История коронавирусной болезни

     Я приоткрываю воспалённые веки и сквозь муть слезящихся глаз, опалённых температурой под сорок, медленно повернув голову, вижу в больничном окне голые ветви незнакомого дерева с набухшими почками. Я понимаю и помню, что нынче весна. Апрель. Перед тем, как оказаться на этой койке я видела холодную позднюю весну и едва пробивающиеся зелёные травинки, свёрнутые листья тюльпанов, чахлые замёрзшие примулы, дрожащие листья бадана, время от времени всё это покрывал мокрый снег с дождём. Мы на даче спрятались от какого-то Коронавируса.
     ***
     Ночью ноль, минус один. К утру на почве заморозки. В этом году как никогда холодная весна. В 120 км на север от Москвы лет 45 назад загнездилась наша дача. За  истекшие годы особых изменений она не претерпела. По-прежнему осталась летней с туалетом на улице и пристроенной душевой кабинкой во дворе. Хорошая печь спасала положение и ровно сутки грела дом до следующей берёзовой закладки.
     Бодрый, чистый, вкусный воздух, прозрачный, хрустящий как свежий снег с каким-то волнующим восторгом вливается в легкие.
     Наш вчерашний путь сюда, обычный и привычный за многие годы чуть не стоил нам жизни. Могли ли мы предположить, что драматические испытания все еще впереди. Не спешили. Выехали не рано. Выспались. Дороги почти пустые и водитель, мой муж, и пассажир, в моём лице – расслабились и слушали радио-книгу «Жизнь и творчество Константина Коровина». Спустя полтора часа, убаюканный монотонностью голоса чтеца, на двуполостной дороге муж резко пошёл влево. Из-за впереди идущей газели дорога не была видна и нам навстречу в лоб летела огромная фура. Быть может, мой истерический вопль сыграл свою роль и муж дал резко вправо, а фура, ведомая водителем-виртуозом, вспахав землю неглубокого кювета, вильнула длинным боком и, не останавливаясь, пошла вперёд. Меня трясло. Можно представить, какие слова произносил водитель фуры. В горле пересохло. Спазмы со слезами душили меня.
     – Что это было? – хрипло спросила я.
     – Не знаю. Я отключился, – ответил муж.
     Это происшествие на свободной дороге с не уставшим, выспавшимся водителем, явилось началом дальнейших страшных событий в нашей такой обычной, налаженной жизни. Это потом, спустя полгода, я подумала, что муж уже был болен. В его организме, уже поселился вирус «в короне» и потирал «лапки» от завоевания новых тел, он уже поразил внимание, память, мышцы и кости, но боль пока не наступила и лихорадка на истрепала тело.
     Я часто вспоминала слова «He that is born to be hanged shell never be drowned». – старую английскую пословицу: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».
     Вот и сейчас, когда за окном бушует майский день, праздник Победы – 9 мая, люди, сидящие на карантине по домам, могут увидеть в окно или с балкона, или по телевидению летящие военные самолеты строго и грациозно выстраивающие в небе цифру 75. Смотрю в окно и понимаю, праздника не будет, карантин, коронавирус какой-то, пандемия века.
