Ксения Мурмулёва

Ксюша была поздним ребёнком. Её родила жена 62-летнего Николая Мурмулёва, по прозвищу Мурмуль «Ангел Мой», которую звали Таисия. Она была аж на 20 лет младше своего мужа, но и ей тогда уже было 42 года. Ксюшенька родилась на месяц раньше положенного срока и была худенькой и болезненной девочкой. Однако она быстро выправилась и развивалась живо и споро. К школьным годам по уму и развитию Ксюшка уже обгоняла многих своих сверстников, но оставалась всё такой же тоненькой, как былинка, хотя стройной и правильно сложенной. Зато она и была у Мумуля самой любимой из всех его отпрысков.
Ксения была одарённая девочка. Она хорошо училась, прекрасно пела и сама научилась играть на нескольких музыкальных инструментах, особенно на маленькой самодельной флейте, похожей на дудочку, с которой потом не расставалась всю свою жизнь. Она вообще бы могла быть круглой отличницей, если бы беспрестанно не витала бы в облаках. Ксюша любила бесцельно бродить в одиночестве и предаваться размышлениям и мечтам.
Когда умерла её мать, Ксюше было всего 8 лет. Она не плакала, не убивалась по матери, а в самозабвении удалилась на берег Волги и там весь день и ночь предавалась тоске, наигрывая на своей дудочки заунывные заупокойные мелодии. Нашли её только на третий день, когда её мать уже похоронили, по звуку флейты, в Клетинском бору, на другой стороне Волги. Как она там оказалась — одному только Богу известно. В замараном холщовом платьице, босая, она сидела на высоком берегу, над самым обрывом и извлекала печальные звуки из своей дудочки.

Ксюша знакомится с Читой-Дритой.

Ксении уже было 13 лет, а она всё такая же дикая и нелюдимая гуляла в одиночестве по окрестностям Кимр. Однажды она сидела на берегу Конькова ручья и наигрывала на своей дудочке-флейте, и тут к ней подошла сзади молодая женщина в странном одеянии, будто из другого века, и сказала:
— Ты так прекрасно играешь! Кто тебя научил?
Вот как Ксюша сама описала этот случай в своём дневнике:

Из дневника Ксюши Мурмулёвой:

1 мая 1995 года.
Я начала вести дневник. Сегодня я познакомилась с удивительной девушкой. Её зовут Нателла. Она художница, певица, сказительница и вообще очень талантлива.
Дело было так: Я сидела на берегу Конькова ручья и играла на дудочке, как вдруг услыхала сзади себя голос: «Ты так прекрасно играешь! Кто тебя научил?». Я вздрогнула, обернулась и увидела очень необычную девушку. Одета она была очень странно. На ней была длинная юбка ниже колен со множеством складочек и пёстрая полупрозрачная кофточка с глубоким вырезом на груди и спине. Она была вся в рюшечках, воланчиках и цветных лоскутках. И ещё: она была босиком. Я и сама была босиком (люблю так летом ходить) и поэтому почувствовала в ней что-то своё, родное.
— Сама, — ответила я ей.
— Сама? — переспросила она меня, — разве самой можно выучиться играть?
— Можно. Я же выучилась, — ответила я.
Она подумала и сказала:
— И правда, я же выучилась сама петь.
И она запела песню на непонятном языке но мелодия была очень знакомая. Я догадалась, что это за песня, когда она запала припев: «Чита-Дрита, чита Маргарита... О!». Она пела очень хорошо, и голос у неё был очень приятный. Я стала подыгрывать ей на дудочке, и у нас с ней получилось очень даже неплохо.
Потом она пригласила меня к себе домой. Живёт она в маленькой избушке, в Кимрах, в Заречье на самой окраине, там где стоят деревенские избы и город больше похож на деревню. Внутри её дома, словно в музее. Старинные шкафчики, комодики, большая кровать сделанная из берёзовых поленьев с корой берестой и старинный, весь обшарпанный. кожаный диван. Все стены завешаны удивительными картинами, которые она сама нарисовала. В основном это фантастические пейзажи и портреты красавиц, похожих на инопланетянок. Нателла сказала, что это её фантазийные автопортреты, и вправду все они были на неё чем-то похожи.
Она меня накормила и напоила очень вкусным кофием, потом показала мне папку со своими рисунками (они у неё чудесны!), потом она показала свою коллекцию платьев, которые сшила сама. Я просидела у неё почти до самого вчера. На прощанье Нателла подарила мне вот эту тетрадь, в которую я всё и пишу. Я решила использовать её для дневника. Вернулась я домой, когда уже стало темнеть, и мне «влетело» от дедушки Коли. Он сделал мне выговор и сказал, что если я буду плутать где попало без спросу, то это плохо кончится. Я ему рассказала про Нателлу, а он мне сказал, что он знает её. Он сказал, что в народе у неё прозвище: «ЧитаДрита». Ещё дед предупредил мня, что люди считают её ведьмой, и тех, кто с ней дружит, они будут не любить и сторониться. «Ну, и ладно, — подумала я, — если она ведьма, то очень милая ведьма, а людей я и сама сторонюсь».

Чита-Дрита шьёт Ксюхе юбку.

