски в животике. Вкусные… Хотите, мы вот тут субботник проведём, раз мне к окну нельзя?

     Добавила с укоризной:

    — Тут так много опилок и мусора разного! Вон, смотрите, фантики от разных конфет лежат. Я увидела, а вы нет.

     — А как мы его проведём? Субботник твой? — оглядевшись, недовольно проронила Тоня. — Завтра другие придут, снова фантиков тут набросают. А опилки тут давно лежат. До них огонь не дошёл.

     Вслед за ней худая Нина неуверенно добавила:

     — А я и не буду ваш субботник проводить!

    Она подошла к проёму, возле которого находилась Аля, обошла её сбоку, полезла вниз, ей тут надоело.

      — Сами убирайте. Я пошла убирать… внизу.

     Стало понятно, что она это придумала на ходу.

     — Ты смотри-ка, какая у нас умная Нина! Ей не нужен субботник тут,наверху, ей нужен субботник там, внизу. А мне он вообще не нужен! — взвинченно откликнулась Тоня.

     Она побегала по чердаку, нашла другое гнездо, пустое, потрясла его, выкрикнула:

     — А вот пустое гнездо! Здесь были когда-нибудь птенчики?.. Кто мне ответит?

     Сунула гнездо на место. Стукнула себя дурашливо по лбу.

     — Будут не будут тут эти птенцы! Кто этих птиц знает.

    Убежала к проёму, схватила в охапку мяукающего кота, принялась вместе с котом вслед за Ниной спускаться.

     Оставшиеся на чердаке Иринка и Аля подумали немного и действительно начали стаскивать различный мусор к проёму. Нашли большую облезлую раму из-под картины. Еле сдвинули её с места.

     — Висела в клубе на входе, — пояснила со знанием дела Павловская. — «Сумрак», — все говорили. Автор — Репнин.

     — Рeпин! — поправила её Аля и принялась убеждать её в обратном. — «Сумрака» у него, по-моему, нету. Или «нет» надо говорить.

     Она застеснялась, что не очень сведуща в этом вопросе, но всё-таки неуверенно сказала:

    — Он пишет только про воду.

    — Это Айвазовский, чё ли, пишет про воду? — нарочито говоря неправильные слова, поспешила возразить Иринка. — Так нам в интернате зимой рассказывали, что Айвазовский про море свои картины пишет. А у Репина портреты. Вот вы все дома зимой сидите, а мы тут в деревне всегда в интернате во время учёбы находимся из-за мам, которые мало зарабатывают, и нам про Айвазовского и других интересных людей там всегда рассказывают.

    Аля поморщилась и произнесла:

    — Вообще-то, Айвазовского уже давно на свете нет, поэтому он свои картины писал, а не пишет. А Репин — это Репин, вот Айвазовский, например, писал об вале!

    — «Об» каком «вале»? — откликнулась Иринка. — О «Девятом», чё ли?

     Иринка отпустила раму, рама качнулась, в одиночку Аля с этой рамой чуть не упала. Привычно сказала как учёная:

    — Правильно надо говорить «о вале». А не «об вале». Вот глупые мы с тобой. Неправильно выражаемся. Наверное, потому что в вашей деревне живём, а не в городе. Там всегда правильно говорят. И взрослые, и дети.

    Она шутливо хихикнула. Иринка стала отряхивать пыльные штанишки, поправила перепачканный сажей рукав на старенькой кофте.

     — И ещё ты сказала: «Чё ли». О каком «чёле»?! — уронив раму, с издёвкой начала уточнять выкриком Аля. — Ты спросила: «Чё ли?» А мы говорим: «Что ли». Ой… как больно!

    Она принялась потирать ушибленную ногу, потому что рама, которую она выронила, задела её.

     — Уф!

     — Вот уберёмся и можем посадить здесь дерево. Прямо на чердаке, -  скороговоркой изрекла Павловская, тоже хихикнула, обрадовавшись своей шутке, и снова принесла к люку какую-то старую кастрюлю, взглянула на окно через дырявую посудину. — Какая она некрасивая. Нашу бы сюда. Старую, но запаянную. Только я не хотела бы уже здесь убираться. Стану-ка я спускаться. Не до деревьев!

     Сказала и полезла в прямоугольный проём. Оставшись одна, Аля отошла к окну. Теперь ей вместе со всеми вниз не хотелось. Она встала на коленки, взялась рукой за верхний наличник, осторожно выглянула наружу. Опустила взгляд на землю. Увидела траву и мокрую грязь. Смотреть в окно вскоре надоело. Иринка всё ещё не показывалась внизу. Аля заскучала и решила тоже спуститься. Спускаться было гораздо легче. Пока она переставляла ноги с выступа на выступ, Иринка выбежала наружу и скрылась в неизвестном направлении.

      Аля с облегчением ступила на землю, отряхнула одежду. Из своего укрытия она вдруг увидела проходившую вдали к магазину маму. Девочка хотела громко окликнуть её, но в последний момент не решилась. Когда мама скрылась в магазине, она поспешно направилась домой. Она вспомнила, что ей надо было ещё любимого «Винни-Пуха» почитать и убраться в своём домашнем уголке. Аля ускорила шаги, и её дневное приключение осталось наверху, под крышей клуба. Там, где водились птенцы. И где она побывала вместе с девочками втайне от окружающих.

      Вечером её мама очень шумела по поводу перепачканной одежды. Она приказала дочери поведать, откуда столько сажи. Аля честно обо всём рассказала. На следующий день прогоревшую расщелину на клубной стене заколотили доверху досками. Вот и все приключения под высокой крышей клуба.


                Телевизор


        Когда Аля училась во втором классе, в Локотово, на почту, привезли первый телевизор. Были каникулы. Над зданием бревенчатой почты стали устанавливать большую антенну. Это был высоченный толстый шест, который поднимали десять человек, местных рыбаков. Все они были одеты в фуфайки и кирзовые сапоги. Рядом собралась вся деревня. Событие было масштабным и волнующим, всем хотелось увидеть сам телевизор и посмотреть по нему какую-нибудь передачу. Народу объявили:

      — Мы в низине, хотя и на море, поэтому антенну надо поставить прямо вверх, за километр.

     Люди вокруг засмеялись.

     Шест поднимали долго, устанавливали обстоятельно. Один раз шест чуть не упал. Рыбаки не испугались, только раззадорились. Деревенский люд оживился, многие снова стали смеяться. Никто даже не шевельнулся, чтобы отойти подальше. Когда шест установили и закончили цеплять кабельный шнур, всех пригласили войти на почту. Вся деревня снова засмеялась, потому что все бы не вошли — людей было много. Вошла ребятня, и Аля вместе с ними. Передачу не посмотрели. Пришлось долго наблюдать, как телевизор подсоединяют к кабелю антенны и настраивают. А когда включили, диктор объявлял программу передач на завтра.

     — Чёрно-белый, — со знанием дела объявила важно Аля, — у нас у соседей такой на Урале был. Мы все его смотрели. Дядя всё время передачи читал. Можно идти. Нечего смотреть. Сейчас новости пойдут. Или вечером они пойдут. Плохо помню время, когда новости идут. Московские.

     Почтальоны выпроводили зрителей и сказали: «Работать надо». Сами сели за дверью и стали смотреть свой телевизор. Народу за дверью было слышно, как он работает. Люди стали недовольно расходиться. К Але подошёл брат Тони Чудин Арсений, который когда-то спас её от красной медузы. Угостил конфетой.

     — Вот, в гости ходил. Дали. Будешь? Бери ещё одну. Я конфеты не люблю.

      — Ещё одну буду, — прогудела довольная Аля и вытащила в ответ из кармана слипшуюся барбариску. — На тебе барбариску. Из дома я. В гости не ходила. Я барбариски не люблю.

     — А ты весёлая! — засмеялся в ответ Арсений, принял маленькую конфетку и снова Але её вернул. — К рукам липнет. А ты её мне прямо в руку вложила. В ладонь. Зачем? У нас все бросают в руки. Сами боятся.

    — Стесняются, — порозовев, поправила его Аля. — А вот почему ты кудрявый и волосы у тебя темнее, чем у твоей Тони-сестры, немного задиристой? А у твоего Жени-брата, иногда привередливого, волосы как у Тони. Женя твой в ответ сдачи всегда даёт, если его за руку потрогаешь и дашь ему, к примеру, тоже конфету, ну, липкую. Почему у них, у твоей сестры и твоего брата, волосы белые-белые и прямые, как солома, а? Вот ты красивый какой и большо-ой, большо-ой. Опять я голову задрала и тебя не вижу, такой ты высокий, Арсюша. А они ниже тебя по росту... Правда, они младше.

      Она вконец смутилась, потрепала себя за волосы. И продолжила, глядя в сторону:

      — Хотя глаза у вас у всех какие синие. Прямо редкие. Мама моя про ваши глаза так говорит. Такие только у северян морских бывают. Вы же у моря растёте и все вместе живёте. В своей деревне морской. Поморы вы, вот вы кто.
    
      Аля взяла его за ладонь, дружелюбно потрясла. Заливисто засмеялась. Арсений отнял ладонь, заулыбался.

      — Вот сколько тебе лет? Мне восемь, — пошутил он.

     Аля снова заливисто засмеялась.

     — Это мне восемь, потому что я во втором классе, а ты в каком? В восьмом, что ли? А как ты учишься?

     — За мной мои одноклассницы по пятам ходят. «Сколько тебе лет? Сколько тебе лет?» А ты как глупая спрашиваешь: «Вот сколько тебе лет?» Влюблённая, что ли?

     — В кого, в тебя? — испуганно хихикнула Аля. И отбежала в сторону.— Ой, какой ты смешной, будто тетеря.

     Арсений собрался подбросить в её сторону ещё одну конфету, но передумал.

     — Пойдём кино смотреть.

     — А телевизор купишь? — спросила ехидно звонкоголосая Аля. — Тогда и пойду.

     Арсений схватил её за рукав курточки.

     — Не уходи, постой!

    Аля снова ехидно пропела, снизу глядя ему в лицо:



               Сердце моё, постой, не спеши, погоди.
               Дай мне ответ простой — что там впереди?



     Арсений и сам стал смеяться, было видно, что ему понравилась смешливая Аля. Он обхватил её за плечи, поправил:

    — Только не «сердце», а «детство». Там про детство поётся.

    Аля вырвалась и отбежала. Крикнула:

    — Я пошутила! Так моя мама поёт, когда я её слушаюсь, и она меня хочет похвалить. Она так тоже шутит. Я знаю, что там поётся: «Детство моё, постой...»

    Показала издали язык и чуть не расплакалась: так плечо болело и волновалось в груди.

    — Ух ты, несносный какой!..

     А дома маме сказала:

     — Там антенну у почты поставили и телевизор. Сели, вошли, какой-то дядя-диктор программу по листку читает. Мам, ну ты знаешь какой. Голос у него раскатистый. И-ва-нов. Так вот, он в конце списка всем и говорит: «А теперь новый фильм…» И нас всех на улицу выгнали.

     Она последила за реакцией мамы. Мама в ответ на её слова осталась спокойной. Аля досказала победно:

     — Сами почтальоны сели и смотрят названный  фильм. За дверью. Знаешь, какой? «Стоянка поезда две минуты». С Олегом Видовым красивым. Про которого я этот фильм смотрела. Вот тебе и ну. Почтальоны. Никогда этот фильм не видели. Про Видова. Красивого.

     Мама разливала по тарелкам суп, оглянулась на дочь и стала у неё уточнять:

     — Так про кого ты фильм смотрела? Про людей? Он был художественный?

      — Ну да, художественный, — согласилась Аля.

      — Значит, в художественном Видов и играл. Не про него твой фильм.

      Аля досказала:

     — …любимый.

     — Вот в твоём «любимом» фильме Видов и играл.
Артист он. Садись обедать…



                В самолёте


    В один из летних дней Аля вместе с Тоней Чудиной и её худой подругой Ниной, которая была старше на год, решили сбегать на аэродром за деревню. Туда каждый день прилетали маленькие самолёты-«кукурузники». Они привозили почту и кинофильмы. Дорога на аэродром была неблизкая. Дети в Локотове всегда отправлялись туда бегом, иначе проходить пешком можно было часа три, а то и четыре. Сам аэродром был вытянутый и большой. В центре длинного поля высился шест с раздувающимся на ветру полосатым заострённым колпаком. На аэродроме, в тёмной зелени,  росли ягоды вкусной голубики, сладкой черники и кислой брусники. Всё это прибегающие дети любили есть, поглощая сочные ягоды пригоршнями. Возвращались в деревню с перепачканными лицами.

    Аля, Тоня и Нина успели в дороге слегка поссориться, потому что Аля уставала и просила передохнуть. Она останавливалась и переходила на шаг. Тоня от досады в какой-то момент хотела стукнуть её то ли по плечу, то ли по спине, но Аля разгадала её намерения и надумала повернуть обратно. Тогда неуёмная Тоня смилостивилась и стала ей уступать.

   — Ну, тогда не будем бежать, пойдёмте пешком… Иди пешком, моя подруга Майзерова Нина. И ты, Аля, тоже с ней иди пешком. Не успеем на самолёт. Без нас прилетит и улетит. Идите пешком! Девки!..

   Она с опаской покосилась на Алю, которой многие местные грубые слова не нравились. И поправилась:

   — То есть, девочки, подруги!

   Аля предупредила:

   — Будешь на меня ругаться, Тоня, уйду домой. Будете знать, как меня отпугивать. Бегайте сами потом по аэродрому и чернику с другими ягодами ешьте.

   Добавила с шутливой обидой:

   — Ничуть не поперхнётесь.

   Потом приостановилась и досказала:

   — Вы так себя ведёте, будто мы на самолёте вместе с лётчиками, кидающими почту и киноаппаратную ленту, полетим. Мы же на самолёте вместе с лётчиками не полетим. Мы же по ягоды идём. На аэродром. У меня ноги мои устали, вот я и иду за вами, мои подруги верные. Девочки… а не слово какое-нибудь другое. Устала от ваших грубых слов.

   Худая Нина остановилась, обратилась весело к Тоне:

   — Тоня, давай-ка всех из деревни позовём и Алю на руках понесём. Будет быстрее.

   Все три подруги рассмеялись.

   — Ну, вот видите, какие вы сердобольные. Сказано, вы из деревни, северяне добрые! — радостно заявила Аля. — Ладно, побежали снова, так уж и быть.

   Как обычно, на аэродроме гулял сильный ветер. Полосатый колпак на шесте был надут воздухом, вот-вот улетит. В небе кружил, приземляясь, самолёт-«кукурузник». Девочки боялись опоздать, бежали изо всех сил, одолели только третью часть аэродрома. К самолёту ехал колёсный трактор с телегой. Собирался забрать почту и привезённую киноленту. «Кукурузник» шумно приземлился, из него полетели почтовые ящики. Ящики принимал в телегу веснушчатый тракторист, он весело скалил зубы, укладывал ящики осторожно, что-то выкрикивал. Девочки подоспели, когда укладывали круглые стальные коробки с кинолентой. Грохотал двигатель трактора.

   — Опять «Добровольцев» привезли! Папка пойдёт! Без мамки! Она же уходит в кино одна, с тёткой Валькой одинокой! Вот он без неё и пойдёт! — прокричала на ухо Але Тоня. — Она его Дозвоном за это зовёт!

   Аля засмеялась. Ей было смешно, как Тоня о папе и маме отзывается. Она весело откликнулась:

   — И привезли опять, я вижу, «Ох уж эту Настю!» Только это кино и привозят! «Добровольцев» и «Ох уж эту Настю!»

  И запела тонким неуверенным голоском строчки из песни из кинофильма «Ох уж эта Настя!»:


               Осенью, в дождливый серый день
               Проскакал по городу олень.
               Он летел над гулкой мостовой,
               Рыжим лесом пущенной стрелой…


   Только её в тракторном шуме никто не услышал. Тоня и Нина обогнули трактор и приблизились к открытой двери самолёта. Аля подоспела за ними следом и увидела, как белобрысый лётчик, симпатично улыбаясь, перегнулся и угостил подруг шоколадными конфетами. Заметил Алю, протянул ей оставшуюся ириску «Кис-кис». Мятую.

   — Спасибо! — крикнула благодарно Аля, только подружкам всё равно позавидовала. Еле развернула ириску. Положила в рот вместе с оставшимся на ириске кусочком фантика. Выплюнула размокшую обёртку. Добавила:

   — Всё время то ириски, то барбариски мне дают. Мятые.

   Она подёргала за ногу летчика. Поинтересовалась у него:

   — А какое сегодня кино привезли?

   Он не услышал, о чём она спросила. Отмахнулся. Отошёл внутрь самолёта за новыми ящиками. Тоня, довольная, потянула подружек за самолёт.

   — Пойдёмте, подруги, цифры почитаем на бортике! — снова прокричала поочерёдно каждой на ухо.

   Забежали за самолёт.

   — Туда не ходите! — выкрикнул им вслед лётчик. Обратился к трактористу: — Да выключи ты трактор, Федька! Опять оглох!

   Трактор после этого утих. Наступило затишье.

   — Эй вы, девоньки! Отойдите там от самолёта! — крикнул им лётчик. — Иначе в небо на колёсах улетите! Вы там что опять делаете?

   Подружки с обратной стороны читали на борту самолёта вслух числа:

   — «Десять», «восемь», «семь», опять «десять».