     ***
     Когда я смогла смотреть в окно и вообще вокруг себя, я увидела огромное дерево, голые ветви которого занимали почти весь проём. Почки на этом гиганте, плотно прижатом к моему окну больницы на втором этаже, только-только лопнули и остренькие кончики будущих листьев давали мне возможность предположить, что это будет клён. На память приходил один и тот же рассказ О`Генри «Последний лист». Теперь я понимала, как важна для меня, рождающаяся на моих глазах, сбрасывающая почечную шелуху и выпрастывающую новую зелёную листву жизнь. Листва каждый день росла, и эти миллиметры живой ткани дерева грели мою душу. Это зрелище в моменты моего обездвиженного существования, как лучик света в тёмном царстве согревали моё безжизненное тело. Спустя три недели я могла уже сидеть, и отчетливо увидела, что это действительно клён, только американский. Густая листва заполонила всё пространство окна, ярко зелёная, она раскачивалась на ветру и жила. Жила своей природной жизнью, еще такая нежная, но листы уже огромны и готовы эволюционировать дальше, торопиться к осени…
Чуть приподнявшись, я увидела поле одуванчиков, ярко цветущих и усыпанную нежными цветами вишню, цветущую сирень. Я обнаружила, что впервые опоздала на всю весну, но я жива! Мир за окном жил как прежде…

     ***
     Наша изоляция на даче недельной длительности завершилась переездом домой в Москву с температурой тел 39,8о. Сын, снабдив родителей продуктами, продезинфицировал машину и укатил домой в другой город, а мы занялись самолечением и вскоре я поняла, что эта огромная золотая рыба с крупной сверкающей чешуёй, которая прижималась к моей ноге всю ночь, и бесконечный фиолетовый надувной матрац, забирающийся на лицо и не дающий дышать – это БРЕД. Я никак не могла избавиться от рыбьей чешуи, лихо и настойчиво отталкивала фиолетовый брус от себя и от ноздрей, втягивающих воздух, которого было слишком мало. Иногда мне это удавалось.
     Скорая увезла меня к вечеру часов в шесть и в районе полуночи измученное тело госпитализировали в инфекционную. Муж ехать отказался. Со словами: у меня рыбки, кто их будет кормить и цветы, кто их будет поливать?? Впоследствии, лёжа без сознания на кухонном полу и медленно оживая, он вряд ли думал о скаляриях и фиалках. Он выживал.
     75% поражения лёгких. Облегчающий восторг кислородного дыхания, затянувшийся на 22 дня. Я прижимала маску к лицу со страстью жаждущей жить. Замена маски канюлями облегчили мои ночи. Я не знала, что впереди и не ждала уже облегчения. Я боялась, что мы с мужем уже не встретимся и не простимся. Как он там? Один?
Однажды утром я смогла включить телефон. Муж ответил. Жив! И я жива! 17 соната Бетховена это именно то, что спасает в трудную минуту. Её я слушала бесконечно, особенно когда нет возможности двигаться. Эта грандиозная музыка нейтрализует жизненные бури, и ты начинаешь верить.
     На каталке через больничный двор для обследования меня везли как прошлогодний сноп, подгнивший и куцый, утративший и вес, и вид, и вообще свой облик божий. Цвели тюльпаны, толстые красивые, а с краю клумбы сидела дикая утка, ищущая место для гнезда. Жизнь продолжалась.
Суровая доктор жёстко командовала моим непослушным телом и угрожала посадить на ИВЛ. Сейчас я поняла, что только так и можно спасти тех безжизненных амёб, доставленных в таком состоянии в инфекционное отделение. Поток больных не иссякал. Медсестры сбились с ног, укалывая попы, вены. Мои друзья за забором больницы не оставляли ни меня ни мужа, их участие и может быть даже молитвы я ощущала круглые сутки и от этого мне казалось, что умирать не страшно.
Несмотря на медленное выздоровление на 25-й день полуживых выписывали на долечивание домой. 50-60% легких еще поражено, но человек уже идет на поправку.
     Четверых полулежачих погрузили в скорую и отправили по домам. Один мужского рода и трое женского равнодушно смотрели за окна машины, наблюдая врывающуюся в город яркую и трепетную весну. Мужчину высадили вскоре на улице Курчатова. Остальные поехали дальше сообразно мыслям водителя, облачённого в белый скафандр, маску и перчатки. Скорая, старенькая, насквозь пропитанная запахом хлорки, чихнула, взревела и остановилась под мостом. Полудохлые три старушенции вздрогнули и еще не осознали, что произошло. Каждый из только что лежачих считал секунды до родного порога и мысленно уже лежал на свежих простынях, предварительно помывшись в душе с помощью родных и близких.
