Вспомнив прошлое

Когда-то - на заре туманной юности-молодости и прочей туманности - было выражение "писать в стол".  При этом у пишущих был выбор. Сегодня выражение тоже существует, и у пишущих выбор тоже есть. Но эти два выбора - как 4 одесских разницы. Тогда можно было в текстах добрым словом вспомнить Родину, Ленина и Партию или менее радикально - написать пейзаж родимой земли-отчизны с патриотической слезой. Или... писать в стол. Сегодня все в основном упирается в мат. возможности пишущих. Прежние талантливые литераторы работали кочегарами и сторожами (как и художники, их я упоминаю справедливости ради). А остальные, у которых книги выходили 10-и более-тысячными тиражами, их, не мелочась, очень любили советские издательства, сидели по вечерам в уютном ресторане ЦДЛ. А в замечательном его буфете, славно пировали легенды нашей поэзии и прозы и их друзья, среди которых были те же сторожа и кочегары.  Сегодня никуда проникать не надо, ЦДЛ больше не существует, как тот, исторический и по-настоящему уже музейный. Буфет, стены которого были расписаны четверостишиями и автографами легендарных наших литераторов был аннексирован, как и ресторан.   Рукописи в издательствах реально лежали годами. Однажды я  сидела в кабинете моего друга, главреда одного из журналов крупного издательства, когда в дверь сунулся автор с вопросом о своей рукописи. Главред сказал: да, пжлста, сейчас вернем. Открыл ящик, потом задвинул и попросил автора подождать в приемной. А потом глядя на меня шепотом сказал: представляешь, рукопись мыши обгрызли...
Потом я написала песенку, которая вышла в моей книжке в 1991 году.  Но это была уже другая эпоха. А 70-е-80-е вполне заслуженно можно назвать "непечатное время". Конечно, не для всех.
Вот эта песенка.
Ах эти тоненькие сборнички!
Вот так, наверно, ждут детей.
А нерожденные покойнички
Лежат в шкафах святых святей.
По всяким папочкам рассованы.
Друг другом плотненько спрессованы,
И три и пять и десять лет -
Все эти тоненькие сборнички
Лежат в издательском отстойничке
И ждут явления на свет.
Когда б мы в наших милых папочках,
Как и стихи вот в этих папочках,
Так задержались – стало быть –
На свете не было бы авторов,
И рецензентов и редакторов,
И  было б не о ком судить
И было б не о чем рядить.