   Лётчик продолжил свой монолог:

   — В каждый мой прилёт под колёса лезут! Лишь бы не улетели вместе со мной. Я в самолёте, они на колёсах!

   Услышав слова лётчика, девочки весело рассмеялись, выбежали обратно.

   — Тогда мы пойдём ягоды есть! — сообщила Тоня трактористу. — За ягодами и пришли. А не за вашим трактором, дядя Федя, который съел медведя.

   — Может, покатаете их всё-таки? — обратился, осклабившись, к лётчику дядя Федя. — Раз на колёсах нельзя.

   — Покатаю, может. Только пусть от лопастей впереди подальше отойдут. Идите-ка сюда, девоньки. Садитесь в самолёт. Пять минут полетаем — и на землю. Время есть. У меня. Ещё не вся почта выгружена. Ну, раз трактористы всем разрешают, раз контролёры они, садитесь, значит, в салон. Только надо смотреть, пакеты там под креслами есть или нет.

   — А почему не вверху, на полках, а под креслами где-то внизу? — влезая с помощью поданной лётчиком руки, спросила вежливым голосом Аля. Она боялась куда-нибудь улетать без маминого разрешения и поэтому немного растерялась. — Пакеты же всегда вверху над головой у пассажира находятся, когда ему плохо. Ой, меня же в самолете всегда укачивает. И в пароходе тоже. Или «на пароходе», как там правильно-то мама моя говорит… сейгод? Говорю, как они: «Сейгод». Сегодня, значит. Научилась по-северному: «Сейгод». Ну да ладно, полетели. Где там пакеты бумажные квадратные у них? Все мои… Будут. Меня же укачивает всегда в самолёте.

   — Да садись ты там, пустельга! — сделал ей замечание обрадованный лётчик. — Всё ведь знает, приезжая! Вон и Федька отъехал. Пока. Сели все по местам, пигалицы! На взлёт!

   Подружки сели порознь. Под руководством всезнающей Али взяли в руки по бумажному мешку-пакету, прильнули к окошкам. Заработал двигатель. Самолёт
покатился по полю. Взлетел. Нина и Тоня стали повизгивать. Аля мужественно стала смотреть сквозь стекло на убегающую траву. Затем трава пошла резко вниз. Самолёт летел ещё некоторое время вверх, зашёл на вираж. Помахал крылом. Земля то поднялась резко стеной сбоку, то опустилась. Рядом по проходу в самолёте с шумом покатились оставшиеся круглые банки с кинофильмами. Подружки оживились, засмеялись.

   — А ну-ка, пассажиры мои, пристегнитесь! Ремни видите? Приезжая Аля, им помоги! — крикнул из кабины громогласно лётчик. — Пристёгивайтесь, сейчас землю на небе увидите!

   Девочки поёжились, пристегнулись.

   — Всё! — объявила громко Аля. — Можно — «землю на небе»! Где мой пакет? И так уже уши закладывает! Лишь бы банкой круглой не прибило.

   — Пе-ре-вер-ну-лись! — скомандовал из кабины лётчик.

   Самолёт перевернулся, Тоня и Нина снова завизжали. Аля на всякий случай придвинула к губам пакет, вжала голову в плечи, скосила глаза в сторону окошка. У неё захватило дух. Земля действительно стала небом. Это продолжалось мгновение. Самолёт стал возвращаться в привычное положение. На Алю сверху упало несколько газет.

   — Всё маме расскажу! — развеселившись, притворным обиженным голосом прокричала она.

   — Меня угораздило! — выкрикнула со своего места Тоня и закашлялась. Ткнулась носом в пакет. — …Как ты там говоришь: «Укачало?» Меня сильно укачало!..

   Не сразу спустились на аэродром. Самолёт немного покружился. Всем трём подружкам было уже не по себе. Сели. Выпрыгивали на землю, прижимая к себе по бумажному мешку.

   — Ничего не слышу! — кричала возбуждённая Тоня. — Оглохла! Дядь, можно я за самолёт побегу?! Мешок надоел! И твои газеты!

   За самолётом трёх подружек от подступившей тошноты клонило в траву.

   — Ну вот! — выкрикнул в сторону подъехавшего на тракторе Феди весело лётчик. — Девонек небом угостил! Под небом их тошнит. Ведь прилетели же! Зато больше не полетят егозы!

   — С мамой полетим! — возразила Аля, вытирая перепачканное лицо сорванной травой. — Вот как теперь голубику с черникой будем есть? Плохо же.

   Уходили с неохотой. Отправились за желанными черникой и голубикой. Нарвали по горсти. Положили в рот. Снова всем стало не по себе. Решили, что идут домой. Взлетевший самолёт весело помахал крыльями.

   Белобрысая Тоня села на землю, схватилась за бок.

   — Ой, больше не могу. Замуж за такого лётчика не пойду. Мама говорит… Ещё угробит. Кинофильмами.

   Нина, изнемогающая от подступающей тошноты, слабо заулыбалась, тоже согласно поддакнула:

   — И я не пойду.

   Сказала неправильно:

   — Пошлите домой.

   Тут же поправила саму себя:

   — Или «пошли домой» надо говорить.

   Назидательно добавила:

   — Мать заругает. И за самолёт стукнет. Нельзя летать, говорит. Вот будет мне дома за самолёт.

   Аля её пожалела. Вымолвила:

   — Какая у тебя мама строгая. Детей наказывать нельзя. Хотя меня моя мамулечка тоже… в угол иногда ставит.

   Она стеснительно хмыкнула. Помолчав, добавила:

   — Ты права, Нина. Надо говорить всем: «Пошли».

   Так и не поели черники и голубики. Отправились обратно. В дальний путь.

   — Хоть бы дядька Федя на тракторе подвёз! — обиженно гаркнула Тоня. Потрогала себя за плечо. — Какой-то книгой угодило. Прихлопнуло!.. Идите уже, подруги мои, чижихи! Полетали.


                Барханы

   Однажды летом Аля с подружками отправилась побродить на море. Было прохладно. Море оказалось холодным. Но девочки всё равно пошли забредать в воду. Берег был усеян морскими звёздами и ракушками. Это значит, что недавно прошёл шторм, но теперь всё улеглось. Аля наступила на морскую звезду, звезда под ней шевельнулась. Аля едва не поранила ногу и от неожиданности чуть не пискнула. Девочки уже вошли в воду и начали уходить от берега. Аля, помешкав, отправилась следом. Две прозрачные медузы скользнули в воде по её ногам. Светило яркое солнце, в воде виднелось мелкое дно, оно было песчаным и усеяно волнистыми
барханами. Ногам было холодно, но подошвы приятно ласкали барханы. В воздухе летали чайки.

   — Может, не идти… с ними, у меня… ножка моя болит. Ой, боюсь, сказала смешно про «мою ножку», — смущённо проговорила Аля, будто оправдываясь, но продолжила идти.

   — Ладно, пойду за ними. Домой возвращаться одной скучно, — произнесла она и догнала подружек Тоню Чудину и худую Нину Майзерову.

   Они прошли несколько сот метров по щиколотку, затем очень долго шли по колено в воде. Замёрзли. Отмель всё не кончалась. Аля беспрестанно оборачивалась, берег находился вдали.

     На горизонте, в море, показался пароход.

   — Почту привезли! — выкрикнула Нина и показала в сторону парохода. — Сейчас приедут. И пассажиров вместе с моей почтой привезут.

   — Почему это с твоей? — возмутилась забияка Тоня, подтолкнула выкрикнувшую в плечо. — И пассажиры не твои. Ты бедная! Какие тебе твои пассажиры?! У вас изба, а не дом. Ваша изба вся в брёвнах! У нас доски на доме, мы богатые, а вы бедные, у вас всюду брёвна и смола на них, чтобы пожара у вас не было.

   Худая Нина, верная Тонина подруга, от её толчка в плечо чуть в воде не упала. Она качнулась вперёд и намочила подол ситцевого платья.

   — Ой, подол у меня теперь мокрый, — пробормотала растерянно она, расправляя материю худыми руками.

   — И подол у тебя ситцевый, вы платья из ситца все дома носите, а мы с моей мамой носим платья из льна. Оно дорогое, такое платье из льна. И не цветное, как у тебя. Иди обратно, стала тут спорить, кто к ней приедет из пассажиров с парохода, — продолжала рассуждать нескладно Тоня Чудина, она снова толкнула подружку в бок. Нина опять едва не упала. Она развернулась и стукнула от досады обидчицу Тоню в бок.

   — Сейчас пароход мимо нас проплывёт! — видя подобное, решила вмешаться, пошутила неловко Аля. — Боцман вас разнимет и сам капитан. Раз вы толкаетесь.

   Она пробрела в воде немного вперёд, отмель всё ещё не кончалась, уходила вдаль. Подружки продолжили толкаться. Тоня Чудина вдруг обернулась в сторону
берега. С гордостью сказала:

   — Вон Арсений, мой брат, идёт. Он выше всех у нас. Со своим орлиным взором. Сокол он у нас ясный! Друг Али нашей! За нами идёт. А то Аля его утонет. Он всё
время дома про неё говорит: «Не могу наглядеться…» Вот ты кто, Аля!

   Сказав такое, она насмешливо посмотрела на Алю, торопливо отошла в воде от Нины.

   — Это прозвище у меня такое Не Могу Наглядеться Вот Ты Кто Аля или имя у меня стало такое? — возмущённо спросила у Тони Аля и сама теперь отбрела от обеих подружек. Вдруг в воду окунут или платье её намочат. Подол своего платья она держала в руках, подняв над водой, а тут вдруг опустила. Испугалась, что высокий Арсений догонит их и увидит, что у неё платье по подолу мятое. Арсений и в правду их постепенно догнал. Потрепал Алю по плечу, взял её за руку.

   — Вон у тебя весь подол мокрый, ты платье замочила. Это они тебя так? — участливо спросил он и оглянулся на Тоню и Нину. Аля отняла руку, ещё немного
отбрела в сторону.

   — И не они, а я сама, только Тоня, твоя сестра, меня обидела, смеялась над нами… с тобой, будто я фифа какая. Так у нас мама говорит. О неприветливых и красивых: «Фифа». Я же не фифа, — буркнула Аля.

   — А ты некрасивая? — притворился непонимающим Арсений и с улыбкой заглянул ей в лицо. — Вон у нас даже Тоня, моя сестра, вроде красивая. Потому что у нас мама красивая. Вроде.

   Тоня и Нина Майзерова залились звонким смехом.

   — Почему, «вроде»? — стала уточнять у него, смущаясь, Аля. — Она, ваша мама, у вас красивая. Только Тоня ваша на неё не похожа, она у вас папина,
так моя мама говорит. А ты, Арсюша, похож на твою маму… Красивую, — досказала она и тоже заливисто засмеялась.

   — Пошли дальше, до теплохода дойдём! Надо матери сказать, что она не фифа! — выкрикнула Тоня и пошла в сторону парохода.

   — До парохода, а не до теплохода, — поправила её Аля, — так на реке говорят: «До теплохода». Потому что там на реке на теплоходе плавают, а по морю на пароходе плывут.

   — Ходят, — резко оборвала её Тоня. — У нас на пароходе ходят. И пароходы ходят.

   — Вон, видите, полоса? Она тёмная! — выкрикнула Майзерова Нина. — Мы скоро дойдём. Мы от берега на километр ушли. Видите, как мелко. Тут всё ещё до колен. А там, кто уйдёт вперёд и перешагнёт полосу, сразу — по горло, и бултых — вниз на дно. А там ух как глубоко! И рыбы. И сёмга красная очень. И камбала с двумя глазами на затылке. И медузы. И красные тоже! Ух как жгут!.. Ой, у меня зубы постукивают! Замёрзла!

   Арсений произнёс:

   — Дальше не пойдём. Тут постоим, раз медузы там жгут.

   Через паузу у находившейся поодаль Али шутливо полюбопытствовал:

   — А ты идёшь?

   Аля с улыбкой ответила:

   — Иду.

   И смело пошла вперёд. Достигла тёмной полосы. Ощутила кожей ног, что в этом месте море стало гораздо холоднее. Немного испугалась тёмного, почти чёрного цвета воды. Значит, там не было дна. Дальше не шагнула. Торопливо вернулась к друзьям. Остановилась возле Арсения. Однако Тоня смело обошла её, тоже дошла до чёрной полосы, сунула туда ногу.

   — Ох как холодно тут. Хоть бы рыбы не съели. Пойдёмте все, что ли, обратно. А наш Сенька в Але городской душеньки не чает. Ну и брат у меня, во всех он души не чает. А Аля из города для него лучше всех.

   — Да не из города я, а из посёлка городского типа. Вот оттуда мы всей нашей семьёй приехали. К вам приехали, — возразила Аля весело и отошла от Тониного брата.

   Арсений смущённо произнёс:

   — Ну и сестрёнка у меня! Разве так можно стыдить? Мне ваша Аля очень понравилась, она добрая и приветливая. У неё мама красивая, и она воспитатель в детском саду.

  — И ты красивый, наш папа говорит! — выкрикнула озорным голосом неугомонная Тоня. — И со Светкой Федотовой наш папка тебе хочет потом помолвку устроить, потому что у неё мама из дорогой деревни к нам приехала и всегда всё дорогое имеет, а мама твоей Али может в больнице работать детским врачом, а у нас здесь в деревне просто медпункт, и в нём никого нету. Поэтому она в детском саду.

   Аля возразила:

   — Вообще-то, мама у меня медсестра, а никакой не детский врач, это её папа, мой дед, был в санатории главным врачом, а бабушка — старшей медсестрой. И у них дома были няни для детей. А у меня нету няни. Потому что — Советский Союз, и нянь в доме держать больше нельзя. А то за няню накажут. Мама моя говорит. Давайте отсюда уйдём. Здесь по ногам холодно. А ваш Арсюшка мне и не нравится. Ну вас!

   Она повернулась на месте и заспешила обратно. Сказала с обидой:

   — Ух как далеко забрели! С вашим Арсюшкой золотым.

   Арсений обогнал Алю.

   — Ну, вот ты как! А я думал, все вместе подружимся.

   — Ну не с ней же тебе всё время дружить! — с укором выкрикнула его сестра Тоня. — Они ведь приезжие, разве можно с такими дружить! Уедут, а ты куда? Вешаться? Вон после Светки Федотовой своей руки на себя чуть не наложил, как только они с её мамой уехали в гости в их дорогую деревню и всё лето не ехали к нам обратно. Что тебе отец наш говорил: «Зачем к ним в гости заходишь и чай с ними пьёшь?» А?! Где Светка Федотова жить должна? У нас? Если вам по тринадцать лет тогда было, а сейчас тебе только четырнадцать.

   Арсений наклонился и в ладонь зачерпнул воду, обрызгал сестру-обидчицу. Тоня вдруг взвизгнула и пригнулась.

   — Ну не брызгайся, Сенька!

   Арсений горстями снова облил её водой. Неловко рассмеялся и стремительно заспешил к берегу. Обогнул Алю, хотел подать ей руку, она ладонь быстро убрала. Сильно обиделась на подруг и стала по-прежнему стесняться. Арсений быстро произнёс:

   — Я не хочу, чтобы всегда было так. Я к Свете Федотовой не хожу чай пить. Тоня обманывает. Ты на меня не злись, Аля. На чай к нам всегда приходи. А я пошёл. У меня тут монета одна есть. Хочешь, подарю?

   — Не хочу! — быстро сказала она и отвернулась от него. Остановилась, не желая идти с ним вровень. Арсений что-то выбросил в воду и стал уходить быстро к берегу. Аля поёжилась. Стало жаль Арсения. И монету, которую он, наверное, выбросил.

   — Ну и ну! Засмеяли всю. И Арсения. Тониного. Будто я его съем.



                «Антошка»



   Как-то раз учительница Елизавета Васильевна зимой объявила:

   — Готовится смотр художественной самодеятельности в городе Архангельске среди школ Приморского района. Наша школа будет инсценировать «Антошку». Песню вы такую, дети, знаете про маленького конопатого Антошку. Кто будет Антошкой, ещё не знает никто, ищут.

   Она осмотрела весь класс:

   — А у нас, как вы думаете, есть такой Антошка?

   Тоня Чудина на всякий случай выкрикнула на весь класс:

   — Есть. Я, конечно!

   В классе засмеялись. Елизавета Васильевна её поправила:

   — Не ты, а кто-то другой будет Антошкой. Ты, Тоня, не подходишь. Ты высокая очень среди сверстников, а Антошка маленький должен быть.

   Тоня обиженно что-то промычала.

   — Ну, тогда Аля приезжая пусть будет! Хоть она с меня и ростом. Тоже вон здоровая какая скоро будет. Метр десять во втором.

   Учительница её поправила:

   — Ты хотела сказать, Тоня, «классе», но не досказала, а нужно говорить полностью: «Во втором классе». Аля может подойти на такую роль, она очень артистичная, её мама эту песню про Антошку заносила и просила для неё эту роль, но вот Ирина Павловская, маленькая по росту и у которой голос слишком тонкий, подойдёт идеально. Нам надо её маме показать, что у неё замечательная дочка… И в школьный интернат её сдавать не надо.

   В классе снова рассмеялись. Все оглянулись на Павловскую, которая после слов учительницы страшно застеснялась.