Впоследствии Ксюша при каждой возможности заворачивала к Чите-Дрите в Заречье, и если той не оказывалось дома, то она отправлялась её искать. Иногда Ксюша находила свою подругу живописующую на природе, и тогда она вставала сзади художницы и, словно завороженная, наблюдала, как на холсте или же оргалите появляются дивные фантастические пейзажи, только отдалённо напоминающие раскинувшуюся перед ними природу. Если найти подругу сразу не удавалось, Ксения знала, что Чита-Дрита любит воду, и тогда шла к реке или к озеру и искала её возле воды, в их излюбленных укромных местах.
Как-то Ксюша разыскала Читу-Дриту на Волге выходящую из воды.
— Нателла! — Закричала ей Ксюха, — Нателла, постой! Я тоже хочу искупаться!
Чита-Дрита остановилась и стала ждать свою юную подружку, а та рванула бегом с обрыва, но споткнулась, и поехала вниз по песку на попе. Она была одета в своё старое холщовое платьице которое носила уже давно и из которого она уже выросла. Платьице задралось выше пупа, а Ксюша даже не стала его одёргивать. Чита-Дрита заулыбалась, а Ксюша вскочила на ноги, одним махом стащила с себя свою единственную одёжку, бросила её на песок и помчалась к подруге в воду, обдав её тучей брызг.
Подруги накупались, наплавались, набрызгались и вылезли счастливые из воды. Оне подобрали свои манатки и, не одеваясь, направились к Чите-Дрите в гости.
По дороге оне разговорились:
— Ты, я смотрю, как и я, трусиков не носишь! — среди прочего сказала Нателла, — Но из платьица своего ты уже выросла, и неудобно в таком коротеньком платьице ходить без трусов.
Ксюша молчала, ожидая, что его подружка скажет дальше, а Нателла спросила:
— Хочешь, я сошью тебе красивую длинную юбку?
Ксюша закивала головой и с готовностью отвечала:
— Да! Конечно, хочу!
— Пойдём сейчас ко мне, я сниму с тебя мерку и начну шить, — сказала Нателла, — я уж давно тебе её придумала.
Ксения была до безумия рада: «Сама Чита-Дрита, которая шьёт себе такие прекрасные вещи, сошьёт мне длинную юбку!» — ликовала она про себя.
Когда лесной просёлок кончился, и подруги должны быль выйти на дорогу, ведущую в Кимры, оне, наконец, оделись. Чита-Дрита облачилась в свой вычурный наряд, а Ксения напялила на себя своё платьице-коротышку. Если до этого Ксюше не обращала внимания на то, насколько оно ей коротко, то сейчас ей сделалось вдруг стыдно. Ей казалось, что все прохожие только и делают, что на неё пялятся, и всем им ясно видно, что у неё голая попа. Поэтому Ксюха всю дорогу постоянно одёргивала свой подол.
Дальше приведём выписку из дневника Ксении Мурмулёвой.

Из дневника Ксюши Мурмулёвой
20 мая 1995 года.
Днём я решила пойти к моей подруге, Нателле. Когда я пришла к её избе, там никого не оказалось. Я обыскала весь её двор, сарай и заднюю поляну за избушкой, где она летом обычно занималась йогой, но и там её не было. — «Ясно, — подумала я, — наверно, она гуляет или пошла на этюды, или купаться, или ещё чёньть».



Ксюша знакомится с Гариком Гутасом

На следующий год в конце мая погода была уже по-летнему тёплая. Ксения прогуливалась по длинному узкому мысу, тянущемуся между Коньковым ручьём и Волгой. Заросшие густою травой и кустарником заливные луга редко кто посещал, и они были труднопроходимыми. Одна только узенькая тропинка в высокой траве вилась вдоль мыса от берега к берегу. Заросли трав, иногда иногда становившиеся чуть ли не в рост человека, делали это место ещё более диким и сказочным. Это было для Ксюши то, что и надо. Она любила бывать одна одинёшенька, предаваться мечтам, зная, что её никто не увидит, не окликнет и не заговорит с ней. Это были места её фантазий и грёз.
Продравшись сквозь кусты и разнотравье коньковского луга, Ксения вышла к воде и, подобрав юбку повыше, уселась на бережку, опустив ноги в воду. Она вынула дудочку и заиграла свою очередную заунывную, но пронизанную солнечным светом мелодию. Ей подпевали птицы, трещали кузнечики, стрекотали стрекозы. И вдруг она увидела человека. Он вышел из-за кустов, прошел мимо неё и по тропике направился к высоким зарослям какой-то травы. Он был высокий, худой, с длинными волосами, с короткой бородкой, которая по молодости его не успела ещё отрасти и загустеть. Одет он был в драные джинсы, сквозь дыры в которых просвечивали бледные ноги, и голубую рубаху джинсового покроя. Ещё Ксния заметила, что он был босиком.
Сразу же Ксюхино отношение к этому парню стало другим. Она почувствовала в нём что-то общее с собой, что-то своё, ведь она тоже летом любила обходиться совсем без обуви. В этом проявлялась её общность с природой, которую очень любила. Но парень этот занимался каким-то странным делом: он руками срывал пучки высокой травы и запихивал их себе в рюкзак. «Зачем ему столько травы? — спросила она себя недоуменно — у него что ли коза или корова?»

(Продолжение следует)