     – Сломалась машина, – раздраженно прошипел водитель и принялся звонить. Периодически шепча нецензурные слова, вздыхал и мерял шагами тротуар. Три раздавленных улитки копошились в растерянности, и каждая желала распластаться на сидении.
     – У вас какое поражение легких? – тоненько спросила дама с седым пушком на голове.
     – 75%, – ответила я, – А у вас?
     – 50%, но мне же 65 лет, – и она тяжело вздохнула.
     – Возраст не имеет значения, – авторитетно заявила темноволосая, – вот мне 52 года, поражение лёгких 25%, а переносила я болезнь очень тяжело.
     Мы замолчали. Темноволосая достала из сумки ещё одну маску и надела поверх. Было видно, что ей не хочется дышать с нами одним воздухом. Я потихоньку расплывалась по сидению, пытаясь обрести некое подобие удобства и сильно надеясь вытерпеть всё, что пошлёт судьба. До моего дома 15 минут езды. Главное не расслабляться.
     Шум улицы, снующие автомобили, ветер, прохожие, всё было непривычно, как из далёкого прошлого.
     – Придется ждать не менее часа, – раздражённо сказал водитель.
     ***
     Из моего больничного окна видны были люди, гуляющие с собаками. В условиях изоляции разрешалось прогуливать домашних животных и люди в масках и без активно двигались по небольшому заброшенному перелеску с пригорками, рытвинами и канавами. Мне так хотелось тогда к ним, а сейчас я поняла, как обессилено моё тело и чувствовала, что даже здесь в машине скорой помощи на сидении силы покидают меня.
   
     Томительный час прошел, а замены машины всё не было. Теперь каждая минута казалась вечностью. Подъехавший автомобиль, не похожий на скорую помощь, оказался нашим спасением. Черноволосая рывком выдвинула свой багаж и умирающим голосом децибел на 70 прокричала, обращаясь к двум водителям: «Помогите мне!!!». Мужики подхватили сумки, под руки её саму, и перевели в новый автомобиль, оставив нас на произвол судьбы.
     – Я не обязан никого грузить, – сказал новый водитель, отошел в сторону и закурил.
На дрожащих ногах я выползла из скорой и, таща по земле свою сумку, взгромоздилась в новое авто.
     – Я не смогу выйти! – жалобно пропищала с седым пушком. Никто не реагировал, мое сердце разрывалось.
     – Помогите! – кричала она. Криком этот шёпот назвать было весьма трудно, а она всё просила о помощи. Водители курили поодаль. Я выползла из машины и поковыляла к старушке. Я понимала, если она обопрётся на меня, мы обе ляжем на тротуар. Крепко вцепившись в дверь кабины, я вынула старушку, мы доползли до двери и долго пытались внести ослабевшее тело внутрь. Обе, и она, и я очень старались, и нам это удалось. Черноволосая, прикрыв глаза, делала вид, что ничего не замечает. Потом я принесла вещи старушки, так же волоком и как раз водители докурили сигареты. Я вспоминала свою жизнь и думала о том, что когда судьба испытывала меня на прочность, мои силы умножались. Откуда бралась энергия неизвестно, но факт налицо. Вдобавок ко всему новый водитель поехал сначала в Бескудниково отвозить черноволосую, на другой конец нашего огромного города, затем старушку, которая была моложе меня на 2 года, потом уже меня. К дому я подъехала через три часа после выезда из инфекционной больницы. Теперь выгружать уже нужно было меня.
     ***
     Позже, когда я читала выписной эпикриз, я обнаружила, что еще работаю, а не на пенсии, и моя профессия – врач инфекционист, хотя я точно помню, что я окончила институт культуры по специальности библиотечное дело и на пенсию ушла с должности директора библиотеки.
     Судьба наша с мужем жестоко испытывала нас, но оставила на этом свете, значит, что-то важное мы ещё не сделали.