   — Она у меня такая, моя мама, мало зарабатывает. Не умеет, как другие, что ли, — отчеканила звонко и немного споткнулась на последних словах маленькая Иринка Павловская. — Только это я Антошкой буду, как вы сказали?

   Она вдруг так же звонко запела:


        Антошка, Антошка, пойдем копать картошку,
        Антошка, Антошка, пойдем копать картошку!
        Дили-дили...



   — Достаточно, достаточно, Павловская Ирина, вот теперь мы снова убедились, что ты верно поёшь такую красивую песенку об Антошке, — перебила её пожилая Елизавета Васильевна. — Ты и будешь петь своим верным звонким голосом эту песенку, так как ты красиво поёшь на пении. Хотя может это спеть и не слишком усидчивая девочка Аля, у которой мама работает в детском саду временно воспитателем, а может быть директором школы. Раз она всех поучает, как надо верно учить математике ничего не понимающую дочку Алю, хотя за математику у этой её дочки Али может стоять за грязь в дневнике кол, а в четверти пять.

   Находясь у своего стола, она кашлянула и перелистнула в классном журнале страницу. Сделала новое замечание Але:

   — И не надо дёргать вот сейчас маленькую, но нерадивую Павловскую Ирину за её хвостик из волос. Ты всем завидуешь, мне так кажется, приехавшая в прошлом году к нам Аля, и многих дёргаешь за хвостики. Маме надо твоей рассказать, как ты сегодня подтолкнула свою подругу Тоню Чудину в плечо за её рассказ про твою маму, которая уходит к людям, а тебя с твоим малышом, маленьким братиком, одну бросает.

   — Вы сказали, Елизавета Васильевна: «На пении». А надо сказать: «На уроке пения»… — обиженно пробубнила Аля, глядя в парту. — И никому я тут не завидую. В деревне разве можно кому-нибудь завидовать? Вот мы уедем, мама говорит, куда-нибудь, и я после школы поступлю в институт, все нам отсюда и позавидуют. А я никому и не завидую. Тут, в вашей деревне.

   Она совсем забыла, что с Елизаветой Васильевной, которая была её учительницей и старшей по возрасту, нельзя так. Она ведь больно ранила её сказанными словами.

   — А Антошкой я буду, если все согласятся. Я ведь тоже умею петь, только сейчас не буду, а то все засмеются, у нас же не урок пения сейчас.

   Стало заметно, как рассердилась на неё Елизавета Васильевна.

   — Выйди из класса, Аля, и больше так со мной не говори. Тоже мне, всезнайка нашлась.

   Чуть напуганная Егорова медленно вышла из класса и показала закрывшейся двери язык. Потом она потупилась и стала ждать, когда её пригласят обратно. Приглашение последовало через несколько минут. Елизавета Васильевна, которая побаивалась её мамы, выглянула в коридор, спросила встревоженно:

   — Ты тут? Входи и больше так не делай.

   Аля вошла и остановилась перед Елизаветой Васильевной, развела перед ней руками, невнятно буркнула:

   — Я ничего своими руками и не делала. Вы выгнали, и всё. Какая-то тут возникла неразбериха.

   Она поникшим голосом тихо добавила:

   — С вами.

   Учительница отошла от неё на шаг, гневно вымолвила:

   — Тогда снова, Аля, выйди, там дальше постой!

   — Не «дальше», а дольше, — поправила её занудно девочка и снова пошла в коридор. По дороге её случайно подтолкнула Елизавета Васильевна. Она взяла её за плечо, нечаянно выдернула у неё волосок.

   — Всё, я больше не могу! — решительно вернулась к портфелю Аля. — Я буду уходить. К моей маме на её работу. Я ей всё сейчас расскажу, как вы толкаетесь.

   Она направилась с портфелем к порогу. Попыталась выйти. Елизавета Васильевна перекрыла собой дверь, извиняющимся голосом негромко сказала:

   — Садись, извини меня, Аля, у меня нечаянно вышло. Плечо не болит?

   Аля хотела её ещё решительнее оттолкнуть, но Елизавета Васильевна взяла её за руку, отвела на место и насильно усадила.

   — Садись-ка, садись, ты и будешь Антошкой. Только давайте уроки дальше проводить. Кто ответит?

   Вечером при горящей лучине — в деревне до утра выключили электрический движок — в комнате семейно держали совет. Мама пряла пряжу, нервничала.

   — Конечно, никаким Антошкой ты при Елизавете Васильевне нашей не будешь, будешь при ней, наверное, только… егозой маленькой! — вырвалось у неё. — Надо узнать, зачем она так тебя принародно в плечо-то… при всех толкнула… Больно.

   Выйдя из себя, она отложила пряжу, шагнула в сторону печной плиты и переставила горячий чайник на её угол. Потом убрала его обратно.

   Аля улеглась под одеяло, поёжилась.

   — Буду не буду, всё равно Антошкой хочу быть. А не молодой «егозой» при Елизавете Васильевне. Или, как ты сказала — «маленькой», что ли. Ещё не легче! А они эту Павловскую хотят Антошкой сделать… Может, лампу им купить керосиновую.

   Она обеспокоенным тоном добавила:

   — Лишь бы наша лампа керосиновая не кончалась, шучу, вот, керосина нет.

   — Керосин кончается в лампе, а не сама лампа, — проговорила назидательно мама.— Завтра керосин куплю. Спи.

   На первой репетиции было объявлено, что роль Антошки достаётся Павловской Иринке.

   — Так я и знала! — в сердцах проронила Аля, которая лучше всех знала песенку об Антошке. — Пусть Павловская будет, а мы отсюда насовсем уедем.

   Иринку Павловскую обрядили в смешной Антошкин костюм, вручили большую деревянную ложку, показали, как вести себя и двигаться на сцене, притворяясь мальчиком, дали листок со словами из песни.

   — Так я её знаю, песню про Антона… Антошку, — сострила Павловская и стала размахивать шутливо руками, а многие присутствующие на репетиции девочки из её класса чуть не сгорели от зависти. — …Ну, буду петь.

   Иринка вдруг запела озорным чистым голосом так звонко, что её услышала вся школа:


        Антошка-Антошка, пойдём копать картошку,
        Антошка-Антошка, пойдём копать картошку!
        Дили-дили, трали-вали, это мы не проходили…


   — Стой, Ирина, стой! — одёрнула её Елизавета Васильевна. Она проводила репетицию. Она дождалась, пока Павловская умолкнет, и терпеливо ей пояснила:

   — Ты должна будешь петь только: «Дили-дили, трали-вали, это мы не проходили, это нам не задавали. Тарам-пам-пам, тарам-пам-пам!» А хор будет петь тебе первую часть песни. Или куплета. Как там у нас новая Аля-то с её знающей мамой говорит: «Куплет»? Ну да ладно, уяснили?

   — Кто — «уяснили»? — загудела раздражённо взъерошенная девочка Аля. — Сунули Павловской наши слова, которые мама в школу для меня, вообще-то, приносила, а не для Павловской, и пообещали, что я буду Антошкой, и теперь тут Павловская разрывается, песню поёт, мне не даёт, а я так и уйду без роли. Моя мама купила эту песню на пластинке для меня и рассказала мне при лучине, так как керосину не купила, как её правильно петь. А тут Павловская теперь её поёт. Вместо меня. Нет уж! Учите без меня!..

   Аля вспомнила проведённый накануне вечер с мамой. В сердцах открыла и захлопнула за собой дверь школы. И ушла. День в школу не ходила. После этого на другое утро к ним домой пришла Елизавета Васильевна и хотела не дать маме Али выйти на работу. Пока не отчитала Алю перед её мамой полностью и не выпросила
у неё прощения за то, что передала её выученную заранее роль про Антошку другой девочке. Ведь с её мамой было условлено обратное, так как та действительно заносила эту сценку с песней про Антошку в школу и просила роль Антошки для своей дочери.

   На генеральную репетицию собралась вся школа. Иринка Павловская, переодетая в Антошку, выглядела счастливой. На носу у неё были нарисованы веснушки. В руках она держала огромную цветную деревянную ложку. Она ходила по сцене и нервно теребила кушак русской рубашки. Объявили начало репетиции. Всех посторонних вывели в коридор и закрыли двери. Заиграла музыка. Хор запел начало песни. Хору ответил Антошка. Голос у Павловской, которая пела за Антошку, оказался настолько громким, чистым и ясным, что все в коридоре за дверью оцепенели. Аля побледнела от зависти, она не выдержала и кинулась по коридору в сторону своего класса, вбежала внутрь и разрыдалась от горя.

   В воскресенье хор вместе с «Антошкой» и учителями укатил в Архангельск на долгожданный смотр художественной самодеятельности. Целый день наша Аля
нервничала и не знала, куда деться от скуки. В понедельник в школе стала известна новость: хор с песней про Антошку занял первое место. Иринку Павловскую наградили подарком. Оказывается, она спела лучше всех. Она принесла в класс огромную стеклянную вазу, которую ей вручили в Архангельске, и давала в руки её всем. Наша Аля бережно ухватила подаренную вазу, осторожно покачала её и отдала обратно.

   — Вот и молодец, молодая егоза! — отчеканила она и похлопала по плечу победительницу Павловскую. — А мне бы твой приз вручили… бы, если бы спела я, а не ты… молодая егоза!



                Рассказ мамы про страшный Новый год




   — Ну, рассаживайтесь поудобнее, — приветливо ко всем обратилась мама Али, — расскажу вам сейчас историю про один страшный Новый год, который случился
в моём детстве.

   — Мама, — подала голос Аля и подёргала плечиком, будто стала сильно бояться, — а почему ты говоришь «страшный»? Ты ведь просто раньше рассказывала про Новый год в твоём детстве. А теперь он стал страшный, что ли?

   — Я так говорю, потому что он был действительно страшный, этот Новый год. А иначе твои девочки-подружки не заинтересуются моей историей, встанут и уйдут, —
улыбнулась мама и взяла Алю за руку. У неё поинтересовалась: — Так рассказывать мне мою историю или нет?

   Аля придвинулась к ней ближе, желая угодить, подобострастно попросила:

   — Конечно, рассказывай. Там же интересно.

   Пришедшие девочки Тоня Чудина, её близкая подруга Нина Майзерова и одноклассница Али Никитина Оля повертелись на своих местах и приготовились слушать.

   — Вот вы, подруги моей Али, Тоня, Нина и Оля, пришли к нам в гости и попили у нас чай. Это называется: прийти в гости и угоститься. Когда я была совсем-совсем маленькой, и меня пеленали, мои родители вместе с друзьями однажды под Новый год тоже были приглашены к одному леснику в гости. Собрали они свои подарки и гостинцы, снарядили сани и лошадей — тогда все на санях и лошадях, как у вас тут, зимой в лес ездили — и отправились в лес. Едут по какой-то дороге, едут, всё никак избушку лесника, который их пригласил, не найдут. Стало темнеть, в небе показались звёзды, а к леснику всё ещё не добрались. Наконец, наши путники вдали увидели огни. Обрадовались. Поехали на свет. Подъезжают, стоит огромная изба с низкими окнами. Во дворе, у крыльца, пустые сани находятся и запряжённая в сани лошадь сено жуёт. В избе, в окнах, горит яркий свет. Подъехавшие гости оставили во дворе свою лошадь и в избу идут. «Хозяин! Хозяин!» — зовут. Хозяина нет. Открыли дверь. Им навстречу — огромный пушистый кот. Глянул на людей и выскочил во двор. Вошли в избу. Никого нет. Печь русская натоплена. Меня, маленькую, — на этих словах мама стала улыбаться, — уложили на печь, развернули, напоили молоком, и я уснула. А сами взрослые огляделись, увидели большой накрытый стол, будто здесь ждали гостей, и успокоились. Значит, приехали именно к леснику. Сам он, наверное, где-то задержался. Хорошо, что избу не закрыл, оставил дверь незапертой. Обрадованные гости сели за стол, стали угощаться. Вдруг за окнами что-то зашумело, заржали кони во дворе. Гости подумали: приехал хозяин. Подождали немного, потом стали выглядывать в окна. Никого во дворе не увидели. Вышли на крыльцо. Увидели: кто-то перевязал их лошадь и перевёл к другому месту, вглубь двора. Даже сено ей переложил. Она и ухом не повела, сено спокойно жевала, будто её никто с места на место не переводил. А ведь она знала только своего хозяина, его одного и слушалась. Но перед этим-то она издавала ржание. Значит, кто-то её потревожил и перевёл с места на место…

   Мама Али оборвала свой рассказ, оглядела слушательниц. Девочки поёживались и стали теснее жаться друг к другу. Мама продолжила рассказ:

   — Один из взрослых спустился с крыльца, стал ходить по двору. Никого нет. Где же хозяин? Вернулся на крыльцо, споткнулся о какой-то сучок, чуть не упал. Гости стали смеяться. И в дом вошли. Снова сели за стол, стали ждать хозяина и угощаться. Устроили пир горой. Так прошло много времени. Наступила полночь. Хозяина всё не было. Вдруг кто-то стукнул в окно. Гости встрепенулись, подумали: хозяин приехал, и подошли к окну. Выглянули и обомлели. Прямо перед ними за окном стоял на задних ногах дикий лесной кабан, скалил клыки и стучал копытом в окно. Увидел людей и громко захрюкал. А за ним показались ещё несколько диких больших кабанов. Взрослые перепугались. Женщины стали охать…

   Мама Али прервала на время свой рассказ, снова оглядела слушательниц. Девочки с замиранием сердца ожидали продолжения истории. Они сидели не шелохнувшись. Мама загадочно улыбнулась, будто рассказывала добрую сказку, и продолжила:

   — Моя мама — а она была смелой и отчаянной — подбежала к входной двери и закрыла её на задвижку, потому что на крыльце за дверью будто стали стучать чьи-то копыта. Ещё чуть-чуть, и дверь могла раскрыться и в избу пожаловали бы непрошеные гости. Вдруг во второе окно снова постучали. Моя мама, папа и их друзья не стали сразу подходить. Стук повторился. Они со страхом выглянули и в это окно. На этот раз они увидели морду хозяйского коня, который придвигал к стеклу одну оглоблю и старался ударить ею по стеклу. Правда, не так сильно, чтобы стекло не разбилось. При виде людей конь вдруг встал на дыбы, снова громко заржал и стал пятиться назад. Те от страха остолбенели и не знали, что предпринять. Потом вдруг стали раздаваться стуки в каждое окно… Кто-то стучал в одно окно, кто-то стучал в другое, стучали в третье…

   — …Кто же стучал? — неуверенно перебила рассказчицу вконец оробевшая Тоня. Присутствующие рядом девочки также неуверенно засмеялись. Мама Али внимательно их всех осмотрела, чуть улыбнулась и продолжила:

   — Взрослые тоже не сразу поняли, кто стучит во все окна. Они подбежали к другому окну, а на подоконнике, с улицы — пушистый кот, тот, что их встретил на входе
и выбежал во двор. Кот хитро смотрит на них, а рядом с ним волчья морда скалит пасть. Какой-то зверь рядом бьёт лапой по стеклу. У другого окна стоит большой медведь и когтями ударяет, тоже скребёт по стеклу. А потом как заревёт громогласно. Люди совсем перепугались, отбежали к столу, сели и от страха трясутся. Так продолжалось до самого рассвета. Звери за окнами не уходили, топтались под стенами, рычали и хрюкали, слышно было мяуканье кота, будто он сам их всех сюда привёл. Кто-то из зверей вбегал на крыльцо, стучал по ступеням, толкался в дверь. Как только стало светать, всё постепенно утихло. Гости долго не могли прийти в себя от страха, подождали, стали в окна выглядывать. А во дворе никого.

   Мама перевела дух, снова заулыбалась и принялась рассказывать дальше:

   — Взрослые быстро собрались, не забыли на печке и меня. Я ведь проспала в тепле всю ночь. Завернули меня в одеяло — и во двор. А там две лошади спокойно сено жуют. И весь двор утоптан следами зверей. Гости сели в сани и прочь помчались с этого места. Выехали из леса, им навстречу по дороге в поле - знакомый лесник. Встретились, остановились, лесник их удивлённо и спрашивает: «Вы где были? Я вас всю ночь прождал». Люди рассказали ему, что с ними случилось и откуда они едут. Лесник ещё больше удивился и сказал, что там, откуда они приехали, никакого жилья нет. Там вообще пусто в лесу. Он сказал им, что его изба в другой стороне. Путники с ним заспорили и предложили ему проехать с ними обратно. Лесник согласился, и они снова отправились в путь. Ехали-ехали и приехали. Стоит
перед ними огромный наметённый сугроб, возле него всё утоптано следами лесных зверей и животных, на снегу лежит много сена — и ничего больше нет. Вот тебе и встретили Новый год! В лесу со зверями.

   Окончив рассказ, Алина мама посмотрела на притихших девочек и спрятала улыбку.

 
   — Ну как вам моя история про Новый год? — поинтересовалась у слушательниц она. — Понравилась или нет?

   — Понравилась, понравилась.

  Ответив за девочек, Аля пугливо прижалась к маме и сделала заговорщический вид. По ней было видно, что она слышала эту историю от мамы уже не раз.

   Девочки встрепенулись. Тоня Чудина произнесла:

   — Ну, вы, тётя Галя, нас и напугали. Я всю ночь не буду спать. Я таких историй ух как боюсь!

   Подружки растерянно посмеялись. Оля Никитина повела плечиками и тоже сказала:

   — И ничего мне не страшно. Только я волков, медведей и диких кабанов боюсь. А в нашем лесу их нету. Волки только зимой по ночам в деревню приходят и воют.

   Нина Майзерова со страхом посмотрела на входную дверь и выдохнула:

   — А мне страшно было. Лишь бы меня леший какой-нибудь в лес не утащил.

   Аля встрепенулась, осмотрела подруг и задорно объявила:

   — Давайте попьём чаю! С конфетами, печеньем и маминым хворостом9. Очень я мамин хворост люблю. Он хрустит и во рту тает.

   Подмигнув подружкам, она негромко сообщила:

   — Я, конечно, маме моей верю, но она, когда эту историю рассказывает, всё время улыбается хитро и будто что-нибудь ещё придумывает. Она же была маленькая в детстве и ничего сама не помнит. Правда, мама?

   И, не давая маме ответить, тут же досказала:

   — Может, это мои бабушка и дедушка что-нибудь придумали. А может, и нет… 



   9 Хворост — кондитерское изделие, тонкое и ломкое печенье.   



 
                Волки в деревне



   Как-то зимой мама принесла подросшего пушистого котёнка. Котёнок был дымчато-серый с большими умными глазами.

   — Дымок, назвала его мама. — Будет у нас жить. Его нам люди отдали.

   Аля приняла на руки перепуганного Дымка, тесно к себе прижала. Он ей сразу очень понравился.

   — Миленький, — произнесла она. — Будет со мной дружить.

   И с этого дня не расставалась с ним дома ни на минуту. Дымок тоже полюбил Алю. Тёрся об её ноги, если она сидела за столом, часто просился к ней на руки. Ночью
незаметно укладывался у неё в ногах на кровати, хотя у него на отдельном табурете была своя мягкая лежанка. Аля поила его тёплым молоком, часто отдавала ему из своей тарелки самый лакомый кусочек. Она учила его подавать лапу. Лапу Дымок не подавал, зато ласково мурлыкал и тёрся об её руки. Когда Дымок подрос
и превратился в котика, он стал выходить под вечер на улицу на прогулку. Возвращался он утром и сразу принимался лакать из миски тёплое молоко. Аля приходила из школы и сразу звала своего любимца, подолгу гладила его по мягкой шёрстке. Она садилась за уроки и следила, чтобы Дымок устраивался у неё в ногах. Одним словом, дружба у них была настоящей. Аля души в своём котике не чаяла. Однажды по деревне прошёл слух: ночью под стены домов на улицы стали заглядывать из леса голодные волки. По вечерам под окнами стал раздаваться протяжный волчий вой. За деревней стояла воинская часть. Там служили солдаты. Мама недовольно говорила:

   — Что-то плохо служат наши солдаты. Не отпугивают волков.

   Мама и Аля строго следили, чтобы в этот период Дымок не выскакивал под вечер на улицу. Но однажды, как стемнело, мама вышла за чем-то в коридор, и Дымок вырвался наружу. Аля выбежала за ним на крыльцо. И принялась громко звать своего любимца. Она замёрзла вконец, но так и не дозвалась котика. Ночью снова
слышался под стенами громкий волчий вой.

   …Матёрая волчица бежала в одиночку. Её глаза горели недобрым огнём. Несмотря на это, волчица была сыта. В лесу она поживилась дичью. В деревню она вошла медленно, зная, что добыча от неё никуда не уйдёт. В то время, как её голодные собратья из волчьей стаи рыскали по улицам, она прямиком направилась к высокому тёмному дому. Оттуда пахло вкусной пищей и теплом. У крыльца было пусто. Она завернула за угол и заметила серого котика. При виде волчицы он выгнул спину и угрожающе зашипел. Волчица сделала шаг в его сторону...

   Аля тревожно металась в кровати, почти не спала, с тяжёлым сердцем ожидая наступления утра. Едва забрезжил рассвет, она накинула на себя пальтишко и вырвалась на ледяное крыльцо. Дымка нигде не было. Она пробежала в тапочках по двору, заглянула в сарай, где лежали дрова. Она увидела что-то большое в полутёмном углу. Заскочив в сарай, она с ужасом разглядела лежащего на земле чужого бездыханного пса. Аля отпрянула от него и выбежала на улицу. Она выглянула из-за стены дома и внезапно стала оседать на корточки. За углом, на снегу, лежал неподвижный Дымок. Аля нашла в себе силы, чтобы снова подняться во весь рост. Короткими медленными шажками она подошла к лежащему котику.

   Дымок вытянулся на боку, будто мирно спал. Аля увидела у него на животе маленькую ранку. Она подняла его, крепко к себе прижала и пошла к крыльцу. Положила у ступенек. Сходила в дом, оделась. Вышла. Снова подняла погибшего котика. Отнесла его под обрыв к озеру. Попрощалась с Дымком и горько заплакала. Аккуратно спрятала его в снегу до весны.

   Когда наступила весна и пришла первая оттепель, Аля взяла лопату и сходила к обрыву. Она выкопала ямку и в последний раз взглянула на Дымка. Котик лежал на обнажившейся земле, как тогда на снегу, будто спал. Она аккуратно подняла его и переложила в ямку. Снова расплакалась. Закопала. Больше на котов в своей жизни Аля с такой любовью и нежностью не смотрела, с какой смотрела на своего любимого Дымка.


                Двойка


   С самого начала проживания в Локотове Аля очень старалась прилежно учиться в первом классе, хотя на Урале, откуда они приехали, её хорошо подготовили к школе. Там она ходила в специальный класс и много занималась с мамой. Она уже три года как умела свободно писать прописными буквами свои имя и фамилию и целые предложения. Она знала счёт до двухсот и читала книжки с крупными буквами. Иногда по слогам, иногда без единой запинки. Здесь, на Севере, когда она училась в первом классе, ей было скучно среди ребят, которые только-только знакомились с палочками и крючочками. Аля еле могла усидеть на первых уроках, давая всем понять, что ей это всё уже давно известно и просто неинтересно. Ну разве можно снова проходить знакомые темы и при этом испытывать радость? Она не без гордости видела, как учительница Елизавета Васильевна брала в руки её тетради с прописями и цифрами, привезённые с Урала. По её тетрадям пожилая Елизавета Васильевна в первом классе вела уроки. Вместе с учениками Аля, вздыхая, снова выводила у себя в тетрадке палочки и крючочки. И немного гордилась, что именно её тетради помогают Елизавете Васильевне. Она умела пользоваться чернилами и уже не разбрызгивала в тетради кляксы. Остальные дети в её классе то и дело макали промокашками в тетрадях в пятна от чернил. Один Алёша Петров, драчун, был весь с головы до пят перемазан чернилами. Начнёт Петров писать в тетради пером загогулины — так сразу несколько клякс у него образуются на рукавах рубашки и на лбу. Положит нервно на парту ручку — так сразу по поверхности парты потечёт синяя лужица. Петров трёт и трёт поверхность парты, втирая в неё ещё больше чернил.

   Учительница Елизавета Васильевна поначалу оценок не ставила, но любила проносить перед ребятами чью-нибудь раскрытую тетрадь с кляксами и называла имя ученика, которому принадлежала тетрадь. При этом она произносила всегда одну и ту же фразу:

   — Посмотрите, какая это забрызганная кляксами тетрадь…

   Потом она добавляла:

   — Это тетрадь ученика Алёши Петрова.

   Через секунду звучало:

   — Вот видите, какой он...

   Она замолкала, потом добавляла уже громче:

   — …грязнуля…

   И снова добавляла:

   — …Этот Алёша Петров.

   Или:

   — Вот видите, какая она…

   Она на мгновение умолкала и потом добавляла:

   — …грязнуля Лена Лаптева.

   В классе после таких слов неизменно повисала тишина. Дети робко смотрели на учительницу. Аля всегда пугалась подобных речей Елизаветы Васильевны и хотела спрятаться под партой. Названный ученик или ученица становились свекольными от стыда, с ними весь день никто не разговаривал.

   Когда Елизавета Васильевна начала ставить оценки, она стала проносить перед детьми чью-то аккуратную тетрадь и показывать выставленную пятёрку. Она говорила так:

   — Вот тетрадь прилежной ученицы. Надо учиться так же, как она. Чтобы я почаще показывала прилежную тетрадь и её хозяйку хвалила.

   Очень часто она хвалила одноклассницу Али Машу Снегирёву. Маша Снегирёва была худенькой, светленькой, у неё было красивое личико, она была очень тихой и приветливой. На носу у неё было три конопушки и ямочки на щёчках, её никто не обижал. Она славилась аккуратностью и никогда не выходила гулять со сверстниками.

   Однажды Елизавета Васильевна раздала ученикам тетради, и, когда Аля открыла свою тетрадь, учительница сразу к ней подошла и забрала у неё тетрадь. Аля успела увидеть у себя на странице красную выставленную двойку. Учительница медленно пронесла перед всеми её раскрытую тетрадь с небрежно написанным упражнением по письму и проговорила следующее:

   — Вот видите, какая грязная домашняя работа по предмету письму у Али Егоровой. Наша Аля Егорова…

   Она помолчала, потом прозвучало привычное в адрес самой Егоровой слово «грязнуля». От ужаса перед происходящим Аля вся покрылась испариной. Она подняла руку, а когда Елизавета Васильевна разрешила ей встать, вскочила как ужаленная и скороговоркой заговорила:

   — Извините меня, Елизавета Васильевна, пожалуйста, у нас мой братик Павлушка заболел, мама его весь вечер лечила, и он плакал, и я поэтому так небрежно написала. Не надо про меня так… говорить, будто я и вправду грязнуля какая. Я всё исправлю.

   Елизавета Васильевна воззрилась на неё строго и согласно кивнула.

   — Хорошо, Аля, я больше не буду тебя никак называть. Перепиши упражнение начисто, а я проверю. Вот тогда и поговорим. Раз у тебя братик так болел.

   Дома, будучи одна, Аля стала спешно переписывать злополучное упражнение. Напишет предложение и в окно выглянет. Не идёт ли с работы мама. Напишет ещё одно предложение и снова в окно. Новое перепишет и опять трясётся от стыда и страха — вдруг мама на порог зайдёт и накажет за плохую отметку. Наконец-то написала всё упражнение повторно. И тетрадку спрятала. На следующий день тетрадь Елизавете Васильевне с волнением и надеждой отдала. Вдруг пятёрка за упражнение будет. Вздохнула с облегчением. Ещё через день тетрадь вернулась к Але. Она полистала страницы, нужную нашла и оцепенела от неожиданности. В нижней её части, под упражнением, которое она переписала, красовалась жирная единица. Всё упражнение
было забрызгано кляксами, буквы на строчках плясали неровными рядами, в некоторых местах слова вылезли на поля.

   В тот же день Аля спрятала свою тетрадь на берегу моря за амбарами. Вечером начался шторм. Девочка подумала, что море хлынет к амбарам и тетрадь унесёт в море. На следующий день Елизавета Васильевна позвонила её маме в детский сад, в котором та работала, и сообщила, что найдена тетрадь её дочери на берегу моря, в ней плохие отметки, надо бы тетрадь забрать. Детский сад находился рядом со школой. Мама Али тетрадь забрала. Вечером она усадила дочь за стол и открыла перед ней чистую тетрадь. Рядом положила старую с плохими отметками. И сурово сказала:

   — Пиши начисто. Иначе гулять в воскресенье не пойдёшь!

   Аля стала старательно переписывать упражнение, за которое учительница поставила ей плохие отметки, в какой-то момент слёзы закапали из её глаз и попали на чернильные строчки. Чернила в тетради расплылись. Мама забрала у неё тетрадь, повздыхала над ней, аккуратно вырвала страницу. Потом она открыла середину тетради, разогнула скрепки и вставила чистый двойной лист. Убрала из тетради последнюю страницу. Снова положила перед дочерью тетрадь.

   — Пиши! — терпеливо сказала она. — Иначе спать не ляжем.

   Аля уткнулась носом в тетрадь, торопливо произнесла:

   — Тут листы не совпадают.

   — Совпадают, — ответила мама, — пиши.

   Аля старательно упражнение переписала. Мама заглянула в тетрадь и похвалила её:

   — Завтра будет пять!

   Елизавета Васильевна вернула тетрадь. В упражнении, которое было чисто переписано, на этот раз не было ни одной помарки. Под ним, в нижней части страницы, стояла выставленная отметка. Аля протянула вечером тетрадь маме. Мама всплеснула руками:

   — Три! Вот тебе и Елизавета Васильевна!..



                Хлебный обоз



   В Локотове любили вкус хлеба. На пекарне пекли белый, пышный, из двух склеенных половинок хлеб; его называли сайкой. И обязательно напекали чёрный, как смоль, ржаной, очень кислый хлеб. От него болело в животе, но есть его любили всей деревней. Отвозили в магазин такой хлеб в специальном деревянном фургончике, лошадью управляла кругленькая невысокая тётя Маня. Зимой фургончик ездил на санях, летом его крепили к телеге. Тётю Маню боялись всей округой. Поговаривали, что она местная колдунья, ходит на кладбище, что-то там делает и помогает невесте найти жениха. В классе у Али училась Снегирёва Машенька. Она считалась самой красивой девочкой и получала одни пятёрки. Уходя из школы домой, она всегда знала, что её никто не обидит по дороге, никто не отнимет у неё портфель и никто не обзовёт её обидным прозвищем. Про её семью говорили, будто её мама вышла замуж
за её красивого папу с помощью колдовства тёти Мани, хотя мама Машеньки была партийная. Когда Аля видела её папу, она с замиранием сердца проходила мимо. Он был широкоплечий и имел тёмно-синие глаза, ямочку на подбородке и волнистые волосы.

   Однажды зимой по снегу дети обозом решили покататься на санках и салазках. Они решили прицепить их к хлебному фургону тёти Мани. Иногда она разрешала ребятне покататься за её фургоном. Пока она была на пекарне, где ей подавали на лотках хлеб, дети поочерёдно сцепили свои санки и салазки, и так образовавшийся обоз выстроился за хлебным фургоном по дороге. Дорога была в мягком снегу.

   Нерешительная Аля прицепила свои санки самыми последними. Уселась на них, ноги опустила на дорогу. Руками обхватила санки по краям. Наконец показалась тётя Маня. Она погрузила хлеб, кивнула одобрительно детям и взялась за вожжи. Усевшись впереди фургона, она дёрнула вожжи, и мирная лошадь медленно пошла по дороге. Обоз неспешно тронулся следом. Лошадь заржала. Дети зашумели и радостно поехали. Стало весело. Аля взволнованно разулыбалась. Санки понесли её вперёд. Скорость прибавилась. Лошадь впереди обоза перешла на быстрый бег. Але в лицо полетели раздуваемые ветром снежинки. Дети радостно хохотали и повизгивали. Вдруг впереди опрокинулись чьи-то салазки. Мимо Али в сугробе проплыла Иринка Павловская. Её
лицо раскраснелось от восторга. Аля свернула шею, помахала ей рукой. В какой-то миг её санки наскочили на ледяную кочку, и она тоже оказалась в сугробе. Так и не доехала с обозом до магазина.

   У магазина Чудин Арсений, знавший её санки, аккуратно отцепил их от обоза, подождал Алю и передал в её руки верёвку от них.

   — Не катайся с ними больше, Аля. Так можно ушибиться. Я и тётке Мане это сказал.

   Аля приняла верёвку, почувствовала себя неуклюжей. Высказала недовольство:

   — Тётя Маня свои сани сильно гнала, будто она одна по дороге ехала. А так я больше не буду с ними кататься, зашибут ещё нечаянно. Спасибо, Арсюша, а как ты
здесь очутился?

   — Из магазина вышел, увидел, как они подъехали. Надо Тоньку нашу наказать, вон свои вторые по счёту сани отцепила, меня увидела и побежала от меня домой. Знает, что дома поговорим, накажем за это. У нас лет восемь назад один опрокинулся и чуть в озеро не скатился сверху. Руку ушиб, а у самого большая шишка вдобавок на ноге оказалась.

   Арсений, смеясь, показал на свою ногу.

   — Это, случайно, не ты, Арсюша, был? — настороженно полюбопытствовала у него Аля.

   — Нет, не я. А как ты догадалась?

   — Потому что убедительно, будто про себя рассказываешь. А сколько тебе было тогда лет?

   — Сколько и тебе, когда ты была младше, чем сейчас, — снова рассмеялся Арсений.

   — Ну и ну, шутишь, как всегда. Был малыш, что ли? — спросила у него серьёзно Аля.

   Арсений показал в улыбке белые зубы.

   — Не шучу.

   Он вручил ей конфету и стал уходить от магазина.

   — Ну, бывай, приезжая. Больше с тёткой Маней не катайся.

   Аля постояла немного, сунула конфету в карман и отправилась с санками к дому.

   — Ну и покатались. Все в снегу извалялись.


                В полынье



   Однажды как-то зимой, когда Аля училась во втором классе, мама купила ей бамбуковую удочку с тремя рыболовными крючками. У всех детей в деревне были такие удочки. Аля давно просила у мамы именно такую удочку. И выпросила прямо к зиме. Когда удочка появилась в их семье, она долго не могла выпустить её из рук, всё время ощупывала гладкие бамбуковые бока и трогала красный треугольный флажок на самом её кончике. Представляла себя на рыбалке. Вслед за покупкой удочки в их семью пришла посылка. Посылочный ящик был объёмный, сколоченный из фанеры. Для всей семьи в нём прибыли подарки от маминых родных. Але достались лаковые кожаные сапоги, светло-коричневые, красное нарядное пальто с золотыми пуговицами
и меховая шапка с завязками. Она брезгливо подержала в руках сапоги, зная, что в деревне они никому не понравятся. На красное новое пальто она даже не взглянула. Оно её напугало. В таких пальто тут в деревне не ходили. Потом она подумала, что для рыбалки её новые сапоги как раз сгодятся. Она обулась в них. Был выходной, она схватила новую удочку и помчалась на рыбалку.

   — Утонешь — домой не приходи! — крикнула ей вслед мама, испугавшись за сапоги.

   Аля прибежала к Тоне Чудиной и позвала на озеро порыбачить. Поссорились. Тоне сапоги тоже не понравились, хотя в её глазах показалась зависть.

   — Слишком красивые, — язвительно сказала она и засмеялась по-озорному.

   Аля на неё надулась и хотела было пойти одна рыбачить.

   — Ладно, — примирительно сказала ей Тоня, — сапоги у тебя, конечно, красивые, загляденье просто. В них удобно рыбу удить. Вся рыба к тебе приплывёт, дома у вас потом уха будет. Пойду с тобой и я. Какие мне теперь надеть? Кирзовые, отцовы или валенки? Надену-ка я мои валенки. Нинку мою позовём. Майзерову. У нас тут вся деревня Майзеровых и Чудиных. Вот как здорово тут у нас.

   — И правда можно у вас запутаться, — рассмеялась Аля. — Кто Чудины, кто Майзеровы? И какие-то Голенищевы с Петровыми. Пошли на рыбалку. Мне моя мама сейчас перед рыбалкой сказала: «Утонешь — домой не приходи!» Вот такая смешная у меня мама.

   По дороге девочки позвали с собой Нину Майзерову и одного знакомого мальчика-первоклассника Ваню Петрова.

   Озеро оказалось наполовину замерзшим, хотя стоял трескучий мороз. Там, где был лёд, поверхность озера была заснеженной. В местах, где льда не было, чернела
вода, на других участках рядом с заснеженной твёрдой поверхностью находилась влажная кашица из снега.

   Дети прошли по льду к середине озера. Прорубили четыре проруби. Прорубь, принадлежавшая Але, оказалась самой крайней. За ней начиналось поле снежной
кашицы. Прорубь Вани Петрова располагалась ближе к берегу. Проруби Тони и Нины находились посередине. Наживки ни у кого не было. Зная от других детей, что рыба зимой ловится и так, принимая крючки за наживку, Аля с удовольствием опустила голые крючки на леске глубоко в воду. Хмыкнула довольно и положила бамбуковую удочку на лёд одним концом к воде. Залюбовалась треугольным красным флажком. Наклонилась, с улыбкой потрогала его пальцами.

   — Я прямо радуюсь, какую мне красивую удочку мама купила, — объявила она счастливым голосом.

   — Чёткую? — решил уточнить у неё радостно Ваня Петров.

   — Да не «чёткую», а красивую, — откликнулась Аля и отвернулась от Вани. Она стала рассматривать озеро. Показала на жидкую кашицу поблизости, с интересом
оглянулась на Тоню и Нину. Спросила у них весело:

   — Что это за лёд? Рассыпчатый?

   Нина откликнулась с насмешкой:

   — Сходи туда! Узнаешь!

   — Почему я должна сходить? Может, ты пойдёшь? Там лёд весь из кочек, — отшутилась Аля.

   — Сходи ты! На кочки! — выкрикнула по-хитрому, в свою очередь, Тоня.

   Аля постояла, подумала, что ничего страшного не произойдёт, если она на эти кочки пойдёт. Ей ведь было всего восемь лет, и она никогда до этого на озере не рыбачила. Она бесстрашно шагнула вперёд. Миновала свою прорубь. И... провалилась в ледяную кашицу, сразу по пояс оказавшись в воде. К её ужасу, под ногами
ничего не было. Тяжёлое пальто потянуло вниз, в сапогах была вода. Они тоже тянули вниз. Перепуганная Аля увидела поблизости край своей проруби, схватилась
за него руками, руки порезала. Она находилась уже по плечи в воде. У неё вырвался крик:

   — Помогите!.. Девочки! Мои подруги…

   Ваня Петров стал быстро убегать в сторону берега. Аля в страхе, что не нащупывает дна, подтягивала в воде ноги перед собой кверху и молотила ими изнутри по льду. Она изо всех сил держалась за ледяной край проруби. Поранила пальцы. Одно её колено вдруг выглянуло из воды. К ней, рванувшись, подскочила Майзерова Нина. Запыхавшись, она протянула вперёд стремительно руку, оступилась и одной ногой провалилась в её прорубь, ударив Алю по колену. Потом она схватила её за рукав пальто и стала с силой тянуть на себя. Следом подбежала Тоня — она перед
этим немного струсила. Она тоже ухватила тонущую Алю за другую руку. Кое-как обе подруги вытащили её на твёрдый лёд. Начали оттирать её заледеневшие израненные руки. Аля вырвала руки, поднялась на ноги, подошла неуверенной походкой к своей удочке, вытащила её из воды. Смотала леску. И громко на всю округу разревелась. Тоня и Нина в испуге на неё смотрели. Аля стала убегать к берегу. На ней захрустела заледеневшая одежда. На берегу стоял напуганный Ваня. При виде Али он даже не шелохнулся. Он стоял и икал.

   — «Утонешь — домой не приходи!» Мама твоя так сказала! — крикнула ей вслед, пошутив неловко, оправившаяся от испуга Тоня. — Ну и мама твоя! Всегда правду говорит!

   Дома её ждало наказание. Мама, увидев её застекленевшую на морозе одежду и узнав, что она действительно чуть не утонула, в сердцах сломала её бамбуковую удочку. Она бросила сломанную удочку за печную плиту. Потом она приказала снять все вещи, растерла дочь скипидаром и уложила в кровать.

   — Мы в кино с Тоней и Ниной собрались. На «Ох уж эту Настеньку!» — исказив название фильма, заискивая, объявила ей через час Аля.

   — Не пойдёшь! — запретила мама. — Сушатся твои сапоги, а пальто новое, слава богу, на рыбалку забыла надеть. Тоже бы утопила.

   Девочка принялась спорить.

   — Сапоги не утопила! Вон они дома находятся. Новые сапоги. А пальто твоё — красное, оно красного цвета, тут в таком не ходят! Всё равно в кино сегодня
пойду, — через время добавила она. — Не в красном, в другом, в сером пойду. С клеточками. Ладно? Пустишь? И ты в кино вечернее иди. С Павлушкой. Он у тебя на коленях спать будет.

   — «Ох уж эту Настю!» снова смотреть будешь? Её каждую неделю привозят! Жалко пятаки, — не унималась мама. — Я ни в какое кино сегодня не пойду. Там опять «Добровольцев» будут крутить. Хитрецы! Пишут афишу: то «Добровольцы», то «Доброволец», то ещё каким молодцом поманят. Лишь бы ходили в их кино. Хитрецы! Не пущу!

   Аля не удержалась и рассмеялась.

   — Мам, мам, ну можно пойти?.. Дай мне маечку надеть. Стыдно ведь. Без майки под одеялом… Ну, можно пойти?

   Мама отмякла.

   —  В красном пальто пойдёшь. В новом, — сказала она уже другим тоном. Назидательным. — Иначе так в своей постели и пролежишь. Без своего кино.

   Вечером как ни в чём не бывало зашла Тоня Чудина. Аля сидела за столом, пила чай и мучительно краснела от стыда за то, что придётся надеть новое красное
пальто с золотыми пуговицами, каких тут в деревне не носили. Она представляла, как её просмеют в клубе за нарядное пальто, отодвигала чашку, дулась на маму.
Увидев её красное пальто, смелая во всём Тоня оробела. Посмотрев на неё, мама Али сказала как отрезала:

   — Если тебе, Тоня, пальто моей Али не нравится, Аля в кино с тобой не пойдёт!

   Она пересадила с рук в кроватку Павлушку, дала ему сшитого Чебурашку, добавила:

   — То, тёмное, в котором моя Аля побывала в полынье, насквозь мокрое. Из-за тебя, Тоня, она в полынью провалилась. Только я не буду тебя ругать. У тебя твои
мама и папа есть. Они у тебя иногда очень сердитые.

   Она упёрлась взглядом в Тоню, увидела её честные глаза.

   — Твои родители, Тоня, могут мне не поверить. И мне из-за тебя от них достанется. Поэтому запрещать тебе идти в кино с Алей я, конечно, не буду. Только вы никуда с моей Алей, кроме клуба, больше не заходите. Договорились, Тоня? Лишь бы мы от Али сегодня отдохнули. Она  мне все уши прогудела, лёжа весь день у себя
в постели после полыньи: «Пойду да пойду в кино».

   — Договорились, никуда сегодня больше не пойдём. Только в клуб, — мирно согласилась с ней Тоня. Хотя было видно, что она уже хочет уйти домой обратно.

   — Так пойдёте в кино или нет? На «Ох уж эту Настю!»? — стала уточнять у неё мама Али. Она переглянулась с Алей. — Думайте, мои дорогие, две подруги.

   Тоня пожала плечами:

   — Нину, мою подругу, из дому не пустили. Ногу зашибла в проруби. Подумаю, пойду в ваше кино, наверное. Только вот вы говорите, что ваша Аля топилась
в полынье. А она не в полынье топилась, а в озере... Ой, пальто у неё какое красное!

   Она вдруг задала неправильный вопрос:

   — А что, ей фуфайку не надо одеть? Может, она в фуфайке в кино пойдёт?

   Аля возмущённо её поправила:
 
   — Ты неправильно сказала, Тоня. Надо «надеть» говорить. И не топилась я, а просто в озеро провалилась. В полынью. По твоей прихоти, потому что я не знала, что на озере в том месте мокрый снег лежал. Ты меня направила к полынье. Моя мама сказала, что такое место так и зовётся. В полынье всегда тонут. Только ты не уходи, Тоня, я вижу, ты обиделась. А то мы в кино с тобой сегодня не попадём. На «Ох уж эту Настю!».

   Её мама, в свою очередь, тоже поправила Тоню:

   — Надо говорить «надеть фуфайку», Тоня. На другого потому что надевают или на себя. А вот детей, например, или посторонних людей — одевают. Но если вещи им протягивают, то эти вещи на них надевают.

   Смеясь, добавила:

   — Это в школе вам будут ещё объяснять. У нас,  в нашей семье, правильно говорят. Наша Аля давно книги читает, с пяти лет.

   — «Винни-Пух и все, все, все» был первый. Еле прочла, — чинно добавила Аля. — «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…» Другой отрывок
из стихотворения Пушкина тоже знаю. Уф! Наизусть давно выучила сама.

   — Ладно, пойду с вашей Алей в кино, — торопливо перебила подругу Тоня. Сосредоточенно нахмурила лоб. Шмыгнула носом. Потеребила варежки.

   — Раз фуфайку не надо одеть, то есть надеть, может, пусть валенки одевает.

   — А вот обувь обувают, то есть в обувь обуваются, Тоня, — не унималась мама Али и хитро заулыбалась. — Пускай моя Аля походит в валенках и в том тёмном пальто, которое после вашей рыбалки ещё сырое, завтра или послезавтра целый день, а в кино, то есть, считайте, на праздник, надо идти в нарядном пальто и цветных кожаных сапогах. Так в журналах печатают и пишут в книгах о детстве. Майн Рид написал: «Вот так и ходите, в цветном манто. В кино».

   Тоня окончательно растерялась, но всё-таки была согласна идти с подругой в кино.

   — Воды дайте попить, — выдохнула она. — А то папка селёдкой всех накормил, до сих пор угар. Во рту. А что, смешно?

   В комнате действительно засмеялись. Даже маленький Павлушка стал улыбаться и захлопал в ладошки.

   Мама Али протянула гостье целый ковш воды, пока та пила, она снова её попросила:

   — Тоня, надо мою Алю поддержать и не уходить от неё, если пальто всем не понравится. Могут обидеть. У вас тут не умеют красивым вещам радоваться. Сразу смеются. Будь за неё, мою дочь. Сядь с ней на деревянные сиденья, пожалуйста, иначе все сбегут, ряд опрокинется, и моя Аля упадёт. Вот всем будет кино! Ну,
насмешила я вас?

   Все вместе они снова рассмеялись. Мама Али дала два пятака для кино. Тоня в недоумении вытащила свой пятак, даже обиделась.

   — А куда этот дену? Родители брать у чужих деньги не разрешают. Строгие они. Можно, просто возьму, а потом отдам? Или не возьму... Не возьму!

   Снова посмеялись. Тоня два пятака убрала — для себя и для Али. Третий действительно не взяла. Аля с лёгким сердцем надела новое пальто. Обула просохшие у печки сапоги.

   У клуба девочки нерешительно остановились. Тоня критично осмотрела свою подругу, всю с ног до головы.

   — Сейчас начнут смеяться. Может, не пойдём? Всё равно её снова привезут, «Ох уж эту Настю!».

   Она потопталась на месте, голос у неё был оробевший.

   — Нет, пойдём! — потянула её за рукав Аля. — Зря мама моя нам, что ли, два пятака раздала? Вернее, один дала.

   Вместе вошли в полутёмный зал. На экране шёл начавшийся фильм. Девочки прошли на свободные места в первом ряду, сели. В зале было много народу. В передней его части находились дети из младших классов. Средняя и задняя часть зала была заполнена старшеклассниками. Все они были одеты в тёмную одежду или стёганые фуфайки, на ногах у них были валенки. При виде разряженной Али раздались смешки,
и вскоре передние места опустели совсем. Пунцовая от конфуза Тоня и растерянная Аля на своих сиденьях остались одни. Фильм кончился. Включили свет.

   — Ничего нового не показали, — сказала неприветливо Тоня. Сунула руки в варежках глубоко в карманы, сутуловато поднялась, обратилась к подруге: — Ну что,
пойдём, Аля. Красное пальто, нарядные платья, сапоги свои кованые медные при мне больше не надевай. И так боюсь…

   Она скорбно помолчала. Продолжила:

   — Вдруг завтра приду в класс, все сбегут от меня и попросят с тобой больше не приходить, пока ты будешь ходить нарядная в твоём пальто. А то мне мой брат Женя — он на заднем ряду сейчас сидел — заявит сегодня: «Уходи с ночёвкой к той, которая ничего не понимает по одежде. Опозорилась в кино. В красном пальто и кованых медных сапогах!»

   — В кожаных, — машинально поправила её оскорблённая Аля. — Они из кожи. Неужели ты не понимаешь, что такое поход в кино, то есть на праздник? Майн Рид же писал про манто и про кино. Трудно запомнить, что ли? Моя мама же говорила тебе…

   — Если она и говорила, — продолжала нудить Тоня, — то только у вас в доме, чтобы я тебя в кино забрала и из кино привела. Пойдём уже, горе луковое, нарядное.

   Из клуба они вышли порознь в тёмную морозную свежесть. Аля поравнялась с Тоней. Тоня вела её, находясь чуть в стороне, и вздыхала, бубнила:

   — Вот уж влипли с этим праздником. Или с кином. Как там Майн Рид говорил про манто? Оно у него цветное, что ли?

   Грамотная Аля решила её поправить. Она хмыкнула и упрямо сказала:

   — Надо «с кино» говорить. Оно не изменяется. Слово «кино». А у Майна Рида цветного манто не было. Он так про поход в кино говорил. Туда, с его слов, надо идти как на праздник в цветном манто.

   — Вот и иди. В цветном пальто и красном своём манто. Грамотная совсем! — шмыгая носом, парировала недовольная Тоня.

   — Ты всё перепутала, — остановившись, рассмеялась Аля. — Моё пальто на мне красное. И у меня нет никакого манто.

   — Зато сапоги у тебя есть, — неприветливо огрызнулась Тоня и чуть приотстала. — Кованые. Медные. И каблучищи. Вон уже и дом твой. Пришли.

   Аля остановилась и посмотрела на горящие окна своего дома. Обрадовалась. Наконец-то она пальто своё красное снимет. И сапоги. Потом она оглянулась на Тоню. А той уже и след простыл. Вот тебе и Тоня. В фуфайке и старых валенках.

 
                За грибами



   Аля любила заходить к Тоне Чудиной в гости. В доме у Чудиных было много комнат, в каждой комнате находился  сундук,  в  кухне  на  столе  всегда  стоял  большой самовар.  У  Чудиных  было  коромысло.  Стояли  вёдра  с водой. Семья здесь жила дружная, гостям были рады. Однажды  Аля  пришла  к  Чудиным  в  выходной.  Была  осень. Она вошла к ним в дом и оказалась в кухне. Тут было пусто. Аля отправилась по комнатам искать Тоню. Тоня отыскалась в дальней комнате у брата Арсения, который всегда при любой встрече помогал Але и которого Аля  немного  стеснялась.  Он  был  самый  высокий  среди  сверстников,  у  него  были  синие  глаза,  его  лицо  всегда 
освещала улыбка. На этот раз в его комнате находились несколько человек. Помимо Арсения, здесь присутствовали Тоня, непричёсанная и от этого лохматая, их средний брат Женя и друг Арсения одноклассник Андрей. Так,  по  крайней  мере,  при  появлении  Али  его  назвали.  Хотя   в его сторону прозвучало и «Арсений». Этот Андрей был ниже  Тониного  Арсения.  Он  имел  похожего  на  себя  как   две капли воды родного брата-близнеца. Его брата тоже звали Арсением. Тут, в деревне, часто встречались одни и  те  же  имена.  В  одном  классе  могло  присутствовать  несколько человек с одним и тем же именем. Но сейчас другого  брата-близнеца  в  комнате  не  было.  Вошедшая  Аля  тут  же  принялась  ломать  голову,  кто  же  перед  ней  всё-таки — Андрей или его брат-близнец.

   —  Здравствуйте!  —  звонко  поздоровалась  она  со  всеми  и  тут  же  повернулась  к  Андрею.  —  А  где  твой  брат,  извини  меня?  Тебя  называют  Андрюшей.  Так  ты  Андрюша или ещё один Арсений? Сеня, то есть?

   Она   бросила   взгляд   в   сторону   брата   своей   одноклассницы Тони, заулыбалась. Произнесла в шутку:

   —  Мне  другое  показалось.  Может,  ты  какой-нибудь  Олег?

   Потом она сразу обратилась к Тониному брату Арсению и немного смущённо переспросила:

   —  Ой,  и  ты  тоже  Сеня?  Или  Арсений?  Смешные  вы  все. С одинаковыми именами. В ваших именах запутаться можно. Я вот знаю, что у них, — она показала на гостя близнеца,  —  если  брат  Андрюша,  ну,  близнец  который, то  его  все  называют  в  шутку,  что  ли,  Андрюха  Раненое 
Ухо, а если Арсений, то никак не называют. Потому что Андрюша у них в школе не на уроке, а на перемене с кем-то  подрался  —  ух  он  какой!  —  и  ему  поранили  ухо.  Он  после этого стал Андрюха Раненое Ухо! Ух он какой!

   Аля  погрозила  в  сторону  близнеца  шутливо  пальцем. Пригляделась к гостю.

   —  Ой,  так  у  тебя  же  ухо  всё  ещё  раненое.  Вон  царапина на ухе. Значит, ты и есть Андрюша.

   Подумала и, смеясь, в шутку добавила:

   — ...Раненое Ушо.

   Поправив себя, пояснила:

   — Ну, Ухо, то есть.

   Повернулась к остальным, сказала:

   — Вы  все  ошибаетесь,  он  Андрей.  Ухо  у  него  раненое.

   Присутствующие в комнате тоже засмеялись.

   —  Мы  и  так  знаем,  что  он  Андрей,  я  его  случайно  Сеней назвал! — откликнулся средний брат Тони Женя. И язвительно уставился на Алю.

   Аля с улыбкой повернулась к Тоне. Приосанилась.

   — А я к тебе, Тоня! Пойдём сегодня в лес! По грибы!

   Она  нарочно  сказала  неправильно  «по  грибы»,  поставив  ударение  на  «по»,  чтобы  было  смешнее.  И  все  действительно  снова  засмеялись.  Старший  брат  Тони  Арсений шагнул к Але, протянул ей по-хозяйски ладонь,
в шутку спросил:

   —  Ты  меня  знаешь?  Я  ведь  тоже  Арсений.  Только  моих гостей больше не обижай. Уговорились?

   — Нет, не уговорились. Это не я так сказала про Андрея  и  про  ухо  его  раненое,  а  все  в  школе  стали  так  его называть. Потому что на линейке про него говорили, чтобы не дрался, а он дерётся да и дерётся.

   Аля стала оправдываться и шутливо оттолкнула его руку. Тогда Арсений наклонился, согнулся весь и потрогал её правое ухо.

   — Не больно?

   Чуть надавил, слегка погладил. Переспросил заботливо:

   — А вот так? Зачем моих гостей дразнить? Не нужно больше.

   Аля засмущалась и вырвалась.

   — Он же твой гость! Не мой же! Багульником тебя по лбу! Уйду от вас!

   Выкрикнула  и  хотела  убежать,  но  Арсений,  видимо,  хотел сгрести её в охапку, потому что кружком расставил и протянул в её сторону руки, но вместо этого погладил ладонью её снова по уху, другой рукой взял её за локоть.

   — Больше не надо так обзывать моего гостя, и зачем ты сказала: «Багульником по лбу»? Ты меня обидела.

   Аля стала смешно вращать глазами, вырвалась и убежала к порогу. Воскликнула с улыбкой, нарочно кривляясь:

   — Больше не буду так гостя обзывать, багульником вас всех по лбам, сколько можно про обиду говорить?! И такая песня про багульник есть.

   Она звонко пропела:



        Где-то багульник на сопках цвётет,
        Кедры вонзаются в небо...
        Кажется, будто давно меня ждет
        Край, где ни разу я не был.



   — Вот приехали мы к вам в ваш край северный, где до этого ни разу не были, и песню про багульник привезли!

   Присутствующие снова громко рассмеялись. А Тоня,  сестра  Арсения,  вдруг  подбоченилась  и  язвительно  произнесла:

   —  Распелась!  Понравиться  всем  хотела?  У  нашего   Арсения есть невеста! Снегирёва Маша! Моя одноклассница! Отличница! А вы приезжие! Не приходи!

   Аля от обиды потрогала правое ухо, которое погладил Арсений. Дернула плечом. Крикнула:

   —  Ты  говорила,  что  у  него  есть  Светка  Федотова!   А теперь Маша. Ну и ну!

   Убежала домой обратно. Через час к ним влетела Тоня.

   —  Тётька  Галька,  здрасьте!  —  крикнула  она  маме  Али.  —  А  ты,  Аля,  айда  с  нами  в  лес!  Дети  ждут!  Одноклассницы!

   Повернулась  к  ведру  с  водой,  которое  стояло  на  скамье,  схватилась  за  ковш,  зачерпнула  воды,  отпила  немного. Мама Али пожала плечами.

   — Ну, здравствуй, Тоня, коль не шутишь, хозяйка ты теперь  у  нашего  ведра  с  водой.  Ишь,  как  ковш  взяла.  Будто свой. У нас, то есть у меня, про лес надо спрашивать. А вдруг не разрешу.

   Добавила:

   — И я не «тётька Галька». Меня тётей Галей зовут.

   Она  перевела  строгий  взгляд  на  дочь.  Та  прошла  и спряталась за её спину. Мама на неё оглянулась.

   —  Неужели  ты,  Аля,  отправишься  в  лес  по  грибы?   Ведь ты ушла от Тони с обидой. Я бы не пошла.

   Она нашла глазами Тоню. Проговорила:

   —  А  брат  твой,  Тоня,  пусть  так  не  шутит.  Если  он   и погладил нашу Алю по уху, то, наверное, не хотел, чтобы  ты  подумала  про  что-то  другое.  Про  невест  всяких   с нашей Алей не надо шутить. Наша Аля ещё маленькая  и  стать  взрослой  не  спешит.  Вот  так!  Ну  что,  пойдёшь 
с ними, Аля, всё-таки в лес?

   —  Пойду,  —  из-за  маминого  плеча  выглянула  и  ответила Аля.

   — Мы тебя у леса ждём! — застеснявшись, помялась  у  порога  Тоня.  —  Полянку  помнишь?  Там  подосиновиков  много!  "Махорей"10! У  нас  их  тут  так  зовут.  А  то  они  не понимают до сих пор. «Что такое махори? Что такое
махори?»  —  спрашивают!  Приезжие,  называются.  Подосиновики, вот что!.. Махорями у нас их зовут.


10
  Махори — моховики (диал.).


   Пятнадцать  минут  спустя  Аля  с  лукошком  радостно  неслась  к  полянке  у  леса.  «Детей»,  как  выразилась  в  доме  у  Али  Тоня,  было  немного  —  сама  Тоня  Чудина,  Нина  Майзерова,  тощая  Иринка  Павловская,  Люба Петрова из четвёртого класса и Лариса Голенищева из старшего пятого класса. У всех были корзины — у Али маленькое  лукошко. В  лесу  шли  и останавливались. Грибов было много. Девочки стали срезать подосиновики. У многих сразу наполнились корзины. У Али падали грибы из лукошка.

   Была осень. Кусали комары.

   За солнечной опушкой девочки сгрудились, остановились.

   — Ну что, одни махори! — объявила во всеуслышание Тоня, показала всем один гриб, моховик,  и осмотрела корзины  подруг.  Прыснула  стеснительно  в  кулак.  И  тут  же  специально для Али путано пояснила:

   —  Одни  подосиновики!  Аля  у  нас  не  любит  «махори» говорить. Значит, для Али говорю: «Подосиновики».  А тут в лесу ещё много других грибов. Во что их будем  теперь собирать? Надо же домой и другие грибы принести. В подолы их, что ли будем собирать?

   Скомандовала:

   —  Высыпаем!  И  идём  за  другими  грибами.  Сюда   и  будем  наши  грибы  сносить.  Здесь  их  рассортируем   и потом домой отнесём.

   И тут же первая высыпала на землю грибы. Отправилась на поиски других.

   —  Подосиновики  подосиновиками  —  пойду,  белые  поищу.  Боровики.  Надоели  одни  махори.  Или  как их там?

   Передразнила саму себя:

   — «Подосиновики».

   Издали  всем  громким  голосом  снова  смешливо  сообщила:

   — Нету белых, снова — за подосиновиками!

   Опять  вернулась.  Увидела  у  других  на  поляне  кучки  грибов.  Подбоченилась.  Спросила  про  высыпанные  грибы:

   —  Что,  высыпали?  Правильно  сделали!  А  я  вот  что   тебе принесла, Аля.

   Подойдя,  она  вложила  Але  в  полное  лукошко  мухомор. Отбежала. Хмыкнула. Аля ядовитый гриб отбросила.

   — Это же мухомор! Отравить захотела!

   —  Это  чтобы  твоя  «тётя  Галя»  меня  не  поучала!   Она  ведь  у  нас  воспитательница,  а  не  медсестра,  её   нельзя по-другому называть! А ты трусиха! Мухомора  испугалась!

   Аля вытянулась в струнку.

   — Всё, домой от вас пойду. Нечего с вами делать!

   — Трусиха! — прокричала Чудина, снова подбежала,  толкнула ногой Алино лукошко. Из него выкатились грибы.  Противно  засмеявшись,  Тоня  наступила  на  самый  большой гриб. Повернулась на нём. Раздавила его  ногой.  Рассвирепев,  Аля  стала  оттаскивать  свою   обидчицу  за  локоть  в  сторону.  Тоня  раздавила  другой   ногой ещё один гриб. Угодила локтем подруге по боку.  Аля хотела оттолкнуть её от себя. Тоня вцепилась в неё
мёртвой хваткой. Хотела свалить её в траву. Их растащила старшая подруга Голенищева Лариса. Хмуря брови, справедливо отчитала:

   — Сейчас пойдёмте по домам, коли будете драться! Хватит уже! Все грибы потопчете и грибницы испортите!  Отойдите от грибов! Озорницы!

   Аля плакала от боли и обиды. Строптивая Тоня, видимо,  испугалась  осуждения  подруг.  Она  выбрала  из   своей кучки грибов самый большой — им оказался белый — подошла и вручила гриб Егоровой. Командным голосом прибавила:

   — На, возьми. Белый. "Боровик". Тут у нас его так зовут.

   Девочки  помолчали.  Тоня  уже  другим  тоном  прибавила:

   — Ну что, пойдёмте на болото купаться. Ещё тепло.  Вон как жарит ваше лето, хоть и осень вокруг! Там у нас  место есть среди кочек. Никто не утоп. Один раз только я застряла да Арсенька мой. Еле вытащились.

   Обстановка переменилась. Держась за животы, девочки  хохотали  над  её  рассказом.  Тоня  всегда  храбрилась,  когда  рассказывала  разные  истории.  Нахохотавшись,  девочки  по  кочкам  отправились  к  болоту.  Аля, 
простившая  Тоню,  один  раз  споткнулась,  уронила  белый, подаренный ей гриб. У него отлетела шляпка.

   —  Отнесу  маме,  —  заявила  негромко  она,  подняла   белый гриб вместе со шляпкой, спрятала в лукошке под  другие грибы.

   На  болоте  было  тихо  и  тепло.  Всюду  росла  жёлтая   морошка.  В  некоторых  местах  воду  покрывала  ряска.   Девочки  стали  останавливаться,  принялись  уплетать   морошку.  Тоня схватила пригоршню морошки, несколько ягод кинула в рот. И тут она провалилась в болото, сначала по плечи, потом по самое горло. Поперхнулась, стала захлёбываться. Но храбро выкрикнула:

   — Ох, вода теплущая! Спасите, кто можете! Утопну же! С морошкой во рту!

   Аля в испуге остановилась. Голенищева Лариса, как  самая старшая, схватила Тоню за протянутую руку, стала  тянуть  на  себя,  сама  начала  проваливаться  в  зыбкую  трясину.  А  бесстрашная  Майзерова  Нина  успела 
ухватить Алю, которая стояла на суше, за подол платья,  а Тоню за волосы и сама с усилием стала отходить назад  на Алю. Она наступала на Алю, пытаясь оттолкнуть её обратно, ещё дальше на сушу. У той чуть не оторвался  подол. Вытащили дико орущую Тоню. И Ларису.

   —  Волосы  отпустите!  Подруги!  —  кричала,  переходила на жалобные причитания Тоня. — Отпустили, чтоб  вам  пусто  было?!  Ой,  голова  моя  чуть  не  сорвалась   с плеча, ой, как больно было!

   Нечаянно все вместе девочки упали на растерянную Алю.  Она  сама  тут  же  чуть  не  утонула  в  болоте,  опрокинулась на спину, искупалась в холодной воде. Её потянуло вниз. Девочки схватились и за неё. Кое-как все  вместе выбрались на сушу. Галдели наперебой. Одежда  на девочках намокла.

   —  У  меня  пиявка!  Чёрная!  Ой!  Прямо  на  ноге!  —   рассвирепела Аля. Она содрала пиявку пальцами и отбросила  подальше.  Ранка  болела.  Аля  нашла  какой-то   листик,   содрогаясь,   плюнула   на   него   и   приложила к ранке. Поморщилась.

   — Всё. Пойду к маме, пожалуюсь.

   Вернулись на солнце, туда, где было сухо. Сняли промокшие платья, разложили на траве, стали загорать. Не  сняла одна Аля Егорова.

   —  Пошли  на  брёвна.  Я  мерзну,  —  стала  причитать   продрогшая  больше  всех  заводила  Тоня.  —  Я  знаю,   куда. Отсюда недалеко.

   Послушались  Тоню,  подняли  платья,  снова  за  ней   потянулись.  Вскоре  на  другой  поляне  показались  брёвна.  Они  высились  над  землёй  и  были   уложены  широким  прямоугольником  на  бревенчатые подпорки. Бока у них были гладкие.

   Девочки  стали  останавливаться.  Петрова  Люба  из   четвёртого класса потёрла переносицу, кивнув на брёвна, неприветливо у Тони спросила:

   — А как мы на них залезем, на твои брёвна? Тут же высоко.

   — Ой, вас учить всех надо, — невразумительно пробормотала  та.  Она  поставила  свою  корзину  на  землю.   Рядом из корзины выпал гриб. Она подняла его, кинула  на другие грибы. — А вот так надо на брёвна лезть.

   Она  подпрыгнула,  повисела  на  бревне.  Крикнула   подруге Нине:

   — Нин, подсоби, толкни меня наверх.

   В течение нескольких минут все девочки, кроме Али,  вскарабкались на брёвна и оказались наверху.

   — Лезь и ты! — снова выкрикнула Тоня и свесилась  к Але.

   —  «Лезь  и  ты!»  —  озорным  голосом  повторила  за   ней маленькая Иринка Павловская, со смешком взглянула на Алю.

   — У меня платье мокрое, и я боюсь. Вдруг упаду. —  оробевшим голосом сказала та. — Нет, не полезу!

   — Лезь, ползи, говорю! — приказным тоном несвязно  повторила  Тоня.  —  Тут  сухо. Тут  платье  просохнет. Вон моё на бревне сохнет.

   —  Что  ж  мы,  змеи  ползучие?  На  брёвна  лезть?  —   неуверенно откликнулась в ответ Аля и рассмеялась. — Нет, не полезу. Боюсь я вас.

   — Ну и сиди на земле, бояка! Не просохнешь.

   — А почему вы всё время дразнитесь?

   Аля отошла от брёвен. Посидела на траве, обхватив  колени.  Насупилась.  Потом  поднялась  на  ноги.  Вернулась к брёвнам.

   —  Ладно,  я  к  вам  залезу.  Помогите  вы  мне.  Только   помогайте  осторожно,  а  то  упаду.  И  костей  не  соберу.   Так моя мама говорит. Она у меня шутница.

   Девочки  протянули  ей  руки,  все  вместе  подняли  её   наверх. Аля кое-как расположилась на широком бревне.  Собиралась  снять  для  просушки  платье.  Вдруг  на  её   лице появилась улыбка.

   — Ой, а вон мальчики какие-то идут. И твой брат Арсений, Тоня.

   При виде мальчиков девочки стали торопливо натягивать мокрые платья.

   На поляне появились подростки, среди них действительно  был  старший  брат  Тони  Арсений.  Рядом  с  ним  шли  средний  брат  Женя  и  тот  самый  Андрей-близнец,  у которого была царапина на ухе. Увидев среди девочек
Алю, Тонин брат Арсений, почему-то, смущённо произнёс:

   — Так вот вы где. А мне мать Али передала, чтобы я  вас  нашёл  и  Алю  домой  вместе  с  моими  друзьями  привёл. Вот они, мои друзья. Ну что, пойдёте все домой или мы только Алю с собой заберём?

   — А почему только Алю? — выкрикнула Тоня. — А мы на что? Мы ведь тоже хотим, чтобы нас с собой забрали! Так ведь, подруги мои, я говорю? Что молчите? Ладно, можете не отвечать!

   Она кинула испепеляющий взгляд на Алю. Добавила:

   — А то у нас тут есть зануды такие. При них нельзя ни встать, ни сесть, не заругаться понарошку. А нам потом при встречах их матери ни ковши с водой из ведра не подадут, ни приветить не смогут. «Тетя Галя, — говорит, — меня зови». А не по-другому. Слышь, Арсенька, знаешь,  что  мать  Али  мне  сегодня  сказала?  «Ковш  из  ведра мой не бери и про взрослых невест при моей Але и при Арсеньке не говори! Рано ей ещё!»

   Аля  стала  пунцовая  от  обиды  и  повернула  голову  в сторону своей обидчицы Тони, на глаза у неё чуть не навернулись слёзы.

   —  Не  про  Арсеньку  она  говорила,  а  про  твоего  брата.  Моя  мама  никогда  про  чужих  Арсенька или  Женька не говорит. И ещё она просто обиделась, что ты при мне про других невест заговорила. Я же не невеста кому-нибудь! У нас в семье так при детях шутить не принято, они ещё не взрослые.

   Девочки  на  своих  местах  стали  дружно  хихикать.  Высокий брат Тони Арсений подошёл к бревну, где сидела Аля. Протянул снизу к ней руки.

   —  Шагай,  Аля,  мне  на  руки.  Не  бойся,  я  тебе  спуститься  помогу.  К  нам  мама  твоя  на  машине  заехала  и попросила тебя срочно найти. Вам в сельсовет нужно всем ехать. Семьёй. Ой, у тебя платье всё мокрое. И холодное.

   Он  принял  её  сверху,  поставил  на  землю.  Подруга  Тони  Нина Майзерова  тоже  протянула  в  его  сторону  руки.  Но  он  уже  отвернулся  и  её  рук  не  заметил.  Девочки  стали  сами  спускаться  вниз.  Стало  видно,  что  они Але завидуют. Нина Майзерова, отряхиваясь после спуска, кинула короткий взор на Тоню, потом перевела взор на Егорову и язвительно хихикнула.

   —  Ну  вот,  умница-разумница,  с  помощью  Арсения  наша  Аля-Алевтина  слезла  с  бревна!  —  скроив  уморительную  гримасу,  тихонько  объявила  она.  —  Сейчас  маме  дома  похвастается,  какая  она  была  тут  царевна, раз её на руки брали и на землю спускаться помогали!

   Аля  густо  покраснела  и  нагнулась  за  лукошком.  Но  лукошко у неё забрал Арсений и приготовился уходить.

   — Нас не дождётесь? — заведённо спросила у брата Тоня. — ...Ну и не дожидайтесь!
 
   —  Мама  Али  попросила  привести  её  быстрее.  Вы  идёте? — спросил Арсений у брата Жени и друга-близнеца Андрея.

   — Нас пусть дождутся, раз вы одни спешите, — суетливо  скомандовала  Тоня,  слезая  на  траву  вниз  и  поправляя неуклюже подол платья. Поворчала: — Видели, как мы тут платья сушили. Недотёпы! Ой, что  я  опять  говорю!  Ругаю  их.  Парней  наших.  Стесняешься при ней говорить, при этой Але вежливой. А у нас тут всегда говорят: «Парни». А не — «мальчики» ваши,
фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! У неё.

   — Какая ты ворчливая, Тоня! — с укором произнесла Аля. — Несёшь всё подряд. И ни разу не извинишься.

   —  Ладно,  Женя,  девочек  дождитесь,  —  обратился  Арсений к брату и хлопнул его по плечу. Осмотрел других своих друзей. — Дойдёте все вместе.

   И  повёл  Алю  через  лес.  Забрал  у  неё  наполненное  лукошко.

   —  Грибы  мои  не  уронишь?  —  засмеявшись,  поинтересовалась она. — Грибы нам всем дома нужны.

   Он ответил:

   — Не уроню. Пойдём быстрее. А то мама твоя сильно спешила.

   Они помолчали. Арсений вдруг добавил:

   — У вас, у приезжих — у всех такие мамы красивые. Моя в платке по дому ходит. А твоя мама причёску имеет и никогда гребень в волосы не вставит. И ещё у твоей мамы серьги. Наши женщины не носят.

   — Ой, меня комары едят беспощадные, — оживлённо произнесла девочка, отмахиваясь от комаров. Арсений взял ее за руку.

   —  Держись  за  меня.  Вон  уже  и деревню видно.

   — Ну и хорошо, придём, у нас дома вместе с мамой тебя отблагодарим. Чаем напоим.

   Она приостановилась, немного подумала.

   — Может, я отсюда дойду сама?

   — Пойдём, надо спешить, я доведу тебя до дому.

   Они снова пошли рядом. Але в глаза попала прядка волос.  Она  её поправила,  стала  тереть  глаза.  Арсений  сочувственно сказал:

   — Вон, какие у тебя волосы непослушные.

   — Они у меня вьются, оттого и не слушаются, — пожаловалась Аля. — Зато у вас тут, у всех, волосы тонкие и белые. Вы же северяне. У тебя у одного, правда, Арсений, твои волосы немного темнее. Всё равно, у вас тут солнца
мало. Оттого почти все жители у вас такие белые. И небо хмурое, потому что в серых фуфайках все ходите.

   Арсений рассмеялся.

   — А у тебя щёки видны издалека, розовые. И глаза у тебя большие.

  Аля  вырвала  из  его  пальцев  руку,  убежала  вперёд.  Шутливо досказала:

  — И нос у меня прямой. Да ну тебя, Арсюша! Я тебя боюсь! Принеси ко мне лукошко. Я убегу.

  И действительно убежала вперёд. Только её и видели. Арсения подождала у дома. Как только лукошко появилось  у  них  перед  крыльцом,  мама  вышла  на  улицу,  взглянула на дочь, всплеснула руками.

   — Наконец-то! Горе ты моё луковое! А я уже съездила в сельсовет. Тебя не дождёшься.

   —  А  ты  вопрос  свой  решила?  —  забыв  про  Арсения, спросила у неё озабоченно Аля. — Наш семейный. Почему ты решила его без меня? Ведь я так спешила. Меня Арсений Чудин привёл.

   Мама после паузы с ласковой улыбкой произнесла:

   — Тебя записали. И Павлушеньку записали.

   — А зачем?

   —  Так  ведь  перепись  же.  Всё  население  там  записывается. Всех зовут. Позвали и нас... Ну и грибов! — переведя глаза на полное лукошко, ахнула мама. — Занеси-ка в дом лукошко.

   Аля  с  лукошком  вошла  в  дом.  Мама  оглянулась  на  Арсения.

   — Аля ленточку потеряла. Вот, возьмите, — произнёс он и отдал ленточку. Помялся. — Вы Алю одну не отпускайте. А то у нас собаки тут бегают или люди тут разные все ходят. А мне... она просто не понравилась.

   Он чуть не заплакал, проговорил заикаясь:

   —  Только  я,  как  её  вижу,  хочу  убежать.  Очень  она  мне  нравится,  хотя  и  маленькая,  и  она  хочет  от  меня  всегда убежать. Устроите вы ей помолвку с кем-нибудь потом, когда она взрослой станет, а я жизнь мою порешу, жизни лишусь. Извините, больше её к нам не присылайте. Очень уж красивые у неё косы... будут, а теперь волосы пока кудрявые...

   Он отвернулся и бессвязно добавил:

   — ...Всем нужны.


                «Проводы русской зимы»



   Однажды  в  первой  половине  дня  зимой  мама  куда-то  собралась,  оставила  Алю  с  маленьким  Павлушкой  и  ушла.  На  столе  была  еда.  Дети  поели.  Сестра дала  поиграть  Павлушке  пустой  вымытый  металлический  чайник, проверила, не грызёт ли он ногти. Павлушка  ухватил  чайник  двумя  ручками.  Принялся  его  рассматривать.  С  насупленным  видом  повертел  его  в  руках.  Аля  играла  в  дочки-матери.  Наигравшись с пустым чайником, Павлушка уснул в кроватке вместе с чайником. Через час постучали в дверь, и вошёл Сашка Перминов, который был младше Али на год и учился  в  первом  классе.  Сашка  жил  в  доме  через  дорогу  напротив. Его называли небрежно Сашкой за то, что он любил пошалить. Кстати, тут, в Локотове, деревенские дети  часто  называли  друг  друга  небрежными  именами  —  Ленками  или  Светками.  На  вошедшем  была  надета стёганая фуфайка. Он был в ушанке и стоптанных валенках.  Сашка  сморщил  короткий  нос  и  обратился  к Але со словами:

   — Это я пришёл. Тебя, Аля, вызывает твоя мать. Она в саду детском, хочет, чтобы ты с твоим Павликом к ней в сад пришла. Вези его на санках.

   Аля спросила в недоумении:

   — Сегодня же выходной, она разве там?

   Сашка с готовностью закивал головой и откликнулся:

   — Там.

   Девочка оживилась  и  начала  будить  Павлушку,  приговаривая:

   —  Потягуши-подрастуши,  расти  большой  наш  Павлуша. Вставай-вставай, повезу тебя к маме.

   Она принялась одевать заспанного братишку.

   — Повезу тебя в одеяльце, чтобы ты не плакал и на саночках спал.

   Павлушка приоткрыл чёрные глазки, молча слушал сестру. Она надела на него ещё одну, тёплую, распашонку, подумав, надела вязаную кофточку, ножки в колготках обернула пелёнкой. На голову ему натянула тонкую шапочку. Сашка всё это время наблюдал за ними обоими с  порога.  Павлушкино  одеяло  было  очень  тёплое.  Аля  завернула  в  него  братика,  завязала  на  одеяле  ленту,  торжественно произнесла:

   — К маме едем.

   Павлушка посмотрел на неё доверчивыми глазками, промолчал. Аля оделась сама, накрыла его личико концом одеяла и с трудом его подняла.

   — Спи, Павлушенька, теперь на саночках тебя повезу.

   Сашка  помог  вынести  санки,  поставил  их  на  снег.  Аля  уложила  Павлушу  в  одеяле  на  санки.  Поправила  его  откинувшийся  конец, заглянула под него, увидела оживившееся личико братика, снова накрыла его личико концом тёплого одеяла. Сказала заботливо:

   — Спи.

   Добавила виновато, обращаясь к Сашке:

   — Я его ещё никогда не катала. Может, уснёт.

   Сашка откликнулся:

   — Ага! Ну, я пошёл.

   И  убежал  восвояси.  Аля  дёрнула  санки  за  верёвку  и отправилась по длинной нескончаемой улице в сторону детского сада, где работала мама. Через несколько шагов  она  остановилась,  заглянула  под  одеяло.  Павлушка  уснул.  Дорога  до  детского  сада  была  длинной.  Идти  надо  было  утомительно  долго.  Девочка везла  санки  и  отмечала  дома.  В  этом  доме  овцы  под  поветью  живут. В другом, из чёрных брёвен, мычат коровы. В третьем, обшитом жёлтыми досками, больная тётя Лида из сельского совета лежит и с постели никогда не встаёт. За ней вся деревня ухаживает. В остальных домах тоже кипит своя жизнь. Аля останавливалась и отдыхала. Вот тётя  Клава  Федотова  с  коромыслом  на  плече  и  двумя  полными вёдрами через дорогу прошла.

   — Здравствуйте, тётя Клава!

   — Ну, здравствуй, коли не шутишь.

  В какой-то момент мимо пронеслись сани-розвальни с  лошадьми.  На  санях  в  сене  сидели  люди  и  о  чём-то  оживлённо  говорили.  Потом  снова пронеслись  большие  сани.  Люди  на  санях  пели  под  гармошку.  Громко 
смеялись.

   —  Да  что  такое!  —  недовольно  произнесла  Аля.  —  Куда  они  все  несутся?  Павлушку  мне  разбудят.  Так  шумят.

   Наконец  дошли  до  детского  сада.  Аля  постучала  громко в запертую дверь. Стучала снова. Вышел недовольный старый сторож дядя Евлампий. 

   — Тебе чего тут надо? — грубовато обронил он.

   —  Здрасьте,  дядя  Евлампий.  Я  к  маме  пришла.  С Павлушкой. Она меня сюда позвала.

   — Нет тут твоей мамы. Выходной сегодня же, — ответил и развёл руками дядя Евлампий.

   — Мне Сашка Перминов сказал, что меня моя мама сюда позвала, к себе на работу, — не отступала от своего, твердила Аля.

   — Он врёт, твой Сашка, — сказал старый сторож. — Сегодня праздник же.

   — Какой?

   — Так  «Проводы  русской  зимы»,  —  ответил  дядя  Евлампий.

   — Вот это да! И где мне теперь мою маму искать? — спросила обиженная девочка.

   Дядя Евлампий рассмеялся и ответил:

   — Ищи её по деревне.

   Аля снова побрела по улице обратно. В одном месте улица  разветвлялась.  Прямо  у  самого  клуба  и  магазина.

   Девочка вслух прочитала афишу:

   — «Доброволец».

   И добавила:

   —  Странно,  вчера  «Добровольцы»  было  написано.  Всегда названия меняют. О чём у них это кино? Может, снова про какого-нибудь героя нового... Но сегодня на их фильм идти нельзя. Маму надо отыскать.

   Недалеко  у  клуба  собралась  пёстрая  толпа.  В  её  центре  высился  перемазанный  салом  деревянный столб,  на  самом  верху  которого  была  прикреплена  красная  пластмассовая   качалка-игрушка конь.   Вверх   по   столбу карабкался молодой парень лет двадцати. Толпа подбадривала его, шумела. Аля постояла, понаблюдала за происходящим. Парень несколько раз соскальзывал вниз.  Люди  весело  на  него  смотрели.  Наконец  парню   удалось  добраться  до  самого  верха.  Он  сорвал  с  верхушки  столба  пластмассового  коня  и  победно  съехал  вниз под шумное ликование толпы.

   Аля с сожалением перешла на соседнюю улицу. Так было  интересно  у  клуба.  Но  надо  было  искать  маму.  Она  снова  покатила  за  собой  санки,  на  которых  спал  в одеяле Павлуша. Вдруг мимо опять стали проноситься розвальни с лошадьми и людьми. Звучал весёлый смех. Играла  гармошка.  За  санями  пургой  вилась  поднятая  вьюга.  Аля  вдруг  увидела  на  одних  санях  маму.  Мама  сидела с другими людьми на сене и тоже весело смеялась. Сани быстро унеслись вдаль. Девочка почувствовала, как к её горлу подступили слёзы обиды.

   — Какая же ты у меня, мама! Сама на праздник ушла, а меня с Павлушей оставила, — сконфуженно пробормотала она и отправилась домой обратно.

   Шла-шла, стало темнеть. На небе появилось северное сияние. Цветные всполохи осветили небосвод. Они двигались  по  небу,  шевелились  и  переливались  всеми  цветами радуги. По дороге Аля увидела дом, где жили
молодые  воспитательницы  и  одна  фельдшер  из  медпункта. С воспитательницами в детском саду работала мама. В доме горел свет. Она подвезла сани с братиком к крыльцу и пошла в дом. В комнате её встретили молодые воспитательницы.

   — Ой, кто пришёл! Аля! — громко воскликнула одна из них, Ангелина Викторовна.

   — Здрасьте! А у вас моей мамы нет? Я её на санях видела. Она не приехала к вам? — спросила Аля.

   — Нет. Она к нам придёт. Заходи! — ответила Ангелина Викторовна.

   — Нет, я пойду. У меня там на санках Павлушка.

   Воспитательницы  и  фельдшер  стайкой  выскочили  на  крыльцо,  схватили  с  санок  Павлушку  в  одеяле  и понесли в дом. Аля вошла следом. Её братика уложили  на  кровать.  Раскрыли  одеяло.  Начали  руками  всплёскивать.

   — Ой, а у него одна шапочка тонкая! — воскликнула  фельдшер  Валя.  —  Шапочку  тёплую  на  головку  не  надели.

   — И носочков вязаных на ножках у него нет. Совсем ножки у Павлика заледенели, — подхватила другая молодая воспитательница Елена Николаевна, хватая проснувшегося мальчика поочерёдно за каждую ножку. — Он и походить у нас по полу не может.

   —  А  мы  его  кашкой  сейчас  манной  покормим,  —  произнесла  ласково  фельдшер  Валя.  —  Мы  как  раз  кашку  манную  на  всех  сварили.  И молочком  напоим. Нам его от коровки принесли.

   Через  час  появилась  мама.  При  виде  своих  детей  страшно растерялась.

   — А чего это вы здесь, Аля, делаете? Я же тебе дома с Павлушкой велела сидеть. Ты зачем меня не послушалась? — рассердилась она.

   Аля подбоченилась. Тоже спросила сердито:

   — Ты где была?

   Она разразилась тирадой:

   —  Приходил  Сашка  Перминов,  сказал,  что  ты  меня  с Павлушкой к себе на работу в садик позвала. Я ходила, там тебя нету. Выходил дядя Евлампий, сказал, что сегодня  «Проводы  русской  зимы»  и  выходной.  Он  сказал, чтобы я тебя по деревне искала. Я пошла тебя по деревне искать. И увидела тебя, знаешь, где? На коне! На  санях,  то  есть.  С  людьми,  которые  пели.  Ты  ещё  с ними смеялась.

   Мама от растерянности улыбнулась. Воспитательницы и фельдшер с трудом сдержали улыбки. Аля добавила:

   —  Вот  тебе  и  «Проводы  русской  зимы»!  Ходили  по  всей деревне, маму потерявшуюся искали.

   Мама приняла на руки обрадовавшегося при её появлении сынишку, расцеловала его в обе щёки.

   —  Ой,  как  щёчки  горят!  —  сказала  она.  Пощупала  Павлушке лобик. — Лишь бы не заболел. Ноготочки не грызёшь?

   Спохватилась:

   — А где у него тёплые носочки? А шапочка тёплая где?..

   Дома мама поставила дочь в угол.

   — Постоишь, Аля, в углу — будешь меня слушаться. Я сейчас к Перминовым схожу, всё у них узнаю.

   Через время мама вернулась от Перминовых. Взяла на руки из кроватки Павлушку.

   — Выходи, Аля, из угла. Извини меня за то, что в угол я  тебя  поставила.  Перминовы  виноваты.  Сказали  при  своём сыне Сашке, что я на работу сегодня ушла. Видимо, увидели, что я из нашего дома выхожу, и, чтобы на праздник их Сашка не убежал, сказали про мою работу. Будто рабочий день сегодня, а не выходной. А он взял и  тебя  обманул.  Заставил  тебя  зимой  с  Павлушенькой 
по улицам зря ходить, меня искать.

   — Они его наказали? — строго полюбопытствовала Аля.

   — Наказали. Теперь их Саша в углу стоит.

   Через неделю дочь сказала маме:

   — Вот здорово! Мы не заболели. Павлушенька здоровый  и  в  твой  садик  с  тобой  ходит.  А  я  так  боялась,  и ты боялась, вдруг после «Проводов русской зимы» мы с моим братиком разболеемся.

   Сказала и вдруг раскашлялась.

   — Ой, я, наверное, заболела. Возьму-ка я градусник. Буду мерить температуру.



                Легенда о всаднике на одном полозе



   Один раз в дом, где жила Алина семья, зашла в гости  соседка  тётя  Валя  Петрова.  Она  поздоровалась  от  порога и заявила:

   — К нам на озеро всадник на одном полозе ездить повадился.  Наездник,  вернее.  Он  то  верхом  на  коня  сядет, то в санях на одном полозе катается. Лида Попова,  что  у  совета  живёт,  рассказывала.  Она  сейгод 
на  озеро  бельё  полоскать  ходила,  стояла  в  деревянной  сарайке, простыню  в  проруби  полощет,  а  мимо  кто-то как промчался. Дверь и слетела с петель. Лида простыню  свою  бросила,  выскочила  наружу,  а  он  на  одном  полозе  и  унёсся  прочь.  Темнеть  уже  начало.  Лида забежала в сарайку обратно, а простыню кто-то в прорубь и утащил.

   Аля вытянулась на своём месте за столом в струнку и недоумённо со страхом переспросила:

   —  Кто,  «он  на  одном  полозе»,  и  кто  простыню  утащил?

   Тётя Валя глазом не моргнула, серьёзным тоном сообщила:

   — «Он» — это всадник на одном полозе. А простыню утащил, наверное, водяной.

   Аля поёжилась, маме приказала:

   —  Мама,  никогда  не  ходи  на  озеро  полоскать  наше  бельё.

   Мама улыбнулась, пообещала дочери:

   — Не пойду.

   Тётя Валя охотно продолжила:

   —  А  вот  в  прошлом  году  этот  всадник  всех  наших  мужиков распугал, что рыбу на озере до вечера удили.

   Они  домой  без  рыбы  уходят,  а  он  в  лесу  возле  озера  носится, только сучья трещат.

   —  А  чего  он  хочет?  —  снова  вступила  в  разговор  встревоженная Аля.

   — Никто и не знает, — пожала плечами тётя Валя. — Лида вот Попова жалуется, простыни у неё нет. Кто-то в воду затащил.

   Мама у тёти Вали поинтересовалась:

   — Так дать ей простыню?

   Тётя Валя виновато закивала головой, торопливо откликнулась:

   — Дай, если можешь, Галя. Ей так эта простыня нужна. Стоит, рассказывает и чуть не плачет.

   Мама  достала  чистую  простыню.  Протянула  тёте  Вале.

   — На, возьми, передай её Лиде.

   Через  пару  дней  Аля  наведалась  в  гости  к  Петровым.  Её  пригласили  к  столу.  На  столе  стояли  напечённые хлебные фигурки животных и зверей. Тут, в Локотове,  любили  их  печь  по  праздникам  и  есть  всей  семьёй.  Предложили  Але.  Она стойко  отказалась,  помня  наказ  мамы не брать еду у людей в гостях. В дальней комнате, на кровати, лежал одетый в тёплую телогрейку и такие  же  тёплые  штаны  старенький  дед  Коля.  Он  смотрел в потолок. Аля выглянула из-за двери на деда Колю и вдруг увидела под ним на кровати знакомую застеленную простыню.

   Дома она сообщила маме:

   — Наша простыня, мама, в доме у Петровых. На ней их дед Коля спит.

   Мама опустила глаза.

   — Знаю, им тётя Лида Попова нашу простыню подарила. Для деда Коли. Им нужнее. Так тётя Валя Петрова сказала.

   — А нам не хотела обратно принести? — спросила Аля.

   Мама вздохнула.

   —  Хотела,  да  я  обратно  не  взяла.  Разве  даренное  кому-то обратно принимают?

   Аля молча закрыла лежащую перед ней книгу.

   —  Мама,  а  этот  всадник  на  одном  полозе  действительно по озеру носится? — настороженно полюбопытствовала она.

   — Наверное, нет, — ответила мама. — Это легенда, рассказанная нашей тётей Валей.

   — Тогда кто же это был? — спросила у неё дочь.

   — Лесник, наверное, какой-то, — спокойно ответила мама.  —  Поставь-ка  кружки  на  стол.  Будем  пить  чай.  И Павлушку нашего чайком напоим.



                В овраге



   Во  втором  классе  Аля  любила  ходить  к  оврагу  за  деревню. Посидит на краю в траве, спустится в низину, наберёт  в  руки  мягкую  глину  и  налепит  птичек,  животных,  маленькую  посуду  для  кукол.  Затем  она  убирает  свои скульптурки в вырытую в стене оврага нишу. Вытащит  некоторых  глиняных  зверюшек  обратно,  поговорит  с  ними,  погладит  по  бокам  и  спинкам,  попрощается  со  всем своим глиняным царством и уходит домой.

   В один из дней она снова пришла к своему излюбленному месту, заглянула в нишу, поздоровалась со своими вылепленными  из  глины  птичками  и  зверями,  набрала  в  руки  побольше  глины  и  отправилась  обратно.  Дома  села за стол, расстелила старую газету и принялась за привычную лепку из глины. Потом надолго задумалась. Посидев так, снова стала лепить. Внезапно у неё получилась чудесная женская фигурка, одетая в платье. Аля вылепила фигурке красивые руки и ноги. Даже пальцы на  руках  и  ногах  у  глиняной  женщины  получились,  как  настоящие. Затем Аля постаралась вылепить женское лицо. Увидев результат своей работы, она восторженно  вздохнула  и  положила  готовую  скульптурку  сохнуть.  Позднее она  принялась  за  маленькое  лукошко.  Вылепив лукошко, она стала делать  грибочки. Окончив работу, Аля с облегчением вздохнула. Убрала получившуюся композицию аккуратно на подоконник. Вдруг её взгляд упал на чистую школьную тетрадку. Она торопливо вымыла руки, взяла в руки тетрадь, достала из портфеля  ручку  и  снова  подсела  к  столу.  Открыв  тетрадь,  Аля  призадумалась,  потом  взяла  ручку,  обмакнула  её  в  чернила  и  вывела  первую  строчку:  «Тётя  Вера  ходила в лес за грибами». Поразмыслив, добавила вторую: «В лесу было много комаров». Сочинив два предложения, девочка испытала восторг и принялась писать дальше: «Стояла тишина. Комары кусались не больно. Тётя Вера
нарвала грибов и пошла домой. На тропинке она встретила  лису».  Аля  довольно  хмыкнула  и  продолжила  писать свою историю ещё несколько минут. Остановилась для  передышки.  Положила  ручку.  Прочла  вслух  получившийся  рассказ.  Довольно  потёрла  ладонями  щёки. С восторгом проговорила:

   — Ох как интересно! Буду ещё писать!

   Вечером мама усадила сыночка Павлушку в кроватку, привычно дала ему в руки игрушки и заметила вылепленную  скульптурку  на  окне.  Подошла,  разглядела 
её и всплеснула руками. Вымолвила:

   — Это ты так слепила?! Ну и ну! Вот это дочь у меня, ой да молодец! Настоящую женщину вылепила!

   — И лукошко с грибами, — подсказала ей хитро Аля.

   —  И  лукошко  с  грибами!  —  повторила  за  ней  потрясённая  мама.  Взяла  в  руки  высохшую  скульптурку  женщины,  повертела.  Отложила обратно.  Аля  протянула ей тетрадку, кротко попросила:

   — А теперь прочти, пожалуйста, я там рассказ написала про тётю Веру.

   — Про какую тётю Веру?

   Мама  приняла  в  руки  тетрадь,  раскрыла  её,  пробежала  глазами  по  написанным  строчкам.  У  неё  вытянулось лицо. Она неловко спросила:

   — Это сочинение по теме какое-то?

   И тут же себя поправила:

   — Или «на тему». Так правильно говорят. Я разволновалась и не так выразилась.

   — Нет, —  ответила  Аля,  —  это  я  сама  придумала.  Это мой рассказ про тётю Веру.

   — Ты у меня писательница, значит.

   Лицо мамы осветила улыбка. Она продолжила:

   — Надо только про комаров написать, что они кусали, а не «кусались». Они же не звери и не животные.

   Они обе рассмеялись. Мама произнесла:

   — Вот ты у меня какая умная и развитая стала, Аля. Пишешь уже сама и лепишь настоящих людей из глины.

   —  Ещё  и  рисую  хорошо,  —  подсказала  ей  не  без  гордости дочь. — Меня Елизавета Васильевна на уроке рисования похвалила.

   —  Я  тобой  горжусь,  —  восторженно  откликнулась мама.

   —  Тогда  можно  я  домой  принесу  всех  моих  зверей  и  птичек, которых  я  вылепила  в  том  овраге  из  глины,  к которому мы с тобой как-то два раза ходили?

   Сказав  это,  Аля  неуверенно  обхватила  ладонями  себя за обе щёки. Вдруг мама не позволит.

   —  А  у  тебя  их  много?  —  настороженно  полюбопытствовала мама.

   — Целый зверинец, — смелее ответила Аля.

   Мама растерянно пожала плечами.

   — Принеси, — ответила она. — Только в сарае в пустом углу их поставишь. Иначе здесь у нас в доме целый зоопарк будет.

   Когда Аля принесла все свои скульптурки в угол сарая, мама вошла следом и принялась их рассматривать. Она вдруг вытерла слезу и промолвила:

   — Ну и ну! Неси их в дом! У тебя там есть свой уголок. Вот туда их и определи. Жалко их тут. Вдруг озорники соседские сломают.

   Она прижала к себе дочь, погладила её по голове.

   — Совсем ты у меня стала большая. Может, художником станешь.

   —  Или  писателем,  —  досказала  за  неё  довольная  Аля и наклонилась к своим птичкам и зверюшкам. — Ну, пойдёмте, мои дорогие, в дом. Я вас всех в свой уголок поселю. А ещё я хочу в кино играть, в настоящем.

   В  комнате  Аля  поместила  своё  глиняное  царство  в отведённый угол. И с облегчением вздохнула.

   — Будет у моих зверей и птичек свой дом. И кормушки для них всех будут.

   Досказала:

   —  Лишь  бы  в  овраге  глина  для  меня  была.  Буду  скульптуры настоящие лепить. И дарить их людям.



                Отъезд



   Когда Аля заканчивала второй класс, её семья стала собираться в отъезд. Мама сказала, что это произойдёт летом, так как Але надо закончить учебный год. Наступила  весна,  потеплело.  Солнце  ярко  осветило  землю.  Прошла капель. Стала проклёвываться первая зелень. Зачирикали оживившиеся птицы.

   Аля  вместе  с  подругами-одноклассницами  по  привычке  каждый  день  выходила  из  школы.  В  стороне  от  крыльца их поджидали мальчишки. Впереди всегда стоял хулиган Алёша Петров. Едва приближались девочки, он  подходил  к  какой-нибудь  из  них,  привычно  отбирал  портфель и бросал на землю. Дальше неизменно происходило следующее. Мальчишки гурьбой подбегали к девочкам, бросали на землю их портфели и потом быстро разбегались. Это происходило изо дня в день, никто не вступался в защиту девочек.

   Однажды Тоня Чудина собрала одноклассниц кружком и всем предложила:

   — Давайте им зададим. Надо их всех проучить, иначе так нас и будут обижать.

   —  Давайте.  А  как  мы  это  сделаем?  —  откликнулась  бойко  Оля  Никитина  и  положила  Тоне  руку  на  плечо.  Тоня  показала  всем  знак,  что  надо  теснее  сплотиться.  А  когда  девочки  сплотились,  она  что-то 
всем зашептала.

   Когда  девочки  во  главе  с  Тоней  после  этого  разговора  шли  группой  в  сторону  школы,  навстречу  им  попались  одноклассники-мальчишки.  При  виде  девочек  они  начали  посмеиваться  и  перемигиваться.  Видимо, подумали, сейчас будет потеха. Сверкнув глазами, Тоня вдруг громко им выкрикнула:

   — А ну-ка, кто на меня?!

   И  подскочила  к  самому  слабому  Петьке  Федотову,  схватила  его  за  руку,  раскрутила  вокруг  себя  по  кругу  и посадила в лужу. Девочки в страхе замерли. Обратившись к мальчишкам, Тоня громогласно объявила:

   — Так теперь с вами со всеми будет!

   И  решительно  шагнула  в  сторону  Алёши  Петрова.  Мальчишки  трусливо  засмеялись.  Алёша  спешно  отошёл  и  спрятался  за  их  спины.  Тоня прошла  перед  строем мальчишек, заглянула каждому в глаза. Дерзко  поинтересовалась:

   — Ну, кто из вас ещё на меня кинется? Вот это у меня видели?

   И показала всем сжатый кулак. Мальчишки нерешительно стали топтаться на месте и снова стали пересмеиваться. Тоня оглянулась на девочек, вымолвила:

   — Пошли, мои подруги. В школу без опаски теперь будем ходить.

   Проходя  мимо  своих  врагов,  девочки  тряслись  от  страха  и  жались  друг  к  другу.  Одна  Машенька  Снегирёва,  которая  тоже  шла  с  одноклассницами,  вела  себя сдержанно и слегка улыбалась.

   ...Когда семья Али грузилась с вещами в моторную лодку, их вышла провожать вся деревня. Вдали, в море, виднелся пароход. Люди, особенно пожилые женщины,
плакали,  утирая  слёзы  платками.  Одна  морщинистая бабушка  рыдала  в голос.  Аля  уселась  на  деревянную  скамью  в  лодке,  довольно улыбнулась.  Проговорила  негромко:

   —  Ну,  всё,  едем  в  другое  место.  Меня  теперь  там  никто не обидит и пальцем не тронет.

   Мама посадила рядом с ней подросшего Павлушку, погладила его по голове. Ласково приказала:

   — Сиди тут, с Алей. Возьми его, Аля, за ручку, прижми его к себе. А я вещи сзади поставлю. Ой, а тут вода! 

   Заработал  мотор.  Лодка  стала  раскачиваться  на  воде, вот-вот тронется. Вокруг бортов стали разбегаться в разные стороны пенистые волны. В них, извиваясь, струились  тёмные  водоросли.  Лодка  медленно  отплыла  от  берега.  Мама  торопливо  взяла  на  руки  Павлушку, села на скамью сама, посадила сынишку на колени. Прижала к себе Алю. Потом обернулась ко всей деревне и расплакалась. Люди махали им на прощание.

   — Ну, вот и уезжаем, — проговорила мама. И тоже помахала провожающим рукой.

   — Ну, вот и уезжаем, — повторила за ней Аля. Она неотрывно стала смотреть на пароход.

   Чайки  с  клёкотом  метались  в  воздухе,  будто  тоже  провожая путников в отъезд. Аля перевела взгляд, стала смотреть в воду, проглотила слёзы, потом счастливо вздохнула.

   —  Может,  больше  медуз  не  увижу.  Очень  скользкие  они.  Хотя  их  жалко  очень.  Им  ведь  плохо  на  берегу. Им вода нужна, — проговорила она. — Школу здесь окончила хорошо. В другой школе отличницей буду...